Текст книги "Альманах «Удивительный космос»"

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

10

– Есть ли еще желающие сдать рукописи? – спросил Павлыш, заглядывая в кают-компанию.

– Неужели мало? – удивился Малыш. – Я думал, у тебя вся каюта завалена рукописями.

– Так и есть, – сказал Павлыш. – Но мы, авторы, можем потесниться.

– Знаешь что, – сказал Малыш. – Ты бы скорее выпускал альманах в свет. А то начнется торможение, забудем о литературном творчестве.

– И то верно, – сказал Лещук. – Читать нечего.

– Ну хорошо, – сказал Павлыш. – Если что еще будет, заносите ко мне в каюту. А я пока схожу к Бакову.

Старпом был на мостике.

– Алексей Иванович, – сказал Павлыш, – мне нужно тысячу листов хорошей бумаги.

– И не надейся, – сказал Баков.

– Вы же знаете: для альманаха.

– Бумаги осталось две пачки, а она всем нужна. Подходим к Земле, все пишут. И отчеты, и дневники.

– Я не спорю, – сказал Павлыш. – И отчеты, и дневники. Но, во-первых, бумаги больше, чем две пачки. В этом я не сомневаюсь. Вы были бы плохим хозяином корабля, если бумаги всего две пачки.

– Доктор Павлыш, – сказал Баков, – мы космический корабль, а не летающая канцелярия. Вместо чего вы предлагаете мне возить бумагу? Вместо ваших лекарств? Вместо запасных частей к Мозгу? Вместо зубных щеток?

– Ну, а пятьсот листов дадите? – спросил Павлыш.

– Зачем так много?

– Экземпляров тридцать-сорок надо же сделать. Всем членам экипажа, на космодром, в крупнейшие библиотеки мира, в фольклорный институт, – надо, конечно, тысяч пять экземпляров, но я понимаю ваше положение и прошу всего пятьсот листов бумаги. Одну пачку. Одну.

– Нет, – сказал Баков. – И так уже два дня все бегают ко мне за этой бумагой.

Сошлись на трехстах листах. Павлыш и этого не ожидал. Еще листов пятьдесят он собрал по каютам. Притащил кипу листов к себе, взял на мостике копировалку. Приготовил все к работе.

И тут обнаружил, что стопка страниц, лежавшая на столике, за время его отсутствия несколько увеличилась. Прибавилось еще два рассказа. Пришлось их прочесть.

Первый рассказ назывался:

"ПОСОЛ НА ГОРОШИНЕ

Члены Верховного Труля планеты Локатейпан не были бы так подозрительны, если бы не бесконечные интриги жителей Колатейпана – планеты-близнеца. Обе планеты вращаются вокруг одного солнца, по одной и той же орбите, с одной и той же скоростью. И на той и на другой колесо было изобретено в V веке до их эры и первый воздушный шар поднялся в воздух в 1644 году их эры. И те и другие вошли в контакт с Галактическим центром почти одновременно, то есть Локатейпан первым послал заявление, а Колатейпан первым получил ответ. В Галактике считают, что произошло это по той простой причине, что "К" в галактическом алфавите стоит перед "Л". Но на планетах-близнецах думают иначе. Колатейпанцы полагают, что Галактика таким образом признала их превосходство над Локатейпаном, а локатейпанцы уверены, что Колатейпан перехватил и задержал их заявление.

Невозможно перечислить все обиды, которые Колатейпан нанес Локатейпану, тем более что тогда пришлось бы перечислить все обиды, которые Локатейпан нанес Колатейпану. Сказанного достаточно, чтобы понять, почему Верховный Труль Локатейпана, узнав, что с Земли летит к ним посол, испугался, как бы соседи не перехватили посла и не оставили его у себя.

– Они могут пойти даже на подмену, – сказал Жул Ев, самый мудрый в Труде. – Они все могут.

– Но к ним ведь тоже летит посол с Земли, – сказал молодой оппозиционер-скептик.

– А разве мы отказались бы иметь у себя обоих? – резонно возразил Жул Ев.

И скептик был вынужден замолчать.

Несколько минут члены Верховного Труля молчали и думали. Потом решили: посла надо испугать. Вдруг это не посол с Земли, а заурядный колатейпанец?

– Где эксперт по земным обычаям? – спросил Жул Ев. – Позвать его.

Привели эксперта. Эксперт прочел все книжки, которые удалось купить или выменять на марки на пролетавших мимо галактических кораблях, и просмотрел все телепередачи, которые транслировались по четырнадцатой космической программе. Эксперт долго думал. Может быть, несколько дней – мы точно не знаем; наконец придумал.

– Есть на Земле древний обычай, – сказал он. – Я читал о нем в одной чрезвычайно редкой книге, изданной на аммиачной планете Сугре, но наверняка переведенной с земных языков.

– Какой обычай?

– Какой обычай? – заволновались члены Верховного Труля.

– Когда на Землю попадает неизвестный человек и они, люди, хотят узнать, принцесса ли он (я не знаю, что такое принцесса, но полагаю, что это признак принадлежности к людям), ему подкладывают под перину горошину.

– Ну и что?

– Если он – принцесса, то утром обязательно пожалуется, что плохо спал и весь покрыт синяками. Он почувствует горошину даже через десять перин.

– Замечательно, – сказали члены Труля. – Мы подложим ему горошину, а когда он пожалуется, извинимся и скажем, что не заметили, как она туда попала.

На этом бы совещание благополучно окончилось, если бы молодой скептик не спросил у уважаемого собрания:

– А что такое горошина?

Оказалось, даже эксперт не знает, что такое горошина.

Вызвали всех прочих экспертов, но они также не ведали, что такое горошина. Стали рассуждать логически: известно, что у жителей Земли более тонкая и чувствительная кожа, чем у локатейпанцев и колатейпанцев, пожалуй, это единственное, что их отличает. Значит, надо подложить в кровать к послу такую вещь, которая совершенно не чувствительна для местного жителя, но осязаема для кожи дорогого гостя. Решив так, члены Верховного Труля провели небольшой эксперимент. Принесли десять кроватей и на каждую положили по десять перин. Под перину спрятали по предмету разной величины, формы и степени твердости. Вечером уложили на кровати по локатейпанцу, не сказав им о сущности эксперимента.

Утром в присутствии членов Труля и медицинской комиссии подопытных локатейпанцев допросили и осмотрели. Оказалось, что шестеро из них спали спокойно и ничего не заметили, а четверо жаловались на неудобства и синяки. Один из непочувствовавших, однако, испытывал какое-то неосознанное неудобство. Он провел ночь на зерне местного растения, называемого в просторечье – "чертово семя". Выяснив это, члены Труля отнесли "чертово семя" в резиденцию посла и положили под десять перин.

Посол Земли Ольга Барышникова, подлетевшая в это время на попутной сирианской ракете к Локатейпану, ничего, разумеется, не знала.

Ракетодром был подметен и полит импортным одеколоном. Части национальной гвардии выстроились шпалерами от ракеты до здания космопорта. Играли оркестры народных инструментов, и дети, не успела Ольга спуститься по трапу, поднесли ей букеты местных цветов. Старейший из членов Верховного Труля, достопочтенный Жул Ев произнес небольшую, но прочувственную речь и пригласил Ольгу проследовать к ожидавшему ее автомобилю.

– Хорошо ли вы доехали? – спросил Жул Ев Ольгу, когда машина выехала с космодрома и по праздничным улицам столицы поплыла к резиденции земного посла.

– Спасибо, путешествие было отличным, – ответила Ольга, раскланиваясь с горожанами.

– Мы надеемся, что вам у нас понравится, – сказал Жул Ев.

– Я тоже. Я тронута теплой встречей.

Она и в самом деле была тронута теплой встречей и, если бы не опасения нарушить какой-нибудь местный обычай, обидеть любезных хозяев, она вела бы себя менее сдержанно.

Жул Ев и сопровождающие его лица провели Ольгу по всем комнатам посольской резиденции и с особенной гордостью показали ей спальню громадное помещение, облицованное мрамором, посреди которого возвышалась под альковом кровать, увенчанная грудой перин.

– Это слишком роскошно для меня, – сказала Ольга. – Я, честно говоря, не привыкла к такой роскоши.

И, сказав это, тут же поняла, что совершила какую-то ошибку. Жул Ев переглянулся с другим стариком, и, как ей показалось, неодобрительно. И еще Ольга заметила, что молодой локатейпанец бочком-бочком продвигается к кровати, будто хочет залезть под перину.

Жул Ев зашипел на него и, чтобы загладить неловкость, представил его Ольге:

– Это представитель нашей оппозиции, известный скептик.

Молодой скептик Ольге понравился. Только смутили его слова, сказанные вполголоса:

– Я вам не завидую.

– Так пойдем дальше, – предложил Жул Ев. – Мы еще не осмотрели кухню и библиотеку.

Да, локатейпанцы были очень любезны, очень рады, что она прилетела к ним, и все-таки Ольга чувствовала какую-то недоговоренность, шепоток за спиной, взгляды, пролетающие рядом, жесты, не предназначенные для ее глаз.

У входа в библиотеку ожидал сухощавый локатейпанец в очках. Взгляд его был тяжел и настойчив.

– Наш эксперт по земным вопросам, – сказал о нем Жул Ев. – Не желаете ли с ним побеседовать?

– С удовольствием, – ответила Ольга. Она решила не отказывать ни в одной просьбе хозяев, хотя хотелось спать: ракета шла с перегрузками и Ольга устала.

– Сколько колонн у Большого театра? – резко спросил эксперт.

Вопрос был странным и, по крайней мере, неделикатным. Но Ольга почувствовала, что ее ответу локатейпанцы придают большое значение. А сколько колонн на самом деле? Никогда в жизни ей не приходилось задумываться над этим. Она постаралась представить себе Большой театр, конец на фронтоне, толпу, жаждущую лишнего билетика под колоннами, но сколько же их? Четыре? Нет, больше. Шесть? Семь? Наверняка четное число.

– Шесть, по-моему, – сказала она.

И по вытянувшимся лицам хозяев поняла, что совершила ошибку.

– Хотя я не помню точно, – добавила она, – может быть, и восемь. Как-то не приходилось считать.

– Не обращайте внимания на нашего эксперта, – сказал Жул Ев.

– Любознательность его когда-нибудь погубит. Ну кому какое дело, сколько колонн у Большого театра! А сейчас мы позволим себе откланяться. Вам следует отдохнуть.

И Ольга осталась одна. Ее не покидало ощущение, что за ней следят. Чем же она вызвала неудовольствие хозяев? Чем обидела их? Вроде нет. "Ну ладно. Высплюсь и тогда примусь за работу", – решила она.

Но и заснуть ей толком не удалось. Перины, которыми была завалена кровать, оказались податливыми, мягкими, даже слишком мягкими, и она с удовольствием выкинула бы по крайней мере половину перин, но в то же время что-то твердое впивалось в бок, будто спала на камнях. Ольга слишком устала, чтобы подниматься и разыскивать причину неудобства. Она заставила себя заснуть.

Ночью ей снилось, что она попала в лавину на Кавказе и камни царапают ей тело.

Это была неприятная ночь. И когда Ольга проснулась, она чувствовала себя избитой, невыспавшейся. Она с трудом поднялась и обнаружила, что бока покрыты синяками. "Ну и жизнь у послов, – подумала она. – Надо будет вечером перетряхнуть перины и соорудить себе ложе по вкусу. Ведь придется здесь жить несколько месяцев…"

У двери в спальню ждали локатейпанцы.

– Как вы спали? – нестройным хором спросили они.

– Спасибо, хорошо, – взяла себя в руки Ольга.

– Вам ничего не мешало спать? – спросил сурово Жул Ев.

– Что вы! – Ольга улыбнулась самой дипломатической из известных ей улыбок. – Я очень благодарна вам за заботу. Я чувствовала себя как дома.

– Все ясно, – сказал голос из задних рядов.

Голос был недружелюбен.

Знакомый оппозиционер-скептик скорчил жалобную мину и старался передать Ольге какой-то знак. Ольга ничего не поняла.

– У Большого театра восемь колонн, – сказал протиснувшийся в первый ряд эксперт. – А вот скажите нам: кто построил Тадж Махал?

– Что? – удивилась Ольга. – Тадж Махал?

– Не знает, – сказал Жул Ев.

– Не знает, – повторил мрачный голос из задних рядов. – Она такой же посол, как и я.

Толпа угрожающе надвигалась на Ольгу, и та в полной растерянности отступила к двери в спальню, проклиная свою неосмотрительность, проклиная неизвестную ей самой ошибку, которая ставит под угрозу добрые отношения между Землей и Локатейпаном.

– Выбросить ее с планеты!

– Самозванка!

– Колатейпанская шпионка!

– Верните нам земного посла!

– Остановитесь! – крикнул молодой оппозиционер. – Вы можете совершить непоправимое!

– Она не знает, сколько колонн у Большого театра! – возразил голос из толпы. – Ей даже чертово семя нипочем.

"Ну вот еще, чертова семени не хватало", – подумала Ольга. Она неосторожно прислонилась к косяку двери и сморщилась от боли.

– Что с вами? – крикнул, перекрывая шум сановников, молодой оппозиционер.

– Ничего особенного, – силилась улыбнуться Ольга. – Что-то попало под перину и искололо мне бока.

"Что я делаю! – подумала она, произнеся эти слова. – Теперь они окончательно возмутятся. Готовили мне резиденцию, готовили, а я вместо благодарности…"

– Покажите, – сказал Жул Ев.

– Что показать?

– Синяки.

– Как так? – удивилась Ольга.

– Покажите им! – кричал молодой оппозиционер. – Не стесняйтесь. Они подложили вам под перину горошину, чтобы испытать, настоящий ли вы посол. Вы, наверно, слышали о таком методе?

Ольга поняла, что локатейпанцы не шутят, и, закатав рукав куртки, показала огромные синяки на руке.

– Ура! – закричали локатейпанцы.

– Простите нас!

– Покажите хоть горошину, – попросила Ольга, стараясь сдержать смех.

Жул Ев собственноручно извлек из-под перин горошину. Очень похожую на морского ежа, только чуть побольше размером".

Девиз: "Доверие".

– Ну, вроде все, – сказал Павлыш. – Писала, наверно, Кирочка. Теперь еще один рассказ. И тоща все.

11

Последний рассказ называется так:

"СЛУЧАЙ НА ТРЕТЬЕМ КУРСЕ

Помню, был у нас в космическом училище странный случай. Проходили мы практику на недалекой планетной системе. Все планеты в ней были непригодны для жизни, кроме одной. Да и на ней жизнь, можно сказать, только теплилась. Эволюция зашла в тупик. Было на той планете, раскаленной и сухой, несколько водоемов. Возле каждого околачивалось стадо животных, малоподвижных, полностью неразумных. Да и какой стимул мог у них быть к развитию, если род поддерживался с помощью водоема, – напьется чудище из него, тут же делится на два. Таким образом, стадо было застраховано от несчастных случаев. Но увеличиваться оно также не могло – вокруг водоема росли кустики, пригодные в пищу. Как только появлялась в стаде лишняя глотка, кто-то другой должен был помереть: пищи не хватало бы.

Но это все присказка. Жили эти животные, не знали хлопот, но тут прилетели люди, устроили базу, стали изучать и саму планету, и ее скудных обитателей.

Мы как раз вышли на орбиту вокруг этой планеты, и оттуда, с базы, прилетела одна девушка, – не помню, как ее звали, кажется, Настей. За лекарствами и почтой. С ней обратно на планере мы отправили Витю Умнова, веселого такого парнишку, в соседней группе учился…"

На этом месте Павлыш прервал чтение рассказа. Он понял, что уже в первом номере альманаха ему приходилось иметь дело со случаем плагиата. Бродячий сюжет не может быть настолько бродячим, чтобы его вспомнили и записали сразу два члена команды. Кто был одним из них – автором рассказа, лежащего перед Павлышом, доктор догадывался. Стиль и манера повествования выдавали самого капитана. Значит, первый вариант принадлежал кому-то из штурманов или практикантов, неоднократно слышавшему эту историю на мостике и записавшему ее, применив толику воображения.

Но прежде чем принимать меры, Павлыш решил дочитать рассказ. Любопытно все-таки, как трактуется тот же сюжет другим автором.

"Спустились они на планету неудачно. Планер побили, рацию на кусочки, а до базы километров тридцать.

Ну, пока было прохладно, они шли весело, разговаривали. А потом солнце принялось припекать, и Вите это совсем не понравилось. А воды нет, и хода до базы еще часов пять-шесть.

Бредут они с Настей, проваливаются в песок, тащат мешки с почтой и лекарствами, и Витю мучает мысль: где бы напиться?

Вдруг видят – водоемчик. У него животные. Витя к нему бросается, а Настя его останавливает: "Нельзя. Это не вода, а физиологический раствор. Неизвестно, что с тобой случится, когда напьешься. Все может быть. Если животные раздваиваются, когда пьют, не исключено, что ты сам раздвоишься. Или даже превратишься в такого же монстра".

Один водоем Витя пропустил, послушался. А тут второй на горизонте. Со вторым было труднее. Настя Витю буквально оттаскивала за руки. А как дошли до третьего, Витя не выдержал, оттолкнул девушку – и к луже. И напился. И представляете, что случилось? Не успел он от водоема отойти, губы отереть, как с ним происходит удивительная история: на глазах Насти он начинает раздваиваться. Посередине тела проходит линия раздела, растет он в ширину, соответственно уменьшаясь в росте, плачет, мучается… Вот у него уже две головы и четыре руки. Некоторое время он корчился – уже не Витя, а сиамские близнецы. Потом трах – и стоят перед Настей два Вити.

– Я же предупреждала, – Настя ему говорит.

Так и пошли дальше. Впереди Настя, а за ней два Вити, ростом вдвое меньше прежнего, в половинках скафандра и всего, что под скафандром было. Жуткое зрелище!

Так и дошли до базы. Там и смех был, и горе. Мы еле Викторов вызволили: их врач отпускать не хотел, писал научную работу, давление измерял, анализы брал.

А самые неприятности начались, когда мы на Землю вернулись, а у нас на борту на одного человека больше. Никто нам не верил. Пришлось Виктора из училища исключить. И второго тоже.

Недавно их встретил в Москве. Оба подросли, женились, работают. Выдают себя за близнецов.

По-моему, история для молодежи, особенно нетерпеливой, очень поучительна. Девиз к ней: "Будь начеку".

Павлыш взял оба рассказа, спустился в кают-компанию. Вряд ли можно оба рассказа поместить в альманах. Надо посоветоваться с другими авторами.

Тетя Миля готовила чай. Ровно сутки прошли с того момента, когда появилась на свет идея альманаха.

Павлыш подождал, пока в кают-компании наберется побольше народа, затем сказал:

– Альманах уже вышел бы. Все готово. Даже Баков бумагу дал. Но случилось непредвиденное осложнение. Плагиат. Два рассказа на один сюжет.

– Ой! – сказала Кирочка Ткаченко.

– Оба списали, – категорически заявила Снежина. – Взяли рассказ Чехова и поменяли действующих лиц.

– И близкое совпадение?

– Нет, – сказал Павлыш. – Но достаточное. Рассказы короткие. Я прочту.

Десять минут прошли в молчании. Слушали. Потом зашевелились, заспорили, плагиат ли это. Бауэр потребовал, чтобы авторы назвали себя. Сознались, кто у кого списывал.

– Второй рассказ капитан написал, – сказал Малыш. – Мы его манеру знаем: "Помню, у нас в училище…" А я писал гипотезу. Чего скрывать…

– Нет, – сказал от дверей Загребин, подошедший незаметно и слышавший спор. – Я вообще рассказа не писал. Хотел было, но не собрался; Признаюсь, в устном виде эту историю рассказывал. Может быть, и не один раз.

– Я сам слышал, – сказал Бауэр. – И точно, как записано во втором рассказе.

– Я ее и записала, – сказала вдруг Кирочка Ткаченко. – Но я не списывала. Мы же договорились, что фольклор, и мне стало жалко, что такая чудесная история пропадет.

– Так, положение проясняется, – сказал Павлыш тоном сурового судьи. Ну, а кто же обработал сюжет в духе народной сказки?

Никто не сознался. Потом Загребин сказал:

– Рассказы-то разные. Кончаются по-разному. Может, оставим в альманахе?

– Оставим, – согласился Бауэр. – А девизы раскрывать не будем?

– Нет, – сказал Павлыш. – Договорились так договорились.

Павлышу не хотелось ставить подпись под рассказом, потому что неизвестно еще было, как отнесется к нему Снежина. Кроме того, у него появилось одно подозрение: оправдайся оно, идея альманаха потерпит сокрушительное фиаско и Павлыш станет посмешищем экипажа. Подозрение надо было проверить.

12

На следующий день Павлыш собственноручно разнес по каютам готовый, переплетенный альманах. На обложке был изображен диск «Сегежи» среди звезд и планет. Альманах назывался «Удивительный космос».

Закончив труд, Павлыш спустился в кают-компанию и приготовился принимать поздравления.

Первой его разыскала Снежина.

– На Памир полетел? – спросила она.

– Кто полетел? – удивился Павлыш.

– Глаза у тебя бесстыжие! – сказала Снежина. – Ты же все сделал, чтобы сомнений не оставалось: ты автор. А я в глупом положении. Хоть бы имена сменил.

– Пойми, Снежка, – сказал Павлыш, – это рассказ, художественное произведение. Зачем принимать всерьез? Много Снежин на свете.

– Ага, сознался, – сказала Снежина. – Я теперь ужинать не приду. Не хочу, чтобы надо мной смеялись.

– Да если будут смеяться, то не над тобой, а надо мной.

– Твоего имени нет, а мое большими буквами. Сейчас разревусь.

Но Снежина не успела выполнить угрозу. Вошел Баков. Он был в гневе. Усы топорщились, как у кота, чуб приподнялся, как грива разъяренного тигра.

– Доктор Павлыш, – сказал он, – вы украли вместе с Пановой сигнальную капсулу или устраиваете ложную панику на борту?

– А что? – спросил Павлыш.

– Я проверил все капсулы. Они на месте.

– Ну и замечательно, – сказал Павлыш. – Но почему вы обращаетесь ко мне?

– Вот видишь, – сказала Снежина. И ушла из кают-компании.

– Вы имеете в виду рассказ? – спросил Павлыш, провожая глазами Снежину.

– Именно его, ваш рассказ.

– Но почему мой?

– Ясно, что ваш, – сказал Баков.

– Это безобразие, – сказала, вбегая, Кирочка. – Что за ужасы ты, Слава, печатаешь?

– Ох! – сказал Павлыш. – И ты недовольна? Какие ужасы?

– Про уничтожение зверей. На Муне. Литература должна воспитывать людей, учить их добру.

– И иногда предупреждать, – сказал Павлыш. Встал и направился к двери.

– Ты куда? – возмутилась Кирочка. – Это не разговор. Вообще тебе убийства понравились. И Красную Шапочку, то есть Синюю Бороду, тоже убил.

Павлыш уже не слышал. Из-за угла коридора выскочил Малыш.

– Послушай, Слава, – сказал он.

– Ты тоже недоволен? – спросил Павлыш.

– Нет, я не о том, у меня еще одна гипотеза сформировалась. Не поздно?

– Поздно, – сказал Павлыш. – Во второй номер. Если он выйдет.

Торжество было испорчено. Фанфары не гремели. Встретился механик Лещук. Сказал, что у него насморк. Как будто никакого альманаха и не было. Павлыш велел ему зайти после чая. Даст капли. Медицина победила почти все болезни. Кроме насморка.

– И волк съел Красную Шапочку, – сказал сам себе Павлыш, открывая дверь к себе в каюту. – А ведь так интересно начиналось.

Он вошел, метко зашвырнул злополучный альманах под койку, и тут кто-то постучал.

Павлыш почему-то решил, что пришла Снежина. Поняла, что обидела его незаслуженно, и пришла.

Павлыш бросился к двери. За ней стоял кухонный робот Гришка.

– Спасибо, – сказал он тихо. – Вы меня не выдали. Я так боялся, что вы скажете: "Синюю Бороду написал всего-навсего робот с комплексом неполноценности. И при этом графоман". И поднимется скандал.

– А… – сказал равнодушно Павлыш. – Никто не узнает. Никому не интересно. Про Синюю Бороду неплохой рассказ. И ответь мне еще на один вопрос. Только честно. Я тебя не выдам. Не в моих интересах. Остальные сказки ты написал?

– Да, – сказал робот и опустил металлическую голову.

– И про посла на планете Локатейпан?

– Я.

– И про Аленушку и Иванушку?

– Я. Теперь вы расскажете всем?

– Нет. Нельзя никому сказать, что половину произведений альманаха создал кухонный робот. Слишком смешно.

– Я не могу не писать, – сказал Гришка. – Но всегда заимствую сюжеты. Не умею своих придумывать.

– Я уже понял, – сказал Павлыш. – Иди. Тайна останется между нами.

– Я по-своему счастлив, – сказал робот.

Павлыш закрыл за ним дверь. Больше он никогда не будет редактировать альманахов и рассказывать о своих чувствах на их страницах. Снова раздался стук в дверь.

– Войдите, – сказал доктор, не оборачиваясь.

– Не обижайся, Слава, – сказала Снежина. – Вместо того чтобы писать плохие рассказы, спросил бы меня. И не пришлось бы летать на Памир.

– Правда? – спросил Павлыш.

И больше он ничего спросить не успел. Динамик внутренней связи откашлялся и голосом капитана сказал:

– Вниманию членов экипажа: база Земля-14 сообщает…

Капитан замолчал, зашуршал близко поднесенным к микрофону листком телеграммы.

– …Сообщает, – повторил капитан, – что вчера экспедиция Смита достигла центра Земли.

– Ого! – сказал Павлыш. – Я Смита знаю. Молодец.

– Земля-14 сообщила также, что база готова к приему "Сегежи". Нас ждут.

– Вот мы и дома, – засмеялась Снежина.

– Снежка, повтори теперь все, что сказала мне сначала, – взмолился Павлыш.

– А разве я что-нибудь сказала?