Текст книги "Со старым годом!"

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Ну, с праздничком, – сказал он и опрокинул бутылку над раскрытым ртом.

Водка лилась туда, словно в воронку, но, наполнив рот, она хлынула по подбородку на черное пальто.

Пыркин с отвращением фыркнул, остатки водки фонтаном брызнули изо рта.

Он забросил бутылку за скамейку.

– Вот так всегда, не выпьешь, не закусишь.

Он наступил на груду стекла, и осколки расползлись из-под него в разные стороны, протянул грязную руку к ящику, вытащил еще одну бутылку, открыл и начал медленно лить водку на асфальт.

– Чепуха и сплошной обман.

Он запахнул пальто, на котором не было ни одной пуговицы.

– А вы-то чего? – спросил он. – Пошли со мной. Чего вам здесь в пустоте гулять.

Егор с Люськой переглянулись.

– Если ты думаешь, что у тебя кто дома есть, – добавил Пыркин, – то ошибаешься. Никого у тебя дома нет.

– А я и не хотела туда идти, – сказала Люська, срываясь с места и спеша за Пыркиным. – Я туда и не пойду. Там Константин. Я к отцу поеду.

– Никуда ты не поедешь, – сказал Пыркин.

Егор шел сзади. Непонятно, что делать дальше. Навалилась экзаменационная тупость, когда не знаешь билета и нет ни одной мысли в голове.

Подошли к перекрестку. Светофор смотрел черными, пустыми глазами.

– Не оглядывайтесь, – сказал Пыркин. – Нет здесь троллейбусов.

– А сколько сейчас времени? – спросил Егор, чтобы спросить чего-нибудь уж очень было тихо, только тяжелое дыхание Пыркина да стук Люськиных каблуков.

– Парень взрослый, в армию скоро, а не понял, – сказал Пыркин. Егор кивнул, он понял.

– А мы вас с милицией искали, – сказала Люська. – Собаку привозили, черную овчарку.

– У меня тоже собачка была. Жулик, – сказал Пыркин. – Сманили.

За новым цирком до самой реки тянулась обширная и пустая равнина. Посреди нее две избы, маленькие окошки выбиты, вокруг утоптано, словно избы поставлены для декорации. Пыркин немного прихрамывал, горлышко бутылки высовывалось из кармана пальто. Люська семенила рядом. Егор несколько раз щурился, чтобы разогнать это видение, но открывал глаза – и снова в десяти шагах черное пальто Пыркина с оранжевым рукавом рубашки, босые серые пятки. А рядом клетчатое пальтишко Люськи, стоптанные каблуки ее ботинок. Что сейчас дома творится – подумать страшно…

Дорога нырнула вниз, отлого прорезая обрыв к реке, – они пошли над туннелем, забирая влево.

– Нам немного осталось, – сказал Пыркин, поджидая Егора. – Можно сказать, пустяки, но большие опасности. Вон там, где эскалатор вниз был, – они и сидят. Подстерегают. Мы их обойдем. Ясно?

– Кого обходить? – спросил Егор.

– Этих, – коротко ответил Пыркин.

Он вынул из кармана бутылку и взял ее, как гранату, за горлышко, – без оружия нельзя. Вообще здесь даже беспокойней, чем у нас.

Он прижал палец к губам, чтобы молчали.

Люська вдруг раскашлялась. Пыркин весь сжался, щеки порозовели от негодования, он замахал бутылкой и зашипел как змея.

И тут по краю откоса пробежала серая, почти невидная, быстрая тень, замерла и исчезла.

– Все, – сказал Пыркин. – Мы обнаружены.

– Это фашисты? – спросила Люська.

– Хуже, – сказал Пыркин. – Ну, будем прорываться или отступим? Бутылка дрожала в руке.

– Будут жертвы, ой, будут жертвы, – сказал Пыркин – Детей жалко, – он показал грязным пальцем на Люську.

– А зачем мы туда идем? – спросил Егор. – Вы же ничего не объясняете.

– А ты куда хотел? – удивился Пыркин. – Там свои. Три или четыре тени выглянули на секунду из-за откоса.

– Поджидают, – заявил Пыркин. – Поджидают нас, а это прискорбно, потому что они перекрыли все подходы. И Жулика нет. А то бы помог.

Ребята стояли, не знали, слушаться Пыркина или нет – никакой он не защитник.

Сзади была серая пустыня с избами. До них уже метров триста.

Пыркин пошел к спуску, бутылка с водкой в отставленной руке. Люська припустила за ним. Егор тоже пошел, стараясь не отставать.

Они остановились над крутым склоном к Москве-реке.

Склон был голым, бурым. Егор уже был готов к тому, что не увидит здесь деревьев, но все равно удивительно, насколько изменился вид. Лишь несколько голых деревьев видны на всей широкой излучине реки от метромоста до окружной дороги. Вода в реке была темной.

Вниз вела тропинка.

– Самый короткий путь, – сказал Пыркин. – Побежали.

Никого не было видно.

Пыркин бросился вниз, к реке, мелко перебирая пятками и тормозя в крутых местах свободной рукой.

Это было похоже на детскую игру в войну.

Минуту или две Егор ничего не видел – думал только, как бы удержаться, не покатиться кубарем и не сломать шею – впереди мелькало клетчатое пальтишко, ноги заныли от слалома… И вдруг этот полет прервался. Егор врезался в Люську, крепко схватил ее, чтобы не свалить вниз. Еще ниже на земле сидел Пыркин, высоко подняв руку с бутылкой.

– Долой! – кричал он. – Уничтожу!

Призраки поджидали людей здесь, посреди спуска, когда некуда деться: наверх и вниз метров на сто такой же крутой склон – только здесь площадка, окруженная тремя старыми пнями.

Они были призраками, но не театральными, где все как у людей, только загробный голос. Их даже нельзя сравнить с людьми – тени чего-то, детские наброски, кусочки студня…

Они стояли полукругом молча, и хотя лиц у них не было, казалось, что улыбались.

Люська уткнулась лицом в куртку Егора, чтобы не видеть.

– На прорыв! – закричал вдруг Пыркин, метнул бутылку перед собой, она вдребезги, водка темным пятном отметила землю, толпа призраков отшатнулась было – скорее от неожиданности, чем от страха, и тут же придвинулась еще на шаг.

Егор попытался отступить, прижимая к груди Люську, но, оглянувшись, увидел, что сзади уже тоже собирались призраки, подпрыгивали, переливались, покачивались, сливаясь воедино, делились снова…

И тут раздался очень громкий в этом безмолвии собачий лай.

Сверху, разорвав цепь призраков, несся черный, маленький, лохматый пес.

Пыркин поднялся с земли.

– Подкрепления прибыли, – сказал он. – Где тебя, сукин сын, носило?

Призраки исчезли. Растаяли в тумане. Словно их и не было. Пес прыгал, крутился среди людей, показывая радость от встречи с хозяином, от знакомства с Люськой и Егором.

– Не выносят они собачьего духа, вот ведь нечисть какая. А он, стервец, чует. Как увидит, сразу гонять начинает.

– Кто они были? – спросила Люська, чуть живая от страха.

– А бог их знает, – сказал Пыркин равнодушно, словно забыл о приключении. Он потянул носом, принюхался к слабому спиртовому запаху, шедшему от пня, тяжело вздохнул и побрел вниз, осторожно переставляя ноги, пес за ним.

– А почему вы их боялись?

– Они электричеством бьются, а потом высасывают. Егор вел Люську за руку, она все оглядывалась назад, ей казалось, что призраки идут сзади. Егор подумал, хорошо, что она рядом и есть кого защищать.

Они вышли на асфальтовую дорогу, которая наискось резала склон.

Пыркин прибавил шагу, Жулик вернулся, проверил, идут ли, и снова убежал. Он был здесь свой, ничего не боялся.

Минут через пять они оказались на террасе, которая выходила на набережную. Справа скелетом кузнечика тянулся метромост, за рекой из дымки поднимались кубики домов.

– Эй! – позвал Пыркин, и его голос расползся по террасе и заглох где-то неподалеку. – Принимайте гостей.

В дальнем конце террасы, у обрыва, раньше скрытого деревьями, а теперь голого, чернела ниша, а перед ней в сером сумраке светил слабый огонек костра. Рядом кто-то стоял.

Пыркин затрусил к костру, махая руками, рукав светился, словно одна рука у него была схвачена огнем. Ребята шли медленнее, а Жулик остался с ними, чтобы не робели.

У костра стояла очень толстая завитая женщина в лыжном костюме, поверх которого висели в несколько рядов бусы. Пальцы ее рук, словно перетянутые ниточками на суставах, были унизаны кольцами, в которых отражались отблески пламени.

– Гляди-ка, – сказала женщина басом, – молодежь пришла.

– Смена и надежда наша. – Второй человек полулежал на куче одеял. – Мы вас давно поджидаем…

Человек был облачен в остатки черного камзола.

– Подходите, не бойтесь, – сказала толстуха. – Чего уж, все свои.

– Это соседка моя, – сказал Пыркин, ткнув пальцем в Люську. Он нагнулся над костром и протянул руки вперед, потирая ладони, словно замерз, но это было неправдой, как и охота за водкой в магазине, – никакого холода здесь не было. Тепла тоже не было.

– Что, – спросил человек в камзоле, что лежал у костра, – ублюдки напали?

У него было бледное, острое лицо с очень черными бровями и длинные, по плечам космами, волосы.

– Жулик разогнал, – сказал Пыркин. – Я-то что, я ничего, ребята перепугались.

– Кто-нибудь пускай принесет дров, – послышался голос из глубины ниши. Голос был надтреснутый, дрожащий, но привыкший командовать.

– Новенькие у нас, – хрипло сказал человек в камзоле.

– Слышу, – ответил голос. – Сходи, Де-Воляй, за дровами. Почему я должен повторять?

– Да все вокруг обобрали. Далеко идти придется.

Человек поднялся. В нем сочетались заторможенность и суетливость. Толстуха кружила, разглядывала Егора, как статую. Из ниши вышел широкоплечий карлик в черном костюме поверх вышитой косоворотки. Он держал в руке зеркальце, какие бывают в женских сумочках, гляделся в него и причесывался массажной щеткой. Он сказал толстухе:

– Удивительное дело – не должен бы, а лысею.

– Это вам только кажется, – сказала женщина тягуче и ласково. – Вам любой молодой позавидует. Кудри-то, кудри…

Человек со щеткой поморщился. Кудрей у него не было – жидкие, редкие волосы лежали вплотную к голове.

У него было гладкое, но очень старое лицо. Лицо молодого человека и древнего старика. Молодой старичок.

Лениво, словно избалованный, капризный деспот, молодой старичок кинул щетку в сторону. Егор невольно проследил за ее полетом. Щетка упала в высокую, по пояс, кучу щеток, гребней, расчесок.

Старичок сказал:

– Каждый имеет право на слабость. У меня она безобидная. Я никогда не причесываюсь два раза одной щеткой.

Он щелкнул пальцами. Толстуха метнулась в темноту и вытащила из ниши потертое низкое кресло с вытравленной на спинке лилией. Карлик подпрыгнул, не оборачиваясь, и опустился в него. Поерзал задом, поболтал ногами в блестящих сапогах.

– Давайте знакомиться, – сказал он. – Приятно видеть в нашем обществе новые лица. Признаться, я ждал вас, очень ждал. Нужна нам молодая, энергичная смена, товарищи.

Толстый палец уперся в грудь Егору.

– Егор Чехонин, Георгий, – сказал Егор послушно.

– А ты, крошка?

– Меня Люськой зовут.

Егор почувствовал, как ее теплые пальцы отыскали его руку.

Пыркин грузно опустился на одеяло и стал похож на груду тряпья.

– Ну что ж, – сказал молодой старичок, – а меня зовут здесь…

– Вождем, – подсказала толстуха. – Это наш вождь.

Молодой старичок укоризненно покачал головой, словно толстуха была расшалившейся девочкой.

– В этом прозвище, – сказал он, – есть некоторая доля иронии. Не всем это понятно. А вам?

По берегу брела тонкая поникшая фигура. Сначала Егор решил было, что возвращается человек, посланный за дровами, но нет – фигура женская.

– Я не могу даже устроить ужин в честь вашего приезда. Здесь нет еды…

– Они уже знают, – зашевелился Пыркин. – Я при них водку употреблял.

Вождь наклонил голову, терпеливо пережидая, а когда Пыркин умолк, продолжал:

– И тем не менее у нас праздник. Новый год. – И для каждого из нас юбилей.

– Как вы только догадываетесь, ума не приложу, – подивилась толстуха. Она достала из кармана лыжной куртки сережки с жемчугом, протянула Люське. – Это тебе подарок, от меня.

– Спасибо, не надо, – сказала Люська, – у меня уши непроколотые.

– Мне дана способность, – сказал вождь, – измерять время, которого нет. Я знаю, когда ждать гостей, а когда недругов. И я рад, что это именно вы. В прошлом году мы получили сомнительный подарок – Пыркина.

Пыркин поднял голову, подмигнул и сказал:

– А что? Не нравится, отправляй обратно, а то…

И замер, словно забыл, что надо говорить дальше.

– Помолчи, – недовольно поморщился вождь.

Женская фигура приблизилась. Это была девушка в короткой распахнутой шубке. Волосы выбивались из-под синего платка, лежали прядями по плечам, ниспадали на спину и на грудь.

– Иди к нам! – крикнула толстуха. – У нас праздник, кадровое пополнение.

Девушка прошла мимо, не обернувшись.

– Долго не протянет, – сказал вождь.

– А здесь умирают? – спросил Егор.

– Вопрос, не лишенный смысла, – сказал вождь. – Мне приятно встретить живой ум. Я лично беру над тобой шефство.

Это было как в театре. Вождь играл роль, Пыркин играл роль, теперь они хотели, чтобы и Егор играл.

Люська отпустила его руку. Она стояла, глядя на удаляющуюся девушку.

– Здесь можно умереть, – сказал вождь. – К тебе это не относится. Причина, приведшая тебя сюда, вернее всего пустяковая. – Губы вождя улыбнулись, глаза не умели улыбаться. – Такие, как ты, не топятся, они, как остынут, опомнятся, начинают предпринимать тщетные попытки покинуть их пост и вернуться туда. Вождь показал пальцем в гору. – Хотя всем известно, что настоящий мир здесь, а там только сон, видимость!

– А чего, – сказал Пыркин. – Бросайся в речку и потонешь. Как в аптеке. Тогда узнаешь, где видимость, а где напиться можно рабочему человеку.

Фигурка девушки уже скрылась во мгле. Навстречу ей брел человек, что ходил за сучьями. Он волок деревянную голубую дверь. Приостановился, что-то сказал девушке, та не ответила.

– А почему она здесь? – спросила Люська.

– Она потеряла любимого человека, – ответил вождь. – За несколько часов до Нового года.

Он обернулся к толстухе.

– Когда это было, Марта?

– Давно, – сказала Марта. – И все ходит, ходит. Хоть бы утопилась поскорее.

Де-Воляй подтащил дверь к костру.

– Я ее к нам позвал, – сказал он улыбаясь. – А она молчит. Какая-то неполноценная.

– Молодец, Де-Воляй, – сказал вождь. – Дров надолго хватит.

Де-Воляй встал на край двери и потянул на себя другой конец, чтобы сломать, но не одолел доску. Егор стал помогать ему.

– Что-то сегодня ублюдки суетятся, – сказал Де-Воляй, убедившись, что Егор справится без него.

– У них тоже прибавление, – сказал вождь.

– Мы его Де-Воляем зовем, – сказал Пыркин, – он про свой аппетит рассказывает. Какие штуки в ресторане жрал.

– Не жрал он в ресторане, – сказала Марта. – Я во всех ресторанах была, никогда его не видала.

– Тебя в такие и не пускали, – огрызнулся Де-Воляй. – Мои рестораны до революции процветали.

Видно, спор был давний, самим спорщикам надоел. Егор подумал, что если Пыркин здесь уже год, то другие пришли куда раньше.

– Давай по-дружески допросим новенького, – сказал вождь. – Что же тебя привело к нам? Оскорбленное самолюбие? Обида? Несчастье?

Егор пожал плечами. Отсюда, издали, это было уже неважно. Прав был маленький вождь. Если бы знать путь обратно – ушел бы домой. Но он не смел спросить, есть ли такой путь, потому что боялся, что пути нет.

– Как хочешь, – сказал вождь. – Мы тебя не торопим. У нас впереди пожизненное заключение. Марта громко засмеялась.

– Все равно расскажешь, – сказал Пыркин. – Я, например, сюда вывалился по причине пьянства.

– И добился счастья, – захихикал Де-Воляй. – Пей теперь свои бутылки. Хоть по тыще в день. Желаете коньяк – вот вам коньяк. Хотите ликер из спецбуфета? Будет вам ликер.

– Это кому как, – возразила Марта. – Не тебе решать, кому ликер, а кому коньяк. Будет решение товарища вождя – получишь.

– А я разве чего беру? – сдался Де-Воляй.

Вождь наблюдал за своими товарищами с усмешкой.

– А ты, девочка? – спросил он потом у Люськи. – Ты почему не захотела со всеми в будущий год?

– Я отца ждала, – сказала Люська.

– Она с моего двора, – сказал Пыркин. – Папаша их бросил, а мать нового завела, Константина. Проще треугольника.

– Он бил тебя? – спросила Марта. – Он бил тебя, крошка? Расскажи, как он тебя бил.

Она готова была заплакать.

– Не бил он ее, – сказал Пыркин, – хотя последнее время не знаю. Вообще-то он непьющий.

Люська молчала.

– А отец для тебя, – спросил вождь, – был руководящей силой?

– Пустой человек ее папаша, – сказал Пыркин. – Без всякого характера.

– Он обещал приехать. Я ему на работу звонила, – сказала Люська.

– Бедное дитя, – сказала Марта. – Ты будешь жить со мной. У меня отдельная трехкомнатная квартира, я ее сама обставила. Ты не представляешь! Все удобства.

– На кой ляд тебе все удобства? – сказал Пыркин. – Если ты ими не пользуешься?

– Она в этих, простите, удобствах устраивает музыкальные вечера, – сказал Де-Воляй. – Мяукает, как кошка.

Все засмеялись.

– Подлец! – закричала Марта. – Пошляк!

Де-Воляй устроился на одеялах и правдоподобно задремал, даже стал похрапывать.

– Удивительный аттракцион, – сказал Пыркин, – до сих пор удивляюсь. Вот дрыхнет человек, которому ничего в жизни не нужно. Его отсюда и калачом не выманишь.

Вождь усмехнулся.

– Под моим руководством вверенные мне кадры достигли полного счастья. Они уже все имеют. Какая потребность есть – удовлетворена.

– Только потребностей здесь не бывает, – буркнул Де-Воляй, натягивая на нос рваное одеяло.

– Неправда, – возразил вождь. Улыбка чуть тронула его тонкие губы, когда он изящным движением поднял правую руку и щелкнул пальцами. В ответ на этот жест толстая Марта нырнула в пещеру, вытащила оттуда новенькую щетку для волос. Вождь, простоявший полминуты, пока Марта выполняла его пожелание, с поднятой рукой, тут же начал причесываться. И продолжил свою мысль: – Неправду говорят те, кто утверждает, что в нашем единственном настоящем счастливом мире нет потребностей. Эти люди забывают о главной потребности – потребности жить!

Тут вождь сделал паузу, изогнулся, стараясь подглядеть под одеяло, увидеть лицо Де-Воляя. Это ему не удалось, вождь с остервенением отбросил использованную щетку для волос и тонким голосом завопил:

– Мы поможем скептикам и маловерам сообразить, что жизнь, которую я дал вам однажды, нужно ценить и лелеять! Молчать! Не возражать!

Никто не возражал вождю, а Егору стало скучно и противно, как в гостях у Гарика. И уж на что они были различными – фарца Гарик и властитель призрачного царства, в котором нет времени, они оказались жутко похожи. Они захватывали право определять жизнь других людей с одной лишь целью – сделать свою жизнь от этого удобнее и теплее. А от уверенности в безнаказанности они получали дополнительное удовольствие, глядя, как другие мучаются, выпрашивают у них магнитофоны или право на жизнь.

– Жалко, что вы, ребята, Федю не застали, – сказал Пыркин. – Вот артист был. Ну прямо Райкин! Все анекдоты знал. Тысячу как минимум. Нет его, и анекдоты мы забыли, а новых выдумать не умеем. Скучно стало.

– Где он сейчас? – быстро спросил Егор. У него вдруг возникла надежда, что этот неизвестный Федя смог вырваться отсюда и вернуться в настоящую жизнь. Ведь если есть путь сюда, может, им известна дорога отсюда? Если Пыркин скажет сейчас, что Федор ушел…

Но Пыркин сказал совсем не то, что хотелось услышать.

– Я и говорю, – произнес он, глядя в костер, – может быть, и зря товарищ вождь его ликвидировал? Скучно стало.

– А я ничего не делаю зря, – сказал вождь, совсем не рассердившись. – Я долго думал. И понял, что своими шутками и анекдотами твой друг Федя подрывал единство нашего народа!

Вождь широким жестом обвел берег, и Егор понял – народ состоит из шести человек, включая их с Люськой.

– А от этого, – продолжал вождь, – возникала опасность, что он подорвет мой авторитет и позовет на нашу землю врагов, которые таятся за холмами и мечтают покорить нас и даже поработить, я не боюсь этого слова.

– А как его убили? – вдруг спросила Люся. – Разве вы умеете?

– Мы умеем, умная девочка, – сказал вождь. – Мы всегда можем помочь человеку, которому здесь не нравится. Или у которого недостойные мысли и замыслы. Марта, покажи!

Марта начала хихикать и вертеть толстыми бедрами, будто собиралась танцевать какой-то восточный танец. Но тут Егор увидел, что ее рука утонула в боковом кармане шаровар старомодного лыжного костюма и шарит там, где-то в районе коленки.

– Смотри, – сказала она наконец.

В руке у нее был пузырек с темной жидкостью.

– Это яд, – сказал вождь. – И сейчас мы его продемонстрируем на примере…

Вождь замолчал и начал медленно поворачиваться на высоких каблуках, останавливая колющий взгляд на всех по очереди. Когда взгляд вождя дотянулся до Егора, тому вдруг стало страшно, как ни разу за весь день, потому что он понял, что власть этого сумасшедшего диктатора – самая настоящая, беспредельная и никто не сможет возразить ему.

Люся прижалась к бедру Егора, и тот обнял ее за плечо, чтобы девочка не боялась.

– Бросьте так глазеть! – сказала строго Люська. – Зачем людей пугаете?

– А здесь людей нет, – ответил вождь. – Здесь привидения. И ты привидение. Поняла?

– Нет, – сказала Люська, – не поняла. И никогда не пойму. И уйду я от вас. Обратно уйду, все лучше, чем на вашем свете.

– Ну как, будем травить? – спросила Марта.

– Спрячь пока, – сказал вождь. – Присаживайтесь к костру поближе, поговорим, вспомним славное прошлое, утрясем планы на будущее. Зачем раздоры, зачем угрозы? Садитесь, садитесь, и ты, Де-Воляй, просыпайся, не время спать.

Марта шустро подвинула кресло поближе к костру, и вождь, не оборачиваясь, вспрыгнул на него.

– Тебе, наверное, кое о чем спросить хочется, – улыбнулся вождь, глядя на Егора. Будто и не было только что угроз.

– А вы давно здесь? – спросил Егор.

– По-разному, – сказал вождь. – Кто как. Например, Де-Воляй сам не знает, когда ему захотелось покинуть человечество. Ты не помнишь?

– Предпочитаю не помнить, – согласился Де-Воляй. – И теперь это уже не играет роли.

– А Марта?

– Марта у нас очень боялась потерять молодость. Чего только не делала.

– Я красивая! – сказала Марта. – Я и сейчас не хуже, чем раньше.

– Ты красавица, ты лапушка наша!

– Она боялась состариться? – спросила Люська.

– Да, я боялась, – сказала Марта. – И мне повезло. Я теперь всегда молодая. И меня вождь любит.

– Люблю, люблю, – сказал вождь. – А если вы хотите спросить, как сюда попал я, то это – государственная тайна. Вот так! Я попал сюда по заданию. Я выполняю особое задание партии и правительства.

– И давно?

– Давно, – отрезал вождь.

– А когда вы его выполните? – спросил Егор.

– Что ты говоришь? – взмахнула толстыми руками Марта. – На кого он нас оставит? Он не может уйти – у него государство на плечах.

– Да, – вздохнул вождь. – Эта женщина права. У меня на плечах государство.

– А есть другие государства? – спросил Егор.

– Все вопросы, вопросы, вопросы… – сказал вождь. – Хватит.

– Есть другие государства, – ответил за него из-под одеяла Де-Воляй. Только далеко. Есть и большие, и маленькие, есть и без государств – просто живут тени… Сколько лет существует человечество, столько лет в нем водятся люди, которым больше всего на свете хочется уйти, исчезнуть… Каждый год у нас пополнение…

– А говорят, даже война была, – сказал Пыркин. – Там, за Волгой. Их много стало, вот и воевали. Может, врут.

– Врут, – сказал вождь. – Нет никого больше, кроме нас. Никого! Запомнили?

– Запомнили, – откликнулась Марта.

– Меня не твой голос интересует!

Тогда все остальные сказали, что запомнили. И это вождя удовлетворило.

– Ой! – сказала Люська.

– Что там?

Роясь, словно комары в теплый вечер, по берегу приближались призраки. Жулик ощерился, вскочил.

– Придержи собаку, Пыркин, – сказал вождь.

– Гнать их надо, – сказал Пыркин. – Чего пугают?

– Глупец, – сказал вождь, – ты отлично знаешь, что они безвредны. Любопытны, назойливы, но безвредны.

– А Ломбарда в реку загнали, – сказал Пыркин.

– Туда ему и дорога, – сказала Марта. – А то бы он все ювелирные магазины обобрал.

– Он сам бросился в воду, – сказал вождь. – Его загнала больная совесть.

– А зачем электричеством дергаются? – спросил Пыркин. Привидения приблизились, но, как и на склоне, Егор не мог разглядеть их лиц.

– Кто они? – спросил Егор.

– Садись, – сказал вождь. – Мне ты нравишься. Я воспитаю из тебя своего первого заместителя. Тебе нравится такой вариант? Мне надоели нелюбопытные глупцы. – Вождь посмотрел на набережную, где суетились призраки. – Даже эти ублюдки сохранили способность удивляться. Странно, не правда ли?

– Почему странно? – спросил Егор. Он сел на край одеяла. От одеяла пахло плесенью. – Кто они такие? Я же не знаю. Мы от них бегали, а от кого, не знаю.

– Бегать не стоит, – сказал вождь. – Привыкнете.

– Как привыкнем? – спросила Люська. – Мы домой пойдем.

– Зря это доверие, – сказал Пыркин. – Они опасные.

Толстая Марта затряслась от смеха:

– Вот повезло. Не думали, не гадали, а будете вечно жить.

– А я бы сейчас полжизни отдал, чтобы сесть за столик в? Метрополе? сказал Де-Воляй.

– Иди и садись, – сказала Марта. Опять потянулся давнишний спор. Надоел уж, а кончить нельзя, вечно будут спорить. – Час ходу, проводить могу, там не заперто, посидишь, поглядишь.

Вечно жить, подумал Егор, и все дозволено. Можно пройти через весь город, зайти в любой дом, спать на любой постели. И это всегда.

– Только веди себя достойно, – сказал Де-Воляй Егору. – А то наш вождь тебя запросто может приговорить. Он у нас – распорядитель вечности.

– Врешь, – сказал вождь лениво и улыбнулся молодыми, упругими губами, а глаза были старые, пустые.

– Шучу-шучу, – Де-Воляй скалился, как злой щенок.

– И все та же ложь, зависть и глупость, – сказал вождь.

Призраки крутились по соседству, не уходили, словно ждали подачки.

Некоторые что-то держали в руках.

Марта замельтешила пухлыми руками:

– Брысь, проклятые, надоели до смерти!

Призраки не послушались.

– Жулик, – сказал Пыркин, – гони их, ублюдков.

Жулик лениво поднялся с одеяла, тявкнул и затрусил к призракам, те отступали перед ним, но недалеко.

– У этих призраков какие-то вещи, – сказал Пыркин.

– Всегда так, – сказала Марта, – чего только не таскают с собой.

Жулик прибежал обратно, покрутился у гаснущего костра, ожидая, видно, похвалы, не дождался, улегся у ног вождя.

– Ублюдки – не люди, – сказал вождь, – я до них доберусь.

– Привидения? – прошептала Люська.

– Называй их как хочешь. Точнее – это части людей, – сказал Де-Воляй.

– Ага, части, – согласился Пыркин. – И моя совесть здесь шастает. Один тут за мной как тень ходил.

– Люди слабы, – сказал Де-Воляй. – И не в силах справиться с собой. Но случается, кто-то в Новый год понимает, что не может дальше жить со своей трусостью…

– А один пить бросил от невозможности напиться. – Это Де-Воляй, конечно, о Пыркине.

Марта захихикала. Де-Воляй продолжал:

– Ты можешь избавиться от больной совести, от честности, от горя, и сам не заметишь, как это случилось. Только мы здесь заметим.

– И мы не заметим, – сказала Марта. – Их тут тьма-тьмущая. Один из призраков возник неподалеку, жался к откосу, будто ждал кого-то. Пыркин подобрал камень и бросил в него. Камень прошел сквозь призрака и дробно, громко зацокал, скатываясь по асфальтовым ступенькам к воде. Плеснуло…

– Сегодня у нас праздник, – сказал вождь. – Новый год. Всем веселиться!

– Праздник! – закричала Марта. – А я опять забыла. Мы будем плясать вокруг елки. А где елка-то?

Она полезла в темную нишу, чем-то там загремела. Егор кинул в костер доску, потом нашел палку, чтобы помешать головешки. Он подумал, сколько раз уже горел здесь костер, и стало страшно, что и он будет приходить к этому костру… Он неудачно наклонился, потерял равновесие и, чтобы не упасть, оперся руками в угли. Не обжегся, Люська зря вскрикнула, но измазался.

– Как неаккуратно, – сказал вождь, – иди, вымойся.

– Он ублюдков боится, – сказал Пыркин.

– Не боюсь, – поспешил ответить Егор. Он вскочил и пошел к реке.

Он чувствовал, что все смотрят ему вслед. Надо идти. Раз уж он оставил свою трусость в прошлом году…

Сзади послышались быстрые шаги.

Люська. За ней Жулик.

– Я с тобой, – сказала она.

Они спустились к реке.

– Пошли домой, – сказала Люська тихо.

– Ты же слышала, – сказал Егор. – Отсюда не уходят.

– Не может так быть, – сказала Люська. – Мы же не хотели.

– Хотели, – вздохнул Егор – Очень хотели.

У воды их поджидал призрак с чем-то черным в руке. Жулик обогнал их, отогнал призрака, но тот далеко не ушел, маячил где-то рядом.

– Пойдем отсюда, – сказала Люська, – ты не хочешь, что ли?

– Хочу, – сказал Егор. – Все хотят.

– А они не хотят, – сказала Люська, – неужели ты не понял? Они будут говорить, что хотят. Я в людях разбираюсь. Это ужасные люди.

– Ничего в них ужасного, – сказал Егор, смывая сажу. По поверхности воды к нему медленно двигался призрак с черным в руках. Жулик залаял, бегая по берегу. Призрак остановился неподалеку.

– Пошли хоть куда-нибудь, – умоляла Люська. Егор пожал плечами, вытер руки о куртку. Люська была права. Хоть куда-нибудь.

Де-Воляй стоял у костра, сказал:

– Смотри, теперь у тебя, как у Пыркина, свой есть. Призрак шел за ними.

– Ты его гони. Жулик, ату его! – крикнул Пыркин. Засвистел в два пальца.

Но Жулику надоело бегать, он лег у костра и принялся грызть щепку. Марта вытащила из ниши кривую нейлоновую елку, увешанную стеклянными, частью битыми шарами, и пыталась воткнуть ее в землю.

– Сделай шаг в сторону, там дырка от прошлого раза осталась, – сказал Де-Воляй. – Тысяча лет пройдет, а ты не запомнишь.

– Надо бы кому-нибудь сходить в магазин, взять новых игрушек, – сказал вождь.

– Вот гости и сходят, – сказала Марта. – Они молодые.

– Нет, – сказал вождь – Им надо привыкнуть, смириться. Первое время молодые люди будут неотлучно при мне.

Марта принялась медленно приплясывать вокруг криво воткнутой елки. Браслеты и серьги нестройно звенели.

– Жалко, патефон сломали, – сказала она. – Где теперь новую пружину искать? Это все ты, Де-Воляй, своего Баха крутил.

– Неужели отсюда нельзя уйти? – спросил Егор.

Вместо ответа вождь спросил Марту:

– Ты бы ушла?

– Вы с ума сошли! – сказала Марта, не переставая раскачиваться, словно слон в цирке – А потом ищи дорогу обратно. Здесь у меня вечная молодость. Тра-та-та, тра-та-та. Егор, иди ко мне, станцуем.

– А ты, Де-Воляй? – спросил вождь.

– Мне там делать нечего. Хотя, впрочем, взглянул бы – и обратно. По вашему счету лет двадцать прошло. Может, амнистия…

– Нет тебе амнистии.

– А я бы пошел, вот кем мне быть, пошел бы, – сказал Пыркин. – Насосался бы у первой пивной – только вы меня и видели.

– А можно уйти? – настаивал Егор.

– Нет, – сказал вождь. – Нельзя. Перестань мельтешить. Марта. Я устал. Дай мне зеркало.

Марта перевела дух, протянула вождю зеркало.

– Как вы хорошо сохранились! – воскликнула она.

Вождь подпер изнутри щеку языком и долго рассматривал родинку. Потом отложил зеркало и сказал Егору:

– Первое время вы будете жить со мной, в нише. Это приказ. Даже самый скромный из вождей должен поддерживать порядок. Иначе он останется один.

– Мы все равно уйдем, – сказала Люська.

– Что ждет тебя дома? – спросил вождь. – Вопрос праздный, ты никогда уже туда не вернешься. Но все-таки подумай.