Текст книги "Завтра будет завтра"

Автор книги: Кимберли Рей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Кимберли Рей
Завтра будет завтра

1

Пальцы дрожали, и тяжелые замки чемодана никак не застегивались. Кэролайн торопилась: через два часа рейс в Лондон, а ей еще нужно успеть добраться из Харлема в международный аэропорт Амстердама. Да почему же эти замки не поддаются?!

Кэролайн всхлипнула, но сразу же постаралась взять себя в руки. У нее еще будет время поплакать, сейчас нужно поспешить. Три часа назад ей позвонил поверенный отца, Дэвид Гриффин, и сказал, что мистер Сотбери очень плох и врачи не дают никаких прогнозов. Если дочь хочет успеть проститься с ним, ей стоит поторопиться.

– Он держится только на желании увидеть вас, – добавил Дэвид. – Постарайтесь приехать как можно скорее.

Кэролайн плохо помнила, что отвечала поверенному отца, она вообще плохо понимала, что происходит. Не может ее отец, ее папочка, вот так взять и уйти! Он должен быть рядом, всегда рядом с ней, он ведь обещал… Это Кэролайн помнила хорошо: он обещал двадцать лет назад, когда ушла мама.

«Я ни за что не брошу тебя, девочка моя», – крепко прижимая свою маленькую дочь к широкой груди, бормотал он. Кэролайн до сих пор ощущала на своем лице слезы отца. Тогда она не понимала, что происходит, ведь была слишком мала. Только сейчас Кэролайн почувствовала то, что когда-то чувствовал ее отец. Есть люди, живущие не ради себя, а ради близких. Дэйв Сотбери был готов отдать свою жизнь за жизнь жены, но небеса никогда не торгуются. Великолепный врач, подаривший не одну жизнь, он с удовольствием ушел бы вслед за женой, если бы его не держала маленькая девочка. Сейчас девочка выросла…

Кэролайн была готова на коленях умолять высшие силы забрать ее жизнь и дать отцу хоть один год, хоть один лишний день! Но Кэролайн никто и никогда не учил молиться. Дэйв перестал верить в Бога, который его лишил любви и счастья, а дочь – матери.

Как ей сейчас было одиноко! Со всеми своими бедами она всегда шла к отцу, зная, что он выслушает, поможет, подскажет. Что же ей делать теперь? К кому обратиться за помощью, за поддержкой? Как может она, одинокая и несчастная, противостоять всему миру, если больше нет надежной спины, за которую можно спрятаться?

– Папуля, почему ты оставляешь меня? – пробормотала Кэролайн.

В горле появился тугой склизкий комок, и в глазах защипало. Иногда Кэролайн казалось, что, если бы все случилось быстро, ей было бы легче, но она отбрасывала эти мысли, как недостойные. Если бы все случилось быстро, она не успела бы в последний раз посмотреть отцу в глаза, в последний раз улыбнуться ему… Кэролайн знала, как это важно стоящему на грани Дэйву.

Мне не нужно было уезжать в Харлем! – корила себя Кэролайн. Я должна была остаться в Ноттингеме, помогать отцу, присматривать за ним. Нужно было окончить медицинский колледж, стать, как и папа, акушером. Он часто говорил, что принимает в свои руки будущее, а я закопалась в прошлом. Чего стоят все эти картины? Да, они дали бессмертие художнику и модели, но разве это жизнь?

За окном раздался гудок автомобиля.

Кэролайн сердито вытерла слезы – она не должна плакать, не сейчас! Нужно хотя бы раз в жизни быть сильной. Ей больше не на кого надеяться, не к кому бежать. Двадцать шесть лет она была прикрыта от этого мира лаской и теплом любящего сердца. Двадцать лет назад не стало матери, теперь пришла очередь отца. Больше не за кого прятаться. И все, что она может сейчас сделать, – доказать Дэйву Сотбери, что она его дочь и может с достоинством преодолеть любые трудности.

– Стыдись, – укоризненно сказала себе Кэролайн.

Машина просигналила еще раз.

Кэролайн решительно поднялась с кровати и тряхнула густыми черными блестящими волосами. На ресницах, обрамляющих огромные голубые глаза, все еще блестели бриллианты слезинок, но в самих глазах уже не было ни капли влаги. Теперь она просто не может позволить себе плакать при посторонних.

Дрожь в пальцах унялась, и замки легко застегнулись. Кэролайн взяла чемодан и спустилась вниз, заперев дверь своей крошечной квартирки неподалеку от парка Кекнхоф, где так чудесно гулять вечерами, любуясь самыми причудливыми тюльпанами, какие только смогли вырастить цветоводы.

Как жаль, что папа так и не нашел время приехать ко мне сюда, подумала Кэролайн. Я так хотела, чтобы он увидел, в какой сказочной стране я живу! Теперь моя сказка закончилась.

Кэролайн бросила ключи в сумочку, предчувствуя, что еще не скоро вернется сюда, чтобы зажить своей обычной жизнью.

Гиацинты в этом году были удивительно красивы и чудесно пахли. Изумрудная, никогда не знавшая ножниц садовника трава приятно холодила ступни, будто идешь по гладкому шелку. В одной ночной рубашонке малышка Кэри брела по саду, разбитому за небольшим, сложенным из старого, замшелого камня домом.

Ей не доставляли удовольствия ни прикосновения травы, ни запахи цветов, ни легкий ветерок.

Малышка в задумчивости покусывала нижнюю губу – дурная привычка, от которой мама никак не могла ее отучить. Кэри было немного стыдно, что она опять нарушает запрет мамы, но по-другому сосредоточиться никак не получалось: кто-то грызет карандаш, кто-то ногти – губа казалась ей довольно безобидным вариантом. К тому же сейчас ее никто не видел: все в доме, тетушки с мужьями и дядья с женами, друзья и приятели, закрылись в кабинете вместе с отцом, а ее отправили погулять. Кэри понимала – происходит что-то важное, что навсегда изменит жизнь в их доме. Но вот что? И почему мамочка никак не вернется из больницы, куда на прошлой неделе отвез ее папа. Уж она-то точно разобралась бы, что нужно делать! В этом Кэри была уверена.

Солнце опускалось все ниже, на траве выпала роса. Подол рубашки Кэри весь вымок, ножки замерзли. Она была голодна, но не хотела возвращаться в дом и просить, чтобы ее накормили. Кэри не нравились странные взгляды и тихий шепоток, который сопровождал ее каждый день, как только все эти люди вдруг появились в их доме.

Почему папа не попросит их уйти? – недоумевала девочка. Когда-то она любила бесчисленных дядей и тетей – братьев и сестер, кузенов и кузин родителей – но сейчас ей хотелось, чтобы ее оставили наедине с отцом и дали им спокойно поговорить, как взрослым.

Кэри была серьезно обижена и на отца. Почему он не сказал, что дочь может остаться в кабинете? Она бы никому не мешала! Ведь папа знает, что она может сидеть тихо как мышка, что ее вообще не замечают, если не знают, что она в комнате. Откуда такое недоверие? Или просто папа сейчас слишком занят, что забыл даже о ней? Вот мамочка никогда о Кэри не забывала! Почему же она не возвращается?

А может быть, именно из-за этого в доме собралось столько народу? Неужели они решают, сможет ли вернуться мама или нет?

Кэри остановилась, сраженная этой догадкой. Она выпустила распухшую от постоянного жевания губу и села на холодный камень, хотя папа строго-настрого запретил ей это делать.

Может быть, папа не позвал ее еще и потому, что ему самому запретили что-нибудь говорить? И теперь судьбу их семьи решают другие люди.

В огромных голубых глазах появились слезы, искусанные губы задергались, и уже через секунду Кэри горько плакала, уткнувшись лицом в колени. Рубашка там очень быстро стала такой же мокрой, как и на подоле.

Отец нашел ее зареванной и дрожащей от холода, когда солнце уже почти зашло. Он осторожно присел на траву рядом с дочерью и погладил ее по голове.

– Они разрешили тебе поговорить со мной? – спросила Кэри.

– Да, я пришел, чтобы поговорить с тобой. – Дэйв пропустил мимо ушей слово «они».

Он был слишком погружен в свои мысли и переживания, чтобы заметить такую мелочь. Сейчас ему нужно было объяснить шестилетней дочери, почему он разрешил врачам отключить системы жизнеобеспечения ее матери.

Кэри подняла глаза и посмотрела на отца.

– Когда вернется мама? – тихо спросила она.

– Мамочка уже не вернется. Она ушла от нас.

Кэри молчала. Она отвернулась и посмотрела на огромного майского жука, сидевшего на крупном соцветии гиацинта. Кэри вспомнила, как сильно любила мама гиацинты. Ими были засажены почти все клумбы. Мама вообще любила цветы. У папы осталась она, Кэри, а кто же будет заботиться о цветах?

– Мама не вернется даже к ним? – на всякий случай уточнила девочка.

Дэйв покачал головой и поспешил отвернуться. Он не хотел, чтобы дочь видела его слезы.

– Почему мама не вернется? Она больше не любит нас? – сказала Кэролайн и тут же прикрыла рот ладошкой, испугавшись своих слов.

– Что ты?! – Дэйв одним движением поднялся на ноги. Он взял Кэри на руки и крепко прижал к себе. – Мамочка нас очень любит. А не вернется она потому, что очень сильно заболела.

– А когда я смогу ее навестить?

Тонкие ручки Кэри обнимали широкую шею отца. Она доверчиво прижималась к нему всем телом, любимый ребенок, в первый раз столкнувшийся с горем.

– Помнишь, я рассказывал тебе, как на свет появляются новые люди? – спросил Дэйв.

Кэри кивнула.

– Так вот, чтобы появились новые люди, нужно чтобы старые ушли. Иначе мы бы уже не могли ходить по земле и просто стояли бы толпой. Вот и мамина очередь пришла. В природе все устроено мудро, и нам остается только согласиться с этой мудростью.

– Но ведь мама не была старой! Она молодая и красивая…

– Пойми, родная, – осторожно перебил дочь Дэйв, – не нам выбирать, кому уходить. Мамочка долго болела, но ничего не говорила даже мне. Две недели назад ей стало совсем плохо, она заснула и больше не просыпалась. Такое состояние называется комой. Наша мама превратилась в цветок, очень красивый цветок. Врачи сказали, что она больше никогда не будет говорить, смотреть, ходить. Они еще очень долго могли сохранять ее, совсем как засушенные цветы, но они решили спросить у родных, стоит ли это делать, поэтому я позвал к нам в дом всех, кто любил твою маму. Мы сегодня вместе думали, как поступить. И я решил, что чем дольше мы будем цепляться за призрачную надежду, тем сложнее нам будет расстаться с твоей мамой. Кэролайн, сегодня твоя мама умерла. Я приказал отключить аппараты. – Дэйв замолчал, пытаясь справиться с волнением. – Я не знаю, правильно ли я сделал, – наконец смог выговорить он.

Девочка несколько минут молчала. Она оторвалась от отцовского плеча и внимательно рассматривала яркие гиацинты.

– Мама была как цветочек?

– Да, как самый красивый цветочек на свете.

– И она, как цветочек, больше ничего бы мне не сказала, не обняла бы меня? – на всякий случай уточнила Кэри.

– Она бы даже не поняла, что ты рядом, – честно ответил Дэйв.

Малышка кивнула каким-то своим мыслям.

– Ты правильно сделал. Мама – человек, а не цветок. Но кто теперь будет ухаживать за ними? – Девочка обвела рукой ухоженный сад.

– Не переживай, родная, мы наймем садовника, а для тебя пригласим няню. Мы справимся, ведь мы любим друг друга.

Кэри согласно кивнула, однако сочла нужным заметить:

– Мне не нужна няня. Я ведь уже взрослая.

Дэйв поцеловал ее чистый высокий лоб и прижал головку к своей груди.

– Да, Кэролайн, ты уже взрослая. Прости меня, девочка.

Пилот объявил, что самолет заходит на посадку в международном аэропорту Хитроу. Кэролайн открыла глаза и поняла, что ее щеки мокрые от слез. Ей опять снились самые яркие воспоминания ее детства, день, когда отец сказал ей о смерти матери. Больше Кэролайн никто ни разу не назвал детским именем Кэри.

Ни разу она не обвинила отца в смерти матери. И до чего же ей больно было видеть, как он сам себя корит!

Скоро вы будете вместе, устало подумала Кэролайн. Хоть кто-то обретет покой.

Она вытерла слезы и поспешила к выходу. В аэропорту ее обещал встретить тот самый поверенный Дэвид Гриффин.

Кэролайн сразу же узнала его, еще до того, как он сам заметил дочь Дэйва Сотбери, знакомую по бесчисленным фотографиям. Дэвид сильно напоминал Кэролайн отца – каким он был до смерти матери. Она не могла бы сказать чем: может быть, манерой держаться, или широкой грудью, на которой так славно было бы поплакать, или серьезным выражением красивых серых глаз. А может быть, тем, что от него веяло надежностью и уверенностью. Рядом с этим мужчиной любая женщина почувствовала бы себя как за каменной стеной.

Разумеется, Кэролайн сразу же доверилась ему. Ей сейчас была необходима поддержка.

– Дэвид Гриффин, – представился он, протягивая руку.

Рукопожатие оказалось крепким, а сами руки теплыми и надежными. Кэролайн попыталась улыбнуться, но тут же поняла, что сейчас расплачется.

– Кэролайн, – представилась она.

– Давайте завезем ваши вещи домой, а потом поедем в больницу, – предложил Дэвид, легко поднимая ее чемодан.

– Нет-нет! – испуганно отказалась Кэролайн. Она не смогла проститься с матерью и теперь дорожила каждой секундой общения с отцом. – Мы сразу же поедем в больницу к папе. Я нужна ему.

Дэвид кивнул. Он ожидал увидеть избалованную наследницу приличного состояния и приносящего постоянный доход дела, а перед ним была заплаканная, убитая горем девушка. Ее хотелось защищать и оберегать, но Дэвид быстро подавил в себе это желание: в первую очередь она наследница его клиента.

По дороге в больницу они молчали. Дэвид не находил правильных слов, а Кэролайн не могла бы ничего сказать, даже если бы хотела: мерзкий ком в горле мешал дышать.

Кэролайн не стала дожидаться, пока Дэвид выйдет из машины. Она сразу же бросилась в приемный покой и уже через несколько минут была в палате отца.

– Папочка… – пробормотала Кэролайн.

Она думала, что будет готова к встрече с отцом, но совершенно растерялась от того, что увидела. Перед ней лежал высохший старик. Сухая бежевая кожа была покрыта пигментными пятнами, глаза запали, а дыхание с хрипом вырывалось из горла. Лишь глаза были прежними: живыми, яркими.

– Здравствуй, лапочка. – Дэйв попытался улыбнуться, но не решился тратить силы, ведь ему многое нужно было сказать дочери. – Я так рад, что ты приехала.

– Я бросилась к тебе сразу же, как только Дэвид позвонил мне. Почему ты не позвал меня раньше? – В голосе Кэролайн был упрек. – Я бы ухаживала за тобой…

– И оставила бы свои картины? Не для того ты училась, чтобы ходить за немощным стариком.

– Ты не старик, ты мой красивый и сильный папочка.

Кэролайн с трудом улыбнулась и присела на стул рядом с кроватью. Она осторожно взяла в свои ладони иссохшую руку отца и прижала ее к своей щеке.

– Ну вот, ты плачешь, – огорченно сказал Дэйв. – Не надо, милая, ты же помнишь: чтобы родилась новая жизнь, должна уйти старая. Теперь пришла моя очередь. Я долго сопротивлялся болезни, но она все же победила меня. Я чувствую, что осталось мало времени, а я многого не успел тебе сказать.

– Не нужно тратить силы, – попросила его Кэролайн.

– Глупости! – отрезал Дэйв, и всего на миг Кэролайн увидела перед собой прежнего Дэйва Сотбери. – Я хотел сказать, что ты теперь владеешь моей клиникой. Мне очень не хотелось перекладывать на твои плечи такой груз, и прекрасно понимаю, что ты к этому не готова, но, Кэролайн, родная, у меня больше нет времени. Я очень прошу тебя, не продавай клинику. Это дело всей моей жизни. Ты там появилась на свет, там появилась половина жителей Ноттингема младше сорока лет. Там мы дарили надежду отчаявшимся женщинам, мы помогали новой жизни появиться на свет. Наверное, за это я и расплатился жизнью Беатрис, а вот теперь и сам рано и быстро ухожу.

– То, что вы делаете в клинике, – чудо. Ты и сам это знаешь! У тебя в кабинете стен почти не видно из-за фотографий детей, которые никогда бы не родились, если бы не ты. Ты ни в чем не виноват, папочка, просто так получилось. Совсем как с мамой.

– Я очень люблю тебя, Кэролайн. Ты чудесная девочка, ты добрая и хорошая, ты не способна на подлый поступок. Именно поэтому я надеюсь, что ты сможешь взять в свои ручки управление клиникой, хотя бы на первое время, пока не уляжется вся эта шумиха.

– Какая шумиха?

– Которая последует за моей смертью. – На этот раз Дэйв не стал экономить силы и широко улыбнулся. – Твой папочка – небезызвестная личность в городе, да и во всей Великобритании, пожалуй. Мне не страшно уходить, я чувствую, что сделал почти все. Разве только вот не увидел своих внуков…

– Если ты постараешься… – начала Кэролайн, но достаточно было одного взгляда в глаза отца, чтобы тут же замолчать.

– Но и Беатрис их не видела. Зато я смогу рассказать ей, какая красавица дочь у нас выросла. Знаешь, только потому, что ты есть, мне не страшно уходить. Ты – самое главное дело моей жизни. Кажется, оно мне удалось. – Он улыбнулся и погладил Кэролайн по щеке. – А сейчас я устал и буду спать. Поцелуй-ка меня и посиди еще немного рядом. Мне так хорошо, когда вы рядом. Моя маленькая Кэри и любимая Беатрис.

Кэролайн видела, как медленно гаснут глаза отца. Дыхание тихо вырвалось у него из груди, черты лица заострились. Кэролайн наклонилась и закрыла голубые когда-то глаза. Она осторожно прикоснулась губами ко лбу отца и провела рукой по его все еще роскошным седым волосам.

Она еще долго сидела рядом с телом Дэйва Сотбери и держала его за руку, веря, что там, за чертой, его за руку держит Беатрис.

Похороны Дэйва Сотбери состоялись через неделю. Многие пришли отдать ему последнюю дань уважения, и среди них было немало молодых людей. Многих Кэролайн узнавала по фотографиям, что до сих пор висели на стенах кабинета ее отца.

Она стояла, одинокая в толпе, и держала в руках букет розовых гиацинтов, очень похожих на те, что росли у них в саду. Похожих, но все же не таких. К ним никогда не прикасалась рука Беатрис Сотбери.

Кэролайн что-то отвечала тем, кто выражал ей соболезнования, слушала мессу, но ей все время казалось, что это происходит не с ней, а с кем-то другим. Она сама закрыла глаза отцу, чувствовала, как жизнь постепенно уходит из его тела, видела, как меняется лицо, но так и не смогла поверить, что его больше нет.

Гроб опустили в черную яму. Кэролайн вдруг поняла, что в такой же теплый майский день двадцать лет назад хоронили ее мать. Такой же была земля, и такие же гиацинты держала она в руках. Разница была лишь в том, что теперь Кэролайн осталась совсем одна. Некому больше положить ей на плечи широкую ладонь и увести прочь.

Двигаясь словно во сне, Кэролайн бросила на гроб первую горсть земли и отошла в сторонку, позволяя остальным проститься с самым дорогим для нее человеком на всем свете. Она первой бросила землю и последней положила гиацинты. Они были какими-то беззащитными в окружении белоснежных строгих лилий и темных роз. Нежные розовые цветы, пахнущие детством и любовью.

Кэролайн не заметила, когда все разошлись. Она так и стояла у могилы отца, усыпанной цветами, и смотрела на розовые гиацинты, ни о чем не думая и ничего не желая.

Широкая теплая ладонь легла ей на плечо. Кэролайн вздрогнула и подняла глаза. Дэвид Гриффин с тоской и тревогой смотрел на нее. Всего один шаг отделял ее от того, чтобы обвить руками его широкую шею, прижаться щекой к груди, вдохнуть его запах и расплакаться. Совсем как двадцать лет назад.

– Давайте я отвезу вас домой, – сказал Дэвид и взял ее под локоть

Кэролайн покорно кивнула.

2

Кэролайн сидела в гостиной. В этом доме она выросла и, пока была маленькой, звала его своим. Потом, купив квартирку в Харлеме, начала называть ее своим домом, а этот старый, заросший вьюном и мхом коттедж – папиным домом. И вот теперь она снова должна называть его своим. Последняя воля Дэйва Сотбери была выражена предельно лаконично: «Все свое движимое и недвижимое имущество завещаю своей дочери Кэролайн Сотбери». Дата и подпись.

Дэвид только что прочитал его и теперь ждал реакции.

– Больше ничего? – спросила Кэролайн, сама не зная, какой ответ надеется услышать.

Дэвид покачал головой.

– И даже письма не оставил?

– Полагаю, ваш отец собирался проститься с вами лично и тогда сказать все, что только считал нужным. Думаю, вам будет интересно ознакомиться с описью его имущества. Вы ведь теперь должны знать, чем владеете.

Кэролайн махнула рукой. Она и так все знала. Но Дэвид упрямо достал нужный документ и принялся перечислять: дом, клиника, какие-то акции, счета в банках. Когда он наконец закончил, Кэролайн почувствовала, что у нее разболелась голова. И что теперь она должна с этим делать?

– Вы не знали и о половине? – участливо улыбнувшись, спросил Дэвид.

– О двух третях! Я знала только о том, что у него есть этот дом и клиника. Об акциях, счетах, каких-то там векселях я вообще ничего не слышала. Папа никогда не посвящал меня в свои дела, прекрасно понимая, что мне это все неинтересно. Он очень хотел, чтобы я стала врачом, но я лет с десяти страстно мечтала рисовать. Талантом Бог меня обделил, так что теперь я анализирую чужое творчество.

– Кто не умеет сам, тот учит других, – хмыкнул Дэвид.

– Примерно так. Только я занимаюсь живописью Франца Халса, жившего в шестнадцатом и семнадцатом веках. Думаю, ему мои комментарии совершенно безразличны.

Кэролайн слабо улыбнулась и даже немного испугалась этого. После похорон отца, когда Дэвид привез ее в отцовский дом и дал бокал с бренди, ей казалось, что она вообще разучилась улыбаться и радоваться жизни. И вот прошло всего-то три дня, а она уже шутит!

Дэвид с удовольствием смотрел на улыбающуюся Кэролайн. Ни у кого на всем свете не было такой честной и открытой улыбки. И уж конечно не могла так улыбаться Эрика. Дэвид сразу же нахмурился, как всегда когда вспоминал бывшую подругу, на которой чуть не женился. И как только он удержался от этого опрометчивого шага!

– Тогда давайте вернемся к вашему наследству. Полагаю, у вас имеются вопросы?

– Конечно, – подтвердила Кэролайн. – Самый главный из них: что мне со всем этим делать?!

– Акции и счета не требуют вашего внимания. Вам нужно будет лишь заплатить налог на наследство по этим статьям. Насколько я знаю, мистер Сотбери сделал все, чтобы облегчить ваше будущее. На ваше имя был открыт счет, на который мой клиент перевел сумму, достаточную для того, чтобы оплатить налог.

– Папа всегда был очень предусмотрительным. – Кэролайн еще раз мягко улыбнулась.

– Да, – согласился с ней Дэвид.

В его глазах Кэролайн увидела то же теплое и нежное чувство, что жило и в ее сердце. Может быть, не такое сильное, но ведь Дэвид был всего лишь поверенным, а она – дочерью.

– Скажите, как получилось, что мой отец выбрал поверенным столь молодого человека? – Задав этот вопрос, Кэролайн тут же смутилась. Ну когда же она научится быть тактичной?! – Не обижайтесь, просто я думала, что он выберет кого-нибудь из своих друзей.

– Я и не думал обижаться. Я с вашим отцом знаком буквально с первых дней жизни. Я – один из тех, которые никогда не должны были родиться. Только благодаря вашему отцу я появился на свет. А вы ведь знаете, что он принимал деятельное участие в судьбах «невозможных детей», как он нас часто называл. Если хотите, я позже покажу вам свою фотографию.

– Не надо, я уже вспомнила.

Кэролайн и правда поняла, почему Дэвид показался ей сразу же знакомым: его детскую фотографию она часто рассматривала. Да, он был из первых, из тех, о ком потом говорили – чудо. Ее отец был признанным авторитетом в области акушерства и гинекологии. Он помог многим женщинам, которых называли бесплодными, еще до того, как родился первый «ребенок из пробирки». Впрочем, и в разработке этого направления ее отец принимал деятельное участие, и теперь его клиника считалась одной из лучших в стране, в том числе и по числу успешных случаев экстракорпорального оплодотворения.

Дэвид усмехнулся и начал объяснять:

– Когда я окончил Итон…

Кэролайн удивленно приподняла бровь: насколько она знала, в Итоне учатся отпрыски самых богатых и влиятельных семей Британии.

Дэвид развел руками.

– Так уж получилось. Никакой моей заслуги в этом нет. Так вот, как только я окончил Итон, я приехал в Ноттингем на выходные и решил остаться здесь. Для хорошего юриста, каковым я, без ложной скромности, являюсь, в этом городе достаточно работы. Конечно, иногда я по делам езжу в Лондон, но мне не нравится мегаполис с его шумом и толпами людей. В Ноттингеме хорошо, особенно весной, когда все цветет.

– Да, здесь хорошо, – согласилась Кэролайн. – Я очень хотела показать отцу сады Харлема, ведь там находится центр нидерландского цветоводства, но сейчас я понимаю, что в нашем садике отцу было в тысячу раз лучше. Вы, наверное, были очень близки с папой?

– Он был для меня даже не другом, а скорее наставником. Родного отца я интересую исключительно как наследник. А мистер Сотбери видел во мне в первую очередь личность. Хотя мог бы видеть лишь плод своего труда. Вы спрашивали, были ли мы близки? Да, но совсем не так, как вы. Ближе вас у него никого не было.

– И у меня тоже, – тихо сказала Кэролайн. – Но давайте вернемся к нашим делам.

– Конечно. – Дэвид видел, что подобный разговор необходим для Кэролайн, но прекрасно понимал, что прошлое еще слишком свежо в ее памяти и морально она не готова говорить о любимом отце. Но Дэвид верил, что у них еще будет время. – Так вот, об акциях и счетах вы можете не переживать. Завтра или послезавтра, как вам будет удобнее, я познакомлю вас с управляющим делами вашего отца. Хотя, если честно, это знакомство вам не слишком поможет: ваш отец предпочитал все держать в своих руках. Управляющий – лицо при вашем отце скорее номинальное. Впрочем, мистеру Пирсону можно доверять, он хороший специалист и, думаю, не откажется продолжать выступать в роли управляющего теперь при вас. Будет с вами созваниваться раз в месяц, давать отчет в случае острой необходимости…

Кэролайн кивнула. Гораздо лучше, если делами займется кто-то, кто хотя бы понимает, что такое вексель.

– Теперь перейдем к главному детищу вашего отца – клинике. Мистер Сотбери уже давно чисто номинально числится главой клиники – кстати, теперь эта должность перейдет к вам – всеми делами управляет главный врач Стенли Берн.

– Что вы о нем думаете?

– Если ваш отец держал его на этом месте, значит, он хороший специалист, – уклончиво ответил Дэвид.

Разве мог он рассказать, что Эрика ушла от него к Берну? Так что у Дэвида были причины недолюбливать доктора Берна.

Кэролайн удовлетворилась этим ответом. Может быть, Дэвид просто не знает этого доктора Берна и не хочет ничего говорить о нем.

– Доктор Берн присутствовал на похоронах вашего отца, но я думаю, вы не слишком обращали внимание на окружающих. Когда вам будет удобнее посетить клинику?

– Думаю, завтра.

Дэвид согласно кивнул.

– Весь персонал находится в нервном напряжении, не зная, чего от вас ожидать.

Клиника медицинской помощи бесплодным парам, или, как теперь совет попечителей собирался переименовать ее, клиника имени Дэйва Сотбери, находилась в одним из самых живописных уголков Ноттингема. Окруженное деревьями и розовыми кустами старинное здание утопало в солнечных лучах и зелени.

Кэролайн была рада, что хоть что-то в ее мире осталось неизменным: во внутреннем дворике болтали на теплом солнышке будущие матери, из открытых окон первого этажа третьего корпуса слышались крики новорожденных. Кэролайн знала, что у любой, даже у отчаявшейся женщины появляется надежда, едва только она попадает сюда.

Дэвид смотрел на нее, и ему было хорошо. Впервые лицо Кэролайн стало умиротворенным и спокойным, как будто только сейчас она попала домой. Дэвид, в который раз с первого момента встречи, подавил в себе желание обнять Кэролайн и зарыться лицом в ее шелковистые блестящие волосы.

Как он мог даже думать об этом сейчас, когда со смерти мистера Сотбери прошло несколько дней!

Дэвиду было очень стыдно перед самим собой, перед Кэролайн, такой беззащитной в своем горе, и перед мистером Сотбери. Конечно, сам основатель клиники несколько раз намекал Дэвиду, что был бы совсем не против, если бы Кэролайн нашла достойного мужчину и осела где-нибудь в пригороде Ноттингема, чтобы рожать детей и вести хозяйство. И почти сразу же мистер Сотбери сообщал, что Дэвид кажется ему весьма достойным молодым человеком. Разумеется, Дэвид не мог рассказать об этом Кэролайн. Конечно, он поверенный мистера Сотбери и должен исполнять его последнюю волю, но не до такой же степени!

Кэролайн ни о чем не догадывалась. В обществе Дэвида ей было легко и спокойно, почти так же, как рядом с отцом. Они без малейших затруднений находили темы для разговоров, даже молчать рядом с Дэвидом было легко и просто. Кэролайн не давала себе труда задуматься о мотивах его поступков, предпочитая думать, что заботу о ней и ее делах Дэвид взял на себя, во-первых, по роду своей деятельности, а во-вторых, из-за нежных чувств, испытываемых к отцу Кэролайн.

– Пойдемте, Кэролайн, думаю, доктор Берн уже ждет нас. Да и остальные мечтают выразить вам свои верноподданнические чувства.

Дэвид осторожно взял Кэролайн под руку и повел по дорожке к центральному входу клиники.

На крыльце уже выстроился почти весь медперсонал, чтобы приветствовать новую хозяйку. Никто не знал, чего ожидать от наследницы Дэйва Сотбери, а потому все решили, что будет совсем неплохо лишний раз показать ей свою лояльность.

Но на Кэролайн эта демонстрация произвела удручающее впечатление. Кто она такая, чтобы эти люди, настоящие профессионалы, относились к ней, как челядь к хозяйке? Да, номинально она владела клиникой и могла, поставив всего одну подпись, выставить за дверь любого, от простого санитара до главного врача. Ну может быть, выгнать их было бы не так уж и просто, но продать клинику – легче легкого. Еще когда ее отец возглавлял клинику реально, а не номинально, как в последние годы, ему не раз поступало предложение купить бывшее загородное поместье лордов Ноттингемских. Но отца Кэролайн от такого шага удерживала ностальгия, да и доход клиника приносила, может быть, и не слишком большой, но постоянный. Вот только и внимания требовала непрестанного. Захочет ли Кэролайн, далекая от медицины, возиться с проблемами и заботами клиники?

Дэвид почувствовал легкую дрожь Кэролайн. Он осторожно сжал ее руку, давая понять, что бояться нечего. Кэролайн с благодарностью посмотрела на него. Они подошли к ступеням, и тогда вперед вышел высокий и статный молодой мужчина. По тому, как с уважением посмотрели на него остальные, Кэролайн сделала вывод, что он-то и есть главный врач клиники доктор Берн.

Ему бы следовало стать киноактером! – подумала Кэролайн.

Светловолосый, с обаятельной улыбкой и милыми ямочками на щеках он мог сразить любую женщину.

Стенли Берн широко улыбнулся и развел руки.

– Добро пожаловать домой, мисс Сотбери!

Раздались дружные аплодисменты.

Если бы не обаяние главного врача, Кэролайн эта сцена покоробила бы. Но она была так очарована ангельской красотой доктора Берна, что ничего вокруг уже не замечала.

– Доктор Берн – главный врач клиники. Мисс Кэролайн Сотбери, – представил свою подопечную Дэвид.