Текст книги "Министерство будущего"

Автор книги: Ким Робинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

23

Много времени занял поиск огнестрельного оружия. Наконец Фрэнку удалось похитить винтовку и боеприпасы из шкафа у их швейцарского владельца, мужчины в Швейцарии нередко держат в таких шкафах оружие. Кража сошла с рук до нелепости легко, жизнь в стране была настолько безопасна, что лишь немногие запирали двери. Разумеется, от швейцарских мужчин требовалось держать штатные автоматы под замком, и все они так и делали, однако охотничье оружие кое-кто хранил халатно. Фрэнку попался именно такой хозяин.

Теперь можно действовать.

Фрэнк изучил подходящих фигурантов. Один из них должен был через месяц присутствовать на конференции в Дюбендорфе.

Фрэнк спрятал винтовку в рюкзак – по частям – и отнес ее в парковочный гараж конференц-центра в Дюбендорфе на другом склоне Цюрихберга. Он поднялся по лестнице до верхнего этажа, оттуда вышел на крышу. Оценил вид с крыши на вход в конференц-центр. Собрав винтовку, Фрэнк положил ее на деревянную подставку, которую сам и смастерил, и посмотрел на вход через прицел.

Объект, поднимаясь по широким ступеням ко входу, обернулся и что-то сказал ассистенту. Синий костюм, белая рубашка, красный галстук. Похоже, отпустил какую-то шутку.

Фрэнк рассмотрел человека в перекрестие прицела. Сглотнув ком в горле, снова прицелился. Лицо быстро горячело, ладони и ступни тоже. Человек скрылся в здании.

Фрэнк сложил части винтовки обратно в рюкзак и спустился по лестнице. В лесу на холме, отделяющем центр города от окрестностей, бросил оружие на землю под деревом. Повернулся и пошел вниз по склону к своему сараю.

В перекрестии прицела находился негодяй сродни военному преступнику. Климатический преступник. Редкому военному преступнику удастся погубить столько душ, скольких погубит этот тип. И все-таки Фрэнк не нажал на спуск. Не смог. Перед ним был объект, посвятивший всю жизнь уничтожению видов, обрекающий на смерть миллионы людей, а Фрэнк не смог пересилить себя.

Может, он не настолько безумен, как ему казалось? Или оторвался от реальности. Либо просто струсил. Он уже не знал, что и думать. Его тошнило, трясло. Как будто на него летел автобус, а он чудом успел отскочить. Мысль разозлила Фрэнка пуще прежнего. Желание убить одного из тех, кто губит планету, ощутить себя одним из детей Кали, их западным соратником, еще не прошло.

Фрэнк видел, как умирают люди, и столкновение со смертью надломило его. Возможно, новыми смертями делу не поможешь. Один из психотерапевтов сказал: травмированные люди травмируют других людей. Несомненная правда. Но слишком уж общая, слишком простая. Не приложимая к каждому отдельному случаю. То, что он хотел кого-то или что-то уничтожить, тоже правда. Как, например, этого нефтяного магната или того дебила, которого он свалил поленом, – выдающихся людей, беспечных говнюков, которые могли совмещать в себе оба качества. Вероятно, они однажды заплатят жизнью за свои преступления, чего вполне заслуживают. Однако сделает это не Фрэнк. Он не жалел, что ударил того парня, и все-таки нападение произошло спонтанно. Застрелить человека не то же самое, что дать в морду засранцу. Несмотря на непреходящую жажду с кем-нибудь расправиться, Фрэнк не мог не признать: придется искать другой путь.

24

Все люди, ввиду природы наших органов чувств и физической реальности, подвержены ошибкам восприятия. Мы также подвержены некоторым когнитивным искажениям, застрявшим в наших мозгах в период человеческой эволюции. Отдавая себе в этом отчет, мы все равно не способны их избежать.

Сенсорные иллюзии легко объяснимы. Существуют определенные черно-белые повторяющиеся фигуры, которые, если их напечатать на бумажном круге и вращать этот круг на палочке, воспринимаются органами зрения человека как цветные вспышки. Достаточно замедлить скорость вращения круга, как сразу становится ясно, что перед нами черно-белые фигуры. Если скорость вращения увеличить, у нас на глазах они превращаются в цветные пятна. Так устроен мир.

Ракурсное сокращение – еще одно искажение восприятия, которое мы не способны корректировать. Когда вы стоите под отвесной скалой в горах, ее высота всегда выглядит одинаковой, скажем, примерно триста метров. Даже если вы стоите под северной стеной Айгера и вам известно, что ее высота 1800 метров, она все равно выглядит не выше трехсот метров. Колоссальные размеры северной стены Айгера становятся заметны, только если отойти от нее на несколько километров, например, к берегу озера Тун. С близкого расстояния их невозможно оценить.

С существованием оптических иллюзий соглашаются все – достаточно демонстрации. А вот для выявления когнитивных искажений требуются тесты. Когнитивисты, логики и экономисты-бихевиористы лишь недавно начали сортировать и придумывать названия когнитивным искажениям, споры идут по сей день. Однако тест за тестом выявляет неизбежные ошибки, порождая новые и новые названия вроде «эффекта привязки» (человек предпочитает держаться первичной оценки либо услышанного в самом начале) или «эффекта простоты изложения» (человек считает более правдивым то объяснение, что доступнее его пониманию). Им несть числа. По интернету гуляет превосходная диаграмма в виде круга – колесо ошибок, распределяющее искажения по категориям, куда входят закон малых чисел, ошибка базового процента, эвристика доступности, иллюзия асимметричной проницательности, иллюзия оценки вероятности, эффект фрейминга, контекстуальная сегрегация, асимметричность выигрыша и потерь, ошибка конъюнкции, закон типичности, ошибка казуальной атрибуции, асимметрия причин и следствий, эффект достоверности, синдром иррационального благоразумия, диктат невозвратных издержек, иллюзорные корреляции, неоправданная самоуверенность – график представляет собой прекрасный экземпляр последней, претендуя на истинность знаний о том, как мы мыслим и что должно считаться нормой.

Как и в случае с сенсорными иллюзиями, знание того, что когнитивные искажения существуют, не помогает нам избегать их при столкновении с новой проблемой. Наоборот. Искажения эти постоянны, встречаются у всех тестируемых, имеют одинаковые тенденции, не зависят от личностных факторов испытуемых и не поддаются исправлению, потому как знание о них не позволяет их избежать либо усомниться в выводах, которые мы делаем в новой ситуации. Мы всегда более уверены в своих заключениях, чем следует. Самоуверенность – не только экспертов, но всех и каждого – воистину одна из наиболее распространенных иллюзий. Данный анализ, несомненно, дает еще один пример: насколько мы действительно во всем этом разобрались?

Батюшки! Что тогда означают последние открытия когнитивной науки? Одни говорят, что они не более чем демонстрация статистической безграмотности простых людей. Другие утверждают, что по своему значению они могут сравниться с открытием подсознания.

Вернемся-ка к идеологии, без которой невозможно упорядочить огромный поток проливающейся на нас информации. Может ли идеология быть еще одной когнитивной иллюзией, полезным вымыслом?

Да, конечно. Мы не способны функционировать, не генерируя и не применяя идеологию. Эту работу мы выполняем путем мышления, которое подвержено целому ряду системных, если не сказать фактических ошибок. Люди никогда не вели себя рационально. Возможно, наука сама по себе – это попытка обрести рациональность. И философия тоже. Разумеется, философия нередко доказывает, что мы лишены способности все додумывать до конца, заставлять логику работать в виде замкнутой системы и так далее.

Еще не следует забывать, что дискуссию эту мы ведем о нормальном, здоровом разуме. Если, начав со столь шаткой исходной позиции, потерять по дороге здравость мысли, вся дискуссия зайдет неизвестно куда. Достаточно сказать, что ничем хорошим это не кончится.

25

Зимой Цюрих часто окутан туманом и низкой облачностью. Господствующие северные ветры прижимают сформировавшиеся над Атлантикой облака к стенке Альп, откуда им некуда деться. Один серый день за другим серым днем в сером городе у серого озера, разделенном надвое серой рекой. Нередко в такие дни поездка на поезде на расстояние меньше ста километров способна вывести из тумана к альпийскому солнцу. С другой стороны, лучшего времени года для работы не придумать.

Мэри работала. Читала отчеты, проводила встречи, обсуждала проекты со множеством людей по всему миру, выдвигала законодательные инициативы по принятию более жестких национальных законов, закрепляющих юридический статус людей будущего и прочих бесправных тварей. Каждый день был насыщен. Вечера она часто проводила с Бадимом и остальными членами команды. Они обычно пешком спускались в Нидердорф и либо переходили по мосту на другую сторону к ресторану «Цойгхаускеллер», либо оставались на своем берегу в темном переулке около собора Гроссмюнстер и сидели за длинным столом в глубине «Каса Бар».

В тот день сквозь облака проглянуло солнце, и поэтому они спустились на трамвае до площади Бюрклиплатц, доехали еще одним трамваем до остановки «Тифенбруннен» и сели ужинать в «Трес Килос», где обычно отмечали только дни рождения и другие важные события. Тот день этого заслуживал. 19 февраля – первый солнечный день, что для Цюриха отнюдь не рекорд, как грустно заметил Юрген. В Швейцарии обожают вести учет рекордных погодных явлений.

К тому времени, как они прибыли в ресторан, давно стемнело. Лампочки в форме стручков чили, висящие над входом, пылали, как языки пламени. Внутри кто-то что-то уже отмечал, свет вдруг погас, и в зал под звуки песни «С днем рожденья» Стиви Уандера вошла официантка с тортом, рассыпающим искры бенгальских огней. Гости присоединились к поздравляющим, допели с ними песню и сели около кухни, где всегда сидели, если места раньше них не занимали другие. Мэри, сидя рядом с Эстеваном и Имени, прислушивалась к их игривой перебранке. В ней не было ничего нового, пара словно застряла на стадии ворчливого флирта.

– Мы Министерство будущего, – наседал Эстеван, – а не министерство для решения всевозможных текущих проблем. Надо тщательно выбирать свои сражения, иначе полем битвы станет все вокруг.

– Но ведь в будущем все на свете будет представлять собой проблему, – отвечала Имени. – Как ты можешь это отрицать? Твоя разборчивость означает, что мы изменяем своей миссии. Что, кстати, гарантирует говенное будущее.

– И все же необходимо выделять приоритеты. Времени в обрез.

– Это и есть наш приоритет! Кроме того, нас много, и время у нас есть.

– У тебя, может быть.

Имени толкнула соседа локтем и наполнила оба бокала из только что принесенного нового кувшина с «маргаритой». Разговор перешел на сегодняшние новости из Мауна-Кеа: там был зарегистрирован уровень углекислого газа в 447 частей на миллион – самый высокий в истории для зимы. И все это несмотря на индивидуальные отчеты стран, демонстрирующие значительное сокращение выбросов – даже в США, Китае, Индии. Даже в Бразилии и России. Из всех стран с высоким уровнем выбросов сообщали об их сокращении, а в итоге все равно происходил совокупный рост. Либо были выявлены не все источники, либо врали отчеты. Мнения за столом разделились. Возможно, причина была двоякой.

– Когда люди лгут, они знают, что неправы. Но если есть какие-то вторичные выбросы, о которых никто не знает, то дело обстоит еще хуже. Будем надеяться, что люди просто врут.

– Чего тут надеяться, конечно, врут!

– Ладно, не будь циником.

– Я не циник, я реалист. С каких пор люди начали говорить правду по этому конкретному вопросу?

– Люди? Кого ты имеешь в виду, ученых или политиков?

– Политиков, разумеется! Ученые не люди.

– Я думала, что наоборот!

– Ни те, ни другие не люди.

– Эй, полегче. Мэри – политик, а я ученый.

– Нет, вы оба технократы.

– Получается, мы научные политики?

– Или политические ученые. Точнее, политизированные ученые, потому что политическая наука – это из другой оперы.

– Политическая наука – фальшивка, если желаешь знать мое мнение. Или по крайней мере не заслуживает своего названия. Что в ней от науки?

– Статистика?

– Нет. Им просто хочется солидно выглядеть. В лучшем случае это история, в худшем – экономика.

– Слышу стон несчастного обладателя диплома по политологии.

– В точку!

Хохот за столом. Еще один заход на «маргариту». Счет принесут астрономический, «Трес Килос», как и все рестораны Цюриха – или всего мира? – делали главную выручку, чудовищно накручивая цены на выпивку. Коллеги, вероятно, рассчитывали, что сегодняшний вечер оплатит министерство. Они не ошибались. Мэри со вздохом позволила снова наполнить бокалы.

Министр обвела собравшихся взглядом, прислушалась к флирту Эстевана и Имени. Прощупывают друг друга, но с оглядкой – они здесь не одни. Служебные романы редко доводят до добра и все-таки случаются снова и снова. Никто не собирается работать в министерстве всю жизнь, как и на любой другой работе. Так почему бы и не пофлиртовать? Где еще людям встречаться? Поэтому такие романы – данность. Ее тоже однажды зацепило – давным-давно. Мэри помнила, как точно так же болтала с Мартином, еще в Лондоне. Мэри и Марти! Двое ирландцев в Лондоне, протестантка и католик, изучающие систему в надежде запустить в нее когти. Мартина нет в живых уже больше двадцати лет.

Мэри быстро и решительно переключила внимание на текущий момент. Эстеван и Имени крайне оживились. Мэри без труда различала, что именно притягивает их друг к дружке, несмотря на различия. Хотя… Их треп слишком ломкий, немного натянутый. Причина, по которой людей тянет друг к другу, в принципе непознаваема. Кто знает, может, они уже были любовниками, потом разошлись и теперь договариваются о перемирии? Трудно судить со стороны, особенно если ты их начальница.

В конце долгого застолья Мэри поднялась на ноги, прикидывая уровень своего опьянения. Министр осторожничала, понимая, что окружена коллегами, подчиненными, плохо, если они увидят тебя в непотребном виде. К тому же молодость ее кое-чему научила, а заодно выработала довольно высокую сопротивляемость алкоголю. Все шло хорошо, Мэри могла дойти в компании с остальными до ближайшей остановки голубого трамвая, сделать пересадку на Бюрклиплатц и, попрощавшись с Бобом и Бадимом, продолжить путь с Эстеваном и Имени. Потом она выйдет на остановке «Церковь Флунтерн», помашет рукой двум молодым попутчикам, гадая о состоянии их отношений, но на самом деле будет думать совсем о другом: чашке чая, постели, угрозе бессонницы.

Мэри шла по Хохштрассе, как вдруг мужчина, шедший по другой стороне улицы, резко свернул и пристроился рядом. Она бросила на него слегка испуганный взгляд. Незнакомец смотрел на нее бешеными глазами.

– Не останавливайтесь, – скомандовал он низким сдавленным голосом. – Теперь вы моя пленница.

– Что? – Мэри остановилась как вкопанная.

Мужчина защелкнул на ее кисти какой-то зажим, а другой рукой показал спрятанный в ладони короткоствольный пистолет. Зажим на руке оказался половинкой наручников из прозрачного пластика, вторая половина была пристегнута к запястью мужчины.

– Пошли, – скомандовал он и первым двинулся вперед, увлекая Мэри за собой. – Я хочу с вами поговорить. Если пойдете со мной, я ничего вам не сделаю. Не пойдете, пристрелю на месте.

– Вы не посмеете, – слабо возразила Мэри. Тем не менее она против воли уже шла за ним.

– Посмею. – Мужчина бросил на нее еще один пылающий взгляд. – Мне на все наплевать.

Мэри сглотнула комок в горле. Сердце бешено колотилось. Выпитый алкоголь побежал по жилам, как огонь, она едва не спотыкалась.

Незнакомец, к полной неожиданности Мэри, подвел ее ко входу в ее собственный дом.

– Заходите. Быстрее.

Мэри ввела код и открыла наружную дверь. Поднялась по лестнице до своей квартиры. Отперла и открыла дверь. Вошла. Обстановка из-за того, что хозяйку сделали пленницей в собственной квартире, стала вдруг чужой.

– Телефон, – потребовал мужчина. – Выключите его и положите на стол. – Он указал на маленький столик у входной двери, где она действительно часто его оставляла.

Мэри вынула мобильник из сумочки, отключила и опустила на столик.

– У вас есть с собой какие-то еще устройства GPS?

– Что?

– Микрочипы? GPS вам выдавали?

– Нет. Не думаю.

Незнакомец бросил на нее пытливый, неодобрительный взгляд. Он достал из кармана, где держал пистолет, маленькую черную коробочку, повернул выключатель и обвел ею вокруг фигуры Мэри. Посмотрев на экран, удовлетворенно кивнул.

– Хорошо, пошли.

– Но я не…

– Пошли! Здесь недалеко, за углом.

– Вы же хотели просто поговорить!

– Правильно.

– Так говорите здесь! Если снимете наручники, я согласна на разговор. Но если потащите меня отсюда, я упаду, как только нас кто-то заметит, и стану звать на помощь. Если вам нужно всего лишь поговорить, то удобнее всего это сделать в моей квартире. Здесь я чувствую себя увереннее. Внимательнее буду слушать.

Несколько секунд незнакомец сверлил ее взглядом.

– Ладно, почему бы и нет, – сказал он, с растерянным видом покачав головой.

Мэри это заметила и подумала: «У него с мозгами не все в порядке». Эта мысль напугала ее еще больше. Мужчина расстегнул кольцо наручников. Мэри потерла запястье рукой, лихорадочно обдумывая положение.

– Мне нужно в туалет.

Опять этот взгляд.

– Я сначала проверю.

Они вместе подошли к санузлу, мужчина заглянул в туалетную комнату, за шторку душевой кабины. Видимо, подумал, что у нее там установлена какая-нибудь система защиты от нападений, сигнализация или есть другой телефон. Если бы! Закончив осмотр, он вышел наружу, оставив дверь открытой. Мэри зашла в ванную комнату и в нерешительности остановилась. Дверь толкнули, она почти полностью закрылась. Какой вежливый сумасшедший. Ну, это уже кое-что. Она села на унитаз пописать и заодно обдумать свое положение. Ничего путного в голову не приходило. Мэри спустила воду и вышла к своему обидчику.

– Хотите чаю? – спросила она.

– Нет.

– А я хочу.

– Валяйте. С этого и начнем.

Мэри вскипятила воду в чайнике и заварила чай. Она немного успокоилась. Мужчина, наблюдая за ее действиями, повторно отказался от чая. После этого они уселись друг напротив друга за маленький кухонный стол.

Незнакомец был молод. Около тридцати плюс-минус пара лет, такой возраст с трудом поддается определению. Худое, осунувшееся лицо, черные круги под глазами. Поджарый, как хищник. Похоже, слегка напуган собственной дерзостью. Это объяснимо, однако бешенство, промелькнувшее в его глазах в момент захвата, говорило о безразличии к последствиям. На такой поступок мог пойти только надломленный человек. Очевидно, с ним в прошлом что-то случилось.

– Что вам от меня нужно? – спросила Мэри.

– Поговорить.

– Зачем тогда все это?

Незнакомец криво улыбнулся.

– Чтобы вы меня выслушали.

– Я выслушиваю людей каждый день.

Похититель энергично тряхнул головой.

– Не таких, как я.

– Что вы имеете в виду? Почему не таких?

– Я никто. Я мертвец. Меня убили.

По спине Мэри пробежал холодок. Наконец, не зная еще, умно ли об этом спрашивать, она произнесла:

– Каким образом?

Мужчина словно не услышал вопроса.

– Ожидалось, что я восстановлюсь… Увы. Я на самом деле мертв. Вы глава крупного агентства ООН, у вас важные встречи повсюду в мире, каждый час, каждые сутки. Вам недосуг выслушивать мертвецов.

– О чем вы? – переспросила Мэри, стараясь не выдать степень своей тревоги. – Как вы умерли?

– Во время великой жары.

Вот оно что.

Взгляд мужчины застрял на чашке с чаем. Мэри поднесла ее к губам и отхлебнула. Глаза незнакомца так и не оторвались от точки на столе, где до этого стояла чашка. Его лицо покраснело, на глазах у Мэри кожа на щеках и лбу похитителя превратилась из бледно-белой в ярко-алую. На лбу и тыльной стороне напряженных рук выступили капельки пота. Мэри при виде этой метаморфозы почувствовала, как к горлу подкатывает новый ком.

– Извиняюсь, – сказала она. – Видимо, вам сильно досталось.

Мужчина кивнул. Вскочил на ноги, начал расхаживать по маленькой кухне, не поворачиваясь к хозяйке лицом. Ночь за окном была черна, огни на склоне Цюрихберга расплывались в темном тумане. Мужчина тяжело дышал, словно после быстрой пробежки или попытки подавить рыдания.

Мэри прислушалась к частому глубокому дыханию. А что, если он заряжается энергией, чтобы что-нибудь с ней сделать?

Через несколько минут он вновь уселся напротив.

– Да, досталось. Все умерли. Я тоже умер. Но меня вернули к жизни.

– Вы выздоровели?

– Нет! – гневно воскликнул он. – Какой там выздоровел!

– Я имела в виду в физическом плане.

– Нет! И физически тоже! Ни в каком плане! – Он затряс головой, словно пытаясь выбросить из нее мешающие мысли.

– Извиняюсь, – повторила Мэри. Отпила еще чаю. – Итак, вы хотели поговорить со мной. Об этом самом, я полагаю?

Мужчина покачал головой.

– Нет, не об этом. Это лишь начало. Возможно, оно вызвало желание поговорить с вами, но то, что я хотел сказать, совсем о другом. А сказать я вам хотел вот что. – Он заглянул Мэри в глаза. – Жара еще вернется.

Мэри чуть не поперхнулась.

– Почему вы так думаете?

– Потому что ничего не изменилось!

Незнакомец в возбуждении вскочил. Алое лицо приобрело багровый оттенок. Брови насуплены. Он наклонился над Мэри и низким, сдавленным голосом произнес:

– Зачем вы делаете вид, будто не понимаете?

– Я не делаю вид. Я действительно не понимаю.

Мужчина покачал головой, сверля ее взглядом.

– Именно поэтому я и пришел. Вы все прекрасно понимаете. А делаете вид, что это не так. Вы все притворяетесь. Вы стоите во главе Министерства будущего Объединенных Наций, а делаете вид, будто вам неизвестно, что нас ожидает.

– Этого никто не знает. – Мэри выдержала взгляд незнакомца. – И должна вас поправить: министерство было создано под эгидой Парижского соглашения. ООН напрямую не участвовала.

– Но Министерство будущего – это вы.

– Да, я его возглавляю.

Мужчина смерил ее долгим взглядом, сел на стул по другую сторону стола. Подался вперед.

– Тогда что вы и ваше министерство знаете о будущем?

– Мы способны лишь моделировать различные сценарии. Отслеживаем происходящее, составляем графики развития поддающихся измерению событий, из чего делаем выводы, останутся ли события прежними, будут нарастать или пойдут на убыль.

– Такие вещи, как температура или рождаемость?

– Да.

– То есть вы все знаете! Допускаете ли вы вообще такой сценарий, при котором новый период жары не убьет еще несколько миллионов человек?

– Да.

Вопрос смутил Мэри. Вероятность того, о чем говорил незнакомец, не давала ей спать по ночам. Благоприятные сценарии будущего без новых инцидентов с массовой гибелью людей были исключительной редкостью. Они требовали от народов действий, на которые те не хотели идти. Слова мужчины до боли напоминали ее собственные страхи – словно она нечаянно забрела наяву в один из ночных кошмаров и теперь не могла из него выбраться.

– Ха! – воскликнул похититель, прочитав мысли на ее лице.

Стараясь скрыть их, Мэри скорчила гримасу.

– Вы все понимаете. Будущее для вас не тайна. – Казалось, что его голос вот-вот надломится, он с трудом удерживался, чтобы не сорваться на крик. Мужчина закашлялся, затряс головой. – Но ничего не предпринимаете. Даже у себя на работе.

Мужчина снова вскочил, взял из сушилки для посуды стакан, налил воды из крана, выпил. Снова сел за стол, прихватив стакан с собой.

– Мы делаем все, что в наших силах, – возразила Мэри.

– Нет, не делаете. Вы не делаете всего, что в ваших силах, а того, что делаете, мало. – Он наклонился вперед, поймал ее взгляд. Голубые глаза с застывшим в них выражением му́ки чуть не выскакивали из потного, алеющего лица. – Признайтесь!

Мэри вздохнула. Попыталась подобрать слова для ответа. Взгляд незнакомца ее напугал. Уж не собирается ли он убить ее, чтобы место министра занял кто-нибудь порасторопнее? Такой ход мыслей не исключен. И обстановка подходящая. Похитил и привел в ее же квартиру. Когда такое случалось с другими женщинами, они нередко погибали.

Наконец с бьющимся сердцем Мэри пожала плечами.

– Мы пытаемся.

Они долго сидели и молча смотрели друг на друга. У Мэри возникло впечатление, что незнакомец дает ей время обдумать то, что она сказала, повариться в соку ощущения безнадежности.

Наконец он произнес:

– Ваши попытки не работают. Этого мало. Вы терпите неудачу. Вы и ваша организация не справляетесь со своей миссией, обрекая на смерть миллионы людей. Вы постоянно, каждый день их подводите. Обрекаете их на смерть.

– Мы делаем все возможное, исходя из наличных ресурсов, – вздохнула Мэри.

– Неправда.

Лицо незнакомца снова покраснело, он вскочил с места. Тяжело дыша, забегал по кухне, как пойманное животное. «Сейчас все и произойдет», – подумала Мэри. Ее сердце тоже неистово колотилось.

Мужчина остановился перед ней. Опять навис сверху. Заговорил низким сдавленным голосом, как будто другие интонации были ему неподвластны:

– Поэтому я и пришел. Вам пора перестать думать, будто вы делаете все возможное. Потому что это неправда. Вы могли бы делать намного больше.

– Например?

Мужчина пронзил ее взглядом, сел напротив, закрыл лицо руками. Наконец, отняв руки, откинулся на спинку стула. Посмотрел Мэри прямо в глаза. Только сейчас она разглядела в нем реальную личность. Попавшего в тяжелое положение молодого человека. Нездорового и напуганного.

– Я вернулся в Индию. Попытался примкнуть к группе, о которой мне говорили, – «Дети Кали». Вы о ней слышали?

– Да, но это группа террористов.

Мужчина покачал головой, не отрывая от Мэри взгляда.

– Нет. Кончайте мыслить вашими устаревшими буржуазными категориями. Ставки слишком высоки, чтобы прятаться за прежними ценностями. Идет уничтожение планеты – людей, животных, всего на свете. Мы живем в период массового вымирания, и есть люди, которые пытаются что-то с этим делать. Вы называете их террористами, а на самом деле террористы – это те, на кого вы работаете. Неужели не понимаете?

– Я стараюсь избегать насилия. Такова моя работа.

– Не вы ли говорили, что ваша работа – предотвращать массовую гибель?!

– Когда я так говорила?

– Ну, не знаю. А что тогда вы говорили? И что говорите сейчас? Не надо до меня докапываться, я нашел вас не для того, чтобы отвечать на придирки! Вы убиваете планету и еще хотите, чтобы я запоминал слова, которыми вы прикрываете свою задницу? Говорите напрямую! В чем задача Министерства гребаного будущего?

Мэри нервно сглотнула слюну. Отхлебнула чаю. Чай остыл. Она попыталась сосредоточиться на ответе. Имеет ли смысл вступать в дебаты со взбалмошным молодым человеком, который все больше и больше распаляется? А разве у нее есть выбор?

– Министерство было создано после парижской встречи 2024 года. Участники сочли целесообразным создание агентства, которое представляло бы интересы будущих поколений. А также представляло бы интересы тех субъектов, которые не могут постоять сами за себя, вроде животного мира или речных бассейнов.

Молодой человек пренебрежительно махнул рукой. Это шаблонное определение он уже слышал.

– И что? Как вы защитите их интересы?

– У нас есть отделы, которые занимаются различными аспектами проблемы – правовыми, финансовыми, физическими и так далее. Мы устанавливаем приоритеты, согласно которым распределяем выделенный нам бюджет, и делаем то, что в наших силах.

– А если этого мало?

– Что значит мало?

– Этого мало! Ваши усилия даже не замедляют ущерб. Не создают нужное количество заплат. И вы это видите, потому что это видят все. Ничего не меняется, мы по-прежнему катимся к массовой гибели, она уже началась. Вот что я имею в виду, говоря «мало». Так почему бы вам не делать больше?

– Мы и так уже делаем все, что только можно вообразить.

– Значит, ваше воображение либо не идет дальше определенных вещей, либо вы об этих вещах думали, но решили, что они не для вас.

– Например?

– Например, выявление самых злостных преступников, виноватых в массовом вымирании, и их преследование.

– Мы это уже делаем.

– С помощью судебных исков?

– Да, судебных исков, санкций, кампаний в прессе…

– Как насчет выборочного отстрела?

– Разумеется, никак!

– Почему же «разумеется»? Некоторые их этих гадов совершают преступления, из-за которых погибнут миллионы! Они всю жизнь упорно работают над закреплением системы, ведущей к массовой гибели.

– Насилие порождает насилие. Цикл насилия бесконечен. Таково наше отношение.

– Это – отношение побежденных. Нет, правда: насилие в виде сжигания углеводородов убьет больше народу, чем смертные приговоры за всю историю мира. Так что ваша мораль – по сути, мораль капитулянтов.

– Я верю в верховенство закона, – пожала плечами Мэри.

– Что было бы прекрасно, будь законы справедливы. Но фактически они допускают то самое насилие, с которым вы якобы боретесь!

– Следовательно, надо менять законы.

– Как насчет насилия против тех, кто сжигает углеводороды? Если взорвать угольную электростанцию, это слишком много насилия, на ваш взгляд?

– Мы действуем в рамках закона. Так реальнее добиться изменений.

– Скорость изменений недостаточна. – Мужчина постарался взять себя в руки. – Если вы относитесь к своей работе всерьез, то должны искать способы ускорить перемены. Пусть некоторые шаги будут противозаконны; в данном случае сам закон не прав. Помнится, принцип был закреплен еще в Нюрнберге: исполнение негодных законов само по себе противозаконно.

– Мы много работаем над выявлением проблем, создаваемых нынешним правовым режимом, и предложением поправок.

– Впустую.

Мэри уныло пожала плечами, отвела взгляд в сторону:

– Процесс идет.

Мужчина покачал головой.

– При серьезном отношении к делу вы создали бы действующий вне закона и подстегивающий перемены отдел тайных операций.

– Будь у нас такой отдел, я бы вам о нем не сказала.

Молодой человек недоуменно посмотрел на Мэри.

– Я не верю, что он у вас есть. А если и есть, то не справляется с задачей. По земле расхаживает около сотни человек, которые, если судить о них с точки зрения будущего, как вы и должны делать, являются массовыми убийцами. Если они начнут подыхать, если некоторая их часть будет ликвидирована, остальные, возможно, занервничают и пойдут на попятную.

– Убийство порождает убийство, – покачала головой Мэри.

– Тогда изгнание. Посадка в созданные с вашей подачи тюрьмы. Каково проснуться в один прекрасный день и обнаружить, что все твои активы тю-тю? Это сильно умерило бы способность к истреблению будущих поколений.

– Сомневаюсь.

– Если этого не сделаете вы, то сделает кто-то другой.

– Что ж, пусть другие делают свое дело, мы будем делать свое.

– Ваше дело не дает результата. Если вместо вас им займутся другие, их самих начнут убивать, в то время как в вашем случае вы бы просто выполняли свои обязанности.