Текст книги "Рассвет рыцаря"

Автор книги: Ким Хантер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

В то время как Солдат произносил торжественную клятву перед немногочисленной аудиторией из двух потрясенных слушателей, принцесса Лайана встала с кровати.

Ее спальня находилась под самым куполом Зеленой башни, сделанным в виде бутона тюльпана. На крепостных стенах, которые принцессе было хорошо видно из четырех окон, забранных белыми чугунными решетками, чтобы она в припадке безумия не выпрыгнула вниз и не разбилась, трубачи и барабанщики исполняли военные марши. В перерывах между ревом труб и грохотом барабанов в спальню Лайаны доносилось воркование голубей на крышах дворца. Эти звуки были несовместимыми: символы войны и мира, бок о бок, спорящие между собой и требующие внимания.

Спальня Лайаны, подобно спальне ее сестры во Дворце Птиц, была обита мягким материалом. Дверь всегда запирали снаружи слуги. Все это также было вызвано безумием принцессы. Она не могла покидать свою опочивальню и бродить по замку ночью, когда стражники и горничные не так внимательны, как днем.

Но сегодня Лайана была в здравом уме, и этот период должен был продлиться не меньше двух-трех недель, поскольку она только что оправилась от страшного приступа, затмившего ее рассудок. Припадки безумия всегда чередовались с непродолжительными передышками. Это было очень жестоко по отношению к принцессе, поскольку промежутки просветления вселяли в нее ложные надежды. Чем дольше они продолжались, тем больше крепла уверенность принцессы, что сумасшествие отступило навсегда. Но рано или поздно болезнь возвращалась, набрасываясь на ее разум и душу. Припадки истощали Лайану физически и духовно; ей становилось страшно при мысли о том, что она сделала или могла бы сделать, находясь в буйном помешательстве.

Принцесса в шифоновой ночной рубашке подошла к окну. На подоконнике устроилась стайка белых голубей с пышными хвостами. Увидев девушку, птицы взмыли в воздух. Лайана обрадовалась этому – однообразное воркование ей надоело.

– Какое прекрасное утро, – промолвила девушка, глядя на прозрачное голубое небо. – Пусть так продолжается вечно.

Но тут снова затрубили фанфары, загремели барабаны, к ним прибавился грохот трещоток.

Вдруг Лайана вспомнила, что теперь она замужем за совершенно незнакомым мужчиной.

Что ею двигало? Сострадание? Или же она испытывает какое-то чувство к Солдату? Принцесса находилась в смятении. Проще всего было бы сказать, что она не знала, что у нее на уме. На самом деле большую часть времени собственный ум ей не принадлежал. Однако в прошлом Лайана не позволяла своим чувствам диктовать ей, как себя вести. Ее предыдущие два супруга – да обретут их души покой – были выбраны не по любви, а за твердый характер. Лайана надеялась, что у них хватит сил сдерживать ее дикие вспышки безумной ярости. Как она ошибалась! Но Солдат совсем другой.

Что бы ни считали Кафф, королева и другие, впервые принцесса встретила его не на улице, сидя в носилках. Первый раз она увидела Солдата, охотясь верхом среди лесистых холмов на юге.

В промежутках между припадками сумасшествия и исключительно в светлое время суток Лайане предоставлялась относительная свобода передвижения в пределах городских стен. Королева надеялась, что, если с ее сестрой в это время случится приступ, рядом окажутся рабы, стражники, слуги, которые доставят принцессу во Дворец Диких Цветов. Однако тайком от старшей сестры, пугая и огорчая слуг, не выдававших этого секрета королеве, Лайана время от времени ускользала от своих опекунов.

В этих случаях она направлялась к кузнецу по имени Бутро-батан, с которым подружилась еще в детстве, когда он подковывал ее любимую пегую кобылу.

Бутро-батан был огромный, нескладный великан с громадными руками и массивной головой, сидевшей прямо на широких плечах; когда кузнецу требовалось посмотреть в сторону, он поворачивался всем телом. Кожу на его лице и плечах испещряли крохотные оспинки от ожогов, оставленных раскаленными искрами. Бутро-батан отличался недюжинной силой и крутым нравом, и его побаивались, хотя никто не мог припомнить, чтобы он когда-либо обращал свои кулаки против другого человека. При этом кузнец, подковывая могучих тягловых лошадей, обращался с ними нежно, словно с котятами. Принцессе Лайане, впервые приведшей свою лошадь к Бутро-батану, было столько же лет, сколько его дочери, когда та погибла от рук объятой ужасом толпы.

Дочь кузнеца была убита на рынке, когда у нее на губах выступила пена. Перепуганная толпа забила девочку камнями, решив, что в нее вселился демон. На самом деле эти приступы были вызваны тем, что ребенок в детстве постоянно играл в раскаленной кузнице. Однажды такой приступ случился, когда девочка пошла одна на рынок, и находившихся рядом людей охватила паника. Кузнец горько переживал гибель дочери и, разумеется, винил во всем себя. На его запястье темнели следы от ожогов: он прикладывал к ним раскаленное докрасна железо, наказывая себя за недосмотр.

Бутро-батан был всегда готов услужить принцессе. В конюшне за кузницей он держал пегую кобылу и охотничьего ястреба, а также оружие и одежду. Еще кузнец начал ковать для принцессы легкие красивые доспехи, поскольку Лайана выразила желание отъезжать еще дальше от Зэмерканда, а он хотел по возможности защитить ее от опасностей. Бутро-батан прекрасно понимал: если королева прознает о том, что он помогает ее младшей сестре на время сбрасывать оковы, налагаемые королевским происхождением и болезнью, его предадут страшной смерти. Впрочем, он уже не беспокоился о таких неизбежных вещах, как смерть.

И вот случилось так, что принцесса Лайана в один из своих тайных выездов на охоту, укутанная в синюю холстину, скрывающую ее изящные формы, наткнулась на рыцаря. У нее на глазах он поднялся с земли, словно очнувшись от глубокого сна, и недоуменно огляделся по сторонам. Поговорив с самим собой, рыцарь направился к девушке, оборванный, окровавленный, все еще не пришедший в себя, с болтающимися на поясе пустыми ножнами.

– Парень, – спросил он, – здесь произошло сражение?

– Какое сражение? – удивилась принцесса.

Незнакомец действительно выглядел так, словно недавно принимал участие в битве. На это указывал не только его внешний вид, но и сильнейшая усталость. Голубые глаза рыцаря очаровали принцессу. Она до сих пор не могла решить, не было ли в них колдовства. Что с ней случилось – она подпала под действие заклинания или же наконец ее терзают муки любви? Девушка не верила в то, что последнее возможно. Окружающие постоянно твердили принцессе Лайане, что у нее холодное сердце, что она никогда не сможет любить никого, кроме себя. Со временем девушка начала сама в это верить.

– Ты пошла в отца, – говаривала ей нянька, уже давно умершая. – У тебя ледяное сердце. Держи его всегда замороженным, малышка, тогда тебя никто и никогда не обидит.

Лайана верила старой няне. Она не сомневалась, что ее отец был человек холодный. Ходили слухи о том, что мать Лайаны всю жизнь металась от одной безумной любовной связи к другой, пытаясь найти тепло и ласку, которых ей недоставало в браке. Капитан гвардии, простой стражник, музыкант, поэт, священнослужитель, писец – королеве было все равно, она тащила в свою кровать всех. Озлобленный принц-консорт, считая себя жертвой похотливой жены, полностью отвернулся от женщин.

И как будто этого было недостаточно, Лайану изуродовал человек-пес Вау. Теперь, холодная, помешанная и уродливая, она была недостойна любви.

Лайана не сомневалась, что Солдат найдет утешение в объятиях других женщин.

– Он не сохранит верность ведьме, – пожаловалась Лайана своей горничной и наперснице Дриссиле сразу же после свадьбы, – даже, несмотря на то что она принцесса, а он нищий. Поэтому я ни за что не допущу его сюда. Отвергнув его, я сохраню свою честь и его жизнь, ибо весьма вероятно, что в припадке безумия я попытаюсь убить своего супруга.

Темноволосая Дриссила слушала госпожу, расчесывая ей волосы рогатой ракушкой, преподнесенной Солдатом в качестве одного из свадебных даров. Служанка стояла за спиной принцессы, сидевшей в резном деревянном кресле. Отражение Дриссилы в серебряном зеркале помахало Лайане этой расческой, сотворенной природой.

– По-моему, мысль неплохая. Он красивый мужчина, но от его глаз меня мороз по коже пробирает. Они такие странные, голубые. Наверняка этот человек способен совершить убийство! Быть может, именно вы не проснетесь утром после первой брачной ночи.

– Ты полагаешь, он похож на убийцу? А я считаю, напротив, он ангел.

– Это потому, моя госпожа, что он одурманил вас своим беззаботным отношением к жизни. О, он очень обходительный головорез, но есть в нем что-то еще. Что-то очень-очень опасное, если хотите знать мое мнение. Он вас ослепил, и вы не видите его истинную сущность. – При этих словах Дриссила фыркнула. – Если вы меня спросите, моя госпожа, я вам скажу вот что: выбросьте его на свалку к тем двоим, пока он не перерезал нас всех во сне.

– А по-моему, он совершенно беззащитный. Тебе он действительно кажется опасным?

В этом Дриссила была непреклонна. Свое мнение она высказала уверенно и решительно. Перестав причесывать госпожу, служанка обошла ее и посмотрела ей прямо в глаза.

– В нем есть что-то жуткое. Он производит впечатление человека беззащитного и простодушного, но я чувствую, что в нем есть что-то очень страшное. Госпожа, этому солдату-изгнаннику пришлось пережить нечто ужасное, вынудившее его искать счастья в незнакомом мире, где он чужой. Бесшабашных авантюристов подталкивает сзади прошлое и тянет вперед настоящее. Солдат совершил в прошлом ужасный поступок. И способен совершить что-то ужасное в будущем. Нам лучше держаться от него подальше.

Тот факт, что Солдат опасен, нисколько не умалял его в глазах Лайаны. Больше того, это делало его еще желаннее. Некоторых женщин тянет к подобным натурам. И все же принцесса сознавала, что гоняется за жар-птицей. Солдат женился на ней только для того, чтобы спасти свою жизнь, не больше.

– Кто сможет полюбить такое страшилище, как я? – вздохнула Лайана, поворачиваясь к зеркалу боком, чтобы снова посмотреть на перекошенный глаз, исполосованную щеку с глубокими бороздами сморщенной кожи, разорванный уголок рта. – От такого отталкивающего зрелища вывернет наизнанку даже врача, препарирующего трупы.

– Не обращайте внимания на свое лицо, у вас золотое сердце, – поспешила успокоить ее преданная служанка. – Это гораздо важнее.

– Не надо забывать о терзающем меня безумии, – грустно заметила Лайана.

Этот разговор состоялся несколько дней назад. Сейчас принцесса вспоминала его, дожидаясь прихода Дриссилы и остальных служанок, наблюдая из окна за тем, что происходило за пределами дворца.

С высоты башни были хорошо видны карфаганские солдаты, собиравшиеся у городских ворот. В воздухе пахло войной. Это подтверждали реющие на ветру знамена и флажки, громкие звуки военных маршей. Воины-наемники собирали красные шатры, складывая шесты и сворачивая парусину. Не всем карфаганцам предстоит двинуться в поход на север – половина останется охранять Зэмерканд на случай неожиданного нападения людей-зверей из Фальюма.

Вдруг Лайана застыла, увидев фигуру, приближавшуюся к городу со стороны леса. Солдат! Он уверенно направлялся к сборному месту карфаганцев.

– О, что он делает? – воскликнула вслух Лайана. – Я думала, он спокойно живет где-нибудь в городе.

Ее внимание привлек звук отворившейся двери.

Это был Офао. Осторожно заглянув в комнату, евнух всмотрелся в лицо принцессы, пытаясь обнаружить на нем следы безумия.

– Не бойся, Офао, со мной все в порядке, – заверила его Лайана. – Сегодня я чувствую себя замечательно.

Слуга с опаской шагнул в опочивальню.

– Я очень рад, моя госпожа. – Внезапно его голос стал участливым и обеспокоенным. – Но вы так бледны! Вы не заболели? Почему вы стоите у раскрытого окна в одной тонкой ночной рубашке? Госпожа, вы подхватите болезнь, которая унесет вас в могилу.

– Я только что увидела своего супруга.

Офао испуганно огляделся по сторонам.

– Нет, – успокоила его принцесса, – не здесь. За городскими стенами. Смотри, – она подозвала евнуха к окну, – видишь, он подходит к карфаганскому капитану. Что у него в руках? Деревянное копье? Лук? Неужели он собирается отправиться в поход вместе с наемниками?

– Похоже на то, моя госпожа. В его движениях сквозит уверенность, – пробормотал Офао. – Какая осанка, какая фигура! – с завистью добавил он.

Прищурившись, Лайана посмотрела на своего слугу.

– Офао, ты забываешься. Он мой супруг.

– Да, госпожа, разумеется. К тому же – увы – его не интересуют другие мужчины, нисколько не интересуют.

– Что ж, очень признательна тебе за эти сведения, – усмехнулась принцесса. – Следует ли из твоих слов, что ты пытался его соблазнить?

– Нет-нет, моя госпожа. Для этого достаточно только хорошенько на него взглянуть.

Помолчав, Лайана сказала:

– Офао, спой мне что-нибудь, успокой меня. Я никак не могу прийти в себя.

Открыв рот, слуга запел высоким поставленным голосом кастрата. Его пение было благозвучнее трелей птиц. Закрыв глаза, Лайана унеслась на крыльях музыки куда-то далеко, за пределы сурового, несправедливого мира, где мужья записываются в войско и уходят в поход, чтобы погибнуть в никому не нужных сражениях.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

– Ты можешь объяснить, что ты делаешь?

Этот вопрос задал ворон, подлетевший к Солдату и опустившийся ему на плечо.

– Я собираюсь поступить в войско.

– Остуди свой пыл. Зачем тебе это? Ты ведь не карфаганец.

– Потому что иначе я не сдвинусь с мертвой точки. Мне необходимо расти, завоевывать себе положение. Для этого есть только один способ – я должен продвигаться вверх по иерархической лестнице. Я солдат. Значит, мне лучше всего поступить в войско. Именно это я и собираюсь сейчас сделать.

Ворон щелкнул языком.

– Тебя бросят в самое горячее место. Новобранцам всегда приходится идти в бой в первых рядах. Тебя убьют или ранят в первом же бою. И как далеко ты сможешь продвинуться?

– Не беспокойся, я обязательно останусь жив. Кстати, я все равно собирался проситься в отряд «обреченных». Только так можно быстро расти в карфаганской армии.

«Обреченными» назывались добровольцы, первыми вступавшие в бой. Они принимали на себя первый удар неприятеля. Этот отряд всегда действовал на острие атаки. Потери в нем были страшные, зато все оставшиеся в живых автоматически получали следующее звание, а то и перепрыгивали через чин. Вопрос стоял так: все или ничего, поскольку после каждого боевого столкновения большая часть «обреченных» оставалась лежать на поле битвы.

Смахнув с плеча ворона, Солдат подошел к офицеру, руководившему разборкой шатров.

– Я хочу поступить в карфаганскую армию, – сказал он.

Офицер, оказавшийся женщиной, оглядела Солдата с ног до головы. Мужчины-карфаганцы отличались невысоким ростом, но были все как один коренастые и плотные. Женщины, напротив, были в среднем на голову выше мужчин и очень стройные. Женщина-лейтенант, к которой обратился Солдат, произвела на него впечатление сильной и выносливой; на лбу у нее, прямо под краем кожаного шлема со, стальными полосами, темнел рубец от меча. Подобно воинам, бывшим у нее под началом, лейтенант носила стальные кирасу и наплечники, однако других доспехов на ней не было, руки и голени оставались открытыми. Обута она была в кожаные сандалии.

– Ты даже не карфаганец, – презрительно усмехнулась женщина. – И чем ты собираешься воевать – вот этим?

Солдат смущенно посмотрел на деревянное копье с кремневым наконечником и грубо сделанный лук. Свой кинжал он отдал Утеллене и мальчику, оставшимся в лесу, понимая, что им понадобится какое-то оружие и инструмент. Солдат очень переживал, что не убил гигантского вепря Гарнаша. Тогда он явился бы к карфаганцам героем, показавшим себя в деле воином.

Солдат лихорадочно думал, что ответить лейтенанту.

– Наверное, я смогу получить назад свой боевой молот, – неуверенно произнес он. – Его забрал Лорд-поимщик воров. – У него мелькнула искра надежды. – Ваши воины видели, как я отнял в поединке этот молот у конного ханнака, всего несколько недель назад, прямо на поле, где стоят ваши шатры.

– Как же в таком случае твой молот очутился у Лорда-поимщика воров?

– Его отобрали, когда меня арестовали. Но потом меня освободили из-под стражи, сняв все обвинения. Я… теперь я муж принцессы Лайаны.

В глазах лейтенанта зажегся огонек интереса.

– А, так ты тот самый парень, да? Ну конечно, голубые глаза. Мне следовало тебя узнать. Что ж, даже если так, женитьба на члене королевского дома еще не делает из человека хорошего воина. А поединок с ханнаком… тебе могло просто повезти. Наверное, так и произошло. Пехотинец против конного ханнака? Я бы поставила на ханнака свое годовое жалованье.

– И тем не менее, – настаивал Солдат, близкий к отчаянию, – я закаленный в боях ветеран.

– В каких же сражениях ты принимал участие?

– Не помню, – убитым голосом ответил Солдат. Лейтенант покачала головой.

– Только посмотри на свое копье! Его смастерил какой-то пещерный человек. У него даже нет металлического наконечника. А чем это ты обмотал древко?

Солдат снова горько пожалел о том, что пришел сюда не как победитель чудовища Гарнаша.

– Это шерсть – щетина с затылка дикого кабана.

– Какого еще кабана?

Воины, разбиравшие шатер, оставили работу, с любопытством ожидая ответа.

– Гарнаша, гигантского вепря, – сказал Солдат. – Я пытался его убить, но не смог.

Лейтенант широко раскрыла глаза от изумления.

– Ты охотился на Гарнаша и остался жив?

– Ну да, я остался жив, но мне не удалось с ним расправиться.

– Откуда у тебя его шерсть? – спросил подошедший сержант.

– Я вырвал ее у него из спины, – признался Солдат. – Я вцепился ему в загривок, и волосы остались у меня в руке.

– Ты ездил верхом на Гарнаше?! – воскликнула лейтенант. Вдруг выражение ее лица изменилось. – Ты лжешь. Это не может быть правдой.

Взгляд Солдата на мгновение превратился в голубую сталь.

– Я никогда не лгу, тем более не приписываю себе незаслуженных подвигов, – произнес он ледяным тоном. – Человек, у которого осталась только его честь, должен свято придерживаться правды, ибо в противном случае он потеряет все. Судья может солгать – его защитит высокая должность. Принц может солгать – у него есть деньги и титул. Солдат может солгать, ибо ему на помощь придет его семья – весь полк, в котором он служит. Чужеземец, прибывший издалека, без гроша за душой, солгать не может, так как тогда у него больше ничего не останется. Ложью он разденется донага, сбросив с себя единственное, что у него было.

– Внешне он похож на воина, – заметил сержант, – но говорит как философ. Я ему верю.

Лейтенант кивнула.

– И я. Слушай, незнакомец, у нас в карфаганской армии нет «полков». У нас есть шатры. Воины, живущие вместе в одном шатре, сражаются под одним знаменем. Нашим шатром – шатром Орла – командует капитан Монтекьют. На нашем знамени изображен орел. Когда мы выступаем в поход, орел улетает с нашего штандарта.

– Орлы в небе, смерть врагам! – крикнул стоящий рядом воин.

– Я могу поступить в шатер Орла? – спросил Солдат. – Для меня это будет большая честь.

– Я должна переговорить с капитаном, – ответила лейтенант. – Хотя человеку, катавшемуся верхом на Гарнаше, не откажут без веских причин.

– Идиот! – бросил ворон перед тем, как взмыть в воздух.

Карфаганский сержант выпучил глаза.

– Эта птица говорит человеческим языком?

– Нет, – заверил его Солдат. – По-моему, она просто каркнула.

Лейтенант, как и обещала, обратилась к капитану, и тот согласился, что воин, катавшийся верхом на Гарнаше, словно это бык или дикий конь, придется кстати шатру Орла.

Солдат сходил в город. С большим трудом ему удалось вернуть свой боевой молот. После этого он был принят в шатер в качестве простого пехотинца.

Еще до того, как день перевалил за половину, карфаганское войско выступило в поход, направляясь на северо-запад к горным перевалам. В той стороне находился Кермерский проход, соединявший Гутрум и Фальюм, страну людей-зверей. Именно этим проходом пользовались бандиты, грабившие беззащитных крестьян в окраинных районах Гутрума.

– Похоже, мы выдвигаемся значительными силами, – заметил Солдат, обращаясь к одному из своих товарищей. Он окинул взглядом длинную извивающуюся ленту воинов в красно-коричневых плащах и вьючных мулов, везущих рыже-красные шатры. – И все это лишь для того, чтобы расправиться с бандами кочевников?

– На самом деле эти банды весьма многочисленные, – ответил тот. – До тысячи всадников и две-три тысячи пеших воинов. И они прекрасно умеют держать в руках оружие.

– Они сражаются не хуже ханнаков?

– Люди-звери еще более свирепые и безжалостные, чем ханнаки.

Это многое сказало Солдату о противнике, с которым ему предстояло столкнуться, хотя он за всю свою жизнь встретил лишь одного-единственного ханнака.

Колонна воинов напоминала лениво ползущую по полям огромную ржаво-бурую змею. Впереди и сзади следовали сторожевые дозоры, следящие за неприятелем. Центральный район Гутрума занимали безлесые равнины, заросшие высокими травами и дикими цветами. Солдат с удивлением поймал себя на том, что некоторые виды растений ему известны. Особенно много было желтого вербейника и чертополоха. Тут и там встречались заросли касатика, которым местные крестьяне латали свои плетеные кресла и островерхие крыши. Солдат также узнал бледно-лиловую сирень и коровяк, а еще сладкий батат. Изредка встречавшиеся деревья, в основном айва и тутовник, скорее всего были посажены крестьянами. Здесь не росли ни развесистые дубы, ни буки, ни вязы.

К вечеру третьего дня войско подошло к потухшему вулкану, высоченной громадиной поднимавшемуся над равниной. Несмотря на то что бледное солнце припекало спины воинов, на вершине горы лежал снег. Карфаганское войско разбило лагерь у подножия горы, называющейся Ккамарамм в честь какого-то дракона, однажды устроившего свое логово на неприступной скале. Высоко в небе кружили орлы. Как только лагерь расцветился кострами и все сели ужинать, Солдат отправился искать воина по имени Велион, с которой успел сдружиться во время похода. В отличие от остальных воинов шатра Орла Велион встретила новичка довольно радушно. Солдат отметил, что ему почему-то всегда удается лучше ладить с женщинами, чем с мужчинами.

Солдат не знал обычаев и порядков войска, в котором служил. Он то и дело совершал ошибки, в частности, назвал клинок лейтенанта мечом.

– Она родом из Джундры, это такая провинция в Карфагане, и офицеры-джундранцы называют свои мечи «ножницами», – объяснила ему Велион. – Обрати внимание, в отличие от остальных карфаганских воинов они носят два меча, по одному с каждого бока. В бою джундранцы сражаются обоими клинками, действуя ими наподобие ножниц и нанося удар по противнику сразу с двух сторон. Тому приходится отбивать одновременно два удара, а это очень непросто.

– Могу себе представить, – согласился Солдат, разворачивая старое, вытертое одеяло, которое кто-то отдал ему из жалости. – По-моему, отличный прием.

– О, у нас в запасе множество подобных приемов, – сказала Велион, выпячивая грудь вперед. – Карфаганцы – великие воины и наводят ужас на врагов. Карфаганец не покинет поле боя до тех пор, пока неприятель не будет разгромлен. Ты еще услышишь о том, как целые шатры были истреблены до последнего воина. Мы сражаемся до тех пор, пока остается хоть один человек, способный держать в руках оружие. Разумеется, случаются тактические отступления – мы отходим, столкнувшись с противником, многократно превосходящим нас числом, – но карфаганцы никогда не обращаются в бегство. За каждым отходом обязательно следует наступление. Наша храбрость не знает границ.

– Похоже, я правильно выбрал, на чьей стороне воевать, – улыбнулся Солдат, слушая пылкую речь Велион.

Он уже провел два вечера у бивуачных костров. Карфаганцы пели песни о своих былых победах, декламировали стихи, посвященные подвигам героев, устраивали поединки, наказывали провинившихся, нарушивших правила и законы, возносили молитвы богам войны перед сном.

Солдат был поражен бдительностью часовых, несколькими кольцами окружавших лагерь на каждом привале. Он отметил, как тщательно выбирают место для лагеря офицеры, как быстро возводят временные укрепления – выкапываются рвы, а из местной растительности, например, из колючего терновника, сооружаются стены. Во всем царили Дисциплина и предусмотрительность. Ни один карфаганский командир не мог даже представить себе, что его попустительство и безразличие позволят жестокому врагу внезапно напасть на шатер, хотя ему не пришлось бы в этом случае ни перед кем оправдываться, так как сам он, несомненно, погиб бы на поле боя вместе со своими воинами.

Пока Солдат разговаривал с Велион, вокруг бесшумно собрались остальные воины шатра Орла. Внутри шатра царил своеобразный полумрак; солнце еще не зашло, и его лучи, пробивавшиеся сквозь парусину, окрашивали все в кроваво-красный цвет. Дневной переход был очень утомительным, но в глазах воинов горел огонь.

В воздухе повисло напряжение. У Солдата засосало под ложечкой. Он понятия не имел, что происходит, однако чувствовал, что это связано либо с ним, либо с Велион. Та, впрочем, не проявляла никаких признаков беспокойства.

– Что вам от меня нужно? – спросил Солдат, оглядываясь и ища взглядом кого-нибудь из офицеров. – В чем дело?

Вспомнив смутные обрывки своего боевого прошлого, затянутого туманом, он догадался, что сейчас его ждет посвящение в воины шатра. Если бы собравшиеся принесли с собой тряпки с завязанными узлами, палки или что-нибудь в таком же духе, Солдат понял бы, что его будут бить. Раз офицеров нет, ожидается нечто противоречащее порядкам. Прогонят сквозь строй? Окунут в ледяную воду? Заставят претерпеть сексуальное или иное унижение на глазах товарищей? Надо быть готовым ко всему. Он должен доказать, что достоин влиться в ряды бойцов, – а те желали убедиться, что в смертельном бою рядом с ними будет человек, которому можно верить.

– Ну, – спросил он, вставая и смело смотря в лица собравшихся, – что я должен сделать?

– Орлиное яйцо, – сказала Велион. Несомненно, она с самого начала знала о том, что этот момент настанет, но не имела права предупредить своего нового друга. – Мы расположились лагерем в предгорьях. Наш шатер носит название Орла. Ты должен взобраться на гору Ккамарамм, найти орлиное гнездо и принести нам одно яйцо.

Произнося название горы, Велион отчетливо проговорила удвоенные согласные в начале и в конце слова.

Солдат вгляделся в лица воинов.

– Темной ночью?

– Темной ночью, – угрюмо подтвердила Велион. – В этом-то все дело. При свете дня каждый сможет.

«Каждый ли? » – подумал Солдат, всегда боявшийся высоты.

– А они… вы уверены, что сейчас орлы вьют гнезда?

– Орлы несут яйца круглый год.

– Замечательно, – пробормотал Солдат.

– Так что тебе лучше отправляться в путь, – усмехнулся один из воинов.

– Всего-то – подняться и спуститься.

Остальные негромко рассмеялись. В их поведении не было враждебности. Через подобное испытание должен пройти каждый новичок, так что лучше поскорее с этим покончить.

– А как насчет часовых? – спросил Солдат. – Вдруг они примут меня за дезертира и прирежут?

– Непременно прирежут, если заметят, как ты покидаешь лагерь. И обязательно убьют, если заметят, как ты возвращаешься – примут тебя за вражеского лазутчика. Наши часовые очень шустро обращаются с луками: сначала пускают стрелу, потом задают вопросы.

– Ну а пароль? – с надеждой спросил Солдат.

– За пределами лагеря никого из наших быть не должно, – ответил тот же воин. – Так что к чему пароль?

Солдат кивнул. Делать нечего, надо идти. Чем скорее он отправится в горы, тем быстрее вернется назад.

– Велион, – обратился к подруге Солдат, расстегивая пояс со своими драгоценными волшебными ножнами, – будь добра, присмотри за ними, пока я отлучусь ненадолго. Никому не отдавай. Они мне очень дороги.

Он протянул Велион свои погнутые, потертые ножны, которые будут только мешать ему в темноте карабкаться по скалам. Лучше избавиться от всего ненужного.

Велион торжественно приняла у него ножны.

– Я глаз не спущу с этой драгоценной вещи. И вот еще что…

– Да?

Молодая женщина одарила его невеселой улыбкой.

– Постарайся не сорваться в пропасть.

– Приложу все усилия.

Повернувшись к воинам, Солдат попробовал пошутить:

– Наверное, мне нужно радоваться, что я не попал в другой шатер. А то меня могли попросить достать яйца кобры или похитить неродившегося волчонка из чрева волчицы.

– Это еще не самое страшное, – ответил один из воинов. – У нас есть шатер Акулы…

Полог шатра приподняли, и, выскользнув наружу в темноту, Солдат пополз по каменистой земле. Продвигался он мучительно медленно. Похоже, это предприятие займет у него всю ночь, и спать не придется. Даже если ему улыбнется удача, завтрашний день будет сущим адом.

Повсюду стояли часовые. Солдату удалось прорыть пальцами лаз под изгородью из колючего терновника, окружавшей лагерь. Бесшумно спустившись в ров, он выбрался на противоположный край временной преграды. Костры давно прогорели, превратившись в горки тлеющих углей, и Солдат скользил в темных промежутках между ними. Один раз проходивший мимо часовой наступил ему на руку. Солдат прикусил губу, чтобы не закричать от боли. У него мелькнула мысль обнаружить свое присутствие. Уж наверное, с карфаганскими часовыми иметь дело проще, чем со скалами Ккамарамма. Товарищи ведь не смогут винить его в том, что его заметили, правда? Но тут же Солдат сообразил, что затем обязательно состоится вторая попытка. И так будет продолжаться до тех пор, пока он не принесет проклятое орлиное яйцо и не сунет его им под нос.

Ушло не меньше часа на то, чтобы отдалиться от часовых на достаточное расстояние. Встав, Солдат размял затекшие члены. Он уже валился с ног от усталости, а основная часть задания была впереди. К счастью, небо было усыпано звездами, и в их свете Солдат мог разглядеть смутные очертания скал. Не имея понятия, где искать орлиные гнезда, он предположил, что они должны находиться где-то наверху. Отыскав тропу, протоптанную горными баранами, Солдат начал карабкаться вверх, то и дело оступаясь на осыпях. Один раз, пытаясь ухватиться рукой за скалу, он почувствовал, как у него из-под ладони выскочило что-то колючее.

Достигнув конца тропы, Солдат стал подниматься напрямик по склону. Скоро он запыхался и выбился из сил. Взобравшись на отвесный обрыв, Солдат оглянулся назад и увидел далеко внизу огни лагеря. От огромной высоты закружилась голова. Если он сорвется, его ждет неминуемая гибель.