Текст книги "Свадьба без согласия невесты"

Автор книги: Кейтлин Крюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Глава 2

Хавьер

Ложь – это то, из чего я создан.

Моим неверным отцом. Моей слабой, зависимой матерью. Ложь, которую они говорили друг другу, всему миру, мне и моим сестрам, сделала меня тем, кем я являюсь сегодня, к добру это или к худу.

В жизни, которую я создал из ничего, никто не лжет. Ни мои сотрудники, ни мои коллеги, ни мои сестры, которые выросли и теперь всем мне обязаны. Ни одна душа на земле.

И уж точно я сам себе не вру.

Так что мне не скрыться от того факта, что первый взгляд на мою невесту произвел на меня не то впечатление, которого я ожидал.

Да, она не Селеста, но она Фитцалан. Значение имеет лишь ее родословная, а также моя сладкая, долгожданная месть. Я заставил ее отца отдать то, в чем он однажды мне отказал.

Я всегда плохо справлялся с отказами. Десять лет назад он не поставил меня на колени, как того хотел Дермот Фитцалан. Напротив, это заставило меня стать сильнее, увереннее. Я знал, что в следующий раз, когда я приду за дочерью надменного и самодовольного Фитцалана, он не посмеет сказать мне «нет».

Я ожидал, что мое возвращение в этот холодный, мрачный мавзолей на севере Франции будет победоносным. И так оно и вышло.

Чего я не ожидал, так это всплеска желания, накрывшего меня с головой при виде ее.

В этом не было никакого смысла. Я вырос в трущобах Мадрида, но всегда хотел лучшего. Всегда. Я гнался за элегантностью и изяществом и собирал их везде, где только мог.

Вот почему я преследовал Селесту. Она была олицетворением грации, элегантная от кончиков ногтей до линии шеи. Ледяная статуя.

Я хотел, чтобы она украсила мою коллекцию.

Девушка, стоявшая передо мной, осмелилась подкрасться к человеку, выросшему в яме со змея ми и шакалами, а теперь попавшему в стаю волков, одетых как аристократы. Она явно была… непослушной.

У нее были золотисто-рыжие волосы – упрямые кудри, которые она и не пыталась укротить. На носу рассыпались веснушки. И на ней совсем не было косметики.

А это значит, что густые черные ресницы и алые пухлые губы – натуральные. И еще это значит, что ей плевать на правила.

На ней было достаточно скромное темно-синее платье, подчеркивающее фигуру, и кожаные сапоги до колен. И никаких украшений.

Я мог бы простить ей прическу и даже отсутствие макияжа – это всего лишь означало, что она не подготовилась к первой встрече со мной так, как это сделала бы идеальная невеста. Но то, как она хмурилась, говорило о том, что она еще меньше похожа на свою сестру, чем я думал.

Селеста была как кремень. Даже когда ей отказали в том, чего она так хотела. О, она устроила тщательно подготовленный спектакль для своего отца, но в ее взгляде не было ничего, кроме расчета. Ее тушь даже не потекла. Она всегда была совершенством, даже в разгар своего выступления.

И тот факт, что меня это все еще раздражает, выдает мою слабость.

– Конечно, это не то выражение лица, с которым ты хотела бы встретить своего будущего мужа, – тихо сказал я.

Я слышал, как она прокралась по балкону надо мной, который дворецкий назвал галереей. «Так себе галерея», – подумал я, бросив насмешливый взгляд на выставленное там искусство. Скучные старые мастера и скучные церковные труды. Ничего смелого. Ничего нового.

Так было, пока не пришла она.

– Я хочу узнать, зачем ты женишься на мне. – Она выпалила это воинственно и почти грубо, сжимая кулаки.

Я почувствовала, как мои брови поползли вверх.

– Прошу прощения?

Она нахмурилась еще сильнее.

– Я хочу знать, зачем тебе я. Если ты хотя бы вполовину так богат и могущественен, как говорят, ты можешь жениться на ком угодно.

Я засунул руки в карманы и внимательно посмотрел на нее.

Я должен был возмутиться.

Но, по правде говоря, было в ней что-то такое, что заставляло меня улыбнуться. А я был не из тех, кто легко улыбается, если вообще улыбается.

Я убеждал себя, что это из-за того, что она пришла сюда сейчас, хотя наша свадьба была назначена только на утро. Она, похоже, воображала, что может встать на пути у своего алчного, заносчивого отца и у меня, тогда как ее это вообще не касается. Дочери таких мужчин, как Дермот Фитцалан, рано или поздно всегда делают то, что им говорят.

И все же она была здесь.

«Все напрасно», – подумал я. Моя невеста – Дон Кихот с растрепанными волосами, который вечно хмурится, глядя на ветряные мельницы. Что-то сжалось у меня в груди.

– Я отвечу на все твои вопросы, – великодушно сказал я. – Но ты должна смотреть мне в лицо.

– Я смотрю прямо на тебя.

Я поднял руку и ленивым движением поманил ее к себе.

Давно я уже не оказывался в компании кого-то столь… непредсказуемого.

Я видел, как она сжала, а потом снова разжала кулаки. Видел, как вздымается ее грудь – она пыталась унять волнение.

С каждой секундой я узнавал все больше о своей будущей жене, а она только смотрела на меня сверху вниз. Я понял, что она своенравна. Дерзка.

Но в конечном счете идет на уступки.

Потому что в итоге она направилась к винтовой лестнице, которая вела вниз. Туда, где был я.

Возможно, не столько уступая, сколько любопытствуя. Она подошла ближе и скрестила руки на груди, словно отгородившись от меня щитом.

Я на мгновение задумался о ней, об этой невесте, которую я купил. О девушке, которая была моей местью и моим трофеем.

«Годится», – подумал я, довольный собой.

– Полагаю, – сказал я через мгновение тем холодным тоном, каким обычно делал выговор своим подчиненным, – ты не можешь справиться со своими волосами.

Имоджен сердито посмотрела на меня. У нее были необычные карие глаза, которые, когда она злилась, напоминали старые медные монеты. Это заставило меня задуматься, как они будут выглядеть, когда она обезумеет от страсти.

Желание с новой силой захлестнуло меня.

– Думаю, это примерно как родиться без титула, – парировала она.

Мне потребовалось мгновение, чтобы осознать это. Понять, что эта неряшливая, непослушная девчонка так ловко вонзила нож в старую рану, а затем повернула его.

Я не мог вспомнить, когда это было в последний раз. Я не мог вспомнить последнего, кто осмелился это сделать.

– Переживаешь, что придется унизиться, выйдя замуж за человека, который настолько ниже тебя по положению? – спросил я вкрадчиво. – За человека, который всего лишь дворняга, в то время как в тебе течет кровь небесной синевы?

Я не мог не заметить, что ее кожа была белой как сливки, а я… проголодался.

– Переживаешь, что я, а не сестра? – спросила она в ответ.

Этого я не ожидал.

Я расправил плечи и поменял позу, словно участвовал в рукопашном бою. Да это он и был.

– Представить даже не можешь, что мне без разницы, да? – парировал я, но смотрел на нее уже по-другому. Не как на пешку, а как на противника. Сначала нож, потом удар.

Пока что Имоджен Фитцалан казалась гораздо более интересной, чем я ожидал.

Я не был уверен, что знаю, что с этим делать.

– Насколько мне известно, – холодно сказала она, – ты единственный, кто не видит между нами разницы.

– На самом деле это не так.

– А может, и так. Сразу видно, выбору невесты уделил много времени. Ты не видел фото? Разве ты не знаешь, что у нас с сестрой общая только половина крови?

– Не могу сказать, что я много думал о твоем внешнем виде, – ответил я, пытаясь поставить ее на место.

Но вместо этого странное создание только рассмеялось.

– Такого человека, как ты, не заботит внешность будущей жены? Крайне нехарактерно.

– Даже представить не могу, что ты там нафантазировала обо мне и моем характере.

– Я сделала выводы, основываясь на фото в Сети. – Ее брови взлетели вверх. – Ты предпочитаешь общество вполне определенного типа женщин.

– Меня волнует не их тип, а хотят ли их другие мужчины.

Это была чистая правда, и все же что-то в этих словах казалось почти… натужным. Словно мне должно быть стыдно произносить такие вещи вслух, при том что я много раз говорил это прежде.

Но, конечно, не девушке, на которой собирался жениться.

– Ты любишь трофеи, – сказала она.

– Я коллекционер, Имоджен. Люблю только лучшее.

Она улыбнулась, но это больше было похоже на оскал.

– Ты будешь страшно разочарован.

Впрочем, казалось, ей польстили мои слова.

Я придвинулся к ней ближе. Увидел, как сильно бьется жилка на ее шее, как расширились ее медные глаза. Я протянул руку и взял один из золотисто-рыжих локонов, ожидая, что волосы будут жесткими. Как и она сама.

Но локон был шелковистым и ласкал кожу. Меня словно обожгло огнем.

Если бы я был склонен к самообману, я бы сказал себе, что чувствую совсем не это.

Но я построил свою жизнь и свое состояние исключительно на жесткой честности. К себе и к другим, чего бы это ни стоило.

Я знал, что хочу ее.

Она вытянула руку, словно хотела оттолкнуть меня, но, похоже, передумала, и это подняло ее еще на одну-две ступеньки в моих глазах.

– Ты не ответил на мой вопрос. Почему ты выбрал меня?

– Возможно, я настолько влюблен в фамилию Фитцалан, что с того самого дня, как встретил твою сестру, жаждал только одного – возможности породниться с твоим отцом. И ты должна знать, Имоджен, что я всегда получаю то, что хочу.

Она сглотнула.

– Говорят, ты чудовище.

Я был так поглощен разглядыванием ее губ, представляя, каково будет почувствовать их на самой голодной части моего организма, что почти пропустил, что и как она сказала. А главное, выражение ее лица в этот момент.

Словно она больше не играла в игры.

Словно она по-настоящему меня боялась.

А я посвятил свою жизнь тому, чтобы как можно больше людей боялись меня, потому что здоровый страх порождает уважение, и мне было все равно, боятся ли они меня, пока уважают.

Но почему-то мне не хотелось, чтобы это относилось к Имоджен Фитцалан. Моей невесте.

– Те, кто говорят, что я чудовище, обычно бедные неудачники, – сказал я ей, осознавая, что мы находимся слишком близко друг к другу. И все же ни она, ни я не двигались, чтобы увеличить дистанцию. – Им выгодно называть меня так, потому что от кого можно ожидать победы над существом из мифов и преданий? Поражения не имеют значения, если перед вами монстр, а не человек.

Она изучающе смотрела на меня.

– Значит, ты хочешь быть монстром. Тебе нравится это.

– Можешь называть меня как хочешь. Я все равно женюсь на тебе.

– И снова тот же вопрос. Почему на мне?

– Почему тебя это так волнует? – Я не стал бороться с желанием взять ее за подбородок. Она, хоть и замерла, не отпрянула. – Я знаю, что ты всю жизнь готовилась к этому дню. Какая разница, я это буду или кто-то другой?

– Есть разница.

Ее голос был яростным и тихим одновременно. И в ее прекрасных глазах тоже светились эмоции, хотя я не мог понять, какие именно.

– Твое сердце занято? – спросил я. Во мне пробудилось какое-то новое чувство. – И поэтому ты осмелилась прийти ко мне?

Это потому, что она моя, сказал я себе. Вот почему я почувствовал этот нехарактерный для меня приступ собственничества. Я никогда не испытывал ничего подобного к женщине, это правда. Даже к Селесте, хоть и хотел в свое время вернуть ее.

Да, я хотел Селесту.

Но совсем иное – знать, кто по праву твой.

Имоджен была моей. И точка. Я заплатил за эту привилегию – по крайней мере, так это организовал ее отец. Мы с ним знаем правду.

Я богат, мои власть и могущество не имеют равных. Я забочусь о сестрах и матери, потому что так мне диктуют честь и долг, а не потому, что они заслуживают этого. И потому, что я не хочу, чтобы они были слабыми звеньями, через которые другие могли бы подкосить меня.

Но в остальном у меня нет ни обязательств, ни привязанностей, и я посвятил все свои дни искусству преумножения денег.

Реальность такова, что Дермоту Фитцалану нужны мои богатства. И моя способность увеличивать их. Он нуждается в этом гораздо больше, чем я нуждаюсь в родословной его дочери.

Но я уже давно решил, что женюсь на наследнице Фитцалана, на одной из тех, чьи предки в тот или иной момент стояли за каждым троном в Европе. Я решил, что зачну своих детей на мягких, благовоспитанных бедрах, вскормлю их голубой кровью и выращу не просто богатыми, но и образованными.

Я был так молод, когда впервые увидел Селесту. Так неотесан и аморфен. Я был животным во всех смыслах.

Я никогда раньше не видел такой женщины. Чистой и красивой. Я никогда не думал, что человек может быть таким… безупречным.

Мне потребовалось гораздо больше времени, чем следовало, чтобы узнать правду о Селесте Фитцалан, ставшей графиней из-за низменных мечтаний и сердитых обещаний старика. Этого она хотела гораздо больше, чем меня.

Но моя жажда только усилилась.

– Если бы между нами был другой, – упрямо произнесла моя нареченная с возмущением во взоре, – вряд ли я бы призналась, верно?

– Ты можешь рассказать мне все, что захочешь, – сказал я твердо. – Сегодня. Советую воспользоваться этим предложением. Завтра я буду смотреть на все это гораздо более жестко.

– Не имеет значения, чего я хочу, – бросила она, высвободив подбородок из моих ладоней.

Но только потому, что я ей это позволил.

– Я этого не говорил. Это ты пришла сюда. Неужели только за тем, чтобы обзывать меня? Чтобы задать мне дерзкие вопросы? Или все же была другая цель?

– Я не знаю, зачем пришла, – сказала Имоджен, и по ее голосу я понял, что она говорит правду.

Но во мне горел огонь. Жажда, темная и требовательная. А я не имел привычки отказывать себе в том, чего хотел.

Более того, утром она станет моей женой.

– Не волнуйся, – сказал я ей. – Я точно знаю, зачем ты пришла.

Я обвил рукой ее шею, наслаждаясь теплом ее кожи. Притянул ее к себе, наблюдая, как ее зрачки расширились, а рот приоткрылся, словно она ничего не могла с собой поделать. Как будто она была такой наивной, такой невинной…

Я не мог понять, что мной движет. Я хотел взять ее, овладеть ею, зарыться в ее тело, при том что она совсем не похожа на женщин, с которыми я обычно развлекаюсь.

Но это не имеет значения.

Потому что она уже принадлежит мне. Мне остается только заявить свои права, и я отчаянно хочу этого.

И я приник к ее губам.

Глава 3

Имоджен

Монстр целовал меня.

И я не знала, что делать.

Его губы, мощные и жесткие, делали мне больно. Я должна была уйти. Хотя бы попытаться. Но вместо этого я поднялась на цыпочки и потянулась к нему…

Словно я хотела большего.

Он обхватил мой затылок рукой и прижался губами к моим губам.

А я хотела. Я хотела… всего.

Полжизни я мечтала о поцелуях. Я грезила о такой минуте. Возможно, о наказании поцелуями. Или о чем-то сладком и удивительном. О любом поцелуе, если честно. Но ничто не могло подготовить меня к встрече с Хавьером Дос Сантосом.

Я почувствовала его язык на своих губах и не смогла удержаться. Я приоткрыла губы и позволила ему проникнуть внутрь. А потом я подумала, что отдам ему все что угодно.

Я осознавала, что он делает со мной, и все, что я чувствовала, – это жар. Что-то жадное, дикое и невероятно горячее, пробуждающее жизнь внутри меня. Мой страх переплавился в нечто совершенно иное. Он скрутился в жгут у меня в груди, связался узлом в животе и капал медом еще ниже.

Его руки были чудом. Тяжелые и сильные, они обвились вокруг меня, пробудив ощущения, которым я не знала названия. Я почувствовала себя маленькой, но защищенной.

Губы Хавьера продолжали терзать мои губы. Его грудь, вся из стали и гранита, крепко прижалась к моей, пока я не почувствовала, что моя грудь набухла. Это было похоже на лихорадку.

Боль была повсюду, жгучая и покалывающая, но я откуда-то знала, что не больна.

Он прижал меня к себе еще сильнее, и это было великолепно. Я чувствовала себя невесомой, слишком захваченной всем этим огнем и медом.

А потом его пальцы забрались под подол моего платья – постыдная ласка, от которой мое сердце пропустило удар. И он не остановился. Его ладонь скользила по всей длине моего бедра, поднимаясь все выше и выше.

В мозгу произошло короткое замыкание. Мир стал раскаленным добела, потом раскаленным докрасна, а потом я перестала чувствовать что-либо, кроме невыносимой жажды.

Его рука была чудом. Не мягкая и холеная, как у тех немногих мужчин, чьи руки я когда-то пожимала, а твердая и мозолистая. Большая и по-мужски жесткая.

Он нарисовал какой-то узор на моей коже и засмеялся, когда я вздрогнула в ответ.

Он был словно вино. Я раскраснелась, голова моя кружилась, будто я выпила.

А потом его пальцы начали играть с краем моих трусиков, пока я не перестала дышать.

Он склонил голову, и наш поцелуй стал глубже и жарче.

И в этот же момент его пальцы с дерзкой уверенностью направились прямо в центр меня.

К моему удивлению и стыду, он начал гладить меня там, внизу.

Его язык был у меня во рту. Его пальцы были глубоко между моих ног, и я не могла вспомнить, почему я считала его монстром.

В любом случае я капитулировала. Но не чувствовала себя проигравшей.

Это было похоже на танец. Его рот и его рука, то одна, то другая, или обе сразу.

Не успела я опомниться, как лихорадка начала охватывать все мое тело. Я вся дрожала. Тело напряглось в его руках, и я почувствовала, что приближаюсь к апогею.

Я бы оттолкнула его, если бы могла. Если бы я могла заставить свои руки сделать что-нибудь, кроме как схватить его за рубашку, когда я задрожала и стала извиваться все сильнее и сильнее в его руках.

Я потерялась где-то между горячими, твердыми губами Хавьера и его безжалостной рукой между моих ног. Я потеряла себя, я последовала за этой дрожью, и я едва понимала, почему я издавала эти жадные, постыдные звуки, рвавшиеся из глубины горла.

– Давай, Имоджен, – прорычал он. – Сейчас.

Во мне не осталось ничего, кроме жара и покорности.

Я взорвалась как по команде.

И я только смутно осознавала это, когда Хавьер отодвинул меня от себя. Он усадил меня на край стола, стоявшего позади нас, провел ладонями по моим рукам, словно напоминая о границах моего собственного тела, и даже поправил мне юбку.

Все в целом показалось мне… приятным, как бы странно это ни звучало по отношению к человеку, которого все считали чудовищем. И я о нем до сих пор думала так же и от этого чувствовала смятение.

У меня кружилась голова. Я не могла сосредоточиться. Не могла дышать. Я не могла понять, что произошло.

И когда мое дыхание наконец замедлилось настолько, что я смогла нормально думать, Хавьер все еще был рядом. Он стоял в той же позе, что и раньше, засунув руки в карманы брюк, которые, как я поняла с первого взгляда, были сшиты в ателье в Милане или Париже.

Теперь его мощь казалась еще более ошеломляющей. Мечтательные голубые глаза конюха поблекли на фоне неумолимой мужественности Хавьера. Он был словно шторм, который кружил меня, пока я сполна не почувствовала его силу.

Я сказала себе, что ненавижу его за это.

– Ты выглядишь удивленной, моя королева, – сказал Хавьер. Я окаменела от скрывавшейся в его словах насмешки. – Хотя, конечно, это не так. Я уверен, что кто-то подготовил тебя к тому, что происходит между мужчиной и женщиной, как бы усердно твой отец ни старался запереть тебя в башне.

Безусловно, я не была жертвенной девой из прошлых веков. Возможно, я и вела уединенную жизнь, но эта жизнь сопровождалась обильным доступом в Интернет.

Тем не менее я последовала за внутренним голосом, которому не могла сопротивляться.

– Разумеется, – ответила я. – Запертые башни оберегают от запретных знаний только в сказках.

Его мрачный взгляд прожигал меня насквозь, но я выдержала. И ответила ему полуулыбкой, которую раньше видела на лице своей сестры.

– Полагаю, ты имеешь в виду, что подготовка к браку проходила под тщательной опекой монахинь, обсуждавших с тобой биологию.

– Думай, что хочешь.

После этих слов Хавьер изменился прямо на моих глазах. Я и раньше думала, что он каменный, но теперь он стал еще тверже. Кремень и гранит.

Я не могла сказать, было ли ускоренное биение моего пульса – на запястьях, в ушах, в груди и между ног – вызвано страхом или чем-то еще, гораздо более опасным.

Хотела бы я быть уверенной в себе, как Селеста. И даже такой же самодовольной.

Мне казалось, в этом и есть сила.

Я не хотела быть той, кем меня считали. Неудачной сестрой Фитцалан. Только не сейчас. Я не хотела, чтобы этот человек знал, насколько я неопытна. Я не хотела отдавать ему свою невинность, особенно если он считал ее своей по праву.

Хоть раз я хотела почувствовать себя искушенной.

Хоть раз я хотела быть изящной и грациозной.

Я не была уверена, что смогла изобразить непринужденность сестры. Но я знала, что моя ухмылка достигла цели. Я видела это по его суровому лицу.

– Тем лучше, – пробормотал Хавьер. – Ты должна знать, Имоджен, что у меня очень много желаний. И очень хорошо, что мне не придется учить тебя, как лучше всего их удовлетворить.

Я ему не поверила. Что-то подсказывало мне, что ему это нравится гораздо меньше, чем он говорит.

«Или ты просто хочешь как-то задеть его, после того как он снес тебе крышу», – прошептал мой внутренний голос.

Это мне не понравилось, и я нахмурилась.

– Но сейчас, – сказал Хавьер с мягкой угрозой, – если ты не хочешь узнать на деле, что именно я имею в виду, я бы посоветовал тебе вернуться к себе. Утром свадьба. У нас впереди целая жизнь. Обещаю, у тебя будет достаточно времени, чтобы понять, чего я хочу и чего ожидаю. В постели и вне ее.

Меня задело то, что он так легко отпустил меня, хотя, наверное, я должна быть благодарна за отсрочку.

Я всего лишь притворялась, что похожа на Селесту, а суровое лицо Хавьера говорило о том, что у меня не очень хорошо получается. Я была уверена, что, если он прикоснется ко мне снова, я не смогу продолжать в том же духе.

И не важно, что какая-то часть меня дрожала от желания. Больше всего на свете мне хотелось снова ощутить его руки на своих плечах.

Я должна воспользоваться спасательным кругом, который он мне предложил, – или окончательно потерять себя.

Я соскользнула со стола, встала на ноги и постаралась, чтобы выражение моего лица не выдало, как приятно мне было то, что произошло между нами. Мне казалось, что мои трусики стали слишком тесными, будто я распухла и едва могла ходить самостоятельно.

Подспудно я ждала, что он снова схватит меня, но он этого не сделал. И когда я добежала до винтовой лестницы и помчалась вверх так быстро, как только могла, стук сердца в груди был таким громким, что я удивилась, что Хавьер не услышал его.

Я прошла по галерее второго этажа, чувствуя на себе его взгляд, словно тяжелый груз или цепь, уже связывающую меня с ним, но не обернулась. Какая-то часть меня боялась, что если я это сделаю, то снова побегу к нему. Что я сгорю в его огне заживо, пока от меня не останется ничего, кроме пепла.

Когда я проскользнула под гобелен и оказалась в коридоре для слуг, легче мне не стало. Как будто я несла Хавьера с собой – во всех местах, где он прикасался ко мне, и, что еще хуже, во всех местах, о которых я только мечтала.

Как будто я уже наполовину была поглощена этим огнем, которого боялась и желала одновременно.

На самом деле я думала о том, что может повлечь за собой брачная ночь с этим мужчиной… И я боялась, что она может привести к моей смерти.

Я знала, что это мелодраматично, но все равно позволила себе эту мысль, пробираясь через темные закоулки отцовского дома. Зачем я вообще пошла к Хавьеру? Почему я была так глупа? Мне хотелось погрузиться в ванну и смыть с себя все, дать воде успокоить расшатанные нервы. Я просто хотела снова оказаться в своей комнате, в безопасности и под защитой.

Потому что глубокая женская мудрость, о существовании которой я прежде не знала, вела меня в последние часы перед свадьбой, нашептывая, что это, возможно, последние часы в безопасности и покое.

Теперь я знала слишком много. Я нашла магию и огонь. Но еще я знала, как легко я сдаюсь. Я знала, что мое тело предает меня.

Но хуже всего – я хотела того, что мог дать мне Хавьер Дос Сантос.

Я была недостаточно внимательна и осторожна, когда выскользнула из комнаты для слуг. Обычно я была гораздо осмотрительнее. Сначала прислушивалась несколько минут, а затем, прежде чем проскользнуть в главный коридор, тщательно оглядывалась вокруг, чтобы убедиться, что никого не видно поблизости.

Но Хавьер что-то сделал со мной. Он использовал мое собственное тело против меня, как будто знал лучше меня, на что оно способно. Он заставил меня почувствовать, что я принадлежу ему, а не себе. Даже на расстоянии я чувствовала его руки на себе. Его сильные руки сомкнулись вокруг меня. Его жесткий, жестокий рот терзал мои губы.

Вот почему, едва выйдя в коридор, я нос к носу столкнулась с отцом. Долгую, мучительную секунду между нами царила тишина, нарушаемая только стуком дождевых капель по крыше.

Дермот Фитцалан не был ни высок и ни внушителен, но компенсировал это презрением, которое он испытывал к каждому человеку.

Не говоря уж о дополнительной порции, которую он припас для меня.

– Неужели я сошел с ума? – Его голос был таким холодным, что по сравнению с ним древний каменный дом казался живым. Я почувствовала, как по рукам побежали мурашки. – Прошу, Имоджен, скажи мне, что я не видел, как наследница состояния Фитцаланов вышла из комнаты прислуги, как неуклюжая горничная, которую я с радостью уволил бы на месте.

Раньше я считала себя храброй. Когда я сбежала и нашла человека, которого выбрал для меня отец. Когда я столкнулась с монстром и ушла от него хоть и изменившейся, но целой.

Но, стоя там, в центре испепеляющего презрения моего отца, я поняла, что я трусиха.

– Мне показалось, что я слышала шум, – в отчаянии солгала я. – Я только выглянула посмотреть, что это может быть.

– Прошу прощения. – Отец смотрел на меня почти с отвращением. – Но почему же леди из рода Фитцалан считает своим долгом исследовать странные звуки? Разве не могла она позвонить и попросить помощи?

– Отец…

Он поднял руку. И это был весь ответ.

Но этого было достаточно. Этот жест останавливал меня вернее, чем если бы он своими руками закрыл мне рот.

И его мрачный взгляд говорил о том, что это не исключено.

– Ты для меня сплошное разочарование, Имоджен. – Его голос был холоден, впрочем, как и всегда. Он использовал любую возможность, что бы напомнить мне, как часто я подвожу его. И все же мои щеки горели, словно он и впрямь ударил меня. – И я не понимаю этого… своеволия.

Он имел в виду мои волосы. Он имел в виду те локоны, которые никогда никому не подчинялись. Ни мне, ни ему, ни безжалостным монахиням, ни моим старым гувернанткам, ни бедным девушкам, которых он нанял, чтобы они нападали на меня со своими бальзамами и утюжками для волос.