Текст книги "Любить то, что есть. Четыре вопроса, которые изменят вашу жизнь"

Автор книги: Кейти Байрон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Ты мне должен.

Условия боев расписаны достаточно точно. Тысяча лир за бой, три тысячи за два боя в день и пять тысяч, если человек сражается с ангелом без щита и уходит с арены живым. Правда, таких безумцев я пока не встречала. Когда ты мертв, пять тысяч лир – небольшая помощь.

– Исчезни, девочка, если твоя жизнь тебе дорога. – Лицо Нерона становится суровым. Ему не нравится испытывать стыд перед мужчинами, которые стоят вокруг нас. Я опять перегнула палку. Снова.

Только я собралась уходить, как вдруг рядом с нами возникает чья-то тень. Я замечаю ее краем глаза. Кроме того, все люди в радиусе десяти метров торопятся к выходу из атриума. Вдруг мужчинам становится плевать на то, получат они свою зарплату или нет. Через пару секунд мы с Алессио, Нероном и его телохранителем остаемся наедине с тенью. Мне становится холодно, потому что я понимаю, кто оказался рядом со мной. Алессио подходит ближе. Он никогда не оставит меня одну, хотя я миллион раз говорила ему о том, что он не должен подвергать себя опасности из-за меня. Он так же не слушается меня, как и я его. При этом он и оружия в руках не удержит. Этот парень – настоящий пацифист. Его главное оружие – пластырь, игла и нить. Я уже и не помню, сколько раз он меня зашивал.

– Нерон де Лука, – говорит тихий, опасно мягкий голос. – Какие-то проблемы?

Мужчина бледнеет в мгновение ока. Его зрачки расширяются, и я не виню его, ведь мои ноги дрожат, будто превращаясь в овсянку, которую я ела сегодня на завтрак.

Но то, что я делаю дальше, кажется еще более неразумным действием, чем разговор с Нероном де Лукой. Судя по всему, инстинкт самосохранения сегодня у меня отсутствует. Я поворачиваюсь к говорящему. Сначала я вижу только тень, а затем – худую, но коренастую фигуру, окруженную темной аурой. Мой взгляд падает на серебристые глаза. Серые, может, серебристо-серые, я не могу так хорошо их разглядеть, потому что тени не растворяются до конца. Тем не менее я продолжаю смотреть в глаза Люцифера. Сатана, дьявол, Вельзевул. У него сотни имен, но ни одно из них ему не подходит.

– Никаких проблем. – Голос Нерона поднимается неестественно высоко, и Люцифер прерывает наш зрительный контакт. Теперь он разглядывает Нерона так, словно перед ним какое-то насекомое.

– Мы тут обсуждаем, будет ли Мун де Анджелис сражаться завтра.

Он что, только что сказал Сатане мое полное имя? Наверняка он сделал это специально, потому что я выставила его на посмешище.

– Она отказывается, – злобно добавляет он.

– И почему же? – Ноздри Люцифера раздуваются, словно он пытается уловить мой запах.

Я сжимаю свои дрожащие ладони в кулаки. Мое сердце бешено стучит в груди, и я хочу поскорее уйти отсюда. Да, я хочу сбежать на самый край света. Но в Венеции мир заканчивается у крепостных стен.

– Ты хорошо сражалась, недостаточно хорошо, чтобы победить Сэма, но тебе все равно повезло. Еще секунда, и ты была бы уже мертва. В общем, завтра ты снова будешь сражаться, – приказывает мне он. Его голос больше не звучит мягко, скорее совершенно бесчувственно. Но разве от принца тьмы можно ожидать чего-то другого? Наверняка он уже не может дождаться, когда сможет наконец поработить мою душу. Человеческая жизнь значит для владыки ада еще меньше, чем для остальных ангелов. Моя жизнь ему вообще не важна. Я чувствую, как мои глаза горят. Почему я не ушла отсюда, когда могла? Почему он хочет убить нас, людей? За что он нас так ненавидит? Прислуживают ли ему люди на небесах? И падают ли они к его ногам, когда он приходит в свой кроваво-красный замок? Переступает ли он своими кожаными ботинками через человеческие души?

– Разумеется.

Нерон де Лука расплывается в самодовольной улыбке, записывая мое имя в список.

– Будешь участвовать в обеденное время, – обращается он ко мне.

В самое жаркое время дня. Ангелы становятся еще более безжалостными, потому что предпочли бы в это время сидеть за своими белыми занавесками в тени, пить прохладное вино и есть фрукты, о существовании которых я уже давно позабыла. В полуденном свете они беспощадно убивают своих противников. Нерону очень легко удалось избавиться от меня, не замарав при этом рук.

Теперь мне придется сражаться, хочу я этого или нет. Обычно я отдыхаю несколько дней между битвами, потому что нервы и тело выдерживают только одно сражение в неделю. Но это не интересует ни Люцифера, ни Нерона. Последний успешно помешал мне пристыдить его, а к завтрашнему вечеру я, возможно, буду уже мертва: тогда никто больше не сможет обвинять его в мошенничестве.

Трупы павших на носилках выносят с арены. На их тела положили ткань, но я все равно чую металлический запах крови. Завтра и я буду лежать там. Мысль об этом такая яркая и реальная, что у меня перед глазами все темнеет, и я шатаюсь на месте.

Из тени появляется рука и придерживает меня. Она удивительно теплая: хватка крепкая и надежная. Неужели по венам Сатаны течет кровь? Не могу представить себе такое. Я панически вздрагиваю, но Люцифер отпускает меня только тогда, когда Алессио хватает меня за руку. Он разворачивается.

– Дай ей деньги, которые она заслужила, – приказывает он Нерону. – Все. И больше не смей обманывать бойцов. Мы не хотим оставаться им должными. Они усердно работают за свои деньги.

После этих слов он уходит прочь к собору мягкой поступью. Под его ногами хрустит песок, а солнечные лучи заставляют крылья сиять. Они раздвигаются и наконец окончательно прогоняют тень. Я смотрю на его сильные мышцы спины и кожу оливкового цвета. Мне казалось, что Люцифер бледный, почти белокожий. Он улетел наверх. Его движения сильны и, несомненно, элегантны. Если бы ангелы не забрали у нас нашу свободу, я бы им восхитилась.

Через несколько секунд он исчезает из моего поля зрения, и я пытаюсь стряхнуть с себя это неприятное чувство, которое во мне оставила встреча с Люцифером.

– Дыши, – говорит мне Алессио, и я делаю вдох. Воздух теплыми струйками наполняет мои легкие.

– Ты самая глупая девушка из всех, кого я знаю, – обвиняет он меня. – И самая смелая. Я чуть в обморок не упал.

Алессио обнимает меня, и мне кажется, что уже сейчас он со мной прощается. Я на мгновение опускаю голову на его грудь.

– Твои деньги! – кричит Нерон, с шумом положив пару новых купюр на стол. Теперь он не сможет класть деньги бойцов себе в карман.

– Ты знаешь, что Мун заслужила эти деньги. – Алессио пытается отвлечь внимание Нерона на себя. – И нечего устраивать театр.

Я забираю свои деньги и хватаю друга за руку.

– До завтра, – выдавливаю сквозь зубы. Мы с Алессио выходим на улицу. Я хочу скорее вернуться к брату и сестре, посидеть в нашем саду и попить кислый лимонад.

Сегодня мне хочется забыться и не думать о завтрашнем дне.

Глава

Несмотря на то что лето близится к концу, на площади Сан-Марко стоит жара. А ведь еще даже не полдень. Капли пота стекают по моему лбу, а в нос ударяет запах солоноватой воды из канала. Я вдыхаю его, даже не поморщившись. Возможно, сегодня я делаю это в последний раз.

– Ты не обязан расплачиваться за мои глупости, – нерешительно говорю я, хотя невероятно благодарна Алессио за то, что он не сбежал, когда Люцифер вмешался в беседу с Нероном. Я инстинктивно поднимаю взгляд к небу, но, кроме пары голубей, среди облаков других крылатых существ не видать. Значит, ангелы развлекаются на арене. Даже здесь слышен лязг мечей. Алессио бормочет что-то себе под нос. Он будет злиться на меня еще некоторое время, но долго обижаться не станет. По какой-то неясной мне причине он чувствует ответственность за меня, моих сестру и брата. Я с любовью смотрю на его каштановые локоны. Вещи, которые он носит, когда-то принадлежали моему отцу. Оправа его очков была когда-то сломана, и он своими руками пытался ее починить. Этот юноша выглядит умнее любого другого человека, которого я знаю. Что бы я без него делала?

Он пришел к моим родителям, чтобы стать помощником отца. Ангелы убили его семью незадолго после возвращения на землю. Он, наверное, должен ненавидеть их еще больше, чем я, но все было не так. Алессио снова и снова говорил мне о том, что ненависть – не решение проблемы. Отец очень скоро полюбил его почти так же, как Тициана, своего собственного сына. Они целыми часами сидели в библиотеке со Стар, размышляя над древними писаниями, пока я училась сражаться. Правда, я сама не любила сидеть на месте. После смерти отца его лучший друг Пьетро Андреаси взял Алессио под крыло. Раньше он был одним из самых успешных врачей Венеции, а сейчас остается одним из немногих выживших медицинских работников. Алессио работает у него в больнице, и Пьетро постоянно говорит о том, что однажды юноша станет прекрасным врачом. Хоть Алессио и проводит в больнице большую часть времени, он все еще живет с нами. Для Стар и Тициана он стал старшим братом, для меня – лучшим другом.

Мы шагаем по площади Сан-Марко, проходим мимо прокурации Веччи[10]10
  Венецианские прокурации – три здания на площади Сан-Марко, построенные в XII в. и предназначенные для размещения рабочих кабинетов и личных апартаментов прокуроров. Прокураторы Венеции и служащие были самыми влиятельными после дожа людьми.


[Закрыть]. За брошенными и забитыми досками магазинами мы поворачиваем направо. После каждой моей битвы мы отправляемся на рынок, чтобы закупиться продуктами. Меркато ди Риальто – все еще самый большой рынок овощей и фруктов в Венеции. Некоторые вещи, к счастью, не меняются: в свое время мы гуляли здесь с отцом, когда только переехали в Венецию. Тогда моя мать хотела обязательно вернуться в этот город, а отец никогда ей ни в чем не отказывал. Кроме того, в Венеции он смог наконец осуществить свою мечту и основать собственную библиотеку. Только из-за британских корней моего отца нас с сестрой назвали Стар и Мун. Мать всегда называла нас Стелла и Луна. Но я никогда не любила эти имена. «Луна» звучит так, будто речь идет о девочке, которая интересуется только платьями и украшениями. У этого слова слишком мягкое звучание. А мягкой мне быть нельзя.

Мы с Алессио выходим на улицу Калле дей Бомбазери, заходим в узкий переулок, и сразу становится прохладнее. Я держу руку в кармане на деньгах, чтобы защитить их от воров. Для многих грабеж стал единственным способом выживания. Алессио идет впереди, и я благодарна ему за то, что он не говорит о завтрашнем поединке. Мне нужно подумать о том, есть ли у меня какой-нибудь выбор. Конечно же, его нет, но мой усталый мозг все еще пытается что-то придумать. Когда адреналин, бушующий во время битвы, испаряется, я чувствую себя так, будто мне сотня лет.

Мы идем по понте ди Риальто – мосту квартала Риальто – или, правильнее сказать, по тому, что от него осталось. На нем больше нет прилавков с торговцами, только постоянно околачиваются курильщики, смотрящие на воду. Дети играют в догонялки на ступеньках, а на волнах качаются гондолы. Люди сплетничают о моей сегодняшней битве, о моем небольшом восстании против Нерона де Луки. Я болтаю с парой друзей, знакомых и соседей, которые хлопают меня по плечу и говорят, что я славно сражалась. Раньше я гордилась этим, но сегодня мне наплевать; тем не менее я благодарю их за пожелания удачи и улыбаюсь. Лучше им не знать о моем отчаянии. Никто из них не в силах мне помочь. Если я умру завтра, послезавтра они уже забудут обо мне. И я не могу винить их за это. Столько людей уже погибло… Хоть ангелы и перестали нападать на нас на улицах, на смену им пришли болезни – ведь у нас почти нет медицины, а гигиена оставляет желать лучшего. По городу бродят мародеры и грабители, внушающие страх и ужас. Суровая зима и голод тоже унесли немало жизней. Ситуация стабилизировалась только недавно: Консилио, управляемый Нероном де Лукой, теперь моментально приговаривает к казни мародеров. У нас появилось достаточное количество продуктов, потому что ангелы стали пускать в Гранд-канал торговые корабли. Дети снова вернулись в школы. Люди наконец-то в безопасности, и все вроде как встало на свои места. Но это лишь вопрос времени, скоро ангелы нанесут новый удар. Они нетерпеливы и ищут ключи уже восемь лет.

За прилавком, к которому я подхожу, стоит моя подруга Мария – двадцатилетняя девушка. Она старше меня всего на два года, но уже замужем и воспитывает сына.

– Ты, правда, должна сражаться и завтра? – спрашивает она, заворачивая кусок пармезана в бумагу. – Не делай этого, – беспокойно добавляет она.

Собор Сан-Марко примерно в пятнадцати кварталах от моста Риальто, но новости распространяются по городу со скоростью света. Поэтому меня совсем не удивляет то, что Мария уже обо всем знает.

– У меня нет выбора, – отвечаю я, пытаясь говорить максимально спокойно. – Нерон уже внес меня в список.

– Что за свинья!

Мария – высокая девушка с длинными темными волосами. Ее глаза вспыхивают, и она сжимает ладони в кулаки.

– Я надеюсь, ангелы однажды зарежут его на арене.

– Он бы не продержался и минуты, – говорю я, и мы одновременно смеемся. На мгновение я забываю о своих проблемах. Ангелы редко появляются у Меркато, поэтому здесь можно расслабиться. Здесь не бывает городской стражи, да и богатые жители Венеции со своими охранниками здесь тоже появляются очень редко – чаще они отправляют за свежими продуктами своих слуг.

Мария выходит из-за прилавка и крепко меня обнимает.

– Я желаю тебе удачи, – говорит она. В ее темных глазах блестят слезы. – Не дай им себя сломить. У тебя все получится. Ты справишься. – Она сует мне в руку буханку свежего хлеба. – Возьми.

– Спасибо большое, – выдавливаю я. – Я так быстро не сдамся.

Мария кивает, и, так как мне больше нечего ей сказать, я иду дальше. Алессио продолжает избегать разговоров о завтрашнем сражении. Мы покупаем соль, лимоны, анчоусы и помидоры. Мне нужно быть экономной. При мысли о том, что Тициан и Стар с завтрашнего дня будут предоставлены сами себе, мне становится плохо. Возможно, Алессио и сможет о них позаботиться, но он не в силах их защитить.

Павел Томази, муж Марии, машет нам рукой, когда мы уходим с рынка.

– Я отвезу вас, – предлагает он нам, балансируя на своей лодке на волнах под мостом Риальто. – Я не возьму с вас денег, – добавляет он. – Соглашайся, сделай мне одолжение, иначе Мария устроит мне взбучку.

Я улыбаюсь и запрыгиваю в его лодку. Раньше здесь было множество гондол, но сегодня их осталось совсем немного. Иметь лодку – теперь непозволительная роскошь. Маленькая гондола, некогда принадлежавшая моей семье, гниет в крошечном канале, ведущем к нашему дому. Мне не хватает денег на починку.

Несмотря на упадническое настроение и мысли о последнем дне моей жизни, я все еще в состоянии шутить:

– Ты все еще у нее под каблуком?

– Я ем из ее рук! – Павел ухмыляется. – И она – из моих.

Я молчу, наслаждаясь поездкой, а Томази ругается на свою свекровь, которая две недели назад переехала к ним с Марией, и рассказывает о сыне. Мы с Алессио слушаем. По крайней мере, у него нет серьезных проблем. Я стараюсь ему не завидовать. Гондольеры неплохо зарабатывают, потому что богатейшие семьи города все так же любят кататься на лодках, как раньше, – лишь бы не ходить пешком. Брату Павла принадлежит целая судоверфь в Венеции. Прошлым летом Нерон де Лука заказал у него лодку. Наверняка он заплатил за нее деньгами, которые отбирает у нас, бойцов. «Теперь с этим покончено», – сердито думаю я.

Павел останавливается у деревянных столбов полусгнившей гавани Сан-Заккариа, чтобы мы вылезли из лодки.

– Я приду на твой бой завтра! – кричит он мне вслед. – Ставлю на тебя!

Я поворачиваюсь к нему:

– Это не очень умно. Поставь лучше на ангела, против которого я выступаю.

Беззаботное выражение его лица сменяется обеспокоенным:

– Надеюсь, Лука однажды попадет в свою собственную ловушку.

Конечно же, гондольеры знали о том, как губернатор меня обманул. Настроение становится еще хуже.

– Чтоб он провалился! – кричу я Павлу, который уже направляет свою лодку обратно на фарватер. Он машет веслом на прощание и уплывет прочь. Возможно, я вижу его в последний раз, как и Марию, Меркато и солнце над Венецией.

Когда мы возвращаемся в палаццо[11]11
  Палаццо (итал. palazzo, от лат. palatium – дворец) – тип городского итальянского дворца-особняка.


[Закрыть], где находится библиотека и наш дом, я отправляюсь искать сестру, а Алессио – на ежедневный обход. Палаццо простирается на три этажа и состоит из бесчисленных коридоров, комнат и укрытий – мы должны быть уверены в том, что ни один незваный гость не проскользнул к нам. Время от времени это все же происходит, хотя мы и забаррикадировали все входы, кроме одного. Сейчас мы заходим в библиотеку с бокового входа, который ведет на площадь Сан-Марко. Он самый незаметный из всех. Раньше в комплекс зданий входили Городской музей Коррера, картинная галерея, археологический музей и сама библиотека. В комнатах было полно старинной мебели, скульптур и стеклянных витрин. На стенах висели дорогие картины, а полы были устланы дорогими коврами. От всего этого великолепия ничего не осталось. Когда мой отец стал куратором музея, он заполнил библиотеку книгами со всего света. На верхнем этаже оборудовал нам жилище. Когда он умер, то оставил нам палаццо и передал все знания об ангелах, которые только существовали на свете. Я потеряла счет апокрифическим произведениям, которые здесь хранились, забыла, сколько здесь было изданий книг Разиэля[12]12
  Имеется в виду средневековый каббалистический гримуар, изначально написанный на древнееврейском и арамейском языках, известный также как «Книга ангела Разиэля», рукописи XIII в. Книга представляет собой компиляцию эзотерических писаний, собранных, вероятно, одним и тем же компилятором, но являющихся изначально работами не одного, а многих авторов.


[Закрыть] и томов о Енохианской системе[13]13
  Енохианская система – структура так называемой ангельской магии Ди и Келли. Енохианская магия основана на вызывании с помощью молитвы и управлении различными духами. Дневники Ди содержат «енохианский алфавит» и таблицы соответствий с ним. В этих же дневниках утверждается, что переданное «учение» содержит тайны апокрифической Книги Еноха.


[Закрыть]. Меня это совсем не интересовало. Все эти знания не помогли отцу спастись от ангелов. А теперь единственным человеком, который ориентируется во всем этом, осталась моя немая сестра. И у нее своя система.

– Стар! – кричу я, нарушая тишину. – Ты где?

Толстые тома заглушают мои слова. Я прохожу мимо первой комнаты, мимо вестибюля, в котором когда-то читались лекции. Тут все еще стоит несколько греческих скульптур, которые мой отец очень любил. Мраморный черно-белый шахматный узор украшает пол следующей комнаты, которую я пока не могу окинуть взглядом. Везде стоят ломящиеся от книг полки и столы. Четырнадцать из шестнадцати оконных арок забиты досками, потому что стекла постоянно разбивали после Вторжения. Как и в вестибюле, в большом зале библиотеки почти не осталось красивых картин и фресок, некогда украшавших потолки и стены. Цвета поблекли, а героев мифов, изображенных на них, теперь почти не узнать. Я медленно иду дальше. Чаще всего моя сестра сидит в одной из маленьких комнат, примыкающих к залу, между полками или на старом неудобном диване, погруженная в свои книги. Она никого и ничего не замечает вокруг себя. Венеция может превратиться в руины, а она будет сидеть и читать.

Пока ангелы не спустились на землю, в комнатах было много людей. Они стояли у полок и стеклянных витрин, читали книги и рассматривали иллюстрации. Они разбивались на мелкие группки и обсуждали что-то или сидели за бесчисленными столами, делая записи. Мой отец был очень харизматичным мужчиной, и его страсть к ангелологии была заразительной. Он собирал вокруг себя толпы заинтересованных юношей. Теперь из них остался только Алессио. Сегодня книги уже никому не нужны, а ангелы повсюду. Старые знания никого не интересуют. Многое оказалось сказками. И только Стар перебирается из комнаты в комнату, смахивает пыль с высоких полок и читает все, что ей нравится. Она становится ходячей энциклопедией. К сожалению, она неохотно рассказывает о том, что узнала. Я рада, что она развлекается таким образом – одной заботой меньше. Библиотека – наш дом. Но в отличие от меня сестра никогда не покидает это здание.

По коридорам проносится шепот, и я подхожу к лестнице. Если бы у меня было больше фантазии, мне бы показалось, что это книги разговаривают друг с другом, потому что им скучно. Чтобы заглушить шепот, я громче топаю. Мои шаги эхом отражаются от обесцвеченного и потрескавшегося мрамора. Наконец я замечаю Стар, за столом в комнате, окна которой выходят на площадь Сан-Марко. Отсюда она могла увидеть меня, когда я выходила с арены. На отполированном столе стоят свечки, которые пока не зажжены, Стар ничего не замечает из-за работы. Когда я подхожу чуть ближе, то замечаю, что ее щеки цвета алебастра пылают от волнения. Моя сестра могла бы легко сойти за ангела, если бы у нее были крылья. Она очень красивая. Можно сказать, неземная. Это еще один повод защищать ее от этого мира. Я рада, что она не выходит на улицу. Говорят, что ангелы похищают самых красивых женщин, чтобы утолять свою похоть. Я точно в безопасности. Но Стар – высокая и худая. Я низкая, мою фигуру не назовешь женственной, но я натренированная, как терьер. У Стар гладкие светло-русые волосы, у меня же грива цвета дикой пшеницы. Моя сестра наделена классическими чертами лица и молочно-белой кожей, я же – курносым носом, сильным загаром и веснушчатым лицом. Никто не может назвать меня некрасивой, как и я сама. Скромной меня не назовешь. Но мы с сестрой очень разные. Одинаковы только глаза цвета зеленой травы. Природа одарила нас по-разному, и хорошо. Только благодаря моим способностям я могу защищать Стар и брата. Если бы мы обе были грациозными феями, то давно бы погибли.

– Эй! – говорю я ей, облокотившись на стол. – Как дела?

В те дни, когда я сражаюсь на арене, настроение Стар становится непредсказуемым.

Ей нужно некоторое время, чтобы собраться с мыслями, и я наблюдаю за пером, летящим над пожелтевшей бумагой. Справа налево. Она всегда писала в обратном порядке, сколько я ее помню. Это выглядит странно, но подходит ее капризной, но милой натуре.

Когда Стар дописывает строчку, она поворачивается ко мне лицом и улыбается.

«Как прошел поединок?» – спрашивает она на языке жестов, и я чувствую облегчение. Иногда она по нескольку дней не разговаривает со мной после сражений, и это причиняет боль. Я ведь делаю это ради нее в том числе. Когда она ни с кем не общается, ей становится легче справляться со страхом, но я тяжело переношу ее нежелание говорить со мной. Когда сестра игнорирует меня, я чувствую себя еще более одинокой, хотя она, понятное дело, не виновата в том, что родилась немой.

Я пожимаю плечами и улыбаюсь:

– Как видишь, жива. Нерон хотел обсчитать меня, но Люцифер вмешался, и де Луке пришлось отдать мне мои деньги. Ты можешь себе это представить?

Стар прекрасно все слышит, как любой другой человек. То, что она не может говорить, – врожденная болезнь. Вопреки здравому смыслу я все еще надеюсь однажды услышать ее голос.

Ее глаза округляются.

«Ты сражалась с Люцифером?»

– Нет. – Я злюсь, что вспомнила про него, потому что Стар начинает паниковать. – Я боролась с Семьясой, одним из его последователей. Он чуть меня не убил, но я выстояла.

Стар не нужно было знать, насколько близка я была к смерти.

«Значит, он?..»

Когда сестра испытывала страх, жесты становились слишком суетливыми. Она сделала вдох, и я сразу поняла, какой вопрос она сейчас задаст.

«Думаешь, Люцифер прибыл сюда из-за ключей?» – высказала она мысль, которую я совсем не хотела озвучивать.

В комнатах библиотеки обычно тепло, но я чувствую, как по моей спине пробегают мурашки. Почему я не устроила побег Тициана и Стар раньше?

– Ну, вообще он не охотник за ключами, – так мы называем ангелов, которые профессионально занимаются поисками этих девушек. Они каждую осень прибывают в город, чтобы выбрать подходящих кандидаток для испытаний.

Стар пожимает плечами.

«Но это был он. Это он посвятил женщин в тайну о том, как открыть врата».

Ее движения с каждым словом становятся все увереннее. Меня удивляет ее спокойствие.

«Мы с тобой точно не ключи», – говорит она.

«Это мы с тобой так считаем», – думаю я. Ангелы вполне могут принять нас за ключи. Каждая из девятнадцати девушек чем-то выделяется. Существует ключ самопознания, ключ перемен, ключ зависти, веры и так далее. А еще есть ключ голоса. Испытания, которые должны пройти кандидатки, дают понять, являются ли избранные тем или иным ключом.

Вдруг Стар обнимает меня так, словно нуждается подбадривании и утешении. На самом деле это всегда была моя задача. Я с самого детства за ней приглядываю. Боюсь, что кто-то отнимет ее у меня. Или что с ней что-то случится. Стар такая хрупкая и необычная, раньше я с трудом могла поверить в то, что мы действительно сестры-близняшки. В действительности же мы что-то большее. Она моя половина, как и я – ее. Если придется, я буду защищать ее ценой своей жизни. К счастью, Люцифер ничего не узнает о моей сестре. Никто о ней не узнает.

– Тебе знакомо имя «Кассиэль»? Знаешь, к какому небесному двору он принадлежит? – пытаюсь я отвлечь ее.

Стар некоторое время внимательно смотрит на меня, а затем поднимается на ноги и возвращается в большой зал. Светлое платье обрамляет ее стройную фигуру.

«Почему ты спрашиваешь?»

Она гладит деревянные полки, проходя мимо. Ее руки всегда в движении, ей все время нужно что-то трогать. Это одна из ее странностей.

Я медленно следую за ней.

– Этот Кассиэль спас мне жизнь сегодня, – объясняю я ей спустя несколько секунд. – Хочу узнать почему.

Ангелы не совершают поступков из благородства. Причина должна быть в чем-то другом.

Стар останавливается на месте, проводит рукой по корешкам книг и вытаскивает одну из них с полки. Книга обита темной кожей и выглядит очень древней. На обложке красуется слишком знакомый мне символ семи небесных дворов, нарисованный золотыми чернилами. Стар внимательно листает страницы. Это одна из книг, которую отец приобрел в монастыре. Ангелология традиционно изучается в нашей семье, и отец был бы рад, если бы узнал, что Стар продолжает дело всей его жизни. Она занималась бы этим, даже если бы ангелы так и остались легендой.

Пальцы Стар пробежались по бесчисленным именам ангелов в книге, записи велись несколько сотен лет. Только почерк писавшего менялся. Было бы правильнее систематизировать все в алфавитном порядке. Каждый летописец просто вписывал в книгу новые имена, когда узнавал об ангеле что-то новое. Наши предки даже не подозревали, сколько ангелов существует. Тысячи.

Вдруг указательный палец Стар останавливается на одной из записей, и я подхожу поближе.

«Кассиэль, – было написано в книге. – Принц-регент четвертого небесного двора».

Принц ангелов. Что он вообще делал на этой арене? В записи указано, что Кассиэль один из саримов. Вроде как хороший ангел. Будто такие существуют! Я не верю подобным заявлениям. Летописец считал Кассиэля ангелом одиноких и отчаянных. Я тихо вздыхаю, тем самым вызывая неодобрительный взгляд моей сестры. Забираю книгу у нее из рук, закрываю ее и ставлю обратно на полку. Я знаю достаточно. Погруженная в свои мысли, я направляюсь к столу, за которым сидела Стар.

«Я уверена, что есть ангелы, которым мы, люди, нравимся», – говорят ее руки, прежде чем убрать перья для письма со стола.

Хорошие ангелы. Очень наивная мысль, и я не хочу в это верить.

– Кассиэль случайно споткнулся о Семьясу, который должен был вот-вот меня убить, – говорю я, не собираясь приукрашивать сложившуюся ситуацию. Если бы не Кассиэль, я бы не вернулась сюда. Я бы лежала на повозке гробовщика, холодная и мертвая. На самом деле мне было все равно, насколько случайно или неслучайно он меня спас. Я жива, и это главное.

– Пойдем есть, – предлагаю я. Алессио уже давно занес продукты в дом. – Тициан уже вернулся?

«Я его еще не видела».

Она нерешительно закрывает рукопись. С момента смерти отца сестра работает над ней, но никому не разрешает читать. Я выхожу из зала раньше, потому что знаю, насколько для нее важно, чтобы никто не знал, где хранятся эти листы. Правда, я уже давно знаю, где они. Не потому, что шпионю за Стар, а потому, что понимаю, насколько ей важна эта реликвия, и присматриваю за ней. Никто не отберет у сестры то, что она так любит.

Стар берет меня за руку, когда заканчивает свои дела, и мы вместе идем в апартаменты на верхнем этаже. Оставаясь здесь, в этих четырех стенах, я представляю себе, что мир вовсе не изменился. Я гоню мысли о завтрашнем дне прочь, и мы подходим к двери. Яркий солнечный свет совсем не проникает в окна, потому что они очень маленькие и к тому же грязные. Если бы мать видела, что мы пренебрегаем уборкой, она бы возмутилась. Но у меня есть дела поважнее, чем мытье окон. Я стучусь в дверь комнаты брата. Злоумышленника вряд ли остановит эта тонкая деревянная дверь со старой защелкой, но я настаиваю на том, чтобы Стар и Тициан закрывались, когда остаются одни. Так мне кажется, что все под контролем.

Загорелое лицо Тициана высовывается в дверную щель. Его голубые глаза сияют, когда он видит нас. Я так его люблю, что при виде брата мое сердце вырывается из груди. Ему всего двенадцать, но он увидел и пережил слишком многое для своего возраста. Когда ангелы вернулись, ему было четыре. Он и не помнит, что было раньше. Я прохожу в квартиру и обнимаю его. Тициан сразу же напрягается и неохотно это терпит. Мы не должны общаться с ним, как с маленьким ребенком. Сегодня я была так близка к смерти, что мне это дается еще тяжелее обычного. Я хочу защитить его от этой жизни. Они со Стар заслуживают лучшего.

«У тебя царапина на щеке, – ругает его Стар, когда я отпускаю брата и он направляется к сестре. – Что случилось»?

Тициан сказал бы мне, что это не мое дело, но рядом со Стар он превращается в лапочку.

– Подрался с Паоло, – говорит он, почесывая шею. Ему надо искупаться. – Он придурок.

– Еще вчера он был твоим лучшим другом, – удивленно говорю я. Они с Паоло неразлейвода. Я распаковываю продукты, которые Алессио поставил на стол. Этого хватит на несколько дней, мне вообще не нужно было выходить на арену. Может, пойти к Нерону и попросить его вычеркнуть меня из списка? С другой стороны, я смогу отложить деньги, которые получу завтра, на побег. Но я заработаю их только в том случае, если не умру, что, в общем-то, маловероятно. А вдруг Семьяса снова будет моим оппонентом? А что, если это продуманный ход Нерона и Люцифера? Меня бы это не удивило.

– Он пытался спорить со мной о том, что ты завтра не выживешь, – раздраженно объяснил Тициан. – Притом что ты лучший боец. – В его голосе слышится гордость. Я тяжело сглатываю, прежде чем повернуться к нему лицом.

– С чего он взял? И откуда ты знаешь, что я завтра сражаюсь?

Детям было запрещено посещать арену. Я и не знаю почему. Уж вряд ли из-за того, что ангелы пытались оградить их от жестоких реалий нашего мира. Иногда я задаюсь вопросом, есть ли в других городах такие арены. Я вряд ли когда-нибудь получу ответ на свой вопрос. У Венеции нет связи с внешним миром. Мы только знаем, что в день Вторжения ангелы ворвались в разные города по всему миру. Мы сидели перед телевизором и смотрели все это представление, прежде чем трансляция была прекращена. Везде показывали серафимов, херувимов и архангелов, которых приветствовали мэры городов. В то время еще никто не знал, что они хотели стереть нас с лица земли. Тогда я поняла, что мои родители были правы. Они знали, что ангелы однажды вернутся. В течение многих лет работы с помощью сложных вычислений мой отец выявил точный день их пришествия, и именно тогда небо над нами потемнело из-за появившихся на рассвете тысяч блестящих крыльев. Это было страшно и в то же время захватывающе. В этот день мне не надо было идти в школу. Было круто, пока я не поняла, что я больше никогда не смогу насладиться этой скучной школьной рутиной. Вплоть до этого дня я никогда не думала, что родители могут оказаться правы.