Текст книги "Поцелуй на ночь"

Автор книги: Кейт Вудсток

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

3

Хитклифф Реджинальд Бартон родился и вырос в Огайо. Отец его был врачом, мать – медицинской сестрой, и единственным занятием в жизни, которое Хита привлекало в ранней юности, была, естественным образом, медицина. Впрочем, всерьез о врачебной карьере он тогда не думал, потому что в Огайо мальчишке всегда найдется занятие поинтереснее, чем учеба. Хит гонял верхом, на все лето уходил с ковбоями на дальние пастбища, а зимой помогал соседу – старичку-ветеринару. К мистеру Хокинсу несли кошек и собак, канареек и рыбок, а старый врач с одинаковым вниманием и любовью лечил всех.

Хит – дитя двух врачей – быстро и легко привык к виду крови, умел вправлять вывихнутые лапки, вынимать занозы из крохотных подушечек, подрезать коготки птицам. Потом мистер Хокинс научил его рассчитывать количество наркоза по весу пациента и стал доверять несложные операции.

К четырнадцати годам Хит Бартон стал официальным помощником старого ветеринара, а к шестнадцати – практически поделил с мистером Хокинсом практику.

Отец и мать восприняли решение сына совершенно спокойно. Профессионалы, они прекрасно понимали, что хороший ветеринар по своей квалификации ничем не уступает хорошему врачу, а иногда и превосходит его, ибо отнюдь не всякий терапевт способен как делать полостные операции и принимать роды, так и диагностировать, скажем, катаракту. Ветеринар же – может.

Одним словом, будущее Хита вырисовывалось вполне четко и определенно.

Беда случилась на исходе промозглого и сырого февраля.

Бродяг было четверо, и пришли они откуда-то с севера. Шериф предупреждал о них владельцев магазинов, стоявших на отшибе, аптекаря, ну и мистера Хокинса, конечно, тоже. Потому что мистер Хокинс имел прискорбную привычку никогда не запирать входную дверь – мало ли, когда и кому может понадобиться его помощь? Так вот, шериф особо предупредил мистера Хокинса, чтобы дверь тот запер и если что – звонил бы в полицию.

Хит сам не знал, что именно в тот вечер заставило его одеться, наскоро зашнуровать еще влажные кроссовки и отправиться к старику. Возможно, то самое шестое чувство, которое так хорошо развито было у пациентов мистера Хокинса и совершенно не помогло ему самому.

Уже подбегая к дому старика, Хит увидел, что входная дверь приоткрыта, а за ней и в окнах первого этажа перемещается пятно света. Словно кто-то светит фонариком.

На первом этаже мистер Хокинс держал небольшую ветеринарную аптеку, это все знали, да и вывеска над крыльцом имелась…

Хиту неожиданно стало жарко. Он остановился, выровнял дыхание по индейскому методу, а затем двинулся вперед, уже совершенно бесшумно, ступая с пятки на носок и слегка вывернув ступню. Так ходят индейцы, так умел ходить и юный Хит Бартон.

Он вошел в аптеку, не глядя протянул руку и повернул старомодный выключатель. Электричество было в порядке, и в его безжалостном белом свете открылась картина, которую Хиту забыть было не суждено никогда.

Разбитые и перевернутые стеклянные шкафчики. Поблескивающие лужицы на полу, в них разноцветный корм для попугаев – словно конфетти. Вырванный с мясом ящичек кассы. Разбитая банка для добровольных пожертвований в помощь бездомным животным. Золотые рыбки, задыхающиеся на полу. Мертвая канарейка в клетке – потом Хит узнает, что птичка умерла от разрыва сердца.

И самое страшное. Старенький доктор Хокинс лежал навзничь, прикрывая руками голову, а из-под пальцев вытекала струйка крови. В тот момент Хит был практически уверен, что старый доктор жив, только оглушен и ранен.

В дальнем углу замерли грабители. Трое, четвертый был наверху, это Хит тоже узнал потом. Они здорово перепугались, увидев плечистого парня с решительным лицом, а оружия у них, к счастью, не было. Хит шагнул вперед, не спуская с них глаз, наклонился и хотел нащупать у старика пульс…

Пульса не было. А еще – еще соскользнула пергаментная старческая рука, и Хит увидел рану на затылке. Он был сын врачей и ученик врача, он разбирался в ранах. Эта была смертельной.

Потом… никакого «потом» у Хита не было. Следующие четверть часа навсегда выпали из его жизни, а вместе с ними, вероятно, и еще с десяток лет, потому что из-за таких событий взрослеешь быстро. Последнее, что он помнил, – красный туман в глазах. Все вокруг окрасилось в розовые, алые и багровые тона, а потом перекошенные лица бандитов стали стремительно надвигаться, и написан на этих рожах был животный ужас…

Полиция приехала быстро, потому что до доктора Хокинса преступники побывали на бензоколонке, находившейся в двух кварталах отсюда, и пытались ограбить магазин, но там сработала сигнализация. Сам шериф и еще двое здоровенных ребят-полицейских пытались оттащить Хита от одного из бандитов, но это им удалось отнюдь не сразу. А еще через пару часов Хитклиффу Реджинальду Бартону было предъявлено обвинение в непреднамеренном убийстве. Один из убийц доктора Хокинса, избитый Хитом, умер в тюремной больнице.

Хиту было семнадцать лет, и за него горой встал весь городок, но суд – это суд, а закон один для всех. К тому же сам Хит подлил масла в собственный костер, спокойно заявив на суде, что убил эту сволочь совершенно сознательно и жалеет, что не успел добраться до остальных.

Его временно заключили под стражу, а три дня спустя шериф явился в камеру Хита вместе с его родителями и предложил на выбор: федеральная тюрьма на пять лет, либо армейская служба на три года.

Так Хит Бартон стал солдатом.

Он никогда не жалел, что стал причиной смерти человека. Потому что никогда не считал того человека – человеком. Он убил нелюдь, некое существо, но никак не подобного себе.

Однако такие вещи никогда не проходят бесследно. Вместе с безымянным бандитом на залитом кровью доктора Хокинса полу маленькой ветеринарной аптеки умер еще один человек – юный Хит Бартон. На его место встал другой, взрослый и жесткий, разом постаревший на десять лет мужчина.

Впрочем, это обстоятельство было совершенно неизвестно курсантам тренировочного лагеря Чек-Пойнт, младшего брата знаменитого Форт-Браггс, этой колыбели будущих зеленых беретов. Для трех десятков молодых и по большей части безбашенных парней, уже обжившихся в казармах, Хит Бартон был зеленым новичком, салагой, мальчиком на побегушках. В первую же ночь ему устроили «прописку» – и были страшно разочарованы результатом.

Хит Бартон умело и по-медицински четко вывихнул пару суставов, расквасил с десяток носов и утихомирился только после внушительного удара табуретом по голове. Потом был карцер, а потом – вторая попытка старослужащих расставить все авторитеты по местам. Столь же неудачная, надо сказать, как и первая.

Через два месяца службы Хит Бартон окончательно обрел независимость, стал спокойно спать по ночам, не ожидая нападения из темноты, – и армейская жизнь покатилась по накатанным рельсам.

Он был силен и крепок, как молодой бычок, армейские нагрузки воспринимал, как силовую гимнастику, показатели у него были одни из лучших, и в будущем Хиту светили сержантские нашивки, не меньше. Однако сам он к этому не стремился, да и вообще вел себя довольно безразлично. Что-то важное в нем застыло, покрылось коркой льда, а возможно – и умерло навсегда. Он редко улыбался и еще реже злился всерьез. Четко отвечал на заданные вопросы и никогда не задавал встречных. Не сходился ни с кем близко, но и врагов не имел. Его уважали за силу и сторонились из-за нелюдимости.

Потом в казарме появился новичок. Джимми Спенсер, вот как его звали, и похож он был на апрельское солнышко. Рыжий, веснушчатый и улыбчивый. Немудрено, что казарменные мерзавцы – а они всегда заводятся в любой казарме, это нечто вроде тараканов, только вреда от них куда больше – немедленно окрестили его «барышней» и в одну из ночей попытались изнасиловать.

Хит уже спал. Во сне он видел почему-то зайца, который отчаянно удирал от охотников. Это была сцена из детства, Хит не любил ее вспоминать.

Один из ковбоев свесился с седла и ловко подхватил зайца в скользкую петлю. Заяц судорожно задергался над землей, задыхаясь и затягивая петлю все туже. И вот тогда и произошло то, что потом преследовало Хита в кошмарах. Заяц закричал человеческим голосом. Отчаянным тонким криком ребенка, полным предсмертного ужаса такой силы, что вынести невозможно. Хит тогда зашелся плачем, и ковбои, ошарашенные ничуть не меньше зареванного пацана, отпустили несчастного зверя, все закончилось хорошо, но во сне дело обстояло куда хуже. Заяц все кричал, и жить стало совсем уж невозможно, и тогда Хит Бартон приказал себе проснуться. Он сел рывком, еще сонный, но уже не спящий, и понял, что крик не прекратился. Более того, кричит не заяц. Человек.

Босой, в одних подштанниках, Хит ногой выбил дверь в солдатский сортир, заложенную для верности бейсбольной битой. Боли в босой ступне он не чувствовал (потом выяснилось, что он сломал все пальцы на правой ноге). Знакомый красный туман наплывал медленно и неотвратимо.

В углу на кафеле скорчился рыжий паренек с залитым слезами лицом. Он был почти голый, исполосованные ножом подштанники практически не прикрывали тело. Вокруг толпились… Нет, все-таки не люди. Гиены. Шакалы.

Нелюди.

Дальше были вихрь и танец, буря и ужас. Хита учили лучшие армейские инструкторы, об искусстве убивать он знал уже почти все. И именно поэтому теперь точно рассчитывал свои силы.

Двое насильников уже никогда не станут отцами. Еще на нескольких никогда не взглянут без отвращения и страха. Пальцы одного молодого садиста до конца его дней не смогут удержать даже ложку…

Кафель белый, кровь красная, сопли по кафелю тоже красные, зубы – в крошево, больно руку… Пах, солнечное сплетение, переносица – вполсилы, чтобы не убить, кость может треснуть и войти в мозг. Вывернуться из-под руки, ударить ребрами ладоней коротко и резко – почки, болевой шок. Снова пах, потом коленом, несильно. Челюсть, прямой слева, открылся, теперь солнечное сплетение. И с разворота ногой – «бабочка», классика ближнего боя…

Он очнулся внезапно, когда понял, что на ногах стоит только он один. И сидит на полу тоже только один. Джим Спенсер, рыжий перепуганный пацан. Остальные – лежат.

Вместе с рассудком вернулась боль. Хит поморщился, растирая окровавленные кулаки, мимоходом проверяя, не сломал ли себе еще что-нибудь. Испытывая непонятное смущение и досаду при виде страха в синих глазах рыжего паренька, глухо буркнул:

– Вставай. Пойдем отсюда.

– Да. Я сейчас. Ох…

Джим скривился и осел на пол, держась за плечо. Рука безвольно повисла, и Хит почти равнодушно констатировал: вывих плечевого сустава, крайне болезненно, но неопасно, если быстро вправить обратно.

– Сейчас будет больно. Очень. Потерпи уж. Возьмись за что-нибудь.

Опухшие после драки пальцы не слушались, но всего пару секунд. Потом тело само вспомнило, что делать. Одна рука – на грудину, другой – захват чуть пониже вывиха. Упереться ногой… черт, больно! Ладно, это потом…

Он рванул, Джим взвыл, но уже через секунду с удивлением поднял руку и пошевелил пальцами.

– Совсем прошло, надо же! Ты врач?

– Нет. Я убийца.

Хит сам не знал, почему это у него вырвалось. Возможно, потому, что именно это и было его самым страшным кошмаром. Врач – убийца…

Даже карцера не было. Джима Спенсера вызвали на допрос в военную комендатуру, после чего все до единого участники ночной драки, кроме Хита, были уволены из армии и отправлены в федеральную тюрьму. Оказалось, что папаша Джима – сенатор, поэтому так и получилось.

Джим стал тенью своего спасителя. Ходил за ним хвостиком, болтал без умолку, и наконец Хит понял, что его совсем не раздражает этот смешной парнишка. Собственно, парнишка вообще был старше Хита на пару лет, но этому никто и никогда не поверил бы.

Они подружились, и именно Джим стал первым, кому Хит смог рассказать свою историю от начала и до конца. Первым – и единственным.

Через год Джима комиссовали по здоровью, а Хита отправили в действующие части. Он воевал в тропиках и пустыне, прыгал с парашютом в открытое море, минировал скалы, выводил из-под огня неведомых повстанцев неведомой страны, заслужил несколько медалей и два ордена и в двадцать два года получил возможность вернуться на гражданку.

Ему дали время подумать, и Хит проводил его на все той же базе в Чек-Пойнте, слоняясь целый день по территории и взвешивая все «за» и «против».

Он отвык от нормальной жизни, привык к военному распорядку, да и специальность у него… стрелок, диверсант, минер? Возвращаться в родной городок не хотелось. Вспоминать детство и то, как оно закончилось, – тоже.

Помог случай. В один из томных жарких дней Хит подтягивался на турнике и как раз дошел до сотни, когда на плацу показался полковник Смит, командир их части. Лицо у старого вояки, обычно медально четкое и слегка… скажем, туповатое, на этот раз было расстроенным и каким-то детским. Полковник пересек плац, и Хит торопливо и мягко спрыгнул с турника, вытянулся по стойке «смирно».

– Вольно, вольно, Бартон, не до тебя. Беда у меня…

– Нужна помощь?

– Не думаю, что ты сможешь помочь. Понимаешь, мой Снурри… он… у него… Мне кажется, он умирает!

Хит ошеломленно глядел на полковника. Герой трех необъявленных войн, десантник, диверсант, хладнокровный спец по убийствам, полковник Смит смотрел на своего солдата глазами, полными слез, и знаменитый подбородок дрожал от сдерживаемых из последних сил рыданий.

Хит знал Снурри. Точнее, видел его издали. Красавец, немецкий овчар, массивный и злой, как сам дьявол. Снурри прошел спецподготовку и участвовал вместе с полковником в нескольких сложнейших боевых операциях, потом был комиссован по возрасту. Теперь он жил на территории части, в вольере, затянутом стальной сеткой в палец толщиной, и заходить к нему мог только полковник Смит. Любое другое живое существо Снурри разорвал бы на части.

Хит внезапно охрип.

– Сэр, разрешите мне посмотреть пса? Я был ветеринаром… на гражданке. Учился.

– Правда? Бартон, но ведь он же…

– Вы ему будете все время говорить «фу», он послушается.

– Я боюсь за тебя, сынок.

– Снурри – умный парень. Он поймет, что я хочу ему помочь.

«Умный парень» при виде Хита взвился в воздух со страшным ревом – и тут же со стоном повалился на песок. На морде у пса виднелись клочья засохшей пены, в ноздрях запеклась кровь, но хуже всего были задние лапы. Они почти не двигались, безвольно развалились в разные стороны. Хит напряг было память – но ответ пришел сам собой. Сочетанная травма позвоночника и клещевая инфекция. При отсутствии сыворотки – гамма-глобулин, пять кубиков. Антибиотик.

– Он не падал? Не прыгал неудачно?

– В последнее время – нет. Полгода назад подвернул лапу, когда слишком лихо соскочил с яхты на причал, а там асфальт.

– Что ж, выбора нет. Пойдемте к нему. Вам придется подержать его, пока я осмотрю спину.

И они вошли. Налитые злобой глаза Снурри не отрывались от Хита, полковник, не умолкая, разговаривал со своей собакой, и Хит мог бы поклясться, что даже любимая жена полковника за всю свою жизнь не слыхала столько нежных слов, полных такой беспредельной любви.

Хит осторожно положил руку на спину пса. Вот сейчас тот развернется – и прощай, рука…

Пес вздрогнул, зарычал, посмотрел в глаза Хиту – и положил узкую красивую морду на вытянутые лапы. В карих глазах собаки стояла боль. Хит осторожно прощупывал позвоночник. Есть! Небольшое уплотнение под кожей – место, где клещ впился и отложил яйца. А вот и смещение позвоночных дисков, но это как раз самое простое. Доктор Хокинс научил Хита вправлять такие штуки на раз.

Пес дернулся и заскулил, но даже попытки укусить не сделал. Потом Хит осторожно вышел из вольера, сгонял в медчасть и принес необходимые лекарства плюс обезболивающее.

Он выстригал жесткую шерсть, привычно наполнял шприц лекарством, колол, дезинфицировал, делал надрез, удалял гнойник, зашивал – все автоматически, легко, словно и не было этих лет, словно старенький доктор Хокинс стоит рядом и одобрительно кивает, машинально поглаживая лобастую голову очередного пациента…

Снурри, впервые за несколько дней не испытывавший боли, лежал тихо, только огромные острые уши поворачивались, словно локаторы. Полковник так и простоял на коленях всю операцию, без остановки гладя своего любимца и друга. Наконец Хит поднялся на ноги – и огромный пес тут же вскинул голову: нет ли угрозы для хозяина?

– Я думаю, все будет нормально. Нужны еще лекарства – а вот везти его в Тампу я бы не советовал. Далеко, лишний стресс, к тому же он злой, а таким они предпочитают давать общий наркоз. Это может повредить ему, он ведь уже не молоденький.

– Бартон… Я все привезу. Ты будешь его лечить? Я знаю, у тебя уже документы подписаны, но я прошу тебя, сынок…

– Сэр, да что вы! Конечно, я останусь. И не переживайте. Он же боец, ваш Снурри. Так, пес?

И было Чудо, которое видел даже дневальный на вышке. Дикий дьявол Снурри, злобная скотина, готовая сожрать любого, кто попадает в поле зрения, мрачный и недоверчивый пес-убийца, диверсант со стажем и прирожденный охранник – немецкая овчарка Снурри, чепрачный кобель-медалист ВИЛЬНУЛ ХВОСТОМ.

Хит некоторое время стоял молча, приходя в себя от увиденного. А потом шагнул к псу и уже без всякой опаски присел на корточки прямо перед страшной пастью. Протянул руку и ласково коснулся лобастой головы.

– Я же говорил вам, сэр. Он умный парень. Да, пес?

И Снурри-Дьявол благодарно лизнул шершавую и жесткую ладонь врача.

4

В затянувшейся паузе всхлип Дженны прозвучал громко и совершенно неуместно. Холодная и величавая бизнес-леди шмыгнула носом и вытерла глаза тыльной стороной руки, начисто забыв о макияже. Хит Бартон смущенно кашлянул.

– Я не очень отвлекаюсь?

– Я… Вы… продолжайте…

Снурри он лечил долго. Месяца три. А потом полковник Смит попрощался с Хитом как с родным сыном, подписал ему документы и дополнительную характеристику и вручил на прощанье письмецо к одному своему старому армейскому дружку, с которым они вместе воевали во Вьетконге, а теперь этот дружок был крупной шишкой в Департаменте здравоохранения в Нью-Йорке.

Протекция имела чудодейственный эффект: после недолгой беседы с означенным «шишкой» Хит получил на руки сертификат, подтверждающий его право заниматься ветеринарной медицинской практикой с небольшими ограничениями – учитывая отсутствие диплома. Кроме того, его снабдили еще одним рекомендательным письмом, на этот раз адресованным владельцу ветеринарной клиники, пользовавшей питомцев самых влиятельных и богатых людей Большого Яблока.

Владелец клиники полковнику Смиту уже ничего должен не был, и потому оглядел Хита довольно-таки презрительно, но на это парню было наплевать. После недолгих переговоров сошлись на следующем: испытательный срок – два месяца, потом будет ясно, что поручить новичку. Надо все же понимать: клиенты непростые…

Первую клиентку Хит запомнил очень хорошо.

Сначала – по телефону. Визгливый голос истерически всхлипнул в трубку:

– Приезжайте! Мой сыночек! Мой Арчибальд! Это ужасно!

Настоящая – с ума сойти! – «Скорая помощь», только с синим крестом, вынеслась из ворот клиники, и через четверть часа Хит уже входил вместе с доктором Сайксом в ворота шикарного особняка. Миссис Н. встретила их на пороге, вся опухшая от слез, эффектно закутанная в розовый пеньюар.

– Боже, как вы долго! Арчибальду очень плохо! Я совершенно измучена!

Арчибальд оказался спаниелем. Он лежал на своей подстилке и печально смотрел на мир абсолютно несчастными глазами. Нос у него был холодным, однако задние ноги то и дело подергивались. Хит сходу определил – эпилепсия. Псу не больше трех лет, признаки неявные, но достаточно четкие. При своевременном и правильном введении лекарств, при соблюдении режима…

– Что? В каком смысле – выносить гулять? Вы что же, считаете, что я буду носить парализованного пса и помогать ему облегчаться?

– Он не парализован, мэм, у него начинается эпилепсия. Если уход будет правильным, он вполне может…

– Да нет, о чем вы говорите! У меня самолет завтра в полдень! Меня ждут на Ривьере! Прикажете сиделку ему нанимать? Это же собака!

– Что ж, тогда, боюсь, выход только один…

– Ой, нет, нет, не произносите это слово. У меня будет мигрень. Заберите его и сделайте все, что нужно, доктор Сайкс. Счет пришлете моему секретарю.

– Слушаю, мэм.

Хит непонимающе взглянул на своего босса.

– Но ведь пес практически здоров?

– Помолчи, Бартон.

– Вы хотите оставить его в клинике?

– Э-э…

– УСЫПИТЬ?

Розовая дама взвизгнула, заткнула уши и кинулась вон. Доктор Сайкс помчался за ней с извинениями, а Хит присел на корточки перед несчастным Арчибальдом. Пес посмотрел на него – и вдруг лизнул ему руку. Карие глаза смотрели с такой трогательной доверчивостью, что у Хита совершенно неожиданно заболело сердце, о существовании которого он раньше и не догадывался.

Сайке вернулся, ловко подхватил пса вместе с подстилкой и направился к машине. Всю дорогу он сердито пыхтел, а в клинике разразился речью.

– Я взял тебя сюда по просьбе человека, которому не отказывают. Это так. На самом деле ты просто солдафон, у которого за плечами начальное образование и никакого опыта. Я вполне имею право сделать тебя уборщиком, но я иду тебе навстречу и разрешаю учиться у меня! Ты же – уму непостижимо! – начинаешь качать права.

– Этот пес здоров…

– Да хоть десять раз здоров! Сто раз! Тысячу! Мне платит не он, а его хозяйка, эта розовая корова! И если она говорит: усыпите его, я иду и усыпляю.

– А если она скажет – сдерите с него живого шкуру?

– Тогда я дам тебе в руки скальпель, и ты пойдешь сдирать с него шкуру. Как миленький! Бери снотворное – и марш к вольерам. Усыпишь спаниеля и двух сеттеров. Восемнадцатый и тридцать чет…

Хит отлепился от стены, которую подпирал все время разговора, подошел к столу, неторопливо сгреб ветеринара за манишку и без всяких усилий приподнял над полом. Набрал воздуха в грудь – и в течение последующих трех минут подробнейшим образом разъяснил мистеру Сайксу, кто он такой, почему и в силу каких прискорбных причин произошел от своей матушки, и куда ему стоит отправляться вместе с розовой коровой и всей его клиникой.

Количественно солдатский лексикон не слишком велик. Но зато какие конструкции способен создать из этого солдат удачи…

Потом Хит поставил ветеринара на место, выгреб из кармана все наличные, шмякнул на стол и отправился к вольерам. Спаниель Арчибальд вскинул кудрявую голову и с надеждой посмотрел в глаза новому хозяину. На сеттеров Хит изо всех сил старался не смотреть. Денег не было…

Арчи стал первым его питомцем. К сожалению, долго пес не протянул, потому что первое время Хиту денег не всегда хватало даже на еду, что уж говорить о лекарствах. Но те три года, которые они прожили вместе, были для смышленого и красивого пса лучшими – в этом Хит не сомневался.

Мало-помалу жизнь налаживалась. Хит по ночам разгружал вагоны, работал в порту, не брезговал мытьем посуды в забегаловках, а днем занимался своим новым делом. Приютом для тех, кого предали.

Их было много, очень много. Гораздо больше, чем Хит мог прокормить и подлечить. Поэтому он стискивал зубы и решительно производил жестокий, но необходимый отбор. Если бездомный пес был относительно здоров, если у него была достаточно густая шерсть, чтобы перезимовать на улице, если его уже успела принять стая – Хит даже не подходил к такому псу. Чтобы не дать надежду. Чтобы не ранить предательством еще раз.

Но были и другие. Крошечные собачки, неспособные разродиться без помощи человека – и потому выброшенные на помойку умирать. Ошпаренные кипятком. Сбитые машиной. Ослепшие от старости. Заболевшие, вонючие, плешивые – и бесконечно добрые, не просто простившие своих хозяев, но даже и не успевшие обидеться. Хит каждый раз умирал, глядя в карие доверчивые глаза, и призывал все известные ему проклятья на головы тех, кто мог так безжалостно и жестоко, так запросто отказаться от этого моря беспредельной любви и преданности.

Он снимал квартиры на окраинах или в промзонах, чтобы поблизости имелся пустырь или свалка. Во-первых, так было дешевле, во-вторых, на пустыре или свалке он мог без помех разместить своих питомцев. Потом, уже, так сказать, набив руку, Хит завел картотеку и начал пристраивать вылеченных и наиболее симпатичных по новым хозяевам. Щенкам и маленьким собачкам везло чаще, но бывали и совершенно трогательные случаи, как, например, с той старушкой, взявшей себе в компаньоны слепого золотистого ретривера. Почтенная леди сама нашла Хита, благо, к тому времени любой бездомный в Центральном парке мог сообщить его местонахождение. Оказалось, что в течение долгих лет у старушки была собака-поводырь. Потом старушка накопила денег, сделала операцию на глазах и стала видеть. Собаку-поводыря передали другому слепому, и тогда старушка решила отплатить добром за добро.

– Моя Мэгги водила меня по улицам этого города пять лет, молодой человек. А теперь я смогу водить вашего – как вы его зовете? Джек? Отличное имя для ретривера. Пойдешь со мной, мой прекрасный пес?

Хит иногда навещал эту пару и бывал в такие дни совершенно счастлив – потому что счастливы были и эти двое, старушка и слепой пес.

Короче говоря, на сегодняшний момент в ведении Хита находилось пятнадцать собак.

Самым тяжелым пациентом был Малыш, громадный черный пес, помесь овчарки и водолаза. Его, слава богу, не выбросили на улицу, потому что в этом случае он бы погиб сразу же, а привели лично к Хиту.

У Малыша парализовало задние лапы. Не совсем, ходить он мог, хотя и с трудом. Сложнее обстояло дело с естественными надобностями. Малыш страдал недержанием, а, учитывая его габариты, это стало для хозяев непосильной проблемой. Что ж, по крайней мере, они не захотели его усыпить, а это в глазах Хита было лучшей индульгенцией.

Он рискнул, оставил Малыша жить у себя в комнате – и нарвался на выселение. Около месяца назад Хит Бартон был вышвырнут на улицу вместе с Малышом и еще четырнадцатью живыми душами. Денег в кармане было всего ничего, квартиру найти не удавалось несколько дней, и Хит с тоской думал о том, что станется со всеми его инвалидами, когда его загребут в участок за бродяжничество. Но тут Провидение сжалилось и приняло образ рыжего парня с синими глазами, в хорошем костюме и на дорогой машине.

Джим Спенсер – а это был именно он – наехал на Хита Бартона две недели назад. Виноват был сам Хит, помчавшийся отбивать любвеобильную метиску пуделя Мэгги у наиболее рьяных кавалеров, однако Джим выпал из машины в полуобморочном состоянии. Которое и усугубилось, когда мистер Спенсер понял, НА КОГО он только что пытался наехать своим «тандербердом».

В ресторан Хит идти отказался категорически, потому что прекрасно понимал: даже ежедневный холодный душ около водонапорной башни еще не делает из вас чистого человека! Да и смокинга в его гардеробе не было. Поэтому они с Джимом уселись за столик в маленьком кафе на ближайшей бензоколонке и предались воспоминаниям и обмену новостями.

Джимми Спенсер продолжал игнорировать своего папу-сенатора, начисто отказавшись от финансовой помощи, и работал теперь в фирме, занимающейся арендой и продажей недвижимости. Единственной привилегией можно было считать то, что вся эта недвижимость располагалась на Лонг-Айленде.

Хит с кривой ухмылкой сообщил, что аренда, равно как и покупка недвижимости ему на данный момент не по карману, и тут Джима Спенсера осенило. Наконец-то – вскричал Джим Спенсер – он сможет отплатить своему спасителю и защитнику хотя бы отчасти!

Дело в том, понизил голос Джим Спенсер, что в данный момент ему поручили приглядывать за одним домом. Хозяева в отъезде, дом стоит совершенно пустой, так что Хит может там пожить. Точно. Без проблем. Джим Спенсер ручается. И даже сварганит липовую бумажку от фирмы на случай, если прицепится полиция. Мол, Хит нанят совершенно официально, в качестве охранника. Плюс комплект сторожевых собак.

Разумеется, Хит не был таким наивным, как его рыжий армейский друг. Он привел массу доводов против этого идиотского во всех отношениях плана, но Джим и слушать ничего не хотел.

– Ты же не будешь держать всех собак в хозяйской спальне! Там есть чудесный сарайчик и конюшня без лошадей. Сено, запирающиеся ворота, тепло и сухо. Ты можешь жить в одной из гостевых комнат, а можешь и в этом самом сарайчике, потому что он на самом деле домик садовника, которого тоже нет.

– Во дела… Дом без хозяев, конюшня без лошадей, сад без садовника…

– Не иронизируй! Соглашайся! Давай так: я после работы найму фургон, мы тихонечко перевезем всех твоих зверей, а потом я пройдусь по улице, чтоб меня все видели. Соседи знают, что я присматриваю за домом от фирмы…

– Джим Спенсер! Тебя не просто уволят. Тебя посадят.

– Не посадят, у меня папа сенатор.

– А у меня нет.

– Я уже бегу выправлять тебе бумаги. Хит, пожалуйста, не валяй дурака. Отдохнешь там хоть месяц, отмоешься, отоспишься. Я подкину тебе деньжат…

– Джимми, вот этого не будет.

– Я нанимаю тебя от лица фирмы, дошло? И буду платить тебе за то, что ты присматриваешь за домом. Это не бог весть какие, но вполне приличные деньги.

Почему – Хит понял, когда увидел дом. Даже беспокойные собаки присмирели и высунули языки, удивляясь: живут же люди! Хит обозрел окрестности и повернулся к Джиму.

– Ты сбрендил, милый друг. Да я близко к хозяйскому дому не подойду! Мне не расплатиться, даже если я просто споткнусь о порог!

– Тогда домик садовника! И не спорь. Домик садовника оказался маленьким, но очень уютным коттеджем, оборудованным всем необходимым для комфортного существования: спальня, гостиная, столовая, душ, ванна, кухня со встроенной техникой, громадный холодильник, телевизор, музыкальный центр…

Демон искушения кусал и щекотал Хита, и, увидев крахмальные простыни на широкой и явно мягкой кровати – подобного он не видел с тех самых пор, как оказался в тюрьме, а потом в армии, – Хит брякнул:

– Хорошо. Но ты держи ухо востро и предупреди меня, когда хозяева надумают вернуться. Мне понадобится время, чтобы эвакуировать мой зверинец.

– Будь спокоен. Хозяин в Европе, а хозяйка – деловая дамочка, издает гламурный журнал. Я знаю этих издателей, никаких отпусков у них не бывает, а без хозяина ей тут делать нечего. Так что не волнуйся.

Так Хит Бартон поселился в доме Дженны Фарроуз. А вместе с ним: Малыш, Джеральдина, Шейди, Мэгги, Джеронимо, Мисс Мантл, Джек, Чабби, Соул, Чикита, Люк, Мачо, Круз, Санта и Лючия. Шесть девочек, девять мальчиков и один взрослый мужчина…