Текст книги "Конторские будни"

Автор книги: Кейт Уотерхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

У него все еще не было никакого определенного плана – он просто убивал время, – однако зреющая в его голове догадка не давала ему покоя. И вот, когда он до шел до четвертого этажа, где «окопался», как говорили служащие, Лукас, его любопытство, притушенное на время объяснениями Грант-Пейнтона, разгорелось снова. Как в первый день, прислушиваясь к будничной звуковой какофонии новой конторы, он сначала не мог уловить, чего, собственно, ему не хватает – а не хватало ему, как он понял позже, телефонных звонков, – так и сейчас, вспоминая внутриальбионский телефонный справочник, он никак не мог сообразить, что же его там смутило. В справочнике чего-то не было – а чего именно, он пока догадаться не сумел.

Четвертый этаж ему не помог; возможно, его осенит на третьем. Грайс спустился по лестнице и в фойе третьего этажа нос к носу столкнулся с одноруким швейцаром. Он не понял, с каким из трех – они все были для него на одно лицо, – но зато сразу же понял, что тот загораживает ему дорогу, причем загораживает, по всей видимости, намеренно.

– Вам нужна какая-нибудь помощь, сэр?

Грайсу вдруг вспомнилась армейская служба: хотя он закончил ее, как и начал, солдатом, сейчас ему почудилось, что его, совсем юного младшего лейтенанта, остановил на подступах к запретной зоне пожилой старший сержант.

– Да нет, все в порядке, спасибо.

– Это вам кажется, что все в порядке, сэр. А нам это пока неизвестно. Вы что-нибудь ищете?

– Я-то? Как вам сказать… Я, видите ли, здесь еще новичок… Да вы же, наверно, помните всю эту канитель с дубликатом карты Б-52!..

Но тот явно ничего подобного не помнил, и Грайс по «думал, что он, видимо, из другой смены – может быть, они тут все до единого однорукие. Почему, собственно, ой вообразил, что в холле всегда дежурит одна и та же тройка швейцаров? У них ведь бывает и обеденный перерыв, и отпуск, они могут и заболеть, и получить льготный свободный день – да мало ли что еще! Их тут наверняка целая дюжина, и дежурят они посменно. Им небось и комната для отдыха отведена – душная, насквозь прокуренная «дежурка» где-нибудь в подвале.

– Ну вот я и решил сориентироваться на служебной, так сказать, местности, – объяснил он. Однако швейцар едва ли понял его армейское выражение. – Изучить географию своей фирмы, – поправился он.

– Это вы насчет туалетов, сэр? Так они у нас есть на каждом этаже.

– Понятно. Но мне-то, по правде говоря… – Грайс принялся путано объяснять, что одной служащей из их отдела устроили проводы, и он, мол, раз его не попросили внести деньги, решил обследовать здание фирмы, – весь этот лепет даже ему самому показался невразумительным. Однако швейцар выслушал его с каменным лицом и, когда он кончил, не сразу продолжил дознание, как бы давая ему время что-нибудь исправить или изменить в своих показаниях.

– У вас есть пропуск, сэр? – помолчав, спросил он.

– Пропуск? Вы имеете в виду дубликат карты Б-52? Я, видите ли, попытался отдать его в Главной проходной…

– Мне не нужны никакие дубликаты, сэр. Я толкую про межэтажный пропуск. Вы можете предъявить пропуск, сэр?

Демонстрируя свою искреннюю чистосердечность, Грайс похлопал себя по карманам и признал, что пропуска у него нет.

– Вот видите, сэр, – сказал швейцар. – А чтобы ходить на этот этаж, вам надлежит получить пропуск. – Потом, немного поразмыслив, он сформулировал более общее положение: – Да чтоб ходить на какой угодно этаж, надо получить пропуск, сэр. А подписать его должен начальник вашего отдела. Так сказано в противопожарных правилах, сэр.

Грайс не понял, при чем тут противопожарные правила, но расспрашивать не стал. Однако швейцар любил, по-видимому, растолковывать все до конца.

– Если бы вы внимательно прочитали наш справочник, сэр, вам все стало бы ясно. При пожаре каждый служащий должен быть своевременно эвакуирован из фирменного здания. По именному алфавитному списку, из всех отделов. А значит, во всякое время должно быть известно, где находится каждый служащий.

Нет уж, брат, ты загни-ка мне что-нибудь похитрей, а детские сказочки не рассказывай, подумал Грайс, но, разумеется, промолчал. Швейцар, чуть прищурившись, внимательно оглядел его с головы до ног.

– Вы на каком этаже служите, сэр?

– Я-то? На восьмом. В Отделе канцпринадлежностей. Моя фамилия Грайс.

У швейцара зашевелились губы, словно он повторял для памяти фамилию нарушителя внутрифирменных порядков. Можно было ясно представить себе, как он спрашивает своих коллег, значится ли некий Грайс в списках Отдела канцелярских принадлежностей.

– Я очень советую вам незамедлительно вернуться на свой этаж, мистер Грайс, – проговорил швейцар.

Бормоча слова извинения и благодарности, Грайс двинулся к лифту, который стоял, по счастью, на третьем этаже. В последний момент, когда двери лифта плавно захлопывались, Грайсу показалось, что швейцар, сфокусировав на нем линзы своих очков, фотографирует его – ему даже послышался характерный щелчок фотоаппарата.

Вернувшись, он обнаружил, что прощальная церемония вовсе не кончилась. Здесь, видимо, любили провожать сослуживцев с чувством, с толком, с расстановкой. Он постеснялся сделать вид, что снова идет в уборную – сколько можно? – а пережидать проводы, сидя на груде мебели в фойе, не хотел из-за швейцаров, которые опять могли потребовать у него пропуск. Ему не оставалось ничего другого, как войти на цыпочках в отдел – проклятые башмаки отчаянно скрипели – и остановиться за спинами сослуживцев, сгрудившихся вокруг миссис Рашман.

Хорошо хоть, что они уже вручили ей подарок – раскрасневшаяся, до слез растроганная, она сжимала в руках набор ножей, гигантскую поздравительную открытку и неизвестно откуда взявшийся букетик полуувядшик гвоздик, – значит, Копланд уже произнес прощальную речь и она на нее ответила. Судя по грязным картонным тарелочкам в руках у всех канцпринадлежников, фруктовый торт был тоже, слава богу, съеден, и, когда Грайс вошел, братья Пенни читали длинный стишок собственного сочинения. Они произносили строки стиха строго по очереди, а остальные служащие весело хохотали и выкрикивали время от времени скабрезные шуточки.

 
Мы все осиротеем
И огорчимся страшно,
Когда от нас уволится
Родная миссис Рашман!
 
 
Но раз уж вы уходите,
Нас огорчив невольно,
Не забывайте сумку
В «Коварном Альбионе»!
 

Всем известная сумка миссис Рашман вызвала бурю аплодисментов. Грайс очень пожалел, что, застеснявшись, ушел с празднества. Ему, пожалуй, никогда еще не было так весело.

 
Ходите с ней на рынок,
Чтоб муж не голодал,
Чтоб он в медовый месяц
Был нежен и удал!
 

То наклоняясь вперед от неудержимого смеха, то резко выгибаясь назад, миссис Рашман пронзительно выхи-хикивала свои «Чхих! Чхих! Чхих!», но неожиданно их заглушил телефонный звонок – второй телефонный звонок за время Грайсовой работы в «Коварном Альбионе».

Он с интересом наблюдал, как отреагировали на это его коллеги. Можно было ожидать, что они начнут весело подбадривать Пенни: «Это сэр Джон Бетджеман хочет узнать имена своих соперников!» – или досадливо выкрикивать: «Какого черта! Скажите, что мы все ушли домой!», однако они молчали, причем каждый по-своему.

Сидз молчал с видом коварного заговорщика; Пам явно нервничала; братья Пенни умолкли, словно нашкодившие школьники; Бизли, Копланд и Грант-Пейнтон старательно показывали, что звонок не имеет к ним ни малейшего отношения. Ваарт принялся тихонько насвистывать – дескать, я знать ничего не знаю и никому не мешаю. Ардах неподвижно застыл – застыл как параноик, сказал бы Грайс, хотя они еще были очень мало знакомы. Сейчас Ардах особенно походил на Гитлера. Ну а миссис Рашман – та выглядела просто несчастной.

Первым шевельнулся Сидз, и Грайс нисколько этому не удивился: если б его привлекали денежные пари, он? поставил бы десять против одного, что так и будет. Сидз подошел к стене, возле которой лежала куча телефонов, и начал поднимать телефонные трубки, но звонки слышались по-прежнему. Все молчали. Наконец Сидз нашел нужный телефон – не свой ли собственный? – и звонки прекратились.

– Да? Да-да, совершенно верно… Хорошо… Да-да, положитесь на меня… Извините, господа, – опустив трубку, сказал он. Служащие, вопросительно смотревшие на Сидза – да и те, которые, вроде Пам, демонстративно глядели в пол, – как по команде повернули головы к братьям Пенни, и они продолжали чтение своего стишка. Но весело никому уже не было – праздничная радость проводов умерла.

 
Мы будем вспоминать вас,
Отчаянно скучая
Без вас и без печенья
Для кофе и для чая!
 

Положив трубку, Сидз не стал протискиваться на свое прежнее место, а подошел к Пам и, когда братья Пенни умолкли, под шум аплодисментов и принужденных смешков что-то прошептал ей на ухо. Все это видели, но сделали вид, что не видят. Пам едва заметно кивнула..

Проводы завершились – по крайней мере их официальная часть. Кое-кто протиснулся поближе к миссис Рашман, чтобы лично пожелать ей счастья и восхититься красотой столовых ножей; а некоторые сгрудились вокруг братьев Пенни, чтобы похвалить их замечательное сочинение. Пам как бы случайно оказалась возле Грайса и шепнула ему:

– Загляните сегодня вечером в «Рюмочную»

Глава восьмая

Грайс был раздосадован, но не очень-то удивился, когда увидел рядом с Пам Сидза – они сидели в «их уголке», как он несколько поспешно стал называть столик под лестницей. Провалиться ему на месте, если у этой пары не какие-то особые отношения.

Одно хорошо – Сидз уже успел заказать бутылку красного портвейна. Хотя Грайс вообще-то предпочитал белое вино, ему было приятно думать, что сегодня он выпьет на дармовщинку: вряд ли им понадобится вторая бутылка, если они не просидят здесь весь вечер. Правда, в следующий раз платить за выпивку придется ему – да ведь будет ли он, этот следующий раз.

Его заранее придуманную шутливую реплику – что если, мол, не удается присесть на работе, то тем приятней посидеть за столиком в баре – оборвала Пам, которой не терпелось, видимо, поговорить о каком-то волнующем ее деле. У Сидза тоже был деловой вид – деловой и сдержанно раздраженный.

– Вы обещали сразу же сказать мне, как только заметите что-нибудь странное, – без всякого вступления начала Пам, хотя Грайс ничего ей не обещал. – Что вы обнаружили?

Скрывать Грайсу было нечего, но его издавна отпугивали прямые расспросы, казавшиеся ему посягательством на его свободу.

– Мне, знаете ли, не совсем понятно, что вы подразумеваете под словом…

– Отвечайте-ка на вопрос, – бесцеремонно перебил его Сидз, состроив оскорбительно скучающую мину. Положительно, эти двое вели себя как бойцы Французского Сопротивления во время допроса пойманного парашютиста. Тем более что Пам и внешне походила на француженку в своем белом, туго подпоясанном плаще и темном берете. А глянув на ее черные чулки или, пожалуй, колготки, Грайс почувствовал, что у него пересыхает во рту – очень уж она была аппетитная. Если б Сидз не расхолаживал его своим кисло-скучающим видом, он бы, наверно, здорово завелся.

– Вы рыскали сегодня по «Альбиону», – сказала Пам. – Вот я и спрашиваю, не удалось ли вам обнаружить чего-нибудь интересного?

Смотря что вы называете интересным, вертелось у Грайса на языке, но он вовсе не хотел, чтобы Сидз опять его перебил. Вообще этот Сидз был каким-то двуликим Янусом: один лик искрится мягким добродушием, а другой – резкой враждебностью.

Грайс промолчал и с трудом подавил желание облизать пересохшие губы.

– Мы знаем, что вы рыскали по «Альбиону», – сказала Пам. – Сидзу звонил дежурный швейцар, который задержал вас на третьем этаже:.

– Я думаю, что пока нам нет нужды вдаваться в эти подробности, – бросив на Пам предостерегающий взгляд, вскинулся было Сидз.

– Бросьте, Рон, он же не дурак, – огрызнулась Пам, а потом так же резко обратилась к Грайсу, хотя он вроде бы этого вовсе не заслужил: – Вас видели на девятом этаже, а потом вы что-то вынюхивали на седьмом.

– У вашей разведки везде, как я посмотрю, есть глаза и уши.

– Правильно. Есть. И хорошо еще, что вы попались на глаза нашей разведке, а не ихней.

– Ихней? А кто они такие?

– Растолкуйте ему, Рон, – сказала Пам.

– А надо ли торопить события? – с сомнением покачав головой, возразил Сидз.

– Он знает, Рон.

– Знает ли?

Пам зажмурилась и тяжко вздохнула, чтобы показать, как трудно ей справиться с негодованием. Потом поставила бокал на стол и шутливо подняла руки вверх – сдаюсь, мол.

– Ладно, начнем сначала, – сказали она Сидзу. А потом, всем своим видом показывая, что ей надоело задавать один и тот же вопрос (хотя задала она его до этого всего один раз), монотонно спросила Грайса: – Вы-полдня-рыскали-по-«Альбиону»-зачем?

Да, боевое у нее сегодня настроение, подумал Грайс, и едва ли она в таком настроении согласится слушать, как он застеснялся оставаться на проводах миссис Рашман и поэтому решил обследовать сверху донизу «Альбион». Хотя нет, обследовать «Альбион» ему захотелось еще до проводов, и сейчас, чтобы история звучала. правдоподобно, надо им, пожалуй, рассказать все.

– Помните, я говорил… – Он чуть не брякнул «когда мы сидели здесь в прошлый раз», но сумел удержаться: это скомпрометировало бы и его, и Пам, если Сидз ничего об их встрече не знает. – Помните, я говорил… что полистал внутриальбионскую телефонную книгу?..

– Про телефонную книгу вы ничего мне не говорили, – .возразила Пам. – Вы говорили только про служебный справочник.

– И сказали, что нашли его на Копландовом архивном шкафу, – вставил Сидз. Пам, видимо, подробно передала ему весь их тогдашний разговор. А интересно, добавила ли она, что они сидели за этим вот самым столиком и, напившись, чуть было не начали пожимать друг другу ручки?

Ну, все же не начали. И он, признаться, попал сейчас в довольно дурацкое положение.

– Да? Значит, я просто забыл. Они там лежали вместе – и телефонная книга, и справочник.

– Так-таки и лежали? – спросил Сидз, но обратился он почему-то к Пам.

– Вы уверены? – переспросила Грайса Пам. – Копланд вроде бы не бросает телефонную книгу где попало. Это ведь все же загрифованный документ.

Грайс мысленно проклял тот вечер, когда он залез в архивный шкаф Копланда. Ну ничего, вернется из отпуска Хаким, и он закажет себе собственную банку конфет, а про чужие и думать забудет. Вспомнив, что нападение – лучший вид обороны, он напористо спросил:

– В каком смысле «загрифованный»?

– Секретный. Доступный только начальникам отделов.

– А почему он секретный?

– Потому что, прочитав его, человек сразу все поймет.

Пока Грайс размышлял, стоит ли спросить, что именно все, Сидз поспешил вмешаться:

– Я думаю, что мы без всякой надобности спешим обогнать самих себя, – сказал он Пам. – Нам надо сначала узнать – узнать от него, – что именно он искал.

– Вы хотите узнать, что я искал, когда наткнулся на телефонную книгу? – обеспокоенно спросил Грайс. Возможно, им уже известно про конфеты, и они просто хотят, чтобы он сам вырыл себе могилу.

– Когда прочитали телефонную книгу, – брюзгливо уточнил Сидз.

– Ну, нельзя сказать, что я ее прочитал, но полистал, знаете ли, довольно внимательно. И меня сразу же, помнится, удивило, что у нас нет Рекламного отдела.

– А почему это вас удивило? – вкрадчиво спросил Сидз.

– Так ведь без Рекламного отдела ни одна фирма теперь не обходится! – воскликнул Грайс. – Даже в «Причалах и внутренних водных путях» у нас и то был специалист по рекламе.

– «Альбион» ничего не рекламирует, – сказала Пам. – Больше того, он даже не поместил своих данных в Деловом справочнике.

– И не дал своего телефона Лондонскому справочному бюро, – добавил Грайс. – Копланд говорит…

– Да-да, мы прекрасно знаем объяснения Копланда. У каждого начальника отдела есть свой прямой телефон, и так далее и тому подобное. А еще мы знаем, что, когда кто-нибудь звонит начальнику отдела, ни одна живая душа в «Альбионе» не может услышать, откуда ему звонят и зачем. Вот если б у нас был свой телефонный коммутатор, телефонистки, конечно, смогли бы…

– Вы хотите сказать, что в «Альбионе» нет коммутатора? – ошарашенно спросил Грайс. Да ведь правильно– он же его не видел! Но сам он этого не сообразил бы, даже обыскав здание «Альбиона» от чердака до нодвалов.

Сидз, присвоивший себе роль председателя на этом трибунале, нетерпеливо постукивал пальцами по своему бокалу.

– Давайте-ка все же вернемся к телефонной книге, – сказал он. – Вы не нашли там Рекламного отдела, но в этом, как мы с вами выяснили, нет ничего зловещего. Что еще вы обнаружили?

– Никаких служб сбыта там тоже нет: ни складов готовой продукции, ни Отдела по изучению рынка, ни…

– Все правильно, «Альбион» ничем и не торгует, – сухо сказала Пам.

Сидз зацокал языком, словно раздраженная старуха.

– Вы лезете раньше черта в пекло, Пам! Пусть он нам рассказывает!

– Да мне, собственно, и рассказывать нечего, – откровенно признался Граце.

– А мы тем не менее хотим послушать! Так вы, значит, полистали телефонную книгу, не нашли там Отдела сбыта или чего-нибудь в этом роде и решили поискать его по этажам, верно?

– Не совсем. Сначала я действительно удивился. Но потом господин Грант-Пейнтон многое мне разъяснил. Он превосходно знает историю «Коварного…».

– И что же он вам сказал?

– Он сказал, что «Альбион» занимается теперь недвижимостью.

– Вот расхлебай! – воскликнула Пам. Она, впрочем, выразилась гораздо резче, и Грайс, немного шокированный, посмотрел на Сидза, а тот опять попытался одернуть ее предостерегающим взглядом. Но она, видимо, не собиралась продолжать, и Грайс понял, что может закончить свою мысль.

– Я не очень-то хорошо знаю, как торгуют недвижимостью, но, уж во всяком случае, не по образцам…

– Никакой недвижимостью «Альбион» не торгует, – снова перебила его Пам, оборвав коммерческие рассуждения, которыми он хотел блеснуть перед своими собеседниками, – это установлено совершенно точно. – Иными словами, знай свой шесток и рассказывай-ка лучше про то, что видел.

– Ладно, чем бы «Альбион» ни занимался, но у такого крупного треста должна быть своя электронно-вычислительная машина, и я решил, что она в подвале, но дошел только до третьего этажа.

– Нет у нас в подвале вычислительной машины, – сказала Пам. – У нас ее вообще нет. И знаете, почему?

Сидзовы предостерегающие взгляды сверкали, словно красные прожекторы, направленные на Пам. Но она, как бы не замечая их, продолжала:

– Да потому, что, если б у нас была ЭВМ, обслуживающему ее персоналу моментально все стало бы ясно.

Далось же ей это все. Грайс и сам с удовольствием узнал бы, чем занимается «Альбион», но ее одержимость казалась ему совершенно непонятной. Ну, положим, не торгует «Альбион» недвижимостью – так значит, участвует в каких-то крупных финансовых операциях, только и всего.

– А вы-то что об этом думаете? – не слишком галантно спросил он Пам.

Она промолчала, и на его вопрос ответил Сидз – верней, ушел от ответа.

– А вы?

– Да мне-то откуда знать? Я думал, вы меня просветите.

– Простите, Клемент, но мы хотим послушать ваш рассказ. Вам, стало быть, удалось выяснить, что в «Альбионе» нет Рекламного отдела, нет Службы сбыта, нет; вычислительной машины и коммутатора, – а вы работаете здесь всего неделю! У нас тут есть, знаете ли, служащие, которые за несколько лет не сумели собрать и половины ваших сведений. Так что еще вы обнаружили?

Снизошел, сукин сын, до похвалы, подумал Грайс. И, к тому же сделал вид, что мне самому удалось разведать про ЭВМ и коммутатор, хотя я только что узнал об этом от них.

Грайс на мгновение задумался. Нет, больше ему рассказывать не о чем – разве что про телефонный звонок Лукаса; но про звонок ему распространяться сейчас не хотелось… тем более что звонил-то Лукас именно Сидзу.

– Больше вроде бы ничего.

Сидз и Пам обменялись быстрыми взглядами, но на этот, раз они друг друга не предостерегали. На этот раа в их взглядах читалось: «Вот ведь дурень!»

– Я же предупреждал вас, что ничего он не понял, – бросил Сидз.

– Поразительно, – пробормотала Пам. – Сказать ему?

– Да уж заканчивайте, коли начали, – проворчал Сидз. Он откинулся на спинку стула и стал отрешенно покачивать свой бокал с вином, как человек, выпустивший из рук бразды правления. Если сам не хочешь выпить, мог бы налить другим, подумал Грайс, заглядывая в сврй пустой бокал. У них еще оставалось полбутылки вина.

Пам со сдержанным изумлением посмотрела на Грайса и спросила:

– Неужели вы не заметили, что все отделы в «Альбионе» – внутренние?

Слава богу, что Сидз не налил им вина: он неминумо выронил бы бокал, если б подносил его к губам, когда Пам задала ему свой вопрос. Ну конечно же! Как он мог не обратить на это внимания!

– К примеру, Почтовый отдел, – с насмешливым недоумением продолжала Пам, – он ведь занинается только внутренней перепиской. А Расчетный? Исключительно расчеты жалованья. А Закупочный? Ничего, кроме приобретения мебели и письменных принадлежностей!..

Все правильно, и ему не нужно было вдалбливать это в голову.

– Разумеется, заметил, – сказал он, почти убедив себя, что говорит правду.

– Да и не мог не заметить, раз ему удалось, по его словам, найти телефонную книгу, – поддержал его Сидз, все еще сидящий на стуле с видом бесстрастного свидетеля. Ему явно хотелось уверить Грайса, что он, в отличие от Пам, вовсе не считает его простофилей. – Зачем, спрашивается, у нас держат телефонную книгу под замком? Только чтобы люди ничего не заметили.

Сидз слегка выделил голосом слова «под замком», и похоже, что с намеком на Грайсов грабеж.

– А зачем тогда они и вообще-то ее завели? – угрюмо спросил Грайс.

– Просто по необходимости, – ответила Пам. Начальники отделов, а их у нас около тридцати или даже сорока, не могут запомнить столько телефонных номеров.

– Но ведь, если верить Копланду, телефонные разговоры в «Альбионе» не поощряются, – сказал Грайс.

– Это относится только к рядовым служащим, – возразил Сидз, – потому что иначе им пришлось бы выдать список внутренних телефонов. А начальники отделов постоянно перезваниваются. Копланд, например, то и дело треплется с Лукасом, и для этого ему вовсе не надо всякий раз таскаться на четвертый этаж.

Так же как Лукасу вовсе не надо таскаться на восьмой этаж, чтобы поговорить с тобой, дружок; – сказал бы Грайс, если б захотел перейти в наступление. И, услышав ответ Сидза, тут же пожалел, что промолчал.

– Ну а кроме всего прочего, – нарочито небрежным тоном проговорил Сидз, – альбионские администраторы даже не подозревают, что кто-нибудь может взломать архивный шкаф, чтобы вытащить самый обычный на первый взгляд телефонный справочник.

Так же как я не подозревал, что тебя и Лукаса могут заинтересовать мои политические взгляды, до которых администраторам «Альбиона» нет вроде никакого дела, – сказал бы Грайс, если б не упустил время; а сейчас он уже был так растерян, что едва ли сумел бы составить внятную фразу. Стараясь быть предельно кратким, он, по возможности жестко, сказал:

– Я не взламывал шкаф, если вы метите в меня, он был открыт.

– А это уже новая версия. По вашему предыдущему рассказу, вы нашли внутриальбионский справочник и телефонную книгу на архивном шкафу.

Ну и гнусная же у него ухмылка, подумал Грайс, именно гнусная, иначе не скажешь. Понимая, что надо выкручиваться, он судорожно искал в уме какие-то оправдания. Но ему на помощь неожиданно пришла Пам. Ей надоели их препирательства, и она, чтобы с ними покончить, задала вопрос, который, по существу, спас Грайса:

– Да какое все это имеет значение?

– Некоторое имеет, моя дорогая, особенно если в будущем нам понадобится взломщик, – самодовольно отозвался Сидз. – Его таланты могут сослужить нам неплохую службу.

Пам, к досаде Грайса, очень этим заинтересовалась.

– Вы действительно взломали Копландов архивный шкаф? – спросила она.

Грайс, пожалуй, никогда еще не попадал в такое паскудное положение. Если он признается, они могут толкнуть его на какой-нибудь чертовски опасный шаг. А впрочем, даже если он попробует запираться, они все равно сумеют вытянуть из него правду. И чем дольше он будет упорствовать, тем позорней будет выглядеть подоплека этого «взлома» – желание украсть конфетину…

– Я в общем-то могу открыть его архивный шкаф. Каждому, кто работал в «Комформе», известен один трюк…

– А зачем бы вам его открывать?

– Может, чтобы полакомиться конфетами? – предположил Сидз, и эта мысль очень его развеселила.

Теперь, когда роковые слова были сказаны, Грайс не знал, радоваться ему или стыдиться. Однако, секунду поколебавшись, он выбрал радость – раз уж третьего, как говорится, было не дано.

– Все может быть, – осторожно сказал он. – Я, видите ли, хотел спрятать служебные документы. Ну и поскольку мне не трудно открыть любой отдельский шкаф…

– Да ведь сейчас это самое важное! – перебила его Пам, не дав ему рассказать в шутливой форме, почему он выбрал шкаф Копланда. – Значит, если нам понадобятся какие-нибудь документы, мы можем на вас рассчитывать?

Грайсу вспомнился мрачный Уотергейтский скандал, и он с беспокойством проговорил:

– Рассчитывать на меня в деле взлома и проникновения – или как там трактуются эти действия в законах? Трудное задание.

– Но вы сможете его выполнить?

– Очень трудное задание. А зачем вам это нужно?

Послышался один из тяжких вздохов Пам, содержащий, по примерным подсчетам Грайса, девяносто процентов негодования и десять – презрения.

– Неужели вы начисто лишены любопытства? Я ведь вам говорила, что «Альбион» ничем не торгует, ничего не производит и все отделы у него внутренние. По крайней мере так нам кажется. Неужели вы не хотите понять, в чем тут дело?

Грайсу сейчас очень пригодились бы очки или трубка: неспешно протирая стекла замшей или старательно разминая табак, он подчеркнул бы здравый смысл своих слов. Ему вовсе не хотелось, чтобы Пам приняла его здравомыслие за бескрылую приземленность.

– Ну, скорей всего, именно кажется. Совершенно очевидно, что административно-управленческие штаты «Альбиона» жутко раздуты, но кто-то все же должен заниматься, так сказать, делом. Чем, к примеру, заняты таинственные Службы А, Б и так далее?

– Вы очень правильно назвали их таинственными, – удрученно сказала Пам.

– Стало быть, вам неизвестно, чем они занимаются?

– Никому не известно. И в том числе работникам этих Служб. Они обрабатывают какие-то цифровые данные, сравнивают цифры последующего года с цифрами предыдущего, вычисляют проценты расхождения и прочее в том же духе. Короче, выполняют работу ЭВМ, которой у нас нет. Причем этот статистический отдел разбит, как вы правильно заметили, на четыре так называемые Спецслужбы – А, Б, В и Г, так что полной картины даже сами работники этих Служб не знают.

– Зато для меня она начинает понемногу проясняться, – неуверенно пошутил Грайс. – У них там царствует деловитое безделье. Но то же самое творится и во всех других отделах… исключая, правда, Отдел питания с его Административным сектором.

– А вы неплохо осмотрели «Коварный Альбион».

– Верней, окинул его беспристрастным, так сказать, взглядом. И, насколько я понял, служащие одиннадцатого и двенадцатого этажей в поте лица своего обрабатывают ДДТ.

– Говорят, – не объяснив, кто говорит, обронила Пам, – они вас выгнали?

– С треском! – вспомнив поведение шеф-повара и Джека Леммона, воскликнул Грайс. Пам понимающе кивнула и после паузы горько сказала:

– А вы еще спрашиваете, почему нам хочется залезть в их архивы. – Потом, как бы не выдержав борьбы, она бросила на Сидза красноречивый взгляд. Этот взгляд ясно говорил: «А теперь, если хотите, можете сами разбивать себе голову об стенку его упрямства». Грайс отметил про себя, что, если б взгляды могли убивать, он и Сидз давно бы уже были на том свете.

Сидз внял ее немому призыву. До этого – с тех пор, как он косвенно обвинил Грайса в краже конфет, – у него был вид стороннего наблюдателя, а сейчас он выпрямился, деловито поставил на столик свой бокал, пристроил рядом с ним два других и принялся разливать оставшееся вино, с наигранным вниманием подбавляя несколько капель то в один бокал, то в другой, чтобы везде получилось поровну. За столиком воцарилось напряженное молчание, и Грайс подумал, что Сидз хочет посильнее разжечь его. любопытство.

– Салют, – сказал наконец Сидз, поднимая бокал, и Грайс невольно проникся важностью минуты, хотя сразу же понял Сидзову игру.

– В этом здании, – начал Сидз, подразумевая, очевидно, «Коварный Альбион», а не «Рюмочную», – противоборствуют две группировки: Мы и Они.

Засим последовала драматическая пауза – напыщенно драматическая, сказал бы Грайс. Он вдруг заметил, что Сидз совсем не похож на Джереми Торпа. Теперь он напомнил Грайсу того актера – его фамилия выскочила, конечно, у Грайса из головы, – который долгие годы играл роль назойливо любопытного соседа в многосерийной телекомедии про некоего господина, женившегося на подруге собственной дочери, а потом вдруг сыграл, совершенно сбив телезрителей с панталыку, главного героя в исторической трагедии «Мартин Лютер», Короче, занялся не своим, так сказать, делом…

Сидзу не удалось эффектно завершить драматическую паузу – ее почти сразу же заполнила Пам, чтобыуточнить его первые слова:

– Фактически даже не две, а три: Мы, Они и Остальные.

– Кто из нас будет рассказывать, – раздраженно спросил Сидз, – я или вы? – Саркастически усмехнувшись, Пам умолкла, и Сидз продолжил: – Они – это в основном начальники отделов, иначе говоря, посвященные. А мы – это горстка рядовых служащих, которые хотят узнать правду.

– Ну, а остальные, – вклинилась Пам, – это большинство альбионцев, не замечающих или, верней, не желающих замечать ничего странного, пока им в протянутые ладошки ежемесячно вкладывают их жалованье.

Грайс, если б ему предоставили выбор, без колебаний стал бы одним из Остальных. Но его насильственно присоединили к ищущим правду.

– А скажите, – спросил он, воспользовавшись разъяренным молчанием Сидза, – в какую группу вы зачислите нашего общего друга Лукаса?

Обращаясь к Пам, он глянул украдкой на Сидза, чтобы увидеть его реакцию – и увидел непроницаемо-каменное лицо, что тоже говорило о многом. Известно ведь, что молчаливая собака куда опасней пустолайки.

– Лукас, разумеется, один из Них, причем он занимает очень высокое положение в этой группировке. А почему вы спрашиваете?

– Да он задавал мне довольно странные вопросы, когда я пришел к нему на собеседование. Ему, по-моему, важно было определить тип моей личности, а не Степень профессиональной подготовленности.

– Правильно. Он хотел убедиться, что вы человек пассивный.

– В самом деле? А тогда как же вы-то прошли это собеседование? – Грайс, хоть убей его, не понимал, зачем он отпускает ей комплименты – даром, что они были, как он надеялся, весьма язвительными, – если она-то беззастенчиво говорит ему пакости. Однако ее благодарная полуулыбка отозвалась у него в сердце бурной радостью.