Текст книги "Большое небо"

Автор книги: Кейт Аткинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Винс прыгнул в канал и выволок Стива. Свалил на берег, и спустя пару секунд у Стива изо рта вылилось полканала, а потом Стив сел и сказал:

– Бля.

На лбу у него красовалась шишка размером с утиное яйцо – это он так долбанулся, что аж сознание потерял, – но в остальном Стив вроде отделался легким испугом.

Винс тогда не считал, будто проявил какой-то особый героизм, – в городском бассейне их учили спасать тонущих, что ему – стоять столбом и смотреть, как друг тонет? Эта история их спаяла (такое бывает, когда спасаешь чью-то жизнь), и все эти годы они поддерживали связь – вскользь, в основном изредка обменивались открытками на Рождество. Оба, каждый по-своему, умели хранить верность – что, насколько понимал Винс, не всегда плюс. Вот он был верен Венди, верен Светику. А они ему в ответ были верны? Нет, не были. И, как ни печально, не приходилось сомневаться, что при разводе Эшли встанет на сторону матери. Обе они – одного поля ягоды.

Со Стивом во плоти Винс повстречался вновь несколько лет назад, на сборе школьных выпускников – кошмарном мероприятии, которое утвердило Венди в мысли, что мужчины не растут, а только увеличиваются. И лысеют. И толстеют. Чего, впрочем, не скажешь о Стиве – тот выглядел безупречно, словно ежеутренне за собой ухаживает: это вам не второсортное переработанное убожество «шодди».

– Что, прячешь свой портрет на чердаке?[18]18
  По примеру Дориана Грея: главный герой романа Оскара Уайльда «Портрет Дориана Грея» (The Picture of Dorian Gray, 1890) хранил на чердаке портрет, который зримо старел вместо него.


[Закрыть] – спросил его кто-то на сборе выпускников.

Стив посмеялся («Теннис и любовь хорошей женщины»), но Винс заметил, что комплимент Стиву польстил. Девушки и деньги, рассудил Винс, – двойная мишень, в которую Стив целил всю жизнь и, похоже, дважды попал в яблочко.

Стив нынче преобразился в Стивена, хотя Винсу сложно было так его называть. Это Стив познакомил его со «своими добрыми друзьями» Томми и Энди. Странное трио – лев, медведь и лис, как из басен Эзопа. В Винсовой системе дружб Томми, Энди и Стив получались друзьями по-честному. Вскоре он, правда, разглядел, что у них своя иерархия. Стив свысока взирал на Томми, потому что у Стива лучше образование. Томми свысока взирал на Энди, потому что у Томми роскошная жена, а Энди свысока взирал на Винса, потому что… ну, потому что Винс – это Винс. Винсу не на кого было взирать свысока. На себя разве что.

– Энди и Томми живут в твоих краях, – сказал Стив. – Ты с ними подружись. Они тебе могут пригодиться. (Для чего? Винс не понял.)

И это Стив привел его в гольф-клуб «Бельведер».

В Винсовой сложной системе дружб Стив был школьным другом, а не другом по-честному: слишком много времени прошло, слишком много событий не прожито вместе.

– Старый школьный закадыка, – сказал Стив, заехав (довольно сильно) Винсу по спине, когда знакомил с Томми и Энди. Отчего Винс на миг почувствовал себя молодым, а потом старым. – Этот парень спас мне жизнь, – сообщил им Стив. – То есть буквально. Я ему, можно сказать, всем обязан.

– Да сто лет уже прошло, – сказал Винс, скромно пялясь себе под ноги.

В Дьюсбери слова «закадыка» вроде бы не употребляли. Да и в Уэст-Йоркшире вряд ли. Слово уместнее на спортивных площадках Итона, чем в северной столице убогой переработанной шерсти.

Стив теперь жил в старом фермерском доме под Молтоном с обаятельной утонченной женой Софи, крепким сыном-подростком, регбистом Джейми, и весьма угрюмой дочерью Идой, помешанной на пони.

– Принцесса Ида, – смеялась Софи, словно это у них какая-то семейная шутка. – Опера Гилберта и Салливана[19]19
  Имеется в виду викторианская комическая опера композитора Артура Салливана (1842–1900) и либреттиста У. С. Гилберта (1836–1911) «Принцесса Ида» (Princess Ida; or, Castle Adamant, 1884) по мотивам поэмы английского поэта Альфреда, лорда Теннисона «Принцесса» (The Princess, 1847); в обоих произведениях высмеиваются феминизм и женское образование.


[Закрыть], – пояснила она, поймав пустой взгляд Венди.

(– Высокомерная корова, – высказалась та позднее в ходе вечернего разбора полетов.)

Их пригласили на ужин, Винса и Венди, но вечер на четверых прошел слегка неловко, и Венди смотрела волком, потому что Винс в жизни преуспел меньше, чем его старый «закадыка».

– Выпендриваются, я считаю, – сказала Венди. И провела инвентаризацию: – Серебряные приборы, хрустальные бокалы, дамастовая скатерть. Я-то думала, будет простой кухонный ужин.

О чем она? подумал Винс. В газетном приложении прочла? Он и сам слегка удивился, что Стив так красиво живет, но едва ли станешь упрекать человека за то, что добился успеха.

Они забыли подарок и явились с сиюминутной бутылкой вина и букетом с попавшейся по дороге бензоколонки, а также в спешке выбранной коробкой конфет «Афтер эйт».

(– Какая прелесть, – пробормотала Софи.)

У Винса и Венди была серо-полосатая кошка Софи – завели котенком еще до рождения Эшли. Кошка умерла пару лет назад, и Винс все еще скучал по ее нетребовательному обществу. Всякий раз, когда Стив упоминал жену, Винс вспоминал эту кошку, хотя животное и стройную супругу Стива объединяло только имя – и еще, может, слабость к пестрым расцветкам. До свадьбы Софи была крупным бухгалтером «в „Делойтте“», но ушла с работы, чтобы посвятить себя семье.

– Это же все-таки тоже полный рабочий день, согласитесь? – сказала она.

– И не говорите, – ответила Венди.

Задним числом Винс понимал, что жена унаследовала от своей матери склонность к мученичеству.

Он корил себя за то, что не привез вина получше, но затем его отпустило: переливая вино в графин, Стив расхваливал «Поммар две тысячи одиннадцатого», хотя Винсу-то казалось, что на вкус оно – как любое красное, которое можно цапнуть с полки в «Теско».

– И эта, Софи, – презрительно молвила потом Венди (женская солидарность ей чужда), – была в «Дрис Ван Нотен», а я себе могу позволить только «Автограф» из «Маркса и Спенсера».

Подробностей этой фразы Винс не понял, но общий смысл уловил. Не «только это и может себе позволить Венди», а «только это и сделал для нее Винс».

Они без особой охоты ответили приглашением к себе. Венди состряпала что-то сложносочиненное из ягнятины и десерт еще сложнее. В «Сойдетитак» была тесная столовая, которую использовали по назначению только в праздники, – обычно стол «Эркол» был завален бумагами Винса (с этим покончено!), которые потребовалось убрать. Венди необычайно психовала из-за цветов, и «столовых свечей», и тканых салфеток, и Винсу пришлось искать все это по пути в «нормальный» винный магазин.

В итоге, вынес вердикт Винс, вечер прошел довольно приятно. Софи прибыла с розами «из сада», а Стив сжимал в руке бутылку «Дом Периньона», уже охлажденного, и в беседе они избежали политики и религии (хотя кто в наше время говорит о религии?), а когда на миг поднял свою уродливую голову брекзит, Винсу удалось по-быстрому его прихлопнуть.

Сейчас Винс постарался сосредоточиться. Будь мячом. Он замахнулся и попал в землю.

– Винс, не тормози! – заорал Энди Брэгг, когда они повезли свои тележки по грину. – Восемнадцатая близко, последний платит.

День стоял прекрасный. Винс старался это ценить даже сквозь тучей объявшее его уныние. Отсюда, с вершины скалы, виден был весь город, и замок на утесе, и размах Северного залива. Синее небо раскинулось докуда хватает глаз.

– Аж приятно, что живой, – сказал Томми Холройд, примериваясь к мячу. Гольфист он был хороший, сейчас у него три удара ниже пара[20]20
  В гольфе на лунках с пар не менее 5 (то есть для прохождения лунки требуется не менее пяти ударов) количество ударов на три ниже пара называется «альбатрос».


[Закрыть]. Хтык-к!

– Отличный удар, – великодушно сказал Винс.

И сластей всевозможных[21]21
  Цитата из английской детской песенки «Из чего только сделаны мальчики» («What Are Little Boys Made Of?»); здесь и далее цитируется в переводе С. Маршака.


[Закрыть]

Кристал тихой сапой курила сигарету в оранжерее. У Карри в детском саду была благотворительная распродажа выпечки – там такое каждый месяц. На выручку оплачивали экскурсии и аренду зала при церкви. Все что-то испекли, кроме Кристал, которая усомнилась, что прочие мамочки оценят ее «веганский глазированный торт из цукини» или «безглютеновые кексы из пастернака», – Кристал была рьяной неофиткой «здорового чистого питания». Восполняя свои мнимые недоработки, она скупала тонны чужих тошнотворных подношений, а дома сваливала их в мусорный бак или разрешала Карри скормить это все уткам. Перед утками Кристал было стыдно – уткам положено питаться прудовыми водорослями, или чем там питаются утки.

Сегодня она притащила домой овсяный пирог с кукурузным сиропом, бисквитный торт «Виктория» и нечто с биркой «кекс кроль». Кристал терялась в догадках, что это может быть. «Кроль» – слово-то такое вообще есть, помимо плавания? Надо спросить пасынка, Гарри. Что бы там ни было внутри, снаружи выглядело, тля, чудовищно. После рождения Карри Кристал изо всех сил старалась не материться. Онлайн нашлась куча идиотских эвфемизмов. Елки, твою мышь, эпический, копать, чудак. Вместо слова на «п» – звезда. Да, Кристал заходит на «Мамзнет», бля. На «Мамзнет», тля. Видали? Перевоспитываться – тяжкий труд. Как выясняется, выдернуть девчонку из Халла – это запросто, а вот вытравить Халл из женщины – фиг его еще вытравишь.

Томми считал, что матерщина и курение – это не «по-дамски», хотя все, что Томми знал про дам, можно записать на почтовой марке. Если хотел даму, надо было присмотреть ее себе на чаепитии с танцами, или на собрании Женского института, или где дамы водятся, а не в маникюрном баре на хворых задворках приморского городка.

До того как Кристал стала миссис Томас Холройд, ей пришлось когтями процарапывать себе путь наверх, шажок за шажком, и она достигла головокружительных высот, став маникюрщицей. Управляла маникюрным баром «Ноготок» вместо владельца, который туда носа не казал. Каждую неделю заходил неприветливый громила по имени Джейсон и, в противоположность тому, что обычно происходит в нормальном бизнесе, не собирал дань, а приносил. Не очень, что называется, разговорчивый чувак. Кристал не дура, она понимала, что маникюрный бар – просто фасад. А какой маникюрный бар или солярий – не фасад? Но Кристал языком не болтала, устроила все на загляденье, хотя большой вопрос, конечно, отчего налоговая не интересовалась, как это Кристал ворочает такими деньжищами. И больше в баре никого не было – одна Кристал, в отличие от других заведений – никаких малолетних вьетнамских рабынь, прикованных к пилке и лаку.

– Толку мало, а геморроя много, – сказал Джейсон: видимо, он разбирался в таких вещах.

На работу Кристал надевала белую форму без единого пятнышка – блузка и брюки, а не костюм сексуальной медсестры, как на девичники, – и бар свой держала в чистоте, все равно что операционную. Дело свое делала хорошо – акрил, гели, шеллак, нейл-арт – и гордилась тем, что уделяет работе много внимания, хотя клиенты заглядывали редко. Маникюр – первое занятие в жизни Кристал, которое не требовало так или иначе торговать телом. Замужество – тоже, конечно, финансовая транзакция, но Кристал рассуждала так: можно ритмично ерзать на коленках у жирного потного посетителя так называемого «джентльменского клуба», а можно встречать Томми Холройда клевком в щеку, вешать его куртку на крючок и выставлять ему ужин на стол. Все это – занятия одного спектра, считала Кристал – и знала, какие частоты на этом спектре предпочитает. А если цитировать Тину Тёрнер, при чем тут любовь?[22]22
  Имеется в виду песня Терри Бриттена и Грэйма Лайла «What’s Love Got to Do With It», записанная американской певицей Тиной Тёрнер (Анна Мэй Буллок, р. 1939) для ее альбома «Private Dancer» (1984).


[Закрыть] Да ни при чем, елки.

Выходить замуж из-за денег не стыдно – деньги означают безопасность. Женщины так поступали с начала времен. Это показывают по телику в любой программе о природе: построй мне гнездо лучше всех, станцуй для меня круче всех, принеси мне ракушек и блестяшек. И Томми их уговором более чем доволен: Кристал ему стряпала, Кристал с ним спала, Кристал занималась хозяйством. А взамен просыпалась каждое утро, чувствуя, что еще на шаг удалилась от прежней себя. Историю, по мнению Кристал, надлежит оставлять в прошлом – там истории самое место.

И ракушек с блестяшками у нее завались – гигантский гардероб одежды, алмазный браслет и к нему кулон, золотые часы «картье» (Томми подарил на первую годовщину свадьбы, с гравировкой «От Томми с любовью»), навороченный белый «ренджровер-эвок», черная карточка «Америкэн экспресс», ребенок Каррина, Карри, которую Кристал обожала. Свои активы она ранжировала в другом порядке. На первом месте ребенок. Навсегда и на веки вечные. Кристал убьет того, кто коснется хоть волоска на голове Карри.

С Томми Кристал познакомилась, когда он однажды под вечер явился к ней в салон. День стоял бурный и влажный, снаружи бушевал восьмибалльный ураган, и обаятельно растрепанный Томми сказал:

– Сделаешь маникюр по-быстрому, кис?

Он собирался на встречу, но нельзя же явиться, когда у тебя руки «все в масле и дряни». Ему, оказывается, пришлось менять «колесо такое, что трындец» на стоянке по пути из Каслфорда.

Томми оказался на удивление болтлив, и Кристал тоже, хотя у нее-то это профессиональное («Какие планы на лето? Поедете куда-нибудь?»), и одно потянуло за собой другое. Как водится. И вот теперь она давит предательский окурок в горшке привлекательной монстеры – ничуть не привлекательного куста, который прет и прет, – и гадает, докрутила ли стиральная машина рубашки Томми.

Лесли, его первая жена, курила, и он говорил, что запах сигарет напоминает о ней. Не уточнял, хорошо это или плохо, но, пожалуй, в любом случае не стоит при нем пачкой «Мальборо лайтс» вызывать призрак первой миссис Томас Холройд.

– Лес – она у нас была слегонца ушибленная, – говорил Томми.

Если вспомнить, что с Лес произошло, было бы смешно, если б не было так ужасно. Несчастный случай (надеялась Кристал), но жизнь есть жизнь: фиг предугадаешь, когда поскользнешься, и оступишься, и сверзишься с обрыва. Кристал нынче ступала крайне осторожно.

Кристал реяла в районе тридцати девяти лет, и наматывать эти круги стоило немалых трудов. Вся она была сооружением из искусственных материалов – акриловые ногти, силиконовые груди, полимерные ресницы. Облик киборга по имени Кристал завершали постоянно обновляемый искусственный загар и накладка в собственных обесцвеченных волосах. Накладка – проще, чем наращивать, а Томми без разницы. Волосы в накладке настоящие – Кристал понятия не имела чьи. Боялась, что вдруг они с трупа, но ее парикмахерша сказала:

– Не, это из храма в Индии. Женщины сбривают, религиозный обряд какой-то, а потом монахи продают.

А прежде чем упаковать и послать на продажу, эти волосы благословили? Освященные волосы. Хорошо бы. Может, и Кристал чуток святости перепадет.

Она так и не поняла, откуда взялась эта тема с «гламурной моделью», – может, в корчах жениховства сама и обронила. «Только топлес», – говорил Томми, рассказывая об этом людям – он любил рассказывать людям, лучше бы рассказывал пореже. Кристал и впрямь снималась, были фотографии и фильмы тоже на первых порах, но гламурного в них было всего ничего, скорее даже наоборот. И разоблачалась она не только сверху.

«Прошмандовка», – сказал кто-то у них на свадьбе, а Кристал услышала. Ее не парило, Томми она такой и нравилась, и вдобавок в свое время ее обзывали и похуже. Скажем прямо, после того, что было, «прошмандовка» – повышение по службе. И однако поневоле спросишь себя, когда же поползут трещины.

Были и плюсы: Томми любил Карри, в качестве бонуса обладал жизнерадостной натурой, не говоря уж о том, что красавец был писаный. Женщинам он нравился, а Кристал, хотя к мужским чарам оставалась равнодушна – такая уж у нее биография, – притворяться умела, так что один черт. И дом у них, «Горняя гавань», был потрясающий. Томми купил его после свадьбы и переделал от и до, все строители работали вчерную, а оформление интерьера Томми предоставил Кристал, и она как будто играла в кукольный дом, которого у нее не было в детстве. Громадная кухня, домашний бассейн, при каждой спальне ванная. Бассейн предназначался только Кристал и детям, Томми плавать не умел, хотя даже Кристал считала, что бассейн немножко чересчур – в римском стиле, с мозаичным золотым дельфином посередине и парой псевдоклассических статуй, которыми Томми разжился в местном центре «Садовод».

Плавать Кристал обожала – обожала, как движешься сквозь воду, а она будто все с тебя смывает. Кристал один раз крестили – с полным погружением – по настоянию одного знакомого священника-баптиста.

– Смой свои грехи, – сказал он, а она подумала: «На себя посмотри». Нет! Это воспоминание воскрешать ни к чему, большое спасибо.

Бассейн заложили в подвале, там свет искусственный, но вообще в «Горней гавани» повсюду были громадные окна и все выкрашено белым – словно живешь в огромной шкатулке света. Чисто и бело. Кристал верила в чистоту – вот ее религия, а не всякая ерунда, что, мол, Бог то и се. И нет, спасибо, психиатр не требуется – Кристал и без психиатра понимает, что каждой каплей «Доместоса» и каждым взмахом пропитанной «Деттолом» тряпки она дезинфицирует прошлое.

Дом стоял в конце долгой подъездной дороги, примостился высоко на утесе – отсюда и название. Зимой его трепала непогода – зато вид на море сногсшибательный. Жизнью в таком доме не рискнешь ни за что.

От утренней встречи с детсадовскими мамочками в «Косте» она уклонилась. Порой такие штуки – тяжкий труд. Понятно, что для остальных мамочек Кристал – эдакая диковина (трофейная жена, гламурная модель и все такое), вроде фламинго в курятнике. Все сидят на «Мамзнет». Что тут еще скажешь? Кристал терпела детский сад только ради Карри – и это не говоря про «Бейби-балет», и гимнастику в «Джимини», и плавание в «Тёртл тотс», и музыку в «Джо-джинглз» – расписание забито под завязку, Кристал еле успевала на свои боевые искусства. Пару лет назад записалась на вин-чун только потому, что секция была в местном досуговом центре и при ней была малышовая комната. По названию – как будто это заказывают в китайском ресторане. Но нет. Оказалось, там про равновесие, и твердость, и поиск силы, внутренней и внешней. Кристал понравилось. Силу в себе она умела находить просто на диво.

Важно, чтобы Карри дружила со сверстниками, и была среди них своей, и не выросла паршивой овцой. Фламинго в курятнике. Кристал старалась подарить дочери детство, которого ее саму лишили. Несколько недель назад Гарри спросил, мол, а ты как жила, когда была маленькая, и Кристал ответила:

– Ой, ну знаешь, аттракционы и мороженое всю дорогу.

Что не совсем, конечно, вранье. Гарри шестнадцать – он сын Томми от злополучного первого брака. Смешной пацан, для своих лет слишком юный, но и слишком взрослый. Немножко чудик, но Кристал к нему привязалась. Совсем не похож на отца, что, пожалуй, и хорошо.

Вместо «Косты» Кристал и Карри пошли на качели. На качелях Карри готова была сидеть часами. Кристал понимала – у нее такая же история с плаванием. Туда и сюда, туда и сюда, сплошное движение, и больше ничего. Успокаивает. И еще водить машину. Если б можно было, Кристал ездила бы с утра до ночи – ее даже пробки и дорожные работы не смущали. Томми, проявив удивительное терпение, научил ее еще до свадьбы. Оказалось, за рулем Кристал как рыба в воде. Каково, думала она, жить где-нибудь в Техасе или Аризоне – и впереди лишь пустой горизонт, и под колесами бездумно прокручиваются миля за милей, и позади тебя все медленно стирается?

Когда они вернулись в машину, Кристал сказала Карри:

– Золотце, ты только не засыпай, ты же днем не уснешь, – хотя помешать маленькому ребенку закемарить в теплой машине более или менее невозможно.

Кристал выдала Карри розовый портативный DVD-плеер, такие же наушники и диск с «Холодным сердцем». Сегодня Карри вполне уместно нарядилась Эльзой[23]23
  «Холодное сердце» (Frozen, 2013) – полнометражный музыкальный мультфильм студии Walt Disney Pictures, вдохновленный «Снежной королевой» Ганса Христиана Андерсена. Эльза – одна из двух главных героинь мультфильма, которой не всегда удается совладать со своим даром управлять снегом и льдом, и поэтому она предпочитает не сближаться с людьми. Ниже упоминается песня Кристен Андерсон-Лопес и Роберта Лопеса «Хочешь, слепим снеговика?» («Do You Want to Build a Snowman?»), которую в мультфильме поет Анна, младшая сестра Эльзы.


[Закрыть]. В боковое зеркальце Кристал увидела позади машину. Серебристый «БМВ 3». В тачках Кристал секла.

И почти не сомневалась, что эту же самую тачку видела вчера, когда подвозила Гарри в «Мир Трансильвании». И эта же тачка ползла следом за Кристал на выезде со стоянки «Сейнсбери». А потом опять, ближе к вечеру, когда Кристал ездила за вещами в химчистку. Что-то эта тачка зачастила – вряд ли совпадение, правда же? Кто-то таскается за Кристал? Следит? Или паранойя разыгралась? Может, Кристал сходит с ума. Ее мать допилась до сумасшествия, оставив Кристал в лапах так называемого «детского дома». Если с тобой в десять лет приключается такое, больше уже ничему не удивляешься.

Карри на заднем сиденье «эвока» потерялась в собственном мире – махала головой в такт и во все горло немузыкально распевала, вероятно, «Хочешь, слепим снеговика?», но музыки не слышно, так что возможны варианты.

Кристал вгляделась в зеркало заднего вида – номер-то у этого «БМВ» какой? – и сощурилась, потому что солнечных очков в недрах бардачка не откопала. «Шанель», с диоптриями. Зрение у Кристал было никудышное, но нормальные очки она не надевала почти никогда, они ей не шли (развратная библиотекарша), а оптометрист сказал, что линзы нельзя, у нее «сухие глаза». Выплакала в детстве, наверно. Осушила колодец.

Кристал разобрала «Т», «Х» и еще «6» – все равно что проверять зрение у оптометриста, только задом наперед и на ходу. Окна у «БМВ» зачернены, и в целом от него веет жутью. Ее преследуют? Почему? Томми кого-то нанял ее пасти? Частного детектива? Но с чего бы? Она не давала Томми поводов для подозрений и ни за что не даст. Он никогда не спрашивал, где она была и что делала, но это, пожалуй, не значит, что ему неинтересно. На ум пришли Генрих Восьмой и Анна Болейн. Как-то так вышло, что в голове у Кристал осели только те осколки истории, в которых женщинам рубили головы, – Мария Стюарт, Мария-Антуанетта.

– И леди Джейн Грей не забудь, – сказал Гарри. – Королева девяти дней, так ее называли.

Нам про Тюдоров рассказывали в школе, покаянно прибавил он. Вблизи общего невежества Кристал он старался своей эрудицией не щеголять. Кристал не парило – она от Гарри многому научилась. Его мать Лесли тоже, по словам Томми, «потеряла голову». «После ребенка». Была еще мертворожденная девочка, сестра Гарри. Гарри не помнит. Томми любил Каррину – свою «принцессу». Рождение Карри обеспечило Кристал титул королевы «Горней гавани», сказал Гарри.

– Ты как персонаж в «Игре престолов», – прибавил он.

Этот сериал они вместе не смотрели. На вкус Кристал, он был слишком реалистичный.

Больше она не успела разобрать ничего – «БМВ» вдруг свернул влево и потерялся.

Не Томми, решила она. Нанимать частных детективов – не в его духе. Он бы атаковал в лоб. («Что за хуйня, Кристал?») Что-то пострашнее подозрительного Томми? Кто-то пострашнее Томми? Таких пруд пруди, но они же все в прошлом. Нет? Тут Кристал резко дала по тормозам – ей под колеса безмятежно выступила кошка. Карри взвизгнула то ли от восторга, то ли от испуга. Стянула наушники – в них по-прежнему металлически дребезжала музыка.

– Мамуль? – спросила Карри, тревожно скривив личико.

– Извини, – сказала Кристал; сердце колотилось бешено. – Прости, золотце.

Дома Кристал накормила Карри обедом – цельнозерновой тост с миндальным маслом и бананом – и уложила спать.

Постучалась к Гарри, – может, он тоже чего-нибудь хочет. Гарри вечно сидел, уткнувшись в книгу, или рисовал комиксы.

– У него художественная натура, – сказала Кристал Томми, а тот сказал:

– А что, это до сих пор так называется?

Детей не выбираешь – берешь, что дают, ответила она. У Томми чувства юмора не было, а вот у Гарри было, и он вечно сыпал дурацкими анекдотами.

(– Почему сыр отменил встречу с ножом?

– Не знаю, – подыгрывала Кристал, – почему сыр отменил встречу с ножом?

– Потому что нож не хочет с ним перетереть!)

Отчего-то почти все анекдоты у Гарри были про сыр.

Кристал постучала, но ответа не последовало. Ушел, наверное. Гарри вечно был занят – либо читал и рисовал, либо работал в вампирском заведении. А в этом году еще и в театре. Карманных Томми ему почти не давал, считал, что Гарри должен «научиться стоять на своих двоих», но Кристал порой совала пасынку двадцатку. Ну а что? Он хороший парень, и вдобавок бедняжка потерял мать, как его не пожалеть?

– Я тоже потеряла маму, – сказала ему Кристал, но не уточнила, что ее-то мать, может, еще жива, кто ее знает. Мать воображалась ей не человеком, а грудой пропитанного джином и обмоченного тряпья где-нибудь в углу, куда никто никогда не заглядывает. Что до отца… ну, короче, этой дорожкой тоже лучше не ходить. Туда и дорожки-то не проложено.

– А ты с мамой дружила? – на днях спросил Гарри.

Он вечно задавал вопросы. Кристал вечно выдумывала ответы.

– Конечно, – сказала она. – Кто ж с мамой не дружит?

Плохо, что он работает в театре «Чертоги» на этого старого козла Баркли Джека, но не объяснишь, почему Кристал против, не коснувшись того, чему лучше гнить себе спокойно во мраке прошлого. Баркли – грязная старая скотина, но он хотя бы не по мальчикам. Иначе Кристал не подпустила бы к нему Гарри и на пушечный выстрел. Но все равно нельзя, чтоб такая сволочь коптила небо. Кристал пару раз встречалась с Баркли – Кристал ему «представляли». Ничего не случилось, он не заинтересовался – она для него была, видите ли, «старовата». Ей тогда стукнуло аж целых четырнадцать лет. Бр-р, как вспомнишь – вздрогнешь. В Бридлингтоне дело было, само собой. Хоть на край света сбеги, все равно вернешься в Бридлингтон.

Едва Карри уснула, Кристал заварила мятного чаю и обозрела свой улов с распродажи. После долгих раздумий освободила торт «Виктория» из удушающей пищевой пленки и выложила на барную стойку. А потом долго на него смотрела, барабаня накладными ногтями по отполированному граниту, – мол, давай, бисквит, не тяни, посмотрим, что ты выкинешь. Сердце в груди колотилось молотом, ребра стягивали его, точно корсет, с каждым мигом туже. Словно Кристал вот-вот совершит убийство. Торт делал вид, что он тут ни при чем, и Кристал, еще подискутировав сама с собой, отрезала скромный кусочек. Съела стоя – так она меньше ему обязана. Ну и пакость. Кристал убрала торт в буфет.

– Нарастила себе, киса? – засмеялся Томми на днях.

Кристал вечером чистила зубы в ванной, а Томми обхватил ее руками сзади и цапнул за живот под прелестной ночнушкой «Ла Перла». В детстве у Кристал не было ночнушек и пижам – на узкой койке в трейлере приходилось спать в трусах и майке.

«Нарастила»? Твою же мышь, а? (Может, несколько фунтов, но это мышцы, от вин-чуна.) Наглый мудак. Мутант. Наглый мутант, поправилась она. (Почему-то звучит еще хуже.)

– Да я не против, – сказал Томми, руками переползая ей на бока. – Люблю, когда на женщине мясо. Есть за что подержаться – точно не упадешь. Попины уши – полезная штука.

Кристал достала торт из буфета и поставила на барную стойку. Опять развернула, отрезала еще один скромный кусочек. На сей раз сидя. Отрезала еще кусочек, не такой скромный. Съела. А потом отрезала еще и еще и все запихивала в рот. Удивительно, как быстро можно сожрать целый торт, если всерьез взяться за дело.

Когда торт закончился, Кристал некоторое время посмотрела на пустое блюдо, а потом пошла вниз, в уборную, и там все вытошнила обратно. Чтобы смыть, пришлось сливать воду дважды. Унитаз оттерла с отбеливателем. До того чистый унитаз – хоть ешь из него. Кристал заново сложила полотенца, расправила их на вешалке, выровняла лишние рулоны туалетной бумаги в шкафу под раковиной и опрыскала ванную духами «Ж’адор». Она вся как будто стала легче, очистилась. Вернулась в кухню, загрузила посудомойку. Затем снова пошла в оранжерею и закурила. Опять за старые фокусы, Кристина, подумала она. Что на тебя нашло?