Текст книги "Дерзкая интриганка"

Автор книги: Кейси Майклз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

– Трикси, я… – начал он.

– Не я подговорила Майлса Сомервилля сбежать в Ирландию, – продолжала она, не догадываясь о том, что настроение герцога сменилось с враждебного на романтическое, – оставив девочек самих заботиться о себе. Не я не уследила за своим немного сумасшедшим братом и его таким же энергичным другом, которые додумались похитить Елену и Евгению. Не я придумала этот абсурдный план о протежировании выхода в свет для девочек. Не я не слушала предостережений и показывала трюки на тонком льду, предварительно не проверив его на прочность. Это не я лежу в кровати, как избалованное дитя, и изображаю, что всю тяжесть этого мира несу на своих плечах. Это не я…

– О, ради всего святого, Трикси, замолчите! – взорвался Гарри, когда не смог больше слушать из ее уст перечисление своих ошибок. Он подтянул Трикси к себе и прервал все протесты поцелуем.

Глава 11

Идиотка! Других слов для ее поведения не было. Как еще она могла назвать себя? Какой ярлык она или кто-либо другой может навесить на женщину, которая позволила мужчине, практически незнакомцу, поцеловать себя? И это в его собственной кровати, о Боже! В его собственной кровати!

Трикси задвинула ящик комода со своими вещами и с отвращением отвернулась. Возможно, лучше было бы задать вопрос: почему до сих пор, три недели спустя, она корила себя за тот поцелуй, когда они давно уже переселились в особняк Глинда на Портмен-сквере?

Действительно, почему она вообще продолжала думать об этом? Бог свидетель, Гарри позабыл, что когда-либо держал ее в своих объятиях или, по крайней мере, делал вид, что забыл.

Трикси присела на край кровати, едва замечая, какая у нее теперь уютная комната, и снова вспомнила тот ужасный и прекрасный момент, когда Гарри обнимал ее. Это не был ее первый поцелуй, она, конечно, не была совсем уж ребенком.

Ее уже целовали раньше. Вот, например, Дэррил Финдли, помощник викария в церкви Святой Хильды. У него не было такого опыта, как у герцога, чьи поцелуи определенно отличались от торопливых, слюнявых столкновений губ и зубов, как разбавленное молоко отличается от роскошных сливок.

Нет, Дэррилу еще многому нужно поучиться, если брать за образец поцелуй Гарри. Прижимая палец к губам, закрыв глаза, Трикси еще раз переживала острое возбуждение, которое пронзило ее тело, когда Гарри слился с ней в поцелуе.

Рот Гарри, жадный, ищущий, поглощающий и опытный, лишал ее чувств, но еще больше ее воспламеняло соприкосновение их тел: его твердое, крепкое тело под пижамой и сильные руки, прижавшие ее к себе.

Трикси вскочила с кровати и подошла к единственному окну, выходившему на конюшни, поскольку предназначавшаяся ей комната была одной из самых маленьких комнат для членов семьи в доме, и посмотрела вдаль, не видя ничего перед собой. Предательский ум продолжал мучить ее сценой, разыгравшейся в спальне в Глиндевароне.

Как-нибудь, когда-нибудь она должна избавиться от этого опасного воспоминания.

Днем всегда было много работы, даже было возможно поверить, что она питает отвращение к Генри Лайлу Августу Таунсенду. Его проклятия и резкие комментарии в ее адрес, когда он внезапно прервал поцелуй, были только одной из причин, почему она не могла изгнать ни мужчину, ни инцидент из своей головы.

Не задумываясь, он оскорбил ее. Чем же еще был тот поцелуй, если не наказанием за смелость, когда она спасла его от гибели в воде? Если бы ей пришлось пережить это снова, она стояла бы на берегу, махая вслед платочком и посылая воздушные поцелуи, глядя, как он уходит камнем под воду. Он поднялся с постели в тот же день и объявил всем, кто его хотел слышать, что «берет бразды правления в свои руки, пока предприимчивая мисс Сторбридж не заставила всех поверить, что она незаменима».

С того самого момента, как было произнесено это саркастическое заявление, Трикси и герцог находились в состоянии необъявленной войны, но пока что выигрывал герцог.

Еще не совсем придя в себя после погружения в пруд, в качестве мести он полностью взял под свой контроль подготовку к выходу в свет, засовывая свой все еще сопливый аристократический нос во все: сколько нужно платьев каждой из близнецов; какого французского учителя танцев нужно нанять, чтобы проинструктировать девочек и научить танцевать ставший недавно популярным и в то же время немного скандальный вальс.

Однажды он отправил объявление в газету, сообщая об официальной ожидаемой дате их прибытия в столицу, которая отличалась от реальной даты на шесть недель, и незамедлительно отправился в Лондон, к Анжело и его ростбифам.

Трикси успокаивала себя тем, что он сбежал, потому что не смог встречаться с ней лицом к лицу после того, что произошло между ними в его комнате, но она с трудом в это верила. По правде сказать, она очень страдала от этого. Нет, она не могла заставить себя поверить, что Гарри каждую ночь лелеет романтические фантазии, как это делала она. Если он и должен был убежать, то не от воспоминаний об их объятиях, а потому, что память об этом была ему отвратительна. Разве мужчина, который внезапно опьянен женщиной, проклинает себя за поцелуй? Трикси с неудовольствием думала об этом.

И какие ей еще нужны были доказательства его абсолютной незаинтересованности, чем тот факт, что во время приема, который он устроил по приезде на Портмен-сквер, он договорился с друзьями, проезжавшими через Лондон на север, присоединиться к ним и посетить гробницу святого Эдмонда. Вернуться планировал только в тот самый день, когда девочки должны были быть представлены в свете.

Трикси прислонила лоб к холодному оконному стеклу.

– Шесть недель до того, как я увижу его, – тихо произнесла она.

Шесть недель постоянной головной боли: одеть Евгению и Елену, стараясь одновременно удержать от глупостей неосмотрительных, молодых и горячих Вилли и Энди; соблюдать тонкий баланс в отношениях с леди Эмилией, которая должна была продолжать верить, что Гарри влюблен в Трикси, но при этом не забывать подчеркивать, что это их общий секрет. Кроме того, она должна была умасливать Анжело, удерживать Пинча от запугивания вновь нанятых слуг и как-то ухитряться выполнить все задачи, которые Гарри записал для нее на ужасно длинном листе.

– Если бы только я перестала так переживать, думая о встрече с ним лицом к лицу, когда он наконец вернется на Портмен-сквер.

* * *

Шесть недель. Гарри закусил губу, раздраженно разглядывая кольца и другие мужские украшения. Шесть недель, и он сможет снова взглянуть в томные зеленые глаза Беатрис Сторбридж и увидеть в них… что? Ненависть? Отвращение? Пренебрежение? Боль? Разочарование?

Он подошел к кровати и тяжело опустился на край, проклиная себя, что отпустил камердинера. Если бы в комнате был его слуга, он не позволил бы меланхолии захватить себя. Лучше было оставаться чем-то занятым, двигаться вперед, чтобы не оставалось времени задуматься. Чтобы не было времени для воспоминаний.

Он увидел боль в ее глазах, и это чуть не уничтожило его. Теперь он это знал. Этот поцелуй, о, ужасное время слабости, разрушительный, поучительный, безумный, потрясающий поцелуй, как он понял, был единственным самым глупым действием за всю его жизнь.

Конечно, она тоже частично была виновата в случившемся, не уставал напоминать себе Гарри. Кроме того, он был мужчиной, а мужчины с незапамятных времен смягчают свое чувство вины знанием, что не существует абсолютно невиновных женщин. Но он так сильно скучал о руках Трикси Сторбридж.

Даже самый жесткий судья должен был бы сказать, что ситуацию, в которой сейчас находился герцог, можно было описать как историю с большим жирным сорняком, корень которого крылся в преследовании Майлса Сомервилля. Сорняком, удобренным глупыми действиями Уильяма и его легкомысленного товарища Эндрю, а Трикси с ее угрозами и шантажом по собственному желанию стала главным садовником этого самого сорняка.

Герцог отошел от кровати и приблизился к огромному окну, выходившему в восточный сад лорда Харгрува, естественно, без единого сорняка.

– Ни в чем из того, что произошло, нет моей вины, действительно нет. Я хотел отомстить за моего отца так, как это сделал бы любой сын. Но если моя попытка провалилась, должен ли я и дальше раздумывать о мести? Должен ли я направиться в Ирландию, чтобы столкнуться там с Сомервиллем? Разве меня когда-либо привлекала идея найти наслаждение таким странным способом, таким страшно запутанным путем? Нет. Честно говоря, меня это не привлекает. Я воспринял это разочарование как мужчина и вернулся домой, чтобы узнать, что мой любимый брат в своем неведении стал мишенью жестокого шантажа. – Герцог вздрогнул, когда последние слова повисли в воздухе. Они звучали не совсем верно, не совсем честно. – Ну, возможно, не совсем жестокого. «Безумный» – вот, наверное, более правильное слово. – Он мягко хмыкнул: – Возможно даже, это изобретательный шантаж.

Проскакал одинокий всадник, едва видимый в наступавших сумерках. Это напомнило герцогу о том, что скоро зазвонит гонг к обеду, и он вернулся к шкатулке, чтобы выбрать кольцо с печаткой.

– Неважно, сколько времени это займет, но я совершенно точно устраню ее, эту угрозу, – утешал он себя, снова возвращаясь к мысли, как он поменялся ролями с Трикси, разрушив ее мечту об отдыхе на природе за его щедрое вознаграждение.

– Если бы она только выбросила это из головы. Но нет, – произнес он в раздумье, надевая кольцо на палец, – она этого не сделает… или? Она хотела завладеть моим хозяйством, выставить меня идиотом перед лицом брата, а затем измучить меня в моей же собственной комнате рассказами о невинном катании и о том, что я во всем виноват. Я должен был задушить ее своей подушкой!

Он снова оказался у окна, мысли увели его далеко, в воспоминания о том единственном, обжигающем поцелуе, который он разделил с Трикси. Да, она ответила на поцелуй. Сначала он поцеловал ее, но она брала столько же, сколько и отдавала. Ее руки стискивали его плечи, ее мягкие груди прижимались к его груди.

Как может эта женщина быть одновременно интриганкой и соблазнять его? Герцог не мог этого понять. Трикси была не так молода, однако, если быть честным, она определенно не была старой. У нее нет приличного приданого, у нее также не было связей. Она не подходила под общепринятые эталоны красоты. Почему – он ведь даже не любил рыжие волосы – он не переставал думать о ней? Рыжие волосы, насколько он был убежден, хорошо смотрелись только на ирландских сеттерах! Но что-то в этом было, что-то…

– Я не знаю, что это! – изрек герцог раздраженно, прижимая свой горячий лоб к холодному стеклу. – О, черт! Это есть, и все!

Глинд вспомнил о своей самой большой проблеме:

– Шесть недель до бала. Шесть недель до того, как я увижу ее снова. Как она будет выглядеть? Как мне себя вести? Будет ли она опять подстрекать меня, чтобы я снова опозорился? Смогу ли я не прикасаться к ней? Шесть недель. Я обречен думать о ней все это время. Как я это выдержу? Еще лучше спросить, как кто-либо выдержит меня в это время?

Вздохнув, он отвернулся от окна как раз в тот момент, когда сэр Родерик Гиллард вошел в комнату, не утруждая себя стуком и, сам того не зная, прекращая размышления Глинда.

– Гарри! Я пришел, наконец, позвать тебя. Ты спускаешься? Должен тебе сказать, друг мой, всю последнюю неделю ты был совсем не в духе. Солти говорит, ты скользил унылой тенью на вечеринке, и я начинаю думать, что он был прав. Это меня больше всего расстраивает, ты же знаешь, как я не люблю соглашаться с Солти в чем-либо. Ты сам не свой, Гарри. Совсем на себя не похож.

Упоминание имени Гровера Солтера мигом избавило Глинда от дурного настроения. Он попытался с ходу придумать какое-нибудь объяснение.

– Родди, – быстро сымпровизировал он, направляясь к двери, – я уже говорил тебе, что я представляю молодых друзей моей тети в этот выход в свет? Они близнецы, ты знаешь, молодые, с белокурыми волосами, прелестные, невинные и похожие друг на друга как две капли воды. – Он по-дружески обнял сэра Родерика за широкие плечи. – Я новичок в этом деле. Неудача, вот что гнетет и беспокоит меня всю неделю. Я смотрю на вас, моих старых лучших друзей, тебя и Солти…

– Близнецы, говоришь? – прервал его сэр Родерик, приноравливаясь к шагу герцога и к его руке, благодарный и счастливый таким расположением. Уже было достаточно, что Гарри назвал его и Солти своими лучшими друзьями. Такого доверия сэр Родерик не ожидал от герцога. – У них есть приданое? Не то чтобы мне важны были деньги или что-то в этом роде…

Глинд рассмеялся, зная, что ни сэр Родерик, ни Гровер не женятся и не примут на себя таких угнетающих обязательств.

– Скажи мне, Родди, сестрам Ганнингс нужно было приданое?

– Ганнингс? – Сэр Родерик в раздумье провел рукой по своей короткой черной бородке. – Я видел их портрет. Твои близнецы такие же красивые, да? Скажи мне, Гарри, помнишь ли ты, как я помог своей тете пристроить мою сестру Шарлотту в прошлом году? Как ты думаешь, если я и Солти присоединимся к тебе в городе на балу как твои лучшие друзья и все такое, тебе будет легче воспринимать эту ситуацию?

Глинд не хотел встречаться с Трикси один на один. У него будут его друзья, чтобы поддерживать его, помогать ему, защищать его. Его улыбка была настолько широкой, что игра чуть не была проиграна.

– Родди, как это мило с твоей стороны! Прекрасная мысль! Теперь я могу расслабиться и наслаждаться жизнью, зная, что все будет превосходно. Смогу ли я когда-нибудь отблагодарить тебя за это?

Сэр Родерик пожал своими широкими плечами:

– Больше ни слова об этом, Гарри. Только подумай, зачем же еще нужны друзья, если они не могут помочь друг другу? А теперь пойдем, найдем Солти и сообщим ему прекрасную новость.

Они спустились рука об руку в большой холл в поисках Гровера Солтера, второй предполагаемой жертвы.

– Близнецы, ты говоришь, – повторил сэр Родерик в раздумье. – Да, я думаю, Солти и я прекрасно проведем время, помогая тебе, Гарри. Это будет прекрасное время!

Слегка приободрившись и почувствовав, как будто камень с души свалился, Глинд решительно отбросил мысли о возможных рыжеволосых проблемах. И, когда сэр Родерик стучал в комнату Гровера Солтера, Гарри принял решение, что проведет следующие шесть недель в наилучшем настроении и – к черту неудачников!

Всем известно, что когда перед мужчинами, и герцог Глинд не был исключением, возникают щекотливые романтические проблемы, то мужчины, не желая сталкиваться с особенными трудностями, обманывают себя надеждой, что если планомерно игнорировать создавшуюся ситуацию и окружить себя союзниками, то рано или поздно эти проблемы исчезнут сами по себе.

Такое решение проблем вкупе с не менее широко известным фактом, что женщины не разделяют таких взглядов и не прячут голову в песок, как страусы, возможно, объяснит тот факт, что многие, очень многие мужчины однажды просыпаются утром и обнаруживают, что женаты.

Глава 12

Особняк на Портмен-сквере в течение шести недель до начала балов напоминал бурлящий улей. Если судить по количеству карет, подъезжавших к парадной двери особняка Глинда, первый бал близнецов обещал быть успешным.

– Или, по крайней мере, произведет впечатление на тех членов общества, которые привыкли собирать сплетни, – сказала Трикси своему отражению в зеркале гостиной, прежде чем выбежать из комнаты и присоединиться к леди Эмилии на верхней площадке лестницы, ведущей в бальный зал. – Ох, и разлетятся же завтра сплетни по всему Мэйферу, когда выяснится, что многоуважаемый герцог Глинд не потрудился появиться на собственном балу, крыса!

– Я крыса? С глазами-бусинками и длиннющим хвостом? О неблагодарная! И это все после того, что я сделал для вас, мисс Сторбридж? Я должен признать, вы можете легко обидеть меня:

Трикси остановилась и, повернувшись на каблуках, увидела только что упомянутого герцога Глинда, огромного как скала, небрежно облокотившегося на одну из мраморных колонн в холле. Он был одет в прекрасно сшитый костюм темно-синего цвета, белоснежный шейный платок оттенял его загорелую кожу, его темные волосы были, как всегда, идеально уложены. Он улыбался и своими серыми глазами насмешливо смотрел на Трикси. Герцог был великолепен.

В душе девушки что-то екнуло, и все ее душевное спокойствие, с трудом обретенное за последние шесть недель, немедленно испарилось.

– Гарри! Вы вернулись. Почему мне об этом не сообщили? – произнесла она.

– Почему вам не сообщили? – Глинд отошел от колонны, его улыбка растаяла. Он стоял перед ней могущественный и угрюмый. – А почему, собственно, вам должны были это сообщить? Мою тетю оповестили о моем прибытии два часа тому назад, потому что она член моей семьи, а также хозяйка этого дома. Я опекаю несносных детей Сомервилля, сделав их на какое-то время членами моей семьи. Теперь, когда я об этом думаю, возможно, было невежливо с моей стороны не сообщить им о моем возвращении. Но, мадам, я что-то не припоминаю, что когда-либо принимал вас в свою семью. Невероятно! Я почти забыл, что вы можете вести себя, словно захватчица. Как любезно напомнить мне об этом!

Трикси подняла подбородок и медленно приблизилась к герцогу. Остановилась и пристально вгляделась ему в глаза.

Он не обратил внимания на ее платье цвета бледно-зеленой морской пены – прекрасный подарок, за который она непрестанно благодарила леди Эмилию.

Он не обратил внимания на красивую высокую прическу и тонкие нитки жемчуга, искусно вплетенные парикмахером в ее блестящие локоны.

Он не обратил внимания на то, что она сама не могла не замечать, останавливаясь у каждого зеркала в доме по пути в бальный зал, каждый раз убеждаясь, что зеркало в ее спальне не лгало: она никогда еще так хорошо не выглядела, как сегодня.

Но самое ужасное, что герцог, совершенно очевидно, не имел никакого намерения вспоминать их последнюю встречу и объятия. О нет. Гарри был слишком увлечен поиском новых способов, как оскорбить ее, чтобы заметить или упомянуть что-нибудь другое.

Разве она когда-либо действительно верила, что неуязвима перед этим самодовольным, невыносимым человеком? Разве она когда-либо предполагала, что ее сердце будет в опасности, когда она решила вернуться в Лондон? Разве она когда-либо, даже в самых диких мечтах, чувствовала себя немного виноватой из-за попытки шантажировать герцога?

Трикси Сторбридж по своей природе была спокойным человеком. Только благодаря этому качеству она смогла вынести много ужасных должностей, на которых ей приходилось работать с тех пор, как умер ее отец, включая последнее место с близнецами Сомервилль, приносящими одни неприятности.

Трикси не была человеком, который был бы подлым, или мелочным, или позволил бы себе быть пренебрежительным по отношению к другим. Она действительно не была такой и вплоть до этого момента всегда считала себя сильной.

Девушка сжала зубы, Гарри заслужил это. Он увидел ее, но намеренно проигнорировал изменения ее внешности. Она знала это. Она чувствовала это всеми фибрами своей души. Герцог он или нет, но Гарри Таунсенд был мужчиной, он вел себя как все мужчины – несносно! Если бы она не испытывала к нему нежности, наверное, она не обиделась на него так сильно. Но она к нему действительно что-то испытывала, и он это знал, черт бы его побрал!

В данный момент у нее было только два варианта, как поступить. Первый вариант: она могла вцепиться в него, расцарапать его восхитительное усмехающееся лицо и затем уйти из особняка прямо в безденежное будущее. Второй вариант: она могла сдержать себя, подавить свою гордость и подождать, пока она, женщина, беспокоившаяся о нем, не найдет способ превратить жизнь герцога Глинда в бесконечный ад!

Трикси молчала, и в эти показавшиеся вечностью мгновения Глинд пристально вглядывался в нее. Его глаза выдавали, что эта ситуация его развлекает, он смотрит на нее со снисходительностью и еще с чем-то, что Трикси могла истолковать как облегчение.

Небольшое дрожание его губ, как будто он сдерживал смех, решило его судьбу.

Медленно и весьма отчетливо Трикси наконец произнесла:

– Пожалуйста, простите мою дерзость, ваша светлость. Я только служанка, к тому же временная. Конечно, вы не обязаны сообщать мне о вашем возвращении и других перемещениях. Все ваши инструкции были выполнены, ваша светлость, кроме одной. Есть одна маленькая проблема. Поскольку вы выводите в свет близнецов, мы понятия не имеем, как будет открываться бал, вы ведь не можете вести и Елену, и Евгению в первом танце. Должна вам сказать, что Елена стала гораздо лучше танцевать, занимаясь с учителем, которого вы выбрали. Однако это не решает нашей проблемы. Возможно, у вас есть решение?

Пока Трикси говорила, чувство юмора покидало Глинда, оставляя взамен чувство смущения и испуга. Трикси была в восторге. Ее больное сердце радостно затрепетало. Он действительно к ней что-то чувствовал. Он должен был. В противном случае его не волновало бы, как его слова, его пренебрежение ее задевали.

Она была великодушной. Она оставила прошлые обиды прошлому, загоняя воспоминание об их последней неуклюжей встрече в дальний уголок памяти.

Вначале Трикси думала только о том, как заставить леди Эмилию поверить, что Гарри ей интересуется, только чтобы немного отыграться за обидное замечание Гарри о вдовце с большим выводком для замужества. Теперь все изменилось. Она изменилась. Его поцелуй изменил ее. Теперь она не согласилась бы ни на что иное, кроме его любви.

– Гарри? – позвала она, наклонив голову, не дождавшись его ответа. – Кареты начинают прибывать к дому, и мы должны идти в бальный зал. У вас есть решение нашей проблемы или нет?

– Эй, Гарри? – донесся громкий рев с лестницы. – А кто же это милое создание, могу я спросить? Не говори мне, что она одна из близнецов. Ты же обещал, что они белокурые ангелы. Эта дама выглядит как земной посланник с небес, но она великолепна. Представь меня, дружище, чтобы я мог поцеловать эту изящную ручку.

Трикси увидела спускавшегося по лестнице высокого темноволосого и бородатого джентльмена, который намеревался присоединиться к ним. Бороды были нынче не модными, это Трикси знала, и, вероятно, давно вышли из моды, со времен сэра Уолтера Рали, но она могла понять, почему джентльмен пренебрег веянием моды. Он выглядел таинственно и уверенно.

– Трикси, – произнес Гарри, когда джентльмен остановился и уставился на нее, как если бы она была призом в лотерее, – пожалуйста, позвольте мне представить вам сэра Родерика Гилларда. Родди, поклонись мисс Сторбридж, компаньонке мисс Евгении и Елены Сомервилль.

– Мадам, вы самая очаровательная служанка, которую я когда-либо встречал, – объявил сэр Родерик, целуя ее руку и слегка царапая ее бородой. Трикси вынуждена была сдержаться, чтобы не потереть покалывающую от поцелуя кисть.

Сэр Родерик повернулся к Глинду.

– Гарри, старина, стыдись. Ты скрыл ее от нас. Оставляю жеманных маленьких мисс тебе и Солти, а себе возьму мисс Сторбридж, если не возражаешь. Я всегда был неравнодушен к рыжеволосым. – Он снова повернулся к Трикси. – Вы знаете, моя мать была рыжеволосой. Прекрасная, святая женщина. Пусть земля ей будет пухом. Мне ее так не хватает.

– Родди, – резко перебил Гарри, – прекрати, будь любезен, прежде чем ты оглушишь меня и утомишь мисс Сторбридж своими рассказами. Твоя святая мать умерла более чем двадцать лет назад. Кроме того, я видел ее портрет. Ее волосы чернее воронова крыла.

– Это детали, мой мальчик, – сэр Родерик неопределенно взмахнул рукой. – Она всегда была такой темпераментной, как все рыжеволосые. А вы, мисс Сторбридж, тоже пламенная натура?

– В действительности, сэр Родерик, – с улыбкой ответила Трикси, – я очень тороплюсь, как, собственно говоря, и Гарри. Пинч не может сдерживать прибывающих гостей весь вечер, кроме того, мы не должны заставлять леди Эмилию одну встречать гостей. – Сказав это, девушка сделала небольшой реверанс господам и направилась в бальный зал.

Гарри догнал ее секунду спустя.

– Я решил, что мы сделаем с первым танцем, – сказал он, схватив сэра Родерика под руку и потянув за собой, так что тот был вынужден последовать, хотел он того или нет. – Родди поведет Елену, а Солти, тот, другой джентльмен, который со мной приехал, поведет Евгению.

Трикси повернула голову и осторожно взглянула на герцога.

– А где же будете вы в это время, Гарри, пока ваши друзья будут заменять вас? Подпирать очередную колонну? И кто это, помоги Боже, – Солти? С таким именем он вряд ли понравится вашей тете.

– Гровер Солтер его полное имя, – проинформировал сэр Родерик, задевая ее левую руку своим локтем, когда они поднимались по лестнице в бальный зал. – Он самый лучший из всех парней. Кроме того, замечательно танцует. Может, стоит еще раз подумать, кто будет танцевать с Евгенией?

В конце концов, первоначальный план герцога был немного откорректирован благодаря двум его друзьям. Герцог дал согласие формально представлять дочерей Сомервилль гостям, когда те будут подходить поприветствовать хозяина дома, а Гровер Солтер с нетерпением согласился сопровождать прекрасную Евгению, как только увидел ее.

Через два часа первый за последние десять лет бал, который давали в особняке Глинда, имел оглушительный успех во многом благодаря стараниям леди Эмилии, которая приказала украсить зал розовыми драпировками и орхидеями. Играл прекрасный оркестр, а гости, которые в начале Сезона еще не успели заскучать, что нередко случалось в конце, заполнили каждый сантиметр паркета.

Трикси, которая еще не танцевала и не планировала танцевать, хотя, конечно, и мечтала покружиться на паркете хоть один раз, стояла на краю зала, внимательно следя за Еленой, казавшейся несколько удрученной, при том что она не испытывала недостатка в партнерах весь вечер.

Евгения, с другой стороны, была очень оживлена, смеялась, болтала и вела себя так, как будто рождена быть в центре внимания. Однако и у Евгении, и у Елены танцы были расписаны до конца бала уже в конце первого круга.

Гровер Солтер оказался превосходным партнером для Евгении. Эта пара двух светловолосых молодых людей прекрасно смотрелась на паркете, и Трикси даже была вынуждена несколько раз вычеркнуть его имя из танцевальной карты Евгении, иначе весь город поженил бы их на следующий день. Евгения и так уже согласилась поужинать с этим мужчиной.

Трикси нахмурилась, приказав себе выбросить из головы размышления о Евгении, и стала вглядываться в толпу в поисках Елены. Обнаружить девушку не составило труда. Она танцевала с пожилым джентльменом, который показывал все признаки человека, старающегося сохранить былую молодость, лихо отплясывающего в попытке не отстать от энергичного шотландского рила.[4]4
  Рил – быстрый шотландский танец.


[Закрыть] Трикси даже прикрыла рукой улыбку, когда мужчина споткнулся и чуть не покатился по полу. Но ее улыбка тут же исчезла, когда Елена остановилась как вкопанная, подняла тонкие плечи, глубоко вздохнула и с улыбкой изящно продолжила танцевать, маленькая и бледная.

– Не танцуете, мисс Сторбридж? Конечно, претендентов на танец что-то не видно.

Трикси бросила на Елену последний взгляд и повернулась к сэру Родерику, стоявшему рядом с ней.

– Я всего лишь компаньонка, сэр Родерик, – пояснила она, решительно останавливая свою ногу, которая притоптывала в такт музыке. – И, кроме того, мне танцевать не положено. Я нарушаю неписаный закон, находясь здесь. Я должна быть вон там, у стены, рядом с чопорными вдовами, наслаждающимися собой и смакующими все скандальные сплетни о гостях в этом зале.

– Ерунда, – воскликнул сэр Родерик, беря ее под руку и выводя в центр зала. – Я требую обещанные танцы и теперь хочу танцевать с самой красивой женщиной в этом зале. Это ведь справедливо, учитывая, как я дважды выручил вас и Гарри с вашей бледной Еленой Сомервилль. Дитя страдает от чего-нибудь? Я никогда не встречал такой плаксивой мисс.

Ее беспокойство о Елене пересилило желание показать себя в танце, хотя она прекрасно знала, что Гарри обязательно скажет что-то очень противное на этот счет позже. Трикси почти автоматически делала шаги в танце.

– Вы тоже это заметили? – спросила она наконец. – Как вы думаете, в чем может быть проблема? Елена обычно очень весела. Может, я должна пойти к ней?

– Оставив меня одного, а мое сердце разбитым? Не думаю, мисс Сторбридж. Кроме того, вы вряд ли сможете вытащить девочку в середине танца, требуя ответа, почему она не весела, не так ли?

Трикси улыбнулась, с каждым взглядом борода этого мужчины ей нравилась все больше.

– Разбитое сердце, сэр Родерик? Из-за меня? Я бы сказала, что вы флиртуете со мной.

Движение танца заставило их приблизиться совсем близко друг к другу.

– Да, мисс Сторбридж, я действительно флиртую с вами. Скажите мне, не хотите ли вы прокатиться со мной завтра по парку? Я купил новый фаэтон, который очень хочу опробовать на прогулке. Мои новые лошади доставлены из самого Тата. Таким образом, можете быть уверены, что они самые лучшие.

Трикси колебалась, зная, что никогда не сможет увидеть в сэре Родерике больше, чем друга. Но в этот момент до нее донесся звенящий смех и, повернувшись, она заметила Глинда, беззаботно флиртующего с великолепной брюнеткой, платье которой оставляло мало возможностей для фантазии.

– Я с удовольствием поеду с вами на прогулку по парку, сэр Родерик, – пообещала она, намеренно взмахнув ресницами и посмотрев на мужчину. – Даже не могу представить, что могло бы доставить мне большее наслаждение.