Текст книги "Инъекция"

Автор книги: Кейси Доуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Марк хмыкнул:

– Окей, передам. Слушай, а что это такое?

– Ничего стоящего. Так, по здоровью.

– У тебя же отменное здоровье.

– Не все так просто, чувак – усмехнулся я – не все так просто. Как думаешь, сколько ждать придется?

– Черт, ну я не знаю – молчание – ну мне они делали пару дней, но если у тебя уже есть готовая хрень, которую просто надо поставить на поток – то это намного проще. Я так думаю. Наверное, завтра состав будет готов, а через пару дней и сам товар.

– Было бы круто.

– Я тебе звякну, как они мне сообщат. Только знаешь, это стоить будет прилично, ты же в курсе? У тебя остались деньги от папаши или где еще?

– Деньги не проблема – я зевнул – ладно, Марки, давай. На созвоне.

Я отключил его. Что мне нравилось в Марке – его любопытство никогда не оказывалось навязчивым. Возможно, причину следовало искать в вечно наркотически опьяненном сознании, или в последней оставшейся извилине, что плавает в отцовском виске – но эта его черта мне определенно симпатизировала.

Капсулу я уже отправил ему скорой доставкой, вторую положил в портфель на завтра. Теперь в кейсе, который я закрыл и запихал под кровать, тщательно запотрошив носками на тот случай, если в мое отсутствие бабушка становится Шерлоком Холмсом, осталось 11 капсул.

Я притянул к себе макбук.

Подозреваю, именно его я заложу, когда придет цена. Вполне возможно, придется сказать гудбай и своим часам. С телефоном буду прощаться в последнюю очередь, когда не останется ни единой шмотки, что можно продать, потому что он мне нужен больше всего остального, а ходить с дешевой глючной лопатой совсем не хотелось.

-5-

Когда я пришел в школу, то первым делом обратил внимание на свой ящик. Надпись «Томас Дьюэд долбится в очко» никуда не исчезла, как и надпись «Наркоман или ВИЧ?», только теперь к ним прибавилась еще одна – она была написана по диагонали сверху вниз, занимая весь ящик в длину:

«Бабушкин внучок-пидорок»

Даже не удивительно. Я бы больше удивился, если бы сейчас обнаружил все эти надписи замазанными. Впрочем, это логично – если бы у моей матери брат был директором школы, я бы тоже делал, что хотел. Собственно, при своем отце я и делал, что хотел.

Почерк про мою ориентацию и бабушкиного внучка был разный – значит, эту надпись написал не Брайс, но не удивлюсь, что Крис. Тот самый его дружок, что караулил меня в сортире.

– В этой школе полно кретинов – буркнула мне через плечо Лора, вновь выпрыгнув хрен знает откуда, словно черт из табакерки. Она внимательно смотрела на новую надпись и в ее глазах сквозило знакомое воинственное раздражение.

– Да ладно, меня прикалывает – усмехнулся я – это искусство. Они самовыражаются. Когда-нибудь мне за это дадут десять тысяч баксов, поставят в рамку и повесят на стену особняка на Беверли-Хилз.

– Стяни улыбочку – хмыкнула она – Брайс уже всей школе растрепал, как ты свой слюнявчик жевал, если не в курсе.

Я закатил глаза, достав нужный учебник из ящика.

– Ага, а про то, как он заикался при каждом замечании Брауна, трясясь как долбаная чихуахуа – он не рассказал?

– Нет, наверное забыл – она невозмутимо пожала плечами – был слишком увлечен рассказом о том, как твоя бабушка вытаскивала твою задницу перед директором, кланяясь ему в ноги и умоляя тебя простить на первый раз.

– Вот же сукин сын.

– Ага. Еще он сказал, что у тебя диабет – на последнем слове Лора изогнула бровь и внушительно глянула на меня – и теперь на твоей парте полно разных сладостей.

– Какая прелесть. Я польщен вниманием – ухмыльнулся я.

– Ну раз ты у нас диабетик и есть тебе их нельзя – то можешь отдать мне.

– Без проблем. Забирай.

– Отлично, потому что я уже это сделала.

– А тебе палец в рот не клади.

– А ты думал.

– Только что пообъемнее.

Лора больно ткнула меня локтем в бок, и вместо смеха я застонал, схватившись за него.

– Так тебе и надо, придурок.

Однако, когда я зашел в класс, часть сладостей уже вновь образовалась на моей парте. Какие-то дешевые леденцы, конфеты, пара чоко-паек и даже сладкие таблетки от кашля. Я скептично оглядел их.

– Угощайся, педик – загоготал Брайс, обернувшись ко мне на своем месте, чему последовали и его дружки – все для тебя.

– Только сильно на жевательные не налегай – прогнусавил Крис, словно у него нос с рождения заложен, и от вечной нехватки кислорода он так сильно и отупел – а то жопа слипнется и все любовнички разбегутся.

– По опыту знаешь? – осведомился я.

– Закрой свою пасть, говноед – но Крис явно не был настроен меня мутузить после вчерашнего, потому даже не порывался встать. Гавкал со своего места, как и Брайс.

В какой-то момент соблазн взять и за минуту сожрать все сладости, чтобы эти кретины от изумления сдохли, стал просто невыносимым. Ставлю сотку, они бы только через пять минут догнали, что к чему.

Но это была рискованная авантюра, все должны были продолжать считать, что я диабетик. Потому я равнодушно кивнул Лоре на свою парту, предлагая освободить ее.

Она как-то вопросительно глянула, словно сама не зная, хочет ли брать.

– Решай реще – заявил я – или я выкину в мусорку, если не хочешь.

В итоге, она кивнула и взяла сладости в две жмени, но едва она это сделала, Брайс переключился на нее:

– Эй, дружище, ты тоже жевательные сильно не жри. Или ты натурал? Ну тогда насрать.

– Ну как насрать – заржал Крис – а вот именно что срать тогда как?

– Идиоты – фыркнула Лора и уронив сладости на свое место, показала каждому по среднему пальцу.

Но Брайса и Криса это уже не занимало – у них появился более серьезный вопрос, который они с запалом обсуждали: можно ли посрать со слипнувшейся задницей.

Глубоко интеллектуальные беседы старшей школы Чандлера.

-6-

В полдень я вновь удалился с капсулой в туалет, и на этот раз уже не прятал ее со шприцем в рукаве – напротив, как можно демонстративнее махал ими перед носом Брайса, проходя мимо него. Челюсти у амбала сжались, но он ничего не сделал.

Последним уроком должна была быть история Штатов, и я подошел к ящичку, чтобы взять оттуда тетрадь, а учебник оставить. Лора, как всегда, вилась вокруг меня, что-то непременно рассказывая, но в таком тоне, словно она либо угрожала, либо была чем-то глубоко возмущена.

Иного было не дано. Даже если она радовалась – тон был грубоватый, резкий, а фразы оборванные. Отец всегда говорил, что человек, у которого прирост состояния зависит от взаимодействия с людьми, должен уметь красиво говорить. Уметь располагать людей.

Сам он зачесывал, словно змей-искуситель, и парочке приемчиков научил в свое время меня. Например, всегда говорить на октаву ниже, но не шепотом и четко, чтобы собеседнику не пришлось переспрашивать или чувствовать себя глухим идиотом. Всегда стараться сглаживать согласные, чтобы они не «рычали». Речь должна напоминать мягкие уговоры, или спокойную колыбельную, а не немецкий гимн. Говорить следует на долю немного медленнее, словно лениво – потому что быстрый говор заставляет человека напрягаться, пытаясь успеть услышать все слова и верно уловить смысл. При любой фразе нужно улыбаться или, если даже что-то бесит, слегка ухмыляться. Выражать ту или иную эмоцию, трактующуюся улыбкой. Негатив – отталкивает собеседника и затрудняет шансы склонить его в дальнейшем на свою сторону.

Правда, несмотря на это, при мне отец улыбался очень и очень редко. Постоянно сосредоточенный, серьезный, чем-то озадаченный и вдумчивый. Со временем его улыбка перестала вызывать по мне радость – если он вдруг ни с того ни с сего лыбился, значит собирался втереть мне какую-то ерунду или озадачить очередной просьбой, требованием или приказом.

Проще было, чтобы он не улыбался, но всякие такие ухищрения в общении и то, как он это объяснял, мне нравились. Они были клевыми и он постоянно показывал на своем приеме, так что я быстро этому научился.

Только теперь мне это нафиг не надо – судя по всему, продолжать дело отца мне не суждено, а заниматься всякой херней среднего класса можно без улыбок и обольстивых речей.

Я как раз уже закрывал свой шкафчик, как Лора резко замолчала. Ее оживленная грубоватая речь и резкое тотальное молчание так контрастировало, что я обернулся. Ее глаза вперились куда-то вперед, в сторону входа. Я глянул туда же.

К нам шел высокий широкоплечий мужчина. Папа называл таких даже мужланами – потому что в них не было ничего эстетичного, и самым клевым в «мужчинах» они считали массу, умение ломать дрова топором, самим ремонтировать дом и держать «в узде» жену. Отец считал, что это возникло из-за того, что у них нет денег, а как-то выстебнуться надо. Типо, не «мне не хватило денег на ремонт», а «я слишком рукаст и мозговит, чтобы нанимать для этого рабочих, сам лучше них сделаю» и тому подобное.

И вот теперь это чудо шло прямо к нам, грозно нахмурившись. В том, что он идет именно к нам, сомнений не было – широкие, грубые шаги, руки в карманах, взгляд точно на нас. Словно никакого не видит вокруг.

Я ухмыльнулся и глянул на Лору:

– Кто этот придурок?

Но она молчала, словно завороженная его появлением. Вся ее мимика разом сползла – я словно видел перед собой пятилетнюю девчонку, стащившую конфету из буфета как раз тогда, когда в комнату зашла мать.

– Эй – я хлопнул ее тыльной стороной ладони по плечу – кто это?

– Мой отчим – голос тихий, более совсем не грубоватый – что он здесь делает? Черт – Лора резко обернулась ко мне, словно желая, чтобы я растворился, но тут же пробормотала себе под нос – нет, он тебя уже видел..

Пара шагов – и мужлан остановился перед нами. Лора сделала едва заметный шаг в сторону от меня. Теперь между нами было расстояние вытянутой руки.

Он сурово перевел взгляд с нее на меня и обратно.

– Что ты делаешь рядом с этим парнем? – его голос звучал требовательно, грозно, словно разом и спрашивая, и вынося наказание – кто он, Лоретта?

Лора тут же заложила руки на спину, и дернула плечами:

– Это мой напарник. Нам вручили общую работу и мы ее обсуждали.

Ложь с ее губ слетала так уверенно и быстро, что я бы сам поверил в нее, но сейчас еле сдерживал усмешку.

– Я требовал, чтобы тебя не ставили в пару с парнями! – прорычал он и стукнул по соседнему ящичку так, что на нас обернулись тут же почти все в коридоре.

– Боюсь, это моя вина, сэр – вмешался я, используя все отцовские навыки речи – я недавно перевелся и Лору, как самую способную из нашего класса, приставили мне помочь, что я не облажался окончательно. Я раньше учился в лицее, и здесь система немного другая. Она объяснила мне азы.

Его мрачный взгляд вновь перешел на меня, словно желая уничтожить. Темно-карие глаза сверлили меня, но я лишь нацепил снисходительную улыбку и слегка опустил голову, показывая, что я не насмехаюсь над ним, а проявляю дружелюбие.

– Недавно перевелся? – процедил он – фамилия, имя.

Мать твою, как будто я на допросе у копов! Не рассмеяться стоило мне больших трудов, когда я с почтением произнес:

– Томас Дьюэд, сэр.

– Дьюэд – повторил он, словно запоминая – из какого города перевелся?

– Лос-Анджелес.

– Причина?

Не, серьезно, как допрос. Лишь ради спасения задницы Лоры – а по большой части ради увлекательной истории о «немного консервативном» отчиме, я вновь ответил:

– У меня погиб отец, сэр. Переехал к бабушке по определенным обстоятельствам.

– А мать?

– Не имел чести знать ее.

– Ладно – он слегка расслабился и будто бы даже глянул на нас двоих снисходительно, после чего на его лице (не может быть!) появилась едва заметная улыбка – да, Лоретта у меня способная. Ладно, помоги парню освоится.

Вновь мрачный взгляд:

– Но без глупостей. Я все о тебе запомнил, парень.

– Конечно, сэр.

– А ты зачем здесь? – вмешалась Лора.

– Надо кое-что обсудить с мистером Брауном.

Но едва он скрылся за поворотом, я не сдерживая, рассмеялся, держась рукой о шкафчик и согнувшись трижды.

– Что это, на хрен, было? – сквозь смех проговорил я.

Лора чертыхнулась и как-то неловко прошлась рукой по своим коротким волосам.

– Это был мой отчим. Теперь вы знакомы.

– И это ты называешь «немного консервативен»? Да он чокнутый!

Было видно, что Лора пришлось не по вкусу, что он учинил эти разборке в школе и вообще, что я узнал, какой он есть на самом деле. Хотя что здесь такого – тем более, если он ей даже не отец?

Она помялась, словно думая, говорить мне о чем-то или нет.

– Он отбитый на всю голову – повторил я, подавив смех в усмешку – чтоб откорячить тебя, мне пришлось подыгрывать этому идиоту. Напарник? По работе? А почему не .. – я щелкнул пальцами – хотя нет, что-то более тупое сходу придумать сложно. Почему он тебя пасет, как овцу на лугу?

Лора взмахнула руками.

– Потому что он такой вот. Пока мама с ним встречалась, он был вполне адекватным и даже нравился мне, поэтому когда год назад он сделал ей предложение – я была даже рада. Но стоило нам стать пресловутой семейкой, как он заявил, что..

Она отмахнулась.

– Короче, сообщил мне, как по его разумениям, себя должна вести девочка.

Я нахмурился, сопоставляя факты. Лора, должно быть, даже не обратила внимания, что выдала мне парочку дат.

– Год назад поженились? Это как раз тогда, когда ты решила, что не хочешь «чтобы тебя судили по обложке»?

Она нервно закусила губу, дернув плечами, и мне сразу же все стало понятно.

Я усмехнулся, хлопнул ее по плечу:

– Ты наврала мне?

– Понимаешь, тут все не так просто. Он начал гнать какую-то ахинею, и я не хотела этого делать, но мама сказала, что теперь он мой папочка и я должна его с какого-то фига слушаться. Он стал заявлять, словно какой-то баптист, что красятся в школе только шлюхи, потом речь зашла за короткие платья, и вообще он заявил, что вся эта атрибутика нужна лишь потаскухам, что завлекают внимание парней, а нормальной девчонке не пристало иметь парня до свадьбы.

Я уже не сдерживался и смеялся в голос, откинув голову назад, из-за чего Лора раздраженно ударила меня в плечо и сжала губы.

– Я понял.

– Правда?

– Да, ты не трусиха. Ты лгунья. Паталогическая и неизлечимая.

Она возмущенно фыркнула:

– Кто бы говорил, диабетик хренов!

– А я и диабетик.

– Ага, тогда я остриглась, чтоб меня за внутренний мир любили.

– Сумасшедшая семейка.

– Да пошел ты – она вздернула подбородок и ринулась к нашему кабинету.

Я усмехнулся, быстро закрывая шкафчик.

– Эй, подожди, «Уже не Королева», я же пошутил. Лора!

Она неохотно обернулась, словно только и ожидая этого, когда у меня зазвонил телефон. Я достал его.

«Марк».

О, как быстро.

– Марки, дружище – я снял вызов – что, уже могут готовить?

– Слушай, что это все-таки было? – его голос впервые был наделен чрезмерным любопытством.

– Я же говорю, всякая херня по здоровью.

– Не, Том серьезно – что это за дрянь?

– Да какое тебе дело? – усмехнулся я – лучше скажи, они уже дали результаты? Когда смогут сделать?

– Да походу никогда.

Улыбка стянулась.

– В смысле?

– То, что ты прислал, я передал в лабораторию. Мне только что позвонили. В этом дерьме не смогли вычленить ни одного компонента.

Тишина.

– Ты понимаешь, о чем я, Томи? В этой лаборатории, отстроенной за миллиарды долларов, искусно повторяющей самые сложные нейронные связи, не смогли вычислить ни единого компонента той хрени в капсуле, что ты мне дал. Что там, на хрен? Земля с Марса? Сопли зеленых человечков?

Марк напряженно хихикнул.

– Эй, Том, на связи?

– Да – я нахмурился – подожди, но что значит, никак не смогли? Ладно, плевать на состав. Просто продублировать это они смогут? Имея в наличии образец?

– Без вариантов, чувак. Они не знают компонентов, это никак не повторить.

– А какие еще есть лаборатории, куда ты сможешь это пристроить?

– Слушай, если в этой не нашли, то можешь мне поверить, тебе это дерьмо нигде не различат на составляющие.

– И что это значит? – мой голос уже напряженно подрагивал.

– Это значит, что черта с два тебе кто-то сделает партию этих волшебных капсулок, если не дашь состав сам.

Глава 3

-1-

Первые пару секунд я просто молчал.

– Эй, чувак, ты здесь? – прервал тишину голос Марка за несколько миль отсюда.

И вот тогда я рассмеялся. Откинул голову назад, и смеялся, словно долбанутый, во все горло. Ученики опять стали поворачиваться на меня, а я держался за шкафчик и ржал, словно нажрался грибов или нюхнул больше нужного.

– Че, нашел уже местного барыгу? – усмехнулся Марк. Видимо, подумал о том же самом.

Но это был истеричный смех. Потому что мне было не смешно, но я просто не мог остановиться. Чем дольше я смеялся – тем сильнее начинал смеяться дальше. У меня уже болел живот, мне не хватало воздуха, и слезы начали литься из глаз, но я продолжал смеяться.

Лора, озадаченно глядя на остальных, подошла ко мне.

– Том, все в порядке?

Я попытался ответить, но полетели лишь слюни в разные стороны, потому что я зашелся в очередном приступе. Наконец, вероятнее всего, мое лицо покраснело и мне стало невозможно дышать, что смогло так или иначе унять мой припадок.

– Да, окей, Марки – бросил я в трубку – я тебя понял, спасибо.

– Ну так что? Ты дашь им состав или что мне ответить?

– Давай через пару дней отзвонюсь и скажу.

– Окей.

Я отрубил звонок и сунул айфон себе в задний карман джинс, вновь начиная сумасбродно хихикать, хоть и подозревал, как это выглядело со стороны.

11.

Вот сколько у меня осталось капсул.

11.

Вот сколько у меня осталось дней.

На то, чтобы найти состав этих долбанных капсул, хотя я даже понятия не имел, у кого их покупал отец. Почему не смогли вычислить их состав?

– Том? – Лора озадаченно продолжала пялится на меня. А я вновь начал все сильнее смеяться.

Вместо чего-то успокаивающего или ободряющего, она лишь со всей дури влепила мне пощечину. Смех разом прекратился, мое лицо вытянулась и я ахнул от изумления, приложив руку к горящей щеке. На нее словно кипяток вылили.

– Какого хрена ты творишь?

–Ты не в себе – невозмутимо заявила она – надо было привести тебя вот в чувства. Вот теперь более или менее. Так что случилось?

Я тряхнул головой и правда отчасти придя в себя. Натянуто усмехнулся и дернул плечами, парадируя ее:

– Все в норме. Все в полном порядке.

– Слушай, я похожа на местную сплетницу? – фыркнула она – ты ничего мне не говоришь. Ты вот похож, но при этом я тебе достаточно многое рассказала.

– Мне нечего рассказывать.

Я еще раз дернул ящик, забыв, что закрыл его перед звонком Марка.

– Серьезно?

– Да.

– И кто тебе звонил?

– Мой друг, мамочка – закатил я глаза – звал меня гулять, можно? Ну пожааалуйста.

– Придурок.

Она даже не хмыкнула, а скрестила руки на груди. Я равнодушно пожал плечами:

– Пусть будет так.

Весь последний урок я сидел, совершенно не слушая мистера Питерсона. Но больше я и не смеялся, не сокрушался и так далее.

Отец всегда говорил – если есть проблема, то эмоционировать придется позже. Потому что эмоции не просто не решают ее, а еще и мешают решить рассудку. Отчаяние, злость, растерянность, да даже смех – все это способствует лишь отстранению от обдумывания реального решения проблемы, без которого она останется проблемой.

Потому на уроке я серьезно взялся за размышления о том, как я могу решить тот трабл, что встал передо мной. И на решение которого у меня, словно в шахматной партии, ограниченное количество времени.

11 дней.

Что я знал об этих капсулах?

Почти ничего. Их покупал отец, я не знал поставщика, не знал названий этого препарата, а капсулы всегда были прозрачные и нигде не подписанные, даже номера какого-то серийного не было. Потому что они не выпускались для общего рынка.

Это был черный рынок, я почти уверен в этом. Черный рынок власть имущих.

Они не могут вычислить их состав – но и я его не знаю. Возможно, его знал отец, ну или по крайней мере знал поставщика – но теперь он лежал глубоко под землей и если и мог что-то рассказать, то максимум червям, что сожрали его глаза и нос.

Дядя Генри тоже, я уверен, ничего не знал. Если бы ему было известно об этом, он бы спросил меня о капсулах или что-то такое мелькнуло бы. Нет, он совершенно не осведомлен. Отец не рассказывал ему.

Кто мог знать?

Кто еще мог знать об этом и о том, где можно найти поставщика? Где можно найти этот препарат? Или может, сами знали хоть примерный состав? Хоть какой-то компонент?

Я стал лихорадочно крутить в голове всех людей, с которыми общался отец.

В основном это были бизнес-партнеры. За спиной он говорил, какие они тупорылые ублюдки, а в лицо улыбался и подписывал выгодные для себя соглашения. Они точно ничего не знают. Надо искать среди его друзей – но вот проблема в том, что у отца никогда не было друзей.

Никого.

Порой мне даже казалось, что он нарочно их не заводил. Чтобы не мешали его работе, жизни и так далее, как и женщины.

Женщины.

Мать.

Я не знал ее, но с самого детства лет до десяти к нам приходили ее предки. Мои бабушка с дедушкой. Отец постоянно позволял им гостить у нас стабильно раз в неделю. Они рассказывали мне различные истории, веселили, и впрочем-то были клевыми. Потом в один год их визиты просто оборвались. Без причины. Они стали мне звонить вместо гостей – а после и звонки прекратились.

Но до этого времени они принимали посильно активное участие в моей жизни. А на тот момент мне уже делали инъекции этими капсулами не один год. Значит, они должны знать что-то о них. Хотя бы что-то – я в этом уверен.

Звонок.

Все так же в полутрансе, я быстро поскидал все вещи в портфель и так резко дернул замок, что собачка слетела и упала на пол. Я даже не стал ее поднимать и ринулся к выходу, но Лора вновь догнала меня в коридоре, словно какой-то приставучий репей.

– Подожди.

Я вздохнул и нехотя обернулся.

– Слушай, может я могу помочь – она дернула плечами – я не такая бесполезная, как кажусь. Ты помог мне – я хочу помочь тебе. Почему бы не дать мне шанс это сделать?

Я фыркнул:

– Ты мне никак не поможешь.

Но едва обернулся, как она схватила меня за плечо, побуждая вновь остановиться:

– Откуда ты знаешь?

– Знаю.

– Вдвоем проблемы решить легче, хотя бы потому, что две головы лучше одной.

– Мы что, в долбанном чип и дейле? Нет у меня никаких проблем. У меня все окей – я сложил большой и указательный пальцы в этом жесте – все окей.

– Слушай, я тебе помогла с учебниками, помогла с директором, я постоянно вписываюсь за тебя, когда ты вновь и вновь огребаешь. Если в этом городе и есть тот единственный человек, на которого ты можешь положиться – мне кажется, что это я, разве нет?

Я закатил глаза и вздохнул, после чего усмехнулся:

– Меня просит об откровениях девчонка, которая наврала про отчима? А сама-то чего такая неоткровенная?

Она раздраженно скривилась:

– Но я-то сказала правду. Хотя и тогда могла наплести всякую дичь, уж поверь, я бы сподобилась.

Я отмахнулся и вновь двинулся к выходу. В этот раз она не стала меня останавливать, но обогнала и стала идти спиной вперед, глядя на меня:

– Это из-за тех капсул, да?

Я остановился.

– С чего ты взяла?

– Ты ржал, как чокнутый. Эта истерия. А ты, на удивление, самый уравновешенный из всех, кого я знаю. И единственный раз, когда ты вышел из себя до этого – это когда Брайс растоптал твою капсулу. Твоя проблема как-то связана с ними да?

Сообразительный друг – хуже врага.

А женщины с их интуитивной дедукцией хуже всех вместе взятых.

– Что тебе от меня надо?

– Я хочу помочь тебе. А для этого мне надо знать правду.

Я ухмыльнулся, и она поправилась:

– Ладно, хотя бы часть правды.

– Тебе нужна правда? А зачем? – я вновь насмешливо оскалился – сдать желтой прессе интересный материал? О, думаю, ты неплохо заработаешь на подобной статье.

– Ты идиот и придурок – процедила она – и мне следовало сейчас врезать тебе по яйцам и уйти, но на первый раз я спущу тебе твое хамство. Может, ты и впрямь плохо меня знаешь, и правда считаешь, что я бы так сделала, а не пытаешься задеть.

Я устало откинул голову назад, словно мог увидеть не потолок школы, а ночное звездное небо.

Ладно, Лора родом из этого города, может она и правда сможет мне пригодиться. Мама тоже была отсюда. Ее предки, как и мать отца, жили в этом городе, где они с папой и познакомились еще до переезда в ЛА. Может, ее помощь понадобится мне, когда я займусь их поисками.

– Ладно, будет тебе правда – кивнул я и указал на заднюю дверь – пошли подальше отсюда, Уже не Королева.

-2-

Когда мы ушли от школы на приличное расстояние, рассекая центральную улицу, я обратился к Лоре:

– Смотрела мультик про чувака с большой головой?

– Мегамозг?

– Да – я ухмыльнулся – да, он самый. У него еще кожа синяя была, да?

– Ага.

– Вот.. собственно, мой рассказ я могу начать так же, как он начал свой – все проблемы начались, как только я родился.

Лора рассмеялась, чего я и добивался. Терпеть не могу серьезных обстановок откровений, когда типо такое доверие и напряженная атмосфера, все друг другу сочувствуют, после чувствуют себя обязанными друг перед другом, ближе из-за общей тайны и всякое такое дерьмо. Это только все усложняет.

А я уже говорил, что не люблю, когда сложно.

– А отец стал мне кем-то вроде той рыбки-помощника – я щелкнул пальцами – как ее..

– Прислужник!

– Да, он самый – я усмехнулся – черная..

– МаамбАА! – мы протянули одновременно и рассмеялись.

– Короче – я вскинул бровь – если коротко, то я родился чертовски рано. Не то, что там на середине девятого месяца или на седьмом, а как я понял от отца, намного раньше положенного. Недоношенный все дела, конечно просто так это не осталось. Я оказался очень слабым, имунка никакущая и любая зараза так и норовила прилипнуть ко мне.