Текст книги "Российский хадж. Империя и паломничество в Мекку"

Автор книги: Кейн Айлин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Границы позднеимперской России, как и других империй и государств того времени, были проницаемы, по большей части слабо охранялись и тянулись на тысячи километров. Мигранты с легкостью пересекали их, зачастую не замеченные имперскими властями. Модели и процессы этих миграций соединяли Россию с другими частями света связями, которые мы только начинаем изучать. Принадлежавшие к разным категориям, все мигранты заслуживают нашего внимания. Паломники, направлявшиеся в Мекку, – особенно полезный объект для изучения перемещений через формальные границы России, поскольку их миграции происходили в оба конца, были периодичными (привязанными к определенному времени года по исламскому лунному календарю) и потому отслеживаются сравнительно просто.

Выявляя маршруты и перемещения паломников, мы начинаем смотреть на империю по-новому, с пространственной точки зрения. «Империя» – неоднозначный термин, и здесь я применяю его к географическому пространству, иначе оформленному и более обширному, чем замкнутая территория Российской империи, как она обозначена на картах. Полезным будет позаимствовать некоторые аналитические концепции и термины у географа Дэвида Харви, который различал «абсолютное» и «относительное» пространства. Применяя эту теорию к Российской империи, мы можем сказать, что абсолютное пространство империи заключалось в ее территориальных границах, а относительное – рождалось в ходе миграции и обмена между российскими подданными, российскими местностями и народами всего мира2323
  Harvey D. Space as a Keyword // Castree N., Gregory D. (eds). David Harvey: A Critical Reader. Malden, MA: Wiley-Blackwell, 2006. P. 70–93.


[Закрыть].

Хадж – точка входа в это относительное пространство, и он дает возможность исследовать малоизвестные аспекты того, как в течение XIX века перестраивалась Российская империя. Изучение истории хаджа напоминает нам, что позднеимперские границы России выглядели для современников иначе, нежели для нас: зачастую они не играли роли для тех, кто пересекал их (нередко не зная этого), и имели неопределенный характер с точки зрения имперских чиновников, многие из которых считали их временными. Таким образом, географические контуры России в XIX веке не были предначертаны, и империю с пространственной точки зрения нельзя просто свести к ее знакомой фигуре на карте как к ясно определенной и самодовлеющей сущности.

* * *

Реакция мусульман на участие России в хадже была неоднозначной. Листая страницы мемуаров о хадже, можно найти и похвалы, и жесткую критику. Неудивительно, что похвалы исходят в основном от мусульманской элиты, которая обладала привилегированным статусом благодаря своей службе русскому правительству и потому имела все основания одобрять русское участие. К этой элите принадлежали такие люди, как муфтий Султанов, глава Оренбургского собрания, который совершил хадж в 1893 году и на три дня остановился в русском консульстве в Джидде на обратном пути из Мекки. Рассказ Султанова полон восхвалений в адрес русского консула А.Д. Левицкого, который «оказался настолько любезным, что с удовольствием предложил остановиться в своей квартире», несмотря на вспышку холеры в Джидде и риск заражения2424
  Султанов С.-Г., хаджи. Священная область мусульман в Аравии (из воспоминаний паломника) // Землеведение. 1901. Кн. 1–2. С. 139.


[Закрыть]. Однако другие жаловались на навязчивость, грубое обращение и грабительство жадных посредников, работавших от имени государства. Один астраханский татарин-мусульманин в 1909 году советовал своим читателям избегать «нечестного» одесского муллы Сабиржана Сафарова, который работал агентом русских пароходных компаний и беспощадно охотился на бедных паломников2525
  Саяhатнама, Астрахан губернасы Красный Яр уезы Сайид карйасының ал-хаҗҗ ал-hарамайн Эр Әли Рәhимбердиев ал-Карагачының хаҗҗ сафарында курганлары. Астрахань: Умеров и Ко, 1911. С. 6.


[Закрыть].

Но было бы ошибкой заключить, что мусульмане просто возмущались попытками России поддерживать хадж или активно отвергали его инфраструктуру, построенную Россией. В общем и целом большинство мусульман из России в той или иной мере использовали в своих паломничествах имперскую поддержку. Русские консульские архивы наполнены перепиской между паломниками и чиновниками консульств, откуда видно, что мусульмане регулярно обращались к консульским чиновникам за помощью в хадже: просили денег, указаний, временного жилья, медицинской помощи, отправки писем родственникам в Россию и т.д. Список просьб и требований длинен и отражает острые нужды паломников в ходе длительного и трудного путешествия из России в Аравию. Многие паломники писали русским консулам письма с благодарностью за помощь, обещали молиться за них и за царя и радовались, что являются царскими подданными и пользуются дипломатической защитой за границей.

Русские консульские чиновники зачастую воспринимали эти письма буквально, как свидетельство того, что поддержка хаджа содействует укоренению в российских мусульманах гордости за их статус российских подданных и укрепляет в них лояльность царю. Но мы должны проявить больше осторожности. Несомненно, многие мусульмане были благодарны за протекцию со стороны России во время хаджа, однако у нас мало оснований считать, что это как-то меняло их отношение к царю или империи. Их готовность пользоваться услугами Российского государства и выражения благодарности в письмах скорее свидетельствуют об изобретательном применении статуса российских подданных, когда это было удобно и когда требовалась защита или помощь.

Какие бы истинные чувства ни испытывали паломники в отношении участия России в хадже, они фактически помогали ей конструировать инфраструктуру хаджа – тем, что обращались в ее консульства, пользовались к своей выгоде услугами Российского государства и ездили на российских поездах и пароходах. К началу Первой мировой войны Россия и другие европейские державы участвовали практически во всех аспектах хаджа, даже в османской Аравии. Голландцы в Джидде организовали комплексный центр услуг «Бюро хаджа», британцы держали амбулаторию за пределами своего консульства (под руководством вице-консула – мусульманского врача из Британской Индии), а в Эль-Торе (у оконечности Синайского полуострова) и на острове Камаран (в Красном море) были организованы карантинные пункты для осмотра паломников, где служили европейские врачи и медсестры2626
  О голландском «Бюро хаджа» в Джидде см.: Bianchi R.R. Guests of God: Pilgrimage and Politics in the Islamic World. Oxford: Oxford University Press, 2004. О европейских медицинских учреждениях и персонале: Long D.E. The Hajj Today: A Survey of the Contemporary Pilgrimage to Makkah. Albany: State University of New York Press, 1979. О британском вице-консуле в Джидде – докторе Абдуррезаке, мусульманине из Британской Индии, см.: Başbakanlık Osmanlı Arşivi [далее – BOA]. Fon: Y.A.HUS. Dosya: 252. Gömlek: 40. Vesika 1 (13 октября 1891 г.).


[Закрыть]. Большинство мусульман той эпохи сочли бы невозможным совершить хадж, не взаимодействуя с европейскими властями. Такое положение шокировало и обескураживало многих мусульманских наблюдателей, не ожидавших, что в османской Аравии их встретят европейцы. Абдюррешид Ибрахим (Абдуррашид Ибрагим), панисламистский интеллектуал и активист из России, в 1908 году прибыл на карантинную станцию на острове Камаран и удивился, когда в дверях дезинфекционного корпуса его встретила женщина-христианка. «Разве мы не на османской земле?» – спросил его столь же пораженный спутник, на что Ибрахим ответил: «Я не знаю»2727
  Papas A. Following Abdurresid Ibrahim: A Tatar Globetrotter on the Way to Mecca // Papas A., Welsford T., Zarcone T. (eds.). Central Asian Pilgrims: Hajj Routes and Pious Visits between Central Asia and the Hijaz. Berlin: K. Schwarz, 2012.


[Закрыть].

С точки зрения Ибрахима, русское и европейское участие в хадже было ни с чем не сообразным и нежелательным: как и другие мусульманские интеллектуалы, он видел здесь противоречие с мусульманской религией, традицией и историей и слабо прикрытую попытку колонизовать османскую Аравию. Любопытно, что некоторые русские чиновники согласились бы с этим. В эпоху, когда нарастала тревога перед панисламистской угрозой для империи, так же как и страх перед эрозией привилегированного положения православия, некоторые люди требовали, чтобы царский режим прекратил участвовать в хадже и отменил его поддержку. Но это было мнение меньшинства. Большинство сотрудников режима считали, что России выгодно поддерживать хадж.

Советский режим, установившийся в России в 1920-х годах, занял такую же позицию. Подобно другим революционным режимам, советская власть строила свое новое государство отчасти на основе того прошлого, которое она официально отвергла. Поэтому большевики начали выстраивать систему собственного глобального присутствия, заново открыв маршруты хаджа через русскую территорию и возродив инфраструктуру хаджа царской эпохи.

История российского участия в хадже, рассказанная в этой книге, до сих пор не обращала на себя внимания отчасти потому, что она слабо отражена в материальной жизни региона и в архивных записях. Об османском покровительстве над хаджем нам рассказывает в основном физический ландшафт. Археологи, работающие на современном Ближнем Востоке, реконструировали маршруты хаджа эпохи Османской империи и изучили остатки старых инфраструктур, построенных вдоль этих маршрутов имперским правительством. Они изучили каменные цистерны, руины караван-сараев, родники и кладбища, что позволило восстановить разные аспекты материальной истории хаджа османской эпохи2828
  См., например: Petersen A. The Medieval and Ottoman Hajj Route in Jordan: An Archaeological and Historical Study. Oxford: Oxbow Books, 2012.


[Закрыть]. Российский хадж, напротив, почти не оставил физических следов. В отличие от османских маршрутов, отмеченных каменными постройками, российская инфраструктура хаджа представляла собой по сути рассеянную сеть из людей и учреждений, организованных вдоль железных дорог и на бортах пароходов; каменные здания не строились, тела умерших паломников выбрасывали в море, и они исчезали без следа, а немногочисленные существовавшие физические структуры (например, мусульманское кладбище в Одессе, где были похоронены многие паломники) были разрушены в 1930-х годах, в рамках сталинской модернизации Украинской ССР2929
  Головань В. Некрополь Одессы: первое одесское кладбище. Одесса: Фотосинтетика, 1999.


[Закрыть].

В российских имперских архивах тоже непросто найти материалы по теме хаджа. Современные государственные архивы обычно содержат богатые и глубоко упрятанные источники по истории человеческой мобильности, и российские архивы не исключение. Русские чиновники XIX века, как правило, воспринимали отсутствие мобильности и непроницаемые границы как желаемую норму. Поэтому хадж, подобно другим формам мобильности, привлекал их внимание в качестве потенциального нарушения локального порядка (и в качестве источника потенциальных возможностей), и они производили горы документов о нем3030
  Baron N., Gatrell P. Population Displacement, State-Building, and Social Identity in the Lands of the Former Russian Empire // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2003 (Winter). Vol. 4. No. 1. P. 52–53.


[Закрыть]. Но, несмотря на обильную документированность, хадж фактически «похоронен» в российских архивах, поскольку рубрики каталогизации отражали внимание царских чиновников к границам, местным проблемам и оседлому населению, а позже – марксистское мировоззрение советских архивистов3131
  Ludden D. Presidential Address: Maps in the Minds and Mobility of Asia // Journal of Asian Studies. 2003 (November). Vol. 62. No. 4. P. 1062.


[Закрыть]. Так как участники хаджа перемещались в пространстве, государственные источники неизбежно фрагментированы.

Для реконструкции этой истории я собрала источники из архивов и коллекций на территориях бывших Российской и Османской империй. Опираясь на эти собранные в единый комплекс источники и фрагменты, данная книга расширяет границы нашего понимания российской имперской географии царской эпохи и интегрирует Россию в историю глобализации, где ею долго и незаслуженно пренебрегали.

Глава 1
ИМПЕРИАЛИЗМ ЧЕРЕЗ ИСЛАМСКИЕ СЕТИ

В 1848 году русский подданный по имени Касым Мамад умер в Аравии во время хаджа – ежегодного мусульманского паломничества в Мекку. Мамад был уроженцем Южного Кавказа, региона, недавно покоренного Россией в войнах с Османской империей и Персией. Большинство мусульман той эпохи ездили в Мекку по суше, и подобно им Мамад проделал долгий путь с караваном – процессией людей и животных. Он избрал тот же маршрут, каким на протяжении веков ходили мусульмане с Кавказа, сунниты и шииты. Он проследовал через Восточную Анатолию и Северную Сирию в Дамаск – пункт отправления одного из огромных имперских караванов в Мекку, которые ежегодно спонсировал османский султан3232
  Об имперских паломнических караванах, спонсируемых османами в XIX веке, см.: Faroqhi S. Pilgrims and Sultans; Peters F.E. The Hajj: Pilgrimage to Mecca. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1995. P. 147–162; Rafeq A.-K. Damascus and the Pilgrim Caravan // Fawaz L.T., Bayly C.A. (eds.). Modernity and Culture: From the Mediterranean to the Indian Ocean. New York: Columbia University Press, 2002. P. 130–143.


[Закрыть]. Но в отличие от своих предков Мамад проезжал через османские земли не как персидский подданный, обязанный платить османские налоги и подчиняться османским законам, а как новоиспеченный русский подданный, обладающий экстерриториальными привилегиями и защитой со стороны русских дипломатов на османской территории3333
  Sakartvelos Sakhelmtsipo Saistorio Arkivi [далее – SSSA]. Ф. 11. Оп. 1. Д. 1957. Подданные России, как и других европейских империй, обладали на османской территории экстерриториальными правами и дипломатической защитой в соответствии с русско-османскими договорами конца XVIII века.


[Закрыть].

После смерти Мамада его наследники на Кавказе обратились к русским чиновникам, чтобы те расследовали обстоятельства потери 300 рублей, крупной суммы, которую Мамад доверил на хранение погонщику верблюдов в Дамаске. Наследники Мамада хотели вернуть ее. В прежние времена им пришлось бы обращаться к османским судебным властям в Дамаске, которые столетиями имели полномочия продавать с аукциона имущество множества паломников, умиравших на хадже, и передавать выручку законным наследникам3434
  Faroqhi S. Pilgrims and Sultans. P. 45. Рассказ очевидца о том, как османские чиновники в Дамаске в середине XVIII века распоряжались (и в том числе несправедливо) имуществом умерших паломников, см. в мемуарах русского подданного Исмаила Бекмухамедова: Фәhреддин Р. (ред.). Исмаил сайаhаты. Казань: Лито-типография И.Н. Харитонова, 1903. С. 28–29.


[Закрыть]. Местный русский губернатор перенаправил дело генерал-губернатору в Тифлисе (Тбилиси), а тот – русскому послу в Константинополе. В течение следующих двух лет русский генеральный консул в Сирии изучал вопрос о собственности Мамада. При помощи местных османских чиновников генеральному консулу удалось найти того самого погонщика верблюдов – богатого жителя Дамаска, османского подданного по имени Хаджи аль-Эсмер – и привлечь его к местному, дамасскому исламскому суду. Здесь, под присягой перед османским судьей, аль-Эсмер подтвердил, что хранил деньги Мамада, и засвидетельствовал, что вернул их спутникам последнего – эти двое фигурировали в судебных документах как русские подданные и мусульманские армейские офицеры с Кавказа. После этого генеральный консул вернул дело в Тифлис, русскому генерал-губернатору – для дальнейшего расследования3535
  SSSA. Ф. 11. Оп. 1. Д. 1957.


[Закрыть].

История Мамада и борьбы наследников за возвращение его имущества иллюстрирует гораздо более общий исторический сдвиг, имевший масштабные последствия: к середине XIX века в результате развития глобального империализма хадж все больше подпадал под европейское влияние и контроль. Это явление не имело прецедентов. Паломничество в Мекку от самых его истоков в VIII веке, с рождения ислама, совершалось под патронатом мусульманских правителей, через мусульманские страны и при поддержке мусульманских властей по дороге. Конечная цель паломников – священные города Мекка и Медина – были (и остаются) закрытыми для немусульман. Медленные перемены начались в XVI веке, когда европейцы исследовали Индийский океан и другие части Азии, завоевали некоторые мусульманские страны и приобрели влияние или прямой контроль над большими районами вдоль традиционных маршрутов хаджа3636
  Сравнительный анализ русской и португальской экспансии в районы маршрутов хаджа, начавшейся в XVI веке, см. в работе: Farooqi N.R. Moguls, Ottomans, and Pilgrims: Protecting the Routes to Mecca in the Sixteenth and Seventeenth Centuries // International History Review. 1988 (May). Vol. 10. No. 2. P. 198–220. См. также: Pearson M.N. Pilgrimage to Mecca: The Indian Experience, 1500–1800. Princeton, NJ: Markus Wiener Publishers, 1996.


[Закрыть]. По мере роста европейских колониальных владений рос и интерес европейцев к хаджу и их влияние на него.

Россия была уникальной европейской империей в том отношении, что правила мусульманами уже с XV века, и история ее участия в хадже была одной из самых продолжительных. В XVI веке Московская Русь завоевала бывшее монгольское Астраханское ханство и укрепилась на главном караванном пути между Центральной Азией и Меккой3737
  Khodarkovsky M. Russia’s Steppe Frontier: The Making of a Colonial Empire, 1500–1800. Bloomington: Indiana University Press, 2002. P. 115–117 (см. на русском: Ходарковский М. Степные рубежи России. Как создавалась колониальная империя. 1500–1800. М.: Новое литературное обозрение, 2019).


[Закрыть]. Дальнейшая экспансия империи на юг и восток – в Северное Причерноморье, Крым, Кавказ и Центральную Азию – добавила миллионы новых мусульманских подданных к уже и так огромному и внутренне разнородному населению и включила паутину древних караванных путей в границы России.

Мусульмане Евразии веками ездили в Мекку через эти страны, по этим маршрутам. Многие пересекали под парусами Черное море и присутствовали в Стамбуле (Константинополе) на церемонии султанской инвеституры при отправлении имперского паломнического каравана из османской столицы. Другие, и в их числе Касым Мамад, шли на юг через Кавказ и присоединялись к имперским караванам, отправлявшимся из Дамаска или Багдада. Третьи следовали караванными путями через афганские и индийские земли и садились на корабли, плывшие по Индийскому океану в Аравию3838
  Об исторической географии евразийских маршрутов хаджа см.: Григорьев С.Е. Российские паломники в святых городах Аравии в конце XIX – начале XX в. // Дьяков Н.Н. (ред.). Историография и источниковедение истории стран Азии и Африки. СПб.: Изд-во С.-Петербургского университета, 1999. С. 88–110; McChesney R.D. The Central Asian Hajj-Pilgrimage in the Time of the Early Modern Empires // Mazzaoui M. (ed.). Safavid Iran and Her Neighbors. Salt Lake City: University of Utah Press, 2003. P. 129–156; Papas A., Welsford T., Zarcone T. (eds.). Central Asian Pilgrims. См. также: Note of a Pilgrimage Undertaken by an Usbek and His Two Sons from Khokend or Kokan, in Tartary, through Russia &c. to Mecca // Journal of the Asiatic Society of Bengal. 1834. No. 3. P. 379–382.


[Закрыть]. Этот поток продолжился и фактически усилился после российских завоеваний, когда в середине XIX века появились железные дороги и пароходы, превратившие Российскую империю в средоточие глобальных маршрутов и потоков паломников.

В результате имперских завоеваний Россия унаследовала традицию хаджа и должна была решить, что с ней делать. Хадж, как один из пяти столпов ислама и обязанность для мусульман, нельзя было просто запретить или приостановить. Кроме того, он предоставлял России возможности управлять мусульманами и властвовать над ними, а также осуществлять государственные и имперские программы. Чтобы подчинить хадж государственному влиянию и контролю, в XIX веке Россия начала его поддерживать. Эта поддержка вначале осуществлялась спонтанно и эпизодически, проводясь в рамках российской политики консолидации систем управления во вновь завоеванных мусульманских регионах. Но в течение XIX века хадж превратился в массовое ежегодное событие, и интерес России к нему усилился, а государственная поддержка стала систематической. Периодически цари объявляли о запрете хаджа в империи, особенно во время войн и эпидемий, и царские чиновники часто высказывали опасения по поводу политических и экономических аспектов паломничества, но в целом с середины XIX века Россия проводила политику патроната над хаджем3939
  О государственных запретах хаджа и попытках «отвратить» мусульман от него см., например: SSSA. Ф. 4. Оп. 8. Д. 61; Ф. 8. Оп. 1. Д. 256.


[Закрыть].

Поддерживая хадж, Россия не просто старалась контролировать паломничество или регулировать проблемы, порожденные этим массовым миграционным движением. Скорее она хваталась за новые – созданные имперскими завоеваниями – возможности, чтобы подключиться к глобальной исламской сети и превратить хадж в механизм имперской интеграции и экспансии. Это делалось в рамках более общего процесса, шедшего в России с конца XVIII века и, более того, во всех европейских империях в течение XIX века, – процесса институционализации ислама и исламских практик европейскими колониальными правительствами в целях реализации имперских программ4040
  Об этом процессе в России см.: Crews R. For Prophet and Tsar (Круз Р. За пророка и царя).


[Закрыть].

Адаптация хаджа не могла протекать легко. С самого начала этот проект провоцировал недовольство и двойственное отношение. В отличие от русского православного паломничества в Иерусалим, которое царское правительство также начало поддерживать в XIX веке, правительственная поддержка хаджа не была централизованно организуемым процессом и цари никогда не высказывались в ее пользу публично4141
  О поддержке Россией православного паломничества в Иерусалим см.: Hopwood D. The Russian Presence in Syria and Palestine, 1843–1914: Church and Politics in the Near East. Oxford: Clarendon Press, 1969; Лисовой Н.Н. Русское духовное и политическое присутствие в Святой Земле и на Ближнем Востоке в XIX – начале XX в. М.: Индрик, 2006; Stavrou T.G. Russian Interests in Palestine, 1882–1914: A Study of Religious and Educational Enterprise. Thessaloniki: Institute for Balkan Studies, 1963.


[Закрыть]. Эта полусекретность отражала опасения, широко распространенные среди царских чиновников, что государственная поддержка хаджа обидит благочестивых православных подданных империи и высшее священство Русской православной церкви, которая обладала верховенством и привилегированным положением как «первенствующая» церковь империи и правящей династии. Решение о поддержке хаджа выросло на базе постепенно сложившегося консенсуса внутри правительства. Он заключался в том, что Россия больше выиграет от поддержки хаджа, чем от его игнорирования или запрета. Но перед Россией как перед немусульманской империей встала уникальная задача: убедить мусульман, чтобы они признали ее покровительницей хаджа, следовали указанными государством маршрутами и подчинялись его правилам.

Несмотря на эти проблемы и сложности, в течение XIX и начала XX века Россия построила трансимперскую инфраструктуру хаджа, которая тянулась на тысячи километров и поддерживала десятки тысяч паломников, ежегодно перемещавшихся между Россией и Аравией. Многие российские мусульмане критически относились к участию царского правительства в организации хаджа, но большинство в той или иной мере опиралось на эту инфраструктуру в своем паломничестве. Она строилась на базе той расширенной сети российских консульских учреждений на османской и персидской территориях, которая явилась результатом экстерриториальных привилегий, приобретенных Россией по мирным договорам в конце XVIII века. Созданная инфраструктура свидетельствовала о радикальных изменениях в составе населения страны и в отношениях с соседними мусульманскими государствами, а также об изменившемся внешнеполитическом положении России после завоевания некоторых мусульманских стран.

* * *

История превращения России в покровительницу хаджа началась на Кавказе. Этот регион с преимущественно мусульманским населением в первой половине XIX века был мало-помалу аннексирован Россией в результате непрерывных захватов и войн. Там на фоне продолжавшейся войны с мусульманским антиколониальным сопротивлением на севере и в попытках консолидировать имперскую власть в регионе царские чиновники в 1840-х годах начали организовывать координированную трансграничную службу помощи русским подданным, ехавшим в Мекку популярным сирийским маршрутом – через османский Дамаск. Царские власти на Кавказе, сотрудничая с русскими консульскими чиновниками, незадолго до того размещенными в Сирии, организовали логистическую, финансовую и судебную поддержку небольшому числу паломников, проезжавших через османскую территорию, – вероятно, те исчислялись сотнями в год. Касым Мамад как представитель мусульманской элиты, тесно связанной с формирующейся царской администрацией на Кавказе, был одним из типичных клиентов этого раннего патроната.

На этом первом примере организации трансграничного патроната над хаджем в России видно, что царские власти хорошо понимали стратегический потенциал хаджа. Россия хотела установить прочную власть на Кавказе и расширяла свое дипломатическое присутствие и политическое влияние в османской Сирии – в зоне соперничества европейских империй в первой половине XIX века. И на Кавказе, и в Сирии русские чиновники брали на себя патронат над хаджем с целью консолидации русской власти в своих регионах и в ходе этого процесса вырабатывали новую политику русского империализма, действовавшего через исламские сети.

Завоевание Россией Кавказа было поворотным моментом в ее истории. Много написано о широкомасштабных трансформативных последствиях этого завоевания для империи – о том, как оно подарило России «Восток», который следовало цивилизовать, позволило ей воспринимать себя как колониальную империю, подобную европейским соперницам, и создало новое удаленное от центра имперское пограничье, куда правительство стало ссылать нежелательных лиц4242
  Jersild A. Orientalism and Empire: North Caucasus Mountain People and the Georgian Frontier, 1845–1917. Montreal: McGill-Queen’s University Press, 2002; Khodarkovsky M. Bitter Choices: Loyalty and Betrayal in the Russian Conquest of the North Caucasus. Ithaca, NY: Cornell University Press, 2011 (см. на русском: Ходарковский М. Горький выбор. Верность и предательство в эпоху российского завоевания Северного Кавказа. М.: Новое литературное обозрение, 2016); Breyfogle N.B. Heretics and Colonizers: Forging Russia’s Empire in the South Caucasus. Ithaca, NY: Cornell University Press, 2005.


[Закрыть]. Это завоевание также на новый лад интегрировало Россию во внешний мир – посредством сети человеческой мобильности, соединявшей страны и народы Кавказа с другими частями мира. Кавказ XIX века служил мостом между Россией на севере и персидскими и османскими землями на юге и являлся местом пересечения древних караванных путей, по которым веками передвигались торговцы, путешественники и паломники.

В первой половине XIX века Кавказ оставался центром евразийских потоков хаджа. Мы видим это, сличая документы из архивов внешней политики России. В этих архивах находятся многочисленные прошения от мусульманских правителей Центральной Азии и Персии о том, чтобы царское правительство позволило их подданным ездить в Мекку по традиционным маршрутам – через русские степи и Кавказ. Из этих случаев видно, что южная экспансия России в значительной мере превратила хадж в дипломатический вопрос взаимоотношений с соседними мусульманскими странами, чьи правители стремились сохранить старые маршруты в Мекку открытыми для своих подданных, что было вопросом собственного престижа правителей и их политической легитимности.

В начале 1800-х годов Россия предоставила иностранным мусульманам свободный доступ на эти маршруты согласно ряду договоров с персами и османами. В некоторых случаях МИД даже организовывал и субсидировал поездки для представителей мусульманской элиты из Центральной Азии. Эта практика имела небольшой масштаб, но все же была важна. Она показывает, что Россия не пыталась закрыть эти маршруты и запретить хадж через территорию империи, а брала на себя неформальную роль «покровителя» паломников и их маршрутов в своих дипломатических сношениях с мусульманскими соседями. В этом отношении русские цари действовали ad hoc точно так же, как мусульманские монархи начиная с VIII века: они претендовали на роль хранителей традиции и сетей хаджа в своих империалистических целях. В эпоху, когда Россия стремилась развить торговые отношения с Персией и Центральной Азией, ее практика поддержки иностранных паломников была, несомненно, мотивирована экономическими и стратегическими интересами4343
  Арапов Д.Ю. Первый российский указ о паломничестве в Мекку. С. 298. Примеры организации и субсидирования МИДом путешествий высокопоставленных иностранных мусульман в Мекку через русские земли см., например, в: Архив внешней политики Российской империи [далее – АВПРИ]. Ф. 161, II-15. Оп. 58. Д. 4; SSSA. Ф. 11. Оп. 1. Д. 41.


[Закрыть].

Местные мусульмане, новоиспеченные подданные царя, жившие на Кавказе, представляли иной случай. Русская политика в отношении к этим внутренним мусульманам прошла через три стадии. В качестве новой владелицы Кавказа Россия сначала пыталась запретить хадж. В 1822 году царь Александр I официально запретил хадж для мусульман данного региона – по инициативе своего доверенного военачальника на Кавказе, А.П. Ермолова. Это была в первую очередь мера безопасности. Ермолов, подобно колониальным чиновникам во всех других мусульманских регионах, подозревал в хадже «тайную» деятельность, питавшую мусульманский «фанатизм». Борясь с мусульманскими восстаниями на Северном Кавказе в начале 1820-х годов, он тревожился, что хадж питает это сопротивление и что под личиной паломников на самом деле скрываются торговцы оружием и османские агенты. В письме к русскому министру иностранных дел Карлу Нессельроде в январе 1822 года Ермолов отмечал, что многие мусульмане Кавказа ежегодно совершают хадж через османскую территорию, и предупреждал – это несомненно укрепляет их лояльность султану и решимость бороться с русской властью4444
  АВПРИ. Ф. 161/4. Оп. 729 (1/2). Д. 35; Акты, собранные Кавказской археографической комиссией [далее – АКАК]: В 12 т. / Архив Главного управления наместника кавказского; под общ. ред. А.Д. Берже. Тифлис: Типография Главного управления наместника кавказского, 1866–1904. Т. IV. Ч. 1. С. 713–714; Khodarkovsky M. Bitter Choices. P. 19, 70–73.


[Закрыть].

Царь Александр I неохотно вводил запрет хаджа. Он беспокоился, что мусульмане будут недовольны ввиду провозглашенной в России веротерпимости, но соглашался на запрет как на временную меру безопасности. Ермоловские власти официально объявили запрет на всем Кавказе в начале 1822 года, угрожая нарушителям конфискацией имущества в казну и высылкой в центральные губернии России4545
  АВПРИ. Ф. 161/4. Оп. 729 (1/2). Д. 35; АКАК. Т. VI. Ч. 1. С. 712–714.


[Закрыть]. Нерешительность царя говорит о том, что чиновникам иногда было трудно примирить официальную российскую политику веротерпимости, введенную царицей Екатериной Великой в конце XVIII века ради укрепления социального контроля и стабильности империи, с более общими соображениями безопасности государства, особенно когда дело касалось паломничества к святым местам за границей.

Российский запрет хаджа на Кавказе продержался недолго, потому что не работал. Вопреки ему мусульмане продолжали уезжать с Кавказа в Мекку, некоторые – при помощи русских чиновников, которых зачастую легко было подкупить. В 1823 году Ермолов жаловался своему офицеру в Дагестане (на Северном Кавказе), что «многие мусульмане» из его региона оказываются на Южном Кавказе с проездными документами от местных русских властей, позволяющими совершать хадж вопреки запрету4646
  АКАК. Т. VI. Ч. 1. С. 714.


[Закрыть]. Вдобавок этот запрет создавал затруднения для иностранных мусульман. Вскоре после его введения МИД стал получать многочисленные жалобы от персов и бухарцев, которые неожиданно обнаружили свои маршруты через Кавказ перекрытыми. Нессельроде неоднократно напоминал Ермолову, что «ни в каком случае» нельзя применять запрет к иностранным мусульманам, «кои будут следовать через Россию на поклонение»4747
  АВПРИ. Ф. 161, II-15. Оп. 58. Д. 4; Ф. 161/4. Оп. 729 (1/2). Д. 35. Л. 7; АКАК. Т. VI. Ч. 1. С. 717.


[Закрыть].

Запрет хаджа также затруднял попытки царских чиновников воспитывать в мусульманах лояльность и кооптировать их элиту в ряды растущей русской администрации на Кавказе. Когда высокопоставленные мусульмане жаловались на запрет, русские чиновники пытались оправдывать его как благодетельную меру, направленную на защиту российских подданных мусульман от нападений на османских дорогах, и как предупреждение о «трудностях и опасностях, сопряженных с сим путешествием при нынешних смутных обстоятельствах Турции»4848
  АКАК. Т. VI. Ч. 1. С. 715–716, 779.


[Закрыть]. Но русские чиновники быстро увидели, что мусульмане понимают истинную суть запрета и выражают недовольство этой попыткой колониальных завоевателей ограничить их религиозную практику, а тем самым – нарушить провозглашенную в России политику терпимости к исламу. В неуклюжем письме от 1824 года исламский судья (кадий), представлявший общину даргинцев (один из крупнейших этносов Северного Кавказа), пожаловался на запрет хаджа, и Ермолов признал, что не имеет права «воспрещать людям выполнять обязанности, религией на них возлагаемые», а потому не имеет и полномочий запрещать мусульманам совершать хадж. Он просил кадия воспринимать запрет как меру, направленную на защиту русских подданных от османских злоупотреблений по дороге, «чему был не один пример горестный», и заверял его, что «тотчас открыты будут пути»4949
  АКАК. Т. VI. Ч. 2. С. 83.


[Закрыть].

Столкнувшись с растущими требованиями мусульман о допуске в Мекку, Ермолов объявил запрет хаджа «неудобным» и отказался от него. Он принял модель регулирования хаджа, выстроенную колониальными чиновниками в других частях света – и, несомненно, под влиянием их колониальных практик, о которых Россия собирала информацию через свои иностранные консульства, – и отошел от запретительной политики5050
  Голландские колониальные чиновники в Индонезии пытались ограничить хадж, выпустив в 1825 году резолюцию, по которой паломник должен был иметь паспорт и заплатить непомерный налог. В ответ мусульмане поменяли маршруты, чтобы избегать голландских чиновников и ездить в Мекку без паспортов. В 1852 году колониальные чиновники развернулись на 180 градусов: отменили налог на хадж и стали выдавать паспорта бесплатно, чтобы побудить паломников вернуться на маршруты, отслеживаемые государством, подсчитывать количество этих людей и регулировать хадж. См.: Vredenbregt J. The Haddj: Some of Its Features and Functions in Indonesia // Bildragan voor Taal-, Land-, en Volkenkunde. 1962. Vol. 118. No. 1. P. 98–100. Аналогично французские колониальные чиновники в Западной Африке в начале 1850-х годов субсидировали хадж для избранных «друзей колониального режима» – в рамках более общей политики кооптации мусульманской элиты и «империализма с толерантным лицом». См.: Robinson D. Paths of Accommodation: Muslim Societies and French Colonial Authorities in Senegal and Mauritania, 1880–1920. Athens, OH: Ohio University Press, 2000. P. 75, 77.


[Закрыть]. В январе 1826 года Ермолов выпустил новые правила и инструкции по выдаче мусульманам паспортов для поездки в Мекку. Он приказал царским чиновникам на всем Кавказе собирать сведения о заявителях, пожелавших получить проездные документы, и давать разрешения только «благонамеренным мусульманам». Ермолов признавал, что намерения проще установить в случае знатных лиц, о чьих политических предпочтениях русские власти в общем знали. «Простолюдины», чья лояльность оставалась загадкой, должны были представить рекомендательное письмо из своего уезда, чтобы получить подорожную до Тифлиса. Приехав в Тифлис, мусульмане должны были отчитаться непосредственно перед Ермоловым, который записывал их имена в регистрационную книгу и выдавал заграничные паспорта5151
  АКАК. Т. VI. Ч. 1. С. 715–716.


[Закрыть].

Ермолов рассуждал так: вынуждая мусульман обращаться к русским властям за паспортами для поездки в Мекку, чиновники смогут определять, каково «количество выезжающих на поклонение», и получат «некоторое соображение о количестве вывозимых ими денег, ибо путешествие сие немалых стоит обыкновенно издержек»5252
  Там же.


[Закрыть]. Этика и направленность новых ермоловских правил хаджа соответствовали более масштабному предприятию, которое было поручено Ермолову как главнокомандующему на Кавказе, – созданию централизованной рациональной русской государственной администрации посредством изучения местных социальных иерархий, посредством категоризации народностей и выявления видных местных деятелей, подходящих для кооптации в аппарат. В решении Ермолова также следует видеть неотложную меру безопасности. Отмена запрета хаджа, проведенная на фоне мусульманских восстаний по всему Северному Кавказу и возобновленной войны с Персией, когда мусульманские ханства Южного Кавказа также восстали против русской власти, была, несомненно, попыткой успокоить недовольство и восстановить веру мусульман в терпимость России к исламу5353
  Khodarkosvky M. Bitter Choices. P. 70; King C. The Ghost of Freedom: A History of the Caucasus. Oxford: Oxford University Press, 2008. P. 45–46, 49.


[Закрыть]