Текст книги "С Новым годом, с новым счастьем!"

Автор книги: Кэтти Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

– Ты его совершенно не знаешь! – ощетинилась она, и он, обернувшись, уставился на нее испепеляюще ледяным взглядом.

– Да ты бы его живьем съела, – сказал он и добавил что-то на французском – так быстро, что она не поняла ни слова. – Это же все равно что спарить кошку с мышью! – Он опять рассмеялся, и опять в его смехе она услышала жестокость, от которой ее бросило в жар.

– Ну а ты-то сам? – выпалила она.

Никому на свете, подумала она, не удавалось выводить ее из себя так, как удавалось этому человеку. Обычно она отличалась выдержкой и терпением. Как это выходит, что в его присутствии она превращается в фурию? Она смотрела на него с глубоким отвращением.

– Что – я сам?

– Ты и эта девочка! Вертихвостка, готовая провести вечер с первым встречным! Чем критиковать других, на себя бы посмотрел! – Она набрала побольше воздуха и поспешно продолжила: – Для тебя, значит, свободная связь в порядке вещей, верно? Но не для других! – Она со злостью расхохоталась. – Должно быть, ты ее в самом деле любишь, раз позволяешь делать все, что ей заблагорассудится.

– О да, – мягко подтвердил он, – я ее очень люблю. Она моя сестра.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

– Ну, разумеется, я его сестра. – Жаклин Дюваль с явным наслаждением допила свой кофе. Она появилась субботним утром, чтобы, по ее словам, извиниться за свое поведение пару дней назад. Кэтрин открыла дверь на звонок, и ее изумление при виде девушки было настолько явным, что Джек разразилась хохотом – звонким, искрящимся, озарившим ее совсем юное лицо.

– Почему же он сразу об этом не сказал? – удивлялась Кэтрин, наливая еще по чашке кофе и добавляя взбитые сливки. Она устроилась в кресле, взглянула на свою гостью и подумала, что теперь, задним числом, сходство между ней и Домиником не вызывает у нее сомнения. Оба смуглые, оба по-своему эффектные, только красота Доминика казалась жестковатой и отчужденной, в то время как внешность его сестры дышала свежестью и открытостью.

– Понятия не имею, – пожала плечами Джек. – Кофе восхитительный. Так бы и не отрывалась от него. Я с ума схожу от кофе, настоящая наркоманка. – Она помолчала, а потом вернулась к разговору о брате, как будто и не отвлекалась от темы: – Доминик иногда бывает таким странным. Его не поймешь. Честно, ума не приложу, почему он сразу не сказал, что мы с ним брат и сестра. Может, хотел быть уверенным, что вы – как это говорится? – на него не положите глаз. Она произнесла это без намека на злой умысел. Просто как констатацию факта.

– Почему это я должна была положить глаз на вашего брата? – вежливо поинтересовалась Кэтрин, – но изобразить подходящую улыбку оказалось не так-то просто.

Ясно, что Жаклин ничего не известно об их быстротечном романе. В то время она была подростком, жила в другой стране и голова у нее была забита мальчиками и вечеринками.

Джек уставилась на нее с веселым изумлением, и Кэтрин, защищаясь, поспешно добавила, что не всякая женщина обязательно вешается на любого мало-мальски интересного мужчину.

– Но он еще и невероятно богат, – подсказала Джек, высоко поднимая брови.

– Совсем не обязательно, что деньги и привлекательная внешность вскружат женщине голову.

– Ну, вы, должно быть, исключение! – весело рассмеялась Джек. – Женщины просто сохнут по нему.

– Возможно, некоторые из них страдают близорукостью, – задумчиво пробормотала Кэтрин и усмехнулась возникшим при этой мысли воспоминаниям.

– По ним это незаметно! Все равно, – бесхитростно добавила она, – Доминик уже один раз обжегся с женщиной. Так что теперь он очень осторожен.

У Кэтрин глухо заколотилось сердце. Неужели Джек намекает на нее? Может, Доминик что-то сказал, не называя имен? Она попыталась утихомирить паническую дрожь.

– И что это была за женщина? – небрежно спросила она, отхлебнув пару глотков кофе.

– Его жена, конечно. Ужасная женщина. – Красиво очерченные губы скривились от отвращения. – Она вышла за него, потому что была влюблена в мысль стать женой Доминика Дюваля. Какие перспективы, подумать только! Влиятельные друзья, фотографии, регулярно появляющиеся в прессе. Когда у Доминика кончилось терпение и он сказал, что хочет развестись, она нанесла ему самый жестокий удар. Забрала Клэр. Поменяла ей фамилию на Лодетт. Изо всех сил старалась помешать их встречам. – Девушку передернуло. – Потом эта катастрофа. Хорошо, что Клэр теперь у него, но сам он полон горечи. – Она поднялась и взяла со стула защитного цвета рюкзак. – Вы милая женщина. Не сделайте ошибку, влюбившись в него. Будете всю жизнь жалеть. Да, я уверена, – глубокомысленно добавила она, – что Доминик, заставив вас думать, будто я ему не сестра, намеренно предостерегал вас. – Она изящно пожала плечами. – Но вы и так достаточно здравомыслящая женщина, верно ведь? Дэвид говорит, что вы – сама невозмутимость.

– О да. – Натянутая улыбка вернулась на ее губы. – Невероятно здравомыслящая. И в высшей степени невозмутимая.

Постель в девять вечера, туфли на низком каблуке, камин и хорошая книга зимой, работа в саду летом. Ну, разве я не захватывающая личность!

– Мне бы так хотелось снова с ним встретиться, – неуверенно проговорила Джек. – Он сказал, что вы с ним не…

– Нет-нет, мы не… – Кэтрин улыбнулась, почувствовав себя древней старушкой по сравнению с этой восторженной юностью. – Вам ни к чему спрашивать моего позволения, – добавила она, и Джек облегченно улыбнулась в ответ.

– Только, пожалуйста, не говорите Доминику о Дэвиде, – уже на пути к выходу сказала она, как будто эта мысль внезапно озарила ее. – Иногда он меня уж слишком опекает. Думает, что мужчин во мне интересует исключительно одно. Мое приданое. Я уже даже перестала спорить с ним на эту тему.

– Пусть это будет нашим маленьким секретом, – любезно согласилась Кэтрин. Проводив девушку на улицу, она остановилась у крыльца, чтобы помахать ей на прощание.

Едва оказавшись в доме, она дала выход бурлящей в ней злости.

Так, значит, он ее предостерегал? Вот как? Хотел с самого начала дать понять, чтобы она не особенно увлекалась несбыточными идеями о возобновлении их романа? Он, похоже, вообразил, что уже не молодая женщина, типичная старая дева – а она такая и есть, – может ненароком вбить себе в голову, что полугодовой роман шестилетней давности – основание достаточно веское, чтобы считать себя по-прежнему любимой к желанной.

Она яростно переделала всю домашнюю работу, а потом, повинуясь внезапному порыву, запрыгнула в машину и направилась к его дому в пригороде. Где он живет, она знала от Клэр: это был один из обрывков информации, которые она выудила из бесед с девочкой. Собственно, адрес ей был не нужен, вполне хватало названия дома. Его знал любой житель города. Такие дома с собственным именем и историей можно было пересчитать по пальцам.

Она понятия не имела, дома Доминик или нет, и ей было плевать, хочет он ее видеть или нет. Она жаждала втолковать ему одну-единственную вещь: она не представляет для него никакой дурацкой угрозы.

Ее бесила мысль, что он счел необходимым предостеречь ее, пусть даже довольно тактично. Да разве не понятно, что его вызывающей неприязни больше чем достаточно? Он что же, считает ее настолько толстокожей и до такой степени отчаявшейся? Как он мог подумать, что она кинется на него в надежде вернуть упущенную возможность?

Дом – величественное здание викторианской эпохи – стоял в стороне от дороги, скрытый деревьями. Аллея к нему вела мимо небольшого коттеджа, где, по слухам, несколько десятилетий назад обитал сумасшедший родственник хозяина, и мимо пустующих конюшен.

Кэтрин миновала коттедж и конюшни на такой скорости, какую только позволяла развивать посыпанная гравием дорожка, и остановила свою машину бок о бок с «БМВ» в углу двора.

Мысли у нее разбегались, она не в состоянии была думать спокойно. Она только понимала, что Джек не со зла предостерегала ее от брата или объясняла, как он относится к женщинам. Жаклин Дюваль относилась к тем людям, которые искренне верят, что правда всегда на пользу.

Кэтрин с треском захлопнула за собой дверцу машины, взглянула на нее – маленькую, смиренную, запыленную – и ринулась к входной двери.

Как это ни удивительно, но старинного молотка на двери не было. Зато был старомодный звонок, такая древняя штуковина, звук от которой прокатился по всем комнатам и был слышен снаружи. Кипя от злости, она с полминуты топталась на пороге, пока наконец ей не отворила пожилая женщина. Прислуга посмотрела на Кэтрин с любопытством и, похоже, собиралась было объяснить, что они ничего не покупают.

Но должно быть, что-то в лице Кэтрин подсказало ей, что эта тоненькая женщина в коричневом платье и сандалиях не собирается ничего продавать.

Не открывая дверь полностью, она произнесла с некоторым сомнением:

– Да?

– Мистер Дюваль. Он дома?

– Да.

– В таком случае могу ли я его увидеть?

– Можно узнать ваше имя? – подозрительно поинтересовалась женщина. Она говорила на ломаном английском, и Кэтрин решила, что экономка приехала со всей семьей из Франции. Наверное, знает Доминика много лет. Не отсюда ли подобная подозрительность? Видимо, у нее немалый опыт общения с незваными гостьями, которые объявлялись на пороге дома, требуя вызвать хозяина. От этой мысли злость закипела в ней еще сильнее.

– Мисс Льюис, – отчетливо произнесла Кэтрин. – Учительница Клэр.

– А! – Складка между бровями разгладилась, и она распахнула дверь, пропуская Кэтрин в дом. – Месье Дюваль, он в кабинете, работает. – Она покачала головой с таким видом, как будто на этот счет у нее имелось совершенно определенное суждение, только она не собиралась высказывать его незнакомке. – Клэр, она не здесь. Она ушла.

Прислуга провела Кэтрин через огромный вестибюль, где тяжелые, темного дерева перила обрамляли ведущую наверх лестницу, а бесчисленные двери в другие комнаты сейчас были наглухо закрыты.

Кэтрин крутила головой, чувствуя, как на нее давят высоченные потолки и невероятные размеры помещения. Дом был чуть поменьше, чем замок английского аристократа, но достаточно большой, чтобы в нем заблудиться.

Экономка, что-то невнятно приговаривая на французском, вела Кэтрин через просторную, солнечную комнату в желтых тонах, через нечто похожее на еще одну, маленькую, прихожую, явно ведущую в боковое крыло дома, а потом, спустившись на две ступеньки, они оказались в кухне, оснащенной всем известным человечеству оборудованием, в центре которой красовалась внушительных размеров газовая плита бутылочно-зеленого цвета.

Ах, какой домашний уют, язвительно подумала Кэтрин. Правда, лендлорд и домовладелец вряд ли способен сварганить что-нибудь посложнее вареного яйца.

К кухне примыкали еще две комнаты, отделанные темно-красным камнем со множеством посудных шкафов, двумя холодильниками, морозильником и кладовкой, куда запросто вместились бы все ее скромные пожитки. А потом женщина постучала в дверь, которая, похоже, могла вести только во внутренний дворик замка – просто потому, что вообразить себе продолжение этого дома было невозможно. Но за дверью оказался совсем не внутренний дворик.

Она вела, после одной ступеньки вниз, в самую шикарную комнату изо всех, какие доводилось видеть Кэтрин.

Обставлена она была действительно как кабинет, плюс самые дорогие удобства и принадлежности гостиной. На полу простирался белоснежный ковер, белыми были и стены, под потолком отделанные деревом и украшенные картинами. Сквозь двери в противоположной стене Кэтрин увидела лестницу. Да что он, бесконечный, что ли, этот дом, поразилась она про себя.

Она чуть не забыла, что ей следует злиться. Более того, величие всего окружающего настолько поразило ее, что она едва не забыла, зачем пришла сюда.

Но память быстро вернулась к ней, как только на пороге комнаты появился Доминик и остановился там, устремив на нее взгляд, – изысканно-небрежный в кремовой рубашке с короткими рукавами и брюках серо-зеленого оттенка.

– Ба, ба, ба, – протянул он. – Ну и сюрприз. – Он, однако, не выглядел ни удивленным, ни особенно довольным ее появлением, и она вызывающе вскинула подбородок, чувствуя себя скорее запуганным подростком, нежели взрослой женщиной.

– Мне необходимо сказать вам пару слов, Доминик Дюваль, – уперев руки в бедра, заявила она.

Он ответил ровным тоном, глядя ей за спину:

– Это все, спасибо, Лиза. – Дверь неслышно закрылась, и он спокойно произнес: – Терпеть не могу сцен в присутствии Лизы.

– Ах, как благородно, – парировала Кэтрин. – А что, такое часто случается? Когда женщины врываются сюда и устраивают тебе сцены?

– Итак, мы установили, что ты ворвалась в мой дом для того, чтобы устроить сцену. – Он круто развернулся и направился вверх по лестнице, и ей ничего не оставалось, как только последовать за ним.

Лестница, в отличие от парадной, в главной прихожей, оказалась узкой и короткой.

Эта часть дома была явно довикторианской. Комната наверху, оборудованная огромным письменным столом светлой сосны, компьютером, двумя телефонами и факсом, оказалась совсем маленькой.

Он пристроился на краю стола, скрестил на груди руки и взглянул на нее с легкой заинтересованностью.

– Я так понял, что дорогу к моему дому ты проложила не затем, чтобы рассказывать об успехах Клэр в школе?

– Правильно понял. – Она тоже скрестила руки и шагнула в его сторону. – Я пришла, чтобы сообщить вам, мистер Дюваль: если вы думаете, что вам необходимо силой удерживать меня подальше от вас, то вы глубоко заблуждаетесь. Вы можете всю жизнь тешить себя мыслью о собственной неотразимости для представительниц противоположного пола, но лично для меня вы так же неотразимы, как тарелка прогорклой каши.

– С каких это пор? – Брови его изумленно приподнялись, он явно развлекался, и это показалось ей до такой степени оскорбительным, что рука зачесалась влепить ему пощечину.

– С нынешних пор, – отрезала она. – О прошлом давно пора забыть.

Наконец-то она выразилась достаточно определенно! Потому что еще больше, чем мысль о его желании отстранить ее от себя, Кэтрин бесила мысль о том, что он считает ее все еще неравнодушной к нему.

– А с какой стати, – спросил он, – ты так внезапно решила вскочить в машину, ворваться сюда и сообщить мне, что я тебя нисколько не интересую?

– У меня была гостья, – ответила она, – твоя сестра.

– А! – Лицо его чуть смягчилось, а губы изогнулись в усмешке.

– Ты мог бы сразу сказать мне, что это твоя сестра. Никакой необходимости не было притворяться, что она твоя подружка. Неужто ты решил, что я стану вешаться тебе на шею исключительно потому, что мне тридцать один и что я могу чувствовать себя древней старухой?

Она вовсе не собиралась произносить это и теперь сразу же поняла, что поставила себя в невыгодное положение.

– Ты действительно чувствуешь себя так? – мягко, лениво протянул он. – Почему бы мне, – добавил он, сменив тему и одновременно умудрившись создать впечатление, что он может к ней вернуться, когда ему заблагорассудится, – не попросить Лизу принести нам кофе? Или ты предпочитаешь чай?

– Это тебе не светский визит.

– Так что? Разве это причина отказываться от чашки кофе?

– Лучше чай, – слегка обескураженно ответила она, в душе виня его за сложившуюся ситуацию.

Она могла справляться с ним, если полностью владела собой, как на своем рабочем месте перед классом, или же в состоянии ярости, поскольку ярость не оставляла места для мыслей. Но куда сложнее было с ним справляться перед лицом его непробиваемого хладнокровия или под влиянием этой легкой усмешки, способной очаровать даже птиц в небе. Она начинала чувствовать себя обласканной, и это приводило ее в замешательство, поскольку обласканной она никогда не была.

И снова неожиданно, безо всякого предупреждения, ее охватило странное желание получить от жизни больше, чем она получила. Глубоко в душе что-то повернулось, слегка изменив фокус видения мира.

Он вышел из комнаты, оставив ее наедине с мыслями – совсем даже нежелательными собеседниками для нее сейчас, – и появился пятнадцать минут спустя с подносом в руках.

– Лиза терпеть не может эту лестницу, – сказал он и чуть сдвинул в сторонку стопку бумаг, освобождая место для подноса. – Утверждает, что она слишком крутая, но я, если честно, считаю, что Лиза просто стареет. – Он налил им обоим по чашке чая, снова пристроился у стола и указал ей на кресло. – Ну, так на чем мы остановились?

Кэтрин села.

– Ни на чем, – ответила она. – Я высказала все, что собиралась, и уже уходила, когда ты на стоял на чаепитии.

– Ты как раз начала мне рассказывать, чувствуешь ли ты себя древней старухой.

– И не думала даже.

– Тридцать один год, учительница, живешь в глуши. Тебе не кажется, что твоя жизнь покатилась под уклон?

– Все еще достаточно молода, занимаюсь любимым делом, живу в чудесном месте. С какой стати мне жаловаться на жизнь?

Он рассмеялся, сверкнув зелеными глазами.

– Я живу здесь совсем не против своей воли, – спокойно добавила Кэтрин. – И учительницей стала не по необходимости. Мне нравится эта работа.

– И тем не менее ты бегаешь за тем парнем, что увел мою сестру. Почему? Что тебя притягивает в подобной личности?

Она залилась краской.

– Дэвид очень хороший человек. – Кэтрин опустила на колени чашку с блюдцем, думая о том, что незачем сообщать ему о своем одиночестве в последние шесть лет. К чему доставлять ему такое удовольствие? – Он преданный, на него можно положиться.

– Не самые захватывающие из качеств.

– Я не жажду захватывающей жизни, – быстро проговорила она. – Когда-то мечтала, но…

– Имеешь в виду – в Лондоне? – Его голос прозвучал напряженно и требовательно, и она сразу вспомнила, насколько ей нужно быть осторожной в своих ответах ему.

– Да, – кивнула она. – А теперь мне пора идти. – И пошла к выходу. Двери там не было, просто арка.

– Но сейчас все в прошлом? – послышался его мягкий голос. – Поэтому ты и создала себе этот скучный имидж? – Она почувствовала его приближение, а в следующее мгновение он распустил ей косу, стянув резинку, и погрузил пальцы в ее волосы.

Ощущение его руки, запутавшейся в ее длинных волосах, как током высокого напряжения пронзало Кэтрин. Он теребил пряди до тех пор, пока волосы не рассыпались свободно по спине, а потом развернул ее к себе лицом. Она даже убежать никуда не могла, поскольку он крепко держал ее за волосы.

– Так-то лучше, – с удовлетворением в голосе произнес он и обвел ее долгим, скорее оценивающим, чем сексуальным, взглядом.

– Верни мне резинку, – прошептала она, пылая жарким румянцем.

– Ты именно таким тоном утихомириваешь расшалившихся девочек?

Это замечание она проигнорировала.

– Верни сейчас же.

– Кровь застывает у меня в жилах от страха, – протяжно ответил он, – но все равно я этого не сделаю. Ты намного красивее с распущенными волосами. Больше похожа на ту беспечную, неистовую нимфу, которую я знал когда-то.

– Я вовсе не беспечная и не неистовая, – услышала она собственный голос, зазвеневший близкими слезами, которые она тут же проглотила.

– Возможно, и Дэвиду больше понравится, если ты чуть-чуть распустишь поясок.

– Нечего давать мне советы по поводу моей личной жизни!

Копна темных волос, рассыпавшихся по плечам, приводила ее в замешательство. Какого черта она их не отрезала? Казалось, что то беспечное, легкомысленное создание, которое по уши влюбилось в Доминика Дюваля много лет назад, было крепко-накрепко заперто в комнате на ключ. От того создания остались лишь волосы, шелковым покрывалом спускавшиеся по спине. И отрезать полосы – все равно что выбросить ключ от той двери. Неужто она подсознательно уклонялась от такого поступка?

Этот вопрос вертелся у нее в голове, приводя ее в недоумение, пугая, потому что именно тогда, когда она решила было, что полностью контролирует свою жизнь, ее вдруг заставили в этом усомниться.

– Возможно, в этом случае он будет поменьше бегать за моей сестрой, – спокойно добавил Доминик.

– Ничего он не бегает. Он просто пошел с ней в бар. – Она говорила скороговоркой, непроизвольно выполняя просьбу Джек, поскольку не забыла слова девушки о Дэвиде и об излишней опеке брата.

Но, едва договорив, Кэтрин тут же спохватилась: зачем, собственно, она это делает? Ей вовсе не улыбалось ввязываться в дела этого семейства. Пусть сами решают свои проблемы. А ей лучше держаться от них подальше.

Доминик следил за ней прищуренными, задумчивыми глазами.

– Мне он не показался человеком, действовавшим под давлением.

– Он слишком вежлив, чтобы поднимать шум из-за подобных вещей, – буркнула она едва слышно.

– Это ты себя так успокаиваешь? А что ты скажешь в следующий раз, когда на его пути возникнет очередной соблазн? Что он просто слишком вежлив, чтобы отказаться?

Кэтрин резко отвернулась и пошла к выходу.

– Я еще не закончил, – произнес он из-за ее спины, и она притормозила – на какой-то миг дольше, чем следовало. Вместо того чтобы поскорее сбежать вниз по лестнице, она остановилась, спиной к нему. – Ты незваной явилась в этот дом, преследуя странную цель защитить себя, но в этом не было никакого смысла. Я тебя интересую не больше, чем ты меня, и я это прекрасно осознаю. Понятия не имею, что тебе наговорила моя сестра, но мне лично абсолютно ни к чему удерживать тебя на расстоянии. Зачем? Однажды я уже совершил с тобой ошибку, и я не из тех, кто повторяет свои ошибки.

– Отлично. – Она обернулась к нему. Закинув всю копну волос на одно плечо, она накручивала кончики прядей на пальцы.

– Но если тебя так беспокоит твоя драгоценная гордость, пересмотри свое поведение с этим парнем. Гоняться за ним четыре года – и ради чего? Ты заявляешь, что жизнь у тебя в полном порядке, но, глядя на всю эту историю, я прихожу к выводу, что только отчаяние могло заставить тебя сблизиться с подобным человеком, которому явно нужно не больше, чем дружеский ужин – изредка – да возможность излить душу.

Он сделал пару шагов по направлению к ней, и она со злостью уставилась на него, прислушиваясь, как глухо колотится в груди сердце.

– О, ты во всем разобрался за одну встречу, не так ли? Какая проницательность! Но ты-то сам, разве ты имеешь право читать лекции об отношениях между мужчиной и женщиной? Джек рассказала мне о…

Ее голос упал. Она увидела, как молния ярости исказила его черты.

– Рассказала… о чем?

– Ни о чем.

– Рассказала о моей жене, я правильно понял?

– Извини, – промямлила Кэтрин. – Я не имела права упоминать о твоей жене.

– Да, – ледяным тоном подтвердил он, – не имела. Но раз уж упомянула, так можешь все услышать от меня. Моя женитьба на Франсуазе была ошибкой. Единственное, что из этого брака вышло хорошего, – это Клэр. Франсуаза была наглой, алчной и самовлюбленной.

– Тогда почему ты вообще на ней женился?

– Потому, – мрачно отозвался он, – что она меня возбуждала. Опасность, захватывающая жизнь – это как наркотик, верно? Но, к сожалению, для брака этого недостаточно.

– Это так много для тебя значит? – едва слышно спросила она.

– А что можно предложить взамен? Скуку? Однообразие? Монотонность?

– Ну, разумеется, нет.

– «Ну, разумеется, нет»! – передразнил он. – А уж тебе-то это точно известно, не так ли? Ты сказала, что я не вправе читать лекции на тему отношений, но и ты, я так понимаю, не вправе читать лекции об азах супружества.

– Я вовсе не читала лекции, – пылко возразила Кэтрин. Руки ее упали по бокам, а пальцы сжались в кулаки.

– В твоей жизни было хоть что-то захватывающее с тех пор, как ты уехала из Лондона? – мягко поинтересовался он.

Сейчас он стоял так близко, что она буквально физически ощущала исходящие от него волны неуемной энергии. Тревожное чувство. Ей казалось, что она скалолаз, поднявшийся на вершину, где воздух разрежен и дышится с трудом.

– Захватывающие ощущения можно получить не только в ночных клубах, шикарных ресторанах и поездках за границу, – защищаясь, пробормотала она.

– Так расскажи мне, где их еще можно получить. Умираю от любопытства.

– Ничего подобного. – Она сделала глубокий вдох и посмотрела ему прямо в глаза. – Ты умираешь от желания сделать из меня и из моей теперешней работы посмешище. Я знаю, что не похожа на ту женщину, с которой ты познакомился в Лондоне шесть лет назад, Доминик Дюваль. Я знаю, что моя жизнь такому, как ты, кажется, наверное, серой и скучной, но хочешь верь, хочешь нет, а я люблю эту жизнь.

– Как получилось, что ты стала учительствовать? – с любопытством спросил он, не сводя с нее пронизывающего, испытующего взгляда. – Тебя Дэвид уговорил?

– Никто не может уговорить меня заниматься тем, чем я не хочу. Ты что, думаешь, у меня собственной головы на плечах нет?

– Влюбленные женщины зачастую бывают легковерными.

Она сама не понимала; каким образом разговор принял подобный оборот, но в душе у нее напряжение медленно, но верно сменялось тревогой. Все эти вопросы, тихие, но настойчивые, преследовали, подозревала она, единственную цель – выудить у нее, почему, ну почему она его бросила.

Прошлое не исчезает полностью. Оно лишь прячется, на время, но обстоятельства запросто могут вытащить его на свет Божий.

Неужели сейчас произошло именно это? Неужели он в свое время выбросил ее из головы лишь затем, чтобы теперь, когда их пути снова пересеклись, упорно пытаться найти смысл в том, что долгие годы казалось бессмысленным?

Она его не интересует. Он это сам признал. Он жить не может без опьяняющего возбуждения. Оно ему нужно как воздух. Как в профессиональной, так и в личной жизни. Он женился на Франсуазе потому, что она давала ему этот восторг возбуждения, и, даже несмотря на неудачный брак, его всегда будет тянуть только к женщинам такого типа. Он и на нее-то обратил внимание исключительно потому, что в тот период своей жизни, когда она ходила по острию ножа, когда ее питала энергия отчаяния, все в ней его возбуждало.

– Легковерные женщины, – спокойно ответила она, – всегда легковерны, независимо от того, влюблены они или нет. Я не отношусь к таким женщинам.

– Тебя послушать, так это добродетель, – с едва уловимым презрением сказал он, – но жизнь размеренную и нудную сложно назвать добродетелью. Дэвид тебя возбуждает? – Он задал вопрос таким естественным тоном, как будто спрашивал, который час.

Глаза ее округлились от изумления. Попятившись от него, она уперлась спиной в перила.

– Ты, должно быть, шутишь, если думаешь, что я отвечу на подобный вопрос.

– А почему бы и нет? Единственная причина не отвечать – страх, а единственная причина для страха – отрицательный ответ.

Он глухо хохотнул, как будто ситуация его веселила, а потом выбросил вперед руки и опустил их на перила по обе стороны от нее.

– Ответ мне, разумеется, и так известен, – лениво проговорил он. – Он тебя ни капельки не возбуждает. Не так уж сложно понять язык тела. Любовники выдают себя, не произнося вслух ни слова. Бедняжка Дэвид. Может, он и привлекает тебя как потенциальный муж, раз других кандидатов нет, но физически не привлекает нисколько, верно?

– Зачем ты меня спрашиваешь? Тебе же заранее известны все ответы – так ты, во всяком случае, утверждаешь.

– В последние шесть лет был ли в твоей жизни хоть кто-нибудь, Кэтрин? Ты закрутила со мной интрижку, а потом сбежала обратно к любимому. Из этого ничего не вышло. Может быть, потому ты и решила погрузиться с головой в работу и делать вид, что совершенно счастлива?

Горечь по-прежнему переполняла его. Под маской железного хладнокровия и циничного веселья скрывалась все та же горечь. Неважно, что больше он ее не хочет и вообще ничего к ней не испытывает, – горечь не ушла, она пронизывала его насквозь черной нитью.

Все это промелькнуло перед ней во внезапной вспышке озарения.

– Прекрати свои попытки разложить меня по полочкам, – огрызнулась она. – Я понимаю, ты хочешь, чтобы я ударилась в слезы и призналась, что вся моя жизнь была длинной чередой скорбных, печальных дней! Так вот, ничего подобного! Ты и представить себе не можешь, какое удовлетворение приносит мне моя работа, когда я учу детей, наблюдаю за их ростом, сею зерна любознательности в их душах. Можешь сколько угодно веселиться, считая эти радости второсортными, но ты будешь не прав.

– В жизни есть и другие – интересные вещи, помимо сеяния зерен в детских душах, не так ли? Когда приходит ночь и дети далеко – чем ты тогда утешаешься?

– Могу задать тот же вопрос тебе. Когда ты покидаешь свой кабинет, сбрасываешь костюм всесильного магната – чем ты утешаешься тогда?

Она сама поражалась, что находит силы так логично спорить с ним. Казалось, мысли и чувства действуют заодно, заставляя ее высказывать такие вещи, которые она, подумав как следует, оставила бы при себе. Она привыкла хранить свои мысли при себе, но что-то в этом человеке разжигало в ней желание открыться, швырнуть ему все, что накопилось в ней.

Наверное, его ослиное упрямство, злость, глупая гордость. Все то, чего в ней давно уже не было.

– У меня были женщины, – пожал он в ответ плечами, не отводя взгляда от ее лица. У нее было чувство, как будто ее рассматривают под микроскопом.

– Весьма полезно, – отозвалась она сладчайшим, полным сарказма голоском, и наградой ей были его искривившиеся от такого ее тона губы.

– Согласен. Уж куда полезнее, я бы сказал, чем испытывать необходимость пожертвовать собою, причем неважно ради кого.

Он опять намекал на Дэвида, и она окатила его таким ледяным взглядом, что он расхохотался, отстранившись от нее и скрестив руки на груди.

– Вот так взгляд! – оценил он. – Неужели я обидел тебя?

У нее уже заболела спина оттого, что она изо всех сил упиралась в перила, стараясь отодвинуться от него как можно дальше. Она неловко шевельнулась.

– Нет, конечно! – Она бросила на него еще один взгляд, отчего он засмеялся громче. – Я просто счастлива, что доставила радость хозяину поместья!

И с этими словами она начала спускаться по лестнице, спиной ощущая, что он следует за ней, не переставая ухмыляться.

Они подошли к выходу из кухни в то самое мгновение, когда Джек резко затормозила свой джип и вынула из него пятилетнюю пассажирку.

– Ты кое-что забыла, – произнес он шепотом, наклонившись к самому ее уху, и она дернулась в его сторону:

– Что именно?

– Свою драгоценную резинку для волос.

Он держал ее двумя пальцами в вытянутой руке, и Кэтрин одарила его взглядом, от которого увял бы едва распустившийся цветок, но добилась лишь того, что у него снова от смеха задрожали губы.

– Благодарю.

Ее голос был ледяным. Он, возможно, находит в высшей степени занимательным насмехаться над ней, но она не намерена разделять его веселье. Она поспешно соорудила на затылке «конский хвост», а когда обернулась, Клэр уже стояла рядом, в восторге от неожиданного прихода учительницы.