Текст книги "Исчезновение"

Автор книги: Кэтрин Уэбб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

3

Вторник

Второй день после бомбардировок

Когда Френсис проснулась, то долго не могла понять, где она находится. Постепенно, щурясь на яркий проем окна, она стала узнавать гостевую спальню «Вудлэндса»: изъеденное молью одеяло на гагачьем пуху – выцветший артефакт славной жизни Сесилии в ее родительском доме на Линкомб-Хилл, умывальник с вешалкой для полотенца, туалетный столик и пухлый табурет с обивкой розового цвета. Из окна доносились далекие звуки строительных работ, а внизу, на кухне, гремела кастрюлями Пэм, беседуя с Псом, который время от времени гавкал в ответ. Окно было открыто, свежий воздух шевелил занавески и шелестел длинными листьями стоящей на подоконнике лилии. Все это вызывало умиротворение. Именно с этим ассоциировался у Френсис «Вудлэндс» – ощущение чистоты и безмятежности. Такое чувство дает широкая, ласковая тень ветвистого дерева в жаркий день. Или таинственное царство под огромными листьями ревеня в их саду, где она пряталась от всего мира в далеком детстве.

В этот краткий миг пробуждения Френсис казалось, что ничего не произошло, но как только она встала, то сразу стало ясно, что шум за окном вовсе не от строительных работ – это сносят остатки разрушенных домов, и в воздухе все еще ощущается запах гари. Затем она вспомнила о Дэви, и к ней вернулась душевная боль, а потом и стыд.

Френсис не помнила, как вчера вернулась в «Вудлэндс». Она проснулась в одежде, простыни были перепачканы. Туфли, которые она скинула, по-видимому уже лежа в постели, валялись рядом с кроватью. Подойдя к зеркалу, Френсис сняла с головы повязку, чтобы осмотреть рану, и обнаружила, что волосы слиплись от грязи и торчат в разные стороны. У нее были каштановые, слегка вьющиеся волосы, которые давно пора было подстричь. Неожиданно Френсис показалось, что она видит в зеркале совсем другое лицо – светло-карие глаза, мечтательный взгляд, знакомая линия губ, тяжелый подбородок – слишком тяжелый, сокрушалась мама и просила ее отрастить волосы, чтобы немного сгладить этот недостаток. Френсис почти ожидала увидеть эту маленькую девочку, но та исчезла, и Френсис снова узнала себя – со следами прожитых лет, впалыми щеками и мелкими морщинками на лбу. Однако теперь она была почти уверена, что в ней по-прежнему живут чувства той, восьмилетней, Френсис, когда пропала Вин, а Иоганнес был арестован. И эти чувства подсказывали ей, что надо было делать все по-другому, правильнее и лучше, а возможно, чего-то не делать вообще. От таких мыслей Френсис разнервничалась. Ей вдруг показалось, что за ней то ли следят, то ли она опаздывает по очень важному делу.

Френсис спустилась на кухню, и первое, что бросилось ей в глаза, – покатые плечи Пэм и тесемки ее фартука, туго связанные бантом на широкой талии.

– Вот она, – энергично заговорила Пэм, оглянувшись. – Собственной персоной! Френсис, дорогая, скажи мне, ты собираешься принять ванну перед работой?

– Перед работой?

– Разве по вторникам у тебя нет дневной смены?

Пэм достала из шкафа тарелку, положила на нее тост и добавила грибов:

– Позавтракай. Я испекла хлеб, но масла не будет до конца недели.

От этих слов у Френсис заурчало в животе. Она присела за стол и с жадностью принялась за еду.

– Который час? – спросила Френсис с полным ртом.

– Около одиннадцати, – улыбаясь, ответила Пэм, вытерла руки и села рядом. – Вторник, если ты не помнишь.

– Одиннадцать? – удивилась Френсис.

Пэм настороженно кивнула:

– Ты проспала почти четырнадцать часов. Вернулась вчера чуть живая, несла всякую ерунду.

Улыбка на лице Пэм дрогнула, и Френсис стала лихорадочно соображать, что же она наговорила.

– Неудивительно, что ты такая голодная. И пить наверняка тоже хочешь – поставлю я чайник.

– Четырнадцать часов? Но Дэви… Мне же нужно… – Френсис попыталась встать, но Пэм, протянув руку, остановила ее.

– Тебе нужно было отдохнуть, а теперь ты должна поесть. И никаких возражений.

Френсис повиновалась.

– Так… если я столько проспала, это значит, что… – Френсис вопросительно уставилась на Пэм.

– Бомбежки не было, – подтвердила Пэм. – Даже сирены не включали.

Пэм снова заулыбалась, и Френсис с облегчением вздохнула.

– Значит, все кончилось. Слава богу!

– Ну, бомбить здесь уже практически нечего, я так полагаю. Люди начали потихоньку возвращаться. Так что мы можем смело считать, что на этот раз пронесло. – Пэм села напротив Френсис. – Как ты себя чувствуешь, дорогая?

– Нормально, но я не могу идти на работу, – ответила Френсис, и брови Пэм поползли вверх от удивления.

– Почему? Станция «Грин-Парк» закрыта – вагон перевернулся на мосту в Броэм-Хейс, я слышала, там рельсы разворотило, но зато работает «Спа». Составы ходят, людям нужно как-то перевозить свои пожитки. Мне вон самой нужно съездить в Вулис, но туда можно будет попасть лишь завтра.

– Я должна поискать Дэви по госпиталям. На станции и без меня управятся, ну правда…

– Да, конечно, ты должна искать Дэви. Просто я подумала, что неплохо было бы тебе вернуться… ну, к твоим привычным делам. – Пэм сделала паузу, затем продолжила: – Ладно. Оуэн заглядывал ранним утром. Просил передать тебе, что не нашел его в церкви Святого Марка и что перед работой зайдет еще в больницу скорой помощи, а если захочешь его видеть, то после смены он будет в «Молодом лисе».

– Ох… как же это хорошо! – встрепенулась Френсис, но тут же представила себе Оуэна, шагающего между рядами трупов в церковном склепе. Ему, должно быть, нелегко далось это посещение, ведь он был слишком чувствителен для таких ужасных сцен. Зато теперь они знают, что Дэви нет среди погибших.

– Хорошо, тогда я пойду в «Ройял юнайтед» и проверю там. И лучше мне поторопиться.

Френсис доела тост и залпом выпила свой чай.

– Погоди, – остановила ее Пэм.

Помедлив, она придвинула к Френсис свежий номер «Кроникл энд геральд».

– Лучше сначала взгляни на это.

Френсис уставилась на газету.

– Это что, про Вин? – наконец спросила она.

Пэм кивнула и поднялась, чтобы налить себе еще чая. На первой странице было напечатано фото улыбающегося мальчика, который держал тарелку с похлебкой. Подпись гласила: «Кеннет Марр, потерявший дом при бомбежке, считает, что еда в столовой просто замечательная. Мы согласны». Френсис стала листать страницы, пропуская фотографии разрушенного города, истории о героизме и мужестве, и лишь на шестой странице ей в глаза бросилось имя Вин. «Человеческие останки, предположительно принадлежавшие пропавшей школьнице из Бата Бронвин Хьюз, найдены спустя двадцать четыре года». У Френсис по коже побежали мурашки. Фото, естественно, не было. В 1918 году только весьма состоятельные родители могли позволить себе фотографировать своих детей. Просто короткая заметка, но витиеватый стиль репортера вывел Френсис из себя.

Преступник, виновный в безвременной смерти маленькой девочки, был казнен за свое злодеяние много лет назад, однако, умирая, он так и не сообщил о местонахождении тела, оставив тем самым неизбывную боль в душе членов семьи. И теперь наконец их милая малютка вернулась домой. Наши злейшие враги, немцы, сами того не ведая, раскрыли трагическую тайну, которая тяготела над городом более двух десятилетий. Но пусть они знают: они могут разрушить наши дома, разметать могилы, однако им не сломить духа жителей нашего города, не поколебать нашей силы и единства.

– И это все? – спросила Френсис, не скрывая скепсиса. – «Милая малютка»? Да она не была «милой»! Она была замечательной, храброй, она…

– Да знаю, знаю, – поспешила успокоить ее Пэм. – Понятно, что репортеришка идиот.

– Здесь ничего не сказано: ни где ее нашли, ни что это значит.

– Сейчас все становится поводом, чтобы проехаться на счет этих треклятых немцев, – со вздохом заметила Пэм. – Даже убийство ребенка.

Френсис с отвращением отшвырнула газету, резко выдохнула, закрыла глаза и сжала двумя пальцами переносицу.

– Миссис Хьюз наверняка вырежет эту заметку и положит в свою коллекцию, – сдерживая слезы, выговорила она. – Ты же помнишь, как она собирала каждое упоминание о Вин. И все, что касалось суда. Вырезала и прятала. Неужели у нее было желание это читать, а потом еще и перечитывать?

– Даже не знаю, – сказала Пэм, снова присаживаясь рядом. – Возможно, ей казалось, что таким образом она как-то участвует… хоть что-то делает. А что еще ей оставалось?

– Мне надо с ней увидеться. Зайду на обратном пути из университетского госпиталя. – Френсис, отодвинув стул от стола, энергично встала.

– Может, сначала примешь ванну? Да и одежду, наверное, следует сменить, – предложила Пэм.

– Хорошо, – согласилась Френсис, – но мне надо спешить.

* * *

Френсис не была по другую сторону реки с начала бомбежек. Она пересекла старый железный пешеходный мост под названием Полпенни – такова была цена за проход по нему; теперь в будке таможенника продавали газеты и сигареты. До госпиталя оставалось мили две, но приходилось постоянно менять маршрут: где-то обнаружили неразорвавшуюся бомбу и перекрыли дорогу, а где-то и просто нельзя было пройти из-за завалов. Когда она оказалась на улице, где стекла в окнах остались целы и даже яблони стояли все в цвету, это показалось ей просто невероятным. Рядом с Римскими банями, у которых был открыт Британский ресторан, стояла очередь; судя по запаху, там готовили сегодня тушеное мясо с луком. Женщины с узлами белья тянулись к автобусам, которые были оборудованы временными прачечными. Возле тележек Армии спасения разливали чай. По небу неслись густые облака, и когда они закрывали солнце, то казалось, город вздрагивал, словно от чьей-то тяжелой поступи, и небо таило угрозу.

Сам госпиталь не пострадал, но был переполнен людьми и напряженным гулом – голоса, полные боли и страданий, эхом разносились по коридорам. Белые стены, а на полу разбегающиеся во всех направлениях грязные следы и лишь по уголкам чистые островки. Френсис никогда здесь раньше не бывала и не знала, как себя вести: можно ли было просто войти, как она это сделала, или же следовало сначала узнать о часах посещения. От мысли, что она может встретить здесь Дэви, у Френсис свело желудок. Некоторое время она простояла у входа, изнывая от неопределенности. Рядом толпа людей осаждала стойку регистрации – каждый старался завладеть вниманием совершенно измотанной служащей. Сестры, быстрые и бойкие, приходили и уходили, увлекая за собой шлейф перепуганных родственников и ходячих раненых. В конце концов Френсис протиснулась в один из коридоров и пошла по указателям, ведущим в детскую палату.

Она ожидала услышать шум – плач, крики, детские голоса, но ее встретила такая тишина, что мурашки по спине побежали. В воздухе резко пахло карболкой вперемешку с мочой, но и сквозь эту адскую смесь явственно проступал запах крови, который, как трудно выводимое пятно, никак не спрятать. Сердце у Френсис гулко застучало. Она медленно вышла не середину палаты, которую не могли скрасить ни бесчисленные плюшевые мишки, ни занавески с рисунками облаков, – детям здесь было не место. Но Дэви, скорее всего, оно показалось бы уютным и чистым. Ведь у него никогда не было плюшевого медведя; однажды она купила ему игрушечную обезьянку, но Кэрис выбросила ее, сказав, что это не ее забота – покупать ему вещи. Френсис очень надеялась увидеть его на одной из этих аккуратных больничных коек с чистой простыней, подоткнутой под мышки, а в руках что-то, что ему приглянулось, – книжка с картинками или солдатик. Сосредоточившись на кроватях у левой стены, Френсис рассчитывала вернуться через правый ряд. Вот первая кровать, затем вторая, а под простынями маленькие тельца, но не Дэвида. У некоторых детей были раны, перевязанные или заклеенные пластырем, другие казались невредимыми. Кто-то спал, другие глядели в потолок или на стены или выводили пальцами узоры на пододеяльниках; были и такие, которые лежали неподвижно, словно трупы. Один упитанный мальчик с каштановыми волосами словно застыл с закрытыми глазами, обе кисти у него были перебинтованы, повязки напоминали боксерские перчатки. Рядом сидела его мать и вязала – нога на ногу, спина прямая. Она подняла глаза на Френсис, и их взгляды встретились – спина напряглась еще сильнее, и женщина тут же отвернулась. Другая мамаша, наоборот, словно растеклась по стулу, забывшись сном, – голова откинута назад, рот приоткрыт. У ее дочери повязка закрывала глаза, и сквозь бинты проступали красновато-коричневые пятна. Нельзя было понять, спит девочка или нет, она лежала без движений, но это была неподвижность испуганного животного, которое надеялось остаться незамеченным. Френсис осмотрела левый ряд кроватей, затем правый. Потом снова обошла оба ряда и остановилась возле двери в полной растерянности.

– Простите, но вы не можете здесь разгуливать, – послышался чей-то голос.

Это была медсестра – невысокая, худая, с веснушчатым лицом. Уголок одного глаза у нее подергивался от нервного тика, вызванного физическим переутомлением.

– Я… Я искала мальчика… Маленького. Он потерялся.

– Имя? – спросила сестра, достав карандаш и блокнот.

– Миссис Пэрри.

– Нет – имя пациента? Возраст?

– Ой, Дэвид Нойл, шесть лет.

– Нойл? – переспросила сестра, подозрительно глядя на Френсис. – Вы его мать?

– Нет, я… Я его няня.

– Приметы?

Френсис постаралась как можно подробнее описать Дэви, и сестра то поспешно записывала, то, хмурясь, задумывалась.

– Я слышала, что одного ребенка отправили в Бристоль. Неизвестно, кто он, чей, никто не искал его. Сама я его не видела, не могу сказать, Дэвид это или нет… Вы в других палатах не смотрели? Мы не уместили всех детей в одном месте. Конечно, мне не следовало бы посылать вас одну, но, пожалуй, так будет быстрее всего – видит бог, у нас сейчас дел хватает. Если хотите, я позвоню в Бристоль. Каким-то чудом наш телефон все еще работает.

– Да-да, пожалуйста.

Лишь войдя в мужскую палату, Френсис поняла, что Дэви здесь нет. Но на всякий случай она решила все же осмотреть каждого, невзирая на злые взгляды одних пациентов и игривые подмигивания других. Кроме того, она была переполнена надеждой, что неизвестный ребенок в Бристоле окажется Дэви.

– Я тот, кого ты ищешь, дорогая, – обратился к ней один из раненых, скалясь разбитым ртом. – Он лежал на кровати, соседней с той, возле которой остановилась Френсис. – Можешь обтереть меня губкой.

Френсис ничего не ответила, ее взгляд был прикован к мужчине, что лежал на кровати под номером пять; ей стало вдруг трудно дышать. У пациента была забинтована вся верхняя часть головы и правая сторона лица до щеки. Левая часть лица оставалась открытой и походила на только что сваренную ветчину: она раздулась и лоснилась от какой-то мази, которую нанесли, чтобы увлажнить обожженную кожу. Незабинтованный левый глаз был закрыт, веко опухло и потемнело, напоминая упитанного слизня. Между бинтами на макушке торчали пучки седеющих волос с подпаленными кончиками. Нос чернел ноздрями, словно они были набиты запекшейся кровью, губы мертвенно-бледные. Правая рука забинтована от плеча по самую кисть. Сквозь шум и гам бурлящей вокруг жизни и безмолвие притаившейся смерти Френсис слышала свист его неглубокого, но ровного дыхания.

Она подошла поближе к спинке кровати, где висела табличка с информацией о пациенте. Ее интересовало имя мужчины, но когда она прочла – Персиваль Клифтон, то оказалось, что это имя ни о чем ей не говорит. Френсис никогда не слышала о Перси Клифтоне, она была в этом абсолютно уверена. Всматриваясь в лежащего без сознания мужчину, она терялась в догадках: не ошиблась ли она? Но первоначальное ощущение не исчезло, скорее наоборот, лишь укреплялось. Неприятная дрожь поползла от ступней к коленям. Когда Френсис смотрела на этого человека, то у нее возникало чувство, словно она устремила свой взгляд в бездонную темноту и там, в глубине, уловила – всего лишь уловила – какое-то движение, шевеление чего-то незнакомого. Нечто такое, что лучше было бы оставить в покое. Внезапно в ее памяти всплыли воспоминания – ей жарко и неуютно, пот струится по внутренней стороне согнутых колен, у нее болит голова, и страх, ошеломляющий страх пронизывает все ее существо.

– Миссис Пэрри? – Оклик конопатой медсестры заставил Френсис вздрогнуть.

Сестра стояла рядом с блокнотом и карандашом на изготовку, как воин со щитом и мечом.

– Да? – обернулась Френсис, пытаясь сообразить, что от нее хотят, но, вспомнив о Дэви, она отпрянула от кровати и повернулась спиной к Перси Клифтону.

– Вы выяснили? Это Дэви? – приступила она к сестре, но та уже качала головой.

– Мне жаль, – заговорила она отрывисто, – это была девочка лет трех, ее нашли на Генри-стрит. Имя до сих пор неизвестно.

– Ох, – выдохнула Френсис, чувствуя, как надежда снова тонет под волной очередной неудачи. – А почему «была»?

– Она умерла от полученных ран.

– Господи… А есть… Другие дети из Бата там есть? Имена которых неизвестны, которые могли бы… – Френсис осеклась, так как медсестра снова покачала головой.

Плотно сжав губы, она что-то записывала в свой блокнот, но что именно, Френсис даже не могла предположить. Уголок ее глаза продолжал дергаться, и Френсис подумала, сколько страшных новостей пришлось ей сообщить за последние два дня.

– Что ж, спасибо, что проверили. Понимаете, он должен принимать лекарства. У него припадки – эпилепсия. Сделайте пометку, что он должен принимать таблетки.

– Я отмечу, но в любом случае нам нужно сначала опознать его, прежде чем мы сможем что-то предпринять. На вашем месте я бы снова наведалась к нам. Людей все еще находят, постоянно. Все время кого-нибудь привозят.

– Спасибо. Я приду. Погодите, сестра, – спохватилась Френсис, как только сестра повернулась, чтобы уйти. – Вы знаете… – кивнула она в сторону человека без сознания и запнулась, не зная, как спросить. – Знаете, где нашли этого человека? Что с ним случилось?

– Он из отеля «Регина», – энергично заговорила сестра, стремясь поскорее уйти. – Рядом со зданием Законодательного собрания. Бомба попала в отель, и от него почти ничего и не осталось. Этот человек один из тех немногих, кому повезло. Большинство, несмотря на сирены, оставались в своих номерах или сидели в баре. Поэтому из-под руин мертвых достали гораздо больше, чем живых. Вы что, знаете его? О нем никто не спрашивал еще.

– Нет, – смутилась Френсис. – Тут это… Нет.

– Хорошо. Что ж, мне пора, – сказала сестра, поджидая, когда Френсис направится к выходу.

Развернувшись, Френсис явно ощущала присутствие Перси Клифтона у себя за спиной. Словно он сверлил ее пристальным взглядом. Это навязчивое, свербящее чувство заставило ее обернуться, чтобы убедиться, что он все там же и без сознания.

* * *

Среди развалин, отдаленно напоминающих прежний Бичен-Клифф, были расчищены тропинки. Часть общей крыши, объединяющей дома тридцать четыре и тридцать три, с которой смело черепицу, была покрыта зеленым брезентом. Остальные уцелевшие дома практически не подавали признаков жизни, лишь из трубы Хьюзов поднималась тонкая струйка дыма. Френсис постучалась, и сердце ее сжалось, когда дверь открыла Кэрис. С годами она словно заматерела, некогда изящные линии ее фигуры заплыли в бесформенной монолитности постаревшей женщины. Налитые кровью глаза расширились, когда она увидела Френсис.

– Нашла его? – спросила Кэрис, и в ее голосе послышалась надежда. Надежда, которую та тщательно хотела скрыть.

У Френсис перехватило горло, и она замотала головой.

– Нет еще, – наконец с трудом выдавила она.

– Я же сказала, чтобы ты не возвращалась, пока не найдешь его, так? – мгновенно вспыхнула Кэрис, как пламя от прилива воздуха. Так всегда бывало и с ее отцом Биллом Хьюзом.

– Да, знаю. Я только что была в госпитале, но… его там нет. Но я уверена, что он не погиб у Лэндисов – когда я вернулась в дом родителей в воскресенье, я видела там следы… Он точно там был.

– Что за следы?

– Отпечатки ног его размера. Он искал еду по шкафам на кухне и в коробке для печенья. Это точно был он! – Френсис постаралась улыбнуться, но под враждебным взглядом Кэрис у нее это не получилось. – А здесь вы не видели его следов? Как думаешь, он попытался бы вернуться домой или разыскивать тебя?

Сказав это, Френсис спохватилась, сообразив, как это могло прозвучать для Кэрис – ее сын пытался найти Френсис, а не собственную мать. Кэрис молча уставилась на нее.

– Ну да, здесь же такие разрушения… – залепетала Френсис. – Все выглядит совсем по-другому, правда? Это просто… просто сбило бы его с толку. А вы его где искали? Я имею в виду, ты и Фред? Просто чтобы не повторяться, так мы охватим больше мест.

– Я? Нас разбомбили, если ты не заметила. Это тебе следовало бы побеспокоиться, где ты будешь его искать.

– Да, но… – Френсис замялась. – Я в том смысле, есть ли места, где он обычно любил играть? Или прятаться?

Кэрис снова уставилась на Френсис, но та успела уловить тайное смятение, промелькнувшее на ее лице. И когда Кэрис, стиснув зубы, заговорила, было понятно, что она понятия не имеет, где ее сын любит играть.

– Чего тебе надо? Чего ты все расспрашиваешь, только время тратишь? Тебе что, делать нечего? Проваливай!

– Я просто… Я хотела поговорить с твоей мамой, – проглотив оскорбления, сказала Френсис.

Кэрис быстро заглянула в дом и заговорила тише:

– А вот она не хочет с тобой разговаривать. Можешь ты хоть когда-нибудь оставить ее в покое? У нее сердце болит с тех пор, как это все началось, и теперь еще это…

– Кэрис? Это кто, Френсис? – донесся голос Норы Хьюз. – Не держи ты ее на пороге.

Кэрис помедлила, но потом нехотя отступила от двери, позволяя Френсис войти.

Френсис не любила заходить в тридцать четвертом дом еще и до исчезновения Вин. Это нежелание сохранилось по сей день. Их семейное горе было слишком велико, а ей и своих проблем хватало. Кроме того, она терпеть не могла то, что миссис Хьюз неустанно наблюдает за ней на протяжении всех этих лет, жадно отмечая все ее возрастные изменения, потому что верит, что и с Вин происходит то же самое, где бы она ни была.

Френсис собралась с духом и окинула взглядом крохотную комнатку. Она словно застыла во времени – здесь ничего не изменилось. Обои, отклеившиеся от сырости по углам, обширная плантация черной плесени под лестницей, закопченный табачным и угольным дымом потолок. То же зеркало без рамы, с выщербленной амальгамой, висело над камином, те же самые безделушки на каминной полке – несколько фарфоровых наперстков, газовая лампа из меди и жестяная коробка из-под шоколадных конфет времен коронации принца Георга в 1911 году с его портретом на крышке. Потертые стулья теснились возле крохотного камина, и все та же кружевная портьера болталась на окне.

Возникало такое ощущение, что Вин еще вчера была здесь. У Френсис дрогнули веки, и она почувствовала, что почва уходит у нее из-под ног, словно наяву она увидела хрупкую фигурку с белокурыми волосами, стоящую возле камина, – Вин, как всегда, голодная, но улыбающаяся. Френсис постаралась взять себя в руки, так как в дверях кухни появилась миссис Хьюз, Кэрис же прошмыгнула мимо и заняла позицию возле газовой плиты, уперев руки в бока.

– Рада видеть тебя, Френсис, – сказала Нора, засовывая носовой платок в карман и с трудом продвигаясь вперед.

У нее был артрит обоих тазобедренных суставов, и в сырую погоду она еле двигалась. Домашний халат был весь заляпан, волосы не причесаны, седые локоны торчали в разные стороны, глаза слезились, и она часто моргала. От прежней миссис Хьюз ничего не осталось.

– Как вы, миссис Хьюз?

– Лучше не спрашивай. Билла куда-то занесло, теперь будет переживать, что не застал тебя.

Наступила короткая пауза, и всем троим было ясно, что Биллу Хьюзу будет совершенно наплевать, что он не увиделся с Френсис.

– А как он сам, в порядке? – спросила Френсис, чувствуя себя лицемеркой, изображающей неравнодушие.

– Ох… И не сомневайся. С него все как с гуся вода, – ответила Нора.

Френсис не знала, что ей говорить, как стоять. Она чувствовала себя слишком громоздкой для этого места, как будто принадлежала к другому виду людей.

– Надеюсь, я вам не помешала, – сказала Френсис.

– Все в порядке, присаживайся, – заверила ее миссис Хьюз.

Френсис уселась на один из стульев.

– Я так понимаю, ты хотела бы узнать про Вин. Конечно же, мы устроим ей похороны. Вот только пусть эта суматоха уляжется и всех погибших под бомбами захоронят. Возможно, по такому случаю приедет и наша Энни. Было бы хорошо. Хотя я не думаю, что она и помнит-то ее.

– Конечно не помнит, – из кухни подала голос Кэрис.

Энни, самая младшая из сестер, выйдя замуж за портного, переехала жить в Абердин. Френсис вовсе не удивляло, что она не часто их навещает.

– В похоронном бюро сказали, что подержат ее у себя; пока мы не будем готовы, она… – Миссис Хьюз заморгала. – Ладно. В любом случае она была бы не против подождать еще немного. Наконец-то нормальные похороны, с хорошим надгробием…

– Да? И как же мы за него расплатимся? – В дверях показалась Кэрис.

Миссис Хьюз так крепко зажмурилась, что стало понятно: мысленно она просит поддержки у Бога.

– Мы что-нибудь придумаем, – устало сказала она.

– Правильно, это же не на починку крыши или обувь моим детям, – проворчала Кэрис.

– У нее будет надгробие, даже если мне самой придется вырубить его на каменоломне! А не как у погибших под бомбами, которых зароют в общей могиле.

– Я могу помочь. Если позволите, – предложила Френсис.

– Спасибо, но мы ее семья, и мы сами справимся, – ответила миссис Хьюз.

– Вы видели заметку в газете? – спросила Френсис, уже не находя в себе сил сдерживаться.

Нора Хьюз кивнула.

– Ты всегда была настоящей подругой для нее, Френсис, – пробормотала она, блуждая взглядом по комнате, пока не остановилась на окне, сквозь которое пробивался тусклый дневной свет. – Ты не виновата. Вы были совсем маленькие. Вы не понимали, что такое опасность, правда? Теперь, по крайней мере, я буду знать, где она. И теперь уже вопросов нет. И надежды нет. – Это прозвучало так, будто надеяться, что Вин жива, было хуже, чем знать, что она мертва. Возможно, так оно и было.

– А вы… Вы не думаете, что… – начала было Френсис, но Кэрис перебила ее:

– А я вот думаю, что тебе следует искать Дэви, вместо того чтобы торчать тут и бередить старые болячки.

– Я… – смутилась Френсис. – Мне правда очень жаль, что так получилось с Дэви… Я уверена, что найду его. Клянусь, я продолжу поиски. Ведь это же хорошо, что его не оказалось в госпитале? Я имею в виду, что, возможно, он даже и не пострадал.

– Возможно, и нет, – согласилась Нора. – Но где же он тогда? И лекарства свои не принимает. Бедный малыш. Может, он и без царя в голове, но славный…

Кэрис, изобразив еле сдерживаемые рыдания, снова отошла к плите, а Френсис ощутила зарождающуюся тревогу, грозящую перерасти в панику. А что, если она не найдет его?

– По крайней мере, Вин сейчас в надежных руках Господа, – прокашлявшись, заговорила Нора; вид у нее был заметно рассеянный, и, судя по голосу, она не очень верила своим словам. – Моя бабуля всегда повторяла, что в раю есть отдельный уголок, специально для детей, где они могут играть днями напролет и питаться только конфетами и печеньками.

– Да хватит, ради бога! – ворвалась в комнату Кэрис. – Я не могу больше это слышать! Не могу! – Лицо ее побагровело. – Она давно умерла! Больше двадцати лет назад! Мы все уже отгоревали по ней, и теперь у нас хватает других забот, а вы двое ведете себя так, будто это только что случилось. Я должна идти собирать вещи. Мой дом сносят, если хочешь знать, – бросила она в сторону Френсис.

Прошествовав обратно в кухню, Кэрис демонстративно хлопнула дверью, но Френсис догадалась, что из дома она не вышла и притаилась за дверью, чтобы иметь возможность все слышать. Миссис Хьюз, поморщившись, прижала ладонь к груди.

– Все нормально? – спросила Френсис.