Текст книги "Медный ангел"
Автор книги: Кэтрин Полански
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 5
Он снова впал в забытье. Камилла поставила на стол опустевшую чашку и вернулась к кровати. Присев на край, она взяла правую руку Теодора, откинула слипшиеся волосы с его лба. От мужчины шел жар, словно от печки, но он трясся, хотя в комнате было очень тепло. Горит, как в огне. Каждый раз, возвращаясь к его кровати, она опасалась обнаружить на ней кучку пепла.
Камилле отчаянно хотелось набить трубку, но здесь это было неуместно, а уходить она не желала – ей казалось, что стоит выйти и закрыть дверь, как с Теодором что-то случится. Иллюзия, всего лишь иллюзия, которой она зачем-то поддалась, иллюзия того, что она нужна страдающему мужчине. Нужно оставить здесь кого-нибудь из слуг, а самой уйти – так она говорила себе два часа назад, но потом перестала. Лишь приказала принести сюда чай и бисквиты. Они остались нетронутыми, и чай давно остыл.
Камилле казалось, что ночь никогда не кончится. Анри она отправила спать – он ничем не мог помочь, а в том, что Вильморен помолится за раненого, Камилла не сомневалась. Время тянулось медленно, и ей ничего не оставалось, как разглядывать нежданного гостя.
Она никогда особо не любила блондинов – а он блондин, причем нордический, очень светлый. И глаза у него прозрачные и холодные, как февральский лед. Сейчас они были закрыты, но в момент просветления, когда Теодор осмысленно заговорил с нею, Камилла их хорошо разглядела. Голос у него оказался глуховатый – скорее всего, вследствие солдатской привычки сдерживаться. Черты лица немного асимметричные, но есть в них завораживающая красота. Шрам на щеке, почти незаметный уже... Госпожа де Ларди находилась в комнате постоянно и помогала раздевать Теодора – потому и увидела, что его тело буквально покрыто шрамами, как старыми, так и едва зажившими. И его правая рука... Камилла осторожно коснулась изувеченной конечности Виллеру, шевалье скрипнул зубами, и она поспешно отдернула пальцы. Не хватало еще ему лишнюю боль причинить.
Теодор что-то забормотал, и вновь на латыни. Она погладила его по голове, успокаивая. Волосы у него были жесткие, кое-где уже проглядывала седина, хотя и трудноразличимая в светлых льняных прядях. Кто он? И почему на него напали? На дороге нашли шесть трупов – слуга, посланный к муниципальным гвардейцам, уже вернулся и подтвердил сказанное Теодором. Солидно подготовленное нападение, неслучайное. В том, что это нападение, госпожа де Ларди не сомневалась: о разбойниках здесь слыхом не слыхивали, окрестности замка Жируар славились спокойствием. Грабить тут было особо некого, замок стоял в стороне от оживленных дорог. Камилла прикоснулась к щеке раненого. Лихорадка, надо пойти приготовить лекарство. Она прихватила покрывало с кресла и вышла.
Очаг на кухне давно прогорел, Камилла поплотней закуталась в плед. Если закрыть глаза, то можно представить, что за окнами уже лето... Она мерзла зимой, не спасали ни меховые накидки, ни куча покрывал, ни жарко натопленные камины. Возможно, помогли бы теплые мужские объятия, но у госпожи де Ларди давным-давно не было любовника. После смерти Франсуа большинство знакомых мужчин казались ей... ненужными. Из оставшихся половина была ей не по вкусу, а кое-кому не по вкусу она сама. Ну и, наконец, несколько возможных кандидатов женаты, а Камилла далека от того, чтобы заводить интрижку с семейным мужчиной. Слишком хорошо она знает, к чему приводят подобные отношения. Насмотрелась...
Она разожгла огонь, вскипятила воду, бросила в котелок пучок мяты, немного шиповника и листьев малины. Налила себе вина и опустилась на стул, ожидая, пока отвар настоится и можно будет его процедить.
Она поправила плед и глотнула из бокала. Пора возвращаться в комнату к шевалье. Сейчас придет Жерар, которого она заставила остаться в замке, и снова пустит раненому кровь. Отвратительное зрелище, но делать нечего – это единственный способ уменьшить лихорадку, как утверждает лекарь. А Камилла платит ему достаточно, чтобы доверять.
Ад существует, Виллеру знал точно.
В свой маленький личный ад Теодор спускался не впервые: он шел по ледяной лестнице, а она не заканчивалась. Просто не заканчивалась, и всё. Освещенная лишь мертвенным мерцанием голубого льда, она вела все вниз и вниз. По ней можно бежать и катиться кубарем; можно ползти, пока ладони не почернеют от холода. Самый громкий крик звучал там комариным писком. Лестница была проста и оттого до ужаса реальна. Она никуда не вела. Иногда Теодор останавливался и бился, бился об лед, пытаясь расколоть его, но ничего не получалось.
Потом появлялся какой-нибудь свет, и лестница таяла.
На сей раз этим светом оказался огонек свечи, стоявшей у изголовья кровати. Теодор моргнул – даже это далось ему с трудом. Ему казалось, что сердце стучится о ребра не чаще, чем раз в полчаса.
Тело еще хранило холод ледяной лестницы, холод царства неподвижности и смерти, но левой руке было отчего-то очень тепло. Теодор скосил глаза и увидел каштановые пряди, выбившиеся из когда-то безупречной прически. Камилла спала, положив голову на его руку, под глазами у нее залегли тени.
Теодор некоторое время смотрел на спящую женщину, опасаясь ее разбудить. Сон смягчил ее черты, и лицо, ранее решительное, сейчас было невинно-беспомощным, как у ребенка. Брови ее подрагивали – наверное, снилось что-то плохое.
«Я совсем не знаю этого медного ангела, так откуда мне известно, какие она видит сны?..»
Словно почувствовав его взгляд, Камилла пробудилась; лицо дрогнуло и застыло в привычной маске самоуверенной решительности прежде, чем открылись глаза.
– О, шевалье, – она подняла голову, – как приятно наконец видеть ваш осмысленный взгляд. Глаза без разума – страшное зрелище, теперь-то я знаю.
«Да?»
– Да. И я хочу, чтобы вы помогли мне, шевалье. Будьте любезны, пейте то, что я пытаюсь в вас влить. Мне надоело наблюдать, как из вас сцеживают кровь. Будь я старым вурдалаком, хлопала бы в ладоши от радости, но я не вурдалак, мне вас очень жалко.
Пыталась она его рассмешить или нет, но Теодор улыбнулся. Только один вопрос всё еще занимал его: почему хозяйка дома сидит здесь, все в том же, теперь уже измятом платье из винного цвета бархата?
– Перестаньте пытаться говорить, я хорошо читаю по глазам. Вы хотите спросить, что я тут делаю. Отвечаю: я тут сплю, – от сдерживаемого смеха у нее на щеках появились ямочки. – Я в своем доме хозяйка, могу спать где угодно, и я выбрала кресло рядом с вашей кроватью. Вдруг вы проснетесь, и вам понадобится кто-то, кто умеет читать по глазам?.. Теодор молчал. Камилла пригладила волосы. – Я слишком много говорю. Надо обратить это на пользу. Закрывайте глаза, шевалье, и постарайтесь снова заснуть, а я использую свое красноречие: расскажу вам сказку. Мне ее в детстве няня рассказывала. Так вот, давным-давно в далеком королевстве жила прекрасная принцесса, но не было у нее настоящей любви. А по соседству жил один дракон...
На следующий день Виллеру ни разу не пришел в себя. Камилла просидела рядом с ним целые сутки, не смыкая глаз. Она не молилась – это было предоставлено Анри, который, к сожалению, был вынужден покинуть замок, но обещал, что за Теодора помолится вся братия монастыря Во-ле-Серне. Помня, как Анри умел вдохновлять людей своими пламенными речами, Камилла могла быть уверена: за больного замолвят не одно латинское словечко.
Она сидела в кресле у кровати, большей частью просто наблюдая за раненым. Не зная, слышит ли он ее голос, Камилла тем не менее говорила: рассказывала ему глупые сказки (а казалось, с детства все позабыла – теперь же вспомнились), читала вслух, просто болтала о пустяках. Она так много не разговаривала, кажется, уже лет десять. После смерти Франсуа ее нелегко было растормошить, только Анри это удавалось. Но Анри – случай особый.
Виллеру бредил. Большей частью тихо: Камилла даже разобрать не могла, что он бормочет. Но иногда шевалье начинал говорить четко и резко: отдавал приказы, перед кем-то отчитывался, кого-то о чем-то просил. Имена, которые он произносил, были ей смутно знакомы: Гассион, л'Опиталь, Лаферте-Сенектер – офицеры герцога Энгиенского. Будучи близко знакома с сестрой молодого герцога, Анной-Женевьевой де Лонгвиль, Камилла немало знала о военных кампаниях и участвовавших в них людях.
Временами Теодор тихо и жалобно шептал молитвы. А иногда звал женщин. Марго. Женевьева. Генриетта. Три имени, больше нет. Камиллу он не звал – да и с чего бы, но иногда его рука принималась слепо шарить по одеялу, и госпожа де Ларди поспешно стискивала его пальцы. Теодор немедленно успокаивался, и некоторое время обходилось без бреда. Потом все начиналось сначала.
Жерар пожимал плечами:
– Следующая ночь, ваша светлость, решит все.
Ночь эта оказалась не страшнее кошмаров, которые иногда снились Камилле в полнолуние. Там, в кошмарах, она раз за разом теряла Франсуа и, просыпаясь, понимала: он потерян на самом деле, его не вернуть. Теперь остается только уповать на милость Божью и встречу в раю или в аду. А шевалье де Виллеру нужно было не потерять прямо сейчас, и исход битвы со смертью напрямую зависел от нее, Камиллы.
«Какая же я глупая. Почему я опять позволила себе поверить в иллюзию?»
Эту глупую веру не смогли убить даже годы одиночества. Страшная, тяжелая иллюзия: «Пока я здесь, с ним ничего не случится».
Камилла осознавала собственную наивность. Смерть не разбирается, кто стоит у изголовья ложа умирающего: святой, шепчущий молитвы, или совершенно случайная женщина, или возлюбленная. Смерть всегда забирает то, что ей причитается, но все равно до последнего мига надо бороться. Камилла сидела у кровати Виллеру, шептала ему что-то успокаивающее, вытирала стекавший по лицу пот, меняла повязки на ране. Этим должна была бы заниматься сиделка, Жерар так и сказал, но разве он мог переспорить госпожу де Ларди? Не особо и старался, махнул рукой.
– Ну же, держитесь, шевалье, – говорила она раз за разом. – Пока я здесь, с вами ничего не случится.
Теодор стонал и бормотал что-то на латыни.
– «Starba Mater Dolorosa», – безошибочно определяла Камилла. – «Стояла скорбящая Богоматерь». И почему он не носит сутану, хотела бы я знать?..
К концу ночи Камилла устала так, что окровавленные тряпки падали из рук, и не было сил их подбирать. Она даже не сразу поняла, что вода в тазике, стоявшем на столике у камина, красная не от крови, а от первых рассветных лучей. Иллюзия сработала: Теодор дышал ровнее, жар, кажется, уменьшился. Камилла позвала Жерара, убедилась, что не ошиблась в своих выводах, и отправилась к себе – отдохнуть несколько часов и вернуться на пост.
«Я тоже солдат. Я сражалась со смертью. Я победила».
Теодор проснулся, только когда солнце уже повисло низко над горизонтом, готовясь покинуть небо и окунуть землю во тьму. Он чувствовал себя страшно слабым, но вполне живым; жар немного спал, стало гораздо легче дышать. В комнате, наполненной вечерним светом, Камилла казалась статуей из меди. Виллеру закашлялся, женщина немедленно встала и склонилась над ним.
– Как вы себя чувствуете, шевалье?
– Жить буду, – буркнул Теодор, чем вызвал улыбку на лице госпожи де Ларди.
– Вот и хорошо. Знаете, хоронить вас не входило в мои планы. Кладбище Жируара маленькое, мест мало.
Наверное, он доставил хозяйке замка немало хлопот. Теодор терпеть не мог быть причиной неудобств. Несмотря на слабость, он попытался подняться.
– Я чувствую себя уже гораздо лучше. Еще несколько дней, и я смогу покинуть вас, отблагодарив за гостеприимство.
Госпожа де Ларди посмотрела на него очень странно и сделала попытку уложить обратно. Так как сил у Виллеру сейчас было не больше, чем у котенка, пришлось подчиниться.
– Ах, эти мужчины, – неожиданно жестко сказала Камилла. – Умрут, но гордостью не поступятся. Да, шевалье? Ну-ка, немедленно прекратите свои глупые попытки, иначе рана откроется, и все усилия пойдут прахом.
– Прошу прощения, сударыня, – Теодор не собирался так просто сдавать позиции, – у меня много своих дел. Я уеду как можно скорее.
– Сейчас мы их все отменим, ваши дела. – Камилла решительно кивнула, взяла раненого за руку и начала шепотом считать пульс. Пальцы ее были мертвецки холодными. Какое право она имеет распоряжаться? – Что, так нравится выглядеть несгибаемым героем, шевалье?
– Я всего лишь исполняю свой долг, – просто сказал Теодор. Его долг в данном случае состоял в том, чтобы как можно скорее убраться отсюда. Сложить два и два просто: события в армии, предшествовавшие его отставке, и нападение на дороге. За ним охотятся. За ним придут снова. И могут пострадать окружающие его невинные люди.
Камилла ничего этого не знала, поэтому фыркнула:
– Мужчины и их добродетели. Боже, как же вы мне все надоели, глупые храбрецы! – Ее пальцы легли на лоб Теодора и отдернулись, словно обжегшись. – Всё, что угодно, лишь бы не выглядеть слабым. Доползут куда угодно, держа в зубах собственные кишки. Простите меня за некуртуазность выражений...
– Вы ползали? – спросил Теодор, взглянув на хозяйку замка в упор.
Камилла опешила:
–Что?
– Я спрашиваю, вы когда-нибудь ползли по полю боя, оставляя за собой след из собственной крови? – Виллеру едва не сорвался, с трудом восстановил дыхание и продолжил: – Если нет, то не имеете права судить, зачем мы это делаем: из проклятой гордости, чувства долга или из желания выжить... либо умереть достойно.
– Зачем достоинство трупу, шевалье? – устало сказала Камилла, ничуть не смущенная его тирадой. – Не все ли равно вашей возлюбленной, умерли вы, скрючившись в три погибели, или как Роланд, прижимая меч к сердцу? «Он лег лицом к стране испанских мавров, чтоб Карл сказал своей дружине славной, что граф Роланд погиб, но победил...» – процитировала она. – Все равно мы будем плакать. Не пытайтесь перевести разговор, меня не удастся отвлечь от главного: вы никуда не поедете, хотя бы потому, что вас никто не ждет.
Виллеру дернулся:
– С чего...
– Вы сами это мне сказали. В этой комнате, двое суток назад. Так что вам меня не переспорить.
– Хм. – Теодор снова закашлялся. Боль то уходила, то возвращалась. Хотелось лежать, закрыв глаза и не двигаясь, и поверить в то, что бескорыстие этой женщины – именно бескорыстие. От чужой заботы Виллеру давно отвык. После того, как умерла Марго, он в свое сердце никого не впускал.
– Я вас убедила? – спросила Камилла, внимательно наблюдавшая за его лицом. Ее голос стал мягким, успокаивающим. – Подумайте, шевалье, куда вы поедете? Завтра, говорят, будет метель. Вы очень слабы, кашляете с кровью. Вам пробили легкое на войне? – Теодор кивнул. – Тогда неудивительно. Я не гоню вас, вы не доставляете мне неудобств.
– А ваша семья?..
– У меня нет семьи, я одна и сама себе хозяйка.
Почему-то мысль о том, что Камилла – свободная женщина, доставила Теодору смутное удовольствие. Наверное, виною всему было тщательно спрятанное самолюбие: хотелось, чтобы ее внимание сейчас принадлежало только ему. Эта забота оказалась для него нужнее целебных отваров, хотя признаваться себе в этом Теодор не желал. И, возможно, здесь и сейчас его не найдут те, кому он перешел дорогу.
– Хорошо, – холодно сказал Виллеру. – Но только до тех пор, пока я не смогу ездить верхом.
Камилла скривилась:
– Вы уверены, что вы солдат, а не купец? Отлично торгуетесь. Будь по-вашему. Милостиво оставляю за вами право передумать.
Он повернул левую руку ладонью вверх, и Камилла, помедлив немного, накрыла ее своею. Теодор, сделав над собой усилие, чуть приподнялся, иронично улыбнулся и поцеловал тонкие пальцы госпожи де Ларди. Вряд ли он ей небезразличен, но, как гостеприимная хозяйка, она безупречна. А нужно ли что-нибудь еще? Только покой. Остроты же можно пропускать мимо ушей, этим искусством Теодор овладел давно.
– Вы сумасшедший, – буркнула Камилла, отнимая у него свою руку и поправляя одеяло. – Вы будете спать или нет?
И сидела рядом, пока он не заснул.
Глава 6
Камилла пыталась за привычными действиями скрыть некоторую растерянность. Ее подопечный был... странным, иначе и не скажешь.
Он чем-то притягивал взгляд, хотелось смотреть на него еще и еще, но что в нем особенного, женщина объяснить не могла. Странное, полузабытое ощущение неразгаданной загадки; с подобными мужчинами она сталкивалась достаточно редко. Обычно сразу видно: один – вертопрах, другой – интриган, третий, упаси Господи, – святоша. И ничего тайного.
А тут – одно и то же выражение лица, не меняющееся на протяжении всех разговоров и даже в бреду. Мраморный истукан, да и только. И разговоры холодные, каменные. Чего стоило уговорить его не срываться немедленно с кровати. Не смог, но пытался же.
Честно говоря, Камилла обиделась. Спасенный гость пренебрег ее гостеприимством – почему? Что она сказала такого, что он вот так вздумал уезжать? Ничего особенного. То ли упоминание о похоронах ему не понравилось, то ли что-то еще, поди разберись.
Перевалило за полночь, но сна не было ни в одном глазу. Камилла сидела и бездумно смотрела в стену. Теодор ровно дышал, госпожа де Ларди и не подозревала, что следит за его дыханием, пока оно вдруг не перешло в кашель. Тогда она вскочила, поддержала его голову, а после дала напиться.
– Не проще ли оставить со мной сиделку? – пробормотал Теодор, опускаясь обратно на подушки.
– Проще, но в себе я больше уверена.
– Я беспокоюсь, что это неудобно для вас, госпожа де Ларди.
– Позвольте мне решать, что для меня удобно, а что нет. – Ну вот, опять она разозлилась. Нехорошо. Интересно, есть ли у шевалье де Виллеру другое выражение лица, кроме этого, благородно-вежливого и холодного, как февральский снег? И если есть, надевает ли он его хотя бы по праздникам?
– В таком случае, если вас не затруднит, у меня к вам просьба...
– Это уже что-то новое, – одобрительно кивнула Камилла. – Слушаю.
– Я хотел бы, чтобы вы дали мне мою шпагу.
Оружие лежало тут же, на кресле в углу. Госпожа де Ларди отошла от кровати и спустя несколько мгновений вернулась.
– А вы даже спать ложитесь со шпагой? – иронично осведомилась она, кладя оружие рядом с кроватью.
– Откуда вы узнали? – сухо сказал Теодор.
– Можно догадаться, – рассмеялась Камилла.
– Положите мне ее под левую руку, прошу.
– А вот это уже слишком. Не приведи Бог, кого-нибудь покалечите в бреду. Я прослежу, чтобы разбойники и убийцы заранее сообщили нам о своем визите. Тогда мы начистим вашу шпагу и дадим ее вам, и вы их всех победите.
Зря она старалась: Виллеру и не подумал улыбнуться.
– Вам смешно, сударыня? – холодно спросил он. – Мне – нет.
Камилла разозлилась, а в таком состоянии она говорила то, что думает, не заботясь о формулировках.
– Послушайте, шевалье. Я понимаю, что мне не повезло и вы на редкость упрямы. Мой замок, вероятно, кажется вам местным представительством Двора Чудес, и вы только и ждете, когда кто-нибудь перережет вам горло. Если бы я хотела вас убить, я позволила бы Жерару сцеживать из вас кровь до бесконечности. Но так получилось, что вы оказались на моем попечении. Имейте же хоть толику благодарности и прислушивайтесь к моим советам. Пока я здесь нахожусь, с вами ничего не случится.
– Я не за свою жизнь боюсь, – устало произнес Теодор и закрыл глаза.
Злость перешла в растерянность.
– Очень благородно, – сказала Камилла после длинной паузы. – Тогда постарайтесь выздороветь поскорее, хорошо?
– Да, госпожа, – усмехнулся Виллеру, не открывая глаз.
– И не делайте мне одолжений.
Теодор едва заметно поморщился, но смолчал.
На пятые сутки Камилла поняла, что очень устала. Анри в Жируаре не появлялся, видимо, занятый делами в аббатстве. Типичное мужское поведение: оставил ей свою находку, как в детстве приносил раненых птиц, и пропал – тоже, как в детстве. Злиться на него было можно, но что это давало? Поэтому Камилла отложила злость до встречи с вероломным аббатом и продолжала ухаживать за своим пациентом.
Через некоторое время она пришла к выводу, что война, видимо, слегка повредила разум Виллеру, и не в последнюю очередь этот факт послужил причиной его отставки. Иначе как можно было объяснить его всепоглощающую осторожность и требования принести метательные ножи? Ножей ему Камилла, естественно, не дала, и тогда он, улучив момент, стащил серебряный ножик для фруктов. Убить им было нельзя, разве только в глаз воткнуть, как со вздохом пояснил Теодор, когда она обнаружила «оружие» у него под подушкой. Возмущению госпожи де Ларди не было предела: кому, интересно, он собирается втыкать в глаз этот нож? Однако, поразмыслив, она пришла к выводу, что закаленный в боях солдат, пребывая в полубреду, и не такое удумать может – Анри ей в свое время писал и о более диких случаях. Потому Камилла просто следила, чтобы рядом с кроватью больного не находилось колюще-режущих предметов, а вставать раненый еще не мог, что, с одной стороны, огорчало Камиллу как сиделку, но чрезвычайно радовало как хозяйку, которая абсолютно за всем уследить не могла.
На шестой день Жерар сказал, что жизнь шевалье вне опасности, и Камилла сделала себе роскошный подарок – проспала больше двенадцати часов. Она проснулась поздним утром, вызвала Адель, которая помогла ей уложить волосы и надеть платье из желтого шелка. В этот вьюжный день – зима не спешила сдавать позиции – Камилле хотелось выглядеть как можно более ярко. Она с удовольствием вплела бы в волосы цветы, чего не делала много лет, но разорять ради этого замковую оранжерею показалось ей неразумным.
Напевая – и фальшивя, разумеется, – она спустилась вниз, позавтракала, полистала книгу и решила, что пора заглянуть к подопечному, за которым со вчерашнего вечера ухаживала присланная Жераром сиделка.
Камилла нашла Теодора сидящим в постели и мрачно вкушавшим какой-то бледный бульончик.
– Доброе утро, шевалье! – жизнерадостно приветствовала она его.
– Доброе? – Он фыркнул, но от дальнейших дискуссий воздержался.
Сиделка сделала реверанс и по знаку Камиллы удалилась, а плошка с бульоном из ее рук перекочевала к госпоже де Ларди – сам Теодор был еще слишком слаб, чтобы держать посуду. И зачем оружие требовал?..
– Продолжим ваш завтрак. – Камилла щедро зачерпнула бульончик и поднесла ложку к губам шевалье. – Кушайте.
Виллеру, поморщившись, проглотил и только после этого заметил:
– Вы не обязаны это делать.
– А вы полагаете, я всегда делаю только то, что обязана? – Камилла мстительно влила в своего строптивого пациента еще ложку несоленой жирной жидкости.
– Вы сегодня прекрасно выглядите. – Виллеру весьма прямолинейно сменил тему.
– Хотелось бы сказать то же самое о вас, шевалье, но истина дороже. Выглядите вы пока не очень, но я надеюсь это исправить.
– Благодарю вас.
Все та же изысканная вежливость, и иногда, словно одинокая веточка укропа на блюде, – ирония. Камилла зачерпнула остатки бульона и скормила их Теодору, едва не расплескав.
– Жерар сказал, что, если вы будете вести себя хорошо, вскоре он позволит вам встать.
– И снова благодарю.
Камилла только кротко вздохнула:
– Есть кое-что, что мне нужно обсудить с вами. Вчера приезжал лейтенант муниципальных гвардейцев, господин де Ториньон. Он хотел поговорить о нападении на дороге. Как я поняла, они опознали кого-то из убитых вами головорезов. Наемный убийца, судя по всему. Вы случайно не игрок в шахматы на доске большой политики? Или, может, профессиональный донжуан? – Камилла чуть помедлила и пробормотала, будто в сторону: – Нет, на сердцееда не похож.
– Ненавижу политику. – Замечание про донжуана Виллеру решил не комментировать.
– Тогда почему они вас преследовали?
– Понятия не имею. Возможно, спутали с кем-то.
Женщина поставила пустую плошку на столик.
– Позвольте мне не поверить вам, шевалье. Вас сложно с кем-нибудь спутать.
– У некоторых плохое зрение, знаете ли.
«Лжет или сам не знает причин, заблуждается самонадеянно?» Камилла затруднялась дать ответ на этот вопрос. Впрочем, это не ее дело, пусть хранит свои маленькие тайны, если они у него есть. А ее задача – поставить его на ноги. Она хотела развлечений, и вот, пожалуйста.
– Ладно. Я позову сиделку и зайду к вам перед ужином.
Госпожа де Ларди поднялась и направилась к двери. Когда она взялась за дверную ручку, Виллеру еле слышно пробормотал:
– Не уходите, пожалуйста.
Она обернулась – Теодор имел вид бледный и несчастный.
– Эта сиделка – чудесная женщина, но разговор с нею не доставляет удовольствия, – продолжил он извиняющимся тоном. – А лежать, смотреть в потолок и прислушиваться к себе – это смертельно... скучно.
– А вы обещаете вести себя хорошо? – усмехнулась Камилла.
– Я постараюсь.
– Постараетесь или будете?
– Хорошо, хорошо, буду. – Он даже сделал попытку улыбнуться, Камилла оценила ее по достоинству и вернулась к кровати.
– Только не просите меня дать вам шпагу или нож, вы же знаете, я не дам.
– Я военный, сударыня, и привык держать оружие под рукой.
– Не сейчас. Мой замок – не приют для наемных убийц. Здесь даже суицидальными наклонностями обладаете только вы, пытаясь уехать раньше времени.
– Это мой долг.
Камилла чуть слышно хмыкнула.
– Догадываюсь я о ваших долгах. – Кое-какие выводы она уже успела сделать, а вот и подходящий случай их озвучить. – Кто кому что должен? Если правильно рассудить, с герцога Энгиенского еще причитается за то, что вы для него сделали. – Камилла, не спрашивая разрешения, склонилась и взяла правую руку Теодора, несмотря на слабую попытку сопротивления. – Вот его долг, да? Чистая работа.
– Не считайте мои долги, сударыня, сам сочту.
– Списываю вашу дерзость на болезненное состояние. Я вообще чрезвычайно снисходительна к людям, которые находятся на моем попечении.
Виллеру вздохнул и мягко, но настойчиво отнял у нее руку.
– Сударыня, я бесконечно благодарен вам за заботу. И доброту.
– Вот тут вы мне польстили, доброй меня называют редко.
– Непростительное упущение.