Текст книги "Страж"

Автор книги: Кэтрин Ласки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Глава пятая
Кровь и Шипы

В первый месяц лета, когда солнце поднимается выше всего и идет по небу рука об руку с луной, наступает самый длинный день. В этот единственный день в стране Далеко-Далеко цветет огонь-трава. Под лучами яркого солнца и его сестрицы луны на колючих стеблях распускаются крошечные алые бутончики. Листья у огонь-травы мягкие и сочные; в них много жидкости, от которой у волков начинается приятное головокружение. Вот только добраться до этих листьев сквозь острые, похожие на волчьи зубы шипы вовсе не легко.

И хотя цветы на огонь-траве появляются в самый разгар жаркого лета, они знаменуют поворот земли в сторону зимы. Дни становятся всё короче и короче; серебристая полоска света, сияющая на севере ночью, – всё у́же и у́же, пока не исчезает совсем; солнце по вечерам садится всё раньше. В день, когда зацветает огонь-трава, волки из страны Далеко-Далеко устраивают Праздник Крови и Шипов. Его отмечают во всех кланах, но особенно шумно – у МакХитов: там дело часто доходит до грубостей и драк, а так называемые «дружеские поединки» порой заканчиваются смертью.

В бытность свою глодательницей Эдме старалась в этот день не попадаться на глаза остальным членам клана. Однако сейчас, стоило ей только появиться в лагере Каррег Гаэра, шум и вой тут же прекратились и все взгляды обратились на нее. Волкам явно не нравилось, что Эдме пришла в стаю с выпрямленным хвостом и гордо поднятой головой. На морде волчицы застыло выражение крайнего негодования. Ничуть не смущаясь, она прошла прямо к гаддерхилу – церемониальной пещере вождя.

– Что ей нужно? – шептались между собой одни волки. – Да еще в День Крови и Шипов?

– Посмотрите на ее хвост и уши, – бормотали другие. – Быстро же она усвоила позу превосходства.

– Нет, я ни за что не улягусь перед ней в пыль, – добавляли третьи.

Услышав последнюю фразу, Эдме едва не рассмеялась. «Уже завтра или даже раньше вы сами будете меня умолять об этой чести. Но я уйду, уйду к Кольцу как одиночка».

Одиночкам, бесклановым волкам, которых их матери оставили умирать в лесу, дозволялось принимать участие в гаддерглоде, и если они побеждали, то тоже становились членами Стражи Кольца Священных вулканов. В каком-то смысле Фаолана тоже можно было назвать одиночкой, потому что он не сразу вернулся в клан, а некоторое время жил сам по себе.

Эдме теперь нужно во всеуслышание заявить, что она одиночка, – сначала МакХитам, а затем и всем остальным кланам. Слаан-лиф – это путешествие в поисках истины и примирения. Ну что ж, истину она уже обнаружила, а сейчас добьется и примирения.

У входа в гаддерхил Эдме увидела Дунбара МакХита – тот с трудом передвигал лапы, почти повиснув на одном из своих лейтенантов. Поперек морды вождя от глаза до шеи шел шрам, на котором не росла шерсть; эта отметина придавала Дунбару особенно свирепый вид. Правда, сейчас он выглядел, скорее, смешно: по густой шерсти стекали струйки крови, свидетельствуя о том, что вождь тоже пытался добраться до сока огонь-травы. Судя по поведению Дунбара МакХита и по тому, что он едва держался на лапах, ему это удалось. «Интересно, протрезвеет ли он, когда я сообщу о причине своего появления в клане?» – усмехнулась Эдме.

– А ты что тут забыла, про́клятая волчица, отродье сумрачного мира? – начал он. – Неужели они от тебя отказались? Не справилась?

– Дело не в Страже. Я просто хочу кое-что выяснить.

– О чем она? – повернулся вождь к лейтенанту, и тут его вырвало.

Мех на загривке Эдме встал дыбом, отчего она сразу словно стала выше ростом. В единственном глазу вспыхнула ослепительная зеленая искра, и, заметив ее, вождь с лейтенантом словно по команде отвернулись от волчицы, как отворачиваются от жалящих лучей солнца во время затмения.

– Идите в гаддерхил и сзывайте рагнайд, – властно приказала Эдме.

Дунбар МакХит неожиданно замер, слегка поджав хвост, – едва намечая позу покорности. Лейтенант маячил позади и, наоборот, держал хвост почти трубой, словно уговаривая вождя не терять присутствия духа. А Эдме тем временем гордо прошла в пещеру.

«Не могу поверить», – думала она. Как будто весь мир перевернулся с ног на голову! Она ведет своего вождя в церемониальную пещеру! Она приказывает ему или, по крайней мере, делает вид, что приказывает!

Вслед за ними в гаддерхил вошли около десятка волков – до листьев огонь-травы они уже добрались полным составом, но кто-то явно успел съесть больше. Все они бросали на Эдме настороженные взгляды. Немудрено: их бывшая глодательница разительно изменилась. Внешне она оставалась все той же одноглазой и неприглядной маленькой волчицей. Но сейчас, вздыбив мех на загривке и приподняв хвост, она казалась больше и внушительней, особенно рядом с взъерошенным вождем, заляпанным собственной кровью и с застрявшими в шерсти колючками.

Дунбар принял позу покорности, но не до конца – он словно шутил, притворялся, как щенок, который только учится себя вести.

Среди вошедших была и обея клана, Эйрмид. Совершенно белая, ничуть не запятнанная кровью, волчица казалась клочком тумана, занесенным в пещеру вечерним ветром.

Собрав остатки здравомыслия, Дунбар МакХит подошел к Эдме:

– Зачем ты вернулась, если фенго Стражи тебя не изгонял?

– А с какой стати фенго меня изгонять? Или для этого есть причины?

Вопрос повис в воздухе, слишком холодном для Праздника Крови и Шипов.

– Нет, конечно же, нет!

«Как-то слишком бурно он протестует, – подумала волчица. – Разве это не подозрительно?»

– Я ведь родилась несчастным малькадом, верно?

Эдме повернулась к обее, которую пока еще не все успели заметить.

– Да, Эйрмид, выйди вперед, – предложил Дунбар. – Ведь это ты относила малькада на тумфро. Подтверждаешь мои слова?

– Я предпочту хранить молчание, вождь.

– Мы твоего мнения тут не спрашиваем! – взорвался он, на негнущихся ногах проковылял к Эйрмид, схватил ее зубами за загривок и подтащил поближе к костру.

– Не оскорбляй обею! – Эдме уверенно ткнула Дунбара головой в бок. – Моя история мне уже известна. Я не родилась малькадом – меня им сделали! Кто вырвал мне глаз? Не ты ли, Дунбар?

Послышались изумленные вздохи. До сих пор ни один волк не смел так разговаривать с вождем. А Эдме не только ткнула его в бок, но и обратилась без титула и по имени.

– Кто тебе такое сказал? – процедил Дунбар МакХит сквозь зубы. – Кто?

– Неважно кто. Просто выслушай меня, и выслушай внимательно.

В гаддерхиле нарастало напряжение. Внутрь один за другим заходили остальные волки, многие из них были пьяными, и Эдме начинало казаться, что она стоит на краю бездонной пропасти. Некоторые из присутствующих являлись членами рагнайда – кланового суда, имевшего право толковать законы, регулирующие жизнь волков из страны Далеко-Далеко. Струйки крови на шкурах кое-где смешивались с тающими снежинками. «Как странно, – подумала Эдме. – В Праздник Крови и Шипов идет снег!»

Тут в голову волчице пришла идея. Она сыграет на суевериях, к которым чрезвычайно склонны многие волки, особенно МакХиты и МакДаффы!

– Слушайте, что я скажу, – продолжила она. – Все вы заметили, что погода в этом году необычная. Пожалуй, такой снежной весны и такого холодного лета мы не видели со времен Долгого Холода. Никогда еще не бывало, чтобы летом на шкуру падал снег.

Она мотнула головой в сторону только что вошедших в пещеру волков.

– Да, действительно необычная, – подтвердил волк по имени Блиден. – Погода в этом году кэг-мэг, это точно!

– Заткнись, – буркнул вождь.

Эдме кивком подтвердила правоту Блидена, словно он был самым умным среди всех собравшихся. Этот пепельно-серый волк с бритвенно острыми клыками отличался необыкновенной силой, и поэтому его всегда охотно брали в боевые отряды слинк-мелфс. Их задачей было уничтожать животных, угрожавших клану.

Маленькая волчица снова заговорила – медленно и вдумчиво, словно размышляя над чем-то очень важным.

– Не кажется ли вам, что безумие погоды – это следствие ваших поступков, вашего безумного поведения? Прошу вас, достопочтенные члены рагнайда, задуматься над тем, что бывает, когда нарушают законы о малькадах. Например, не разгневается ли дух первого фенго, узнав, что щенку вырвали глаз лишь для того, чтобы тот стал членом Стражи? Ведь этот фенго когда-то вывел нас из плена Долгого Холода! Возможно, его гневом и объясняется такая необычная погода.

Послышались настороженные вздохи и даже жалобные звуки, похожие на скулеж отнимаемого от груди щенка. Волки клана МакХитов отличались крайней жестокостью, но в них жило и еще более сильное чувство – страх.

Эдме приблизилась к членам рагнайда. «Какое же они все-таки посмешище по сравнению с рагнайдами МакДунканов, МакНабов или Мак-Ангусов!»

– Я отправляюсь к Кольцу Священных вулканов, но не как член клана МакХитов, а как волк-одиночка. Я отрекаюсь от вас, отказываюсь принадлежать к вашему клану.

Челюсть Дунбара МакХита отвисла, словно он не верил своим ушам; из пасти закапала слюна, алая от сока огонь-травы. В глазах вождя ясно читалось недоумение. Прежде чем до присутствующих дошел смысл ее слов, Эдме развернулась и вышла из гаддерхила. А пока все пришли в себя, маленькой волчицы уже и след простыл.

Тем временем непогода разыгралась вовсю. Посыпался снег. Началась метель. Подумать только, настоящая метель – в разгар лета!

* * *

В гаддерхиле царил переполох.

– Убить ее! Вырвать ей второй глаз! Нет, вырвать язык, чтобы она никогда больше не говорила таких дерзостей! – наперебой кричали волки.

Громким лаем Дунбар МакХит призвал всех к порядку. Он уже почти протрезвел и даже успел принять угрожающую позу, более подходящую его положению в клане. Каждый волосок меха вождя торчал дыбом, отчего Дунбар казался вдвое больше обычного.

– Послушайте меня, волки клана МакХитов! Послушайте своего вождя! Никакого убийства… – Дунбар сделал эффектную паузу и окинул взглядом своих лейтенантов. – Никакого убийства, пока я не скажу.

Он сделал еще одну паузу.

– Настанет время, и гнусная предательница Эдме получит по заслугам. Но это будет не простое убийство, а гораздо хуже!

– Что может быть хуже убийства?

– Пока просто будем внимательно следить за ней.

Лейтенанты обменялись беспокойными взглядами. «Следить за ней? Что-то хуже убийства?» Их залитые соком огонь-травы мозги шевелились с трудом, и никто из волков даже представить себе не мог, что такое можно придумать хуже убийства и истязаний.

Вождь продолжил:

– Будем за ней следить, чтобы обнаружить ее слабое место. А затем накажем как следует.

Дунбара трясло от злости. Он так долго ждал, чтобы кто-нибудь из МакХитов стал членом Стражи! Недавние слова Эдме окончательно его разъярили.

В прояснившуюся голову вождя пришла идея. Нужно только дождаться, пока волки успокоятся, и сразу огорошить их новостью. Если в чем-то Дунбара МакХита и можно было назвать мастером, так это в искусстве убеждения и манипулирования.

Когда вождь наконец заговорил, остальным пришлось изо всех сил тянуть шеи и напрягать уши, чтобы хоть что-то услышать, – так тихо Дунбар это произнес:

– Друзья мои, вполне возможно, вы сейчас смотрите на следующего фенго.

Волки дружно изумленно вздохнули, и в гаддерхиле воцарилась мертвая тишина.

Глава шестая
Слова обеи

В яростном мельтешении снега светлело пятно – белее вихрящейся вокруг метели: обея последовала за Эдме.

– Постой, Эдме! – провыла она. – Постой! Это я, Эйрмид!

Ее слова словно разорвали плотную пелену снега: имя обеи редко произносили вслух, а чтобы она сама назвала себя по имени – такого даже и помыслить было нельзя! Если глодатели считались низшими по положению членами стаи и их безнаказанно унижали и обижали остальные волки, то у обеи никакого ранга не было вовсе. Бесплодных волчиц ничто не связывало с их кланом – и их старались не замечать, словно невидимок. Эйрмид слышала, что в других кланах к таким, как она, относятся гораздо вежливее, чем у МакХитов, но многие беременные волчицы все равно сторонятся обей, опасаясь, что те могут сглазить будущих волчат.

Однако сейчас Эйрмид необходимо было поговорить с Эдме и рассказать ей гнусную тайну клана МакХитов, о которой умалчивали много лет. Обея чувствовала, как ей становится легче от этого намерения – словно в душе ее появилась трещина, и теперь оттуда вытекает вся накопившаяся грязь.

Услышав призыв обеи, Эдме остановилась, расставив пальцы пошире, чтобы не проваливаться в снег – сугробы вокруг всё росли. Эйрмид наконец догнала маленькую волчицу:

– Иди за мной. Если что, выроем снежную нору, хотя мне кажется, что буран затихает.

Вырыть с Эйрмид снежную нору? Разве малькад когда-нибудь заговаривал с обеей, не говоря уж о том, чтобы разделить убежище с той, кто оставила его умирать на тумфро? Нет, это точно находилось за гранью понимания.

– В чем дело? – сухо спросила Эдме. – Что ты от меня хочешь?

– Ты должна узнать правду.

– Я и так знаю правду. Я знаю, что со мной сделали. Я знаю, что ты не относила меня на тумфро.

– Да, это так. Но есть и еще кое-что. За все время, что я числюсь обеей МакХитов, я не отнесла на тумфро ни одного щенка.

– Ни одного? Никогда?

Вот теперь Эдме по-настоящему удивилась.

– Никогда!

Они вырыли в снегу яму и улеглись в нее, но почти сразу же буран прекратился и выглянуло солнце. К тому времени, как Эйрмид закончила свой рассказ, в сугробах уже то тут то там чернели изрядные проплешины.

– Получается, что в самом недостойном среди всех кланов никогда не рождалось настоящего малькада. Как будто вся их некрасивость переходит в души, не касаясь тел. А ведь уродство души гораздо хуже внешних недостатков.

Обея вздохнула и крепко зажмурилась, словно собираясь с духом, чтобы продолжить.

– Когда выяснилось, что я бесплодна, я даже немного обрадовалась. Мне не хотелось передавать потомству дурную кровь клана.

– Но ведь клан МакНамара был основан выходцами из клана МакХитов, – заметила Эдме. – А МакНамара – благородные волки.

– Это произошло почти тысячу лет назад. Первой МакНамарой была самка клана МакХитов по имени Хордверд. Потом к ней присоединилось еще несколько волчиц. И по сей день самки МакХитов порой перебегают к МакНамарам, а в нашем клане имя «Хордверд» считается проклятым.

– Какое мне теперь дело? Я уже не МакХит, – стояла на своем Эдме. – Хотя этого имени я никогда не слышала.

– Оно запретное. А запретный плод, как ты, должно быть, знаешь, всегда сладок. Имя передавали по секрету из уст в уста. В клане МакХитов всегда существовала группа волков – так называемое общество Хордверд, – которые хранили память о первой МакНамаре. Временами общество исчезало, но потом появлялось вновь. Некоторые самки из него, кому духу хватало, даже перебегали к МакНамарам.

Вырытая в снегу яма давно превратилась в лужу.

– В самом деле странная погода, – сказала Эйрмид. – У тебя хорошо получилось сыграть на суевериях клана. Может, страх на время отвлечет их от ненависти.

– Ты хочешь сказать, от того, чтобы преследовать меня.

– Да. Им очень хотелось, чтобы в Стражу взяли их представителя.

– Я не скажу, откуда узнала про вырванный глаз.

– Рано или поздно это перестанет быть тайной.

– А если станет известно, что ты встречалась со мной?

– Это не важно.

– Почему?

– Я тоже ухожу. – Эйрмид нерешительно помолчала, но всё-таки продолжила: – Кажется, я последняя из общества Хордверд. Хватит с меня МакХитов, пойду к МакНамарам. Я давно уже хотела уйти, но всё никак решиться не могла – они ведь соберут бирргис в погоню за мной.

– А на твоей памяти кто-нибудь сбегал?

– Да. Только одна волчица.

– И кто же?

Зеленые глаза Эйрмид вспыхнули так ярко, что стали почти прозрачными. Она перехватила взгляд Эдме, и челюсть ее задрожала.

– Кто? – переспросила маленькая волчица.

– Твоя мать.

Перед глазами Эдме все закружилось, и она крепко зажмурилась.

– Ей удалось сбежать?

Эйрмид понуро опустила голову.

– Она была храброй волчицей, Эдме. Очень храброй. Видела шрам, который украшает нашего вождя?

Эдме кивнула.

– Ее работа, – сказала обея. – Она целилась ему в глаз – в отместку за твой.

Глава седьмая
Клочки

– Так этот шрам оставила твоя мать? – удивился Фаолан.

Эдме промолчала.

Они встретились у болотца, где несколькими днями ранее рассматривали покрытую инеем паутину. Фаолан не верил своим ушам. Ложное тумфро… Волки, вырывающие глаз у щенка из собственной стаи… Смелая мать и смелая дочь, отрекшаяся от клана…

– Да, забыла рассказать еще кое о чем, – добавила Эдме.

«Как будто этого недостаточно», – подумал Фаолан.

– Я раньше особо не задумывалась, насколько МакХиты суеверны. Но когда пошел снег, меня осенило, что они пьяны по самые глаза, и я решила воспользоваться случаем. Хотела сбить их с толку.

– И что же ты сделала?

– Обратила их внимание на необычную погоду. Сказала, что такой снежной весны не бывало со времен Долгого Холода.

Фаолан склонил голову, бездумно царапая землю кривой лапой. В его зеленых глазах светилось беспокойство.

– Думаешь, что не надо было?

– Нет-нет, всё правильно.

Эдме показалось, что ее спутник сейчас где-то далеко отсюда. Как будто перед его глазами проходят отрывки давно позабытого сна.

– Что же теперь скажет фенго? – спросила Эдме.

– О чем?

Фаолан моргнул и снова стал прежним. Волчице показалось, будто его блуждающий дух вернулся в покинутую на время шкуру.

– Ну, то есть он не прогонит меня из-за того, что я не настоящий глодатель?

– Но ты же выиграла гаддерглод и продемонстрировала свои способности. Ты такой же настоящий глодатель, Эдме, как и все остальные.

– Вдруг он подумает, что если примет меня, то другие волки тоже начнут специально калечить своих щенков.

– Вот еще! – гневно воскликнул Фаолан. – Никто из остальных кланов не сравнится с МакХитами в грубости и мерзости. Даже не думай об этом. Всё, нам пора идти.

Эдме хотелось поподробнее расспросить Фаолана о его тумфро, однако серебристый волк гораздо больше значения придавал месту, где его нашла медведица. Маленькая волчица была уверена, что у него получился прекрасный друмлин в честь Гром-Сердца, потому что ни один волк на ее памяти не выгрызал кости настолько красиво. Она подумала о своей матери и о том, что ее кости, должно быть, лежат где-нибудь, всеми позабытые, или и вовсе исчезли. А было бы так приятно сделать такой же друмлин и для Акиры!

«Акира». Имя матери музыкой отзывалось в сердце Эдме. Она мысленно повторяла его снова и снова. «Какие мелодичные звуки!» – думала Эдме все время, пока они шли к Кольцу Священных вулканов.

* * *

По дороге на восток Фаолан и Эдме старались держаться подальше от территории, на которой МакХиты обычно охотились летом. Они неспешно трусили по сугробам, и серебристый волк уже хотел было заговорить о том, как это странно – метель летом, когда оба выбежали на большую поляну. Посреди покрывавшего ее снега алело кровавое пятно. Волки замерли, шерсть на загривках встала дыбом, глаза превратились в зеленые щелочки. В следующую секунду ветерок донес до них запах с поляны.

Волчья кровь! От этой мысли сердце Эдме пропустило удар. «Великий Люпус! Пусть это будет не она, – взмолилась волчица, вспомнив слова Эйрмид. – Если МакХиты узнали про побег, пусть шлют бирргис и за мной. Пусть только попробуют меня поймать!»

– Что тут случилось? – недоуменно спросил Фаолан, заметив на краю поляны клочки шерсти.

Они прошли чуть дальше, и глазам предстало омерзительная картина – разорванные останки двух волков.

– Инглисс, – тихо произнесла Эдме.

– Что?

– Инглисс и Киран. Я узнала их по шкурам.

Волчица с облегчением вздохнула: это не Эйрмид. Но зрелище было ужасающее. Никому не пожелаешь такой смерти, даже тем, от кого сам немало пострадал в свое время.

– Зачем было их убивать?

– От них я узнала, что меня сделали малькадом. Наверное, Дунбар МакХит как-то это выяснил.

Эдме глубоко вздохнула и продолжила:

– Они всегда так делают. Вот только почему… почему не в Яме?..

– В какой яме?

– Неважно, – мрачно отрезала Эдме.

Они обошли место расправы, стараясь не смотреть на кровавые останки волчиц, виноватых лишь в том, что они привыкли хвастаться и насмехаться. И чем дальше лежал их путь, тем больше в Эдме крепла уверенность, что она не зря отреклась от своего клана и что каждый шаг приближает ее к матери, к Акире. Она – достойная дочь смелой волчицы. Пережитый ужас заменил Эдме воспоминания, которые она должна была испытать на тумфро. Путешествие маленькой волчицы проходило в точности так, как предрекал ей фенго, – в поисках истины и осознания своего места в мире. Как здорово, что у нее такая мать! «Мама! – думала Эдме. – У меня теперь есть мама!»

Заснеженные участки встречались все реже и реже. Постепенно теплело; погода становилась почти обычной для луны Сбрасываемых рогов. Правда, сброшенных рогов волки нашли не так уж много: словно многие стада просто не вернулись в места летнего обитания. Однажды такое уже было… «Уже было?» – молнией пронеслось в голове Фаолана. Откуда ему знать, что было раньше, если он живет-то всего лишь третье лето? Внутри снова взбурлили какие-то смутные воспоминания, обрывки снов, неясные мысли о давних событиях…

Он повернулся к Эдме.

– В гаддерхиле МакХитов ты сказала про Долгий Холод и…

– Заставила их поволноваться.

«Меня это тоже почему-то волнует», – подумал Фаолан, но высказывать пугающую мысль вслух не стал.

До Кольца Священных вулканов оставался день пути. Волкам не терпелось дойти до цели, но они решили не торопиться. Фаолан с Эдме слышали, что лучше всего подходить к Кольцу почти в сумерках, когда из жерл вулканов вылетают золотистые искры, оставляя на пурпурном небе огненные росчерки. Поэтому они заночевали в покинутом логове кугуара.

Луны на небе не было, зато высыпали бесчисленные звезды, отчего ночь казалась светлее обычного. Потом налетел ветер, принеся с собой облака, и закапал холодный дождик. Волкам вновь пришла в голову мысль о необычной для такого времени года погоде, но оба слишком устали, чтобы о чем-то размышлять. Вскоре они уже крепко спали.

* * *

Он шел по какому-то месту, которое не походило ни на землю, ни на небо, – один лишь густой туман, в котором ничего не разглядеть и не узнать, какое сейчас время года и какая луна.

«Я иду по мелководью времени», – почему то подумал Фаолан. Он почти не чувствовал своего тела, не ощущал шкуры, не понимал, куда и когда ступают лапы. Но мозг его все-таки уловил какое-то ритмичное биение. «Я ничто, и я все».

Туман расступился только у берега реки, и сквозь дымку Фаолан различил очертания противоположного берега, а на нем – очень старого волка, «древнего», как называли первых обитателей страны Далеко-Далеко. «Он же совсем слепой, – подумал Фаолан, – а смотрит вниз, словно выискивает следы. Отпечатки копыт! Следы оленей!» Почему-то серебристый волк был уверен, что «древнего» заботит тот же вопрос, что и его самого: отчего так мало оленьих рогов? Неужели олени не вернулись? Куда они ушли?

Лапы старого волка подкосились, и он тяжело рухнул на землю. Фаолан вдруг понял, что «древний» пришел сюда, чтобы совершить ритуал прощания с кланом, со стаей и со своим собственным телом. «Он умирает! Его жизнь прожита до конца, настало время уходить». Сквозь туман проступили очертания звездной лестницы, ведущей к Пещере Душ. «Сейчас он сбросит шкуру и взойдет на первую ступень, – подумал Фаолан. – Но разве мне можно это видеть?» Смерть – очень личное переживание, и все же… все происходящее во сне выглядело таким знакомым!

* * *

Фаолан не увидел, как старый волк взбирается по звездной лестнице. Он проснулся, когда на сером небе медленно гасла последняя звезда и разгоралась полоска алой зари. Он чувствовал, что ему приснился какой-то печальный сон, но не мог вспомнить подробностей. Ни единого обрывка. Но в душе его неожиданно воцарился покой. Фаолан посмотрел на спящую Эдме и понял, что ей тоже снится что-то приятное. Наверное, ее мать – Акира.