Текст книги "Принцесса Бен (ЛП)"

Автор книги: Кэтрин Гилберт Мердок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Кэтрин Гилберт Мердок «Принцесса Бен»

Перевод: Kuromiya Ren

Джеймсу,

моему принцу и гению

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

В которой судьба наносит удар, оставляя меня одну

ОДИН

Сколько раз я думала, какой была бы моя судьба, если бы я сопровождала родителей в то дождливое весеннее утро. Было глупо так думать, представлять то, что не было связано с истинной реальностью. И все же в моменты слабости, которые одолевали даже самые счастливые души, мои мысли возвращались к дорогим родителям, и я снова поражалась непредсказуемости жизни, правде того, что наше будущее часто определяется не задумками или стратегиями, а ходом жизни.

Честно говоря, я заболела не случайно. Я утомилась, готовясь к пятнадцатому дню рождения за неделю до него, а потом переела сладостей на самом празднике и простыла во время игры в оленей и охотников в сумеречном лесу. Теперь же, отрицая симптомы, я молила родителей взять меня с собой.

– Мне нужно идти! – настаивала я с кровати. – Это мой дедушка.

Мама вздохнула.

– Твой дедушка не хотел бы, чтобы его внучка заболела из-за него еще сильнее, – она поменяла ткань, пропитанную травяным настоем, на моем лбе, поднесла чашку чая к моим губам. – Почему бы тебе не нарисовать ему что-нибудь? Обещаю, ему понравится.

– Рисунок? – фыркнула я. – Хотелось бы, чтобы ты поняла, что я – не ребенок.

Она поцеловала мои разгоряченные щеки с улыбкой.

– Поспи, милая. Мы вернемся до заката.

Ох уж эти слова. Как бы громко я ни отрицала, все показывало, что я все еще ребенок. Все же я сама простыла. Хуже того, я ощущала приближение простуды, но не слушалась советов мамы, а могла остановить простуду лекарствами. В спальне все еще были груды книг со сказками, многие страницы были с моими кривыми рисунками, и сидели куклы разных видов. Как просто было бы моей маме – хотя я бы возмущалась – указать на то, что я – ребенок. Может, «Я тебе говорила» было легко произносить, но это не уменьшало боли, которую эти три слова причиняли слушающему. То, что мама молчала и только проявляла любовь, когда я возмущалась, показывало ее доброту. Столько раз я напоминала себе про ее сострадание, в лучшие дни я старалась вести себя так же.

В тот раз я надулась, и отец обнаружил меня такой, когда пришел проверить мое самочувствие. Даже в полумраке раннего утра он выглядел роскошно, его доспехи были отполированы до блеска, корона сияла над его седеющими кудрями.

Он опустился на мою кровать со щелканьем брони.

– Как жаль, что ты не можешь быть с нами сегодня.

Я надулась.

– Я могу пойти. Если пустишь.

– Чтобы твоя мама отрубила мне голову? Что тогда будет с моим красивым видом?

Я не веселилась.

Он смотрел на меня с блеском глаз.

– А если я вернусь с драконом?

Я с трудом сохраняла мрачный вид.

– Маленьким, зеленым, свистящим, как чайник? Он сможет жарить тебе каштаны зимним утром.

Несмотря на мои старания, уголки рта поползли вверх.

– И греть тебя, когда ты состаришься, – добавила я.

– Бен, я буду тогда кричать: «Где этот твой дракон? Мои старые кости мерзнут!».

– А я пойду искать дракона…

– Играющего с моими внуками…

– И мило попрошу его пройти внутрь и помочь Его королевскому высочеству, принцу Монтани, – рассмеялась я. Не сдержалась.

– Ох! Если ты скажешь так дракону, он меня зажарит.

– И что тогда будет с твоим внешним видом? – пошутила я.

– Думаю, стану еще краше, – улыбнулся он. – А ты выпей это лекарство, и я зайду за тобой на следующей неделе. Мы уедем вдвоем.

– Да? С пикником? Большим?

– Да, – он тоже поцеловал меня в щеки и, нарочито поклонившись мне, пошел по ступенькам.

Я укуталась в одеяло и прошла к окну. Во дворе мама хмуро поправляла корону принцессы, ведь редко носила ее. Дядя Фердинанд появился после фанфар в дверях замка, выглядя величественно в своей мантии. В отличие от моего отца, дядя Фердинанд был красивым, высоким и серьезным. С ним шел воин, Ксавьер Старший, который брился так тщательно, что несколько царапин еще сочились кровью. Королева София выглядела так важно, как и полагалось женщине ее статуса.

Пятеро солдат сыграли военный гимн, мама, папа, Фердинанд и Ксавьер прошли по опустившемуся мосту меж двух рядом стражей. Отец оглянулся на меня и улыбнулся, мама обвила его руку и опустила голову на его плечо. Его доспехи явно были холодными, день выдался прохладным, но их любовь подавляла это пустяковое неудобство.

Королева постояла немного, провожая их взглядом, а потом, шурша платьем, развернулась к замку, слуги следовали за ней.

Я осталась одна, укутанная в одеяло, вздохнула и подумала, что мне нужно сделать. Шерстяной жилет, который я начала делать отцу осенью, лежал наполовину законченным, мои усилия застряли на спущенных петлях. Этой зимой я не успею доделать жилет, с моим темпом я закончу через годы. Мама поручила мне переписывать пожелтевшие рецепты ее бабушки, чтобы я училась и готовить, и красиво писать. К сожалению, от этого я быстро ощущала голод и шла на кухню, как медведь осенью. Голод я не могла терпеть ни секунды, и это было заметно по моему телу. От одного взгляда на свитки рецептов мой желудок заурчал.

Снаружи вернулся мастер с гончими, собаки дышали, раскрыв рты, после бега и были мокрыми от плавания в Большой реке. Но даже их энтузиазм не повеселил меня. Только приглушенные голоса солдат из бараков успокаивали меня, я забралась в кровать, стараясь спастись от тумана, окутавшего башни замка. Я не смогла найти на полках книгу, которая порадовала бы меня. Сказки я читала сотни раз. Недавно появившиеся книги не интересовали: сухая история Монтани, учебники по геометрии, книга о кровопускании, которую мама даже не открывала, но оставила на полке.

Я рылась среди книг. Мыслями я была далеко, не зная, добрались ли родные до могилы дедушки, что они скажут в его честь. Я неделями размышляла над своей речью, я гордилась своими словами, особенно, окончанием речи: «Ты погиб, чтобы всех нас спасти. Надеюсь, твоя броня никогда не заржавеет».

И тут я поняла, что любая броня, попавшая с трупом в могилу, без сомнения заржавеет. Это только ухудшило мое настроение.

Наконец, я уснула. Сон лишь оттягивал решение проблем в жизни, с такими мыслями я всегда ложилась спать, но в этот день была рада задремать, вот только он не принес мне отдыха. Почти сразу меня начали беспокоить картинки коридоров замка, но не замка моей семьи, построенного меньше века назад, с новыми усилениями по периметру, а благородного и древнего замка, со стенами толщиной с трех мужчин, с ежом Монтани, символом королевства, вырезанным на углах.

Во сне я шагала по коридорам, один из ежей развернулся и посмотрел на меня пустыми глазами. Я старалась, но не могла сбежать от его пронзительного взгляда, я попалась, как рыба на крючок, но не могла даже биться, в кошмаре я была парализована. Глаза становились все больше и больше, пока их тьма не заполнила все передо мной. Мне казалось, хоть во сне все было зловещим, что я должна идти вперед, хоть я и не знала, куда направлялась, не растает ли подо мной пол. И тут в ушах зазвучал незнакомый голос:

– Пора.

Я резко проснулась в темноте, все тело было мокрым. Лихорадка прекратилась. Биение сердца постепенно замедлялось, я была в своей кровати, родители были неподалеку. Тени трепетали от ламп, это я видела каждой ночью своей жизни.

И тут я вспомнила, что родители обещали вернуться к закату, а уже была ночь. Они бы разбудили меня, тем более, мне снился кошмар. Они не заметили, как я ворочаюсь?

Я прошла на кухню, собираясь возмущаться.

Но кухня была пустой, камин остыл. Мое раздражение росло, тени от ламп двигались еще быстрее на стенах, и склянки мамы с лекарствами и букетики трав принимали зловещие формы. Я поежилась.

Топот копыт по мосту привлек мое внимание. Звук был тихим, но я была с детства обучена замечать такие звуки, они могли сообщать о беде. Всадник на взмыленной лошади указал стражам, бегущим к нему. Другие всадники вбежали за ним, а еще местные жители с факелами, что дымились от капель дождя.

Я в тревоге накинула плащ поверх ночной рубашки и пошла наружу.

– Аншиенна плачет, – пробормотала женщина под навесом крыши. Трое солдат на лошадях не могли пройти и кричали растущей толпе.

Вдруг со стороны города раздался крик, за ним – густая тишина, словно рука спустилась с небес и подавила шум на земле. Толпа расступилась, пропуская лошадь и телегу с солдатом. В свете факелов не было видно лица солдата, но его плечи были опущены в трагедии. Лошадь шагала благородно, а потом я увидела, что телега все еще была с картофелем бедного фермера, а еще там было тело. Только когда женщины рядом со мной упали на колени, я заметила золотую корону и поняла, что смотрю на окровавленное, промокшее от дождя тело дяди, короля Фердинанда.

За телегой шли другие солдаты и собравшиеся скорбящие жители – женщины и мужчины открыто плакали. Тишина становилась тяжелее, они прошла во внутренний двор замка, а потом по мосту снова застучали копыта. Появилась еще одна телега с лошадью, которую направляли двое подавленных солдат.

Дрожа, желая выбраться из этого ужасного кошмара, я впилась в стену за собой. Проехала телега. Внутри я заметила восковое и неподвижное лицо матери.

Я пошатнулась, не слыша свои крики, и забралась к ней. Я переплела пальцы с ее ледяной рукой, убирала с ее лица мокрые волосы и траву, искала улыбку. Ее тело было неподвижным, только покачивалось с телегой.

Я накрыла плащом нас обеих, стараясь защитить ее от дождя.

– Все будет хорошо, – прошептала я. – Поспи… – но я знала, что она оставила этот мир, хотя сердце не принимало этого. Я изливала всю любовь в ее безжизненное тело. Вдруг я повернулась к солдатам:

– Отец! Где мой отец?

Они не смотрели мне в глаза.

– Прошу! Скажите, умоляю…

Наконец, один из них сказал:

– Никто не знает, мисс, – он судорожно сглотнул. – Он пропал.

* * *

Всю ночь тело короля Фердинанда лежало у замка. Все жители Монтани, которые могли добраться, приходили отдать дань уважения, их слезы смешивались с дождем, а утром окна, флагштоки и люди были в черном, торговцы шерстью опустошили свои запасы.

Мама тоже лежала во дворе, и я отказывалась покидать ее. Я плохо помнила что-то за той болью, слова соседей и друзей не успокаивали. Я была с ней каждый миг, я хотела услышать все новости о своем отце. Солдаты каждый час заменяли фонарь у ее головы. Поисковые отряды, грязные и уставшие, возвращались за подкреплением, по их виду было ясно, что им нечего докладывать. Вся долина была в смятении, дождь подавлял ужас. Наконец, наступил рассвет, озаряя холодный туман, Ксавьера Старшего или моего отца видно не было. Солдаты вернулись от могилы и шепотом сообщили, что дождь размыл все шансы найти следы. От этой новости я прижалась ближе к ледяному телу мамы.

По традиции погребение должно было состояться днем. Но на официальное оформление уйдут месяцы или годы, для короля должны были построить склеп, да и мама была принцессой по браку. Но их тела требовали погребения, и небеса постоянно плакали.

В смятении мне позволили проводить тело матери на кладбище, обнять ее в последний раз, а потом ее запечатали в простом деревянном гробу. Я все еще была в тяжелом плаще, который надела много часов назад, покинув наш дом, мокрая шерсть холодила шею, пока я смотрела вдаль, ожидая, что туман рассеется, и станет видно моего отца. Холод смешивался с моим горем и усталостью, я сломалась, слушая гудение священника, его слова не успокаивали.

– Почему вы все стоите там? – завизжала я. – Почему не ищете его? Он где-то там, а вам все равно! Я найду его сама. Да! Я найду его сама… – но мои попытки остановили добрые руки, как и недобрые, мне зашипели, что нужно вести себя подобающе перед королевой, которая стояла в черной вуали у могил, неподвижная, как труп.

Я рухнула и рыдала, не глядя на застывшую толпу, скорбящие шептались из-за тех, кто прибыл поздно на погребение. Когда меня повели прочь, я увидела всадников в черном, их ножны были пустыми, пики затупились. Только вернувшись в пустой дом, еще рыдая, я поняла не вовремя, что у каждого всадника на груди был алый дракон Дракенсбетта.

Убийцы моего отца, враги нашей страны, появились в такой момент церемонии… Отец хотел бы услышать такие пугающие новости. Я должна рассказать ему. Он должен вернуться.

ДВА

Страна Монтань состояла из большой богатой долины, с трех сторон окруженной горами со снежными вершинами. Четвертая сторона обрывалась утесом, по которому можно было взобраться только по выступам, давно вырезанным в склоне. Быстрые ручьи пересекали долину, стекаясь к Великой реке, которая падала с утеса водопадом. В стороне от этого каскада хитро расположился вход в древнюю крепость. Ее огромные каменные стены поднимались на самом утесе, она защищала долину как курица цыплят.

Крепость затмевала долину, город и замок, она была символом королевства, который многие уважали. Монтань означало «гора», но не великая или наша, а простая гора, хотя никакая больше не могла сравниться с ней по значимости. Когда-то люди долины даже говорили об этой подернутой туманом вершине как о живом существе с силами, не доступными человеку. Ее звали Аншиенной. Древней. Люди говорили, что она не в настроении, когда вокруг вершины собирались тучи. Вскоре резкие ветры налетали на склоны Монтани, прогоняя пастухов и их стада домой, а домохозяек – собирать их куриц-несушек.

Судя по легенде, гора всегда была жилищем великанов. Давным-давно пара волшебников, муж и жена, забрались на утес к долине, и женщина исцелила великанов, показала, как разжигать огонь. В благодарность великаны построили замок на живом камне Аншиенны, и оттуда пара основала королевство Монтань, магией ограждая страну и ее народ от вреда.

Как ребенок, я обожала слушать эту легенду и настаивала, чтобы папа повторял ее почти каждую ночь. А еще мы соединяли историю с легендой Дракенсбетта, наших соседей и вечных врагов. Это королевство занимало земли вокруг Монтани, название его означало «Ложе дракона». Они настаивали, что драконы жили на ледяной вершине Аншиенны, что их королевская семья произошла от этих мифических существ.

Наша страна не была против таких рассказов, ведь все люди имели право на свои мифы. Но, в отличие от Монтани, в Дракенсбетте не могли держать ложки в своих мисках. В жажде расширить земли они нападали на наше маленькое королевство много раз в нашей истории. Их привлекала защита утеса, а еще расположение крепости Монтань и наша решимость. Захватив нас, они бы правили, как истинные потомки драконов.

Независимость требовала усилий. Угроза войны век назад заставила выстроить стены по периметру, а за новыми стенами поставить новые бараки и дом, где я провела детство. Во времена дедушки Дракенсбетт снова собрал армию. Дедушка, король Генрих – Барсук, как его называли за его непримиримость (и, как мне говорили, за его крупное телосложение и низкий рост) – старался уладить дело переговорами с более сильным противником, в это время улучшая свою защиту, пока замок не стал соответствовать своей эмблеме ежа. В отличие от ежей, людей можно было переманить золотом. Агенты Дракенсбетта подкупили стражу открыть врата в город темной ночью. Тревогу подняли слишком поздно, но Генрих собрал людей и яростно ответил врагу. Барсук так яростно сражался, что люди Дракенсбетта отступили к мосту, в город, а потом и к утесу. Сражение перешло в побег. Впрочем, Барсук остался со смертельной раной, и он умер, когда солнце взошло над непокорными землями Монтани.

Мой дядя Фердинанд, хоть был и не таким величественным, принял корону и скипетр в это тяжелое время и правил скорбящими людьми. Первым своим указом он построил для отца гробницу высоко на склонах Аншиенны. И в мае на годовщину известного боя Фердинанд и его брат Уолтер, мой отец, отправлялись к гробнице, чтобы почтить память об отце. Мы с мамой присоединялись к ним, как и многие ветераны, что сражались на стороне Барсука.

Я помнила в такие походы о легендах Аншиенны и искала эльфов и следы великанов, но находила только певчих птиц и один раз увидела лису в кустах. Пока взрослые говорили и молились, я плела венки из полевых цветов, которые оставляла на могиле дедушки, и родители, к моей гордости, умилялись от таких моих действий. Серьезное событие и красота горного склона в цветах и изумрудной траве, небеса над головой, подернутые облаками, всегда оставляли сильное впечатление.

* * *

И хотя Дракенсбетт причинил моей стране и семье много страданий, я мало знала в детстве о нашем враге. Казалось, нападения их утихли, как буря в море, тридцать лет после победы Барсука продолжался приятный мир.

Я помню разговор, который произошел, когда отец вернулся из дипломатической встречи, в которой он уточнял границы, к снежным вершинам Аншиенны. Там никто не бывал, их не наносили на карту, и это привлекало внимание правительства.

– У Ренальдо – нынешнего короля Дракенсбетта – есть сын, как ты знаешь, – сказал он мне, когда я быстро расправилась со сладостями, которые он принес, сухофруктами из Дракенсбетта, карамелью и орехами.

– Да, – сказала мама. – Самые трудные роды, как я слышала… – как целитель, она всегда участвовала в нашем разговоре такого рода слухами.

Он улыбнулся.

– Но мальчик здоровый. Может, вы когда-то поженитесь.

Я изобразила, что меня тошнит.

– Уолтер! – возмутилась мама. В моем плохом поведении она всегда винила его.

Я попыталась говорить с липкой карамелью во рту:

– Ты… видел драконов?

– О, всяких, – улыбнулся он. – Огнедышащих, зеленого, который…

– Ничего такого там нет! – заявила мама. – Мы точно не видели.

– Ладно тебе, Пенс, – начал отец, обращаясь к ней по детскому прозвищу, данному ей, потому что она была крохотной, как пенни. – Не стоит злиться из-за…

– Как не видели? – спросила я.

– Они только выдумывают драконов.

– Их нет? Даже на Аншиенне? – во мне бурлило разочарование.

Мама улыбнулась.

– Боюсь, что нет, милая. И чем скорее они перестанут болтать о драконах и их крови, тем лучше будет для всех нас. А теперь помой руки, пока не слетелись мухи.

Я не понимала, почему отец не говорил больше о том, что я могу выйти замуж за кого-то из страны, которую мама терпеть не могла. Странно, что я при этом упускала в детстве очевидную связь, что тот мальчик – принц, а я, племянница короля, – принцесса.

* * *

Часто слухи предшествуют тревожным событиям. Но убийство короля Фердинанда ударило по мирным жителям Монтани без предупреждения.

Как все поняли, на них напали, пока они стояли у гробницы Барсука. Они напали сначала на мою маму, пронзили ей спину несколько раз. Фердинанд, наверное, бросился ей на помощь, ведь его руки и плечи были изранены, лезвия точно были отравлены. Только яд мог объяснить его гибель, ведь его раны не были смертельными, а кожа в смерти была со странным зеленоватым оттенком.

Но так и не нашли моего отца или Ксавьера Старшего. Первый отряд, посланный королевой, когда король и остальные не вернулись в назначенный час, обыскали место у гробницы, но их чуть не смыло дождем. Второй отряд возглавлял Ксавьер Младший (сын Ксавьера Старшего, заместитель командующего армией Монтани), они забрались выше и дальше, но без результатов. Они ходили и кричали, но не нашли ни следа ног или огня, ни капли крови. Двое мужчин словно пропали.

Я знала мало о той адской ночи, которую я дрожала у трупа матери. Мой разум был затоплен горем от потери, я не думала про ее раны или про тех, кто ее убил. Даже в тупой боли, впрочем, слушая, как солдаты готовили замок к атаке, я поняла, что убийство было связано с войной. Я не могла назвать точный момент, когда начала подозревать Дракенсбетт, это пришло бессознательно, как тихий шум, который ворвался во сны и разбудил. Дракенсбетт славился отговорками. Но что мешало им убить, если это помогало достичь цели? Эта страна знала о годовщине смерти Барсука, ведь она была причиной, и знала, что к могиле приходят в этот день. Убийство короля Фердинанда погрузило Монтань в отчаяние, исчезновение принца Уолтера, главы армии, удвоило смятение. Похитили моего отца или убили, я не знала. В хорошие минуты я надеялась, что он сбежит, что его даже сейчас охраняет Ксавьер Старший, и они готовятся вернуться. И в эти мгновения я ужасно ненавидела Дракенсбетт за то, что они сеяли сомнение. Но вестей не было, и надежда увядала.

* * *

Думаю, понятно, как я была потрясена, увидев отряд солдат Дракенсбетта на погребении. Судя по реакции людей у двух свежих могил, не у меня одной возникли подозрения. Чужаки не реагировали на шепот и взгляды, решили игнорировать это, и я хотела еще сильнее, чтобы отец вернулся, ведь он бы все объяснил.

Меня увела фрау Лунгонасо, жительница города, часто помогающая нам по дому. Женщина не скрывала свое недовольство из-за моего поведения, она точно видела в трагедии наказание моим родителям за снисходительность к дочери. В доме она сняла с меня промокшую одежду, ворча под нос о пневмонии.

Я ее почти не слушала. Онемев от горя, усталости и холода, я не боролась с ней, хоть она и вела себя грубо, я даже не возмущалась из-за ванны, но не чувствовала тепло. Даже голова стала холодной, сердце болело, я едва ощущала дискомфорт. Снаружи давило зловещее небо, приглушенные голоса и тихие шаги добавляли тревоги. Я смутно расслышала стук во входную дверь и быстрый разговор.

Фрау Лунгонасо завопила, не замечая мою скромность:

– Скорее, – рявкнула она. – Это важно.

Сердце подпрыгнуло в груди.

– Отец! Его нашли?

– Что? Нет! Королева хочет видеть тебя. Иди скорее!

Это было бы смешно, если бы не такие ужасные обстоятельства. Мое лучшее платье – ведь приходить к королеве следовало в лучшем, даже если она была тетей – было испачкано вареньем спереди и сзади, я не могла объяснить, почему. Фрау Лунгонасо попыталась нарядить меня в одно из платьев моей матери, но я яростно отказывалась, не потому что была немного крупнее, хоть и ниже, и не потому, что мама носила старомодные платья, а потому что я не собиралась носить ее одежду, когда ее не давала мне она. Понимая, что я близка к истерике, женщина решила нарядить меня в мое второе платье, которому было два года, оно уже плохо на мне сидело. Я вышла в таком виде наружу.

Мы приблизились к входу в замок, внезапно заиграли фанфары, испугав меня. Я споткнулась о платье и рухнула в лужу.

Я сидела там, холодная вода впитывалась в платье. Я не могла плакать, не перед солдатами, которых знала с рождения, и я не хотела потом видеть королеву с мокрыми щеками и опухшими глазами.

– Вставай, – ткнула меня фрау Лунгонасо. – Ты же не губка? – была она жестокой или встревоженной, я не знала, но я решила держать себя в руках перед ней.

Стражей не интересовала эта ситуация. Они стояли спиной к нам, смотрели на внутренний двор, руки проверяли лямки на броне и острия пик.

– К дьяволу их всех! – прошипел мужчина. Снова прозвучали фанфары, послышался топот копыт. Я бросилась в сторону, и мимо промчались лошади и развевающиеся черные плащи. В угасающем свете я заметила алого дракона на их груди. Дракенсбетт! Конечно, солдаты Монтани ругались и проверяли оружие.

Гости пролетели мимо, юноша, не старше меня, хотя броня и хмурый вид прибавляли ему возраст, посмотрел на меня, прижавшуюся к стене замка. Он скользнул взглядом по моему испорченному платью, а потом он отвернулся и заговорил с одним из своих спутников, они погнали лошадей по опустившемуся мосту на улицы города.

Первой пришла в себя фрау Лунгонасо. Может, ее положение городской сплетницы закалило ее.

– Варвары, – фыркнула она, стряхнув грязь с юбок. – Лучше бы вам поставить сегодня больше стражи.

Страж кивнул, не спрашивая, почему она командует, и помог ей поднять меня на ноги.

– Что вы делаете в замке? – спросил он.

– Королева хочет видеть Бен, – ответила фрау Лунгонасо, убирая грязь с моего лица и отряхивая платье.

Стражи встревожено переглянулись. Второй, на лице которого отражалось горе, шагнул ближе.

– Вы из сильной семьи, – шепнул он. – Не забывайте этого, мисс.

– Не забывайте, принцесса, – сказал другой, склонив голову.

– Да, принцесса, – повторил второй и тоже поклонился. Даже фрау Лунгонасо расчувствовалась и присела в реверансе.

Я не знала, как отвечать на это неожиданное поведение. Я боялась, что, если заговорю, то разрыдаюсь.

Фрау Лунгонасо превратилась в деспота и спасла меня от ответа.

– Идем, – рявкнула она, выпрямившись. – Королева ждет.

Она повела меня к входу, первый страж шепнул второму:

– Пусть девочке сопутствует удача.

– Точно, – печально сказал другой, – бедняжке она понадобится.

ТРИ

Если я еще не рассказала о королеве Софии, хотя она скоро начнет управлять всем в моей жизни, я быстро и честно опишу ее для вас: пятнадцать лет моя мама старалась защитить меня от этой женщины. Это о многом говорит, но в детстве я этого не понимала, и правда всплыла для меня в самый последний момент.

Мой отец и его брат, хотя их растили в одном доме любящие родители, выбрали, когда повзрослели, очень не похожих женщин. Моя мама была рассудительной и бескорыстной, посвятила жизнь семье и искусству исцеления. Интриги двора и политики ее или не интересовали, или вызывали отвращение, потому она настояла, чтобы мы жили вдали от замка в скромном, но уютном доме среди бараков солдат, чтобы быть вне вычурности королевской жизни.

Королева София прибыла как невеста короля Фердинанда из своей страны на дальнем севере, ее надменность ощущали все жители Монтани. За двадцать лет после этого ее поведение немного смягчилось, с ней понемногу свыклись люди. Женщина воспринимала свое положение серьезнее, чем все, кого я встречала, и не только свое положение. Она диктовала условия всем вокруг, знати и обычным людям, она относилась к своим обязанностям с невероятной ответственностью.

Если бы я была обычной жительницей Монтани, я бы страдала от того, что стала ее жертвой, но, к сожалению, у меня было самое незавидное положение в королевстве. София была безупречна во многих аспектах своей роли королевы, но не справилась в одном важном вопросе. Несмотря на двадцать лет брака и походы к несметному количеству докторов, мудрецов, знахарей и даже к моей маме (этим они трепали всем нервы), женщина так и не родила ребенка.

И осенью прошлого года моих родителей вызвали во дворец так официально, что мама несколько дней жаловалась, что ей не в чем туда идти, чтобы сообщить, что их дочь теперь признали наследницей престола. И я должна была переехать в замок, чтобы началось обучение под руководством самой королевы Софии, чтобы подготовить меня для будущего положения.

Вернувшись, мама заявила отцу, даже не пытаясь от ярости заглушить голос, что позволит этой гарпии вонзить когти в мое тело только через свой труп, какой бы ни была судьба Монтани.

Это и произошло.

* * *

Я шла, спотыкаясь, за фрау Лунгонасо по двору, услышала фанфары (от шума я затрепетала, как цыпленок) у дверей в сам замок.

– Ее королевское высочество, принцесса, – сообщила фрау Лунгонасо, запоминая все вокруг, чтобы потом пустить сплетни.

Стражи, на их форме были черные перья из-за скорби, низко поклонились.

– Ее королевское высочество, принцесса, – повторил джентльмен в хорошем костюме (дворецкий, как я потом узнала), и большие двери открылись. – Мы позже ею займемся. Идемте, Ваше высочество.

Мужчина поднял голову, не смотрел на мой жалкий вид и повел меня по длинному коридору, слуги закрыли двери. Мы прошли к большому тронному залу. Когда мы приблизились, двое слуг в черном открыли огромные двери. И почти сразу открылись внутренние двери.

Я дрожала не только от мокрых юбок, но прошла к толпе людей, собравшихся внутри. Канделябры были окутаны черной тканью, не горели из-за скорби. Черный шелк покрывал трон королевы и пустой трон короля рядом с ней. София сидела на месте, ее костяшки сияли белым, она сжимала подлокотники. Два красных злых пятна было на ее щеках, под глазами залегли тени, губы были сжаты добела. За ней стоял тайный совет: графы трех небольших стран, мастера разных гильдий, мэр города при замке и лорды с фрейлинами. Все были в черном, у всех были мрачные лица.

Последовала самая неловкая тишина, я со стыдом поняла, что не присела в реверансе. Я поспешила сделать это. Я жалела, что не надела платье матери: я чувствовала себя уродливой, и ощущения только ухудшились из-за заметного гнева королевы.

Королева София поправила черную меховую накидку, потому что местный бархат и мягкие ткани ее раздражали.

– Мы приветствуем тебя, принцесса Беневоленс, – сообщила она без эмоций, – и выражаем соболезнование из-за кончины твоей матери.

– Благодарю, – выдавила я.

– Мы будем, Беневоленс, говорить с тобой с болью и честностью, как того требует ситуация. Недавно мы провели переговоры с нашими соседями, Дракенсбеттом, и мы можем заключить, что в таких трагических, – здесь она взяла себя в руки, – обстоятельствах мы видим заявление о войне.

Она замолчала. Мужчины и женщины за ней стояли с каменными лицами, и это никак не успокаивало.

– Наш самый важный долг – защитить трон для принца – теперь уже короля Уолтера. И мы возьмем тебя под опеку, чтобы научить ответственности и искусству быть принцессой. Если твой отец не вернется, а такая возможность, хоть и печальная, остается, нам придется объявить о браке, чтобы защитить Монтань от врага.

Судя по ее лицу, как и по лицам всех за ней, от меня ждали ответа. Но мне потребуется много часов и ясный разум, чтобы понять, что она рассказала.

София повернулась к мужчине рядом с собой.

– Лорд Фредерик?

– Да, миледи, – пробормотал он. – Лучше и не сказать.

– У вас есть вопросы, принцесса? – королева сделала мне большое одолжение, ведь потом я пойму, как редко ее будет интересовать мое мнение.

– Нет, Ваше величество, – выдавила я.

– Тогда можете идти, у нас есть дела важнее.

Я присела в реверансе, и платье не выдержало, стало слышно, как рвутся швы, в тишине комнаты.

Лорд Фредерик кашлянул.

– Ваше величество, я мог бы проводить принцессу в ее комнату…

Королева София нахмурилась.

– Мы согласны. Но возвращайся сразу же, нам потребуется ваше мнение.

– Да, Ваше величество, – он прошел вперед и протянул мне руку.

Стыдно говорить, но я была так потрясена, что не могла взять его за руку, и он неловко стоял, протянув руку, пока фрейлины хихикали.

– Простите, – он воплощал вежливость. – Вы правы, не старик должен вас сопровождать. Вы будете меня сопровождать, – его ладонь обхватила мой локоть, и он вывел меня из тронного зала, закрывая от толпы мое порвавшееся платье.

* * *

Мы лордом Фредериком медленно шли по коридорам замка. Он был пожилым и хрупким, так что мы не спешили.