Текст книги "Лететь выше всех"
Автор книги: Керри Гринвуд
Жанр:
Иронические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Котлеты, картофель и горошек в сливочном соусе и яблочный пирог были великолепны, и Фрина не преминула это отметить. Она выпила две чашки кофе и лишь после этого позволила Дот увлечь себя назад в комнату. Час спустя Дот рассортировала всю хорошую одежду, а гора отвергнутых платьев высилась на полу.
Фрина встала и решительно произнесла:
– Бери что тебе приглянется, Дот. Оставшимся можешь распорядиться, как тебе вздумается. Пойду позвоню госпоже Макнотон. Давно пора было это сделать, но она наверняка в таком состоянии…
Немного погодя раздался звонок в дверь, и Фрина услышала, как господин Батлер твердой поступью прошествовал через холл. Послышался звук открываемой двери, затем слабый вскрик и глухой стук. Фрина сбежала вниз по ступенькам и столкнулась с господином Батлером, который нес на руках какой-то бесформенный сверток.
– Госпожа Макнотон, мисс, – хмуро сообщил дворецкий.
– Положите ее на диван, пожалуйста, и попросите госпожу Батлер принести чаю. – Фрина сняла с дамы шляпу и подтянула на диван ее ноги. Подоспела Дот с нюхательными солями.
– Они арестовали Билла, – прошептала госпожа Макнотон и снова лишилась чувств.
Госпожа Макнотон явно не могла справиться с выпавшим ей испытанием: убитый муж и сынубийца! Лицо ее опухло от долгих рыданий, светлые волосы рассыпались по платью и жакету, которые совершенно не сочетались друг с другом. Когда Фрине наконец удалось уложить ее поудобнее, из рукава гостьи выпали три абсолютно мокрых носовых платка.
– Бедняжка, – пробормотала Фрина, – кажется, надо вызвать доктора. Разузнай, есть ли тут какой в округе. Может, господин Батлер знает? Скажите ему, что мы пришлем машину, если у него нет своего автомобиля. И попроси госпожу Батлер позвонить домой этой леди и предупредить слуг, что она у нас, пусть не волнуются. А я схожу за одеялом, – произнесла она уже в пустоту.
Фрина отыскала в шкафу с бельем мягкое серое одеяло и заботливо укутала госпожу Макнотон, которую била дрожь. Потом опустилась на новенький стул и принялась рыться в сумке посетительницы.
Там были ключи, еще куча мокрых платков, нюхательные соли, компактная пудра, ордер на обыск дома, номер телефона полицейского участка на Рассел-стрит, перьевая ручка (протекающая), визитная карточка Фрины, коробочка для визиток (перламутровая), два письма, перевязанных ленточкой, кошелек с семью фунтами и тридцатью восемью пенсами, какие-то порошки в бумажных пакетиках с надписью: «Госпоже Макнотон: по одному порошку согласно указанию врача».
Фрина вернула на место все, кроме писем, а те осторожно открыла, сняв замысловатый бант. Она торопливо прочитала их, одним глазом следя за клиенткой, которая то и дело постанывала. По мере чтения брови Фрина взлетали все выше и выше, пока совсем не скрылись под челкой.
– Что ж, джентльмен не стесняется в выражениях, – заметила она вслух. – Но кто он? – Фрина перелистала странички страстных объяснений и нашла подпись: «Твой преданный Джеральд». Увы, Джеральду не хватило смелости написать в конце письма свое полное имя или адрес. Фрина осторожно сложила листочки по прежним линиям сгибов, убрала их в конверты и перевязала ленточкой. Итак, у госпожи Макнотон обнаружились скрытые глубины. Ее мужа зовут – или, точнее, звали – Уильям, и она была замужем за ним многие годы. А письма написаны недавно, бумага новая и чернила совсем свежие. Компрометирующая переписка вернулась назад в сумку.
Когда Дот и господин Батлер вернулись, приведя с собой молодого доктора, они застали Фрину у камина рассеяно смотревшей на огонь.
Доктор оказался высоким и стройным, у него были курчавые волосы и темно-карие глаза. Фрина мгновенно почувствовала к нему интерес и поднялась, чтобы приветствовать его. Молодой человек сделал было шаг вперед, но запутался ногой в ковре у камина и рухнул на руки Фрине – та заботливо распахнула ему свои объятия. Прежде чем помочь гостю встать на ноги, она успела почувствовать сильные мышцы на его спине и одарила его улыбкой.
– Я Фрина Фишер, – приветливо представилась она. – А вы местный доктор?
– Да, – пробормотал очарованный юноша, краснея от смущения. – Извините. Никак не могу привыкнуть к своим длинным ногам. Надеюсь, я не ушиб вас. Я доктор Филдинг. Здесь всего несколько месяцев, недавно стал помощником доктора Дорсета.
– А я только что переехала, – сообщила Фрина. – Надеюсь, мы подружимся. Да, кстати, это госпожа Макнотон. – Она указала на распростертую бездыханную женщину, и доктор Филдинг вмиг оправился от своей неловкости.
Он взял стул и сел рядом с пациенткой, жестом велел господину Батлеру принести его саквояж и осторожно отвел взлохмаченные волосы с лица бедняжки. Потом отстегнул свои часы и принялся измерять пульс пациентки, затем убрал часы и осторожно опустил слабую горячую руку.
– Видимо, она лишилась чувств в результате ужасного потрясения, – строго заключил доктор. – Что случилось?
– Ее сына только что арестовали за убийство ее мужа, – объяснила Фрина. – Полагаю, это можно считать ужасным потрясением. Она приехала сюда в таком состоянии и лишилась чувств на пороге, упав на руки господина Батлера. Леди успела хоть что-нибудь сказать, господин Батлер?
– Нет, мисс Фишер. Только свое имя. А потом рухнула как подкошенная. Принести еще что-нибудь, доктор? – уважительно спросил дворецкий.
– Да. Не могли бы вы сходить в аптеку и принести лекарства вот по этому рецепту, – доктор Филдинг принялся деловито выписывать рецепт. – Я сделаю ей укол, он на время приведет ее в чувства, но потом больную следует поскорее уложить в постель.
– Доктор, но она живет не здесь, – запротестовала Фрина. – Ее надо отвезти назад домой. А раз мне придется расследовать это дело, то мне важно, чтобы моя клиентка хоть на короткое время пришла в себя и рассказала, что произошло, когда погиб ее муж.
Доктор Филдинг посмотрел Фрине прямо в глаза.
– Я не стану давать пациентке ничего, что может повредить, мисс Фишер.
– А я и не прошу вас делать это, господин Филдинг. Все, что мне нужно, – это безопасное стимулирующее средство, чтобы она могла сказать мне, какая ей помощь нужна от меня. Я не могу действовать без инструкций, а дать их мне может только она. Если госпожа Макнотон сляжет с горячкой или чем-то подобным, она может оставаться без сознания в течение нескольких недель.
Доктор Филдинг сжал губы, покачал головой, еще раз сосчитал пульс, а затем наполнил шприц прозрачной жидкостью. Он сделал укол и снова сел, внимательно вглядываясь в лицо своей пациентки.
Госпожа Макнотон пошевелилась и попыталась сесть. Фрина подала ей стакан воды, и та отпила глоток.
– О, мисс Фишер, вы должны помочь мне! Они арестовали Билла.
– Я буду рада помочь вам, только успокойтесь, вдохните поглубже и расскажите мне, что произошло.
– Я пошла позвать с улицы Данни, нашу собаку. Уже темнело, и я слышала, как он воет на теннисном корте. Я пошла туда и обнаружила Уильяма, он лежал на корте, а голова… ужасно, все в крови… Я закричала, приехала полиция, они забрали Билла и теперь повесят его.
В ее голосе усиливались истерические нотки. Доктор Филдинг, чтобы успокоить женщину, положил свою большую ладонь на ее запястье. Фрина постаралась изобразить самую доверительную улыбку.
– Успокойтесь, дорогая. Я возьмусь за расследование этого дела. Сегодня же навещу Билла и сделаю все возможное, чтобы вызволить его из каталажки. А вы закройте глаза и отдохните. В нынешнем состоянии вы все равно ничем не поможете сыну. Сейчас доктор Филдинг сделает вам укол, и вы проснетесь уже у себя дома.
Доктор Филдинг ловко справился со своей ролью, и глаза пациентки постепенно утратили мученическое выражение.
– А теперь посмотрим, что мы можем сделать. Господин Батлер, как насчет лекарства?
– Я послал за ним соседского мальчишку, мисс. Я подумал, что мне лучше самому позвонить в дом госпожи Макнотон.
– Совершено верно. Застали кого-нибудь?
– Да, мисс, дочь этой дамы. Она уже выехала, чтобы забрать мать, и просила, чтобы мы подождали ее. Она также назвала мне имя и телефон лечащего врача этой леди. Я уже позвонил ему, он хотел бы переговорить с доктором Филдингом.
Молодой врач побледнел, неловко потянулся за трубкой и едва не сбил маленький столик. Произошел короткий разговор, из которого Фрина ничегошеньки не поняла, потом господин Филдинг повесил трубку и облегченно улыбнулся:
– Оказалось, что я все делал верно. Ее врач подтвердил, что это очень нервная особа. Что ж, пожалуй, я больше вам не нужен, мисс Фишер.
– Ах, нет, напротив, – поспешила остановить его Фрина, не желая упускать первого привлекательного молодого человека, повстречавшегося ей за последние недели. – Пожалуйста, обождите, пока приедет дочь, и проследите, чтобы отправка леди прошла нормально. Садитесь, доктор. Давайте пить чай.
Доктор Филдинг был способным практикующим врачом, но его опыт общения был весьма ограничен. Он не смог воспротивиться Фрине, сел и принял из ее рук чашку чая.
Молли Молдон с плохо скрываемым волнением поджидала возвращения Джека Леонарда и своего мужа.
– Не нашли? – прошептала она.
Генри покачал головой.
– Она рассердилась на меня за то, что я отказалась отвести ее в кондитерский магазин. – Госпожа Молдон внезапно села. – Она поканючила немного и отстала, а это не в характере Кандиды. Кондитерский магазин! Конечно!
Забыв снять передник и надеть шляпу, Молли Молдон промчалась по коридору и выбежала на улицу, словно участник состязаний по бегу с препятствиями. Джек и Генри переглянулись и покачали головами. Нет предела женской взбалмошности. Это всем известно.
Молли завернула за угол и проскочила через бамбуковые занавески. На витрине были выложены пряничные человечки в золотых курточках. Кандида с ума сходила по этим пряничным солдатикам. Вот выпорю ее для начала, а потом подарю такого, подумала Молли. Магазинный колокольчик задребезжал что есть мочи.
– Не видели ли вы маленькую девочку в голубом платьице, светловолосую, с бантом, как у Алисы?
– Да, конечно, – кивнула продавщица. – Она назвала мне свое имя. Кандида – вот как ее звали.
Накупила леденцов на три пенса. Я еще предупредила ее, чтобы не ела все конфеты сразу. А что стряслось? Разве отец еще не привез ее домой? Он ушел отсюда уже два часа назад.
– Ее отец? – прошептала Молли, на миг заподозрив, что Генри вздумалось разыграть ее. Если так, то он живо узнает, что она думает по этому поводу, пусть только сначала вернет девочку.
– Да, на большой черной машине, там еще сидели женщина и мужчина.
– Какой машине?
– Да я же говорю, большой черной. Может, мой Джимми разглядел ее получше, он с ума сходит по этим автомобилям.
– А где Джимми?
– В школу ушел, госпожа, он только пообедать заходил, но вернется полчетвертого – если хотите, приходите тогда. А что стряслось? Что-то с девочкой?
– Да, – сказала Молли и выбежала из магазина.
На обочине дороги она увидела кулек с конфетами. Мятные листики и серебряные палочки рассыпались по земле. Молли заботливо собрала их и помчалась назад к мужу.
– Привет, старушка, ну как, нашла ее? – спросил Генри из глубин удобного кресла.
Молли швырнула ему на колени кулек с леденцами и расплакалась.
– Наверное, Кандиду похитили. Продавщица в кондитерском магазине видела, как ее увезли на большой черной машине. Звони в полицию!
Генри стряхнул вывалившихся медовых мишек и банановые карамели, встал и крепко обнял жену. Та разрыдалась.
– Звони в полицию, – прошептала она, уткнувшись ему в грудь. – Звони в полицию.
Муж осторожно встряхнул ее.
– Держись, моя девочка. Давай для начала все обсудим. Если ее похитили ради выкупа, то надо подождать, когда придет письмо с условиями. А вмешаем в дело полицию – злодеи могут причинить вред девочке… могут…
Он запнулся.
Джек Леонард протянул другу бокал виски с содовой, смешанного в весьма щедрой пропорции.
Они сели и стали ждать. Генри Молдон предпочел бы в снежный буран перелететь Антарктиду.
Глава четвертая
– Мисс Амелия Макнотон, мисс Фишер, – возвестил дворецкий.
Фрина и молодой доктор прекрасно коротали время, как вдруг неуверенный звонок в дверь прервал их игривую беседу. Фрина вернулась мыслями к расследованию и постаралась получше рассмотреть наследницу дома Макнотонов. Результат был не слишком впечатляющим. Амелия оказалась высокой худой девушкой с безжалостно остриженными мышиного цвета волосами и угреватой кожей. У нее были красивые руки, белые и длинные, но они были перепачканы краской, а ногти обкусаны. Похоже, девушка одевалась второпях или в потемках, поскольку на ней были бесформенная вязаная юбка, штопаные черные фильдекосовые чулки, огромная блузка и жакет. Покусывая губу, мисс Амелия переводила взгляд бледно-голубых глаз с Фрины на доктора Филдинга.
Доктор Филдинг вскочил с места и предложил девушке свой стул.
– Пожалуйста, садитесь, мисс Макнотон, выпейте чаю, – предложила Фрина. – Вашей матери сейчас намного лучше. Доктор Филдинг дал ей успокоительное. Вы, верно, замерзли. Господин Батлер, принесите еще чаю. Ах нет, пожалуй, коктейль будет больше кстати, – поправилась она, заметив посиневшие губы и покрасневшее от мороза лицо гостьи.
Мисс Макнотон опустилась на стул и протянула к огню пальцы с обкусанными ногтями.
– Спасибо, мисс Фишер. Я просто не знаю, что делать. Отец мертв, Билла арестовали, у мамы удар, и мне совершенно не к кому обратиться…
– Разве у вас в Мельбурне нет родственников, которые могли бы помочь?
– Господи, нет. Есть братья отца: дядя Тед и дядя Боб. Но от них толку мало. Мы никогда не были близки. Дядя Тед позвонил только затем, чтобы сказать, что папа оставил ему в наследство какие-то акции и что теперь настала пора их переписать на него, поскольку обстановка на рынке неблагоприятная и их следует срочно продать.
– Как мило, – заметила Фрина.
Доктор Филдинг встал и немедленно сшиб каминные щипцы.
– Господи, молодой человек, не могли бы вы посидеть спокойно? – рявкнула Фрина. – У нас и без ваших схваток с мебелью хлопот по горло. Останьтесь, я хочу, чтобы вы сопровождали госпожу Макнотон до дома, а до тех пор буду вам весьма благодарна, если вы не станете двигаться с места.
Доктор Филдинг застыл на месте.
– Я никогда не оставлю своего пациента, но не хочу быть третьим лишним, – заявил он. – Пока вы будете собираться, мисс Фишер, я лучше подожду в кухне.
И он направился на кухню, где госпожа Батлер поспешила утешить его куском кекса.
– «Он оскорблен. Смотри, шагает прочь [12]12
У. Шекспир «Гамлет», акт I, сцена 1. Перевод М. Лозинского.
[Закрыть]», – процитировала Фрина и усмехнулась. – Какое неукоснительное следование правилам приличия! Мисс Макнотон, мне бы не хотелось оставлять вас одну-одинешеньку в вашем доме.
– Ах, это пустяки, – пробормотала мисс Макнотон. – Мамина служанка была моей нянькой. Мы прекрасно справимся вдвоем. Теперь, когда отец… умер, мама не будет больше нервничать.
– Если ваш отец хоть немного походил на вашего братца Билла, то он был… довольно… э-э… грубым в семейной жизни.
– Он был громогласным, властным, эгоистичным животным, – напрямик заявила мисс Макнотон. – Едва не свел маму с ума и всегда относился ко мне как к рабыне. – Девушка жадно допила свой коктейль. – Знаете, что он хотел сделать, мисс Фишер? И это в тысяча девятьсот двадцать восьмом году! Он хотел выдать меня замуж!
– Просто средневековое варварство! – возмутилась Фрина. – И как вы к этому отнеслись?
– Я сказала: пусть я лучше буду проклята, чем его послушаюсь. У меня есть мужчина, которого я люблю. – Она бросила на Фрину взгляд, исполненный гордости и странного смущения.
– Отлично. Верно, тоже художник?
Бесцветные глаза мисс Макнотон засверкали.
– Он скульптор. Один из самых передовых в современном искусстве. Отец терпел его, потому что он иностранец.
– Я всегда интересовалась искусством, – кивнула Фрина. – А откуда он?
– Итальянец. Паоло Рагуцци. Вы должны были слышать о нем, если действительно интересуетесь искусством.
– Ну, мельбурнские художественные круги я совсем не знаю, мисс Макнотон, я здесь всего три месяца. Так вы теперь поженитесь?
– Конечно.
– Обязательно пригласите меня на свадьбу. А теперь, пожалуй, нам стоит отвезти вашу матушку домой. Я поеду с вами и осмотрю место преступления. Как зовут полицейского, который ведет расследование?
– Что-то не припомню… Кажется, Бартон. Нет, Бентон. Детектив-инспектор Бентон.
– Совершенно верно. Как вы добрались сюда? У вас машина?
– Да, я взяла отцовский «Бентли». Он и не догадывался, что я умею водить. Надо позвать доктора.
Фрина нажала кнопку электрического звонка. Когда появился господин Батлер, она попросила его позвать доктора Филдинга. Тот пришел, все еще обиженный, заключил, что госпожа Макнотон способна перенести дорогу домой, и отнес ее в машину. Фрина отметила, что, хотя доктор был высоким и неловким, он без особых усилий нес бесчувственную женщину, а это была отнюдь не легкая ноша.
Фрина взяла шляпку и пальто из рук Дот и распрощалась с ней на пороге.
– Ты оставайся здесь и отвечай на телефонные звонки, Дот. Звони мне к Макнотонам, если случится что-нибудь интересное. Не уходи из дома, ты можешь мне понадобиться. У тебя есть номер Берта?
– Да, мисс. Будьте осторожнее, мисс.
– Ну, сегодня я не стану летать, Дот, обещаю. Хорошего тебе тихого вечера, передай госпоже Батлер, что я буду ужинать в городе. – Фрина плавно сошла по ступенькам. На ней были черная фетровая шляпка и сапоги из мягкой кожи. Она надела красное пальто с каракулевым воротником, так что казалось, будто она обернула вокруг шеи овцу.
Доктор Филдинг усадил госпожу Макнотон в автомобиль и, распрямившись, оказался лицом к лицу с Фриной, от которой исходил обвораживающий аромат «Жики».
– Не обижайтесь, доктор. В трудном положении приходится быть резкой. Прошу меня извинить и надеюсь, что мы еще встретимся в менее клинических обстоятельствах. Приходите ко мне ужинать в четверг, в семь.
Она одарила юношу ослепительной улыбкой и протянула сильную надушенную руку. В странном смятении чувств – от обиды до восторга – доктор бросился к своему стоявшему на улице «Остину». Фрина, улыбаясь, глядела ему вслед, довольная произведенным впечатлением, потом запрыгнула в «Бентли» и устроилась рядом со спящей женщиной.
Мисс Макнотон оказалась неплохим, хоть и беспечным водителем. Фрине всю дорогу приходилось подпихивать госпоже Макнотон подушки, чтобы ту не растрясло на кочках. Амелия Макнотон совершала повороты так, словно бросала вызов дороге.
Спустя примерно полчаса, за которые Фрина заработала несколько синяков, автомобиль наконец свернул на мощеную дорожку, которая вела к большому современному дому. Мисс Амелия выскочила из машины и поспешила в дом, чтобы позвать кого-нибудь помочь вынести ее мать из автомобиля. Фрина высвободилась из своего закутка между госпожой Макнотон и дверцей и выбралась из машины.
Было три часа пополудни, стоял ясный, чуть ветреный зимний день. С буков и вязов, что росли вдоль дорожки, уже слетели последние листья, но, видимо, хозяева дома держали садовника, потому что на ухоженных лужайках не было видно ни единого листочка. Дом был современной формы – кубический, с настенной росписью над парадной дверью. Роспись, состоявшая из мазков всех цветов радуги, напоминала ювелирные украшения в стиле ар-деко. Она понравилась Фрине: если бы не это декоративное пятно на фоне простых стен, дом представлял бы собой просто набор разного размера коробок из холодного серого кирпича.
Дизайнер этого дома, видимо, считал, что самое главное – защита частной жизни. Он поместил дом посреди просторной лужайки, которую с одной стороны обсадил садом, сзади разбил огород, а со стороны дороги предусмотрел небольшой холмистый парк с теннисным кортом, так что никаких других домов видно не было. Дом казался крошечным обитаемым островком посреди глухого и, возможно, опасного леса. Сюда не долетал шум автомобилей. Холмистый парк граничил с парком Стадли, где в глубокой низине протекала река, по берегам которой росли девственные леса. Впечатлительный человек должен был чувствовать себя здесь очень одиноко. Госпоже Макнотон тяжко было жить здесь, подумала Фрина, но вряд ли к ее мнению прислушивались во время строительства.
Амелия вернулась в сопровождении садовника и дородной женщины в переднике. Вместе они подняли госпожу Макнотон, отнесли в дом, а затем по лестнице в маленькую комнату, где стояла ее узкая кровать.
– Неужели это в самом деле ее комната? – удивилась Фрина.
– Да, с тех пор как мама перестала спать с отцом. Он не позволил ей занять никакую другую комнату. Сказал: либо она остается с ним в большой комнате, либо пусть живет здесь. Мама выбрала эту. Говорила, что здесь она чувствует себя в безопасности, тут нет окон, свет проникает лишь с лестницы. Но теперь ей нет нужды запираться, – добавила мисс Макнотон, укладывая мать, чтобы та могла продолжать спать. – Больше он не станет ломиться в эту дверь.
Она вышла из комнаты, оставив служанку сидеть у кровати, и указала на трещины и царапины на двери, которая с честью выдержала атаки главы дома. Доски в некоторых местах треснули, но не поддались.
– Ох, – прошептала Фрина. Она была потрясена услышанным и уже сомневалась, стоит ли искать убийцу Макнотона.
– Отец частенько бил маму… и меня тоже, – призналась мисс Макнотон. – Но потом он отступился от меня – я пригрозила, что уеду из дома и возьму маму с собой. Это его испугало: он боялся скандала, а я могла устроить ему такое, о чем бы он еще долго жалел. Отец не трогал маму, когда я была дома, но я не часто сюда приходила. Я ведь учусь в художественной школе, вы, верно, слышали.
– Да, ваш брат сказал мне, что вы художница. А у Банжи на стене до сих пор висит ваша акварель с изображением самолета. – Фрина попыталась разговорить девушку: за все время их беседы, та ни разу не упомянула брата.
– Билл не верит, что я могу рисовать. Он ничегошеньки не смыслит в искусстве. Называет Паоло грязным маленьким даго. Но брат не убивал отца, – заявила мисс Макнотон; она остановилась на лестнице, положив одну руку на перила. – Если бы Билл сделал это, он бы по всему свету об этом раструбил. И не стал бы сбегать. Он весь в отца: всегда уверен в своей правоте. Ни он, ни отец в жизни ни разу не совершали ошибки и не просили прощения. Сделай это Билл, он так бы и остался стоять над телом да еще заявил бы, что имеет все права лишить своего отца жизни, и пусть кто-либо попробует их оспорить. Не знаю, кто его убил, но точно не Билл. И я не очень расстроюсь, если вы не найдете убийцу. Пожалуй, так даже лучше. Тысячи людей имели полное право ненавидеть его, и все они люди достойные. Я тоже терпеть его не могла и не прощу ему того, что он сделал с мамой и со мной. Знаете, когда переставал ломиться в мамину дверь, он являлся ко мне и пытался взять меня силой.
– И ему это удалось? – осторожно спросила Фрина.
Мисс Макнтон невидящим взглядом посмотрела сквозь Фрину.
– Когда я была моложе, – ответила она спокойно. – Он поймал меня в ванной. Дважды. После этого я всегда подпирала дверную ручку спинкой стула. Тогда он стоял под дверью и орал на меня, требуя впустить. Я даже подумывала, не уступить ли ему, потому что это его успокаивало, но не могла, в самом деле не могла. Поэтому Паоло – единственный мужчина, которого я когда-либо любила, могла полюбить. Он так заботится обо мне, он терпел, когда я отказывала ему и плакала… и… и…
– Понимаю, – тихо сказала Фрина, – такое случается со многими женщинами. Нам с вами посчастливилось найти мужчин, которые извлекли нас из наших раковин. Пойдемте вниз, мисс Макнотон, надо согреться. А потом, может быть, вы покажете мне свои работы?
– Пожалуйста, зовите меня Амелия, – вдруг попросила мисс Макнотон. – Вы единственная, кроме Паоло, кому я рассказала… Пойдемте сядем у камина в гостиной, я принесу туда рисунки. Может, вам еще и не понравится, – предупредила она и взбежала вверх по лестнице.
Фрина прошла в большую красивую гостиную, обставленную китайской мебелью. Потолок был выкрашен красным лаком, на стенах висели картинысвитки и вышивка. Несколько восточных безделушек красовались на каминной полке. Резные стулья были инкрустированы черным деревом, на сиденьях лежали шелковые подушки, ножки украшали изображения львов и облаков.
На камине стояла особняком скульптура из жадеита – дракон, пожирающий оленя. Глаза оленя невольно напомнили Фрине глаза госпожи Макнотон; она поспешила отвернуться и принялась рассматривать картину на шелке, висевшую у квадратного решетчатого окна. Фрина узнала копию работы известного художника «Два господина рассуждают о рыбе». «Посмотрите, как рыба резвится в чистой воде!» – восклицает один мужчина. – «Это всемогущий Бог дает ей повод радоваться». – «Но вы же не рыба, откуда вам знать, чтó приносит наслаждение рыбе?» – возражает другой. – «А вы не я, – отвечает первый, – и не можете судить, известно мне или нет, что' приносит наслаждение рыбе». На эту реплику, конечно, уже не было ответа.
«Что мы вообще знаем о других?» – размышляла Фрина. Случись ей встретить покойного и никем не оплакиваемого господина Макнотона, догадалась бы она, что перед ней домашний тиран, который, получив отставку у жены, набросился с сексуальными домогательствами на дочь?
Амелия торопливо вошла в гостиную и плюхнула на руки Фрины внушительных размеров портфолио.
– Пойду распоряжусь насчет чая, – пробормотала она и снова выпорхнула из комнаты.
Фрина распознала скромность художника. Она разложила рисунки на столике: акварели, несколько эскизов маслом, рисунки углем и сангиной. Они хороши, с удовольствием отметила Фрина. Всегда легче похвалить от души, чем ломать голову, что бы такое сказать о ерунде.
Здесь были три акварели, изображавшие аэропланы на фоне белого неба. И точные, четкие карандашные рисунки цветов и птиц, явно несущие в себе влияние китайского искусства. Несколько грязноватых пейзажей и удачное кубистское изображение дома; но лучше всего мисс Макнотон удавались портреты. Мелом или углем Амелия могла передать разительное сходство, точнее, чем на фотографии. Вот Билл в летном комбинезоне – огромный и самоуверенный, но с едва заметной беспечной улыбкой, которую подметила и Фрина. А этот рисунок пастелью – портрет матери. Это она, измученная и нахмурившаяся, Фрине был знаком ее неуверенный торопливый взгляд. Талант Амелии еще не раскрылся полностью – линиям не хватало уверенности, а краскам смелости. Фрина с удовольствием перебирала портреты. Вот группа детей, немного напоминает Мурильо, [13]13
Мурильо, Бартоломе Эстебан (1617–1682) – испанский живописец, глава севильской школы.
[Закрыть]но все равно очаровательно. А вот одиннадцать изображений кошки; художнице удалось передать едва проступающую под мехом мускулатуру животного. Портрет смуглого мужчины, худого и страстного: глубоко посаженные глаза и привлекательное лицо фавна, острые уши – все это производило впечатление мощи и настойчивости. Фрина вспомнила о Медичи и подумала: не копия ли это работы художника Возрождения? Она перевернула портрет: «Паоло». Ага. Привлекательный, но не красавец. Глубокий, сильный характер. Такой мужчина не мог не произвести впечатление на Амелию, ведь она знала лишь властных мужчин, которые скандалили и набрасывались на нее.
Еще один женский портрет. Фрина узнала свою подругу Изолу ди Фраоли, исполнительницу баллад. Сходство было передано прекрасно: копна черных волос, сверкание серег, глубокий вырез на груди, пухлые руки и лукавая проницательная полуулыбка. Последняя живописная работа – портрет мужчины. Высокий и широкоплечий, но склонный к полноте, он стоял, расставив ноги, как бы нависая над художницей. У мужчины была тяжелая нижняя челюсть и широкие скулы, на щеках и носу проступали красные пятна. Одна рука была сжата в кулак, рот открыт, словно он отдавал команду. Это была почти карикатура, но такая выразительная, что становилось ясно: художница испытывает ненависть к каждой черте своей модели. Но, как художник, Амелия честно изображала свою модель. Фрине незачем было заглядывать на обратную сторону. Сходство с Биллом было разительным. Это был отец Амелии. Фрина пожалела, что ей предстоит искать убийцу этого человека. Он был воплощением всего, что она ненавидела в мужчинах.
Амелия и чай прибыли одновременно. Фрина взяла чашку и заметила:
– Вы проявляете настоящее мастерство, Амелия. Не продадите ли мне некоторые из ваших работ? Я только что переехала в новый дом и как раз заканчиваю оформление.
– Я не могу их продать, это всего-навсего рисунки. Возьмите что вам понравилось, мисс Фишер. Мне будет приятно, что мои работы висят в вашем доме.
– Зовите меня просто Фрина. Нет-нет, я настаиваю на оплате. Не хватает еще, чтобы говорили, будто я использую вас: ведь я наживу на них целое состояние, когда вы станете знаменитой.
– Берите что вам приглянулось, – зарделась Амелия. – По пять фунтов за каждую – столько обычно стоят ученические работы. Вам они правда понравились?
– Да, – кивнула Фрина, торопливо перебирая работы. – Ваши профессора, должно быть, говорили вам, что у вас необыкновенный талант к портретам. И эти рисунки кошек тоже замечательные. Случалось вам видеть лист с рисунками Леонардо, где он изобразил, как кошки превращаются в драконов? Кошек очень сложно рисовать. А на ваших рисунках чувствуется, что под кожей есть скелет, и мех тоже отлично выписан. Пожалуй, я возьму кошек, их можно будет повесить на лестнице, и вот это изображение самолета, «Бабочки Шелкопряда», выполненное мелом. Я училась летать на таких – замечательная машина. И еще детей, хотя они немного подражательны, не находите? Вы любите детей?
– Да, люблю. И хочу завести побольше. Теперь, когда отец… когда отец умер, у меня будут свои деньги, и мы с Паоло сможем пожениться. Мы купим дом в Карлтоне, возле галерей, там будут две мастерские – для него и для меня, и много детских комнат.
– А почему вы не поженились раньше? – поинтересовалась Фрина, добавляя к своей стопке портреты Паоло, Билла и Изолы.
Амелия ответила уклончиво:
– Паоло хотел. Он вполне обеспечен материально, он сын промышленника. Хотя отец и лишил его наследства, он получил деньги от матери. Но я сама не была уверена и хотела…
– Убедиться. Как давно вы знакомы?
– Два года. Теперь-то я уверена. Но отец говорил о Паоло такие ужасные вещи и даже нанял сыщика, чтобы тот ходил за ним и разведывал, не спит ли он с другими женщинами.
– И что же?
– Так и есть, но для меня это не имеет значения. Я знаю, что он любит меня. Паоло вложил в меня столько трудов, что не может не ценить меня. Всегда дорожишь тем, к чему приложил больше всего стараний. Вот хоть этот портрет отца. Я его ненавидела.
