Текст книги "Хранители магии"

Автор книги: Кэролайн Стивермер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

– Вы должны простить меня, Адам, – объявил Портеус, – за то, что я завладел вниманием юной дамы. Для вас гостеприимство – вещь вполне обычная, для меня же, представителя поколения, более закрытого для мира, в нем есть очарование экзотики.

Джейн поймала взгляд Лэмберта.

– Но ведь я не единственный экзотический гость. Среди вас ежедневно появляется мистер Лэмберт.

Лэмберт с некоторой досадой отреагировал на то, что внимание Портеуса оказалось привлечено к нему.

– Не настолько я экзотичен.

Джейн было бы интересно узнать, была ли реакция Лэмберта вызвана отвращением к вниманию вообще или к вниманию Портеуса в частности. Она заподозрила последнее.

– Никакого сравнения, любезный, – согласился Портеус. – Куда вы водили мисс Брейлсфорд? Надеюсь, вы дали ей вдосталь налюбоваться красотами капеллы Святой Марии?

– Первым делом, – подтвердил Лэмберт.

Портеус повернулся к Джейн.

– Думаю, вас больше интересовали гробницы или витражи, но в капелле есть вещи чрезвычайно утонченные и на первый взгляд незаметные. Например, если сравнить длину нефа с длиной хоров, то получите соотношение четыре к трем. Это эквивалент музыкальной кварты. Все строение – это музыка, если уметь читать интервалы. – Сделав мечтательную паузу, словно для того, чтобы насладиться музыкой, слышимой ему одному, Портеус вернулся к теме разговора. – Но, конечно, эти вещи несколько более абстрактны, чем витражи и резьба по камню.

– Мне всегда нравились мизерикорды. [7]7
  Мизерикорд – откидной стул на хорах церкви; а также кинжал, по большей части трехгранный, который рыцарь носил у пояса и которым он наносил последний, смертельный удар своему поверженному противнику; так называемый кинжал милосердия.


[Закрыть]

Джейн позволила себе глупую улыбку. Она решила, что мизерикорды мужчине с интересами Портеуса покажутся равнозначными игре в куклы или забавам со щенком.

Лэмберт казался слегка ошарашенным. Джейн пыталась понять, вызвано ли это ее глупой улыбкой или тем, что он вспомнил лекцию об архитектуре, которую она прочла ему в капелле Святой Марии.

Портеус явно оправдал худшие ожидания Джейн.

– Хм… Да, некоторые бывают довольно забавными. Прямолинейно, конечно. А другие довольно вульгарны. Ваш брат сказал, что вы учительствуете в Гринло, мисс Брейлсфорд. Или, может быть, мне следует говорить «мадам Брейлсфорд»? Кажется, в Гринло принята такая форма обращения? А в какой области магии вы специализируетесь?

– Я преподаю математику, – сказала Джейн. – Мы не обучаем непосредственно магии.

Казалось, Портеуса это ошеломило.

– Вы преподаете математику?

– Да, – отрывисто отозвалась Джейн. – И мне это приносит удовлетворение. Вы даже себе не представляете.

Портеус подбирал слова с видимой осторожностью.

– Я не сомневаюсь в том, что вы в высшей степени компетентны в своем предмете, мисс Брейлсфорд, но если вы не обучаете своих юных подопечных основам магии, то кто это делает?

– Я не могу обобщать. Это вопрос крайне индивидуальный, – ответила Джейн. – Программа составляется очень тщательно, чтобы чей-то специфический талант не был бы включен в целое.

– Специфическая чушь! – заявил Портеус. – Если человек не включен в целое, то откуда в заклинании появится сила? А? И к тому же, как можно исполнять гимны, если с самого начала не вбить в студентов теорию?

– В Гринло гимны не используются так, как в Гласкасле, – парировала Джейн.

– Нет гимнов? – ужаснулся Портеус. – Вообще нет гимнов?

– Гринло действует по собственным методикам, – ловко вмешался Войси. – Насколько я знаю, в теоретической структуре программ есть значительные различия.

– Другими словами, то, что в Гринло считается программой, скорее всего, представляет собой собрание современной чуши, которая вам так нравится, – отрезал Портеус. – Я еще не видел, чтобы вы подвергли какую-нибудь из своих теорий полному формальному анализу, прежде чем поделиться ею со всем светом. Вам слишком нравится шокировать людей, чтобы тратить время на отработку гипотезы.

– По крайней мере, я открыт для идей, которые содержатся в новых исследованиях. Но, конечно, не считаюсь одним из великих умов восемнадцатого века.

По тону Войси было ясно, что он имеет в виду Портеуса.

– Очень забавно, любезнейший. Вы хотели пошутить, но я приму это как похвалу, – откликнулся Портеус.

Джейн сочла за лучшее вернуть разговор обратно к магии.

– Поскольку мужчины и женщины очень сильно отличаются друг от друга, точно так же отличаются и принципы, по которым действует их магия. Мужчины должны работать совместно, если я правильно поняла то, что мне говорил брат. Женщинам, напротив, лучше заниматься этим поодиночке. Чтобы те и другие применяли магию, она должна пройти сквозь них.

Войси улыбнулся:

– Да здравствуют различия, а, Брейлсфорд?

На короткий, но яркий миг Джейн захотелось оплеухой сбить с лица Портеуса самодовольное выражение. Она на секунду встретилась взглядом с Лэмбертом – и с пугающей ясностью поняла, что он совершенно правильно прочел ее порыв и хладнокровно ждет дальнейших действий. В нем не ощущалось осуждения – только интерес и понимание. Джейн невольно почувствовала досаду и с безупречным самообладанием повернулась к брату.

– Женщина всегда права. Почему ты так и не выучил эту истину, Робин?

Похоже, Роберт услышал в ее тоне нечто такое, что его насторожило, потому что посмотрел на нее с опаской.

– А я ее выучил, милая. Ее внушают на первых же занятиях в Гласкасле. Если в классах Гринло не дают тот же материал, то пробел – в программе Гринло, а не в нашей.

Джейн постаралась, чтобы в ее голосе не прозвучало раздражения.

– Значит, другая истина. Гласкасл всегда прав.

Она подняла рюмку, произнеся это как тост.

Лэмберт устремил на нее выразительный взгляд, подняв свой стакан с водой, но промолчал. Джейн поняла, что Лэмберт не произнесет этих слов даже в шутку. Или, пришло Джейн в голову, Лэмберт, возможно, не считает Гласкасл предметом для шуток.

Портеус адресовал ей широкую улыбку.

– Верно, мисс Брейлсфорд. Совершенно верно.

– Если я правильно понимаю сущность программы Гринло – а я уверен, что вы сразу поправите меня, если я ошибусь, мисс Брейлсфорд, – любезно проговорил Войси, – она отличается от программы Гласкасла в отношении умственных упражнений. Сила Гласкасла заключается в тренированном уме. Обычный природный ум, конечно, дело хорошее. Однако чем больше его удается отточить, тем больше становится источник силы.

– А что вы имеете в виду под словами «тренировать» и «отточить»? – спросила Джейн.

– Возможно, более подходящим словом было бы «развить», – ответил Войси. – Простое нашпиговывание студента фактами ничего не дает. Идеальным специалистом-магом становится только тот студент, который приобретает навыки сомневаться в установившихся мнениях и задает свои собственные вопросы.

– Тогда, возможно, Гринло и Гласкасл все же не так сильно различаются, – заметила Джейн. – Мы тоже не ищем магию в книгах.

– К магии нет торной дороги. Нет учебников, которым можно было бы рабски следовать. Книги могут даже подавить ее. Отвлечь от нее.

Войси не скрывал своего энтузиазма.

Джейн вспомнила, как целый дортуар энергичных молодых особ, охваченных опасной весенней лихорадкой, можно порой успокоить подходящим трехтомным романом.

– Иногда отвлечь бывает очень полезно.

– Я согласен с тем, что торной дороги к магии нет. – Портеус открыто демонстрировал свое недовольство тем направлением, какое принял разговор. – Но дальше мы с вами расходимся, Войси. Я не вижу смысла в нарушении правил, пока эти правила не выучены. Во-первых, это опасно.

– Верно, – признал Войси.

– А во-вторых, гораздо интереснее нарушать правила намеренно, а не случайно, – добавил Роберт.

– Что ты говоришь, Робин? – Джейн повернулась к брату с наигранным изумлением. – Нарушать правила? Ты?

– Ошеломляющее открытие, правда? – Роберт был явно горд собой. – Теперь ты поставишь под сомнение мой авторитет?

– Вот он, ключ! – объявил Войси. – Вот в чем величие Гласкасла. Его выпускники обладают способностью ставить под сомнение любые авторитеты. Более того, они обязаны это делать.

– Если при этом не выходят за пределы разумного, – добавил Портеус.

Джейн посмотрела на Лэмберта, надеясь поймать его взгляд, однако внимание Сэмюэля было полностью сосредоточено на Войси – и он чуть кивал головой. Джейн почувствовала, что слегка в нем разочаровалась.

– Точно, – сказал Роберт. – Как видишь, Джейн, мы – образцы моральных и интеллектуальных приличий. И потому поддерживаем высказывание, которое, как я подозреваю, ты сделала не без иронии. Гласкасл действительно всегда прав.

– Я просто немею от того, что здесь считается логикой, – отозвалась Джейн.

– Тогда позволь мне сказать тост. – Роберт поднял рюмку, и остальные к нему присоединились. – Гласкасл всегда прав. Аминь.

Глава 3

Квадрига огненного Феба

В Атлантику низверглась с неба,

И только сумрак звездных стран

Лучом последним осиян.

Тем вечером, снова пообедав в раскаленной столовой, Лэмберт медленно поднялся по лестнице в пустые комнаты, которые делил с Феллом. Его друга по-прежнему не было. Разговор, который Джейн днем вела с Войси, позволил Лэмберту улучить минуту и намекнуть Роберту Брейлсфорду, что он хочет сообщить нечто важное. Необходимость сделать это так, чтобы Джейн ничего не услышала, осложнила дело, но ее оживленный разговор с Войси и Портеусом затянулся дольше их трапезы. В конце концов они втроем ушли вперед достаточно далеко, так что Лэмберт смог вполголоса поговорить с Брейлсфордом и передать ему чертежи с кратким пояснением, где они были обнаружены.

– Господи! Как они могли попасть к Феллу? – Брейлсфорд поспешно спрятал бумаги. – Что касается этого проекта, то Фелл давным-давно умыл руки!

Лэмберту не понравились нотки осуждения, прозвучавшие в голосе Брейлсфорда.

– Я готов держать пари, что Фелл даже не знал о том, что они там лежат. Но если окажется, что знал, то, сдается мне, не считал их такими уж важными. И в любом случае он не дал бы за этот проект и ломаной монеты.

Брейлсфорд покачал головой с шутливым отчаянием:

– Гроша. Правильным выражением будет: «Он не дал бы за него и ломаного гроша».

Обрадовавшись тому, что Брейлсфорд разрешил отвлечь его от темы, Лэмберт продолжал прикидываться дурачком.

– Он и цента бы за него не дал.

Чем бы Брейлсфорд ни походил на сестру, чувство юмора их явно не объединяло.

– Я скажу Войси, как только Джейн благополучно удалится. А вы не захотите показать ей витражи Святого Иосифа?

Очевидно, Брейлсфорд считал маловероятным, чтобы кто-то по доброй воле решил провести время с его сестрой.

Лэмберту даже думать не нужно было.

– Захочу.

– Отлично. – Брейлсфорд двинулся было к Войси, Портеусу и Джейн, но остановился и снова повернулся к Лэмберту: – Правда хотите?

Лэмберт кивнул. Брейлсфорд чуть нахмурился.

– Отлично. Только… не относитесь к ней слишком серьезно. Джейн в детстве была довольно странной. С причудами. Когда ей что-то нужно, она умеет быть в высшей степени… убедительной.

Весь вечер Лэмберт ломал голову над этим советом. Большую часть дня он провел в обществе Джейн, пока Портеус показывал им кое-какие более закрытые части Гласкасла. Джейн немного притихла и вежливо выслушивала магистра математики, в какие бы полеты архитектурной или философской фантазии он их ни увлекал. Если у нее и был талант убеждать людей в таких вещах, в которых им не следовало бы убеждаться, то он никак не проявлялся. Лэмберт мог понять желание брата защитить сестру, однако это предостережение как будто призвано было уберечь Лэмберта от Джейн. И это казалось странным.

В ходе дня Лэмберт вспоминал один момент – хотя и очень мимолетный, – когда вежливое внимание, с которым Джейн выслушивала Портеуса, дало сбой. Это случилось, когда Портеус читал им лекцию относительно архитектурных достоинств капеллы колледжа Трудов Праведных.

– Здесь все очень сложно, – говорил им Портеус. Повернувшись спиной к стене, он стоял лицом к входу, и его голос красиво гудел в пустом пространстве капеллы. – Каждый элемент, который мы видим, говорит нам о том, как архитектор видел мир. Нет, разрешите мне выразиться иначе. Это не относится к витражам. Это результат недавней реставрации, и притом довольно беспомощной. Но я отвлекся. Использование пространства вряд ли может быть понятным для неопытного глаза. Требуются годы исследований, чтобы понять и оценить это сооружение по достоинству.

Лэмберт попытался поймать взгляд Джейн, но у него ничего не вышло. Он покорно пробормотал нечто одобрительное, и Портеус понесся дальше.

– Здесь гений Гласкасла стал не только видимым, но и слышимым. Послушать, как здесь поют Пасхальную службу, – значит получить слуховой эквивалент картины райских врат. Гимны были открыты не в Гласкасле, но именно здесь они были отточены до совершенства. – Портеус расплылся в улыбке. – В архитектурном, музыкальном и эстетическом плане целое становится даже больше своих составляющих.

Джейн просияла.

– О да! Именно здесь был создан Великий Вопль, так ведь?

Возмущенно тряся обвислыми щеками, Портеус выпрямился во весь свой не слишком внушительный рост.

– Что?

– Я где-то об этом читала. – Лицо Джейн было полно невинной кротости. – Наверное, в «Бедекере». [8]8
  Широко распространенные путеводители по различным странам, содержащие обширный фактический материал. Название получили по имени немецкого книготорговца и издателя К. Бедекера (К. Baedeker. 1801–1859), первоначально составившего свои путеводители на основе данных, полученных в результате собственных путешествий. Его справочники завоевали такую популярность, что именем «Бедекер» стали пользоваться как нарицательным и для других подобных изданий.


[Закрыть]

– Думаю, вы имели в виду Великий Глас: метод, с помощью которого архитектурное пространство соотносится с акустикой человеческого голоса в магических процессах? – Портеус говорил с тяжеловесным сарказмом. – Могу заверить вас, мисс Брейлсфорд, что ваш красный путеводитель не в состоянии отдать должное одному из величайших достижений Гласкасла.

Нисколько не смущенная негодованием Портеуса, Джейн пояснила Лэмберту:

– Это чтобы открывать двери.

– Открывать двери? – От такой непочтительности у Портеуса глаза на лоб полезли. – Милое дитя, неужели вам это так объяснили в Гринло? Никоим образом нельзя вообразить, будто Великий Глас нужен для того, чтобы «открывать двери»!

Его голос зловеще разнесся по капелле. Акустика там была превосходная. В этом пространстве рык Портеуса приобрел некую красоту. Лэмберт попытался придумать, слуховым эквивалентом чего могли бы стать колебания голоса Портеуса. Возможно, самца лося.

– Ну, значит, он нужен, чтобы что-то отпирать, – уточнила Джейн.

– Ах вот как? – Похоже, Портеус запоздало заметил нечто подозрительное в глубочайшей серьезности Джейн. Его возмущение улеглось, сменившись легкой язвительностью. – Если описать гильотину как устройство для радикального изменения прически или коренного уменьшения размеров шляпы, тогда, наверное, можно было бы сказать, что Великий Глас используется, чтобы что-то отпирать. «Наверное», повторю я.

Казалось, Джейн запоздало вспомнила о вежливости. К ней вернулась почтительность, и остаток экскурсии прошел без происшествий. Лэмберт восхищался тем, с какой ненавязчивой легкостью она подорвала самообладание Портеуса. И он задумался, не может ли она делать то же самое с собственным братом.

Тиканье часов Фелла казалось неестественно громким. Даже с окнами, широко распахнутыми, чтобы впустить хоть какой-то ночной ветерок, в гостиной было душно. На одно роскошное мгновение Лэмберт позволил себе вообразить досаду Фелла, если, вернувшись домой, тот обнаружит часы замолчавшими, а маятник – остановившимся. Николас был человеком нетерпеливым, малейшие пустяки порой злили его. И он может не счесть мелочью то, что до его часов дотрагивались исключительно ради того, чтобы избавиться от мелкого раздражителя в виде постоянного тиканья. Лэмберт справился с соблазном и отвлекся, занявшись чтением газеты.

Как всегда, по сказанному в газете трудно было понять, что именно происходит в мире. Несмотря на все проблемы, Китайская Республика просуществовала уже пять месяцев, и если столь обсуждаемый Китайский заем все-таки будет выпущен, то она вполне может просуществовать и шесть. Океанский лайнер «Титаник» побил свой собственный трансокеанский рекорд. Лорд Файви выступил в палате лордов, требуя, чтобы Имперский совет обороны решил вопрос о воздухоплавании. Кто-то другой произнес более качественную речь относительно необходимости финансовой сдержанности в эти трудные времена. Судьбы Британской империи излагались в лестных выражениях. Много места уделялось придворной хронике. Далеким и малоуспешным странам внимания практически не доставалось. Лэмберт читал светские новости с тем же сосредоточенным вниманием, какое уделил отчету об исследовательской экспедиции в глубь джунглей.

Заметка в светской колонке заставила Лэмберта резко выпрямиться в кресле. Граф Бриджуотер – человек достаточно известный и популярный, чтобы газета считала нужным сообщать о его малейших поступках, – накануне произнес речь в Королевском научном обществе. И в числе членов общества, задавших вопросы докладчику, был Николас Фелл.

Лэмберт отложил газету, изумившись позднему часу. Поездка в город была бы неплохой идеей. Видимо, Фелл ведет исследования там. Лэмберт знал, в каком клубе часто бывает Николас. Вторжение в кабинет в Зимнем архиве наверняка сильно разозлит его. Пусть лучше поскорее узнает об этом.

Существовала вероятность того, что на следующий день Мередит запланировал участие Лэмберта в стрельбах. Если так, то придется их отложить.

Лэмберт постарается уйти до того, как ему смогут доставить какой-либо вызов.

В ту ночь он заснул легко. Первым делом утром он поедет в Лондон – таков был план. Лэмберт всегда чувствовал себя лучше, когда знал, чем себя займет. День в Лондоне станет приятным разнообразием.

Утром поездка в Лондон по-прежнему представлялась удачной мыслью. Лэмберт вышел в прохладную тишину утра. Гласкасл только начинал просыпаться. Небо было ясным. Лэмберт решил, что это обещает очередной теплый день.

Железнодорожная станция Гласкасла находилась неудобно далеко как от университета, так и от самого города. Лэмберту как-то объяснили, что стратегия такова: чем сложнее студентам попасть на вокзал, тем труднее им будет забросить занятия и отправиться веселиться в Лондон. Работала ли эта стратегия или нет (а было похоже, что в целом она не работает), до станции идти приходилось действительно далеко.

Лэмберт прошел по Серебряной улице до рынка, после чего ему повезло встретить возчика, с которым он познакомился во время предыдущих утренних вылазок.

– Раненько вы вышли. – Возчик подвинулся, чтобы Лэмберту можно было устроиться рядом и доехать до станции. – Влипли, да?

– На этот раз нет. – Лэмберт почувствовал разочарование возчика при этом известии и попытался придумать какой-нибудь интересный случай, чтобы расплатиться за поездку. – Знавал я одного парня. Можно сказать, что он влип.

Возчик с довольным видом спросил:

– Бизон попался? Или медведи?

– Гораздо хуже, – ответил Лэмберт. – Женщина.

– А! – удовлетворенно вздохнул возчик.

Лэмберт принял это за разрешение продолжать рассказ.

– Того парня звали Максом, и ему нравилась девушка по имени Агата. Но папаша Агаты считал, что Макс ей не подходит. Он устроил состязание в стрельбе. Победитель получал Агату.

– Этот Макс был ковбой?

Вид у возчика был озадаченный. Он свернул на Дубильную улицу, ведущую к Надгробному проезду и потом к вокзалу.

Лэмберт был спокоен: поскольку он не наметил для себя какого-то определенного поезда, то не боялся опоздать. Он неспешно проедет с возчиком до станции, и какой бы поезд ни подошел следующим, на нем он и поедет.

– Угу. Такой меткий стрелок, какого поискать. Но он был не настолько уверен в себе, чтобы рисковать девушкой. Так что он послушался своего друга Каспара. А Каспар был из тех пастухов, что заезжают в очень странные места. И он привез с собой винтовку Шарпа и пять зарядов, которые, как он клялся, попадут без промаха куда нужно.

Он пообещал Максу, что одолжит ему свою винтовку на состязание.

Лэмберт прекрасно понимал, что возчик ссадил бы его с козел и заставил идти пешком, знай он, что эта история заимствована из сюжета оперы, поставленной на сцене театра «Ковент-Гарден». [9]9
  Сюжет заимствован из оперы Карла Марии фон Вебера «Вольный стрелок» (1821).


[Закрыть]

– А что с того имел этот Каспар?

– Вы правильно угадали. Каспар за эту винтовку и заряды продал душу дьяволу и знал, что дьявол очень скоро придет забрать долг. И он придумал вместо себя отдать дьяволу Макса.

– А!

– Макс об этом не подозревал. Он принял предложение Каспара и с помощью четырех зарядов победил в состязании. Пятый заряд уже был в винтовке, когда отец Агаты велел Максу сделать последний выстрел. Мимо летела горлица, и он велел Максу ее подстрелить.

Возчик покачал головой.

– Убить горлицу – дурная примета.

– В Вайоминге тоже считается, что это к несчастью.

– Он попал?

– Попал. Но закричала и упала Агата.

– Померла, да?

– Похоже на то. Папаша Агаты был очень расстроен.

– Сам виноват, однако.

Возчик сплюнул, выражая тем самым свое мнение о состязании в меткости как основе бракосочетания, и бросил на Лэмберта веселый взгляд, который был приглашением продолжить рассказ.

– Женщины, они крепкие, знаете ли.

Возчик кивнул. По его лицу ясно читалось, что у него была возможность в этом убедиться.

– Агата просто упала в обморок. Но когда пришла в себя, Макс уже бросил винтовку Шарпа и начал душить Каспара. Драчка получилась знатная. Никому из парней, которые пришли участвовать в состязании, не удавалось их разнять. Драка закончилась только тогда, когда дьявол явился за душой Каспара.

– А не Макса? – спросил возчик.

Он уже доехал до станции, но вместо того, чтобы подъезжать, натянул вожжи и стал ждать окончания истории.

– С Максом все было в порядке: он ведь не знал о договоре, так что его не тронули. А вот Каспара дьявол забрал.

– А разве Макс не согласился жульничать, когда взял винтовку Шарпа? – возразил возчик. – По-моему, так он ни в чем не виноват.

Лэмберт решил, что возница прав, и изменил свою историю в соответствии с этим.

– Так и Агата подумала. К тому времени, как пыль осела, она уже немного пришла в себя и поняла то, что ее отец знал с самого начала. Макс ей действительно не подходил.

Возница с сомнением спросил:

– Так она за него не вышла?

– Она ни за кого не вышла. Вместо этого осталась заботиться о своем отце. А когда тот умер, она получила его ранчо и сама им заправляла.

– И что – жила одна и умерла старой девой? – вопросил возчик.

– А я и не говорил, что она умерла. Она и сейчас живет в Вайоминге. – Лэмберт внимательно следил за тем, какие подробности этой истории смогут пройти гладко. – И неплохое у нее ранчо. Милях в пятидесяти от Медисин-Боу.

– Слазь с моей повозки и проваливай, – возмутился вдруг возчик. – Эта история заканчивается совсем не так.

– В Вайоминге она заканчивается именно так, – ответил Лэмберт, слезая с передка.

Возчик еще раз сплюнул и уехал.

Дорога до Лондона была утешительно недолгой. К полудню Лэмберт уже оказался прямо в центре города. В отличие от Гласкасла улицы тут были грязные и людные. Огромные здания теснились вдоль широких улиц. Всевозможные люди прокладывали себе дорогу через толчею, словно с рождения знали, куда им нужно попасть и что нужно будет делать, когда они туда попадут. Если в Лондоне и существовало какое-то тихое время года, то разве что как раз середина августа. Но Лэмберту город казался не тише скотопригонного двора в ярмарочный день.

К часу Лэмберт уже пробился сквозь толпу к дверям клуба Фелла – обитого кожей логова с хорошим запасом фикусов и пальм. После недолгого ожидания его провели в одну из комнат, где Фелл завалил своими бумагами целый стол.

Как обычно, вид у Николаса Фелла был такой, словно он спал одетым. Покрой его серого фланелевого костюма мог считаться достаточно элегантным, но в осанке Фелла было нечто такое, что не позволяло ему долго выглядеть аккуратным. Он был явно погружен в свою работу: когда он поднял голову и посмотрел на Лэмберта, то у него было отсутствующее лицо человека, пытающегося расслышать какой-то далекий голос. Наконец Николас дернул себя за ровно подстриженный ус и поздоровался с Лэмбертом.

– Так вы здесь, – сказал Лэмберт.

– Не спорю, – отозвался Фелл. – И вы тоже здесь. Нетипичная для вас вылазка, так? Можно спросить, почему вам понадобилось приехать, Лэмберт?

«Вы исчезли, и я беспокоился о вас». Теперь, когда пришло время объяснить свое присутствие, Лэмберт немного смутился.

– Я решил, что вам следует знать: вчера в Зимнем архиве оказался посторонний. Кто-то побывал в вашем кабинете.

Фелл уже вернулся к своим бумагам. Без всякого раздражения и только с легким любопытством он спросил, не поднимая головы:

– Зачем это?

– Не знаю. Но кто бы это ни был, он там немного набезобразничал. – У Лэмберта забурчало в животе. – У вас уже был ленч? Я вам все расскажу за едой.

– Ленч? Конечно нет. Я здесь всего… Господи! – Посмотрев на карманные часы, Фелл изумленно замолчал. – Оказывается, прошло больше времени, чем мне казалось. – Его извиняющийся тон сменился решительными нотами. – Какое это приятное разнообразие – когда тебе дают работать спокойно! – Фелл осмотрел Лэмберта с головы до ног. – То есть относительно спокойно. Однако я рад, что вы здесь. Иначе мог бы опоздать на назначенную встречу. Я должен встретиться за ленчем с графом Бриджуотером. Вы можете к нам присоединиться.

– Вы уверены? – переспросил Лэмберт. – А он не станет возражать из-за того, что с вами придет посторонний?

– Пусть себе возражает, – заявил Фелл. – Это ему вздумалось напроситься ко мне на ленч. Похоже, ему хотелось, чтобы мы встретились в каком-нибудь шикарном ресторане и посидели там подольше. Но если у него самого есть время на такие глупости, это не значит, что оно есть у других. Я настоял, чтобы он пришел сюда. Готовят здесь вполне прилично, должен сказать.

– И когда вам нужно с ним встретиться?

– В час. – Фелл встал и хлопнул Лэмберта по плечу. – Пошли. Он слишком вежлив, чтобы возражать против вашего присутствия. Ведь я только благодаря вам и вспомнил об этой встрече.

Фелл отнюдь не спешил спуститься к своему гостю. Однако когда они все-таки пришли, аристократ продолжал терпеливо ждать.

– Милорд, позвольте представить вам мистера Сэмюэля Лэмберта, нашего консультанта проекта «Аженкур». Лэмберт, разрешите мне представить вам графа Бриджуотера, – проговорил Фелл. – Мистер Лэмберт присоединится к нам за ленчем.

Граф Бриджуотер оказался внушительным мужчиной. Этот хорошо сложенный человек шести футов ростом, с гривой волос, иссиня-черных во время его молодости, а теперь украшенных на висках белыми прядями, как у барсука, мог бы играть роль Мерлина или короля Артура. Лэмберту Бриджуотер показался воплощением элегантных аристократов, фигурирующих на страницах иллюстрированного издания «Лондонских новостей». Взгляд Бриджуотера был благодушным, но проницательным, а длинное лицо – добрым.

– Оставим формальности, – предложил Бриджуотер. – Я рад с вами познакомиться, мистер Лэмберт. Мистер Войси о вас упоминал. Я слышал только хорошее о вас и вашей природной зоркости. Вы с вашими способностями вносите бесценный вклад в проект «Аженкур».

Лэмберт изумленно воззрился на него.

– Вы слышали о проекте? А я считал, что он секретный!

– Так оно и есть. – Похоже, Бриджуотера это позабавило. – Возможно, мне не следовало о нем упоминать даже приватно. Прошу прощения. Я проявляю личный интерес к этому делу, поскольку предоставил часть ресурсов – финансовых и иных, – которые нужны были мистеру Войси.

– Так вы спонсор? – изумился Лэмберт. – Я не знал.

– Как вы могли это знать? – Бриджуотер первым направился в ресторан клуба. Без всякого труда он поймал взгляд метрдотеля, который немедленно провел их к лучшему столику в зале. Казалось, Фелл даже не заметил того, что Бриджуотер перехватил у него инициативу. – Ведь я же играю роль дилетанта. Тем не менее, когда империя взывает к нашему долгу, приходится повиноваться.

– Имперские глупости, – сказал Фелл. – Вопреки мнению нашего ректора, безопасность империи не зависит от успеха этого проекта. Что очень удачно для нас, если принять во внимание то, сколько раз конструкторы меняли свой взгляд на само устройство. Мне надоело слушать, что проект вдохновлен чистым патриотизмом, хотя на самом деле его энтузиастами движет всего лишь любовь к техническим устройствам.

– И часто вы насмехаетесь над патриотизмом? – чопорно осведомился Бриджуотер.

– Только когда он кутается в британский флаг и начинает рисоваться передо мной в эффектных позах.

Лэмберт, привыкший к резкой реакции Фелла на все, что заставляет его прерывать занятия, с интересом наблюдал за тем, как Бриджуотер отреагирует на невежливость собеседника. Секундная чопорность исчезла, сменившись безупречной любезностью.

– В мои намерения это не входило, – мягко сказал Бриджуотер.

– Конечно, – согласился Фелл. – Вам ни к чему. На это у нас существует пресса. Предоставьте эти вещи тем, кто в них поднаторел.

Мягкость Бриджуотера стала еще заметнее.

– Вы сегодня склонны язвить. Может быть, хорошая трапеза поможет вам смягчиться.

Они сделали заказ, и вскоре им начали подавать блюда. Бриджуотер продолжал приятный разговор, пока трапеза не приблизилась к концу. Когда они с Феллом принялись за кофе под тоскливым взглядом Лэмберта, Бриджуотер обратился к Феллу:

– Надеюсь, вы серьезно обдумали мое предложение. Моя библиотека по-прежнему в вашем распоряжении. Вы можете приходить, когда пожелаете, и оставаться там столько, сколько вам потребуется.

– Вы просто воплощенное гостеприимство, – сказал Фелл, чье настроение явно улучшила превосходная трапеза. – Благодарю вас, но вынужден отказаться. Пусть в Гласкасле многое отвлекает внимание, лучше всего мне работается все-таки там.

– Приглашение остается в силе. Если вы передумаете, просто дайте мне знать. – Бриджуотер повернулся к Лэмберту: – Моя миссия провалилась. Если вам удастся уговорить вашего друга принять приглашение погостить у меня, я буду у вас в долгу. Джентльмены, благодарю вас за то, что уделили мне время.

Когда Лэмберт с Феллом вышли из ресторана, Лэмберт изумился:

– Да, вы у нас человек долга, не так ли? И работается вам лучше всего в Гласкасле. Тогда почему вы улизнули в Лондон, никому не сказав ни слова?

– А я так сделал, да? Правда? – Секунду казалось, что с губ Фелла готовы сорваться слова извинения. – Нет, погодите! Я должен был оставить записку, иначе вы не знали бы, что я здесь.

– Не оставили.

Лэмберт рассказал ему о газетной колонке.

– С чего это вы решили читать такую чушь? У вас слишком много свободного времени. Не поговорить ли мне с Войси насчет того, чтобы ускорить испытания?

При этой мысли у Фелла заблестели глаза.

– Если вы считаете газету чушью, то зачем ее выписываете? Очень удачно, что я ее прочел. Я уже готов был заявить о вашем исчезновении.

Фелл поднял брови.

– Вы правы. Это было удачно. Если бы вы заявили о моем исчезновении, то оказались бы в очень неловком положении. А вы не любите оказываться в неловком положении. Я это заметил.

– Этого никто не любит. А что вас все-таки привело сюда?