Текст книги "Смерть в озере"

Автор книги: Кэролайн Данфорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Глава 3
Рождество

Я возражала, просила, даже умоляла, но Риченда все равно отправилась в Лондон за рождественскими покупками без меня. В ее отсутствие мы с Ричардом старательно избегали друг друга. Мерри, которой я объяснила суть распоряжения миссис Льюис, отмахнулась от него с присущим ей пренебрежением к распоряжениям вышестоящих. Она по-прежнему заглядывала ко мне время от времени поболтать, но я не могла не замечать, что эти визиты становятся все реже и реже. Погода ухудшилась настолько, что даже Бертрам перестал выходить поохотиться. Он решил научить меня игре в криббидж[3]3
  Криббидж – карточная игра, придумана в начале XVII века. – Прим. пер.


[Закрыть], чему меня, конечно же, уже научил отец. Каждый раз я уверенно выигрывала, и под конец Бертрам стал совсем угрюмым. Тогда по моему предложению мы перешли к шахматам. В них я тоже играла лучше, но, как и думала, его опрометчивые и непродуманные ходы было сложно предугадать, а, значит, и обыграть. Иногда решения оказывались ошибочными, иногда – гениальными. Наверное, в этот момент я острее, чем когда-либо, поняла, какие превосходные Бертраму достались мозги и как редко ему предоставлялась возможность их использовать.

Я также обнаружила, что отец Ричарда, похоже, поручил собрать библиотеку кому-то другому, потому что совершенно случайно там нашлись великолепные сочинения. С их помощью, а также благодаря ежедневным шахматным дуэлям и утренней газете мое душевное состояние улучшилось сильнее, чем когда-либо за последние годы. Я даже решилась слегка освежить свои знания греческого. Бертрам как-то застал меня за учебником, но, к счастью, ничего не понял. По моим представлениям, Бертрам в языках был не силен, ни в древних, ни в современных. Чтобы заниматься чем-то, ему должно было быть интересно – иначе он превращался в отъявленного лентяя. А языки требовали большого прилежания, что, как я теперь еще яснее понимала, было ему несвойственно. Я уже и не надеялась, что он будет по-настоящему счастлив в жизни – разве что найдет какую-нибудь цель, кроме реставрации «Белых садов».

Впрочем, вряд ли у меня когда-нибудь получится заговорить с ним об этом, несмотря на теплые дружеские чувства, которые я даже осмеливалась считать взаимными. Как жаль, что у него не было такого замечательного отца, как у меня.

Риченда вернулась за два дня до Рождества, с кучей свертков и коробок. На шее у нее сверкало солидное, но в то же время изящное золотое ожерелье с рубинами.

– Подарок от Ганса, – покраснев, объяснила она. – У нас получилось пообедать вместе в городе.

– Оно прелестное, – искренне похвалила я, гадая, насколько сильны оказались чары ее обаятельного жениха и не стоило ли мне убедительней настаивать на сопровождении.

– И невообразимо дорогое, – понизив голос, поделилась Риченда, совершенно по-девчоночьи захихикав. – Предсвадебный подарок. А ведь он и на свадьбу мне что-то приготовит!

– Прелестно, – повторила я. – А вы что ему подарите?

– Святые небеса, – вздрогнула Риченда. – Я и не подумала. А что дарят женихам?

– Зависит от человека. Что вы… – начала я и запнулась, смутившись.

– Купила бедняге Типпи? – закончила за меня Риченда без малейшего расстройства. – Несколько ящиков вина. С ним было легко. Знаю, что о мертвых либо хорошо, либо ничего, и ты, должно быть, никогда не замечала, но бедный Типпи умом не блистал. И его предпочтения были очень предсказуемы.

– Тогда, возможно, карманные часы с гравировкой на крышке, в память о дате? – предложила я, пытаясь выведать новости о грядущем событии.

– А ведь это отличная идея! Вот поедешь и выберешь. Ты лучше знаешь вкусы Ганса, у тебя лучше получится. Я его очень люблю, но воображения у него нет совсем.

Ганс Мюллер обладал тонким вкусом, который Риченда, к сожалению, считала скучным.

– Но я же не могу купить ему свадебный подарок за вас! – в ужасе воскликнула я. – Это слишком личное!

– Да мы же ничего ему не скажем, глупенькая, – пожурила меня Риченда, крутя ожерелье на свету и любуясь отблесками камней. – И потом, разве ты не хочешь, чтобы Ганс получил в подарок то, что ему нравится, а не то, что выберу я?

Тут она меня поймала, но признаться я не могла. Риченда приняла молчание за знак согласия.

– А теперь пойдем, посмотришь, что я выбрала тебе на Рождество. Знаю, что еще два дня, но мне не терпится показать тебе, да и ты все равно не спустишься к нам на ланч.

Она водрузила на мою кровать четыре шляпные коробки и подняла на меня выжидательный взгляд. С упавших сердцем я по очереди развернула и вытащила четыре шляпы, все фиолетово-зеленые: большая соломенная летняя, зимний клош, лента с перьями длиной в тридцать сантиметров и что-то вычурное и мягкое, по объяснениям Риченды – французское.

– Они все в одном стиле, – радостно указала она. – Эти цвета могут стать твоей отличительной чертой. Ты всегда будешь такой модной!

Лично я считала, что больше всего в них буду напоминать заплесневелую капусту, но, проглотив возражения, многословно поблагодарила ее. Я также вручила Риченде свой подарок – украшенные эмалью серьги с голубыми и зелеными узорами. Недорогие, они выглядели ярко и необычно. Риченде они неожиданно очень понравились, и она обняла меня.

В канун Рождества Бертрам с Ричардом напились. Мы с Ричендой, которая тоже уже нетвердо держалась на ногах, помогли слугам украсить большую ель в холле. Арендаторов уже поздравили, а сегодня подарки вручали слугам: несмотря на традицию Стэплфордов дарить им новые униформы, Риченда с Бертрамом убедили Ричарда выдать всем небольшую премию. Небольшую для Ричарда, но очень радостно принятую.

Уже было очень поздно, время расходиться по спальням, когда раздался звонок в дверь: прибыл Гилберт Баркер. Ричард с Бертрамом, благодаря рождественскому настроению позабывшие былую вражду, увлекли его пробовать содержимое других графинов.

Поднявшись наверх, мы с Ричендой пожелали друг другу спокойной ночи.

Утро следующего дня оказалось недобрым. По дому разносились крики и жалобы Ричарда. Миссис Льюис лично принесла мне завтрак, и, хотя она ничего не сказала, по ее манерам было понятно, что мое отсутствие на общем празднике она считает возмутительным. Поэтому она просто пообещала мне вкусный ужин.

– Правда, боюсь, у меня не найдется времени принести его лично, и придется направить к вам Мэри, которую, как я полагаю, вы знаете как Мерри. – Она смерила меня взглядом и коротко кивнула. Судя по всему, из-за отсутствия манер у семьи Стэплфордов Мерри разрешили ненадолго составить мне компанию. Я кивнула в ответ. Вслух никто из нас ничего не произнес. Судя по всему, миссис Льюис была сообразительной женщиной и к тому же очень справедливой. Я размышляла, как долго она останется у Стэплфордов в услужении и почему вообще согласилась занять эту должность.

– Меня звали Мерри с самого первого дня! Мерри! «Веселая», понимаешь! – С этим возгласом моя подруга ворвалась в комнату. Я уронила книгу.

– Веселого Рождества! – пожелала я.

Мерри окинула меня испепеляющим взглядом, бухая поднос с тарелками на стол.

– Это ты так пытаешься шутить?

– Нет! Э-э… Счастливого Рождества, так лучше?

Мерри плюхнулась на мою кровать, с трудом сдерживая слезы.

– Это ужасное Рождество, – всхлипнула она. – Меррита отправили в поместье «Петерфилд». Не знаю почему, но готова спорить, это все ведьма Льюис устроила! Она против отношений между слугами.

– В большинстве домов их не одобряют, – негромко заметила я. – Но Ричард с Ричендой оба ясно дали понять, что не против вашей помолвки. Думаю, их слово в этом доме ценится выше, чем решение миссис Льюис.

– Ну да! А еще она запретила всем звать меня Мерри. Говорит, что у меня есть христианское имя и мой христианский долг им пользоваться.

– Звучит немного глупо, – признала я. – Но, судя по двум приборам на подносе, тебе разрешили со мной поужинать. Это мило с ее стороны.

– Ну да! – с той же интонацией повторила Мерри.

– И даже вино есть. Тебе налить?

Мерри порылась в переднике и запустила в меня какой-то коробочкой.

– Это так, пустячок.

– Подарок! – обрадовалась я. Внутри оказалась маленькая, вручную сделанная игольница, где можно было уместить и несколько ниток тоже. Очень изящная работа, о чем я и сказала.

– Знаю, ты наверняка в магазинах лучше покупаешь, но я подумала, что раз ты теперь леди, вдруг что с платьем случится на прогулке или у Риченды, с ее-то неуклюжестью.

– Мне очень нравится, – искренне поблагодарила я. – И что куда ценнее, ты сама ее сделала для меня. А я, к сожалению, твой подарок купила.

Я передала ей небольшой сверток. Мерри засияла от удовольствия, обнаружив внутри множество разноцветных лент. Я знала, что она не может позволить себе новые вещи и поэтому часто обновляет или украшает свой скудный гардероб лентами.

Мерри вскочила и порывисто обняла меня, чуть не проткнув нас обеих моей новой игольницей с иголками. Мир был восстановлен, и мы принялись за рождественский ужин. Так как это был все же мой ужин, блюда нам подали с господского стола. Миссис Дейтон превзошла себя. Мерри, совсем не привычная к хорошему вину, слегка захмелела, и, когда в скором времени ей пришлось спускаться вниз, она легонько покачивалась, а посуда на подносе угрожающе скользила из стороны в сторону. Я решила не показывать ей подарок Риченды, так как не сомневалась, что в таком случае она от хохота вообще поднос уронит.

Заглянул Бертрам поздравить меня и подарить небольшую перламутровую брошь в виде свернувшейся в клубочек кошечки. Я поблагодарила и вручила свой подарок – дорожный набор щеток для одежды. Он рассмеялся и уточнил:

– Это чтобы я не приходил с охоты весь в грязи, да?

– Такие следы ни с чем не спутаешь, – улыбнулась я. – А почему мне кошечка досталась?

– Подумал, что она напомнит тебе о доме. Ведь у всех викариев живут кошки, правда? – чуть запнувшись, пояснил он.

У нас был кот, ловил мышей во флигеле, но моя мать кошек ненавидела и никогда не пускала в дом. Мне кажется, это потому, что кошка – единственное божье создание, под чьим пристальным взором матушка первой отвела бы взгляд, и она об этом знала. Но вслух я сказала:

– Конечно! Это очень мило и приятно, спасибо! – И Бертрам расплылся в улыбке. Как и Риченда, он с благодарностью реагировал на любую похвалу. Их детство было далеко не идеальным.

Вот так и прошел еще один канун Рождества. Я подумала о своей семье и написала им очень длинное письмо.

Вечером Мерри вернулась с легким ужином, но в этот раз остаться не смогла:

– Лорд Стэплфорд сейчас сам не свой, точно кот на раскаленных кирпичах. Этот Гилберт Баркер принес из «Петерфилда» важные новости.

– Какие?

– А мне какое дело, – только и ответила Мерри. – Вернулся Меррит, так что я собираюсь пожелать ему очень, очень веселого Рождества!

Глава 4
«Забыть ли дружбу старую» (к сожалению, не всегда получается, как ни старайся)

[4]4
  Первая строка из шотландской песни «Auld Lang Syne» (1788 г.) на стихи Роберта Бёрнса. Вскоре петь ее в канун Нового года стало традицией и в Шотландии, и в других странах. – Прим. пер.


[Закрыть]

Несколько дней между Рождеством и Новым годом тянулись очень медленно. Для остальных же они пронеслись незаметно. Слуги суетились, завершая приготовления к новогоднему приему. Нужно было открыть и проветрить каждую спальню, а оставшиеся гости, как сообщила Мерри, разместятся в небольшой гостинице неподалеку.

– Да этот дом никогда такую прорву народа не видывал, – беспокоилась она, придя ко мне за подносом после утреннего чая. – Очень надеюсь, что пол в бальном зале выдержит. Насколько я знаю, его даже ни разу не опробовали. А миссис Дейтон не знает, в раю она или в аду – в кои-то веки купили все самое лучшее, денег не жалели. Но и работы у нее теперь выше крыши! Даже будет некоторые десерты золотыми листочками украшать.

– О нет, – удивилась я. – Золото же не едят!

– Ну выглядит-то точно как золото. Тончайшее, словно папиросная бумага. Нужно очень-очень бережно накладывать сверху.

– Что за расточительство, – вздохнула я.

– А как ты думаешь, оно… э-э-э… выходит с другой стороны?

– Фу, Мерри, не после завтрака же! И понятия не имею. Зачем Стэплфорду все это нужно?

– Сумасброд, – пожала плечами Мерри. – Кстати, об этом. Риченда уже купила тебе бальное платье? – лукаво подмигнула она.

Я скорчила гримасу в ответ.

– Ричард запретил мне появляться на вечере, так что ей и не пришлось – и слава богу.

– Да, невзлюбил он тебя.

– Это взаимно, – заверила ее я. – Не могу дождаться, когда мы наконец уедем. – Позже я еще пожалею об этом поспешном заявлении.

Мерри выглядела задетой.

– А я была рада, что ты вернулась.

– Мне тоже приятно, что мы снова можем видеться. Может, когда Риченда выйдет замуж, вы с Мерритом могли бы перейти на работу к Мюллеру?

– Я поверю в эту свадьбу, только когда увижу кольца на пальцах у обоих, – отмахнулась Мерри. – Ты знаешь, что газеты окрестили ее «роковой невестой»?

– Ни в одной из моих газет такого не упоминалось.

– Ну, если эта свадьба не состоится, даже твои светские газетки ее так назовут, – ехидно заявила Мерри и убежала.

Ричард был решительно настроен отрицать мое существование, и, вероятно, я должна была чувствовать обиду, но, сказать по правде, меня это не волновало. Я могла проводить время с Бертрамом и видела Риченду реже, чем в поместье Мюллера, что стало большим облегчением. Я даже задумалась, а оставит ли она меня своей компаньонкой. Мне нужна была эта работа, но четырнадцать или больше часов в день с Ричендой оказывали на разум отупляющее воздействие. Я знала, что ее интересовало суфражистское движение, судьба падших женщин и даже распространившееся увлечение духовными практиками, но, похоже, это все осталось в прошлом. Временами она бывала даже остроумной, но в последнее время решила стать хорошей женой и настоящей светской леди. А женщине, даже если она леди, не пристало быть умной, как сказала бы матушка. «Ум девушке нужен не больше, чем пара копыт» – любимая ее фраза. Судя по всему, Риченда собиралась последовать примеру и от использования ума отказаться. Теперь она говорила только «Ганс этим займется» или «Ганс скажет, что с этим сделать». Я очень уважала мистера Ганса Мюллера, но из-за этого желания стать идеальной женой Риченда стала скучной и утомительной. С другой стороны, в их семье произошло столько убийств и скандалов, какое я имею право досадовать, что Риченде хочется нормальной жизни?

Ох. Придется это признать. Мне было скучно. Господь свидетель, я не хотела снова наткнуться на мертвеца, но немного волнения или требующая решения загадка были бы очень кстати. И снова позже я пожалею об этих словах: «Будь осторожен со своими желаниями».

Наступил канун Нового года. У меня была припасена хорошая книжка, камин растоплен на славу. Мне удалось убедить Риченду не надевать ярко-желтую ленту для волос к платью в сине-малиновую клеточку – наряд и сам по себе достаточно эпатажный, и я порадовалась, что Ганс не смог приехать. Все-таки есть предел терпению помолвленного мужчины, потом его ничто не удержит от переселения на континент. Без ленты такое платье говорило о необычном вкусе его обладательницы, но хотя бы уже не угрожало пищеварительному процессу гостей. Я также последовала совету Бертрама запереть дверь, поэтому в целом чувствовала себя спокойно и уверенно. Мне принесли ранний ужин, так что до самого утра первого января можно было никого не видеть.

Я как раз добралась до захватывающей сцены в романе: героиня одной рукой цеплялась за уступ, помощи ждать было неоткуда, и вдруг кто-то постучался ко мне. Часы показывали десять вечера. Ужин давно закончился, и приглашенные, похоже, рыскали по дому в поисках освежающих напитков. Так что я проигнорировала звук. Но незваный гость отличался настойчивостью. Стук стал громче.

– Боюсь, вы ошиблись комнатой, сэр, – отозвалась я. Вряд ли даже снедаемая любопытством женщина будет ломиться в запертую спальню.

– Откройте, Эфимия.

Голос звучал приглушенно, и обладателя его было не различить.

– Уходите, – коротко посоветовала я.

– Ну же, мисс Мартинс, – громко позвал голос.

Подскочив на кровати, я бросилась к двери и распахнула ее. Никто в этом доме не должен знать моего настоящего имени.

На пороге, прислонившись к косяку, стоял лорд Милфорд, также известный как Фицрой.

– Вы, – процедила я так холодно, как только смогла. Милфорд-Фицрой служил правительству Его Величества и занимался решением деликатных политических вопросов. Он знал и мое настоящее имя, и моего дедушку графа. И как профессионал он же не может быть настолько глуп, чтобы кричать мое имя при всех. Так я ему и сказала.

– Я не пьян, Эфимия, – усмехнулся он. – Мне нужно было привлечь ваше внимание.

– Вам это удалось – но ненадолго.

– Не надо так, Эфимия. Наденьте вечернее платье. Вы пойдете со мной в зал.

– Лорд Стэплфорд меня не приглашал.

– Лорд Стэплфорд может катиться к чертям, – благожелательно улыбнулся Фицрой. – Вы будете со мной.

– И почему же я должна согласиться? – язвительно осведомилась я.

– Потому что я должен кое о чем вас попросить. И не говорите, что у вас нет платья. По моей информации, то, что вы носили в поместье Мюллера, прекрасно подойдет. – Фицрой усмехнулся еще шире и выразительно поднял бровь. – Я знаю вас, Эфимия. Только ради меня вы вниз не спуститесь. Зато ради возможности потанцевать с вашим обожаемым Бертрамом…

– Как вы… – попробовала возразить я, но Фицрой невозмутимо продолжил:

– Но главным образом вы согласитесь, потому что умираете от скуки, а я могу предложить вам небольшое приключение.

Наши глаза встретились, и я выдержала его взгляд около минуты, но потом все же вздохнула.

– Хорошо-хорошо.

– Отлично. – Фицрой уже сделал шаг, чтобы войти в комнату, но я уперлась рукой ему в грудь.

– Вы можете подождать снаружи.

– Ну вот, все испортили, – посетовал он, но остался за дверью, нагло, хоть и мелодично насвистывая. Я торопливо надела платье и сделала прическу.

За все время, проведенное в Стэплфорд-холле, я ни разу не видела, чтобы бальный зал открывали. Огромный, просторный, весь в зеркалах и с портретами менестрелей на стенах с шелковыми обоями цвета шампанского, он находился в самой восточной части южного крыла. Расставленные вдоль короткой стены столы ломились от угощений, у каждого стояли слуги. Под громко звучащую музыку кружился цветистый сонм гостей, и в воздухе уже ощущался запах пота от разгоряченных танцем тел.

Мое появление под руку с Фицроем не осталось незамеченным. Имена вновь прибывших, к счастью, уже не объявляли, но Фицрой помедлил на пороге, обратив на себя внимание. Я знала, что платье мне к лицу, и могла быть уверена, что никто, кроме Бертрама и Риченды, не узнает меня в нем.

Никогда еще я не была так близко к публичному скандалу: Фицрой явился на бал с таинственной привлекательной незнакомкой, но при этом никакая карета к поместью не подъезжала. Я разглядела в толпе нахмуренное лицо Бертрама.

Фицрой, должно быть, тоже его увидел, так как подвел меня к Бертраму и вложил мою руку в его ладонь. Музыканты заиграли старомодный вальс. К счастью, матушка позаботилась о том, чтобы я научилась танцевать. А вот родители Бертрама явно не считали это умение таким важным. Хотя, должна признать, что ощущать касания рук Бертрама было непривычно, и танцевала я не так грациозно, как хотела бы матушка.

– Какого дьявола ты здесь делаешь? – прошипел Бертрам мне на ухо.

– А вы, похоже, не владеете искусством вежливой беседы во время танца, – подразнила я Бертрама. Он, покраснев, нахмурился еще сильнее, хотя я думала, что дальше некуда. Тут я с изумлением и ужасом заметила намечающиеся баки, и довольно широкие. – Вы же не собираетесь отрастить бороду?

– А почему бы и нет? – раздраженно бросил он. – Она придаст мне солидности.

– Это кто же вам такое сказал? – искренне удивилась я.

– Какая разница! – Бертрам покраснел еще гуще. – А как тебя прикажешь понимать, ты же знаешь, что твое появление только разозлит Ричарда! Он вышвырнет тебя из дома!

– Сомневаюсь. Он не захочет расстраивать Риченду. И к тому же вы когда-нибудь пробовали сказать «нет» Фицрою?

– Так вот что он имел в виду! – прорычал Бертрам, со всей силы наступив мне на ногу. – Я этого не потерплю!

– Чего?

– У него какое-то поручение для меня, ради безопасности нации или какой-то подобный вздор. Когда я не согласился, сказал, что если бы я знал, кто еще входит в его планы, то изменил бы мнение. А потом исчез и привел тебя!

Сердце забилось быстрее, в груди появилось престранное ощущение лопающихся пузырьков. Нам с Бертрамом пришлось подписать правительственный акт о неразглашении, так что Фицрой, вероятно, приготовил для нас какое-то секретное задание. «Не слишком опасное, – решила я, – так как мы в его глазах были просто обычными мирными гражданами».

– А он объяснил, что именно?

– Нет, – коротко ответил Бертрам.

– Что бы это ни было, все лучше, чем оставаться здесь.

– Но тебя могли застрелить! – воскликнул Бертрам, имея в виду события, которые я описала в дневнике «Смерть на охоте».

– Насколько я помню, именно Фицрой и не дал меня застрелить!

– И Маклеод. Фицрой и о нем не забыл. Он вернулся, знаешь? – Бертрам, неумело покружив, повернул меня в другую сторону, заставив встретиться взглядом с дворецким Стэплфордов, Рори Маклеодом, мужчиной, которого я когда-то считала любовью всей жизни, пока он не отказался от меня. Он стоял за столом, в форме дворецкого, которая так ему шла, и с сердитым выражением наблюдал за нашим с Бертрамом танцем.

Похоже, жизнь снова станет интересной. Ну что ж, я сама этого хотела, разве нет?