Текст книги "Однажды в лунную полночь"

Автор книги: Кэрол Финч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Кэрол ФИНЧ
ОДНАЖДЫ В ЛУННУЮ ПОЛНОЧЬ

Глава 1

Октябрь 1768 года, Новый Орлеан

– Ни за что! – яростно запротестовала Микаэла Рушар.

Серые глаза Арно грозно сощурились.

– А ну не забывай своего места!

О Боже, сколько же раз за последние годы она слышала это напоминание! Не сочтешь. А ее место, по соображениям отца, было в тех ограниченных пределах, которые он установил сам, желая всегда видеть в ней только послушную дочь. Арно считал, что женщина подобна некой декорации – она лишь обрамляет ход дел и разговоров. Своего мнения ей высказывать не положено, особенно если мужчина думает иначе: женщине следует быть безмолвной тенью, инструментом его воли. В Евангелии от Арно существовали и другие заповеди, но сейчас Микаэла была слишком обозлена, чтобы вспомнить все.

Не раз она слышала, как Арно бормочет, что, должно быть, в наказание Бог послал ему непослушного ребенка, и всегда задавалась вопросом, а что он, собственно, имеет в виду.

– Дочка, тебе следует извиниться перед отцом за неподобающее поведение, – негромко сказала Маргарита Рушар.

Микаэла перевела взгляд на лицо матери. Арно так давно подчинил своей воле жену, что теперь свои чувства она прятала где-то глубоко внутри и лишь незаметной тенью скользила по родовому поместью, стараясь не попадаться на глаза мужу, чтобы не стать жертвой его необузданного нрава. Микаэле же подобное существование представлялось не меньшей пыткой, чем жизнь в аду. Положение жены и дочери в доме самовластного французского аристократа мало чем отличалось от положения рабынь.

– Ты выйдешь за Карлоса Моралеса, – снова заявил Арно. – Таково мое желание, и ты его выполнишь. – Заложив руки за спину, он принялся мерить шагами спальню. – Коль скоро тебя так уж интересует политика и другие предметы, до которых женщинам вообще не должно быть дела, ты должна понимать: для нас и для всего Нового Орлеана приближаются трудные времена. Чтобы жить достойно, приходится ладить с испанской администрацией.

Микаэла знала, каким образом Луизиана оказалась в руках испанцев. После поражения Франции в Семилетней войне король Людовик XV секретным актом передал эту североамериканскую колонию во владение другому Бурбону, своему кузену, королю Испании Карлу III, чтобы англичане не наложили на нее свою лапу.

Два года назад по улицам Нового Орлеана, сверкая золотом, проехал комиссар де Уллоа в сопровождении членов Высшего совета. Новость, что король передал Луизиану Испании, даже не удосужившись уведомить о том своих подданных, привела французов в ярость. Новый режим пришелся им не по душе, по всему городу происходили массовые сходки, тайно готовилось восстание.

– В отличие от своих сограждан я не считаю, будто единственный выход – это революция; лучше как-то договориться с испанцами. – Арно пристально посмотрел на Микаэлу. – Я по горло сыт мятежами в собственном доме.

Стало быть, это она виновата в том, что отец отказывается стать на сторону своих недовольных сограждан? А почему бы и нет? Разве не привыкла она к тому, что во всем винят ее?

– Карлос Моралес поджидает тебя внизу. Вы отправляетесь на испанский бал. Он попросил твоей руки, и я дал свое согласие. – Встретившись глазами со взглядом дочери, он сощурился. – В том, что моя воля будет выполнена, можешь не сомневаться. Ты станешь связующим звеном между нашей семьей и властями. Не будь моя дочь от природы такой эгоистичной и своенравной, сама бы поняла, что это лучший способ обеспечить благополучное будущее брата.

– А как насчет моего будущего? – отважилась спросить Микаэла и тут же перехватила испуганный взгляд матери. – Или оно для тебя значения не имеет? Ты собираешься выдать меня за человека, который мне совершенно не нравится, лишь бы у моего брата Анри завелись полезные связи среди испанцев!

– Попридержи язык, Микаэла! – Арно побагровел. – Решения здесь принимаю я, ты же будешь делать, что тебе велят.

Не в силах долее сдерживать возмущения, Микаэла попыталась соскочить с кровати, но мать удержала ее:

– Умоляю, не серди его.

– Ты слишком много себе позволяешь! – выкрикнул Арно. – В обитель Святой Урсулы я отправил тебя учиться стряпне, шитью да хорошим манерам, а ты уговорила падре заниматься с тобой латынью, геометрией, астрономией и одному лишь Богу ведомо, чем еще!

Знай отец, что Микаэла в образованности ничуть не уступала старшему брату, он пришел бы в ярость. Нет уж, об этом лучше вообще не заговаривать.

– И ты наверняка прекрасно помнишь, как я отнесся к тому, что ты тайком учишь моих рабов читать и писать. Неслыханно! Я даже хотел приказать засечь всех до смерти – трудно представить, какой бы это был убыток! – Арно круто повернулся и принялся нервно расхаживать по комнате. – Кстати, не думай, будто мне не известно, что ты вырядилась мальчишкой, желая попасть на встречу заговорщиков. Уже одного этого вполне достаточно, чтобы ни на минуту не откладывать твое замужество. Если в Новом Орлеане поднимется бунт, имя Рушара не будет с ним связано ни в малейшей степени. – Он стремительно шагнул к дочери. – И ты тоже не будешь иметь ничего общего с этим бунтом. Слышишь?

Еще бы не слышать – голос отца гремел, как иерихонская труба, даже стены дрожали.

– В твоем распоряжении пятнадцать минут, чтобы одеться и принять предложение Карлоса. Я провожу тебя вниз, и мы подпишем брачный контракт, а сегодня вечером, на балу у испанцев, объявим о помолвке. И ты пойдешь туда и будешь вести себя как подобает воспитанной даме!

С этими словами Арно пулей вылетел из спальни.

Маргарита взяла дочь за руку и сочувственно сжала ее.

– Не заводи его, Микаэла, – негромко проговорила она. – Уверяю тебя, запасной вариант понравится тебе еще меньше. Если этот брак не состоится, Арно отправит тебя в Натчез, к своей вдовствующей кузине.

При мысли о том, что придется заниматься хозяйством тети Катрин, с ее постоянными нервными срывами, Микаэлу передернуло. Однако ей было совершенно ясно, что с плантацией Рушаров придется расстаться.

– Карлос, по всему видно, в тебя влюблен, а ведь он член Высшего совета, – продолжала Маргарита, раскладывая на кровати голубое шелковое платье. – Бери от жизни все, но не пытайся противиться неизбежному. – Она посмотрела на дочь, потом перевела взгляд на дверь, словно боялась, что ее подслушают. – Будешь спорить – только головную боль наживешь, уж мне это хорошо известно, – шепнула она напоследок и вышла из комнаты.

Микаэла давно оставила всякие попытки сблизиться с отцом, завоевать его расположение. В сыне Арно души не чаял, зато дочь не ставил ни во что; для него она была чем-то вроде движимого имущества, от которого следует вовремя избавиться с выгодой для себя.

Если от Микаэлы требовали лишь повиновения, как от трудолюбивой рабыни, то Анри дозволялись самые шумные развлечения, в его честь устраивались званые вечера – короче, с ним обращались как с принцем. Достигнув четырнадцати лет, он перебрался в отдельный флигель и завел себе любовницу-рабыню. В шестнадцать, после нескольких лет домашних занятий танцами и уроков, дающих понятие о правилах поведения в обществе, его отправили во Францию за дипломом. А когда он вернулся, ему преподнесли дом во Французском квартале Нового Орлеана и юную куртизанку, готовую к услугам в любое время дня и ночи.

Микаэла чувствовала себя униженной, но к старшему брату у нее претензий не было. С чем она не могла примириться, так это с дурной традицией ставить мужчин выше женщин.

Она знала, что у отца тоже была любовница во Французском квартале, и это возмущало ее до глубины души. Микаэла поклялась, что никогда не вступит в брак, в котором закон верности имеет лишь одностороннюю силу. То, что мать покорно принимала, Микаэла принять не могла. Возможно, такой вещи, как любовь, и не существует, но оковы на себя она никогда не наденет! Всматриваясь в свое отражение в зеркале, она твердила, что в отличие от матери не будет жить под каблуком у мужчины. Что ж, придется поискать для себя какое-нибудь другое место, где бы оно ни было, но в конце концов она заставит всех понять, что нет в мире человека, который будет диктовать ей свою волю наподобие отца, сломит ее дух, как сломили дух ее матери.

Исполненная решимости завоевать свободу, Микаэла обдумывала свое поведение на сегодняшний вечер. Она прикинется, будто примирилась с судьбой, и отправится-таки с нежеланным женихом на бал, но домой, где ее никогда по-настоящему не любили, где она и нужна-то никому не была, она больше не вернется.

Бросив взгляд на часы, стоявшие на каминной полке, Микаэла быстро переоделась, а затем поспешно вытащила из шкафа самое необходимое, сунула вещи в сумку и устремилась на балкон, ведущий к флигелю брата. Добежав до скрывающейся в темноте лестницы, она на цыпочках спустилась вниз, спрятала сумку в экипаже Карлоса и вернулась в спальню всего за секунду до появления отца.

– Вижу, ты все-таки образумилась, – хмыкнул Арно, оглядывая бальное платье дочери. – Поскольку твой жених – один из доверенных советников дона Антонио де Уллоа, ты сможешь впоследствии оказывать немалые услуги мне и своему брату. К тому же жене такого человека и просить ни о чем не придется – достаточно только намекнуть. – Он подал ей руку и повел в гостиную.

– А как же любовь? – не удержалась Микаэла. Арно бросил на дочь тяжелый взгляд:

– Ты опять за свое? Не вздумай только при Карлосе продолжать в том же духе. Будешь вести себя как подобает – уважение и преданность с его стороны тебе обеспечены.

– Любовница во Французском квартале, вроде твоей, тоже входит в правила игры?

– Да как ты смеешь?! – Арно побагровел.

– Нет, это ты – как ты смеешь говорить со мной о любви и преданности! – Огонь, полыхающий в зеленых глазах, натолкнулся на серо-стальную преграду глаз Арно. – Не может мужчина, содержащий другую женщину, рассчитывать на уважение жены. Я всегда поражалась, почему мама терпит твое поведение.

На мгновение Микаэле показалось, что отец готов ударить ее: раньше такое уже случалось. Но он удержался: ему вовсе не хотелось, чтобы Карлос заметил след пощечины.

– Я тащу на себе этот крест уже почти двадцать лет, – прошипел Арно сквозь зубы, – и знаешь, в чем все дело? В том, что ты как две капли воды похожа на моего брата. Да будет тебе известно: ты не моя, ты его дочь и в жилах твоих течет его отравленная кровь. Глядя на тебя, я всякий раз вижу Жана и вспоминаю, как они с твоей матерью предали меня.

У Микаэлы подкосились ноги, и, если бы Арно грубым рывком не поднял ее, она бы скатилась с лестницы.

– Если бы не скандал и гнусные пересуды, я бы публично проклял брата и жену. Но я слишком дорожу своей честью и репутацией. Ну а что до твоей матери, ей ежедневно приходится расплачиваться за свой грех.

Услышанное потрясло Микаэлу до глубины души. Теперь ей стало понятно, почему Арно избегает ее, словно прокаженную, а Маргарита ведет себя так кротко и послушно.

Молча переживая свалившуюся на нее новость, Микаэла не сразу заметила Карлоса: быстро пройдя через гостиную, он расцеловал ее в обе щеки. Языку нее словно прилип к гортани, она уныло вслушивалась в его сладкоречивые излияния. Карлос не умолкая говорил о том, как она прекрасна и какая честь для него назваться ее нареченным.

Ни слова не говоря, Микаэла подписала приготовленный Арно контракт и последовала за Карлосом в поджидавший их экипаж.

По пути в Чупиталас-Гейт, где должен был состояться бал, Микаэла молча смотрела в окно. Карлосу, похоже, было все равно – раздуваясь от ощущения собственной значимости, испанец явно не нуждался в собеседнике и говорил сам; Микаэле оставалось лишь кивать в знак согласия. На самом деле она его почти не слушала: обрушившаяся на нее новость пробудила полузабытые воспоминания детства. Теперь Микаэле стало ясно, отчего матери никогда не было дома, когда там появлялся Жан, – Арно просто не хотел, чтобы они виделись. Сам Арно всегда был откровенно враждебен с братом и не раз отпускал язвительные реплики по поводу сходства Микаэлы с Жаном, заставляя Маргариту чувствовать себя виноватой. Единственное, что удерживало его от предания семейной истории гласности, так это страх покрыть позором родовое имя.

Микаэла с грустью подумала о том, что до сих пор имеет самые смутные представления о любви. В их доме она просто не существовала. Дедушка с бабушкой, не спрашивая согласия Маргариты, выдали ее за Арно, точно так же, как он выдает теперь Микаэлу: в семьях французских аристократов браки заключались таким образом уже много столетий подряд. Вся сила Арно состояла в семейной чести и родовых традициях; он железной рукой управлял поместьем, как королевством, и его королевский сан требовал постоянной защиты.

С того момента как Арно прибыл вместе с семьей во дворец для формального представления, взгляды всех холостяков испанцев не отрывались от Микаэлы; и вот теперь женщина, о которой мечтали многие, будет принадлежать только Карлосу. Поскольку Арно отпустил ее с ним сегодня без положенной в таких случаях дуэньи, Карлос намеревался воспользоваться всеми преимуществами своего положения еще до того, как проводит нареченную домой.

Зная, что Арно думает, как бы повыгоднее сбыть свой урожай, и к тому же жаждет наладить связи в Высшем совете, Карлос сделал ему весьма привлекательное предложение. С момента заключения брака с его дочерью Арно освобождается от налогов по импортно-экспортным сделкам, которые должны платить все французы и американцы.

Но Арно только думал, что ему оказывают исключительную услугу, – на самом деле он был одним из многих, с кем Карлос, преследуя собственные интересы, заключал разного рода сделки. Помимо вознаграждения, полагающегося члену Высшего совета, он наживался на многочисленных взятках. Ну а в ближайшем будущем он насладится плодами еще одной сделки – брачной.

Опираясь на руку Карлоса, Микаэла бросила взгляд на ярко освещенные окна одинокой таверны, стоящей вдали на берегу. Там сейчас сходка мятежников. Как жаль, что ей не удалось оказаться среди них! Обретение независимости – вот что грело душу Микаэлы. Но перед тем как добиться своего, ей придется пройти испытание – светский раут с Карлосом.

Микаэла часто спрашивала себя, почему давно не покончила со столь жалким существованием. Все эти годы она прожила словно Золушка, которую не допускали в семейный круг; лишь сестры-монахини в обители святой Урсулы да падре дарили ее любовью и теплом. Можно было бы там поискать убежища, но именно в монастырь после ее исчезновения Арно бросится прежде всего. Значит, придется прятаться в каком-нибудь другом месте.

Дожидаясь своего часа, Микаэла с трудом передвигалась в толпе надменных испанцев и их французских прихлебателей, которые, подобно ее отцу, были готовы на что угодно, лишь бы заслужить благосклонность новых властей.

При мысли о том, что платой за эту благосклонность будет ее тело, Микаэлу чуть не стошнило. Пока ей еще не встретился мужчина, с которым она готова была бы уступить соблазну. Иногда Микаэла даже сомневалась, что в мире вообще существует мужчина, способный вызвать в ней что-нибудь, кроме отвращения. Лишь дядя Жак пробуждал у нее добрые воспоминания. «Мой настоящий отец», – напомнила она себе. Жан принимал ее такой, какова она есть, всячески поощрял ее живой темперамент и острый ум; Арно же, напротив, пытаясь уничтожить ее душу, высасывал из нее все соки жизни.

Пока Карлос кружил Микаэлу в танце, она напомнила себе о необходимости послать в Сент-Луис весточку Жану и сообщить о том, что наконец-то она сбежала из тюрьмы, которую прежде называла своим домом. Жан поймет и, если придется туго, поможет. Но и там тоже отец сможет отыскать ее, а она не должна подводить Жана.

Когда Карлос, передав Микаэлу другому партнеру, подошел переговорить о чем-то к дону Антонио, она невольно остановила взгляд на этом напыщенном типе, который теперь правил Новым Орлеаном. В государственных делах он разбирался не больше, чем в нуждах французских граждан, оказавшихся в результате росчерка пера Людовика XV его подданными. Дон Антонио был астрономом, и звездное небо ему было куда ближе, чем упрямые французы, всячески противившиеся его величественным планам.

Одетый в пышный камзол, дон Антонио, словно король, обращающийся к своему двору, поднялся со стоявшего на возвышении кресла и неторопливо двинулся вниз. Оркестр тут же замолчал.

– Мне только что стало известно, что один из моих ближайших помощников на днях женится. – Дон Антонио кивнул в сторону Карлоса, смуглое лицо которого тут же расплылось в белозубой улыбке. – Сеньорита Микаэла Рушар приняла предложение этого сеньора.

Ничего такого Микаэла не принимала, но она и слова не вымолвила, глядя, как дон Антонио поднимает кубок с мадерой.

– Пусть этот союз принесет мир и благополучие Новому Орлеану!

Поставив кубок, губернатор двинулся к Микаэле. Повинуясь его жесту, оркестр заиграл вновь, и дон Антонио повел Микаэлу к танцевальной площадке. Привыкнув больше смотреть на небо, чем на землю, дон Антонио танцевал так же бездарно, как правил городом. Когда он, склонившись, поцеловал Микаэлу прямо в губы, ей едва не стало плохо.

К ее ужасу, слюнявый поцелуй дона Антонио оказался далеко не последним: ее попросту пустили по кругу членов Высшего совета, словно поднос с закусками, однако при первой же возможности она отошла в сторону и отерла лицо.

Нет уж, больше с ней такие фокусы не пройдут!

Убедившись, что Карлос занят беседой, Микаэла начала потихоньку пробираться к двери в надежде на то, что ей удастся скрыться незамеченной. Она достигла дальнего конца галереи, когда жених нагнал ее и, не говоря ни слова, заключил в объятия, явно намереваясь подарить очередной поцелуй.

Почувствовав на груди мужскую руку, Микаэла, защищаясь, вцепилась ногтями в лоснящееся лицо Карлоса, а тот в ответ, злобно выругавшись, размахнулся, и Микаэлу тут же отбросило к четырехфутовой покрытой лепниной стене галереи.

– Чтобы ничего подобного больше не повторялось! – завизжал Карлос. – Отныне ты моя, душой и телом, и что бы и когда бы я от тебя ни потребовал – будь любезна соглашаться! А если не хочешь, чтобы я обращался с тобой как с женой, буду обращаться как с продажной женщиной.

– Об этом можешь забыть! Ни тебе, ни кому-нибудь другому я не позволю мной командовать! – ощетинилась Микаэла.

– В таком случае я заставлю тебя подчиняться! – прорычал жених, бросаясь к Микаэле.

Она встретила Карлоса ударом колена, от которого у него перехватило дыхание и подогнулись ноги. Его прерывистые проклятия сопровождали ее все то время, пока она спускалась вниз. Добравшись в темноте до экипажа, Микаэла отыскала спрятанную в нем сумку. Не сводя взгляда с ярко освещенных окон таверны, она торжественно поклялась себе, что отныне ни один мужчина не посмеет прикоснуться к ней и не будет ею командовать. Найдется и для нее место на земле, где она сможет распоряжаться собственной жизнью и принимать решения. Никогда, мысленно повторяла Микаэла, пускаясь бегом по деревянному настилу, никогда не окажется она в зависимости от мужчины!

Чувствуя, как бешено колотится сердце, Микаэла спряталась за груду ящиков, сложенных около таверны. Тут она поспешно стянула с себя платье и, нахлобучив на голову фетровую шляпу, облачилась в мужской костюм.

Не успела она застегнуть последнюю пуговицу на мешковатой рубахе и заправить ее в брюки, как из таверны донесся мощный рык. Надвинув шляпу пониже на лоб, Микаэла забежала за угол. Навстречу ей, направляясь в сторону дворца, двигалась вооруженная толпа: четыре сотни мужчин во главе с Жозефом Вильером атаковали охрану. Некоторое время Микаэла смотрела, как напуганные испанские солдаты обращаются в беспорядочное бегство, а затем растворилась в толпе повстанцев.

Повезло, ничего не скажешь – ее бегство совпало с таким грандиозным событием! Сейчас дона Антонио де Уллоа вместе с его придворными, среди которых, разумеется, и Карлос Моралес, вышвырнут с насиженного места.

Испытывая необыкновенный подъем, Микаэла наблюдала, как губернатор в сопровождении членов совета стремительно бежит по пристани к испанскому галеону, спасаясь от разъяренной толпы. Пристань осветилась ярким сиянием огней, и в воздух взвился французский флаг. Это была победа! Влажный ночной воздух огласился криками людей, призывавших к восстановлению независимости, свободной торговли и прав личности.

Микаэла почувствовала, что общий поток подхватил ее, и вместе со всеми стала кричать:

– Свобода!

Умолкла она лишь тогда, когда заметила устремленный на нее взгляд Карлоса Моралеса, в этот момент поднимавшегося по сходням: он ощерился в отвратительной усмешке и, потрясая кулаками, злобно прокричал:

– Погоди, ты мне еще за все заплатишь!

В этот момент на него обрушился град камней, и Моралес, изрыгая проклятия, побежал по палубе в поисках укрытия.

Пока губернатор и его приближенные метались по кораблю, вожаки восставших вытягивали якорную цепь. Вслед испанскому кораблю, разворачивавшемуся в сторону Мексиканского залива, понеслись торжествующие возгласы.

В тот момент, когда Карлос заметил ее, судьба Микаэлы была окончательно решена. Она не могла оставаться в Новом Орлеане хотя бы из страха перед возвращением испанцев: ей надо было как можно скорее бежать из города.

Перекинув сумку через плечо и низко опустив голову, Микаэла прокладывала себе дорогу в толпе американских матросов. Никем не замеченная, она торопливо взбежала по сходням на борт какой-то американской шхуны. На палубе не было ни души, так что и спросить, что ей здесь понадобилось, было некому. Микаэла принялась на ходу осматривать судно, заглядывая в каюты и складские помещения.

Открыв высокую дверь, ведущую в каюту капитана, она застыла от изумления. Никогда еще ей не приходилось видеть на борту корабля такой роскоши: сам король Людовик XV не мог бы обустроить лучшего помещения для отдыха в суровых условиях морских странствий. Иллюминатор, выходивший на корму, был задернут бархатными шторами, расшитые золотом ткани образовывали балдахин, тянувшийся через всю каюту. Кресло, занимавшее угол каюты, было покрыто гигантских размеров накидкой из голубого бархата. Противоположный угол занимал гладко отполированный стол из мореного дуба, на который падал свет от фонаря. В глубине виднелась двойная кровать с украшениями ручной работы: застеленная шелковыми простынями, она гостеприимно ожидала возвращения хозяина. Размерами напоминавшая три обычные комнаты, эта каюта представляла собой чуть ли не дворец на воде.

Микаэле оставалось только пожалеть, что ей не придется наслаждаться всей этой роскошью во время путешествия: ее ждало жалкое убежище где-нибудь возле ящиков и мешков, вместе с крысами.

И все равно она считала, что это лучше возвращения в поместье Рушара, где ее ждут притеснения да отцовский гнев, точнее, как теперь выяснилось, гнев ее дяди.

Из печальной задумчивости Микаэлу вывел раздавшийся неподалеку женский смех, который время от времени перекрывался глубоким мужским баритоном. Стук приближающихся шагов мгновенно поверг Микаэлу в панику. Услышав, как в двери поворачивается ключ, она испуганно обежала взглядом помещение. О Боже, что, если ее застанут в личных покоях капитана?! При мысли об этом она задрожала всем телом.

Микаэла едва успела забраться под кровать, как дверь со скрипом отворилась. Она лежала на спине под сплетением веревок, на которых держался матрас. Ну, и что ей теперь делать? Впереди ночь, и тут такое начнется…

– Как насчет еще одного стаканчика? – Люсьен Сафер повернулся к своей пышногрудой спутнице. Та радостно воскликнула:

– Грешно было бы отказаться!

Подвыпившая девица тут же плюхнулась на кровать. Микаэла застыла, даже дыхания ее не было слышно. Однако когда на пол полетели предметы женского туалета, она с трудом сдержала стон: у нее возникло предчувствие, что прямо сейчас ей предстоит пройти заочное обучение науке любви.

– Ну же, приятель, тащи сюда выпивку, да и сам устраивайся рядом! Ты такой красавчик!

Красавчик он или нет, Микаэле с того места, где она находилась, трудно было разобраться – ей видны были только его темные немецкие башмаки. Зато глубокий, звучный голос американца ласкал ей слух, а в его манере растягивать слова ощущалось что-то волнующее.

Люсьен Сафер присел на край кровати и протянул спутнице полный бокал.

– Мы так и не поговорили о цене. Может, пора?

– Насчет денег сами решайте, капитан, – проворковала она. – Чем больше удовольствия, тем выше цена, не так ли?

Матрас задвигался, и Микаэла инстинктивно прижалась к стене. Доносившиеся сверху стоны, вздохи и возгласы стали для нее истинным мучением: кровать ходила ходуном, едва не задевая ее. Она заставила себя не думать о происходящем и принялась считать до ста на английском и испанском, затем перешла на месяцы и года на латыни – все, что угодно, лишь бы отвлечься от этого кошмара!

На ее счастье, любовные игры продолжались недолго, Микаэла поняла, что капитан свой любовный аппетит удовлетворяет быстро и решительно.

Увидев на полу босые мужские ноги, она отвернулась и только слышала из-за спины, как горлышко бутылки ударяется о стенку стакана, а в кармане брюк позвякивают монеты.

– Что-то слишком быстро вы работаете, капитан, – заметила девица, садясь на край кровати.

– Просто у меня очень много дел.

Голос американца звучал совершенно бесстрастно, и это удивило Микаэлу. Все, что она знала о мужчинах, и так не свидетельствовало в их пользу, а поведение американского капитана было просто неслыханным – оно убеждало ее в том, что изысканные манеры нужны мужчинам лишь для того, чтобы заманить женщину в постель; удовлетворив свой животный аппетит, они тут же утрачивают к любви всякий интерес. Так оно, наверное, и есть, подумала Микаэла: недаром Карлос Моралес так обозлился, когда она его оттолкнула.

– Если хотите, чтобы я задержалась еще немного…

– На это у меня нет времени, – оборвал гостью Люсьен, – так что одевайся, да поскорее, и иди домой, если не хочешь продолжать свое дело на этом корабле, пока мы не доберемся до Каролины.

Бурча что-то, девица подобрала с пола свою одежду и принялась одеваться прямо на ходу.

– Какой вы грубый человек, капитан…

– Тебе щедро заплатили, и этого достаточно, чтобы ты была мне благодарна.

Интересно, подумала Микаэла, а вид у него такой же бесстрастный, как и голос? Настоящий пират, Синяя Борода, решила она: использует женщин, а после отшвыривает их, изнемогающих от любовной страсти. Микаэла поклялась себе, что будет держаться подальше от этого бессердечного, бесчувственного болвана – если, конечно, ей когда-нибудь удастся выбраться из-под его кровати!

Люсьен плюхнулся в просторное кресло и, вытянув ноги, положил их на оттоманку.

– Ах, Сесиль, и зачем только ты довела меня до этого!..

Прозвучавшая в голосе капитана неподдельная тоска поразила Микаэлу, а ведь лишь миг назад этот человек был для нее воплощением полного равнодушия. Интересно, что же такое сделала эта Сесиль, чтобы заставить капитана бегать за каждой юбкой? Скорее всего изменила, и не более того. Тогда, выходит, это беглое свидание, да и другие в том же роде, – лишь безнадежная попытка избавиться от воспоминаний о прежней любви?

«Не лезь куда не следует, – одернула себя Микаэла, – у тебя собственных проблем хватает. Так или иначе, от этого горячего капитана, сделавшего уличную девицу жертвой своей любви, надо держаться подальше».

Стук в дверь оторвал Микаэлу от этих размышлений. Заскрипели петли, и тут она увидела, как на пороге появилась еще одна пара отполированных до блеска черных башмаков.