Текст книги "С этой минуты"

Автор книги: Кэндис Герн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Глава 3

Сэм глянул в окно и, к полному своему изумлению, увидел солнце. Когда закончился дождь? Он был так поглощен разговором с Уилли, что ничего не замечал! Господи, до чего же хорошо снова видеть ее и поговорить о том, что так долго их разлучало! И все же, несмотря на то, что случилось, несмотря на то, что их пути надолго разошлись, несмотря на все злые, сказанные в гневе слова, они сразу почувствовали себя свободно друг с другом и смогли без смущения говорить на самые болезненные темы. Совсем как в старые времена. Может, их жизни прошли полный круг и благодаря пришедшей с возрастом мудрости и способности прощать они снова будут вместе? Они теперь оба одиноки, и самый воздух между ними потрескивал от безмолвного желания. Все так, словно их встреча была предопределена. Однако этому не суждено случиться. Жестокая судьба свела их как раз в тот момент, когда он был не совсем свободен. Все это было бы смешно, если бы не было так грустно. Поэтому Сэм не смеялся…

– Дождь прекратился. Боюсь, мне пора в дорогу. – Он поднялся, взял свои плащ и шляпу и обошел стол. Поцеловав Уилли руку, он сказал: – Совершенно неожиданное удовольствие снова увидеть тебя. Я нечасто приезжаю в Лондон, так что, кто знает, мы можем не встретиться в следующие десять лет, но я желаю тебе всего самого лучшего, девочка моя. – Когда-то он называл ее так, и сейчас нежные слова сами сорвались с языка. Он снова коснулся губами ее руки, а затем разжал пальцы.

Уилли озадаченно нахмурилась:

– Тебе обязательно ехать? Мы так давно не виделись, и нам еще о многом нужно потолковать и столько всего сказать! Не можем ли мы ради старой дружбы поужинать вместе?

Выражение ее лица почти побудило его изменить планы. Это и ее пальцы, сжимавшие край выреза, в котором виднелся плавный изгиб груди. Неужели она флиртуете ним? Хочет соблазнить своими прелестями, чтобы заставить остаться?

От этой мысли его плоть мгновенно затвердела, а сердце забилось, словно парус на сильном ветру. Но он вынудил себя пробормотать:

– К сожалению, я не могу остаться. Меня ждут друзья, это всего в нескольких часах езды на север, неподалеку от Клопхилла. Если я выеду сейчас, доберусь туда до заката.

– Но вряд ли они обидятся, если ты опоздаешь, – уговаривала Уилемина. Ее пальцы продолжали играть с кружевной оборкой выреза. – Они поймут, что тебя задержал дождь.

Не в силах посмотреть ей в глаза, Сэм поспешно опустил голову и сделал вид, будто стряхивает пылинку с рукава.

– Меня ждут. Ждут, чтобы… – Он внезапно осекся и пожал плечами. – Прости, Уилли. Мне нужно ехать.

– Должно быть, это очень близкие друзья, если ты так стараешься не разочаровать их.

Он не поднял головы. Оба неловко молчали. Куда девалась легкость в общении? Пожалуй, лучше сказать ей правду и покончить с этим.

– Это семья, с которой я познакомился в Ост-Индии. Джон Фуллбрук был главным помощником губернатора, но ушел на покой и удалился в фамильное поместье в Бедфордшире, около Клопхилла. Его сын – мой добрый друг. Капитан «Отважного». И… у него есть дочь. Мэри.

– Вот как, – грустно улыбнулась Уилли. – Значит, ты снова собираешься жениться?

Сэм покачал головой:

– Не знаю. Возможно. Насколько я понимаю, именно этого от меня ожидают.

– Ты словно колеблешься. Не похож на ретивого жениха.

– Нет, я готов сделать предложение. Мэри – прекрасная девушка. А я был одинок все одиннадцать лет. Теперь, когда война закончилась, я собираюсь осесть в Суссексе, на своей земле. Мне хочется иметь семью.

– Что ж, в таком случае желаю тебе удачи.

– Я еще не сделал предложения, Уилли, – неожиданно для себя выпалил Сэм.

– Тогда я желаю тебе счастья.

– Спасибо, – смущенно улыбнулся он.

– Можно, я провожу тебя? Хотелось бы подышать свежим воздухом и насладиться теплом после такого сильного дождя.

– Конечно! Хотя во дворе скорее всего очень грязно. Да и наверняка похолодало, – предупредил Сэм.

– Тогда побегу наверх за шалью и старыми ботинками, – решила Уилли. – Предупреждаю, их даже отдаленно нельзя назвать модными, зато они крепкие, и грязь им нипочем. Может, я прогуляюсь в деревню, после того как попрощаюсь с тобой.

Сэм спустился с возвышения и протянул Уилли руку. Вместе они немного постояли у ниши, и он вдруг осознал – или вспомнил, – как мала она ростом. Ее макушка едва доходила ему до плеча. И от этого она почему-то показалась ему куда моложе. Словно вновь стала милой девочкой из Корнуолла. Только сейчас от нее пахло женщиной: пряными духами с легким оттенком мускуса, напомнившим ему об экзотических растениях, которые он видел в Ост-Индии. На секунду ему захотелось жадно вдыхать этот аромат, попробовать его на вкус, прильнув губами к ее коже.

Хорошо, что он уезжает.

Он был очень близок к тому, чтобы наделать глупостей. Снова.

Сэм подал Уилли руку и вывел ее из заметно опустевшей распивочной. Он и не заметил, как посетители разошлись!

– Я всего на несколько минут, – пообещала Уилли, оставив его у лестницы. – Встретимся во дворе.

Сэм натянул плащ, надел на голову треуголку, которую все еще носил, хоть и снял мундир моряка, и вышел во двор, откуда можно было попасть в каретный сарай. Скрипя сапогами по мокрому гравию, он направился прямо туда, где стояла его коляска. Оказалось, что почти все экипажи разъехались. Два конюха, стоявшие поблизости, что-то обсуждали, показывая на коляску Сэма.

– Двигайтесь поживее, парни, – объявил Сэм громовым голосом, словно командуя матросами, – и приготовьте мне коляску. Если запряжете коней, я немедленно с вами распрощаюсь.

– Клеммонс, к вашим услугам, капитан, – сказал один, почтительно коснувшись шапки. – Это будет ваша коляска?

– Совершенно верно. Приведите коней, и я буду рад отчалить.

– Прошу прощения, капитан, но у вас небольшая неприятность.

– Какая еще неприятность?

– Я и вот Джим как раз об этом толковали. Похоже, левое колесо у вас сломалось. Видите, одна спица треснула, а вторая оторвалась от ступицы. Коляска не выдержит никакой тяжести. Сразу рухнет набок.

Сэм наклонился, чтобы своими глазами осмотреть колесо. Ад и дьявол! Конюх прав: пока ехать нельзя.

– Как, во имя сатаны, все это случилось, пока я сидел внутри, за кружкой эля? Когда я приехал, все было в порядке.

– Уверены, капитан? – спросил Клеммонс. – Может, оно сломалось, когда вы попали в рытвину? Дороги здесь все размыты от постоянных дождей.

А вот это было чистой правдой. Он чертовски устал объезжать бугры, ямы и рытвины на последнем отрезке грязной дороги, и несколько раз коляску основательно тряхнуло. Дождь лил как из ведра, когда он свернул к «Синему кабану» и, бросив поводья конюху, помчался к дому. Должно быть, в спешке просто не заметил, что не все в порядке с коляской. Хотя это на него не похоже! Не заметить чего-то столь очевидного, как сломанное колесо? Скорее всего это один из конюхов был так неосторожен, торопясь поскорее завести его коляску в сарай и бежать обратно, к поминутно прибывающим экипажам.

– Полагаю, это была рытвина, – согласился Сэм, бросив на конюхов недовольный взгляд. – Хотя я никак не возьму в толк, почему сам не заметил поломки.

– Такое часто бывает, капитан, – заверил второй конюх, проверяя остальные спицы. – И чаше всего никто ничего не замечает, пока экипаж не перевернется. Хорошо, что мы увидели неладное. Иначе лежать бы вам в канаве.

– Спасибо, за острый глаз. А теперь…

– Мы можем в два счета все исправить, – пообещал Джим. – Колесник живет вон там, только площадь перейти. Я сам пойду к нему и попрошу вставить новые спицы. Много времени это не займет.

Сэм бросил ему несколько монет и поблагодарил. Очередная задержка означала, что скорее всего ему не удастся добраться до Клопхилла до захода солнца. Но что тут поделать?

Он вышел во двор и увидел идущую ему навстречу Уилли, закутанную в большую пейслийскую[3]3
  Шали с пестрым сложным узором типа «огурцов», имитировавшие кашмирские. Первоначально выпускались в г. Пейсли.


[Закрыть] шаль и обутую в крепкие коричневые ботинки, которые каким-то образом выглядели на ней изящными и модными. Осторожно ступая по мокрому гравию, она улыбалась ему. И было что-то в этой улыбке и глазах, сверкающих лукавством, напоминавшее о корнуоллской девчонке, прятавшейся за маской утонченной дамы.

– Ты как-то странно смотришь на меня, – заметила она, когда он подошел ближе.

– Потому что ты напоминаешь мне девушку, которую я знал когда-то.

Уилли рассмеялась и склонила голову набок, глядя на него из-под полей шляпки.

– Она была хорошенькой?

– Самой красивой на свете. Она была прекрасна. И тогда, и сейчас.

– Сэм! Ты вгоняешь меня в краску! В моем возрасте?! Но где твоя коляска? Я пришла тебя проводить!

– Придется немного подождать. Похоже, у меня сломалось колесо, и теперь его чинят.

– Какая неприятность! Но по крайней мере мы сможем еще немного побыть вместе. Если, конечно, я еще не надоела тебе до смерти.

Он взял ее руку и положил себе на рукав.

– Если прогуляешься со мной, постараюсь не заснуть на ходу. Поскольку мы оба тепло одеты и солнце снова светит, давай посмотрим, что может предложить нам Аппер-Хампден.

Уилемина едва сдержала улыбку. Она надеялась, что он останется, мало того, проведет ночь в гостинице. Она еще не готова распроститься с ним. Конечно, это эгоистично с ее стороны, но, Господи, какое наслаждение просто смотреть на него! И вспоминать прежние дни в Корнуолле, когда она верила, что может умереть от любви к нему.

Но это уже не голенастый юнец, которого она знала когда-то. В юности Сэм, казалось, вытянулся за одну ночь и, не привыкнув к новым длинным конечностям, был неуклюж и часто спотыкался. Сейчас же его осанка и грация движений были абсолютно безупречны: несомненно, результат многолетних стараний удержать равновесие на неустойчивой палубе. За эти годы он окреп, стал широкоплечим и мускулистым. Как раз таким мужчиной, которые ей нравились. В своем плаще и треуголке он казался настоящим великаном. И безумно привлекательным.

Уилемина никогда не обманывала себя в том, что касалось мужчин. Нет смысла отрицать: она хотела Сэма. Одна ночь вместе излечит ее от взаимных обид. Только пусть инициатива принадлежит Сэму. Она не хочет, чтобы он видел в ней опытную, поднаторевшую в искусстве соблазнения куртизанку. Это лишь снова откроет старые раны. Нет, они сойдутся в постели как мужчина и женщина, когда-то любившие друг друга.

Сегодня они и без того достигли немалого, сумев спокойно поговорить о том, что жестоко разлучило их на много лет. Конечно, о многом еще не сказано, и, если будет на то воля Господа и Смитона, у них останется время открыть друг другу душу. А после, если они не устоят перед взаимным влечением – а у нее не было сомнений в том, что оно взаимно: никто не знал мужчин так хорошо, как Уилемина, – это и будет последним шагом к исцелению. И тогда круг их жизней непременно замкнется. Тогда он может ехать к своей мисс Фуллбрук и делать предложение.

Ну а пока она будет рада побыть в его обществе, подержать за руку и осмотреть скромные достопримечательности Аппер-Хампдена.

Деревушка была маленькой и очень живописной, окруженной со всех сторон густым лесом, переливавшимся яркими красками осени. Дома располагались группами по периметру площади и в основном были обшиты белыми и черными дощечками. Некоторые крыши были крыты сланцевым шифером, остальные – красной черепицей. В центре площади стоял древний, исхлестанный дождями и обожженный солнцем крест, по бокам которого росли две гигантских березы с низко ниспадавшей массой тонких гибких ветвей. Их ярко-красные и оранжевые листья грудами лежали по всей площади.

Проходя мимо пекарни, сапожной мастерской, кузницы, бакалейной лавки, они болтали о пустяках: о любимых книгах и пьесах, о путешествиях Сэма. Так они незаметно забрели на мельницу, обходя по дороге лужи и грязь, а потом оказались у старой церкви Святой Марии, на северном конце деревни.

Уилемина увлеченно слушала морские рассказы Сэма, сознавая, что, хотя его завербовали силой и поначалу жизнь была пугающей и тяжкой, все же он сумел сделать блестящую для простого рыбака карьеру.

– Ты с таким удовольствием говоришь о своей службе, – заметила она, когда они гуляли по церковному двору, – но тебе наверняка пришлось нелегко. Постоянно жить в опасности!

– Да, бывали дни, когда очень хотелось очутиться на другом краю земли. Особенно когда одолевает болезнь или когда запасы еды и воды заканчиваются, и мы питаемся корабельными деликатесами, о которых тебе лучше не знать. Или во время сильного шторма, когда, кажется, тебя вот-вот смоет за борт и никто и никогда не найдет твое тело. Или в бою, когда от пушечной канонады потом часами звенит в ушах, а пороховой дым лезет в горло и душит тебя. Но по большей части на корабле я чувствовал себя как дома. Да, работа тяжела, и жизнь трудна, но я был счастлив.

– Полагаю, вербовщиков тебе послала сама судьба. Без них ты не узнал бы другой, лучшей жизни.

– Ты права. Сейчас я даже поблагодарил бы их за то, что увезли меня, хотя в то время считал себя самым несчастным на свете. Поначалу мне казалось, что я живу в постоянном напряжении.

– Бедный Сэм! – Она сжала его руку, и он положил поверх ее ладони свою. – Но тебе удалось выжить. Потому что был достаточно упрям и заставил себя искать выход.

Сэм кивнул.

– В те дни, когда мое существование простого матроса было чередой унижений и побоев, я преисполнился стальной решимости, державшей меня на плаву. Среди команды было немало злобных типов, готовых превратить жизнь новичка в кошмар наяву. Но я сначала игнорировал их, потом стал отвечать ударом на удар, и они наконец оставили меня в покое. Многие парни моложе меня лазали по мачтам с ловкостью обезьян, а по ночам плечом к плечу качались в узких койках, словно летучие мыши, свисавшие с потолочных балок, но никто не жаловался. Значит, и мне было совестно ныть. Поразительно, как быстро можно привыкнуть к самым суровым условиям! Уже через месяц я был на корабле как дома и скоро обнаружил, что мне это даже нравится. – Сэм остановился и повернулся к Уилли. – И хотя другие насильно завербованные матросы дезертировали при первой возможности, я никогда об этом не думал. Как бы я ни тосковал по тебе, все же не забывал о чести. Не мог представить, что приеду домой с клеймом дезертира.

– Как ты, должно быть, огорчился, узнав, что я слишком легко расстались со своей честью!

– Уилли! Перестань себя терзать!

– Но ведь это правда, не так ли?

– Никогда не забуду выражения твоего лица, когда я появился в ложе! Ведь ты считала меня мертвым. Потрясение, разочарование, гнев – все это я видел в твоих глазах. А сам я был зол, но сердце мое разрывалось. К тому времени я несколько лет провел на корабле и видел немало… женщин, продающих себя мужчинам. Мне было противно думать о тебе как об одной из них.

– Но я не была одной из них.

Нет, она никогда не была простой шлюхой. Скорее, дорогой куртизанкой.

– Я это знал. Но в то же время не мог выбросить из головы образ уличной потаскушки. Едва мы приходили в порт, на нас буквально набрасывались проститутки. Они любят, когда матрос сходит на берег: тогда в его кармане обязательно звенят призовые деньги, которые он еще до конца ночи истратит на спиртное и женщин. Стоило нам бросить якорь, как они слетались на пристань и буквально набрасывались на команду. – Он нахмурился и посмотрел вдаль, словно увидел этих злосчастных женщин. – Иногда они даже не ждали на берегу, а нанимали шлюпки и приказывали лодочнику грести к кораблю. Представляешь, большие лодки, битком набитые шлюхами! Заметь, что иногда мы проводили в море по полтора года и почти не видели женщин! Вид этих лодок приводил моряков в страшное волнение. Они спускались по трапу и уводили женщин. Зрелище было малоприятным. Бедные, невежественные, отчаявшиеся женщины, давно забывшие о стыде и скромности! – Сэм повернулся к Уилли. Его золотисто-карие глаза были печальны. – Услышав, что и ты пошла по той же дорожке, я только и мог, что представлять всех этих жутких, грубых, жалких особ, способных обслужить десятки мужчин всего за несколько часов.

– Но со мной все было иначе, Сэм, – едва слышно прошептала она. – Уверяю, я никогда не опускалась так низко.

– Знаю. Но это была первая мысль, пришедшая в мою глупую голову, так что можешь представить, как я был расстроен. Страшно было подумать, что ты пошла на это с горя. Прости меня, девочка. Тогда, давным-давно, я был глупым влюбленным юнцом с разбитым сердцем.

Глядя в ее встревоженное лицо, Сэм спрашивал себя, расскажет ли она когда-нибудь правду о том, как началась ее карьера дамы полусвета. Конечно, это не его дело, но так хотелось знать!

Он снова взял ее под руку.

– Пойдем. На площади есть пара каменных скамей. Давай немного отдохнем и насладимся последними лучами солнца.

Они в дружеском молчании прошли церковный двор и зашагали по главной улице. Эта прогулка разом воскресила воспоминания о других, давних прогулках по берегу и скалам, когда улыбки или пожатия руки было достаточно, чтобы чувствовать себя довольными и счастливыми. И перед глазами Сэма сразу всплыло видение: он и Уилли – не та шестнадцатилетняя девочка, а теперешняя Уилли, зрелая, прекрасная чувственная женщина, – идут по саду его поместья в Суссексе. Эта мысль манила его, как парус вдалеке, появлявшийся и исчезавший в тумане. Он вдруг ощутил мгновенную волну желания, но тут же взял себя в руки. Даже если у них и есть будущее… нет, это совершенно невероятная фантазия. Уилли – столичная штучка. Она общается с герцогами, князьями и министрами. Она никогда не будет счастлива в простом загородном поместье с отставным капитаном. Он должен помнить это и перестать грезить о несбыточном. Кроме того, Уилемина казалась ему совершенной незнакомкой. И хотя временами он все еще видел в ней юную Уилли, эту женщину он не знал. Сдержанная, проницательная, спокойная. И чертовски желанная.

Когда они подошли к скамьям, Сэм сбросил плащ и расстелил на все еще влажных камнях. Уилли первой прервала долгое молчание.

– Мне очень жаль, Сэм, – сказала она, положив ему руку на плечо, – но я все еще страдаю из-за того, что так ранила тебя. Прости меня. Я хочу, чтобы ты знал: я сожалею обо всем.

Сэм поднес ее руку к губам и поцеловал.

– Знаю, девочка моя. Я просто привык считать тебя своей. И бережно хранил в памяти воспоминание о ночи, проведенной на сеновале твоего отца.

Когда он впервые разыскал ее в театре, чувство собственника побудило его верить, что сплетни лгут, но все изменилось в тот момент, когда он увидел ее, окруженную толпой обожателей. Он был поражен ее видом. Ей был всего двадцать один год, но выглядела она старше. Нет, не увядшей. Она была прекрасна, неотразима, блистательна, но та деревенская простушка, пухлая и круглощекая, исчезла бесследно. На ее месте была грациозная и стройная молодая женщина. И больше всего о переменах говорило выражение ее лица – Уилли выглядела искушенной, мудрой и проницательной. Девушка, которую он оставил в Портруан-Коув, повзрослела. И от нее нельзя было оторвать глаз. Больше она не была его Уилли. Она сумела избавиться даже от корнуэлльского выговора. Она стала настоящей лондонской леди. И она больше не принадлежала ему.

– Несмотря на твой гнев, я по глазам видела, о чем ты думаешь, – вздохнула Уилли. – В тот момент меня одолевали те же мысли. Но я постаралась спрятать их под маской надменности и презрения в надежде, что ты станешь держаться подальше от меня. – Она тихо засмеялась. – Но через пять лет ты вновь возник у меня на пороге. Гордый лейтенант.

Сэм тоже улыбнулся, хотя со стыдом вспоминал о той встрече. Он сам не знал, почему решил отыскать Уилли.

– Да. Новенький мундир, пряжки на туфлях сверкают, медали блестят на груди. Я вернулся с дневного приема у короля с дюжиной парней, которые тоже надеялись, что их впустят в твой дом. И тут этот твой чертов страхолюдина открыл дверь…

– Смитон. Он очень меня оберегает. Когда он доложил, что меня хочет видеть капитан Сэмюел Пеллоу… мое сердце подпрыгнуло при мысли о том, что я снова увижу тебя. Я убедила Смитона впустить тебя, хотя он предпочел бы спустить тебя с лестницы, считая, что какой-то лейтенантишка недостоин меня. Однако я жаждала встретиться с тобой и попросила, чтобы тебя провели в мою личную гостиную.

– Мои товарищи позеленели от зависти, когда твой громила-дворецкий повел меня в дом. Я последовал за ним мимо комнат, где сидели хорошо одетые джентльмены, которых я никогда не видел. Красивые девушки в платьях, не оставлявших простора воображению, оживленно беседовали с ними. И не только. Увидев адмирала Блеквуда с пухленькой блондиночкой на коленях, я едва не сбежал. Мне не нравилось твое окружение, но именно на это я и пришел посмотреть. Заверить себя, что ты упала ниже некуда и что мне намного лучше живется с моей Сарой… Ты лежала в шезлонге, как восточная одалиска, и выглядела прекрасной, утонченной и недоступной. В этом твой Смитон был прав. Я пришел позлорадствовать, однако слова застряли в горле, и я не знал, что сказать.

– И поэтому выпалил с порога, что женат и имеешь сына.

Сэм застонал:

– Страшно представить, что ты обо мне подумала. Круглый идиот! И ведь я больше не был зеленым юнцом и должен был иметь больше такта. Мало того, мне действительно следовало бы держаться подальше от тебя. Но, повторяю, я пришел позлорадствовать, поэтому без всяких предисловий ошеломил тебя.

– А я обвинила тебя в том, что, придя ко мне, ты изменил супруге, о которой только что узнала. Представить страшно, что ты подумал обо мне, когда я наговорила тебе столько ужасных вещей.

– В тот день мы оба ясно обозначили наши дороги. Показали друг другу, насколько различны наши жизни. Ты прекрасно знала, что делаешь, Уилли, когда провела границу между нами. Я понял это гораздо позже. Как и то, что ты была намного мудрее меня. Несмотря на то что я делал вид, будто презираю твой образ жизни, все же я невольно тобой восхищался. И по-прежнему немного любил.

– Правда, Сэм? О, я так рада, что ты мне это сказал! Для меня много значит уже то, что ты не ненавидел меня все эти годы.

Нет, он не мог ненавидеть ее. Никогда.

Они встречались случайно еще несколько раз после свидания в ее салоне. Приезжая в Лондон, чтобы посетить адмиралтейство или по другим делам, Сэм, как правило, слышал о ней или сталкивался в обществе. Однажды, когда он обменялся с ней несколькими вежливыми словами на каком-то рауте, несколько офицеров стали поддразнивать его, спрашивая, почему он никогда не упоминал о знакомстве с пресловутой Уилеминой Грант. Мало того, потребовали рассказать о ней. Но он уклончиво отвечал на вопросы и ухитрился почти ничего не сообщить.

– Я никогда бы не смог возненавидеть тебя, девочка моя.

Сэм снова поцеловал ее руку, и Уилли одарила его улыбкой, проникшей в самое сердце. Улыбкой, придавшей ему смелости.

Не раздумывая и не дав себе времени опомниться, он наклонил голову и поцеловал ее. Простое прикосновение губ к губам, губам женщины, которую он любил. Но поцелуй был наполнен трогательной сладостью, которая на миг заставила его вновь почувствовать себя молодым.

Тогда он обнял Уилли за талию и вновь поцеловал. Ее губы раскрылись, и он долго наслаждался странно знакомым теплом ее рта. А когда поднял голову, она смотрела на него широко раскрытыми сияющими глазами. Неужели тоже на секунду перенеслась на двадцать лет назад?

Сэм нежно провел пальцем по ее щеке.

– Не смей думать, что я ненавидел тебя, Уилли. Ты всегда будешь занимать особое место в моем сердце. Моя первая любовь.

– Ты удивил меня, Сэм.

– Своим поцелуем? – улыбнулся он. – Скажем так, я просто вспомнил прежние времена.

– Прежние времена? – Уилли отстранилась. – Спасибо, Сэм. Ты снял большую тяжесть с моей души. Я действительно думала, что ты ненавидел меня. Не верила, что ты сумеешь примириться с жизнью, которую я вела, не сможешь забыть, кем я стала.

– О, я никогда не забывал, – ухмыльнулся он. – Как я мог, когда мне докладывали о каждом твоем шаге? Когда до меня доходили слухи…

Уилемина вздохнула и отодвинулась.

– В этом я не сомневаюсь.

– Говорили даже, что сам принц Уэльский…

Уилли закатила глаза:

– Я с шестнадцати лет была объектом слухов и сплетен. И давно перестала их слушать. Или комментировать. Впрочем, я уверена, что многое из того, что дошло до тебя, – чистая правда. Или основано на правде. Но так же твердо уверена, что многое – чистые измышления. Люди обожают распространять сплетни о таких женщинах, как я, истинны они или нет. Можешь верить всему, что пожелаешь, Сэм. Я не опущусь до того, чтобы перебирать каждую, соглашаясь или отвергая.

– Вполне справедливо. В любом случае это не мое дело.

– Лишь потому, что мы когда-то так много значили друг для друга, я расскажу тебе о двух мужчинах в моей жизни. Мужчинах, которые изменили эту жизнь.

– Но, девочка моя, ты не обязана ничего мне говорить!

Уилли небрежно отмахнулась:

– Нет. Я так хочу. Но я расскажу тебе о двух мужчинах, и больше ни о ком. Первым был Джеймс Бенедикт, который путешествовал по западному побережью и в восемьдесят девятом случайно заехал в Портруан. Вскоре после твоего исчезновения. Он был членом Королевской Академии искусств и приехал писать море, скалы и солнечный свет. Он всегда говорил, что в Корнуолле какое-то особенное освещение.

– Колдовское.

– Именно так я ему и сказала. Он всегда писал на воздухе, не только пейзажи, но и портреты. Больше всего он любил писать лица. Ему очень нравилось мое.

– И я его понимаю.

Уилли улыбнулась и продолжила:

– Он попросил меня позировать, и даже заплатил, и нарисовал несколько классических аллегорий, где я была изображена в виде каждой из девяти муз и различных богинь. Работа была несложной, а мне хотелось иметь свои деньги, которые я прятала в укромном месте, чтобы не знала мать. Но главное, Джеймс был добр ко мне в худшие дни моей юности, когда я была одинока и несчастна, когда потеряла все, когда исчез ты… – Она немного помолчала, нахмурилась и глубоко вздохнула, а потом продолжила: – Мать узнала о том, что я позировала, и подняла страшный скандал. Кричала, кляла меня. Отец сначала, казалось, сочувствовал мне, но куда ему было до матери! Разве он мог с ней справиться? Поэтому он слова не сказал, когда она меня выставила из дома!

– Она действительно тебя выгнала?

– Да. Девушке, позировавшей художнику, хоть и в одетом виде, не было места в благочестивом доме Джеппов. Я в слезах прибежала к Джеймсу, и он сказал, что позаботится обо мне. Пригласил поехать с ним в Лондон, где он сделает из меня настоящую модель. Я ухватилась за возможность навсегда покинуть Портруан-Коув, где все напоминало о тебе. Поэтому отправилась в Лондон, и моя жизнь необратимо изменилась. Даже имя стало другим. Отныне меня звали Уилеминой Грант. Картины Джеймса, которые он рисовал с меня, заслужили немало похвал и привлекли внимания ко мне. Неожиданно я стала предметом обожания многих джентльменов, в том числе и аристократов.

Сэм хорошо знал эти картины. Особенно одну…

– Я видел несколько работ Бенедикта, когда в девяносто четвертом впервые приехал в Лондон. Они были прекрасны. Ты сияла, как лунный свет на темной морской воде.

Уилли кивнула:

– Да, так все говорили. Когда были выставлены аллегории с музами, их тут же раскупили. И меня стали приглашать позировать и другие художники. Посыпались предложения иного рода. Заверяю тебя, мне не слишком это нравилось. Я думала, это рассердит Джеймса, потому что была безгранично ему предана. Но однажды он пришел и объявил, что некий джентльмен готов стать моим покровителем. Что я буду жить в роскоши и иметь все, что захочу. Я отказалась, однако он сказал, что больше не может меня содержать и что я должна уйти. Вскоре я обнаружила, что Джеймс передал меня другому, как вещь, за то, что ему пообещали крупные заказы. Только тогда я поняла, что ничего для него не значила и была всего лишь моделью, с которой он любил работать. Это стало моим первым уроком жизни. Я покинула Джеймса, даже не оглянувшись. Вот так началась моя печальная карьера куртизанки.

Наконец Сэм узнал, почему Уилли пошла по рукам. Неприятно, но не слишком уж омерзительно.

– Мне очень жаль.

– Не стоит. Пусть я не вела той жизни, которую большинство людей назвало бы респектабельной, но гордилась тем, что была крайне разборчива. И очень дорого обходилась покровителям. Я стала богатой. За мной ухаживали самые знатные люди страны. У меня был свой салон, где я развлекала художников, поэтов и политиков. Мои приглашения весьма ценились. Моя жизнь была волнующей. И я ни о чем не жалею.

– А кто был тот, второй, которого ты так почитаешь?

– Хартфорд, конечно. Он долго осаждал меня, прежде чем я сдалась. Хартфорд хотел остаться моим единственным покровителем, а я вовсе не была к этому готова. Но он был так пылок, так обаятелен, что скоро я капитулировала. Мы провели несколько счастливых лет вместе, и постепенно меня стали считать его официальной любовницей. Он любил меня безумно. – Уилли говорила так, словно до сих пор не до конца верила этому. Словно была недостойна любви порядочного человека. – Когда его жена умерла и Хартфорд попросил моей руки, я подумала, что он сошел с ума. Но он не шутил. И был исполнен решимости узаконить нашу связь. Как я могла отвергнуть столь великодушное, поразительное предложение? Поэтому я распрощалась с полусветом и стала герцогиней.

– Ты любила его?

– Этот прекрасный человек положил к моим ногам весь мир. Он заботился обо мне так, как никто другой на свете. Конечно, я его любила.

– А… были какие-то затруднения? Я имею в виду окружающих.

– Хочешь спросить, принимали ли меня в обществе? Не все. Кое-кто до сих пор не желает меня знать. Но у меня был титул и богатство, а с этим не шутят. Но со временем передо мной открылись многие двери. Кто-то относился ко мне холодно, кто-то – по-доброму. У меня появились прекрасные друзья, которые мирятся с моим прошлым, и это делает меня счастливой.

Поразительная история! Сэм был рад ее услышать. Теперь он понимал Уилли и восхищался ею еще сильнее, чем прежде.

– А как ты жила после смерти герцога? Что делала? Надеюсь, не сидела дома в скорби и трауре?

– Нет. Я сняла траур три года назад. По-прежнему выезжаю, и меня почти никогда не бывает дома. Кроме того, я попечитель фонда вдов-благотворительниц, что дает мне весьма полезный опыт. Многие мои подруги работают в фонде. Благородные, респектабельные дамы, которые никогда не выказывали презрения к моему низкому рождению и сомнительной карьере. Сейчас я навещала одну из них, леди Тейн. Она живет в Нортгемптоншире. Недавно она подарила своему маркизу здорового сыночка, и я как раз еду с крестин. Можешь представить: она попросила меня стать крестной матерью!