Текст книги "Вечер и утро"
Автор книги: Кен Фоллетт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
8
Начало сентября 997 г.
Эдгар был полон решимости построить лодку, которая понравится Дренгу.
Этого человека мало кто уважал и мало кто ценил. Да и кому придется по нраву злобный скупец? Поселившись в таверне, Эдгар быстро перезнакомился с его семьей. Старшая жена Лив большую часть времени выказывала Дренгу холодное безразличие, а младшая, Этель, явно боялась мужа. Она покупала еду и готовила, ударяясь в слезы всякий раз, когда Дренг начинал сетовать на неумеренные расходы. Эдгар спрашивал себя, выходили эти женщины за Дренга по любви или нет, и пришел к выводу, что все обстояло иначе: обе они были из бедных крестьянских семей и пошли замуж, скорее всего, привлеченные денежными посулами.
Рабыня Блод открыто ненавидела Дренга. Когда ее не подкладывали под захожих путников, жаждавших женской ласки, Дренг заставлял Блод прибираться по дому и по хозяйству, кормить свиней и кур и менять тростник на полу. Говорил он с нею неизменно грубо, а она, в свою очередь, всегда была угрюмой и смотрела зверем. Пожалуй, она приносила бы ему больше денег, не выгляди такой смурной, однако он этого как будто не осознавал.
Женщины приняли Бриндла, пса, который пришел вместе с Эдгаром. Тот завоевал их расположение тем, что прогнал лис из курятника. Дренг же ни разу не погладил Бриндла, а пес его словно не замечал.
При этом Дренг любил свою дочь Квенбург, а та отвечала ему взаимностью. Он улыбался, глядя на нее, тогда как остальных приветствовал кривой усмешкой, если вообще до них снисходил. Ради Квенбург он был готов бросить любое дело, которым занимался, и они вдвоем сидели и тихо разговаривали, порой часами.
Это вроде бы доказывало, что с Дренгом можно наладить разумные человеческие отношения, и Эдгар твердо решил попробовать. Ему не требовалось доброты и покровительства, он был согласен на повседневное общение без лишней злобы.
На берегу реки он устроил мастерскую под открытым небом, тем более что по счастливой случайности жаркий солнечный август сменился теплым сентябрем. Эдгар радовался, снова взявшись за привычный труд, точил лезвие топора, вдыхал запах распиленной древесины, воображал очертания и обводы и прикидывал, как воплотить их в дереве.
Наконец он изготовил все деревянные части, разложил их на песке и понял, что лодка постепенно приобретает узнаваемый вид.
Дренг недовольно проворчал:
– Доски же должны ложиться внахлест, нет?
Эдгар ожидал подобного вопроса, и ответ у него имелся, но следовало проявлять осторожность. Ему надо убедить Дренга, но не выглядеть при этом всезнайкой, что было не так-то просто.
– Такой корпус называется клинкерным. Но эта лодка будет плоскодонной, мы обошьем ее досками снаружи, стык в стык. Между прочим, корабелы говорят «вгладь», а не «встык».
– Да плевал я на то, как они говорят! Почему плоскодонная-то?
– В основном для того, чтобы люди и скот могли стоять, а корзины и мешки можно будет надежно складывать в кучи. Еще такая лодка не станет сильно раскачиваться, люди будут меньше бояться.
– А чего тогда все лодки так не строят?
– Потому что большинство лодок предназначено для преодоления волн и течения на большой скорости. А на твоей переправе какие волны, сам посуди? Течение тут ровное и несильное, а расстояние в пятьдесят ярдов можно переплыть без спешки.
Дренг хмыкнул, затем указал на доски по бортам.
– Я думал, что поручни будут выше.
– Зачем? На реке нет волн, нам не нужны высокие борта.
– У лодок обычно острый нос. А ты сделал свою тупой с обоих концов.
– Все по той же причине – нам не придется быстро рассекать воду. Зато по таким концам удобнее заходить и выходить. Я и сходни предусмотрел, чтобы крупный скот перевозить.
– А зачем такая ширина?
– Чтобы телега поместилась. – Желая поскорее добиться одобрения, Эдгар добавил: – Переправа в устье реки в Куме берет по фартингу за колесо с телеги, фартинг за тачку, полпенни за ручную тележку и целый пенни за телегу с волами.
Глаза Дренга жадно сверкнули, но он еще не закончил придираться:
– У нас здесь телег раз-два и обчелся.
– Все едут в Мьюдфорд, потому что твоя старая лодка их не переправит. Погоди, скоро сам убедишься.
– Что-то я сомневаюсь, – проворчал Дренг. – Да и грести будет чертовски тяжело.
– Мы обойдемся без весел. – Эдгар указал на два длинных шеста: – Глубина реки не превышает шести футов, поэтому можно пользоваться шестами. Справится даже один сильный мужчина.
– На меня не рассчитывай, с моей-то спиной.
– Или две женщины вместе. Вот почему я сделал два шеста.
Некоторые местные спустились к реке и теперь с любопытством разглядывали будущий паром. Среди них был и священник-ювелир Катберт, опытный и мастеровитый, но робкий и необщительный, совершенно запуганный настоятелем Дегбертом. Эдгар частенько заговаривал с Катбертом, но получал, как правило, односложные ответы, если только речь не заходила о ремесле.
– Ты все вытесал своим топором викинга? – спросил Катберт.
– Это все, что у меня есть, – ответил Эдгар. – Торец лезвия служит мне молотком. А само лезвие постоянно острю, чтобы оно не затупилось.
Катберт недоверчиво хмыкнул.
– Как ты будешь крепить планки между собой?
– Приколочу к деревянному каркасу.
– Железными гвоздями?
Эдгар покачал головой.
– Я воспользуюсь деревянными.
Он имел в виду деревянные колышки с расщепленными концами. Колышек вставляли в отверстие, затем забивали в него клинья, чтобы он встал враспор. Затем торчавшие над поверхностью концы остругивали заподлицо, чтобы поверхность была гладкой.
– Глядишь, чего и сладится, – одобрил Катберт. – Только не забудь стыки от воды защитить.
– Да, придется сходить в Кум и купить бочку дегтя и мешок грубой шерсти.
Дренг скривился при этих словах Эдгара.
– Опять деньги тратить? Шерсть-то зачем? Из шерсти лодок не спрядешь.
– Стыки между досками прокладывают шерстью, пропитанной дегтем, чтобы вода не проникала.
– На все-то у тебя есть ответы, ловкач, – хмуро процедил Дренг. – Шустрый ты парень.
Это звучало почти как похвала.
* * *
Когда лодка была готова, Эдгар спустил ее на воду.
Такое событие всегда воспринималось как что-то особенное. Пока отец был жив, собиралась вся семья, и зачастую присоединялись многие горожане. Но теперь Эдгар сделал все один. Он не боялся того, что лодка затонет, – просто не хотел красоваться. Будучи новичком в поселении, он старался вписаться в местную жизнь, а не выделиться из нее.
Привязав лодку веревкой к дереву, чтобы не уплыла, он отвел паром подальше от берега и стал изучать, как судно держится на воде. Удовлетворенно отметил, что все как будто в порядке, вода через стыки не просачивается. Отвязал веревку и ступил на сходни. Лодка под его весом слегка просела, как и следовало ожидать.
Бриндл нетерпеливо мялся на берегу, но Эдгар решил не брать пса в первое плавание. Надо было проверить, как лодка справляется без людей и груза на борту.
– Оставайся тут, – велел он псу, и Бриндл послушно улегся, положив морду на передние лапы.
Два длинных шеста размещались в деревянных пазах, по три с каждого борта. Эдгар взял один шест, опустил его в воду, нащупал речное дно и оттолкнулся. Оказалось даже проще, чем он ожидал, и паром плавно двинулся в путь.
Юноша прошел на нос, затем стал работать шестом с борта, направляя судно немного вверх по течению, чтобы выяснить, насколько паром управляем. Что ж, тут не требуется чрезмерная сила – скажем, Блод или Квенбург вполне в состоянии трудиться на пароме самостоятельно, а Лив и Этель легко справятся вместе, если их, конечно, заранее обучить.
Пересекая реку, Эдгар бросил взгляд на пышную листву деревьев на дальнем берегу – и рассмотрел овцу. Потом другие овцы показались из леса в сопровождении двух собак, а там и пастух появился – молодой длинноволосый мужчина с растрепанной бородой.
Вот, кажется, и первые путники.
Внезапно Эдгар встревожился. Да, он строил судно для перевозки домашнего скота, но вот беда – он многое знал о лодках и почти ничего не знал о животных. Как поведут себя эти овцы? Может, они перепугаются, откажутся заходить на борт или затеют давку? Поди пойми…
Ладно, это возможность узнать.
Доплыв, он сошел на берег и привязал паром к дереву.
От пастуха воняло так, будто он не мылся годами. Мужчина долго и пристально смотрел на Эдгара, а затем сказал:
– Ты здесь новенький. – Он выглядел довольным своей проницательностью.
– Да. Я Эдгар.
– Ага. И у тебя новая лодка.
– Красивая, правда?
– Ну да, со старой не сравнить. – После каждой своей фразы пастух замолкал, словно восторгаясь собственным успехом. Наверное, ему обычно не с кем поговорить, вот он и отвык общаться.
– Это точно, – сказал Эдгар.
– Я Саэмар, все кличут Сэмом.
– Рад встрече, Сэм.
– Гоню эти весенние шкуры на рынок.
– Я уже догадался. – Эдгар успел узнать, что «весенними» называют однолетних баранов и овец. – За переправу возьму по фартингу с головы, будь то человек или животное.
– Ясно.
– Двадцать овец, две собаки и ты сам. Получается пять пенсов[25]25
Помимо монет достоинством в 1 пенни, в англосаксонской Англии имели хождение монеты в 2 пенни, которые назывались пенсами (мн. ч. от «пенни»).
[Закрыть] и три фартинга.
– Ясно. – Саэмар сунул руку в кожаный кошель на поясе. – Я дам тебе шесть серебряных пенни, с тебя фартинг сдачи.
Эдгар совершенно не готовился к денежным расчетам. Некуда складывать деньги, сдачи нет, как и ножниц, чтобы разрезать монеты пополам и на четыре части.
– Заплатишь Дренгу, – ответил он. – Вроде как сможем переправить все стадо за одну поездку.
– На старой лодке приходилось перевозить по две овцы за раз. Все утро, помню, провозились. И ведь непременно найдутся одна-две тупых – или в воду свалятся, или начнут туда-сюда сновать со страху. Ты сам-то плавать умеешь?
– Да, умею.
– Ага. А я не научился.
– Как по мне, ни одна твоя овца не выпадет из этой лодки.
– Овцы – они такие: коли есть способ себе навредить, они его точно отыщут.
Сэм взял первую овцу и перетащил ее на паром. Собаки забежали следом и принялись взволнованно все обнюхивать. Пастух пронзительно свистнул. Собаки мгновенно спрыгнули на берег, кинулись к овцам и стали теснить животных к берегу.
Эдгар затаил дыхание.
Вожак стада помедлил, будто устрашившись тонкой полоски воды между сушей и палубой. Он крутил кудлатой башкой из стороны в сторону, выискивая возможность побега, но пастушьи собаки наседали. Посадка затягивалась, и тут одна собака громко, но убедительно рыкнула.
Овца подпрыгнула. Очутилась на палубе и радостно зацокала копытами по дереву.
Остальные овцы последовали за ней. Эдгар удовлетворенно улыбнулся.
Собаки тоже перебрались на паром и встали по бокам отары, как часовые. Сэм взошел на борт последним. Эдгар отвязал веревку, шагнул на палубу и взял в руки шест.
На середине реки Сэм глубокомысленно произнес:
– Твоя лодка лучше старой. – В его устах всякая банальность звучала как жемчужина мудрости.
– Рад, что тебе понравилось. – Эдгар улыбнулся. – Ты у меня первый пассажир.
– Раньше перевозила девка, Квенбург вроде.
– Она вышла замуж.
– Ага, бывает.
Паром достиг северного берега, и Эдгар выпрыгнул на сушу. Пока он привязывал веревку, овцы начали покидать судно, причем двигались куда проворнее, чем при посадке.
– Траву увидели, – объяснил Сэм. Как бы в подтверждение его слов овцы встали на травянистом склоне.
Эдгар и Сэм пошли в таверну, оставив собак присматривать за овцами. Этель готовила полуденную еду под наблюдением Лив и Дренга. Мгновение спустя появилась Блод с охапкой дров.
Эдгар сказал Дренгу:
– Сэм хочет заплатить за переправу. С него пять пенсов и три фартинга, но у меня не было монет на сдачу.
– Давай сойдемся на шести пенсах, – предложил Дренг пастуху, – и можешь взять рабыню.
Сэм жадно уставился на Блод.
– Я бы не стала, – осадила мужчин Лив. Блод была почти на сносях, и мужчины отказывались ее брать вот уже три или четыре недели подряд.
Сэм отмахнулся.
– Ерунда это все, – сказал он.
– Не о тебе беспокоюсь, – язвительно заметила Лив, но Сэм явно не понял, о чем она толкует. – На таком сроке ребенок может пострадать.
– Да и пропади он пропадом, – проворчал Дренг. – Кому нужен ублюдок от рабыни?
Резким движением руки он велел Блод лечь на пол.
Эдгар было задумался, как Сэм возляжет на округлившееся чрево рабыни, но Блод все ему объяснила: она встала на четвереньки и задрала подол грязного платья. Сэм споро пристроился на коленях позади нее и потянул вверх рубаху.
Эдгар вышел наружу.
Он спустился к воде и взялся старательно изучать веревку, которой был привязан паром, хотя сам прекрасно знал, что узел затянул надежно. Его терзали отвращение и стыд. Он никогда не понимал мужчин, плативших за посещение дома Мэгс в Куме. Как-то неправильно это было. Братец Эрман говорил: «Когда тебе хочется, сходил и получил», но Эдгар не испытывал таких позывов. Когда они уединялись с Сунни, то удовольствие получали оба, и это было чудесно, а все прочее не имело смысла.
А поступок Сэма и вовсе был чем-то из ряда вон выходящим.
Эдгар сидел на берегу реки и смотрел на спокойную серую воду, надеясь, что появятся новые путники, нуждающиеся в переправе, и отвлекут его от происходящего в таверне. Бриндл сидел рядом, терпеливо ожидая, что хозяин будет делать дальше, а затем задремал.
Вскоре пастух вышел из таверны и погнал свое стадо вверх по склону, между домами, в сторону дороги на запад. Эдгар не стал ему махать на прощание.
К реке спустилась Блод.
– Сожалею, – проговорил Эдгар. – Не думал, что до этого дойдет.
Блод молча зашла на мелководье и стала тереть себя между ног.
Эдгар отвернулся.
– Жестоко они с тобой…
Он подозревал, что Блод понимает англосаксонский. Конечно, она притворялась, что не понимает, а когда ругалась, то переходила на певучий валлийский; Дренг отдавал ей распоряжения взмахами рук и суровым рыком. Но порой Эдгару казалось, что она следит за разговорами в таверне, пусть украдкой.
Теперь она подтвердила его подозрения.
– Ерунда, – выговорила она. Говорила она четко и звонко, но с каким-то особым произношением.
– Какая уж тут ерунда. – Эдгар вздохнул.
Она закончила мыться и вышла на берег. Он встретился с ней взглядом. Как обычно, Блод смотрела искоса и враждебно.
– Чего жалеть? – требовательно спросила она. – Думать, бесплатно трахнуть?
Он снова отвернулся, устремил взгляд на далекие деревья за рекой и ничего не ответил. Надеялся, что Блод уйдет, но она стояла на месте и дожидалась ответа.
В конце концов он сказал:
– Эта собака раньше принадлежала женщине, которую я любил.
Бриндл приоткрыл один глаз. Занятно, подумалось Эдгару, что собаки понимают, когда ты о них говоришь.
– Женщина была немного старше меня и замужем, – продолжал он. Блод слушала вроде бы внимательно – во всяком случае, никуда не уходила. – Когда ее муж напивался, она прибегала ко мне в лес, и мы занимались любовью на траве.
– Занимайся любовью, – повторила Блод, словно пробуя эти слова на вкус.
– Мы решили сбежать от всех. – К собственному удивлению, он чуть не расплакался, когда сообразил, что впервые заговорил о Сунни после разговора с матушкой по дороге из Кума. – Мне обещали работу и дом в другом городе. – Он рассказывал Блод о том, чем не делился даже с родичами. – Она была красивой, умной и доброй. – Эдгар ощутил ком в горле, но все равно решил закончить свою историю, раз уж начал. – Думаю, мы были бы очень счастливы.
– Что случиться?
– В тот день, когда мы хотели сбежать, на город напали викинги.
– Они ее забрать?
Эдгар покачал головой:
– Нет, она сражалась и погибла.
– Ей повезти, – сказала Блод. – Поверить мне.
Вспомнив о том, что совсем недавно учинили над самой Блод, Эдгар был склонен согласиться.
– Ее звали… – Он запнулся. – Ее звали Сунни.
– Когда быть?
– За неделю до мидсоммера.
– Моя жаль, Эдгар.
– Спасибо.
– Ты все еще ее любить.
– О да! – воскликнул Эдгар. – И всегда буду любить.
* * *
Наступило ненастье. Как-то ночью во вторую неделю сентября задул настолько сильный ветер, что поднялась настоящая буря; Эдгар даже испугался, что колокольня церкви рухнет. Однако, как ни удивительно, все постройки в деревне уцелели – кроме одной: ветер разрушил самую хлипкую из них – пивоварню Лив.
Досталось не только самому строению. Лив вечером поставила вариться котел с элем, так этот огромный котел перевернулся, и эль весь вытек, хорошо хоть, он залил пламя в очаге, не то быть бы пожару. Хуже того, бочонки с новым элем раскололись под упавшими бревнами, а мешки ячменя с солодом безнадежно промокли от проливного дождя.
На следующее утро, когда после бури установилось затишье, Дренг и его домочадцы принялись осматривать повреждения. Некоторые жители деревни – зевак всегда хватало – тоже собрались возле развалин.
Дренг был в ярости и осыпал Лив проклятиями:
– Этот сарай и без того едва стоял! Давно бы перетащила эль и ячмень в местечко понадежнее!
Впрочем, Лив ничуть не испугалась гнева Дренга.
– Сам бы и перетаскивал. Или вон Эдгара попросил бы. Нечего на меня все валить.
Он не желал угомониться:
– Теперь придется покупать эль в Ширинге, да еще платить, чтобы его сюда доставили.
– Оно и к лучшему, местные оценят мой эль по достоинству, если пару недель им придется довольствоваться пойлом из Ширинга, – самодовольно усмехнулась Лив.
Ее беззаботность привела Дренга в исступление.
– Ведь не в первый раз ты меня разоряешь! Уже дважды пивоварню поджигала! В прошлый раз налакалась в хлам и заснула мертвецким сном, сама чуть не сгорела!
Эдгара словно озарило:
– Надо строить каменную пивоварню.
– Чушь! – фыркнул Дренг, не соизволив повернуться к юноше. – Ты что, вздумал варить эль во дворце?
Катберт, мастер-ювелир, был среди зевак, сбежавшихся на пожарище, и Эдгар заметил, как он качает головой, не соглашаясь с Дренгом.
– Что скажешь, Катберт? – спросил юноша.
– Эдгар прав, – ответил Катберт. – В какой уже раз ты вынужден ставить пивоварню заново, Дренг? В третий за пять лет? Каменному зданию никакая буря не страшна, и камень не горит. Так что ты сбережешь свои деньги.
Дренг криво усмехнулся:
– Строить-то кто будет? Ты, Катберт?
– Нет, я ювелир.
– Ну, в брошке эль не сваришь.
Эдгар не утерпел:
– Я могу построить.
Дренг фыркнул:
– Да ну? Ты знаешь, как строить из камня?
Эдгар и в самом деле ничего об этом не знал, однако чувствовал, что справится едва ли не с любым строительством, если ему позволят. Он жаждал возможности показать, на что способен.
– Камень ничем не отличается от дерева, просто немного тверже, – заявил он с уверенностью в голосе, хотя поджилки, конечно, тряслись.
Дренг было вознамерился высмеять наглеца, но вдруг задумался. Его взгляд скользнул по берегу реки, остановился на ладном пароме, уже начавшем приносить прибыль.
Он повернулся к Катберту:
– Во сколько это мне обойдется?
Эдгар мысленно потер руки. Отец любил повторять: «Когда человек спрашивает цену, он почитай что купил лодку».
Катберт задумался на мгновение, затем ответил:
– В прошлый раз, когда чинили церковь, камень везли с известняковых копей в Оутенхэме.
– Это где? – уточнил Эдгар.
– День пути вверх по реке.
– А песок где брать?
– Приблизительно в миле отсюда, в лесу, есть яма с песком. Набираешь сколько надо и увозишь.
– А известь для раствора?
– С нею непросто, мы покупали в Ширинге.
– Во сколько это мне обойдется? – повторил Дренг.
Катберт почесал в затылке:
– Если правильно помню, каменоломня берет по пенни за каждый необработанный камень. И еще пенни сверху за доставку.
– Я все посчитаю, – пообещал Эдгар, – и скажу в точности, но навскидку потребуется около двух сотен камней.
Дренг скорчил гримасу:
– Да ведь это почти два фунта серебром!
– Все равно выйдет дешевле, чем каждый год строить из дерева и соломы.
Эдгар затаил дыхание.
– Ладно, вали считать, – одобрил Дренг.
* * *
Эдгар отправился в Оутенхэм ранним прохладным утром. С реки задувал студеный сентябрьский ветерок. Дренг согласился заплатить за постройку каменной пивоварни. Теперь требовалось доказать, что Эдгар не бахвалился впустую, и выполнить свое обещание.
Юноша вооружился в дорогу топором викинга. Он предпочел бы пойти в компании одного из своих братьев, но те оба трудились на земле, так что пришлось рискнуть и уйти в одиночку. Правда, тот разбойник, Железная Башка, вряд ли отважится снова на него напасть – разок-то отпор получил и урок, можно надеяться, усвоил. Однако Эдгар держал топор под рукой, просто на всякий случай, да и Бриндл, наверное, заранее предупредит об опасности, если что.
Деревья и кусты вдоль берега изрядно разрослись после летней жары, поэтому идти быстро было затруднительно. К полудню Эдгар добрался до того места, где следовало повернуть от реки, чтобы обойти болото. К счастью, облаков на небе почти не было, поэтому он мог ориентироваться по солнцу, так что заплутать юноша не боялся.
Каждые несколько миль ему попадались деревни, большие и малые: одинаковые дома из дерева и соломы лепились к берегу реки или поодаль от воды кучковались возле перекрестка дорог, озерца или церкви. Подходя к очередной деревне, Эдгар вешал топор за пояс, чтобы никого не пугать, но снова брал оружие в руки, едва селение оказывалось за спиной. Очень хотелось остановиться и передохнуть, выпить кружку эля и что-нибудь съесть, но у него не было при себе денег, поэтому Эдгар перекидывался парой слов с деревенскими, уточнял дорогу и шел дальше.
Он наивно считал, что двигаться вдоль реки будет просто. Но в реку впадали многочисленные ручьи, далеко не всегда удавалось с ходу определить, где главное русло, а где приток. Так, свернув не туда, он только в следующем по пути поселении – деревушке под названием Батфорд – понял, что сделал неправильный выбор и придется возвращаться назад.
Переставляя ноги, он обдумывал дом, который построит для Лив. Возможно, в нем будут два помещения – как в церкви, где есть неф и алтарь: одно для варки, второе для хранения припасов вдали от огня. Очаг надо складывать из обтесанных камней и скреплять их раствором, чтобы они выдерживали вес котла и разрушались не так быстро.
Эдгар рассчитывал добраться до Оутенхэма ранним вечером, но подзадержался в пути, и солнце уже изрядно клонилось к закату, когда стало понятно, что он приближается к цели своего путешествия.
Дорога привела в плодородную долину, под ногами чавкала глина, и Эдгар предположил, что наконец-то очутился в долине Оутен. На полях вокруг крестьяне жали ячмень – они трудились допоздна, спеша воспользоваться теплой и сухой погодой. Там, где в реку впадал приток, располагалась крупная деревня – на вид больше сотни домов.
Чтобы добраться до деревни, надо было как-то переправиться через водную преграду – без моста и без лодки. Эдгар пустился вплавь, одной рукой держа над головой рубаху и топор, а другой загребая. Вода была холодной, и к тому мгновению, когда он снова выбрался на сушу, его била дрожь.
На окраине деревни виднелся огородик, где седой старик собирал какие-то плоды. Эдгар подошел к нему с легкой опаской – а вдруг выяснится, что он все-таки сбился с пути и до места назначения еще идти и идти.
– Добрый день, дружище. Это Оутенхэм?
– Верно, – подтвердил старик дружелюбно. Эдгар прикинул, что ему, должно быть, около пятидесяти, но глаза ясные и проницательные.
– Хвала небесам! – выдохнул он.
– Откуда ты, юноша?
– Из Дренгс-Ферри.
– Говорят, у вас там одни безбожники.
Эдгар подивился тому, как широко разошлась молва о слабостях Дегберта. Ответить ему было нечего, поэтому он просто сказал:
– Меня зовут Эдгар.
– Я Серик.
– Я пришел купить камень.
– Ступай на восток, к окраине деревни, там увидишь утоптанную тропу. До каменоломни с полмили будет. Найдешь Габерта, все его Габом кличут. Он там старший.
– Спасибо большое.
– Ты голоден?
– С утра ничего не ел.
Серик дал ему пригоршню небольших груш. Эдгар поблагодарил старика и двинулся дальше. Груши он сгрыз целиком, вместе с семечками.
Деревня выглядела вполне зажиточной – крепкие дома, многочисленные хозяйственные постройки. Посреди поселения стояла каменная церковь, через луг от нее виднелась таверна, на лугу паслись коровы.
Здоровяк лет тридцати вывалился из таверны, приметил Эдгара и встал на пути у юноши, широко расставив ноги.
– Ты кто такой, дьявол тебя побери? – процедил он, когда Эдгар подошел ближе. Он пошатывался, говорил невнятно, а его глаза словно налились кровью.
Эдгар остановился.
– Добрый день, приятель. Я Эдгар из Дренгс-Ферри.
– И какого дьявола тебе тут надо?
– В каменоломню иду, – ровным голосом ответил Эдгар, не желая затевать ссору.
Здоровяка, похоже, так и подмывало поскандалить.
– А с чего ты взял, что тебя туда пропустят?
Терпение Эдгара начало истощаться.
– Разве на это требуется разрешение?
– Еще как требуется! Без моего ведома в Оутенхэме ничего не происходит, я Дудда, староста деревни. Зачем тебе в каменоломню?
– Рыбы купить.
Дудда слегка опешил, но быстро сообразил, что над ним потешаются, и его лицо побагровело. Эдгар в очередной раз проклял себя за несдержанность и пожалел о собственном остроумии.
– Нахальный щенок! – рявкнул Дудда и замахнулся громадным кулаком, целясь Эдгару в голову.
Эдгар проворно отступил.
Удар Дудды пришелся в пустоту, здоровяка повело вперед, он не устоял на ногах и повалился наземь.
Что прикажете делать, мысленно спросил себя Эдгар. Он не сомневался, что возьмет верх над Дуддой в драке, но какая ему с того будет польза? Если местные на него обозлятся, то могут отказаться продать ему камень, и тогда строительство пивоварни завершится провалом, не успев и начаться.
Он с облегчением услышал спокойный голос Серика у себя за спиной.
– Эй, Дудда, давай-ка я помогу тебе дойти до дома. Полежишь, отдохнешь…
Серик ловко подхватил Дудду под руку и поставил на ноги.
– Этот малец меня ударил! – пожаловался Дудда.
– Не было такого, ты сам упал, потому что снова перебрал эля за ужином. – Серик кивнул Эдгару, давая понять, что юноше пора уходить, и повел Дудду прочь. Эдгар не стал медлить.
Каменоломня нашлась легко. Там трудились четверо – пожилой мужчина, который явно был главным – следовательно, это тот самый Габ, – еще двое, по возрасту годившиеся ему в сыновья, и молоденький мальчишка, либо поздний отпрыск семейства, либо раб. Воздух звенел от грохота молотков, время от времени в грохот вклинивался сухой кашель Габа. Поодаль находился деревянный дом, наверное хозяйский, и женщина в дверном проеме смотрела на закат. Каменная пыль висела густой дымкой, осколки сверкали позолотой в последних лучах солнца.
Эдгар оказался не единственным покупателем. Неподалеку стояла крепкая четырехколесная телега, и двое мужчин осторожно складывали в нее обтесанные камни. Рядом, отмахиваясь хвостами от мух, паслись два вола – по-видимому, им предстояло тянуть телегу.
Мальчишка сметал каменную крошку – ее тоже продавали, как галечник. Заметив Эдгара, он заговорил, коверкая слова, и Эдгар уверился в том, что видит перед собой раба.
– Твоя прийти купить камень?
– Да. Мне нужно много. Я подожду.
Эдгар присел на плоский камень, понаблюдал за Габом и остальными и быстро понял, как тут все делается. Мастер вставлял дубовый клин в трещину в каменной плите, забивал его, расширяя трещину, и колотил до тех пор, покуда часть плиты не отваливалась. Если естественных трещин в нужном месте не было, мастер брался за железное долото. Эдгар прикинул, что каменотесы наверняка научились опытным путем определять слабые места в породе, и этот навык значительно облегчает их труд.
Габ раскалывал крупные камни на два, а то и три поменьше, чтобы их проще было перевозить.
Эдгар покосился на других покупателей. Те сложили в телегу десяток камней и на том остановились. Пожалуй, именно столько способны вытянуть волы.
Мужчины принялись запрягать животных. Значит, дело сделано.
Габ одолел очередную каменную плиту, откашлялся, посмотрел на небо и, похоже, решил, что с работой пора заканчивать. Он подошел к телеге, запряженной волами, и довольно долго о чем-то беседовал с двумя покупателями. Наконец один из мужчин вручил ему плату, хлестнул волов плетью, и телега покатила прочь.
Эдгар направился к Габу. Тот взял ровную палку, лежавшую поверх кучи камней, и нанес на нее рядок зазубрин. Так вели свои записи ремесленники и торговцы: пергамент им был не по карману, да и писать на пергаменте они попросту не умели. Наверное, Габу приходится платить местному лорду – может, цену одного камня из пяти, – потому-то он и подсчитывает, сколько продал.
– Я Эдгар из Дренгс-Ферри, – сказал юноша. – Десять лет назад мы покупали тут камни на починку церкви.
– Было такое, припоминаю. – Габ сунул палку с насечками в карман. Эдгар заметил, что мастер сделал всего пять зарубок, хотя продал десять камней; возможно, другие зарубки появятся позже. – Но тебя я не помню, хотя, конечно, десять лет назад ты был совсем еще несмышленышем.
Эдгар окинул Габа испытующим взглядом. Руки мастера пестрели застарелыми шрамами – от инструментов и каменных осколков. Судя по всему, Габ прикидывал, как ему половчее одурачить несведущего юнца.
– Тогда платили два пенса за каждый доставленный камень, – твердо сказал Эдгар.
– Правда, что ли? – Габ притворялся, что забыл.
– Если цена осталась та же, нам нужно еще две сотни камней.
– Боюсь, мы не сможем сохранить цену. Давно это было.
– Тогда мне придется спросить у заказчика. – Разумеется, Эдгар не собирался этого делать. Он был полон решимости вернуться с камнями. Но нельзя было позволить Габу задирать цену. Эдгар не доверял мастеру. Не исключено, что тот просто торговался, но юноша чувствовал, что его норовят обмануть.
Габ снова кашлянул.
– В прошлый раз покупателем был настоятель Дегберт Лысый. Он не любит расставаться с деньгами.
– Мой заказчик Дренг такой же. Они с Дегбертом братья.
– Для чего тебе камень?
– Буду строить пивоварню для Дренга. Его жена варит эль, а деревянные постройки то горят, то рушатся.
– Строить, говоришь? Ты?
Эдгар выставил подбородок:
– Ну да.
– Больно ты молод. Сдается мне, Дренг искал строителя подешевле.
– Камень он тоже хочет дешево.
– Деньги при тебе?
«Может, я и молод, – хмыкнул про себя Эдгар, – но дураком никогда не был».
– Дренг заплатит, когда камни доставят.
– Ладно, твоя взяла.
Скорее всего, мастер и его подручные перенесут камни вручную или отвезут на телеге до реки, а затем погрузят на плот и поплывут вниз по течению к переправе Дренга. Им потребуется несколько поездок, каким бы большим ни был плот.
– Где заночуешь? – спросил Габ. – В таверне?
– Я же сказал, у меня нет денег.
– Тогда придется спать здесь, у нас.
Эдгар искренне поблагодарил мастера.
* * *
Жену Габа звали Бидухильд, но мастер называл ее Би. Она вела себя радушнее мужа и пригласила Эдгара разделить с ними ужин. Едва миска опустела, юноша осознал, что смертельно устал после долгой дороги. Он улегся на пол и тут же заснул.
