Текст книги "Толстушка в самолете"

Автор книги: Келли ДеВос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Толстая
За три года до NutriNation, а лагерь для похудения – отстой

– Я не надену это, чертов фашист.

Я хмурюсь, глядя на точную копию Джека Лалэйна77
  Американский деятель альтернативной медицины, натуропат, диетолог, пропагандист здорового образа жизни, бизнесмен, шоумен.


[Закрыть]. Он протягивает мне зеленую футболку. На ней жирными буквами напечатано «Сказочный водопад». А рядом иллюстрация пикси, которую мог нарисовать Энди Уорхолл, сидя на метамфетамине.

А вот кое-что получше. Спортивные штаны того же тошнотворного оттенка.

– Тогда надеюсь, что вам нравится бегать голой, мисс Вонн. Мы отправляемся в девять часов. Исключений нет.

У сварливого начальника лагеря тусклые серые волосы. Скорее всего, в молодости у него были тусклые каштановые волосы. Его губы растягиваются в тусклую тонкую линию. Выпирающие мышцы готовы прорвать поношенную футболку с логотипом лагеря.

Я осматриваю маленькую хижину. Какой-нибудь оптимист описал бы ее как сельский домик, но я бы назвала это деревянной хибарой. В комнате напротив друг друга стоят две узкие койки на стальных ножках, а на одной стене висит белая доска. Кто-то написал там «Можжевеловая хижина. Кровать 1: Куки Вонн. Кровать 2: Пайпер Сондерс». Моей соседки нигде не видно. Она приехала раньше меня и явно с радостью присоединилась к групповым занятиям чертова «Сказочного водопада».

– Расхаживать голым нелегально, мистер Гетти, – говорю я. – И я хочу получить свою одежду – ту, что я сшила сама. Ту, что идеально мне подходит.

Вы понимаете, как сложно идеально раскроить прочную хлопчатобумажную ткань? Или соединить три разных цветочных принта? А еще у меня там сумка Moschino, из-за которой я чуть не потеряла глаз во время драки на распродаже.

– Если у нас появятся проблемы, мисс Вонн, я всегда могу позвонить вашей матери. – В голосе Гетти слышится угроза. Он думает, что этого я боюсь больше всего.

– Можете, – соглашаюсь я, мило улыбаясь. – А если каким-то чудом она подойдет к телефону, пожалуйста, скажите ей, что я очень хочу поговорить с ней.

Губы Гетти сжимаются в еще более тонкую белую полоску.

– Все просто, мисс Вонн. Нет форм – нет похода. Нет похода – нет обеда.

Он возвращается в девять и видит, что я сижу на кровати. Все еще в шевронном свитере, который сама связала, и юбке миди, сделанной бабушкой из окрашенного вручную джерси.

Я читаю фэнтези. Жаль, что не могу запрыгнуть на страницы книги и стать принцессой с единорогом. Гетти стоит передо мной, отбрасывая мрачную тень на меня и деревянную стену хижины.

– Зачем родители послали тебя сюда? – спрашивает он, листая страницы, прикрепленные к дощечке, которую носит с собой.

– Сюда меня послал Чэд Тейт, – говорю я, – потому что ему нравится трахать мою маму. И обманывать. Поэтому ваш вариант идеален. Я здесь. А он проводит Рождество, занимаясь сексом во время заранее заказанной поездки на пятизвездочный курорт.

Гетти игнорирует меня:

– Они выбрали этот лагерь, потому что я даю результат. Четыре с половиной килограмма за три недели. Без исключений.

– Нет понятия «они», – говорю я. – Мой папа – доктор. Он в Гане в качестве одного из представителей католической врачебной миссии. Он бы никогда не согласился отослать меня сюда.

Я обхватываю себя руками. В действительности я понятия не имею, на что бы согласился мой папа. Уже почти десять лет он всего лишь голос по телефону или бессмысленные сообщения на моем почтовом ящике.

Я перестала отвечать ему прошлым летом.

Старик снова игнорирует меня:

– И я получаю результат простым путем. Мои подопечные теряют калорий больше, чем поглощают. Вот и всё. Я не занимаюсь этими фрейдовским психотрепом, бредом типа «еда ваш друг». Мне наплевать, что мама не обнимала тебя или папа был слишком занят, чтобы обращать на тебя внимание…

На морщинистом лбу Гетти появляются глубокие складки, когда он, щурясь, смотрит на бумаги.

– Мне нужна моя собственная одежда, – говорю я. Нужно продолжать злиться. Это единственная защита против слов Гетти, которые слишком близки к действительности.

– Надеюсь, эта мысль утешит тебя, пока все остальные будут есть шоколадный пудинг на обед, – ворчит он.

Он захлопывает за собой дверь, отчего с крыши хижины сыплется дождь из пыли. Я продолжаю читать.

Днем я слышу, как ушедшие в поход возвращаются в лагерь. Дверь хижины открывается, и я впервые встречаю свою полную оптимизма соседку. Мы примерно одного размера, так что легко представить, как я буду выглядеть в этой ужасной зеленой форме, которую мне пытается навязать Гетти. Коричневые волосы Пайпер Сондерс завязаны в пучок на макушке.

Она на цыпочках заходит в хижину и видит меня. Пайпер открывает рот, собираясь что-то сказать, снова его закрывает и следующие несколько минут роется в сундуке рядом со своей кроватью. Дверь с грохотом закрывается, когда она выходит. Чуть позже она возвращается и молча садится на койку напротив меня, демонстративно жуя злаковый батончик. Все время до ее ухода на ужин мы просто смотрим друг на друга.

К тому моменту я уже знаменитость. У моей хижины собирается толпа. Я слышу их через тонкие деревянные стены. Они начинают спорить: половина считает, что я лидер нового движения сопротивления, и хочет присоединиться к моей армии толстяков.

Пайпер высказывается за вторую половину:

– Она высокомерная стерва. Ее мамаша – какая-то знаменитая модель в Нью-Йорке, поэтому она считает, что слишком хороша для этой формы. Надеюсь, ее заставят поголодать… – У девочки сильный австралийский акцент.

Я пинком распахиваю дверь. Все отпрыгивают назад и обмениваются смущенными взглядами.

– Скажи это мне в лицо. Скажи это. Мне. В лицо.

Я сжимаю зубы и кулаки. Пайпер отходит от меня. Я верю, что могу победить ее. Что бы она ни думала, я выросла не в пентхаусе на Пятой авеню. В моем районе нужно быть всегда начеку.

Нас окружает толпа, а я вот-вот начну драку.

Гетти прорывается через кольцо ребят и, схватив меня за локоть, отводит в помещение лагерного офиса. Мне хочется рассмеяться, когда он пытается связаться с матерью. Я знаю, что на конце провода Кэссиди.

– Я звоню по поводу ее дочери.

Пауза.

– Таиланд? Она не сказала, как связаться с ней?

Пауза.

– Бабушка?

Гетти поворачивается ко мне, но я качаю головой.

– Моя бабушка на пути в Святую землю. Мама должны была… – Я замолкаю. Странно признавать, что моей бабушке пришлось умолять маму присмотреть за мной. – Моей бабушке пришлось уехать. Ее община оплатила поездку. – Такое впечатление, что я защищаюсь. Даже мне так кажется.

Внимание Гетти сосредоточено на звонке Кэссиди, а я пытаюсь понять, как оказалась здесь. Как мама могла послать Чэда забрать меня. Почему он оставил меня в этом лагере, подобно мешку с грязной одеждой для химчистки. На глаза наворачиваются слезы.

Но я справляюсь с ними, когда Гетти вешает трубку.

– Ну-ну, мисс Вонн. Кажется, вы не преувеличивали.

– Простите, что разочаровала, – говорю я. – Но мама не будет шокирована, если я откажусь влазить в эти спортивные штаны, – моя мама не заметит, если я сбегу и присоединюсь к торговому флоту.

– Нет, – соглашается он, безрадостно улыбаясь. – Но, скорее всего, она также не будет против, если вы не поужинаете сегодня вечером. – Он смеется, когда мой живот урчит. – Увидимся утром, мисс Вонн.

Пайпер избегает меня. Когда она возвращается в хижину, уже темно. До выключения света она лежит на своей койке, лицом к стене. Даже через всю комнату я ощущаю ее нервозность. Воротник свитера царапает мне шею. Торчащие из-под юбки голые ноги замерзли.

А в десять мы слышим крики «Выключать свет». Пайпер нажимает на выключатель рядом с кроватью.

– Расслабься, – говорю я в темноту. – Я не собираюсь нападать, пока ты спишь.

Молчание.

Что-то типа того. Стрекочут сверчки. Снаружи трещит умирающий костер.

И тут:

– Какие у тебя проблемы-то?

Это Пайпер спрашивает. Нежным девчачьим голосом.

И я не знаю ответ.

– Хочешь, чтобы я ограничилась одной?

Она смеется.

– Я бы убила, чтобы стать тобой, – говорит она.

– Ну конечно, – бормочу я.

Девчачий тон исчезает из ее голоса:

– Ты похожа на модель размера плюс. А если бы ты просто…

– Сбросила вес, то стала бы похожа на мать, – огрызаюсь я. – Знаю.

– Ты не хочешь походить на нее? Не хочешь выглядеть, как Лесли Вонн Тейт? – Кажется, Пайпер удивлена.

– Совсем не хочу быть такой, как она, – отвечаю я.

– Так, – медленно говорит она, – почему ты не наденешь форму? Она не такая уж плохая.

– Наверное, она нормальная, – говорю я. – Просто я сама шью себе одежду. И то, что я ношу, это то, что я могу…

– Контролировать? – заканчивает за меня Пайпер.

Снова молчание.

– Как ты сюда попала? – спрашиваю ее я, желая сменить тему.

Она отвечает не сразу. Я начинаю думать, что она заснула, когда Пайпер вдруг шепчет:

– Конкурс в Интернете.

– Подожди, ты хотела попасть сюда? – спрашиваю я.

– Ага, Куки Вонн, – говорит она. – Я хотела приехать сюда. Из-за семьи. Моя мама говорит, что у нас всех широкая кость. У братьев такая широкая кость, что их выгоняют из кинотеатров, потому что они занимают слишком много места. Нас пятеро. Никого из нас не приглашали на танцы…

Я молчу.

– Чтобы приехать в этот лагерь, нужно заплатить двенадцать тысяч австралийских долларов. Так что можешь считать меня жалкой, если хочешь. Может, так и есть. Мне пришлось написать сочинение. «Как „Сказочный водопад“ изменит мою жизнь».

– Я не считаю тебя жалкой, – шепчу я.

– Я хочу выйти замуж. Полетать на дельтаплане. Заняться серфингом, – говорит она. – Хочу пойти на танцы старшеклассников. Мама считает, что есть только пять видов еды: мясной пирог, ножка ягненка, рыба и чипсы, шоколадное печенье и ламингтоны88
  Небольшое печенье, покрытое шоколадом, с кусочками кокоса, австралийское лакомство.


[Закрыть]. Это мой единственный шанс.

Нужно что-то сказать. Знаю. Насчет того, что в жизни не только один шанс. Что жизнь – это не только наша внешность. Что счастливый конец не должен доставаться только худым.

Но тут в дверь стучат. Тихо.

– Куки? Куки Вонн?

Я слегка приоткрываю дверь. Придурок Гетти недавно заставил всех погасить свет, но парень у двери хижины держит в руке маленький походный фонарь на батарейках.

– Я решил, что ты будешь не против поужинать, – говорит парень.

Пайпер наклоняется вперед на своей койке, пытаясь понять, что происходит.

– Кто ты? И почему тебе не все равно, поем я или нет? – спрашиваю я.

Он машет фонарем рядом со своей светлой кудрявой головой:

– Это я, Томми. – Он произносит это так, словно я должна узнать его. Словно мы всю жизнь были закадычными друзьями.

– Томми кто?

Он опускает фонарь. Его плечи поникли. Фирменная футболка лагеря на несколько размеров больше него. Сложно сказать, что у парня девять лишних килограммов. Кто бы ни отправил его в лагерь, он явно злее Чэда Тейта.

– Томми Уэстон.

Имя мне не знакомо.

– Моя мама работает на команду «Кардз». Мы встретились с тобой на матче «Кардз» против «Джайентс».

Я вспоминаю эту игру. Помню только, как Чэд Тейт вылил пиво на мою новую пару лоферов.

– Я каждое воскресенье вижу тебя в «Донатвиле», когда покупаю дюжину пончиков для церкви.

Ага, как и любой католик в радиусе пяти миль.

– Ой, да ладно! Я сижу позади тебя на тригонометрии.

И тут я начинаю вспоминать. Может, я уже видела его пушистую копну волос, когда передавала варианты теста или типа того.

– Ладно, хорошо. Привет. Чего ты хочешь?

Краем глаза я вижу, как Пайпер чуть ли не отшатывается в ужасе. Я боюсь, что теряю связь, которую мы обрели, поговорив по душам.

– Я услышал о том, что произошло с мистером Гетти. И… ну… моя мама знает твоего папу… я подумал, что ты будешь голодна… подумал, может, стоит…

Я упираю руки в боки:

– Чэд Тейт мне не папа.

– Да, конечно. Прости. – Он снова поднимает фонарь. Он похож на светловолосого парня с обложки «Маленького принца». Полный надежд. И немного потерянный. – Так ты не хочешь пойти на пикник? Увидеть Сказочный водопад?

Я прикусываю нижнюю губу.

– Сказочный водопад существует? Это не просто какой-то странный маркетинговый ход Герберта Гетти?

– Водопад настоящий. Мы ходили туда утром. Это недалеко. Идти примерно минут сорок пять. Давай покажу. – Он улыбается, и его зубы сияют зеленым.

Я знаю, что не могу идти в поход в юбке и на танкетках.

– Он подбил тебя на это? Гетти послал тебя сюда, чтобы вынудить меня надеть костюм Халка?

Парень закрывает рот и пожимает плечами:

– Надевай что хочешь. Я лишь предлагаю сэндвич.

Сэндвич. Понятия не имею, когда Гетти позволит мне поесть, и этой мотивации достаточно.

– Ладно, подожди. – Я захлопываю дверь и натягиваю слишком большой зеленый спортивный костюм.

Пайпер улыбается мне и машет, когда я завязываю конверсы и выхожу из хижины.

– Эй! Не делай мне больно, Халк, – шепчет Томми, когда я присоединяюсь к нему снаружи.

– Ха-ха. Я надела костюм. А теперь, где мой сэндвич, Павлов?

Я поправляю жесткую кромку костюма, пытаясь выглядеть менее толстой. Ничего не выходит. А зеленый цвет – преступление против человечества, так что, наверное, это не имеет значения.

Томми тушит свет и показывает мне следовать за ним по дорожке.

– Знаешь, все не так уж плохо. Почему ты устроила такой скандал из-за этого?

Мне приходится держаться поближе к нему, чтобы не споткнуться в темноте. И я молчу. Частично потому, что тропинка идет вверх и мне становится трудно дышать. А частично потому, что я не знаю ответ. Что-то из сказанного Пайпер задело меня. Заставило задуматься, что, может, лагерь не так уж и плох.

– Разве не легче иногда просто плыть по течению? – спрашивает он.

– Черчилль сказал это… сказал, когда нацисты… захватили Польшу… – Надеюсь, мое тяжелое дыхание не бросается в глаза.

– Ах, так сейчас ты сравниваешь меня с Гитлером?

Луна поднимается все выше в небе, и кажется, что мы идем всю ночь. Наконец мы останавливаемся, и Томми включает фонарь на всю мощь, поднимает его и освещает каменистый край водоема. От поверхности поднимается белый пар и доносит до нас запах протухших яиц.

– Большой призматический источник, – говорит он раскатистым голосом. А потом добавляет потише: – Стоит увидеть его днем. Он словно бы с другой планеты. Цвета меняются. Иногда видно темно-синий, иногда золотой и красный.

– Это все водоросли, – отвечаю я, – и бактерии. Это место в целом один большой источник инфекции. И пахнет так же.

Он смеется, и мы идем дальше. Типично. Я только отдышалась. Издалека доносится шум воды. Луч света выхватывает из темноты три ветки. Томми говорит что-то о кострах и чистке леса. В отличие от меня он не пыхтит и не кряхтит.

Парень останавливается и расстилает на мхе походное одеяло. В лунном свете мох кажется желтовато-зеленым. Я стою у края скалы, глядя в темноту. За спиной я слышу удар, когда Томми кидает свой рюкзак на землю. А передо мной с обрыва срывается вода. Томми присоединился ко мне, держа фонарь над слабым потоком воды.

– Сказочный водопад, – говорит он.

– Не так уж и плохо, – улыбаюсь я.

Несмотря на ненависть к лагерю, Гетти и Чэду Тейту, есть что-то интересное в серых гранитных формированиях и стволах деревьев, покрывающих склон холма. Все это похоже на начало плохого подросткового ужастика. Или место игры великанов в микадо.

– Давай, – говорит Томми, хватая меня за руку.

Мы сидим на холодном одеяле. Из рюкзака Томми достает сэндвичи с ветчиной, соленые чипсы из киноа и яблоки. И шоколадный пудинг. Все это жуткая лагерная еда. Но после сегодняшнего дня все это больше похоже на пир гурманов.

– Слушай, я знаю, что тебе все это не в радость, – говорит он.

– Ну да, – отвечаю я, откусывая кусочки сэндвича, – есть причина, по которой ты в восторге от перспективы есть салатные роллы и вставать в четыре утра, чтобы побегать?

Томми пожимает плечами и открывает упаковку пудинга:

– Я не против бега. Вот салаты, наверное, не люблю. И нам не нужно вставать в четыре.

Я опускаю сэндвич:

– Ладно. Но почему ты здесь? Ты не… толстый.

Томми улыбается:

– У мамы в детстве были проблемы с весом. Она все рассказывает и рассказывает о генетике и как все повторяется. Так что вот он я здесь.

– Это тупо.

Он минуту обдумывает сказанное.

– Ну, варианта было два: сюда или к бабушке, проводить все каникулы, вышивая крестиком цитаты Уолта Уитмана99
  Американский поэт и публицист.


[Закрыть]. А это весело, да?

Я вздыхаю. Знаю, что он надеется на будущее. Такое часто происходит со мной. Парни милы со мной, надеясь, что я сяду на капустную диету и начну ходить по подиуму в лифчике, как моя мама. Говорят, что мы похожи. Я отражение супермодели Линдси Вонн Тейт в кривом зеркале.

Прежде чем я успеваю сказать Томми Уэстону отстать от меня, он показывает на маленький красный шар на горизонте:

– Ты когда-либо наблюдала за Арктуром?

Я прослеживаю за его взглядом и смотрю на ночное небо:

– Что это?

– Звезда. Четвертая по яркости, вообще-то. Страж Медведицы.

Я фыркаю:

– Здорово. Теперь ты Билл Най Научный Парень.

Он игнорирует меня:

– Папа, бывало, рассказывал мне эту историю. О том, как с помощью света Арктура открыли мировую ярмарку в Чикаго в 1933 году.

Я сижу, скрестив ноги, и тоже смотрю на звезду:

– И как они это сделали?

Томми поворачивается ко мне:

– Ну, они установили фотоэлементы и использовали несколько огромных рефракционных телескопов, чтобы…

– Ладно. Забудь, что я спросила, – замечаю я, и мы оба смеемся.

– Смысл в том, что есть Арктур. Он может быть каким-то шаром газа, плавающим примерно в тридцати семи световых годах от нас, и ему нет дела ни до кого и до ни чего. Или мы можем взять телескоп, настроить его свет и послать его над толпой из десяти тысяч человек. Мы решаем, что делать. – Он смотрит на темное небо – загадывает желание на падающую звезду.

В нем есть что-то такое милое, как и в мире, который он придумывает себе.

– Так это вариант мотивационный речи твоего папы? – Я хихикаю. Звучит как-то странно.

– Мой папа – учитель физики. Он любит применять свои знания.

Мы собираем мусор и возвращаемся в лагерь. Прогулка назад намного приятнее, чем поход к водопаду, поскольку по большей части приходится спускаться.

Когда мы подходим в Можжевеловой хижине, Томми протягивает мне руку.

– Друзья? – спрашивает он.

– Друзья, – соглашаюсь я.

Я смотрю, как он идет к мальчишеской стороне лагеря. Позади него виднеются низкие заснеженные горы.

В хижине Пайпер еще не спит.

– Какой-то вожатый принес твою сумку. Не волнуйся. Я сказала, что ты в туалете. Думаю, юрист мистера Гетти сообщил ему, что, строго говоря, он не может лишать тебя еды.

Я пожимаю плечами и убираю сумку в угол рядом с койкой:

– Наверное, просто надену форму. То есть в чем проблема, так же?

Пайпер улыбается мне:

– У тебя там что-то есть, кроме красивой одежды?

Расстегнув сумку, достаю несколько журналов:

– Могу я заинтересовать тебя журналом Seventeen? Без него я не выхожу из дома.

«Сказочный водопад» – отстой.

Быть не одной – круто.

Худая
738-й день программы NutriNation, и еды нет

Люди Миллера стараются изо всех сил. Наверное, они переживают, как бы я не изобразила его каким-то антихристом.

Я еду в отель Refinery в шикарном лимузине. Водитель говорит мне брать из мини-бара все, что захочу. Повторяет это три раза.

Наконец он качает головой:

– Вы, красивые девушки, ничего не едите.

Правый глаз начинает дергаться.

– Думаете, когда Гарет Миллер едет в лимузине, он ест?

Оставшуюся часть поездки мы молчим.

Отель Refinery – роскошный дворец из белого мрамора и обшивки из клена. Судя по всему, только крутым шведам стоит селиться в такие номера. Пайпер ждет перед отелем, стоя под стеклянным навесом, и пытается сложить черный зонтик. Огромный плюс этой поездки в том, что я могу потусить с лучшей подругой.

– Ты добралась! – кричит она.

– Выглядишь здорово. – Я показываю на ее волосы: – Они стали темнее.

Пайпер кивает:

– Да, я пытаюсь косить под Данни Миноуг. И конечно же на мне оригинальное изделие от Куки Вонн.

Она показывает на свой наряд, словно она модель из телешоу. К платформам и джинсам она подобрала созданную мной толстовку. На ней придуманный мной узор из ретро-ракет, на которые меня вдохновила ракета TWA Moonliner. Я увидела ее в Диснейленде, когда ездила туда с бабушкой.

Пайпер – моя муза.

У Юбера де Живанши была Одри Хэпберн. Кельвина Кляйна десять лет вдохновляла Кейт Мосс.

У меня же есть Пайпер, храбрая, красивая и умная. Когда-нибудь, когда у меня появится собственный бренд, надеюсь, девушки вроде Пайпер будут стоять у касс магазинов, охапками покупая мои дизайнерские вещи.

Где-то на следующей год после поездки в «Сказочный водопад» Пайпер стала образцовым ребенком лагеря. Она словно бы жила, чтобы есть салатные роллы и читать журнал Runner’s World. Уверена, где-нибудь в Вайоминге мистер Гетти описался от радости при мысли, что теперь у него есть новое доказательство эффективности лагеря.

Пайпер сбросила 23 килограмма.

А потом…

Она перестала терять вес и в день потребляла не больше тысячи двухсот калорий. Пайпер так много тренировалась, что даже в школьном автобусе делала упражнения «подъем на носки». Мы созванивались по «Скайпу» дважды в неделю, и за эти шесть месяцев, если не ошибаюсь, она ни разу не улыбнулась.

Однажды во время видеочата Пайпер наклонилась ближе к экрану и сказала:

– У меня размер двадцать и так и останется. Я стала той, кому наплевать. Буду делать, что захочу, и стану счастливой.

Так она и сделала.

Мое внимание возвращается к парню, стоящему на тротуаре. Он хочет что-то сказать.

– Привет! Ты из…

Пайпер проводит меня через раздвижные стеклянные двери отеля, прежде чем тот успевает сказать: «Австралия». Мы обе закатываем глаза. Пайпер сталкивается с таким по сто раз в день.

– Так рада, что ты здесь, – говорю я. – У ребят в Колумбии получается учиться, когда ты рядом?

Она смеется, показывая ряд белых зубов, о которых позаботился ее папа-ортодонт.

– Жаль, что ты не здесь. Напомни, почему ты выбрала университет штата Аризоны.

– Потому что он бесплатный. А у меня нет денег, – говорю я.

Но Пайпер все это знает. В Университете Аризоны у меня полная стипендия. Знаю, она дает мне возможность повозмущаться по поводу мамы, но я и так уже потратила на это слишком много времени в самолете.

Поэтому я дразню ее:

– Напомни мне, почему ты занимаешься введением в право?

Пайпер убирает темные пряди с лица:

– Ты так произносишь «введение в право», словно это какие-то неприличные слова. Когда станешь великим дизайнером, тебе понадобится человек, который будет судиться со всеми теми идиотами, что попробуют подделать твои сумки. А тебе нужно поспешить и стать знаменитой, чтобы я смогла продать этот джемпер на eBay. Отплатить студенческий заем.

Я регистрирую нас в отеле. Этот процесс позволяет мне почувствовать себя… ну, взрослой. На ресепшене спрашивают, нужен ли мне портье, чтобы занести наши чемоданы в номер. Мои мысли зациклены на чаевых и правилах общения. Я что-то бормочу и ухожу от стойки.

Мы с Пайпер тащим чемоданы к черным дверям лифта.

– Готова к безумной ночи в городе, детка? – спрашивает она.

Мы идем по длинному коридору. Номер огромен: на стенах панели из клена, а на кроватях огромные белые подушки.

Проблема в том, что безумие это не про нас. Пайпер проводит большую часть свободного времени за просмотром серий «Закона и порядка» и чтением биографий Рут Бейдер Гинзбург. По вечерам в субботу я обычно сижу дома и стираю ткань или учусь программировать мою новую машинку для вышивания.

Пайпер открывает папку с информацией об отеле:

– Тут есть ресторан. «Паркер и Квинн». Бургеры гурме. Думаю, тут можно смотреть, как повар готовит их.

Я падаю на толстое белое одеяло королевской кровати:

– Здорово. Буду смотреть, как кто-то готовит еду, которую я не смогу съесть.

Пайпер закатывает глаза и переворачивает страницу:

– Ладно. Что насчет этого? Крыша Refinery.

Я заглядываю через ее плечо:

– Это бар.

– У меня есть фальшивое удостоверение личности, – говорит она. – И смотри, оттуда видно здание Эмпайр Стейт Билдинг.

Мы решаем пойти в этот бар. Ну то есть нам девятнадцать, мы одни в Нью-Йорке, и нашу комнату оплатила кредитка Гарета Миллера.

В одном Пайпер права. Вид потрясающий. Свет Эмпайр Стейт Билдинг просачивается сквозь стеклянную крышу террасы. Все здание, вся конструкция словно бы говорит: «Ты сможешь. Ты добьешься желаемого».

И кому-то может показаться, что эта крыша создана для романтики. С железных столбиков свисают круглые фонарики, а на длинных деревянных столах мерцают свечи. Но сегодня вечер субботы и здесь повсюду люди среднего возраста из сферы торговли, обсуждающие разные сделки. А в углу празднуют пятидесятый день рождения Роберты.

Мы садимся у барной стойки. Пайпер заказывает лимонный мартини, а я – диетическую колу. Она начинает спорить, но я поднимаю руку:

– Ты же знаешь, что я не трачу дневные калории на алкоголь.

– Я бы не назвала это тратой, Куки, – говорит Пайпер, слегка улыбаясь.

Я фыркаю:

– А я бы назвала. То есть я уже два года не ела чипсы «Дорито». Если уж пускаться во все тяжкие, лучше заказать чипсы «Кул Рэнч».

Пайпер пристально смотрит на меня. В оранжевом свете ее ресницы отбрасывают длинные тени на щеки.

– Так вот оно, да? Ты наконец встретишься с Гаретом Миллером? Создателем всех этих коллекций?

Я делаю паузу, пытаясь придумать, как объяснить всю странность этого рейса.

– Вообще-то я уже встретилась с ним. Кажется, его личный самолет сломался. Он сидел рядом со мной. Ступил на борт в аэропорту Далласа.

Пайпер наклоняется вперед и легонько шлепает меня по руке:

– И ты только сейчас говоришь об этом! Расскажи мне все подробности.

Я пожимаю плечами:

– Нечего рассказывать. Я упомянула блог. Интервью. Он спросил о моей маме.

Пайпер прикусывает нижнюю губу.

– Так это было неловко?

– Немного.

Ее взволнованное выражение сменяет ухмылка:

– Он горяч?

Я смеюсь, когда она двигает бровями.

Рядом с нами в баре сидят два парня и разговаривают так громко, что их слышим и мы.

– …словно это моя вина, что она застряла в административном отделе. Работа старшего аналитика включает в себя и поездки, – говорит тот, что сидит рядом с Пайпер. – Думаешь, я могу отправить ту девчонку в Ухань? Когда я в последний раз отправил толстушку в Китай, дочь клиентки попросила подсказать, как помочь кролику набрать вес.

– Ох. Ай. Холодное, – замечает второй мужчина, потягивая из высокого стакана с пивом.

Я понимаю, что мы с Пайпер перестали говорить и в ужасе смотрим на мужчин. Я пытаюсь снова завязать разговор:

– Так ты сходила на тот семинар по разным видам права? Уже решила, юристом в какой сфере хочешь стать?

Пайпер улыбается. Это больше похоже на ухмылку Чеширского кота.

– Ага, есть куча разных классных отраслей законодательства. В действительности…

– …и я сказал ей. Убери эту тарелку с конфетами со стола. Периодически занимайся на тренажере-лестнице. И тогда возвращайся и поговорим о повышении, – продолжает мужчина.

Мы снова замолкаем. Я смотрю на костюм парня. Не понимаю людей, но одежду – да. На нем костюм от Ermenegildo Zegna. Цвета морской волны. Две пуговицы. Шерсть. Вполне возможно, стоит 3 тысячи долларов. А теперь посмотрим на самого мужчину. Его седеющие волосы слишком отросли, но рубашку недавно гладили. Беспечное богатство. Легкая власть. Опасная комбинация.

– Ага, – говорит Пайпер достаточно громко, чтобы привлечь внимание придурков. – Мы узнали о трудовом законодательстве, благодаря которому я могу засудить богатых идиотов, не дающих повышение полным женщинам.

Мистер Морской Костюм поворачивается к Пайпер.

– Здесь нет ничего незаконного, – говорит он, сердито глядя на нее.

– Это как посмотреть, – отвечает она, четко произнося каждую букву и так же сердито глядя на него.

Мужчина кладет на стойку стодолларовую купюру и покидает бар.

К нам подходит бармен, и мы заказываем еду. Пайпер берет бургер, а я прошу принести салат цезарь с курицей отдельно от соуса.

Я широко улыбаюсь подруге:

– Кажется, ты только что прогнала мультимиллионера-топ-менеджера из люксового ресторана. Ты и правда моя героиня.

Она фыркает от смеха, когда официантка приносит наши блюда. Я с завистью смотрю на чизбургер с беконом, который ставят перед Пайпер. Ломтики сыра чеддер плавятся и стекают на тарелку. Я заставляю себя отобрать пять сухариков, которые могу съесть с салатом.

Пайпер и не скрывает, что ее бургер изумительно вкусный.

– Знаешь, ты тоже могла бы съесть чизбургер, Куки.

– Не планирую, – говорю я, тыкая вилкой в отварную курицу, и я не в силах скрыть горечь в голосе.

– Если это из-за твоего плана у тебя такое лицо, то думаю, пришло время для нового, – отвечает подруга.

– Не все могут быть теми, кому наплевать, – замечаю я.

– Да, могут. – Пайпер берет несколько ломтиков картошки, приправленной специями.

Я бросаю взгляд на Эмпайр Стейт Билдинг:

– Если бы не NutriNation, я бы сюда не попала. Давай смотреть правде в глаза. NutriMin Water никогда не стали бы спонсировать мой блог, если бы я не использовала их продукты, чтобы сбросить вес.

Пайпер хватает мою сумку со спинки стула и роется в ней.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я. – Что ищешь?

– Твой хрустальный шар. Или очки мультивселенной, с помощью которых ты видишь альтернативную реальность. Они же здесь, да? А иначе как бы ты узнала, что произошло бы, сделай ты иной выбор? – говорит она.

Я хватаю сумку:

– Ох, так это все только в моем воображении? Ты слышала тех двух парней. В сфере моды ситуация еще хуже. Там моделями размера плюс называют худых людей. Там отказываются одевать полных знаменитостей на разные мероприятия и говорят, что актрисы размера шесть толстые.

Пайпер делает глоток:

– Ага. Повсюду издеваются над полными. Но мы сами решаем, что с этим делать. То есть да ладно тебе, Куки. Ты будешь создавать одежду для размера плюс, но не быть такой? Проживешь жизнь, боясь чертового чизбургера?

– Я не боюсь есть чизбургер, – отвечаю я. Не уверена, что это правда, поэтому продолжаю: – И мне жаль говорить тебе это, но в мире моды я и так размера плюс.

Подруга хмурится:

– Ну, я стану самым лучшим юристом на этом или любом другом континенте и засужу любого ненавистника толстых, который попробует меня остановить.

– Не все могут быть тобой, – говорю я ей.

– Мы можем быть, кем захотим.

Пайпер сильно ошибается. В мире моды полнота – смертный грех. Хихикающий злодей, похищающий щенков и превращающий их в пальто, будет и то популярнее в индустрии моды, чем толстый дизайнер. Но мне редко удается провести время с Пайпер в настоящей жизни, поэтому не хочу тратить его на споры. Я меняю тему на Колумбию, и остаток ужина мы шутим об ужасных новых соседях Пайпер.

Мы записываем наш ужин на корпоративную кредитную карточку Гарета Миллера и возвращаемся в номер.

Я заползаю в кровать и выключаю свет, но не могу расслабиться. Я представляю, как съеденные мной сухари устраивают драку на кулаках в моем животе. Я ворочаюсь и верчусь. Снова и снова вспоминаю темные задумчивые глаза Гарета Миллера, говорящего «А вот это мне уже нравится».