Текст книги "Бунт Стеньки Разина"

Автор книги: Казимир Валишевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Казимир Валишевский
Бунт Стеньки Разина
Исторический очерк

Предисловие

Известную реплику В. О. Ключевского о том, что «исторических писателей объединяет одно общее качество – они одинаково не знают истории», можно обернуть и другой стороной, бросив подобный упрек историкам, в большинстве своем недостаточно владеющим писательским мастерством. Вывод напрашивается сам собой: историк и писатель – сочетание столь же редкое, сколь и счастливое. Здесь и следует назвать имя Казимира Валишевского, тем более что на отечественном историко-литературном поприще он занимает исключительное место как по своему происхождению, так и по удивительной судьбе произведений, им созданных.

Польский историк и писатель, писавший, кстати сказать, по-французски, родился в 1849 году. Всемирную известность принесла Валишевскому серия произведении, посвященных русской истории XVI – XIX веков, изучению которой он отдал более тридцати лет жизни, – «Иван Грозный». «Смутное время», «Первые Романовы», «Петр Великий», «Дочь Петра Великого», «Вокруг трона», «Царство женщин», «Павел Первый» и другие. Последняя книга этого цикла, посвященная Александру Первому, вышла в 1925 году в Париже, где десятью годами позже автор и скончался.

Жанр и фактура книг Валишевского, пожалуй, не имеют аналогов в нашей исторической литературе – несмотря на научную основу, произведения Валишевского читаются, как увлекательные исторические романы, и нет ничего удивительного, что монографию о царствовании Екатерины Второй автор назвал во законам беллетристики – «Роман императрицы». Так что вопрос «писатель или историк» снимается единственным, пожалуй, ответом – «писатель-историк». Это сочетание и принесло ему всемирную известность.

Забавно, чтобы не сказать «дико», но труды Валишевского о русской истории были запрещены только в одной стране мира – России. Запрет продолжался вплоть до революции 1905 года, когда цензурные шлюзы были подняты и в отечестве нашем для Валишевского настали поистине красные дни – книги его начинают издавать сразу пять издательств; выходят и первые четыре тома полного собрания сочинений Валишевского.

Впрочем, «красным дням» популярного писателя-историка предел положила другая революция – Октябрьская. Валишевский был «закрыт» наглухо и надолго. Однако нынешнее время вновь подтвердило старую истину, что история повторяется. Едва ли не единственное достижение нашей перестройки – гласность – коснулось и литературного наследия К. Валишевского: только за последние два года репринтным способом переиздан десяток его книг. Так что, казалось бы, мы уже и не вправе числить произведения Валишевского в ряду библиографических редкостей. Но это не так.

Дело в том, что переизданы только крупные книги-монографии, посвященные эпохам русской истории. Но до сих пор современному читателю остаются неизвестными произведения Валишевского. в которых рассказывается об отдельных ее эпизодах. Впрочем, винить современных издателей в таком «упущении» было бы не совсем справедливо, поскольку эти труды писателя-историка разбросаны по страницам труднодоступной дореволюционной периодики, а если судить по каталогам «главной библиотеки страны», то они даже не удостоились сколько-нибудь приличной библиографии. Тем не менее нам посчастливилось отыскать и для начала предложить читателям одно из них – исторический очерк «Бунт Стеньки Разина».

Как и в названных выше «больших» книгах Валишевского, читатель не найдет здесь «классовой оценки» событий и героев, равно как и «социально-экономических предпосылок, обусловивших кричащие противоречия», а также «единственно правильного марксистско-ленинско-сталинского взгляда на историю» – всего того, без чего, как нам кажется, вполне можно обойтись, когда речь идет об истории и литературе. Но зато он найдет здесь то, что отмечал такой строгий ценитель, как Л. Н. Толстой, считавший книги Валишевского «очень интересными» и говоривший, что этот писатель «несколькими штрихами передает главное, характерное». Кроме того, благодаря легкому, изящному стилю автора, чего не оспаривали даже самые рьяные недруги Валишевского, читатель получит столь же редкую в этом жанре возможность поистине увлекательного чтения.

Пролог

Вокруг этой личности, несомненно весьма выпуклой, яркой и своеобразной, создалась цветистая и красивая легенда, дорогая поэтам и романистам. Даже в наши дни она извращает в глазах большинства истинный характер драмы, герой которой отважно поставил на карту свою голову. В сущности, вся его эпопея сводится к истории разбойничьей шайки.

С 1639 года татары закрыли казакам доступ к морю, установив надзор в Азове; некоторые из казаков стали искать выхода через Астрахань. Отсутствие между Доном и Волгой прямого водного сообщения не составляло непреодолимого препятствия для легких челнов этих пиратов. Казаки ухитрились перетащить их от реки к реке. Но Москва, заботясь о сохранении мира с шахом, султаном и ханом, старательно оберегала доступ к Каспийскому морю. Казачья вольница поднялась поэтому вверх по Волге, набрала сторонников среди низших слоев прибрежного населения, ограбила торговые суда и выдержала форменную осаду в крепостце, сооруженной на одном из притоков Волги, Иловле, и названной «Новая Рига».

Восемь лет спустя предприятие, с которым Стенька Разин связал свое имя, было лишь более широким повторением этого заурядного набега.

В 1666 году шайка, численностью в 500 человек под начальством атамана Васьки Уса опустошила провинции воронежскую и тульскую, бунтуя крестьян и крепостных и избивая помещиков. На запрос из Москвы донской старшина ответил, что над виновными учинена быстрая и строгая расправа. Между тем Васька Ус, продолжавший свои похождения, вскоре оказался отодвинутым на задний план несравненно более предприимчивым атаманом.

Степан Тимофеевич Разин, прозванный Стенькой, был среднего роста, широкоплеч, крепко сложен, отважен, жесток и хитер; он давно уже пользовался некоторою известностью среди сотоварищей. В описываемое нами время ему было около сорока лет. Посланный в 1661 году к калмыкам, чтобы склонить их к совместным с казаками действиям против татар, он с успехом выполнил свое поручение. Осенью того же года Разин побывал в Москве и совершил паломничество в Соловецкий монастырь.

Проявления подобной набожности были довольно часты среди казаков, несмотря на их невоздержанный образ жизни и распущенные нравы. В Черняеве (В Шацком уезде, нынешней Тамбовской губернии) эти атеисты соорудили даже и содержали монастырь, в котором некоторые из них схимились, когда возраст, болезнь или какое-либо увечье лишали их возможности вести боевой образ жизни.

По словам иностранных летописцев, брат Степана Тимофеевича, служивший несколько позднее в войске князя Георгия Долгорукого, был повешен за дезертирство. Степан и третий брат, Фрол, будто бы поклялись отомстить за него боярам и воеводам. Однако, ни документы, которыми мы располагаем, ни местное предание не подтверждают этого эпизода. Достаточно подготовленная, очерченными выше условиями деятельность Стеньки Разина, по-видимому, не нуждалась ни в каких особых побуждениях, – для нее достаточно было темперамента, весьма склонного откликнуться на запросы жизни.

Приняв на себя командование голодным сбродом и разбойниками, присоединившимися к ядру шайки, собранной Усом, Разин попытался пробраться к морю через Дон. Задержанный самими казаками, Стенька поднялся по реке до места, где ее течение наиболее приближается к Волге, получил от жителей Воронежа запасы пороха и свинца, и основал между Иловлей и Тишиней вторую, более внушительную «Ригу». Вскоре затем, с тысячью людей, он напал на караван, спускавшийся по Волге с хлебным грузом для Астрахани. Барки были разграблены, агенты, сопровождавшие хлебный транспорт, подвергнуты пыткам и повешены. Одна из барок принадлежала патриарху Иосафу, недавно унаследовавшему сан Никона, – весьма возможно, что это обстоятельство внушило Стеньке выдать себя за союзника Никона, мстящего за его низложение. Таким образом, набег мог быть примирен с благочестивыми воспоминаниями о паломничестве в Соловки. Позднее легенда о пребывании Никона в шайке отважного атамана находила много верящих в очень широких кругах населения. Один из летописцев пишет даже, будто Стенька Разин старался подкрепить этот слух, возя с собою куклу, изображавшую опального патриарха.

Ограбленный караван сопровождал отряд стрельцов, даже не пытавшихся оказать сопротивление. Бездействие стрельцов воспламенило народное воображение. Атаман прослыл колдуном.

Одним окриком он останавливает корабли; одним взглядом повергает в оцепенение солдат, которым поручена охрана их; от его тела отскакивают пули.

Возбужденный столь легко давшимся успехом, Стенька на несколько времени расположился лагерем в окрестностях Камышина, на холмах, доныне носящих его имя. Затем, спустившись по Волге, он миновал Царицын; легенда уверяет, будто пушки крепости опять-таки оказались негодными для стрельбы и воевода поэтому вынужден был послушно выполнить приказания атамана. Город, однако, не был взят. Тем не менее, направившись далее с отрядом, насчитывавшим уже 1500 человек на тридцати пяти лодках, Разин миновал в обычное время хорошо охраняемый проход Черного Яра и пробился к морю.

Невозможно угадать, каким планом руководствовался он тогда. Вероятнее всего, что у него вовсе не было никакого плана. Авантюрист, он лишь искал приключений. Стенька Разин обогнул северный берег Каспийского моря до устья Яика, нынешнего Урала, и напал на небольшой городок этого же имени, не оказавший никакого сопротивления. Командир малочисленного московского гарнизона, находившегося в Яике, Сергей Яцын, уверял потом, будто попался впросак, думая заманить нападающих в ловушку. Раскрыв двери церкви, в которой они желали помолиться, он надеялся, что захватит их там всех в плен. Несомненно лишь одно: стрельцы несколько времени колебались,– одни советовали присоединиться к казакам, другие – выйти на астраханскую дорогу, – и затем почти все были перебиты.

Городок этот несколько времени служил победителю оперативною базой для сухопутных и морских экспедиций против татар, к устью Волги и против мусульманских кораблей вдоль дагестанского побережья.

Хотя сначала этому движению не было придано существенного значения, в Москве начали теперь тревожиться; заволновались на Дону и сами казаки, все громче выражавшие желание присоединиться к прославленному атаману. Войсковой старшина Корнил Яковлев чувствовал, что его авторитет падает. Он не мог считать в безопасности даже свою жизнь; круг отказывался слушать старых и сдержанных казаков.

Переговоры, завязанные обеими сторонами с казаками, захватившими Яик, не дали никакого результата. Не произвели никакого впечатления и послания от самого царя. В конце 1667 года астраханский воевода князь Иван Прозоровский получил приказ выступить в поход. Стенька Разин мгновенно справился с высланным против него отрядом; часть солдат он переманил на свою сторону, остальных перебил. Весной следующего года он получил с Дона подкрепление в 700 казаков и вышел в море; начался самый блестящий период его карьеры.

Персидская эпопея

Опустошив персидское побережье от Дербента до Баку, Разин достиг Решта. Вступив с казаками в переговоры и согласившись обменяться заложниками, губернатор города Будар-хан открыл рейд казачьей флотилии; в то время, как этот успех разнесся по всему Дону, Стенька стал мечтать о переселении на персидскую территорию и послал шаху предложение поступить к нему на службу.

При таком направлении предприятие раскрывало виды, которые могли показаться соблазнительными самой Москве. Ермак и его спутники таким же образом приступили к завоеванию Сибири, с той, однако, разницей, что им не пришлось столкнуться ни с какой правильно организованной державой, с которой правительство их страны поддерживало постоянные сношения. Шах и предложения, делаемые ему Разиным, портили дело. В Кремле не отступили бы перед попыткой преодолеть трудности, если бы Стенька и его товарищи не устранили всякую возможность компромисса с ними. Они повели себя в Реште так, что жители возмутились и вынудили их поспешно бежать из города, потеряв в нем до 400 человек.

Казаки жестоко отомстили за поражение в Фарабате. Явившись туда сначала самым мирным образом, будто бы с намерением наладить торговые сношения с местным рынком, они напали врасплох на жителей, не ожидавших коварного нападения. Набеги эти они продолжали весной 1669 г., вернувшись на восточный берег Каспийского моря, чтобы разграбить туркменские улусы и напасть затем на персидский флот. Флот был совершенно уничтожен. Персидский адмирал Менеди-хан спасся всего с тремя судами, оставив в руках победителя сына и дочь, которую Стенька превратил в свою любовницу.

Воспоминание об этом подвиге сохранилось в одной казацкой «думе», в которой вместе с Разиным сражается Илья Муромец, сказочный богатырь былинного эпоса, современник киевского стольного князя Владимира!

Но в действительности похождения казачьего атамана начали принимать опасный оборот. Переговоры, затеянные с шахом, не привели ни к чему; победившие, но истощенные совершенными усилиями, лишенные возможности долго держаться на море, без -запасов провианта, Стенька и его спутники не знали, что им дальше делать и как поступить с огромной добычей, которую они награбили. В сущности, следуя своему внутреннему влечению, они охотно завершили бы свои рискованные приключения обычной, заурядной развязкой казачьих экспедиций по Черному морю: возвращением в донские станицы с награбленной у «неверных» добычей. Но они имели неосторожность бросить вызов московскому правительству, – и обратный путь был для них прегражден. Астраханский воевода, подготовившись на этот раз более предусмотрительно, ждал их у прохода с тридцатью шестью судами и 4 000 стрельцов.

Плохо осведомленный и, как всегда, дерзкий, Стенька безрассудно столкнулся с этой внушительной силой, вынужден был отступить и, преследуемый, сдался на капитуляцию. Следуя своим инструкциям, Прозоровский проявил большую уступчивость. Казаки предложили возвратить все, награбленное не на мусульманской территории, разгром же каспийских берегов мог сойти за своего рода законные репрессии, ввиду постоянных набегов персидских подданных или данников на московские прибрежные владения. Соображения эти легли в основу переговоров. В астраханском городском приказе, 25-го августа 1663 года Стенька и его сотоварищи принесли торжественно повинную. Атаман сложил свою предводительскую булаву, подтвердил клятвенным обещанием, что выполнит принятые на себя обязательства и послал в Москву депутацию, отделавшуюся снисходительным выговором.

Стенька пировал с воеводами, одарил их персидскими тканями, бил челом царю городами, отнятыми у шаха, и достиг своей цели – позволения вернуться на Дон с остальной частью добычи. Пообещав сдать всю свою артиллерию, он сохранил однако около двадцати пушек, – сославшись на необходимость миновать степи, где ему могли угрожать крымские или азовские татары и турки.

Воевод упрекали потом, что они не задержали казаков, распределив их по стрелецким ротам. Но воеводы не могли и думать о подобной попытке: Стенька и его присные предстали перед ними в таком великолепии, что, покрытые шелками, с руками, полными золота, воскресили в них воспоминание об Олеге и его дружине, ослепивших Киев богатствами, захваченными в греческой империи. На лодках их красовались чуть не легендарные шелковые канаты и паруса! Наполовину оказаченные в городе, где все дышало еще тем же духом первобытной независимости, стрельцы далеко не внушали доверия в отношении воинской дисциплины; между тем, это была единственная сила, на которую опирались Прозоровский и его помощник. Для стрельцов соблазн был слишком велик: они сами могли пожелать присоединиться к торжествующей казачьей вольнице, шатавшейся по кабакам в бархатных кафтанах и, для расплаты по счету отдиравшей от шапки драгоценную жемчужину.

Стенька, державший в полном подчинении всю эту суровую орду, представлялся таким ласковым, щедрым, великодушным! Воеводы, сравнительно с ним, казались такими требовательными и строгими к бедному люду! Правда, Стенька желал, чтобы ему оказывали почти царские почести: приходившие к нему должны были становиться на колени и кланяться лбом до земли; но он позволял делать что угодно, никогда ни в чем не отказывал.

Прибывший в это время в Астрахань на корабле «Орел», – первом образце будущего русского флота[1]1
  Первым русским кораблем было, в сущности, судно «Фридрих», сооруженное в 1635 г., в царствование Михаила Федоровича, в Нижнем Новгороде. Построенное гольштейнским корабельщиком при содействии русских плотников, оно вышло по Волге в море, но тотчас же разбилось у берегов Дагестана. «Орел» был построен в 1667 г. голландскими судостроителями в деревне Дединово, на Оке. В сентябре 1668 г. отсюда отплыла для усмирения пиратов первая эскадра, состоявшая из «Орла», имевшего в длину 80 и в ширину 21 фут и снабженного 22 пушками, яхты и трех служебных лодок. Экипаж из 14 человек с капитаном Давидом Бутлером во главе был выписан из Амстердама. В Астрахань «царский флот» прибыл в июне 1669 года. Выступление на сцену Стеньки Разина уничтожило все надежды, возлагавшиеся на эту флотилию: в следующем же году «Орел» и остальные суда были сожжены по приказу крамольного атамана


[Закрыть] голландец Стрюис видел атамана и следующими чертами обрисовывает его наружность:

«Он казался высоким, держался с достоинством, имел вид горделивый. Сложен он был стройно, но лицо было несколько поперчено рябинами. Он обладал даром внушать страх и любовь... Мы застали его в шатре с его наперсником, прозванным «Чертовы усы» (речь идет, вероятно, о Ваське Усе), и несколькими другими офицерами... Наш капитан поднес ему в дар две бутылки водки, которой он обрадовался, так как давно уже не пил ее... Он сделал нам знак сесть и поднес нам по чарке за свое здоровье... но не говорил почти ничего и не проявил никакого желания узнать, для какой именно цели мы прибыли в эту страну... Мы вторично посетили его и нашли на реке, в раскрашенной и вызолоченной лодке, пьющим и веселящимся с некоторыми из его офицеров. Возле него была персидская принцесса...»

Красота этой наложницы и ее знатное происхождение немало способствовали престижу Стеньки, возбуждая, впрочем, зависть среди его соратников. Этим, вероятно, объясняется неожиданный «жест», которым, согласно преданию, завершился роман с персидской царевной. В самый разгар пиршества, опьяненный вином и страстью, атаман бросил прекрасную персиянку в Волгу, оправдывая свой поступок желанием рассчитаться с любимой рекой, наградившей его властью, золотом, всякими богатствами; он, в свою очередь, пожертвовал ей лучшей частью своей добычи!

Приводя этот эпизод, Стрюис не говорит, что был его очевидцем; достоверность его тем более подозрительна, что такое же повествование включено в былину о Садке, новгородском госте.

Стенька, как и большинство ему подобных авантюристов, относился с пренебрежением ко всему, не исключая человеческой жизни; вся его карьера была лишь кровавой оргией. Можно допустить, что он убил и дочь Менеди-хана, – но при условиях не столь мелодраматических. Присвоив себе роль верховного судьи, он приказал, в другом случае, повесить за ноги женщину, уличенную в прелюбодеянии, и утопить ее соблазнителя.

Подобные эпизоды внушили астраханским воеводам желание поскорее избавиться от таких неудобных соседей; 4-го сентября казаки покинули Астрахань.

Подымаясь по Волге, Стенька, вопреки запрещению, заставил раскрыть ворота Царицына, поил своих людей водкой за счет жителей, сорвал откуп с царицынского воеводы Григория Унковского, подергав его предварительно за бороду, и направился, наконец, к Дону. Навстречу ему выехали послы, которых он отправил в Москву.

Стенька проникся в Астрахани сознанием своего значения и могущества; он и не подумал о том, чтобы выполнить только что принятые на себя обязательства. Не отослав, как обещал, оставленных ему двадцати пушек, он окопался между Кагальником и Ведерниковым, вызвал в новую резиденцию свою жену и брата Фрола и как бы поделил область войска Донского: в Черкасске верховодил по-прежнему Корнил Яковлев, под главенством же Стеньки Разина сосредоточилось до 2700 хорошо вооруженных казаков, покрытых легендарной славой персидского набега. Стоустая молва преувеличивала россказни о баснословно богатой добыче. Многие прибывали к Стеньке даже с отдаленных берегов Днепра: все эти искатели приключений ожидали новой экспедиции, план которой, по-видимому, еще не созрел в голове Стеньки.

В ожидании, чтобы заручиться расположением местного населения, он воздерживался от всяких грабежей и даже не мешал развитию торговых сношений между донской областью и Москвой. Он добивался лишь, чтобы московские купцы отдавали предпочтение Кагальнику перед Черкасском, что, впрочем, совпадало с выгодами торговцев. Черкасские казаки, конечно, косились на усиливающегося конкурента, угрожавшего им разорением.

Весной 1670 года Стенька Разин вывел их из затруднения. Он нагрянул на Черкасск с ватагой избранных головорезов, как раз в тот самый момент, когда Корнил Яковлев с почестями отсылал царского гонца, привезшего благосклонное послание. Стенька обругал гонца шпионом, подосланным не царем, а боярами, и приказал бросить его в воду вместе с несколькими казаками, протестовавшими против такого самоуправства.