Текст книги "Сотрясение"

Автор книги: Катя Пицык

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Катя Пицык
Сотрясение

Один раз я попросила маму рассказать, как она полюбила папу. Мама рассказала: никак. Просто дверь в библиотечный зал отворилась, вошел мужчина, мама посмотрела на него и поняла: это муж. Мама обладала способностью узнавать людей из будущего. И эта способность передалась мне по наследству. Как-то я свернула с Невского на Литейный. Навстречу мне бежал человек. Вернее, он бежал навстречу многим идущим со мною в одном направлении прохожим. Но, взглянув на бегущего человека, я еще за сто метров до поняла: это ко мне. Через десяток секунд он ударился в меня всем телом. Я упала затылком в асфальт. Человек упал на меня. Пробил мне перстнем подбородок. Сказал: прости, сестренка. Вскочил на ноги и побежал дальше. А милиция, гнавшаяся за ним, (ибо, как выяснилось, был он преступник, уходящий от погони), споткнулась о мое тело и упала рядом. Прямо как в шоу Бенни Хилла.

Я лежала спиной к Литейному, смотрела в небо и думала, что иногда они приходят не для того, чтобы разбить сердце. А для того, чтобы просто – голову. По-быстрому. Никакого разъедания своей спермой, своими сигаретами и своими словами нескольких лет головного мозга. А сразу очень больно. Дырка. И прости, сестренка.

Люди помогли мне привстать. Собрали рассыпавшуюся сумку. Они жестикулировали, менялись в лицах. Но звук отсутствовал. Пальто было мокрым. Асфальт – красным. Милиция подняла меня на руки и занесла в ближайшую аптеку. В аптеке мне дали пачку ваты. Я разорвала обертку и приложила моток к подбородку. Так началась самая счастливая пора в моей жизни.

В больнице не приходилось думать. Вообще ни о чем. Утром медсестра клала на тумбочку маленькую записку: 8.00 – прием лекарств таких-то; 8.30 – завтрак; 9.00 – обход; 10.00 – капельница; 11.30 – МРТ головного мозга и т. д. Вплоть до 21.00. Полная свобода от принятия решений. Сартр бы умер от зависти. Рай на земле.

– Ну! В вашем полку прибыло! – сказал доктор, вводя меня в палату. – Прошу любить и жаловать. Отличная вам новая подружка.

Я осмотрелась. Два окна. Три кровати. Три тумбочки. Два стула (для гостей). Стены – бледно-зеленые. Штор нет. Белье в голубой цветочек. Носки в батареях. Йогурты, детективы, яблоки. Больные – Света и Ася. Света сидела на корточках, опираясь о серый пол обеими руками. Ася – в белом спортивном костюме, лежала на койке, заложив руки за голову.

– Ну? – спросил доктор. – Берете к себе девочку? Сотрясение мозга.

– Светк! – обратилась Ася к Свете. – Сотрясение мозга! Это то, о чем ты мечтала.

Все, кроме меня, рассмеялись. Я посмотрела на гладко застеленную кровать. Тумбочка рядом пуста. Это мое место. Как долго? Медсестра помогла мне раздеться. Наступила ночь.

На рассвете Света и Ася беседовали вполголоса. (Они думали, что я еще сплю.)

– И че она? – Спросила Ася.

– Теперь ей, видите ли, понадобилось двести долларов.

– Нафига?

– На новый холодильник. Прикинь… Я предложила ей иначе истратить эти деньги, ну, например, заменить сантехнику.

– И че она?

– Но вот нет, уперлась, и все. Новый холодильник хочет. Говорит, пусть, типа, после нее хоть что-то останется.

– Вот сука, – отрезала Ася и засмеялась.

– Угу, – подтвердила Света. – Знаешь, всю жизнь задаюсь вопросом: почему нет анекдотов про свекровь? А только про тещу… Ты понимаешь? Просто, врубись, он мою маму видит раз в полгода. И то – при мне. Даже говорить ничего не надо, посидеть за столом, ну час. А анекдоты почему-то про тещу.

– Ха, малыш. Вы еще спрашиваете, Света. Потому что когда у тебя дети, работа, кастрюли и старая пиздливая сука под боком со своими рамсами, то времени сочинять анекдоты не остается.

* * *

Посетители приезжали, набрасывали халаты, опускали на пол пакеты, стояли посреди больничной палаты, заложа руки за спину, задумывались, осиянные отраженным от стен свадебно-хлористым светом. Самое вкусное из самого вкусного мы съедали со Светой и Асей. Остальное раздавали. Мои мужчины откормили этаж народу.

Чаще других приезжала Оля Николаевна. Расправляла простынку, присаживалась на край и говорила:

– Бог есть, Бог любит тебя, не думай, что Он про тебя забыл.

Звонили больные по «коридорному». Один аппарат на травматологию. Круглые сутки стояли очереди. Прямо над телефоном к стене клеился скотчем тетрадный листок:

ПРАВИЛА ПОЛЬЗОВАНИЯ

В порядке очереди каждый больной может сделать только один звонок.

Для осуществления второго звонка необходимо занимать очередь снова.

Однажды стоявший за мною дедушка в гипсе сказал:

– Главное, чтобы все понимали: можно делать только один звонок. Только один.

– Может быть, за то время, за которое кто-то делает один звонок, я могу сделать пять, – сказала я.

– Но… Видите ли… – возразил дедушка, взволнованно поглаживая завоевавшийся с грязью бинтик. – Поймите, существует этика.

Так или иначе, я всегда соблюдала правила.

– Как ты? – спрашивал Ден.

– Отлично.

– Что тебе привезти? Чего тебе хочется?

– Мне хочется бегать и прыгать.

– Так я и знал.

Я клала трубку. И шла стоять вторую очередь.

– Что тебе привезти? – спрашивал Саша.

– Чайную ложку.

В палате лежали по трое. Каждые две палаты объединялись в бокс: шесть койко-мест. На шестерых – один душ и один туалет; с больницей мне повезло. У Аси болел позвоночник. В сорок три года она перестала ходить. Врачи боролись полгода. Ася поднялась на ноги за две недели до моего появления. У Светы кружилась голова.

– Свекровь мутит воду, – жаловалась Света.

– В глаз ей просто надо, – советовала Ася.

– Если что-то случится… – рассуждала Света. – Муж меня бросит.

– Ты еще молодая, – отвечала Ася. – Впереди вся жизнь.

– Ага, – соглашалась Света. – Но, понимаешь, мужиков-то мало. А среди мужиков, которые есть, нормальных – очень мало. А среди них уже совсем мало тех, кому нужна парализованная женщина с двумя детьми.

– Не заморачивайся на детей, – парировала Ася. – Тебе их после инсульта все равно никто не отдаст. А в доме инвалидов найдешь себе парня. Хорошего. На колясочке.

Как-то у нас перегорела переносная прикроватная лампа.

– Ей без лампы нельзя, – сказала Ася обо мне. И пошла в соседнюю палату бокса. Там лежали три женщины, за шестьдесят. Ася пнула их дверь и приветствовала: – Салют, девчонки! Дайте лампу настольную. Наша перегорела. А у нас девочка – пишет. Ей без лампы – никак.

– Нам тоже никак, – отвертелись девчонки.

– Я читаю, например, – уточнила одна.

– Что, и после одиннадцати тоже читаете? – поинтересовалась Ася.

– Это наше личное дело вообще-то, – ответили ей.

– Ладно, – сказала Ася. И хлопнула дверью.

Вечером мы ели сухофрукты с орехами и обсуждали мужчин.

Неожиданно Ася перебила беседу, подмигнув:

– Ща. Бабы, сори, одну сек.

Мы замолчали. Ася несколько раз грубо ударила в стену кулаком.

– Слышь, ты, сука?! – крикнула Ася. Так громко, чтобы через стену все было понятно. – Чего спишь-то? Читай давай!

* * *

Оля Николаевна привезла нам Библию.

– Выпишешься, а книгу оставь, – сказала Ася. – Я ее сохраню на память об этих днях.

– Че за книга? – спросила Света. (Иногда она не могла вращать головой, и часть происходившего оставалась для нее за кадром.)

– Во! – Ася подняла Библию так, чтобы Свете было видно. – Я лично здесь фигурирую под фамилией Иисус.

– Господи, Ась… – вздохнула Света. – Какой в наше время Иисус?

Голова у Светы кружилась третий год подряд. Каждый день. За это Свету разлюбил муж.

– Ну? – спросила Ася. – О чем сегодня будем разговаривать? – Она прошлась по палате. Толкнула дверь плечом. Встала в проеме и ораторски прокашлялась. – Светлана… Скажи-ка мне, любезная подруга, сколько оргазмов ты можешь испытать подряд? – спросила Ася чуть через плечо – так, чтобы зрелым дамам в соседней палате было слышно.

– Ну… – Света задумалась. – Во-первых, у нас на кухне всегда сидит бабушка…

– Так, с вами все ясно, – оборвала Ася. – А ты?

– А я вообще испытываю оргазм только с Ленчиком, – сказала я.

– Это который все время привозит гранатовый сок?

– Да.

– Поддонок, – отметила Ася. – Слушай, давно хотела спросить. Вот ты все время спишь с подонками. А что ж Библия? Не защищает?

В больнице наступила весна. Мы приноровились спать при открытой форточке. На улице стаивали снега. Блестела льдистая грязь. Лаяли собаки. В темноте можно было представить, что за окном – деревня. Завтра утром бабушка испечет блины.

Мужчины начали привозить не только продукты, но и цветы. Мы убирали розами палату, сестринскую и вестибюль. Когда мое состояние улучшилось, я стала принимать гостей и в вестибюле. Там было красиво. Автомат с горячими напитками. Столик. Диван. На нем отлично смотрелась Уля. По тем временам она работала штатной проституткой в самой дорогой гостинице Петербурга.

– Откуда у тебя эта ложечка? – спросила Уля.

– Саша привез, – ответила я.

– Ха-ха-ха. – Уля запрокинула голову. – Это ж наша. С лобби бара. Спиздил ложечку. Русский! Через магазин – лень. А смотри-ка, ходит, значит, к нам. Трахает наших девочек.

– Может быть, он у вас проводит деловые переговоры.

– Может, – кивнула Уля. – Может быть, проводит.

Как-то раз в травматологию пришли практиканты из мединститута. Меня пригласили в комнату. Посадили на стул. Практиканты показали мне квадратик цветной бумаги.

– Скажите, какой это цвет? – спросили молодые студенты.

– Если без вспышки, то при диафрагме 3,5 и выдержке 0,7 он будет желтым с зеленцой, – ответила я.

– Это ваше второе сотрясение. Когда было первое? – спросили они.

– Давно. В восьмом классе, – ответила я.

– Как это произошло?

– Меня ударили головой о камень.

– И что было дальше?

– Я перестала ходить на улицу.

– И?

– И начала пить.

– Не выходя на улицу?

Взрослые врачи курили на лестнице. Некому было сказать: дети, вы ведете себя безобразно.

Ася подслушивала под дверью. Когда я вышла от практикантов, она сказала:

– Слышь, давай ты запишешь эту сцену и Задорнову отправим?!

* * *

Как-то Саша оставил пачку денег. Потратить их было не на что. Ася сказала мне:

– Вот лежишь ты здесь… А в городе – пять часов. В мариинском буфете ломтики семги укладывают на хлеб. Шампанское в лед. Гримеры открывают коробку с пудрой. В костюмерной пар от утюгов! Балетные затягивают на щиколотках ленты… Обидно?!

Я кивнула.

– Ниче. Ниче, – сказала Ася подбадривающе. – Зато мы можем сто долларов засунуть в кофемашину. И не раз.

– Ох… – вздохнула Света, входя в палату. – Вы все о мужиках.

Света качнула головой в сторону стены, за которой наши подружки пенсионерки вязали носки, и добавила:

– А они все про кабачки.

– Кстати, о кабачках. Что в твоем представлении есть идеальный мужчина? – спросила меня Ася.

– Ну… – Я замялась. – Саша… Наверное.

– Боже. – Ася закрыла лицо руками. – Какая убогость.

Она спрыгнула с кровати и подошла к моей тумбочке.

– Светка! – крикнула она, подняв в воздух мои тетрадки. – Вся фантазия сюда ушла, все в тетрадки! Для себя ни-че-го не осталось.

Ася начала листать мои записи:

– Выдуманные бабочки… Бочка дыма и ныне в… Он выеб даму и бычка… Вы мудак, а он – не бич… вы… бы… б… ы… ы… Эт че за хрень?! Чего это за палочки? И скобочки.

– Это упражнения. Для развития речи. И фантазии, – сказала я.

– Саша. Вот предел твоей фантазии.

– Ну… – возразила я. – Хорошо. А что? А у тебя какой идеал мужчины? Приведи свой пример.

– Дон Кихот, конечно, – ответила Ася. – Ламанчский. Скоро он придет за мой! – крикнула Ася в открытое окно. И добавила приватно: – Только надо, чтобы он на меня надел свой шлем с забралом. А то я его покусаю.

* * *

Как-то дежурным медсестрам подарили ящик шампанского. Они смеялись до половины первого ночи. Я не могла уснуть. Затем сестричек вырубило. Все стихло. В три часа кто-то придавил пальцем кнопку экстренного вызова и не отпускал в течение пятнадцати минут. Гудок тревоги пронзал «до центра мозга». На этаже не осталось спящих, за исключением тех самых дежурных сестер. Ася бросилась в коридор и вламывалась во все палаты подряд, пока не нашла очаг тревоги. Оказалось, в шестнадцатой умирал дедушка. Ася сняла его палец с кнопки и кинулась в процедурный. Ударила ногой в дверь. Дверь резко отлетела на 180 градусов и разбила стеклянный шкафчик с пузыречками. Звон битого стекла ниспроверг наши души до животного дна. Медсестры спали на банкетке, прижавшись друг к дружке нейлоновыми чепчиками. Как мотыльки в ущелье скал, застигнутые снегом по дороге к югу.

– Блядво! – крикнула Ася. – Харе спать. У вас в шестнадцатой покойник.

Однажды в больницу приехали артисты. Давать концерт ко Дню космонавтики. В программе заявлены были Бах, Скарлатти и Астор Пьяцола. Мы с Асей спустились в актовый зал и обнаружили, что вместе с нами на концерт пришло семь человек. Ряды красных кресел кричали о невостребованности искусства.

– Успеем? – спросила Ася.

– Попробуем, – ответила я. И мы побежали по этажам.

На площадках черной лестницы курили больные. В пролет, сквозь полоски света и тени, медленно падал пепел, как через час после взрыва. Миленькие, просили мы, ну пожалуйста, пойдемте, музыка – это красиво. Двести незанятых мест. Скарлатти переворачивается в гробу. Пожалейте артистов!

– Девочки, у нас все порезаны на куски. Какой Скарлатти? – пояснили раковые больные. – Сбегайте в гинекологию.

Это было самое сильное впечатление за все проведенные в больнице недели. Я шла по коридору гинекологии, и мне казалось, что время замедлилось, снизив темп до скорости пепла, спускающегося в границах лестничных маршей. Открытые клизменные. Камеры для мытья суден. Резиновый пол. Каталки со стопками белья, плывущие во мраке бесшумно, как в телевизоре с отключенным звуком. Потоки желтого и бурого света из приоткрытых дверей палат. Влажный дымок, отслаивающийся от сушащихся под лампами пеленок. Женщины лежали с книгами при задернутых шторах. В операционной продолжались аборты. Со стен осыпались кусочки. Некоторые девушки в теплых халатах стояли у зеркал и красили губы. И все молчали. Как будто им запретили.

– Боже… – прошептала я, беря Асю за руку. – Почему они не открывают окон?

– Потому что им страшно смотреть на улицу. Дохлый номер. Пойдем отсюда.

Обратной дорогой нам все же удалось заневолить кучку бедолаг. В зал мы пригнали человек двадцать. Оркестранты играли танго. А мы сидели на первом ряду, свесив ноги в белых носках.

^{© Катя Пицык, 2014}