Текст книги "Одна из них"

Автор книги: Катерина Ромм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Мне нужно идти, – сказала она. – Вы не знаете, тут есть выход?

– Вы… выход? – испугалась Лемери. – Но… как ты идёшь? Как твоё имя?

– Моё имя Кассандра, – ответила девушка.

– А Женис…

Кассандра покачала головой. Они теряют время!

– Я не знаю, кто такой Женис. Простите!

Старуха медленно сдвинула капюшон. Черты не угадывались на древнем морщинистом лице.

«Ей по меньшей мере лет сто», – подумала Кассандра.

– Скажи Женису… я его люблю, – выдавила старуха.

Она зашевелилась и взмахнула рукой. Кассандра была готова ко всему: что стены сомнутся, земля разверзнется, хлынет вода или появятся гномы, друзья Лемери. Но ничего подобного не произошло. Лемери всего-навсего выпростала руку из-под плаща и указала направо.

– Ты увидишь… солнце, – глухо сказала она.

– Вы не хотите пойти со мной?

– Не могу, – Лемери опустила голову. – Я буду ожидать его… здесь.

Кассандра хотела возразить, но что тогда делать – тащить старуху против её воли? Кто знает, сколько придётся плутать, прежде чем они найдут выход. Кассандра и так едва держалась на ногах: мышцы гудели после падения в реку, в горле пересохло, желудок словно прилип к позвоночнику. Нет, надо было идти одной, собрать ягод, набрать воды, а затем уже вызволять Лемери.

Она не стала прощаться со старухой и сразу пошла направо.

– Увидимся, Кассандра, – прошелестела ей вслед Лемери, как будто знала, что Кассандра собирается вернуться.

* * *

Она чуть не пропустила выход из пещеры, потому что всё время ожидала увидеть солнце. Однако наверху была ночь, и свет молодого месяца едва проглядывал сквозь кроны деревьев. Зато воздух сразу же изменился – это он подсказал Кассандре, в какую сторону нужно двигаться. Выбравшись на поверхность, она задышала так часто и глубоко, что даже голова закружилась. Кассандра сделала несколько шагов и упала на землю, обнимая мягкие влажные листья.

Всю ночь она провела в забытьи. Голод терзал желудок, а на краю сознания пульсировала мысль о старухе – словно молотом били по черепу, равномерно и безжалостно, и Кассандра не могла выкинуть Лемери из головы. Когда взошло солнце и в лесу посветлело, она заставила себя встать. Попыталась протереть ссадины влажными листьями, но бросила эту затею – раны щипало, и листья только размазывали грязь. После нескольких минут поисков Кассандра нашла крошечный ручей, умылась и вдоволь напилась, отплёвываясь песком. Теперь необходимо было хоть что-нибудь съесть, но ни ягод, ни грибов она не обнаружила, и пришлось снова жевать листья. Кассандра нарвала их целую кучу, чтобы бросать по одному на пол пещеры, обозначая путь.

Однако, сколько она ни искала и ни высчитывала шаги, вход в пещеру пропал, будто его и не было. Кассандра несколько часов бродила вокруг ручейка и наконец просто пошла вперёд, куда глаза глядят. Она заблудилась.

ια

Вопреки всем прогнозам, было жарко, а значит, Алишер снова проиграл. Невероятно: он уже не раз зарекался спорить с Кенжелом, но брату всё равно удавалось его подловить. Когда Кенжел вчера предложил ему поехать на озеро, Алишер сказал, что метеорологи обещают дождь. Кенжел заявил, что прогнозам верить нельзя – погода будет отличная. Ну вот откуда он мог знать?! И откуда такая жара в их широтах? Словно лето пришло на месяц раньше. Нет, Алишер, конечно, был счастлив провести выходной с хорошей книгой в тени сосен на берегу озера. Но почему он не мог выиграть у брата в споре хотя бы раз? Где справедливость?

– Ты должен мне мороженое, – не преминул напомнить Кенжел, вытирая длинные, почти до плеч волосы.

Алишер без энтузиазма промычал что-то в ответ и захлопнул книгу. Настроение вконец испортилось. Они давно никуда не выбирались вдвоём, и Алишер надеялся, что сегодня им удастся посидеть и поговорить, как раньше. Но вместо этого Кенжел весь день развлекал хихикающих девчонок в откровенных купальниках… Они и Алишера звали, но он не пошёл – сделал вид, что ему неинтересно.

– Что читаешь? – спросил Кенжел.

«Совсем некстати», – подумал Алишер. Ладно бы утром спросил, когда они только приехали, или дома, когда собирали вещи для «пикника». Кенжел, кажется, уловил настрой брата.

– Слушай, ну что ты киснешь, в самом деле? Я думал, переходный возраст и всё такое – это в прошлом.

– Переходный возраст – в прошлом. Да ладно, – Алишер примирительно махнул рукой. – Просто завтра опять понедельник. Не хочу в колледж.

Кенжел понимающе кивнул, но Алишер знал, что понимание это наигранное. Брат обожал свою службу, каждое утро вставал как на праздник… Блестяще окончив школу, а потом дорогие и при этом не слишком обременительные курсы, Кенжел стал пилотом на госслужбе. Алишер же не мечтал ни о небе, ни о государственной пенсии. У него было много идей, но куда их приложить, он пока так и не понял. Возможно, в успехе брата его раздражало именно это. Когда знаешь, чего хочешь, добиться этого несложно – так ему казалось.

– Ты против колледжа или против системы? – усмехнулся Кенжел.

Алишер по натуре был исследователем. Прежде чем во что-то поверить, он выдвигал гипотезу и осторожно её проверял. Если она оправдывалась, переубедить его было невозможно. Гипотеза Алишера о том, что школа, колледж и иже с ними не сообщают знаний, а только отнимают время, забивают голову и усугубляют стресс, была успешно подтверждена им ещё в начальных классах. Но избежать многолетней пытки он не сумел: родители игнорировали все доводы, ни за что не соглашались забрать Алишера из школы и ставили в пример Кенжела. «В конце концов, Кенжел – это же другой человек», – думал юный Алишер. А к каждому человеку – свой подход. Неужели они этого не понимали? Лишь через несколько лет он вздохнул с облегчением, когда в колледже ввели курсы по выбору. Алишер тут же собрал коллекцию несовместимых друг с другом предметов, благо родителей не слишком интересовало, чем именно заняты их дети.

– Знаешь, мы опять проходим Реформацию, – сказал Алишер, поднимаясь с земли и отряхивая брюки. Он принципиально не носил шорты даже на пляже. – По истории мира, в третий или четвёртый раз уже. Я спрашиваю: сколько можно? Они говорят: повторение – мать учения!

Кенжел пожал плечами. Он привязал плед к своему велосипеду и теперь дёргал за ткань со всех сторон, проверяя конструкцию на прочность. Дорога домой занимала два часа, не хотелось бы растерять багаж в пути. Алишер внимательно всмотрелся в лицо брата – он готов был поспорить, что Кенжел не помнит, что такое Реформация.

– Ты же взрослый человек, пойди в библиотеку и читай что нравится, – спокойно ответил Кенжел.

Алишер хмыкнул.

– Спасибо, капитан, я умею пользоваться библиотекой. Но дело же не в этом! Мы сидим в душном классе и теряем время, понимаешь? Столько можно было бы обсудить… А, ладно, – он натянул лямки рюкзака и поднял свой велосипед, – про ехали. Погнали домой, навстречу неизбежному.

– Мороженое не забудь мне купить, – нахально напомнил Кенжел.

* * *

В отличие от Кенжела, его младший брат не мог похвастаться атлетическим телосложением. Пока Кенжел проходил суровую спортивную подготовку и сдавал все тридцать девять нормативов Соединённой Федерации, Алишер читал заумные журналы и размышлял об устройстве Вселенной. Он плавал, конечно, когда заставляли, изредка играл в бейсбол, в детстве, когда они ещё жили за городом, гонял мяч, но, в общем-то, спортом не слишком интересовался. Поэтому прогулка на велосипеде давалась Алишеру с трудом, хотя дорога была ровная, а на обратном пути даже шла немного под гору.

Кенжел задумчиво крутил педали, ничего вокруг себя не замечая. Он вспоминал, как няня отвозила их на озеро в детстве: они с братом катались на лодке, закапывались в песок и играли в войнушку с настоящими отцовскими пистолетами. Хоть Алишер и был на пять лет младше, Кенжел никогда его не стеснялся. Под звонкий голос брата детская площадка легко превращалась в космический корабль, а озеро – в Тихий океан. Чаще всего мальчишки играли «в Землю» – дом, который Кенжел потерял, когда их родители перебрались в Новый мир. Алишер тогда был ещё младенцем.

Но потом Алишер вырос, закопался в своих многочисленных талантах и больше не заговаривал с братом о далёких мегаполисах и звёздах Земли. Это задевало Кенжела, и чем больше Алишер отдалялся, тем сильнее Кенжелу хотелось коснуться того, другого мира…

– Хе-ей! – донёсся до него возмущённый вопль.

Кенжел ухмыльнулся и стал притормаживать.

– Давай перерыв, – попросил запыхавшийся Алишер, нагнав брата. – Смотри, магазин на заправке. Воды купим…

– Мороженое, – подсказал Кенжел.

– Слушай, ну сколько можно?!

– Ладно-ладно, – Кенжел прислонил велосипед к стене маленького супермаркета и хлопнул Алишера по плечу. – Давай по-братски поделим: ты мне мороженку купишь, а я тебе – воду! Хочешь – с газом, хочешь – даже сладкую. Только это вредно, ты учти.

* * *

Она смотрела на них во все глаза, неловко высовываясь из-за угла. Ей не хотелось, чтобы кто-то её заметил: спутанные волосы, серое мятое одеяние до пят и грязные голые ноги. Вероника уже больше часа скрывалась за магазином, к которому выбралась из леса. Сознание путалось, и у неё не получалось составить внятную картину из обрывков ночных событий. Она помнила Мари, но как они встретились? Потом Мари осталась… А Вероника бежала. Её не поймали. Может, и не искали? Ничто теперь не имело значения. Дома больше не было, не было ни цели, ни желаний… Просто девочка, которая бредёт через лес.

Но когда она вышла к магазину, страх вернулся. Тюрьму Вероника помнила и обратно не хотела – это она знала точно. Поэтому девочка села в тень, сжалась в комок и принялась считать про себя.

Дойдя до трёх тысяч – она искренне верила, что ни разу не сбилась, – Вероника услышала голоса. Обычно люди подъезжали к магазину на машинах, подключали автомобили к металлическим колоннам, назначения которых она не знала, заходили на несколько минут внутрь и сразу уезжали. Но эти двое прикатили на велосипедах, и Вероника слышала, о чём они говорили. Это было странно и волнительно, словно ей разрешили заглянуть в чужую жизнь. Своей-то у неё больше не было…

Она хотела украсть один из велосипедов, но это было глупо – Вероника всё равно не умела с ним управляться. Да и куда ей ехать? И она сдалась: пожала плечами, растянулась на спине вдоль стены, подложила руки под голову и уставилась в небо. Да пусть хоть смерть!.. Хотя так просто взять и умереть не получится. Вероника читала, что смерть от голода наступает медленно, и уж скорее она станет ползать в ногах у магазинных посетителей, умоляя о помощи, чем выдержит эту пытку, лёжа тут, в трёх метрах от крыльца.

Небо – вот оно будет вечно. Веронике хотелось разглядеть в нём бирюзовые оттенки – мама не уставала повторять, что небо во Флориендейле именно такого цвета. Но не получалось: чистая голубизна, без облачка, без звёзд, без птиц, без… Глаза закрывались. Она устала, очень устала.

* * *

– С тобой всё хорошо? – Кенжел случайно заметил торчащие из-за угла голые ноги и подбежал к неподвижному телу. Девочка не ответила.

– Это легендарный вопрос, – заметил Алишер, подходя сзади. – Ты серьёзно спрашиваешь или издеваешься?

– Отстань, – отмахнулся Кенжел и опустился перед девочкой на колени. Она была несколько старше, чем он изначально подумал, и в ужасном состоянии. Лицо, руки, ноги исцарапаны, словно она продиралась сквозь лес, платье замызгано и порвано. Пульс едва прощупывался, глаза закатились, кожа белая. – Открой воду, – бросил Кенжел брату, осторожно ощупывая девушку. Не найдя видимых повреждений или пятен крови, он медленно перевернул её на бок. – Брызгай на лицо. Ещё, ещё!

Из рюкзака он достал пляжное полотенце, плотно обернул её холодные ноги и постарался их растереть.

– Алишер, бегом в магазин, у них должен быть телефон, – сказал Кенжел. – Вызывай такси, мы отвезём её в больницу.

Веки девушки затрепетали, и через пару мгновений она уже глядела на них мутными испуганными глазами.

– Не в больницу! – просипела она. – Только… не в больницу…

– Тебе надо в больницу, – мягко заметил Кенжел. – У тебя обезвоживание, наверняка истощение. Когда ты в последний раз ела?

– Нет… – пробормотала девушка. Она не могла подняться, но, будь у неё силы, давно убежала бы прочь – столько ужаса было во взгляде.

Кенжел пытался её согреть, но девушку всё равно трясло.

– Откуда ты? Мы можем кому-то сообщить? – спросил Кенжел.

Она заплакала. Закрыла глаза и ничего не ответила.

– Кто ты? – попытался он снова.

– Вероника, – наконец ответила она. – Вероника Эстель Амейн.

– Пф! – фыркнул Алишер. – Ну да.

Кенжел непонимающе взглянул на брата.

– Я не эксперт и могу ошибаться, но Эстель Амейн – так вроде звали их бывшую королеву. Ты сам не помнишь, что ли? – Алишер с беспокойством смотрел на Веронику. – Может быть, она сбежала из психушки?

– Здесь нет ни одной, – покачал головой Кенжел. – Только на севере.

– Ну, как бы то ни было. Версия с королевой не слишком правдоподобная. Что будем делать?

Кенжел взглянул на плачущую девушку, её нечёсаные волосы и странный балахон.

– Вызови такси, – вздохнул он. – Поедем к нам.

* * *

Её спасло именно то, что она была такая грязная и взъерошенная. Кенжел и Алишер завернули девушку в полотенце и сказали водителю такси, что у неё солнечный удар. Это вышло случайно – они просто искали оправдание её внешнему виду и вовсе не ожидали увидеть в Роттербурге её лицо на плакатах «Разыскивается». Ещё сегодня утром их не было, а теперь… Первый плакат Алишер заметил среди рекламы, пока они стояли в пробке, другой Кенжел сорвал с доски объявлений у входа в подъезд. Но водителя они, по счастью, совершенно не интересовали.

Теперь Вероника полулежала на диване в комнате Кенжела, обессиленно уронив голову на огромную подушку, а братья сидели напротив. Когда они привели её в квартиру, девушка едва держалась на ногах, так что они напоили её бульоном и уложили спать. Но Вероника была слишком напугана, чтобы заснуть. Обхватив себя руками, она недоверчиво принюхивалась к незнакомым ароматам и не отводила от братьев глаз. Алишер на неё не смотрел – он вертел в руках мятую листовку «Разыскивается» с фотографией Вероники, но без указания имени.

Кенжел думал не о девушке, а о леденцах на палочках в виде фигурок волшебных существ Флориендейла. После революции «идеологически неправильные» конфеты перестали продавать, и матери списали на работе целый ящик, когда узнали, что у неё два маленьких сына. Кенжел ревел, принимая от няни последний леденец и наблюдая, как она сминает и выбрасывает коробку. Он понимал, что больше никогда не увидит таких конфет. Сейчас это казалось полузабытым сном, смазанным воспоминанием о мире, которого давно не существовало. Леденцы врезались в память, но они были единственной ниточкой, связывавшей его с Флориендейлом. И вот теперь – она.

– Я не помню, – тихо повторила Вероника. – Я помню Мари… Она в тюрьме. Но больше я ничего не помню.

– Почему она в тюрьме?

– Наверное, она похожа на меня… наверное… – пробормотала Вероника.

– А это что? – Алишер показал ей плакат, но Вероника не смотрела: она закуталась в плед и плотно зажмурилась. Её трясло.

– Это бессмысленно, – заметил Кенжел. – Оставь её в покое, Алишер. Дай ей выспаться, восстановить силы. И нужно обязательно вызвать врача.

– Или это просто истерика, – предположил брат. – Ты где врача возьмёшь? Её вон ищут на каждом углу. И если ты собираешься оставлять её здесь, родители…

Кенжел только рукой махнул.

– Родители ничего не заметят. У нас достаточно большая квартира и достаточно… хм… дружная семья, чтобы спрятать одну маленькую девочку.

– Девочка маленькая, а проблема ого-го, – покачал головой Алишер. – Ну хорошо, поселим её у меня, они ко мне никогда не заходят. А я переберусь к тебе.

Кенжел кивнул и сказал:

– Насчёт врача… я поговорю с Джоан.

Алишер вскинул брови и ничего не ответил. Он сложил объявление в несколько раз, разорвал его и вышел из комнаты. Кенжел снова посмотрел на Веронику, положил руку ей на лоб. Горячий…

«А ведь она никогда не пробовала этих леденцов, даже не видела их, – почему-то пришло ему в голову. – Бедняжка!»

ιβ

Самое трудное осталось позади. Самое трудное – привыкнуть быть одной. Потерянной. Забытой. Запертой навсегда. Сидя в углу камеры на тонком матрасе, Мари вдруг поняла, что за всю жизнь никогда ещё не оставалась одна дольше, чем на пару часов. Рядом всегда была Кассандра… Они вместе спали на узкой кровати и толкались у единственного зеркала; одна держала лестницу, пока другая забивала гвозди; одна вытирала тарелки, пока другая мыла посуду.

Но теперь Мари оказалась далеко от дома… и она привыкла. У неё не было книг, чтобы читать, или бумаги, чтобы писать, – только её собственные мысли. В комнате было промозгло и сыро; Мари сидела, поджав ноги, и кусала губы. Сквозь закрытую дверь до неё иногда доносились звуки шагов и голосов, и тогда она начинала громко петь. Мари думала, что знает много разных песен, но сейчас они все, как назло, вылетели из головы, и чаще всего она затягивала старую добрую «Мой Бонни за океаном». Мама пела им эту песню в детстве; удивительно, что она всплыла в сознании именно сейчас. На одном из регулярных допросов Мари даже проверяли с детектором лжи, не скрыто ли в песенке двойное дно – возможно, указание на то, где находится ее сестра. Но нет, она ничего не знала, и это была единственная светлая мысль, огонёк, который грел изнутри. Надежда, что для Кассандры всё обойдётся.

В то же время она понимала, что надеяться глупо. Чтобы Кассандра не попыталась её найти? Никогда! Но что она сделает, неужели пойдёт в полицию? Мари ёжилась от страха, тонкими иголочками пронзающего сердце, куталась в выданное ей на днях на удивление толстое покрывало и пела – чтобы не думать, чтобы забыться, чтобы не помнить.

Громкий стук нарушил неловкое течение мелодии – певица из Мари была так себе. Пришел Госс. Он навещал её так часто, что она уже узнавала его торопливые шаги и поступь тяжёлых армейских ботинок. Обычно он не входил, однако на этот раз открыл дверь и показал Мари через решётку какую-то бумажку.

– Смотри, что у меня есть – привет от Бонни.

Мари вскочила с матраса и, спотыкаясь, заковыляла к решётке – ноги затекли. Мари сразу догадалась, что он держит в руках, и её сердце на мгновение остановилось. Несколько секунд она не дышала. Стояла, замерев посреди полутёмной камеры.

– Вы пойма… – начала она, но голоса не было. Откашлявшись, она попыталась снова: – Вы её нашли?

Госс медлил. Он рассматривал Мари, полумёртвую от липкого страха, с лечебным корсетом вокруг груди, и не было в нём ни злорадства, ни жестокости. Он делал свою работу – это всё.

– Мы взяли след, – наконец ответил он. – Она в Индувилоне.

Мари невольно кивнула. Этого следовало ожидать… Кассандра отправилась искать правды в ближайшем большом городе. Одна или со Стафисом? Нет, он бы не оставил Лидию… Может быть, с отцом? Мари могла только надеяться, что сестра не осталась одна в такой момент.

– Она потеряла его? – тихо спросила Мари, кивая на паспорт.

– Ах… нет, – Госс совсем некстати улыбнулся. – Паспорт нашли на чёрном рынке, он был украден. Нам, скорее всего, удастся проследить её путь, так что скоро вы снова будете вместе. Разве ты не этого хочешь?

Мари с возмущением вскинула голову. Какой… бред! Но в глубине души она содрогнулась, и голос в голове прошептал: «Да-да, ты ведь жаждешь, чтобы вы опять оказались вместе, ты ждёшь каждую минуту, что её приведут к тебе, и неважно, что будет потом…»

– Нет, – дрожащим голосом сказала Мари. Госс не выдержал её взгляда – убрал паспорт Кассандры и резко отвернулся.

– Индувилон – большой город, – сказал он. – В нём много потерянных девочек.

И ушёл.

* * *

Она ничего не знала, Госс был в этом уверен. Она могла блефовать, изобретать истории, утверждать, что является принцессой Амейн, но было очевидно, что Мари просто пытается прикрыть Кассандру, которая тоже наверняка ни о чём не догадывается. Ему хотелось бросить всё и поехать домой. Он не понимал, зачем они устроили охоту на детей, до этого живших своей обычной жизнью с её радостями и горестями. Роттер решил влезть в это дело – и что? Теперь одна из девочек в тюрьме, а две другие пропали, и неизвестно, чего от них ждать.

Госс был совершенно растерян и всё прокручивал в голове, как же ему повезло вляпаться – иначе и не скажешь – в эту историю. Снова он оказался в неподходящее время в неподходящем месте! Как десять лет назад, когда его только что приняли на госслужбу и он был в тюрьме на подхвате – «подай, принеси, убери». Это было тёмное время: слишком мало адекватных полицейских, зато в избытке людей, стремившихся урвать себе лакомый кусок в новой стране, пока другие не смотрят. Старые тюрьмы были переполнены, и никакого порядка…

В этом хаосе Госс приметил среди заключённых в Алилуте одну особенную семью: мать, дочь и новорождённый сын. В отличие от других арестантов, эти сносили все лишения и горести с удивительным достоинством. Даже дети. Было в их лицах что-то особенное, вот как сейчас у Мари, какой-то свет или чувство, а может, и то и другое – светлое чувство? Госс всегда замирал на мгновение, когда видел их, так его поражали эти лица. Муж женщины и отец детей был важным политическим преступником, за ним долго следили, но не могли поймать.

Госсу было жаль ребятишек. Как мог, он старался разнообразить их гнетущие дни в заключении. Будь на то его воля, он бы отпустил их на все четыре стороны, взяв с главы семьи обещание, что тот не будет вмешиваться в политическое устройство нового мира. Но, конечно, эти вопросы так не решались, Госс даже тогда это понимал.

Его уже давно перевели в следственный изолятор в Роттербурге, когда до него дошли вести, что мать казнили, а отца удалось схватить, когда тот попытался вернуть себе детей. Выманили…

Меньше всего на свете Вилмор хотел оказаться втянутым в нечто подобное. Но время шло, Мари становилось хуже, и расследование не давало результатов. Из столицы требовали принять меры, а Госс медлил и просил подождать. Роттер был им недоволен – ну и ладно. Втайне Госс надеялся, что его снимут с должности и отправят домой, и пусть другой доводит дело до конца, лишь бы не он!..

Эмоции – то, что Госс старался отделять от работы каменной стеной. На службе не было места эмоциям: ни сочувствию, ни раздражению. Нельзя было видеть в заключённых людей. В тот вечер, когда Госс разорвал конверт, просмотрел результаты экспертизы ДНК и развернул смертный приговор для Мари Клингер, он понял, что больше так жить не может.

ιγ

Эльсона одёрнула камуфляжный комбинезон, взбежала вверх по деревянным ступенькам – раз, два, три, четыре – и постучалась. Окно было открыто, и она могла слышать, как внутри с мягким шелестом переворачивают страницы газеты.

– Разведка! – крикнула она.

– Заходи.

Эльсона торопливо пригладила короткие светлые волосы, потянула дверь на себя и шагнула в затемнённую комнату. Само дельный квадратный стол, несколько табуреток и длинная скамья составляли всю обстановку фанерного домика. В расписанной греческими символами раме висела чёрно-белая картина. Эльсона мельком взглянула на нарисованную кошку – ей всегда казалось, что та улыбается. В комнате никого не было, и тем не менее Эльсона доложила, обращаясь к занавеске в углу:

– В двух километрах к юго-востоку от лагеря замечена незнакомая девушка. Вещей никаких. Продвигается медленно, неуверенно.

Ответа не последовало. Эльсона нахмурилась, выждала несколько секунд и сердито сказала:

– Ляля Бимбикен, не соизволите ли вы?..

Занавеска в углу комнаты отдёрнулась. На полу в позе лотоса и с газетой на коленях сидела смуглая длинноволосая женщина. Она посмотрела на Эльсону так пристально и строго, что той стало не по себе. Эльсона давно знала Бимбикен – и всё равно зачастую не понимала, что у неё на уме.

– Она одна? – спросила Бимбикен.

– Одна, это точно, – заверила Эльсона.

– За ней кто-нибудь следит, кроме нас?

– Нет.

– Хорошо. А сразу сказать это ты не можешь?

– Я… – Эльсона растерялась. – Я бы сказала, если бы было иначе, если бы она была не одна и…

– Понятно, – оборвала Бимбикен. – Приведите её в лагерь. Я скоро буду.

Когда Эльсона вышла, Ляля Бимбикен флегматично свернула газету, медленно выпрямилась и потянулась, словно кошка. Потом так же медленно собрала огненного цвета волосы в высокий хвост. Как эта девушка их нашла? С тех пор как они разбили новый лагерь в предгорьях за разграбленной Ангорой, никто ещё не выходил на них без наводки. Впрочем, интерес Бимбикен был умеренный. Маленькие девочки обычно не представляли из себя ничего особенного. Они искали помощи или справедливости, приют или родственников. Они не были врагами – а Бимбикен жаждала продолжения войны.

* * *

Кассандра выдохлась. Ноги подкашивались, руки дрожали мелкой дрожью. Она никогда в жизни не испытывала такого голода. Сколько прошло времени с тех пор, как они расстались с Призраком?.. Дико хотелось спать, но Кассандра боялась, что если ляжет на густо усыпанную хвоей землю, то больше не встанет. Она присела ненадолго, чтобы перевести дух, и едва нашла в себе силы подняться и идти дальше. Когда это было, часа два назад? Трудно сказать – она брела сквозь лес, и солнце едва-едва проглядывало в чащу.

Май, и ещё ни грибов, ни ягод. Деревья хвойные – неужели она так далеко на севере?

«Красиво-то как», – неожиданно пришло в голову.

И небо, проглядывающее сквозь пушистые ветви, такое чистое, бирюзовое, и день тёплый, благостный. Птичий перезвон льётся со всех сторон, и всё бы ничего, только голодно, и мама больна, и Мари… Нет, думать о Мари было слишком страшно.

– Не может быть, чтобы человек в лесу помер от голода, – вслух сказала Кассандра. – Держись правее – выйдешь к реке. Спой что-нибудь…

Она старалась сохранять спокойствие, но голос срывался. Что, если она ходит по кругу? Кассандра давно потеряла берег из виду и теперь никак не могла снова выйти к воде. Что, если… Нет! Она не ходила по кругу, это точно. Кассандра чуть не захлебнулась слюной от волнения и заспешила вперёд. В нескольких метрах она разглядела мелкие кустики с резными листьями, как у земляники, и блестящими зелёными ягодами. Кустики росли рядком, словно на грядке. Это было первое растение на пути Кассандры, на котором уже появились плоды.

Кассандра долго колебалась – она, как ни странно, не знала, что это за розеточные кустарники, а их с детства учили: нельзя есть, трогать и даже нюхать то, что тебе незнакомо. С другой стороны, перечень опасных и ядовитых растений они тоже учили с детства, и Кассандра была уверена, что этих кустиков с зелёными ягодами нет в списке. Наконец она не выдержала, села на корточки и, оторвав пару листков – ягоды она на всякий случай решила не трогать, – попробовала их на вкус. Пожевав так с минуту, Кассандра пожала плечами и оторвала ещё. Трава травой, разве она могла утолить голод? Но привкус всё же был приятный, напоминал одновременно мяту и чёрную смородину. Разжевав горсть листьев в кашицу, Кассандра могла некоторое время наслаждаться иллюзией, будто и правда ест что-то более весомое.

Поднявшись с колен, она оглядела «поле боя». Маленькие кустики были смяты, а листья оборваны, как будто она не в Цветочном округе выросла, а пришла диким варваром из большого города… Кассандра смутилась и поскорее отвернулась. Она продолжила путь, стараясь держаться прежнего курса, оставляя поляну слева и забирая вправо.

И почему Рофи считал, что найти ливьер проще, чем Мари? И то и другое – нереально! Вон она уже сколько часов бредёт по лесу, и вокруг только деревья, деревья, деревья… Под ногами тропинка, справа поляна, а слева река. Кассандра помотала головой и развернулась. Вот так, теперь она снова идёт правильно. И – невероятно! – слышит, как журчит вода. Ещё немного, и она на месте… Но что это? Снова та же поляна. Кассандра нагнулась и сорвала ещё несколько листочков. Не горчит, не кислит, отличный кустарник.

Конечно, найти Мари проще. Она на правильном пути, она почти пришла. Отчётливо слышны плеск воды и птичий крик где-то высоко, на другом краю земли. Кассандра посмотрела в небо. Неожиданный луч солнца просочился сквозь ветви и на мгновение ослепил. Она зажмурилась.

Слева поляна, справа река… Река! Кассандра уже видела, как блестит перламутровая вода. Река, река, река. Мари ждёт на другом берегу. Когда она найдёт сестру, всё наладится.

– Мари! – крикнула Кассандра. – Я иду!

– Я здесь! – отозвалась Мари.

Снова гаркнула птица, и журчание стало громче. Кассандре вдруг почудилось движение за спиной. Она обернулась. Там тоже сверкала река! Вот чёрт. Кассандра точно знала, что Мари на другом берегу – но на каком? Поляны больше не было справа и не было слева. Везде была только река, одна лишь река, даже деревья исчезли. Девушка посмотрела под ноги – земли не было. Так что же делать, как попасть к Мари? Она знала, что, если справится с этой головоломкой, всё будет хорошо…

* * *

Наблюдая, как Кассандра топчется на месте и растерянно водит вокруг себя руками, словно прощупывает воздух, Эльсона покачала головой.

– Сколько листьев она съела? Вы почему ей позволили? – сухо спросила она.

– Да ладно, – пожала плечами невысокая пухленькая девушка с копной кудрявых волос. – Проспится, и нормас…

– Гиория! – воскликнула Эльсона. – Это… это очень неприятно, ты посмотри, как она мучается.

– Искра – лёгкий наркотик, – равнодушно сказала Гиория. – Ей не больно, не страшно, она может свободно двигаться и думать. А поразмышлять есть над чем – это же надо, совать в рот что попало! Могла бы ведь и отравиться…

Эльсона проигнорировала заявление, тем более что под конец Гиория растеряла всё своё самодовольство и её голос затих: незнакомая девушка внезапно рухнула на колени, принялась рвать на себе волосы и стонать.

– Ирель, Гиория, на счёт три набрасываем сеть. Постарайтесь не сделать ей больно, – скомандовала Эльсона.

Всё было тщетно – Кассандра не смогла достичь берега. Не смогла спасти Мари. Не успела. Она чувствовала пронзительную, сжигающую изнутри боль и ничего не могла с этим поделать.