Текст книги "Парень с соседней могилы"

Автор книги: Катарина Масетти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

4

Я безнадежно запустил бухгалтерию. Мне кажется, мое хозяйство вот-вот пойдет ко всем чертям. Может, потому, что я боюсь взяться за разборку счетов и прочих документов? Бумаги из старого отцова секретера уже вываливаются наружу, до них страшно дотронуться: вдруг в этой кипе притаилась поганая бумажонка из Кооперативного банка с сообщением, что я давным-давно перебрал кредит и не имею права выписывать чеки? С трудом заставляю себя в рабочее время подходить к телефону – могут звонить оттуда…

Я всегда плохо разбирался в бумагах и не умел считать деньги. В отличие от матери, которая сидит, бывало, за секретером и бубнит себе что-то под нос. Только время от времени оборачивается и, глядя поверх очков, задает несложный вопрос типа: «А нам хватит семенного материала?» или «Ты рассчитался с ветеринаршей?»

Всем остальным мамаша заправляла сама. Я ей говорил, сколько мне надо наличных, и она их выдавала. Не вмешиваясь в мои дела, ни о чем не спрашивая – даже когда мне втемяшилось в голову купить Аннетте, с которой мы какое-то время жили вместе, золотой браслет. Аннетта мне все уши прожужжала о том, как она обожает витые цепочки. Это почти все, что я про эту девку и помню.

Незадолго до смерти мамаша обмолвилась: теперь мне придется поручить вести дела учетной конторе. Вот что волновало мать, пока она лежала под капельницей. Из-за этой капельницы ей беспрерывно требовалось судно, чего она очень стеснялась. Так что стоило в палате появиться санитарке с судном, как я выходил – вроде бы покурить. И у меня не хватило духу брякнуть тогда матери: при постоянном снижении цен на молоко я не смогу позволить себе новых расходов.

Кстати, теперь такие конторы называются иначе, более солидно, а их молодые сотрудники изображают из себя чуть ли не биржевых маклеров. Я совершенно теряюсь, когда туда захожу.

Мать ужасно злилась на свой рак за то, что он мешает ей встать с постели и заняться чем-нибудь полезным. От химиотерапии она угасала, как свеча, но, когда я приходил навестить мамашу, вид у нее был извиняющийся, словно она хотела сказать: «Вот не вовремя слегла! Самой стыдно! Ты уж прости!»

Тьфу ты, черт, опять эта тусклятина! Явилась не запылилась! Ей что, делать больше нечего? Вылитая маменькина дочка! Не иначе как работает в каком-нибудь фартовом месте и ждет не дождется, когда ее возьмет в жены крупный банковский начальник. А может, она, пропади все пропадом, сама работает в Кооперативном банке?!

Она садится рядом и поглядывает на меня с таким выражением, словно я – дутый чек (мол, дело неприятное, но ее напрямую не касается). Потом тяжело вздыхает и вытаскивает из большой цветастой сумки что-то вроде блокнота. Неторопливо отвинчивает колпачок поршневой ручки и начинает бисерным почерком писать. (Господи! Вот уж не думал, что с тех пор, как изобрели шариковые ручки, кто-нибудь еще пользуется чернильными.)

Ясное дело, меня одолевает любопытство. Какая женщина станет заниматься писаниной на кладбище?! Может, она подсчитывает укокошенных мужей? Внезапно соседка переводит взгляд на меня, и я слышу отчетливый смешок: это она усекла, что я за ней подглядываю. В отместку за наглый смех я мысленно раздеваю тусклятину, потом напяливаю на нее лиловый парик и сетчатые чулки. Из туго затянутого блестящего корсета выпадают белоснежные груди. От ее реального облика остаются белесые ресницы и фетровый берет с грибами.

Привидевшаяся мне картинка настолько смешна, что я в открытую пялюсь на соседку, а рот у меня расплывается до ушей. Она снова смотрит на меня и… прежде чем я успеваю принять серьезный вид… улыбается в ответ!

Господи, неужели это один и тот же человек?

Неужели эта тусклятина, которая только что сидела, поджав блеклые губы и молясь на кусок гранита, умеет так улыбаться?

Как школьница на летних каникулах… как мальчишка, которому купили первый в жизни велосипед. Счастливой, безудержной улыбкой – точь-в-точь как девочка с розовой лейкой у соседней могилы.

Мы застываем в этом положении, до ушей улыбаясь друг другу. Ни один не хочет уступить и отвернуться первым.

Что это еще за глупости?

Может, от меня ждут действий? Может, надо сказать: «А вы часто сюда приходите?» или «Сегодня на кладбище много народу. Как вам нравится здешняя часовня?» А может, прижаться к ней коленом?

И вдруг нас словно обесточили: мы дружно отворачиваемся и некоторое время смотрим прямо перед собой, сидим не шелохнувшись, как будто скамейка заминирована. Потом я, чтоб уж совсем не потерять присутствие духа, начинаю играть ключами.

Исподволь я замечаю, что она не может отвести глаз от моей руки. Я много лет вырабатывал у себя привычку не прятать руку в карман, если на нее зырятся. И представьте себе, выработал. Да, крошка, я трехпалый Бенни. Take it or leave it! [5]5
  Хочешь – бери, не хочешь – нет (англ.).


[Закрыть]

Xa-xa, она решила, что ей такого не надо. Встает и отваливает… можно подумать, я пытался ущипнуть ее своей покалеченной лапой. Чего разозлилась-то?

Не иначе как я напугал человека, представ в виде Бенни-Кавалера (если не Бенни-Жиголо).

Когда я гонялся за девахами, со мной такое сплошь и рядом случалось. Я ведь только следовал за своим терминатором, а на него можно было положиться, как на «волшебную лозу»: он всегда приводил к девкам. Летом он тащил меня в парк отдыха. Зимой – на танцульки в каком-нибудь поселке, зачастую дальнем. По будням в тамошнем мрачном зале проходили уроки физкультуры, а вечерами заседало общество трезвенников, зато в пятницу-субботу лампы прикрывали абажурами из гофрированной бумаги и приглашали оркестр (ясное дело, за плату). На городские дискотеки я почти не ездил. С одной стороны, потому, что отстал от моды (я заметил это, когда парни стали носить кепки задом наперед), но еще и потому, что мне казалось бессмысленным дергаться поодиночке, на расстоянии друг от друга – какая-то артель напрасный труд. Нет уж, я свою партнершу хотел обнять. Мне нравилось, положив руку на плечо новой девушки, вести ее к площадке: я словно вытаскивал номер в лотерее, каждый раз счастливый. От девушек здорово пахло, они были очаровательны. Я влюблялся во всех подряд и с неохотой отпускал их от себя по окончании танца. Но мне не хотелось, перекрикивая оркестр, заводить с ними разговор. Хотелось лишь держаться за них, принюхиваться к ним и, закрыв глаза, плавно скользить по полу.

Мне и в голову не приходило, что можно желать – и добиваться – большего. А ведь в последнем классе гимназии я пользовался успехом: мое имя можно было прочесть не на одной девчачьей парте. Увы, с тех пор как я взвалил на себя усадьбу, я видел слишком мало девчонок и не замечал утекающих сквозь пальцы лет. Я даже не понимал, что наверняка утратил спортивную форму.

Начинал я вроде бы всегда неплохо. Топтался в обнимку с партнершей, иногда довольно неуклюже, но девки обычно умеют подладиться и не дают наступать себе на ноги. Изредка попадались танцорши с потрясным чувством ритма, так что мы просто летали по воздуху: это было клево. Когда танец заканчивался, девахи искоса поглядывали на меня, я же стоял дурак дураком и улыбался – вместо того чтобы, как положено, заговорить: «А ты здесь часто бываешь? Тебе нравится такая музыка? Сегодня тут много народу…» Я совершенно не против болтовни, она, так сказать, растапливает лед между людьми, просто я по этой части не мастак. Некоторые девахи после двух-трех танцев возвращались к своей кучке: они чаще всего тусуются вместе у стены. Большинство же готово было плясать дальше.

Однажды я решился раскрыть рот и спросил одну девчонку: «Что дает тебе ощущение счастья?» Меня почему-то во время танца занимал этот вопрос.

– Дает чего? – проорала она.

– Счастье! Что дает тебе?.. Ладно, забудь!

И я – с горящими ушами – побыстрей отбуксировал ее к девичьей кодле.

Бывали случаи и похуже. Как-то я, безо всякого прицела, отплясал пять танцев кряду с одной девахой: уж больно от нее хорошо пахло. А потом нагнулся и зарылся носом ей в шею – опять-таки не придавая этому значения. Она отскочила от меня как ошпаренная. Неужто приняла за вампира? Я представил себе свои жалкие, хоть и укрепляемые фтором, зубы в виде гигантских клыков… и невольно расплылся в улыбке. Девица зашипела на меня обозленной гусыней, развернулась и ушла.

Потом я случайно подслушал в вестибюле ее разговор с подружкой.

– Хороший тебе попался кавалер? – спросила та.

– Пьяный в стельку! Не сказал ни слова, только все ухмылялся!

Кавалер. Это слово подразумевает шелковую рубаху и лосьон после бритья в товарных количествах. Иначе говоря, человека с высокими запросами.

Да, у Бенни-Кавалера такая улыбочка, что народ просто шарахается. Почему эта тусклятина и сбежала.

Впрочем… она ведь тоже улыбалась, а?

5

День за днем

лицом к лицу

с треснувшими зеркалами

и злорадными штрафовщицами[6]6
  Зд. Сотрудницы дорожной полиции, оставляющие на машинах уведомления о необходимости уплатить штраф за неправильную парковку.


[Закрыть]

Перечитывая записи, которые я делала в синей книжице, я понимаю, что, очевидно, той осенью у меня была депрессия, причем в самой натуральной – клинической – форме.

На работе я в перерывах нескончаемо шутила, и мне нравилось видеть, как мои коллеги покатываются со смеху – до того, что у женщин начинает течь тушь. Тогда жизнь казалась вошедшей в свою колею, чему я от души радовалась.

Дома же, вернувшись к вечеру с пакетом продуктов из «Консума», я все время старалась чем-нибудь занять себя. Выкладывала на датском керамическом блюде натюрморт из только что купленных овощей, поливала ростки, которые выращиваю в качестве витаминной добавки, подбирала оперную арию повеселей и заводила ее на полную громкость, после чего зажигала в белой ванной канделябр и долго лежала в ванне, вдыхая запах лаванды из ароматической лампы.

В ту осень я читала исключительно автобиографии и ненаучную фантастику, которые действовали на меня наркотически: я переселялась в иные миры. И когда книга внезапно подходила к концу, я оставалась в изнеможении лежать на диване, словно это был берег, куда меня вынесло после кораблекрушения. Мемуары и сказочные миры принуждали задаваться вопросами: зачем ты, собственно, живешь? на что тратишь свою жизнь – такую хрупкую, непростую и короткую?

Ночью мне снились разные ответы. Однажды я увидела себя в хитросплетенье света и тени. Я была богиней, из пальцев которой произрастали разные формы жизни: с одной стороны, мясистые побеги лиан, с другой – пухлые тела младенцев.

Случались дни, когда, казалось, не было ничего, кроме снега с дождем и бесконечного ожидания автобуса. Я увеличила взносы по пенсионной страховке и составила завещание. Если Эрьян посчитал нужным обратиться за этим в «Фонус», почему бы мне не последовать его примеру? В такие дни я заводила папки для квитанций, покупала в ИКЕА коробки для всякой всячины и забивала ими гардероб, даже начала вставлять в рамки старые слайды (которые значили для меня не больше прошлогодней листвы).

Еще я часто занималась мастурбацией. Воображаемые мужчины были крепкого телосложения, с мозолистыми руками и колючим подбородком. Лиц у них не было, над подбородками зияла пустота.

Моим спасательным кругом, моим якорем в жизни стала Мэрта. Она могла ворваться прямо в ванную и размахивать перед моим носом билетами в кино до тех пор, пока я не вылезала из воды и, задув свечи, не шла с ней. После кино мы возвращались ко мне и, устроившись каждая на своем диване, трепались о повседневных мелочах и о смысле жизни – начиная с последнего фортеля, который выкинул ее невротик шеф, и кончая взглядами на женщину, которых придерживался блаженный Августин (мы разносили Отца Церкви в пух и прах).

Мэрта распространяла вокруг нежный аромат булочек, туалетной воды и тонких сигарок – сигарильо. Она вроде-как-жила со своим Ненаглядным по имени Роберт, но изредка, когда он отправлялся в очередную таинственную командировку, мы с Мэртой распивали бутылку белого портвейна и она оставалась ночевать у меня на диване. Следующее утро мы, лохматые и опухшие, проводили в добродушных мелких стычках (Мэрта при этом расхаживала в темном махровом халате Эрьяна, выкинуть который у меня не поднималась рука). Мы часто жалели, что не лесбиянки: меня вполне устроила бы жизнь с Мэртой, да и для нее Роберт сплошь и рядом оказывался непосильным бременем.

Однажды ночью я рассказала ей про Лесовладельца и его необъяснимую улыбку. Мэрта села на диване, послюнила палец и, подняв его кверху, радостно воскликнула:

– Между вами что-то будет!

6

Жизнь бобылем, без семьи, без детей – может, на это особо обращаешь внимание, если ты крестьянин с энным количеством гектаров пахотной земли и леса.

Для кого я сажаю лес, который можно будет рубить не раньше чем через тридцать лет? Для кого обсаживаю поля деревьями, чтобы почва со временем не истощилась?

И кто мне поможет с сенокосом?

Я сравнил результаты пробных доек. Показатели с каждым месяцем все лучше, надои растут, бактерий становится меньше. Я отремонтировал доильное помещение, завел новый резервуар для молока, планирую усовершенствовать уборку навоза. Еще купил трактор с двойными колесами, и не потому, что он мне позарез нужен, а просто чтобы доказать себе: кое-что в моей жизни меняется к лучшему.

Как это ни бессмысленно, вечерами я находил себе все новые дела, только бы оттянуть возвращение в дом. Уж больно меня напрягала глухая тишина моего скудного на звуки жилища. В нем пахло запустением и неуютом. Дошло до того, что я посреди недели смотался в город и купил уродский черный радиоприемник в форме сигары, который и водрузил на кухонном столе.

Теперь, придя домой, я первым делом – еще до душа – врубал на полную мощность рекламный канал. Доносившиеся из приемника возбужденные голоса внушали мне, что где-то жизнь худо или бедно течет и крохотный ее ручеек заворачивает в мою облезлую кухню. Тем не менее я не сподобился выбросить и коричневый бакелитовый приемник, который отец в 50-х годах подарил матери на очередную годовщину свадьбы; более того, я даже включал его (без звука), потому что на теплом радио любил полежать кот.

В стиральную машину я запихивал все подряд, без сортировки, так что белье приобрело синевато-серый оттенок. Изредка проглядывая вторую часть «Ланда», я обнаружил, что некоторые селяне делают домашнюю колбасу и украшают крыльцо резными финтифлюшками. Плевать я хотел на свое крыльцо! Не все ли равно, где сбрасывать сапоги и куда выставлять бочонки из-под пива? А колбасу можно за две секунды купить в «Консуме», когда запасаешь продукты на неделю.

Еще у меня были смутные планы выгрести все из холодильника: кое-что там явно задумалось. Несколько полок заняты банками с вареньем, надписанными материной рукой; сверху на них образовался толстый слой плесени. Но выкинуть это варенье – все равно что выкинуть из дому мать.

Конечно, я вполне мог бы поступить на какие-нибудь вечерние курсы, чтобы Видеться с Людьми. При местном отделении Союза земледельцев есть семинар под названием «Подними свою усадьбу», который наши остряки тут же переименовали в «Подпали свою усадьбу» (в создавшихся условиях это казалось более разумным). Я было начал ходить на семинар, но через два раза бросил: его посещают те же люди, с которыми я встречаюсь в магазине сельхозпродукции, в «Тракторе» Йоте Нильссона или на ежегодном рождественском празднике Союза.

На этот праздник приходили с женами, так что у меня была возможность и потанцевать, и пошарить рукой там и сям. Впрочем, иногда партнерши принимались тяжело дышать и так вилять задницей, что я смущенно поглядывал на их мужей. В разгар праздника мы, мужики, ходили за угол приложиться к захваченной из дома бутыли, а потом начинали травить байки – про крестьянскую дочку, да про бродячего торговца, да про то, что девка сказала парню. Случалось, в порыве сентиментальности мы говорили друг другу: вот ведь, возделываем землю, а имеем с этого одни неприятности…

Затем праздник подходил к концу, и последний танец отдавался супружеским парам, а мы, холостяки, спорили в дверях о загрязнении рек или о Европейском союзе, потом у кого-нибудь обязательно находилась трезвая жена, которой надо было ни свет ни заря заступать на смену в больнице, и меня подбрасывали домой на машине. И если я не слишком надирался, то начинал фантазировать про кого-нибудь, с кем танцевал в обнимку, хотя в голове неотступно свербило: надо проснуться в шесть (денег нанять сменщика у меня нет).

Ну вот, думал я, теперь они разъедутся по домам, к своим проклятым крылечкам с финтифлюшками, укроют разметавшихся во сне детей, а завтра супружница сварит мужу крепкого кофе, чтоб он поскорее пришел в себя, поставит тесто для хлеба и примется набивать колбасы. А для чего живу я?

Мне даже не стыдно признаться, что я написал в одну фирму, которая обещала прислать выбранную мной из каталога филиппинку. Но когда я увидел их каталог – кое-как сляпанную на ксероксе брошюру с расплывшимися черно-белыми фотками, – меня чуть не стошнило. Интересно, что подумала бы обо мне кладбищенская тусклятина, если б застала за разглядыванием этого каталога? Мне еще никогда не было так хреново…

7

Счетчик на парковке

срок годности продукта

последний день оплаты

метастазы на теле общества

Некоторое время я не могла заставить себя сходить к Эрьяну. Холодает, мысленно оправдывалась я, нельзя же по-прежнему часами сидеть на кладбище, рискуя застудить придатки. «Мы готовы рискнуть, – говорили придатки, – уж больно хочется снова встретить Лесовладельца…»

И однажды я сорвалась с собрания, на котором нам предстояло обсуждать бюджет библиотеки на следующий год, и полетела на кладбище.

Разумеется, Лесовладельца там не оказалось. Честно сказать, я даже не была уверена, что узнаю его, если он будет иначе одет и сохранит серьезность.

Его улыбку я бы точно узнала. Где бы ни увидела.

Мне было жаль Эрьяна – моего смуглолицего, красивого, доброжелательного Эрьяна. Жена сидит у его могилы, а думает о другом! Впрочем, если б тут похоронили меня и у могилы сидел Эрьян, он обязательно прихватил бы с собой бинокль наблюдать за птицами.

Моя влюбленность в Эрьяна прошла еще до свадьбы. Исчезла, как исчезает загар (кто-нибудь замечал, в какой миг это происходит?). В отличие от загара влюбленность не вернулась. Так что у меня и перед браком бывали периоды, когда я ломала руки, пытаясь разглядеть за горами за долами (в своем будущем) нечто, чего мне так и не суждено было испытать – во всяком случае, с Эрьяном.

Я тогда крепко напрягла Мэрту. Мы пили чай ведрами, до полчетвертого утра.

– Человек ведь не может быть влюблен вечно, правда? – жалобно рассуждала я. – Со временем влюбленность заменяется Любовью, на которой и строятся более прочные отношения. А Любовь – это такая нежная дружба в сочетании с сексом…

Просто удивительно, что Мэрту ни разу не стошнило от моего нытья! Между прочим, психотерапевтические книги о Любви она держит в уборной – чтобы в случае необходимости рвать оттуда листы.

– По-моему, тебе сложно даются эти попытки убедить себя, – спокойно говорила она, таращась на меня сквозь дым нескончаемых сигарок. Сама Мэрта действовала только по принципу: Слушайся Веления Сердца.

– Эрьян обладает всеми возможными достоинствами, – упрямо твердила я.

– Иными словами, он доброкачественный товар? – фыркала Мэрта. – Протестирован в Управлении потребительских товаров и отобран как лучший мужчина в возрастной категории от двадцати пяти до тридцати пяти лет? Но существует ли Эрьян на самом деле? Может, он клон? А может, работает от батареек? Ты проверяла, у него из уха не гудит?..

Вскоре Мэртин Ненаглядный продал ее машину и на вырученные деньги купил себе билет на Мадагаскар. Мэрта было повесила нос, но потом опять задрала его кверху, во многом благодаря аутотренингу: сначала она возненавидела Роберта, затем с головой ушла в работу и отвела ненависти лишь несколько минут перед сном. Так что, когда Роберт вернулся, бронзовый от загара и здорово похорошевший, Мэрта уже через три недели снова раскрыла ему объятия.

Это решило исход моих сомнений. Если за горами за долами меня ждет что-нибудь в духе Роберта, без такого удовольствия можно и обойтись.

И я взялась за создание Счастливого Брака. Через полгода наше с Эрьяном супружество напоминало пару удобных, хорошо разношенных домашних туфель. Мы по-братски делили все хозяйственные заботы, устраивали вечеринки для коллег, угощая их греческим вином «деместика» и настоящей болгарской брынзой, перекрашивали купленную на распродаже мебель и вырезали друг для друга газетные статьи.

Правда, сосуществование в двуспальной кровати нельзя было назвать беспроблемным, однако мы винили в этом мое скудное на ласку детство. При том что Эрьян всячески старался подготовить и распалить меня, битых полчаса обхаживая и оглаживая, я оставалась сухой, как наждак, и собственно половой акт происходил со скрипом (в буквальном смысле слова).

Разумеется, я так по-настоящему и не узнала Эрьяна.

Не потому, что он пытался что-либо утаить. В ответ на мои вопросы он охотно выкладывал всё – от имен телок, приглянувшихся ему на какой-нибудь вечеринке, до девичьей фамилии матери. Но…

В газетах иногда встречается оговорка: «Люди на фотографии не имеют никакого отношения к содержанию данной статьи». Так и с Эрьяном: он был покрыт для меня мраком неизвестности. И я перестала расспрашивать.

Он тоже задавал мало вопросов, а если задавал, то у него на лбу было написано: Я ПРОЯВЛЯЮ ИНТЕРЕС. И я перестала отвечать. Он словно даже не заметил.

Наибольшего взаимодействия мы достигали, перемывая косточки друзьям и знакомым, которые сначала устраивали бурные сцены у семейного терапевта, а потом все-таки расходились. Мы обожали подробнейшим образом разбирать их ошибки, причем вслед за таким разбором нередко оказывались в нашей эстетически выдержанной постели – и я скрипела меньше обычного.

Однако же, сколько бы Эрьян ни трудился над моими эрогенными зонами, с ним яйцеклетки и не думали кувыркаться…

Сидючи на кладбищенской скамейке, я чуть не отморозила себе корму, а потому удалилась. Увы, сегодня Лесовладелец меня проигнорировал! Его не было и в два следующих раза.

На третий я столкнулась с ним у ворот, уже когда уходила. В руках у него были фонарь со свечой и небольшой еловый венок с пластмассовыми каллами. Ну конечно, сегодня День Всех Святых! [7]7
  В этот день (1 ноября) на могилах принято зажигать свечи.


[Закрыть] Лесовладелец кивнул мне с суровым видом старого учителя, который мысленно спрашивает: «Ну-с, милая, а ты уже поставила на могилу фонарь?»

Я подумала про Мэрту и ее Ненаглядного. Неужели у них было такое же начало и ноги несли Мэрту куда-то против ее воли, а яичники творили Бог знает что?

Венок с пластмассовыми цветами! Вот над чем Эрьян посмеялся бы от души! Что-что, а смеяться он умел…

Следующую неделю я воздерживалась от походов на кладбище. Надо было дать ногам и яичникам возможность угомониться, иначе бы они натворили невесть что.

Тем временем меня пригласил отужинать с ним старший библиотекарь Улоф, недавно разведенный. Прямо с работы мы пошли в новенький паб, декор которого претендует на английский, но не характерен для британских пабов по крайней мере с середины 30-х годов. Улоф носит мальчишескую, хотя и поседевшую челку, и она падает ему на лоб, когда он входит в раж. Еще у него белые руки с длинными пальцами, которыми он изящно жестикулирует. Думаю, такая привычка возникла у него в юности, во время учебы в Сорбонне.

Ели мы баранину на вертеле, и я пила вино, а Улоф – мутное бельгийское пиво, так что застольную беседу он, помахивая челкой, начал с долгих рассуждений о пиве. Потом мы поговорили о Лакане[8]8
  Лакан Жак (1901-1981) – французский философ, основатель структурного психоанализа, один из самых оригинальных последователей 3. Фрейда.


[Закрыть], Кристевой[9]9
  Кристева Юлия (р. 1935) – французский литературовед и лингвист, родилась в Болгарии, с 1960-х гг. живет в Париже. Ученица Р. Барта, пропагандист и толкователь М. Бахтина.


[Закрыть] и григорианских хоралах, а затем поехали ко мне, где дело кончилось постелью. При своем затянувшемся воздержании я была не против.

Правда, в яичниках и теперь наблюдалось полное спокойствие.

Когда мы выбрались из постели, приняли душ и допили мое «перно», Улоф показал мне фотографии двух своих детей и подробно объяснил, как его дочке выправляют прикус. А под конец взял и расплакался. По-моему, нам обоим стало легче, когда он ушел.

Несколько дней я даже не вспоминала про Лесовладельца. Очевидно, я избрала самый верный способ обуздывать гормоны. Для нормальной работы организма ему время от времени нужен любовник. Мой интерес к Лесовладельцу был лишь симптомом, который указывал на нехватку в организме определенных веществ – как ломающиеся ногти указывают на нехватку витаминов группы В. Достаточно попринимать дрожжевые таблетки, и все приходит в норму.