Текст книги "Красно-золотая прядь"

Автор книги: Катарина Берт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Пол Дебни

– Я буду рада добраться до этой кухни, – сказала Мэри, когда мы спустились вниз, чтобы осмотреть место наших импровизированных трудов. – Эти старухи были ужасно беспечны. Здесь хватило бы еды, чтобы прокормить целую армию. Я бы не удивилась, мисс, если бы кто-нибудь из этих негров со стороны пришел сюда и приготовил прекрасный обед, а миссис Брейн об этом бы и не узнала.

– Осмелюсь сказать, – сказала я, с неподдельным удовольствием осматривая светлое, веселое место, – но, во всяком случае, Делия была чистой старой душой. Все блестит, как новая булавка.

– Снаружи, мисс, – сказала она, – но это белая гробница, посмотрите сюда на минутку. Там есть шкаф, который просто ужасен.

Она распахнула низкую дверь в дальнем конце кухни, и я, наклонившись, заглянул внутрь.

– Ну, – сказала я, – его использовали как склад для старого хлама. Один конец – просто груда сломанной мебели и старой техники. Здесь пришлось бы хорошенько поработать. Я сомневаюсь, что женщина смогла бы сдвинуть большую часть хлама. Я думаю, Делия пыталась, потому что вижу, что все сдвинуто с мертвой точки. Дайте мне свечу. Вы продолжай печь хлеб, а я пока поработаю здесь. Я могла бы кое-что сделать, чтобы все исправить.

Мэри зажгла свечу и протянула ее мне, а я принялась рыться в куче сломанных инструментов, кастрюль и чайников, старых садовых инструментов. Здесь была даже газонокосилка. Как она сюда попала и зачем ее сюда положили? Я толкнула ее и обнаружила, что она тяжело, но очень тихо откатилась в сторону. От усилия я немного потеряла равновесие и уперлась рукой в стену. Но стена исчезла во влажной темноте, и я упала. В узком, низком конце чулана под лестницей не было стены, только дыра.

– О, мисс, – крикнула Мэри, подходя к двери с руками, перепачканными мукой, – миссис Уотсон! Миссис Брейн просит вас, пожалуйста, принести чай в гостиную. Там, кажется, компания, а мои руки в тесте.

Я вышла, слегка потрясенная своим падением, немного озадаченная этим шкафом с его темным открытым концом, так тщательно защищенным массой тяжелых вещей. Тогда-то я впервые по-настоящему заподозрила, что в Пайн что-то не так. Я ничего не сказал Мэри. Ее спокойное, жизнерадостное здравомыслие было бесценно. Я поспешно вымыла свои ржавые, пыльные руки, пригладила волосы, приготовила чайный поднос и поднялась наверх.

Миссис Брейн принимала в гостиной двух мужчин.

Я вошла и поставила поднос на маленький столик рядом с миссис Брейн. Сделав это, я взглянула на двух мужчин. Один из них был высокий, плотный мужчина с седыми волосами и седой бородой, с задиристыми манерами, которые противоречили доброму выражению его глаз. Он мне сразу понравился. Другой почему-то произвел на меня гораздо менее благоприятное впечатление. У него был вид ленивого безразличия, большие, скромные глаза, черные волосы, очень гладко причесанные, и низкий, уничижительный, приятный голос. Он бросил на меня небрежный взгляд, когда миссис Брейн очень любезно представила меня – она сделала из меня скорее гостя, чем экономку, – и снова опустил глаза на чашку, зажатую в его длинных тонких руках. Однако я успела заметить, что его зрачки внезапно расширились. В остальном выражение его лица не изменилось, да и с какой стати? Но это необъяснимое выражение его глаз вызвало у меня неприятный шок.

– Мистера Дебни, – говорила миссис Брейн, – прислала миссис Родман, одна из наших дальних соседок, чтобы оживить нашу скуку. Он хочет изучить русскую библиотеку моего мужа, а так как мой муж особо просил, чтобы его книги не давали взаймы, то это означает, что мы будем очень часто видеться с мистером Дебни. Доктор Хаверсток осматривает Робби. Нервы бедняги в очень плохом состоянии.

– Вы позволите мне взглянуть на него, не правда ли? – пробормотал юный Дебни. – Я обожаю маленьких детей.

– О, – громко рассмеялся большой доктор, – любой, у кого нет рыжих волос, может увидеть Робби. Я слышал, что он яростно возражает против рыжих волос, а что насчет мисс Гейл? У нее очень красивые рыжие волосы.

Конечно, это было дружеское поддразнивание, но оно беспричинно разозлило меня, и я почувствовала, как краска приливает к моему бросающемуся в глаза лицу. Тем более что мистер Дебни смотрел на меня с возрастающим интересом.

– Как странно! – сказал он.

– Не могли бы вы проводить мистера Дебни в библиотеку, когда он закончит пить чай, мисс Гейл? – Спросила миссис Брейн в своей милой манере. – Я бы хотела еще немного поговорить с Робби и доктором Хаверстоком, если позволите, мистер Дебни. Покажите ему картотеку, мисс Гейл. Спасибо.

Это была неприятная обязанность, и я намеревалась сделать ее как можно короче. Я не рассчитывала на способности молодого мистера Дебни быть артистом.

Он начал говорить, когда мы пересекли холл.

– Великолепный дом, не правда ли, мисс Гейл? Такое место, о котором вы читали и хотели бы написать, если бы у вас был дар. Вы когда-нибудь бывали на Юге?

– Нет, – обескуражено ответила я.

– Я очень хорошо знаю здешнюю местность. Много ли вам удалось обойти?

– Естественно, нет. Как экономка…

На мгновение, когда мы вошли в библиотеку, он стоял, мрачно глядя вниз; теперь он вдруг бросил на меня откровенный веселый взгляд и рассмеялся.

– О, – сказал он, – это абсурдно, слишком абсурдно, я имею в виду, что вы экономка. Вы просто играете в нее, не так ли?

– В самом деле, мистер Дебни, – сказала я, – я не очень склонна претворяться кем-либо. Я искренне стараюсь зарабатывать себе на жизнь. Картотека вон там, между передними окнами. Что-нибудь еще?

– Я был груб? – Спросил он с нелепым мальчишеским видом. Я не хотел этого. Но вы же не станете возражать, если люди это заметят?

Я попала в эту маленькую ловушку.

– Заметят что?

Я не могла удержаться, чтобы не спросить его.

– Ну, – сказал он, – совершенно неуместно, что вы вообще экономка. Думаю, именно это и напугало Робби.

Теперь в его голосе звучали странные нотки, раздражение. Он пытался быть неприятным? Я не могла разглядеть этого молодого человека. Я отодвинулась.

– Мисс Гейл, – он снова стал совершенно отстраненным и небрежным, – я вынужден задержать вас на минутку. Видите ли, этот книжный шкаф заперт.

– Я спрошу миссис Брейн.

Мистер Дебни был занят каталогом, но по какой-то причине у меня всегда было кошачье чутье в таких делах, и я почувствовала, что он только что вернулся на место и хочет, чтобы я поверила, что он провел там все время моего отсутствия.

– Эти другие экономки, – сказал он, – не очень-то старались зарабатывать себе на жизнь, не так ли? Миссис Брейн рассказывала мне…

– О, – улыбнулась я, несколько удивленная тем, что миссис Брейн была так откровенна. При мне она никогда не упоминала о других экономках. Это были очень нервные женщины. Но я не такая.

Он повертел ключ в руке, посмотрел вниз, потом застенчиво поднял на меня глаза. У него был самый обезоруживающий и внушающий доверие взгляд.

– Нет, – сказал он, – вы спокойны. Здорово иметь крепкие нервы. Вас не так-то легко напугать. – Затем, повернувшись к книжному шкафу, он резко добавил, оглядываясь на меня, – вы что-нибудь знаете о России?

– Нет, – ответила я, – то есть очень мало. – Были причины, по которым эта тема была мне неприятна. Я снова отодвинулась.

Он открыл книжный шкаф.

– Фу! – Сказал он. – Здесь пыль веков! Мне придется попросить миссис Брейн позволить вам…

Я вышла и закрыла за собой дверь.

Но мне было не так-то легко отделаться от решимости молодого Дебни видеться со мной чаще. В тот же вечер миссис Брейн попросила меня по утрам вытирать пыль с книг ее мужа и каталогизировать их. Сначала я боялась этих часов с нашим гостем, но с каждым днем я все больше и больше наслаждалась ими. Я обнаружила, что говорю с мистером Дебни свободно, больше о своих мыслях и фантазиях, чем о своей жизни, в которой слишком много болезненного. И поначалу он был самым откровенным и обаятельным собеседником. Я была молода и одинока, у меня никогда не было такого приятного общения. Что ж, нечего извиняться за это, пытаться объяснить, ходить вокруг да около, я впустила его в свое сердце. И мне показалось, что его сердце начало двигаться навстречу моему. Иногда в его глазах появлялось странное выражение беспокойства.

Эта озабоченность мешала мне думать о других вещах. Я все время перебирала вчерашний разговор с мистером Дебни, планировала завтрашний, наслаждалась сегодняшним. Примерно через неделю хозяйка положила конец тому, что называла “короткими приездами и долгими отъездами Пола Дебни”, и пригласила его погостить у нас. Он согласился, и я была невероятно счастлива. Впервые за всю свою печальную жизнь я почувствовала себя очень молодой. Я помню этот период как нечто вроде темной зеленой полосы в долгом, ужасном, каменистом путешествии. Он появился тихий, тенистый участок, но быстро исчез.

Только не днем, мэм

Труды Мэри и мои длились недолго. В конце недели многообещающая пара подала заявку на должность, описанную в объявлении миссис Брейн. Однажды утром они подъехали к дому в наемном экипаже, и мы с миссис Брейн беседовали с ними в моем маленьком кабинете. Они были англичанами, и у них было несколько превосходных рекомендаций. Конечно, они были довольно старомодными, датируемыми временем, предшествовавшим браку пары, но они объяснили, что долгое время жили на свои сбережения, но теперь более высокая стоимость жизни заставила их снова пойти на службу.

Женщина была бы очень красива, если бы не недостаток в пропорциях: ее лицо было слишком большим. Кроме того, в больших глазах с тяжелыми веками не было никакого выражения. Ее муж был самый сдержанный тип английского слуги, какого только можно было себе представить, с бакенбардами и маленьким, тонкогубым, слегка впалым ртом. Глаза у него были такие маленькие, что их почти не было видно на длинной узкой голове. Однако их общий вид был вполне презентабельным, а манеры не оставляли желать лучшего. Особенно ко мне они относились так почтительно, так покорно, так охотно служили, что меня это почти смущало. У них была странная манера пристально смотреть на меня, как будто они ждали какого-то сигнала. Иногда мне казалось, что где—то глубоко под раболепием этих двух пар глаз скрывается скрытое выражение чего-то, что я не могу точно перевести, возможно, страх или … как бы это выразить? своего рода страшное осознание тайного понимания. Возможно, нет лучшего способа описать это, чем сказать, что я не была бы удивлена, если бы, быстро взглянув в большое, пустое, красивое лицо женщины, я увидела бы подмигивание. И она ожидала, что я пойму ее подмигивание.

Конечно, все эти впечатления у меня появились не сразу, а через несколько дней. Однажды, и только один раз, Генри Лорренс, новый человек, совершил настоящую дерзость. Я была занята в библиотеке своей нескончаемой, но восхитительной работой по вытиранию пыли и расстановке книг мистера Брейна в обществе Пола Дебни и, услышав голос Мэри, с тревогой зовущей из сада “мисс Гейл”, внезапно вышла в холл. Генри стоял у двери в библиотеку и ничего не делал, хотя в руке у него, несомненно, была тряпка. Он нисколько не смутился, увидев меня; напротив, это неописуемое выражение взаимопонимания или ожидания взаимопонимания прочно овладело его лицом.

– Я вижу, вы не спускаете с него глаз, мадам, – тихо сказал он, кивнув в сторону комнаты, где я оставила мистера Дебни.

Я, конечно, была раздосадована, и, наверное, это отразилось на моем лице. Мой упрек, однако, не был столь суров, чтобы вызвать такое выражение страха. Генри побледнел, его тонкие, расплывшиеся губы, казалось, никак не могли собраться вместе. Он пробормотал жалкие извинения и растаял в коридоре.

Помню, я простояла несколько минут, глядя ему вслед, а когда, обернувшись, увидела, что мистер Дебни последовал за мной к двери и наблюдает за мной и за удаляющимся человеком, я почувствовала явное и беспричинное раздражение.

Он тоже растворился в комнате, а я вышла в сад, чтобы повидать Мэри. По правде говоря, я никогда не считала себя особенно внушающей благоговейный трепет личностью, но с тех пор, как я приехала в Пайн, все, от Робби до этого молодого человека, все, кроме Мэри и миссис Брейн, казалось, смотрели на меня с разной степенью страха. Это огорчало меня, но, в то же время, давало мне новое чувство силы, и я вдумаю, что это было поддержкой для меня в трудные и ужасные дни.

У самшитовой изгороди сада меня встретила Мэри. Как обычно, она держала меня на расстоянии от своего подопечного.

– Мисс Гейл, – сказала она, – можно вас на минутку?

– На столько минут, на сколько пожелаете, – сказал я сердечно.

Она подошла к небольшой беседке неподалеку, где стояла деревенская скамейка. Я села на нее, а она стояла передо мной, сложив сильные красные руки на переднике. Я видела, что она серьезна и встревожена, хотя и спокойна, как всегда.

– Мисс Гейл, это странное дело, – начала она.

Мое сердце печально подпрыгнуло.

– О, Мэри, – взмолилась я, – пожалуйста, не говори ничего о привидениях или странных существах в доме.

Она попыталась улыбнуться, но это была слабая попытка.

– Мисс Гейл, – сказала она, – вы знаете, что я не из тех, кто делает горы из кротовых холмов, и вы знаете, что я не из тех, кого легко напугать. Но, мисс, ради Робби надо что-то делать.

– Что же делать, Мэри?

– Ну, мисс, я не говорю, что это не нервы; нервы – это не то; я знаю, я жила в доме с привидениями в старой стране, где цепи таскали вверх и вниз по парадной лестнице регулярно после наступления темноты, и все такое-вроде того, что все мы принимали как нечто само собой разумеющееся. Но я думаю, что миссис Брэйн должна убрать Робби из этого крыла. Да, это так.

– Что-нибудь еще случилось? – недоуменно спросила я.

– Да. То есть кошмары Робби стали хуже, чем когда-либо, и прошлой ночью, когда я вбежала в детскую, я выскочила из кровати так быстро, как только могла, и даже не обулась – вы знаете, мисс, я сплю рядом с детской и держу ночник горящим, потому что я не из тех людей, которые придерживаются дисциплины и позволяют нервному ребенку плакать до истерики, – когда я вошла, я увидела, что дверь детской закрылась, и только клочок какого-то платья сполз с края кровати.. Робби был вне себя, я вряд ли решилась бы уйти от него, но я побежала к двери и распахнула ее настежь внезапно, но в коридоре было темно, но мисс, – Мэри сглотнула, – я услышала шаги далеко по коридору в направлении вашей комнаты.

У меня кровь застыла в жилах. – В направлении моей комнаты?

– Да, мисс, я подумала, что это, должно быть, вы, и мне стало немного легче, но когда я вернулась к Робби, – тут она отвела от моего лица встревоженный взгляд, – он снова кричал и кричал о той женщине с рыжими волосами.... О, мисс Гейл, мэм, не сердитесь на меня. Вы знаете, что я ваш друг, но, мисс, вы когда-нибудь ходили во сне?

– Нет, Мэри, нет, – сказала я, и, к моему удивлению, у меня не было голоса, только шепот, чтобы сказать это.

– После этого ты должна запирать меня на ночь, Мэри, – добавила я более твердо. Или, еще лучше, после того, как Робби крепко уснет, позволь мне спать в твоей спальне. Ты можешь постелить мне там что-нибудь вроде кровати, и мы будем присматривать за Робби. Я уверена, что это всего лишь его сон – женщина с рыжими волосами, склонившаяся над ним, и я уверена также, что закрывающаяся дверь, и платье, и шаги были результатом нервного и возбужденного воображения, когда тебя внезапно разбудили от крепкого сна.

– Я не спала, мэм, – сказала Мэри голосом человека, который хотел бы, чтобы его убедили.

Я сидела на холодном солнышке и думала о женщине с длинными рыжими волосами, которая навещала Робби. То, что это могла быть я сама, из-за какого-то омерзительного влияния сна и ночи, заставило мое сердце заболеть.

– Мэри, – жалобно спросила я, – разве Робби никогда не видел женщину с рыжими волосами до того, как я пришла в Пайн?

Она неохотно покачала головой. – Нет, мисс. В первый раз он проснулся, крича о ней, в ночь перед тем, как Делия, Джейн и Энни подали заявление.

– Но он и раньше боялся рыжеволосых женщин, Мэри, потому что, как только я сняла шляпу внизу, в гостиной, он указал на меня и воскликнул: "Это ее волосы!"

– Это правда, мисс? – Спросила Мэри, очень впечатленная. – Что ж, это указывает на то, что до вашего прихода его напугала какая-то рыжеволосая особа.

– Конечно, Робби мог бы рассказать тебе что-нибудь, что объяснило бы все это, – раздраженно сказала я. – Разве ты его не спрашивала?

Мэри всплеснула руками. – Что вы? Я не осмеливаюсь, мисс Гейл, от этого зависит его жизнь.

– По-моему, это странно, потому что я знаю, что первый способ избавиться от нервного страха – это выяснить его причину.

– Да, мисс. – Мэри, очевидно, была поражена моими познаниями. – Именно это и сказал сам доктор Хаверсток. Но он говорит, что это должно быть вытянуто из Робби тем, что он называет косвенным методом. Мистер Дебни был с миссис Брейн и доктором, когда они обсуждали Робби, и он говорит, что любит детей, и они любят его. Робби и он, как два ребенка вместе, играли в железную дорогу и тому подобное вчера…

– Он спрашивал Робби о рыжеволосой женщине вчера, потому что это могло вызвать кошмар прошлой ночью?

– Не знаю, мисс. Я не могла их слышать. Мистер Дебни, он всегда уговаривает Робби отойти подальше от скамейки, на которой я сижу и шью.

– Пожалуй, я спрошу мистера Дебни, – сказала я. – Я двинулась было прочь, но потом, немного подумав, снова повернулась к Мэри. Она изучала меня с сомнением.

– Я думаю, нам лучше попробовать план пристального наблюдения за Робби, прежде чем мы скажем что-нибудь, что встревожит миссис Брейн, – сказала я. – Она очень расстроится, если переселит Робби из детской, а в последнее время она очень усталая и вялая. Мне кажется, она слишком много работает. Эта новая женщина, Сара Лорренс, наводит ужас на уборку дома, и она уговорила миссис Брейн позволить ей провести тщательную уборку в старой части дома. Она работает почти так же усердно, как Сара, заглядывает в каждую щель, выкапывая старый мусор – нет ничего более утомительного.

– Да, мэм, – согласилась Мэри, – эта Сара просто чудо в уборке. Она привела в порядок наш кухонный шкаф, мисс.

– Правда?

Интересно, Сара тоже обнаружила это странное отверстие в задней стенке шкафа? Я почти забыла об этом, но теперь решила, каким бы абсурдным ни было это действие, исследовать черную дыру, в которую я упала, когда пыталась сдвинуть газонокосилку.

Я выбрала время, когда Сары Лорренс не было на кухне, она резала салат в огороде. Несколько минут я наблюдала за ее широким, хорошо затянутым корсетом телом, затем, тихо напевая себе под нос, почему-то у меня было чувство, что я в опасности, я прошла по чистому дощатому полу и вошла в чулан, на который мое внимание впервые обратила Мэри. Это было действительно обновленное место, сладкое и украшенное, как обитель дьяволов в притче: горшки вычищены и расставлены на полках, мусор убран, газонокосилка убрана, валик перенесен в более подходящее место. Но в его дальних закоулках было так же темно, как и всегда. Я вошла, наклонив голову и ощупывая впереди себя рукой. Вскоре мои пальцы наткнулись на стену. Я ощупала все вокруг, спереди, с обеих сторон, вверху и внизу; нигде не было разрыва. То ли мне померещилось отверстие, то ли моя нора была заколочена.

Я вышла, зажгла свечу и вернулась. Чулан был совершенно обычный: просто кухонный чулан с покатой крышей; он был под лестницей, одна маленькая узкая стенка и три высокие широкие. Низкая узкая стена стояла там, где я представляла себе свою нору. Я подошла поближе и осмотрела ее при свете свечи. У этой стены была только одна особенность: она имела временный вид и была сделана из странных старых досок, которые, как мне показалось, имели признаки недавней работы. Возможно, Генри сделал ремонт. Я задула свечу и вышла из шкафа.

Сара вернулась из сада. Она встретила мое появление тихим, дрожащим криком страха. – О Боже! Простите, мэм, – робко сказала она, – я не ожидала увидеть вас там, – и непонятно добавила, – только не днем, мэм.

Теперь, по какой-то причине, эти слова вызвали у меня самый ужасный холод страха. Мой разум просто отвернулся от них. Я не могла расспрашивать Сару об их значении. Подсознательно я, должно быть, отказывался их понимать. Описывать такие психологические явления всегда трудно, но я уверена, что многие люди с этим сталкивались. Это сродни параличу, который нападает на человека в страшных снах, а иногда и в реальной жизни, и мешает убежать. Потрясение, которое это вызвало у меня, категорически запрещало мне обращать на это внимание. Я заговорила с Сарой напряженным, жестким голосом.

– Вы приводили в порядок шкаф, – сказала я. – Генри починил его? Я имею в виду, починил ли он эту … дыру?

– Да, мэм, – угрюмо ответила она, – согласно вашему приказу. – И она огляделась вокруг, как будто боялась, что кто-то может нас подслушать.

– Мои приказы? Я не отдавала никаких приказов насчет этого шкафа! – Голос у меня был почти визгливый и звучал сердито, хотя я и не сердилась, а только страшно и совершенно беспричинно испугалась.

– Как вам будет угодно, мэм, – сказала Сара с той странной покорностью, в которой таилось что-то еще, – как скажете. Конечно, вы не отдавали таких приказов. Не вы. Я только что сама велела Генри забить дыру гвоздями. Тут она устремила на меня свои невыразительные глаза, и веко одного из них, или мне показалось, просто опустилось …

– Воры? – Эхом отозвалась я.

– Кухонное название для крыс, мэм, – сказала Сара и чуть не расхохоталась. – Крысы, мэм, они появляются в таких старых домах, как этот. – И тут она многозначительно посмотрела через плечо в окно.

Мой взгляд последовал за ее взглядом; фактически, все мое тело последовало за ней. Я подошла и встала у окна. Кухня находилась на более низком уровне, чем сад, так что я смотрела на гравийную дорожку. Там шел мистер Дебни, держа Робби за руку. Робби щебетал, как птичка, а Пол Дебни улыбался ему. В бледном ноябрьском солнечном свете это была прелестная картина, еще более прелестная, чем лицо Сары. Но когда я с благодарностью взглянула на них, чувствуя, что сам вид этих двоих выводит меня из странного приступа слабоумия, Робби, случайно взглянув в мою сторону, бросился на своего спутника, напрягся и показал пальцем. Я услышала его пронзительный крик: “Вот она! Я хочу, чтобы они забрали ее!”

Я отпрянула от окна, закрыла лицо руками и поспешила к внутренней двери, которая вела на кухонную лестницу. Мне не хотелось снова смотреть на Сару, но что-то заставило меня это сделать. Она смотрела на меня со страхом и весельем, самым отвратительным взглядом. Я выскочила за дверь и, спотыкаясь, поднялась по лестнице. Меня трясло от гнева, страха и душевной боли, и все же это последнее чувство было единственным, причину которого я могла себе полностью объяснить. Пол Дебни видел, как ребенок бледнел и цепенел от страха при одном моем виде, и я не могла забыть мрачного, сурового взгляда, с которым он следил за жалким, указующим пальцем Робби. А мне казалось, что этот человек влюбляется в меня!

Воистину, мои нервы были бы не в том состоянии, чтобы выдержать ужасное испытание грядущего времени, но, воистину, и к счастью, эти нервы сделаны из стали. Они гнутся часто и с мучительной болью, но не ломаются. Теперь я знаю, что они никогда этого не сделают. Они были испытаны в высшей степени и выдержали испытание.