Текст книги "Город небесного огня. Часть I"
Автор книги: Кассандра Клэр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
3
Птицы на утесе
Клэри опустила вещмешок возле двери и огляделась. Где-то рядом звучали голоса матери и Люка – те раскладывали свои вещи, ходили по комнатам, включали лампады с ведьминым огнем, что освещали дом Аматис. Клэри стиснула зубы. До сих пор непонятно, как Аматис попала к Себастьяну. Хотя здесь уже поработали специалисты Совета на предмет опасных артефактов и дали «зеленый свет», Клэри знала своего брата. Под настроение он был способен уничтожить весь дом, как бы хвастаясь, что это ему под силу: превратить мебель в щепки, зеркала – в стеклянное крошево, разнести окна и двери.
Из комнаты, где находилась мать, донесся легкий вздох облегчения, и Клэри поняла, что Джослин сейчас думает о том же самом: какое счастье, что дом уцелел. К тому же не видно признаков, что с Аматис приключилось несчастье. На кофейном столике несколько книг, пол хоть и запылен, но на нем ничего не разбросано, фотографии на стенах развешены аккуратно. Защемило сердце, когда девушка заметила возле камина снимок, где они с Джослин и Люком стоят, улыбаясь, в парке аттракционов на Кони-Айленд.
В памяти всплыли те минуты, когда она в последний раз видела сестру отчима: Себастьян принуждает кричащую Аматис отпить из Чаши ада. Через пару мгновений после глотка во взгляде женщины погас огонек личного «я», и у Клэри мелькнула мысль, что это все равно что быть свидетелем чьей-то смерти. Впрочем, на чужую смерть она уже насмотрелась. У нее на глазах расстался с жизнью Валентин. Как же так получилось, что, несмотря на столь юный возраст, за ней уже тянется шлейф из привидений?…
Вошел Люк, хотевший проверить, работает ли камин, и тоже заметил висевшие рядом снимки. Коснулся одного из них, с парой голубоглазых подростков. Мальчик на фотографии был увлечен рисованием, его неулыбчивая старшая сестра мрачно смотрела в сторону камеры.
Люк выглядел уставшим, даже изнуренным. Прыжок через Портал привел их сначала к воротам Гарда, откуда они через весь город добирались до дома Аматис. Отчим до сих пор морщился от боли в боку, хотя Клэри подозревала, что дело не только в ране, которая не успела залечиться. Приглушенность обстановки, уютные, такие знакомые половички в комнатах, аккуратно расставленные побрякушки, сувениры былых событий – все это лишний раз выразительно напоминало о том, что здесь безжалостно прервали обычное течение жизни.
Вошла Джослин, обняла мужа одной рукой, промолвила что-то негромкое, утешительное. Он обернулся, уронил ей голову на плечо. Сцена скорее царапающая душу, нежели романтичная, и Клэри стало неловко, словно она подглядела что-то очень личное. Стараясь не шуметь, девушка подхватила с пола свой вещмешок и отправилась на второй этаж.
Гостевая комнатка ничуть не изменилась. Тесновато, стены выкрашены в белое, окна круглые, словно иллюминаторы, – вон оно, это окошко, через которое Джейс пролез как-то ночью; а вот и все то же лоскутное одеяло. Девушка поставила вещмешок возле туалетного столика. Того самого, на котором Джейс утром оставил записку, что уходит и уже не вернется.
Присев на краешек постели, Клэри постаралась стряхнуть с себя паутину воспоминаний. Она и не подозревала, до чего это нелегко – вновь очутиться в Идрисе. Домом – нормальным, привычным домом – был Нью-Йорк. Идрис же означал войну и разруху. Именно здесь она впервые увидела смерть.
Кровь зудела в жилах, гулко стучала в висках. Страшно хотелось увидеть Джейса, увидеть Алека и Изабель: они бы дали ей точку опоры, позволили бы вновь ощутить себя в своей тарелке… Снизу еле слышно доносились шаги родителей, кажется, даже позвякивали чашки на кухне. Спрыгнув с кровати, она присела на корточки в изножье, где стоял старомодный сундук. Подарок Аматис в прошлый раз, когда Клэри здесь останавливалась; сестра отчима предложила подобрать себе что-то из одежды.
Она откинула крышку. Да, все на месте, аккуратно свернутые вещи, проложенные оберточной бумагой: школьная форма, всепогодные джинсы и свитера, юбки со строгими блузками в комплекте, а на самом дне платье, которое раньше казалось ей подвенечным. Девушка достала его из сундука, развернула и, коль скоро сейчас уже больше знала про Сумеречных охотников, наконец поняла, о чем идет речь.
Не подвенечное, а траурное – вот что. Белое, незатейливое платье с коротким, плотно облегающим жакетом в комплекте, на котором вышиты серебристые руны скорби, а вот здесь, возле обшлагов, почти что невидимый рисунок с птицами.
Цапли.
Клэри аккуратно выложила наряд на постель. Перед внутренним взором встала Аматис; наверняка это платье было на ней в день смерти Стивена. Она надела его на себя, разгладила складки, застегнула жакет на все пуговицы, чтобы скорбеть по человеку, с которым ее уже не связывали узы брака. Покров вдовы для женщины, не способной произнести это слово.
– Клэри? – В дверях, опершись рукой о косяк, стояла мать. – Ну-ка, что это у тебя… О-о… – Джослин пересекла комнату, коснулась белой материи. – Ах, Аматис, Аматис…
– Она ведь так и не смогла смириться с потерей, – полувопросительно сказала Клэри.
– Да, есть такие люди. – Рука Джослин оставила платье, коснулась волос девушки, по-матерински заботливо поправила выбившуюся прядь. – Так же как и нефилимы: мы ведь без остатка отдаем себя любви. Влюбиться один-единственный раз в жизни и умереть от тоски… Мой старый учитель говаривал, что сердца нефилимов подобны ангельским: испытывают всю ту боль, что доступна людям, но, в отличие от них, никогда не излечиваются.
– Да, но у тебя-то получилось. Раньше ты любила Валентина, теперь Люка.
– Знаю, знаю. – Взгляд Джослин ушел куда-то вдаль. – Но это случилось лишь после того, как я провела много времени среди обычных людей; вот когда мне стало ясно, что люди по-иному относятся к любви. Оказывается, ее можно испытывать неоднократно. Стоит лишь залечить сердечную рану, ты можешь любить вновь и вновь. И я всегда любила Люка. Может, не отдавая себе отчета, но все равно любила. – Она показала на одежду, разостланную поверх одеяла: – Этот жакет. Надень его завтра.
Клэри ошеломленно взглянула на мать:
– На заседание Совета?…
– Погибли Охотники. Были Сумеречными, стали Темными, – сказала Джослин. – Из нас каждый кого-то потерял: кто сына, кто брата, кто сестру. Да мы все, нефилимы, одна большая семья. Не очень дружная, правда, но… – Она коснулась лица дочери, выражение ее лица пряталось в тени. – Завтра предстоит очень длинный день.
Когда дверь за матерью закрылась, Клэри переоделась в ночную рубашку и забралась в постель. Закрыла глаза, намереваясь заснуть, но не тут-то было. Под веками то и дело, будто фейерверк, вспыхивали образы: ангелы сыпятся с небес; золотая кровь; закованный в цепи и ослепленный Итуриэль… Картинки будущего. В голове всплыл сон, в котором она увидела брата: черные, сочащиеся кровью крылья, он бредет по ледяному озеру…
Клэри рывком отбросила одеяло. Жарко, кожа чуть ли не горит – воспалена из-за расшалившихся нервов. Выбравшись из кровати, девушка зашлепала босыми ногами на кухню в поисках стакана воды. Свет в гостиной потушен, но из-под двери пробивается тусклая полоска, доносится приглушенная, неразборчивая беседа. Кому-то еще не спится. Девушка осторожно прокралась дальше по коридору, пока голоса не обрели знакомый тембр. Она узнала мать, та была явно чем-то расстроена.
– Как вообще она могла очутиться в шкафу? – говорила Джослин. – Я не видела ее… не знаю, с тех пор как Валентин забрал все наши вещи, еще в Нью-Йорке.
Ей отвечал Люк:
– Но разве Клэри не говорила, что она теперь у Джонатана?
– Да, но в этом случае она погибла бы вместе с тем домом, разве не так? – Голос матери звучал теперь гораздо громче, потому что Клэри стояла уже у самого дверного проема. – Со всеми шмотками, что еще Валентин мне покупал. Можно подумать, я собиралась вернуться…
Клэри замерла. Она видела в щелочку, что мать и отчим сидят за кухонным столом, спиной к дверям. Джослин сидела, уронив голову на подложенный локоть, а Люк утешительно гладил ее по спине. Клэри рассказала матери про то, что Валентин держал в кочующем доме вещи Джослин, явно полагая, что та когда-нибудь одумается и вновь станет с ним жить. Мать выслушала достаточно спокойно, однако вся эта история явно задела ее куда сильнее, чем полагала Клэри.
– Джослин, его больше нет, – промолвил Люк. – Я понимаю, что это может показаться чуть ли не абсурдом. Валентин всегда, можно сказать, был больше чем жизнь, даже когда прятался. Но факт есть факт: он мертв.
– В отличие от моего сына, – парировала Джослин. – Сколько раз я вынимала ту злосчастную шкатулку и рыдала над ней в его день рождения… А порой он мне снился… мальчик с изумрудными глазами, мальчик, который не был отравлен демонской кровью, который умел смеяться и любить, быть человеком: вот о каком мальчике я рыдала, но на самом деле он никогда не существовал.
«Вынуть шкатулку и расплакаться», – мрачно подумала Клэри: теперь она поняла, о чем идет речь. Незамысловатая коробка, служившая своего рода мемориалом по умершему ребенку, хотя он и продолжал жить – в каком-то смысле. Состриженный локон с младенческой головы, фотоснимки и крохотный башмачок. Последний раз, когда Клэри видела эту шкатулку, та находилась в распоряжении брата. Не исключено, что Себастьян получил ее от Валентина, хотя она не могла взять в толк, с какой стати брат вздумал бы ее хранить. Вот уж кого, даже при желании, не заподозрить в сентиментальности…
– Тебе придется сказать об этом Клэри, – покачал головой Люк. – Если тут как-то замешан Себастьян, она обязана знать.
У Клэри похолодело в груди.
– Очень жаль, что все так вышло, – посетовала Джослин. – Кабы нашлись во мне такие силы, я бы все скопом швырнула в камин… Только и осталось, что локти себе кусать, – гневно вырвалось у нее. – А я всего-то хотела уберечь Клэри! Но тот… то существо, которое вызывает у меня такой страх за дочь… и за всех нас… этого существа в помине бы не было, если бы не я!.. – Голос матери зазвучал тускло, горько. – Надо было его удавить еще в колыбели, – добавила она и изменила позу, так что теперь Клэри могла увидеть, что же лежит на столешнице.
Да, это она, сызмальства знакомая серебряная шкатулка. Тяжелая, с простой крышкой без украшений; лишь на боковой стороне выгравировано Дж. К.
Утреннее солнце сверкало на новенькой решетке ворот напротив Гарда. «Старые-то, надо полагать, разрушены во время сражения, – решила Клэри. – Вон еще и деревья стоят обгорелые по всему холму». За воротами открывалась панорама Аликанте, мерцала вода в каналах, огромные башни тянулись к дневному светилу, которое своим блеском делало их похожими на прожилки слюды в куске минерала.
Сам Гард успели более-менее восстановить. Огонь оказался бессилен против каменной кладки, так что Старый город до сих пор опоясывала стена, в которой и были устроены новые ворота, изготовленные из прозрачного адамаса, того же самого материла, который пошел на возведение сторожевых башен. Решетку, по всей видимости, ковали вручную; отчетливо видна эмблема Совета – четыре буквы С, вписанные в квадрат, каждая соответствует определенной расе нежити, о чем и свидетельствует выбитый символ. Лунный серп для оборотней, колдовская книга для магов, эльфийская стрела для Дивного народца, ну а для вампиров – звезда.
Гм, звезда… «А что еще можно придумать в качестве характерного знака вампиров?» – задалась девушка вопросом. Каплю крови? клык? Нет. В звезде есть какая-то элегантная простота. Искра света во мраке, том самом мраке, который никогда не рассеется, к тому же звезда одинокая, страшно одинокая, и понять это способны лишь те существа, которым не умереть вовеки.
Клэри тосковала по Саймону до боли. После беспокойной ночи чувствовала себя совершенно разбитой, исчерпавшей эмоциональный ресурс. Делу не помогал и тот факт, что она со всех сторон притягивала к себе довольно неприязненные взгляды. Возле ворот кучковались десятки Сумеречных охотников, в большинстве своем незнакомых. Кое-кто украдкой косился на Джослин с Люком; жалкая горстка вышла вперед, чтобы поприветствовать вновь прибывших, ну а все остальные просто держались поодаль, не скрывая любопытства. Джослин сохраняла внешнюю невозмутимость, но, судя по всему, это стоило ей немалых сил.
По склону холма поднимались все новые и новые Охотники. У Клэри отлегло от сердца, когда она узнала семейство Лайтвудов: Мариза в авангарде, возле нее Роберт, Изабель, Алек и Джейс замыкающими. Все до единого в белоснежных траурных облачениях. Особенно торжественной выглядела Мариза. Клэри отметила про себя, что Роберт хоть и шел с ней рядом, но все же на расстоянии. Даже за руки не держались.
От семейной группы отделился Джейс и направился к девушке. Его тоже сопроводили внимательными взглядами, хотя сам он этого вроде бы не замечал. Среди нефилимов за ним водилась довольно странная репутация: вроде бы сын Валентина, но в то же время и не сын. Порабощен Себастьяном, высвобожден клинком Небес. Девушка в деталях знала эту историю, как, впрочем, и всякий, кто был на короткой ноге с Джейсом, но слухи все равно множились и ветвились, как кораллы, прибавляя все новые краски и выверты.
«… ангельская кровь…»
«… особенный дар…»
«… говорят, Валентин обучил его каким-то спецприемам…»
«… у него по венам течет огонь…»
«… куда смотрит Совет?! Обращают в нефилимы кого ни попадя…»
Шепоток тянулся за парнем, как липкое облако.
День стоял ясный, зимний, морозный, но солнечный, и дневной свет выхватывал в шевелюре Джейса золотые и серебряные нити, что заставило Клэри даже поморщиться от их ослепительной искристости.
– Я вижу, ты в траурном? – сказал он, касаясь рукава ее жакета.
– Ты на себя взгляни, – не осталась в долгу девушка.
– Да нет, мне просто казалось, у тебя здесь нет траурной одежды.
– Это не мое. Аматис, – объяснила Клэри. – Слушай… Нам надо поговорить.
Он послушно отошел вслед за ней в сторону. Девушка передала разговор, который случайно подслушала ночью, и добавила:
– Это совершенно точно та самая шкатулка, я ее помню. Раньше она была у мамы, но последний раз я видела ее у Себастьяна, в том доме.
Джейс запустил в волосы всю пятерню.
– Я так и думал, что это неспроста, – кивнул он. – Понимаешь, нынче утром Мариза получила от твоей матери сообщение. – Парень избегал встречного взгляда. – Себастьян обратил сестру Люка. Специально, чтобы досадить твоей матери. Он же ее ненавидит. Он проник в Аликанте и похитил Аматис перед сражением в Беррене. Себастьян, можно сказать, самолично предупредил меня об этом, еще когда мы были… гм… вместе. Дескать собирается выкрасть кое-кого из аликантийских Охотников. Вот только имени не назвал…
Клэри кивнула. Немножко странно слушать, как Джейс говорит о том периоде, когда они с Себастьяном были не просто соратниками, но и ближайшими друзьями. Все та же внешность, те же черты, но в ту пору Джейс был кем-то совершенно иным.
– Думаю, шкатулку Себастьян принес с собой и оставил в шкафу, – продолжил юноша. – С таким расчетом, чтобы в один прекрасный день твоя семья на нее наткнулась. Поставил подпись, если угодно.
– Так считает Конклав?
– Та к считаю я, – сказал он и наконец взглянул ей в глаза. – Ты же знаешь, что мы с тобой разбираемся в поступках Себастьяна в сто раз лучше членов Совета. Эти вообще ни бельмеса не смыслят в его мотивах.
– Зато им спится спокойней.
В воздухе расплылся удар колокола, и ворота распахнулись. Ребята присоединились к Лайтвудам, Джослин и Люку, которых уже подхватил поток Сумеречных охотников, хлынувший внутрь. Они миновали сады, разбитые под стенами крепости, взошли по каменным ступеням, а оттуда по длинному гулкому коридору попали в Зал Совета.
Джия Пенхоллоу, облаченная в тогу Консула, стояла в дверях, встречая каждого из вновь прибывших. Зал был в виде амфитеатра: половинка круга, опоясанная рядами взбиравшихся к потолку скамеек; в точке фокуса находился прямоугольный подиум с двумя пюпитрами – один для Консула, другой для Инквизитора. За пюпитрами два громадных окна с панорамой Аликанте за стеклом. Помимо пюпитров, на подиуме стояли четыре стула с высокими резными спинками, украшенными эмблемами: колдовская книга, месяц, стрела и, наконец, звезда, – места для нежити в составе Совета.
Перед подиумом стоял стол, накрытый голубым бархатом, а на столе в лучах солнца, проникавших сквозь окна, матово искрился Меч смерти.
Клэри уселась рядом с матерью, здесь же – Лайтвуды, кроме Роберта, который занимал пост Инквизитора. Люк задумчиво посмотрел на предназначавшийся ему стул, однако остался возле Джослин. В конце концов, сегодня не пленарное заседание, да и Люк был здесь не в своем официальном статусе.
Девушка осмотрелась по сторонам. Поток Сумеречных охотников иссяк до слабого ручейка; амфитеатр был заполнен чуть ли не под потолок, правда, кое-где на скамейках еще оставались свободные места. В свое время сюда можно было попасть разными путями, не только лишь через Гард. К примеру, один из ходов вел из Вестминстерского аббатства, другой – из барселонского собора Саграда Фамилия, третий – из московского Василия Блаженного, но все они были перекрыты после изобретения Порталов.
Джия Пенхоллоу взошла на подиум и громко хлопнула в ладоши.
– Уважаемые члены Совета, прошу внимания, – произнесла она.
Тишина воцарилась быстро, многие Охотники непроизвольно подались вперед. Последние дни в воздухе испуганными птицами носились слухи, но каждому хотелось получить достоверную информацию.
– Бангкок, Буэнос-Айрес, Осло, Берлин, Москва, Лос-Анджелес, – перечислила Джия, – были атакованы один за другим, у них даже не было времени сообщить о нападениях. Анклавы потеряли практически всех Охотников: они были обращены. Другие – не так много, либо слишком пожилые, либо слишком юные, – попросту убиты. Тела оставлены нам для погребальных костров, для Безмолвного города, где тишина буквально звенит голосами павших воинов.
В передних рядах кто-то вскинул руку. Темноволосая смуглянка, на чьей щеке четко выделялась серебристая татуировка в форме рыбки кои – японского карпа. Клэри не часто доводилось видеть тату, которое не имело бы отношения к Меткам, хотя, впрочем, встречалось и такое.
– Ты сказала «обращены», – произнесла женщина. – Это что, фигура речи? Обращены во что? В прах?
Консул поджала губы.
– Я имела в виду нечто совсем иное, – сказала она. – Обращены в наших врагов. Речь идет о так называемых Помраченных, тех самых, кого Джонатан Моргенштерн – или Себастьян, как он сам предпочитает себя именовать, – вынудил повернуться спиной к нашему Завету посредством Чаши ада. Напомню, что каждый из филиалов получил оперативную сводку о сражении под Берреном, и факт существования Помраченных уже не был такой неожиданностью, хотя среди нас всегда найдутся такие, кто не хочет взглянуть правде в глаза.
По залу побежал гул, но Клэри едва его замечала, так же как и руку Джейса, который сжимал ее запястье. В ушах снова свистел ветер Берренской долины; перед глазами стояли лица тех, кто отнимал губы от кромки Чаши ада, чтобы с собачьей преданностью взглянуть на Себастьяна; Метки нефилимов бледнели, таяли на их коже…
– Охотники друг с другом не воюют, – безапелляционно заявил один из старцев в переднем ряду. Джейс шепотом уведомил, что это руководитель исландского отделения в Рейкьявике. – Сама мысль сродни богохульству!
– Как и убеждения Себастьяна, – кивнула Джия. – Его отец хотел очистить мир от нежити, зато сын преследует ровно противоположную цель – желает поставить нефилимов на службу зла.
– Но коли ему удалось превратить… обратить нефилимов в чудовища, что нам мешает изыскать способ «вернуть» их обратно? – вступила в разговор Насрин Чодри, глава мумбайского Института, воистину царственная особа в белом сари, декорированном рунической вязью. – Мы не из тех, кто бросает своих при первой же опасности.
– В Берлине был найден один из Помраченных, – сообщил Роберт. – Он находился в крайне тяжелом состоянии, и, по-видимому, его сочли мертвым. Сейчас над ним работают Безмолвные братья в надежде отыскать путь к вакцине и так далее.
– Один из Помраченных?! – взвилась женщина с японским карпом на щеке. – У него, знаете ли, имя есть! Имя Сумеречного охотника!
– Амальрик Кригсмессер, – после секундной паузы промолвил Роберт. – Его семья уже поставлена в известность.
«Маги Спирального лабиринта тоже не сидят сложа руки».
Мыслеречь Безмолвного брата эхом прокатилась по залу. Возле подиума встал мужчина в монашеском клобуке, и Клэри узнала в нем брата Захарию. Рядом с ним была Хелен Блэкторн, тоже в траурной белой одежде, взволнованная и нетерпеливая.
– Маги… – бросил кто-то презрительным тоном. – Вы считаете, ведьмаки способны на нечто большее, чем наши собственные Безмолвные братья? Вот уж вряд ли.
– А нельзя ли допросить этого Кригсмессера? – вмешалась какая-то высокая седовласая дама. – Вдруг он знает о ближайших планах Себастьяна, не говоря уже о способе лечения?
«Амальрик Кригсмессер едва балансирует на краю сознания, к тому же является рабом Чаши ада, – возразил брат Захария. – Она управляет им полностью, без остатка, лишив воли и самой личности».
Вновь подала голос смуглянка с карпом:
– Я правильно понимаю, что в данную минуту Себастьян Моргенштерн неуязвим? Что его нельзя убить?
Зал опять загудел. Ответила Джия, и ей даже пришлось повысить голос:
– Первые атаки не оставили в живых ни одного нефилима. Я имею в виду тех, кого Себастьяну не удалось обратить. Однако при последнем по счету нападении – на лос-анджелесский Институт – шестерым удалось выбраться. Все до единого несовершеннолетние. Хелен Блэкторн! Будь так любезна, приведи свидетелей.
Девушка кивнула и, сопровождаемая взглядом Клэри, скрылась в боковой двери. Минутой спустя она вернулась, на сей раз неторопливым шагом, заботливо придерживая за плечо худенького мальчика с каштановыми вихрами, по виду никак не старше двенадцати лет. Клэри узнала его в ту же секунду. Она уже видела этого парнишку в институтском фойе при первом знакомстве с Хелен; та держала его за руку, которая была вымазана воском свечей, что украшали фойе. Ухмылка у него тогда была лукавая, а глаза отливали той же зеленоватой голубизной, что и у сестры.
Джулиан, точно. Младший братишка.
Сейчас на лице мальчика не то что ухмылки – подобия улыбки не было. Он выглядел измотанным и перепуганным. Неухоженным. Из обшлагов белого траурного жакета с чересчур короткими рукавами торчали костлявые запястья. На руках у него был ребенок. Годика два с половиной или три, такой же нечесаный. Не иначе фамильная черта. Остальные дети также были в траурных одеяниях с чужого плеча. Вслед за Джулианом шла девочка лет десяти, ни на миг не выпускавшая руку мальчика такого же возраста. Волосы у девочки были темно-каштановые, у мальчика – наполовину скрывавшие лицо черные кудри. «Двойняшки», – тут же решила Клэри. За близнецами шла девочка лет восьми-девяти, с круглой мордочкой, чью бледность еще сильнее оттеняли каштановые косички. Все Блэкторны – несомненное семейное сходство бросалось в глаза – выглядели ошеломленными, испуганными, за исключением Хелен, на чьем лице играли все краски гнева и скорби.
Ощущение страшной беды ужалило Клэри в самое сердце. На ум пришла мысль, что с ее знанием рун она, пожалуй, взялась бы создать нечто, что смягчило бы боль этих детей. Руны траура и скорби действительно существовали, но лишь в качестве дани уважения мертвым, подобно тому, как имелись руны любви, прославляющие это чувство. Своего рода обручальные кольца, если угодно, те самые, что символизируют сердечные узы. Но… Заставить влюбиться с помощью рун невозможно, так что вряд ли получится придумать руну против скорбной утраты. «Это же надо, – мрачно подумала девушка, – такая пропасть волшебства, и хоть бы крошечку магии для врачевания разбитых сердец».
– Джулиан Блэкторн, – сказала Джия Пенхоллоу, и ее голос был мягок. – Подойди сюда, пожалуйста.
У мальчика дернулся кадык. Он кивнул, передал кроху старшей сестре и сделал шаг вперед, простреливая взглядом зал. Он явно кого-то выискивал в толпе. Его плечи уже поникли, когда на подиум выскочила какая-то фигурка. Девочка, тоже лет двенадцати, со спутанными светлыми локонами, струившимися по спине. Она была в джинсах и мешковатой футболке, глаза опущены, будто не в силах вынести взглядов собравшихся. Было ясно, что девочке не нравится здесь быть – в зале, а может, и вообще в Идрисе, – но зато Джулиан тут же успокоился, когда увидел ее. В его лице уже не было испуга, когда она встала возле Хелен, повернувшись к залу вполоборота, чтобы ни на кого не смотреть.
– Джулиан, – повторила Джия все тем же медоточивым голосом, – ты не мог бы для нас кое-что сделать? Скажем, взять Меч смерти в руки?
Клэри дернулась в кресле. Ей самой доводилось касаться меча, ощущать его тяжесть. Его ледяной холод, крючьями впивавшийся в кожу, вытягивал из тебя правду, как на дыбе. Никто не может лгать, держа в руках Меч смерти, но даже если всей душой стремишься рассказать правду, она все равно выходит мучительно, словно раздирает тебя изнутри.
– Та к нельзя… – не веря своим ушам, прошептала она. – Это же ребенок…
– Самый старший из всех, кто выбрался, – хмуро пробурчал в ответ Джейс. – У них нет выбора.
Джулиан тем временем решительно кивнул; он уже стоял, расправив плечи:
– Да, я готов взять в руки этот меч.
Роберт Лайтвуд покинул свое место и приблизился к столу. Подняв меч, он встал напротив мальчика. Контраст между ними был до того разительным, что при иных обстоятельствах вызвал бы смешки: мощный воин в расцвете сил и неуклюжий подросток с веником вместо прически.
Джулиан простер руку и принял оружие. Едва его пальцы сомкнулись на рукояти, как он вздрогнул, сражаясь с болезненным ознобом. Девочка-блондинка дернулась было вперед – Клэри заметила на ее лице выражение полнейшего бешенства, – но Хелен не дала ступить ей ни шагу.
Джия тем временем также прошла вперед и опустилась на одно колено. Странная это была картина: мальчик с мечом, а сбоку от него Консул, чья тога, подолом устлавшая подиум, напоминала лужу разлитого молока, а у противоположного плеча – Инквизитор.
– Джулиан, – сказала Джия, и, хотя голос ее был негромким, по залу пронеслось эхо. – Перечисли тех, кто сейчас находится возле тебя.
Звонким мальчишеским голосом Джулиан произнес:
– Вы. Инквизитор. Моя семья… сестра Хелен, Тиберий и Ливия, Друсилла и Тэйви. То есть Октавий. А еще моя лучшая подруга Эмма Карстейрз.
– Вы все находились вместе во время нападения на Институт?
Джулиан отрицательно помотал головой:
– Кроме Хелен. Она была тут.
– А теперь расскажи нам, что видел. Сможешь? Ничего не пропустив?
Джулиан сглотнул. Мальчик был бледен. Клэри с легкостью представляла ту боль, что он сейчас испытывал, боль и тяжесть меча.
– Это случилось днем, – сказал он. – Мы как раз упражнялись в тренировочном зале. Нам преподавала Кейт. Марк присматривал за порядком. Родители Эммы совершали обычное патрулирование в районе пляжа. И вдруг что-то сильно вспыхнуло.
Я еще подумал, что похоже на молнию или салют. Только… я ошибся. Кейт с Марком сказали, чтобы мы их ждали в тренировочном зале, а сами пошли вниз.
– Но вы ждать не стали? – уточнила Джия.
– Потому что услыхали шум битвы. И тогда мы разделились… Эмма побежала за Друсиллой и Октавием, ну а я на Командный пункт… в смысле, в директорский кабинет… чтобы оттуда сообщить обо всем Конклаву. Со мной были Ливия и Тиберий. По дороге пришлось миновать фойе. Там-то мы его и увидели.
– Его?
– Поначалу я решил было, что это тоже Сумеречный охотник. Только он совсем другой. На нем был красный плащ, весь расписанный рунами.
– А поточнее? Какие это были руны?
– Я такие еще не разучивал, но все равно они были… как сказать… неправильные, что ли. То есть не как в «Серой книге». Когда на них смотришь, то начинает подташнивать. И он еще сбросил капюшон. Волосы светлые-светлые, я даже решил поначалу, что он седой и совсем старый. И только потом понял, что на самом деле это Себастьян Моргенштерн. А еще у него был меч.
– Ты смог бы его описать?
– Ярко-серебристый. По клинку и рукояти узор из черных звезд. Он вынул его из ножен и…
Джулиан поперхнулся, и Клэри чуть ли не кожей ощутила его борьбу с самим собой, когда ужас воспоминаний сражается с необходимостью все пересказать другим, а значит, заново в деталях пережить кошмар. Стиснув кулаки, девушка подалась вперед, не замечая, что ногти чуть ли не до крови впились в ладони.
– Он приставил его к горлу моего отца, – продолжил мальчик. – Кроме Себастьяна там были еще и другие. Тоже в красном…
– И тоже Охотники? – спросила Джия.
– Я не знаю… – Джулиан стал задыхаться. – Кое-кто был в черных накидках. Другие – в обычной униформе, только алого цвета. Я такого никогда не видел. А еще там была женщина с каштановыми волосами, и она держала кубок, очень похожий на Чашу смерти. Она заставила моего отца из него выпить. Он закричал, упал на пол. Брат тоже потом кричал.
– Брат? – встрепенулся Роберт Лайтвуд. – Какой именно?
– Марк, – ответил мальчик. – Они его куда-то вели, а он обернулся и крикнул, чтобы мы бежали наверх и там открыли Портал. Я побежал, только споткнулся на верхней ступеньке, и, когда посмотрел вниз, они все на него накинулись, прямо как… как… – Джулиан всхлипнул. – А отец уже поднимался, и глаза у него стали уже черные, он тоже бросился на Марка, будто не сын он ему…
Голос у него треснул, и в эту секунду светловолосая девочка, вырвавшись наконец из рук Хелен, бросилась вперед и встала между своим другом и Консулом.
– Эмма! – воскликнула Хелен, делая шаг в их сторону, однако Джия вскинула ладонь, прося остановиться.
Эмма задыхалась и была белее полотна. У Клэри мелькнула мысль, что ей еще не доводилось видеть столь сильного гнева в ребенке.
– Оставьте его в покое! – крикнула девочка, раскидывая руки крестом, как если бы хотела защитить Джулиана, хотя и была на целую голову ниже. – Вы же мучаете его!
– Эмма, все в порядке, – сказал Джулиан, чье лицо начинало розоветь, коль скоро допрос на время прекратился. – Так надо.
Она развернулась к другу:
– А вот и нет! Я тоже там была! И тоже все видела. Пусть и меня допросят! – Эмма вытянула обе руки, словно требовала, чтобы ей дали меч. – И между прочим, именно я попала ножом Себастьяну в сердце! Именно я увидела, что он остался при этом жив. Вот меня и спрашивайте!
– Нет-нет-нет… – начал было мальчик, но Джия уже подала голос, все такой же сладкий:
– Ну, конечно, Эмма, мы и с тобой поговорим. Только попозже. Держать Меч смерти немножко больно, но это не страшно, тут главное…
