Текст книги "Сумрачный лес"
Автор книги: Каролина Роннефельдт
Жанр:
Героическая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Ну вот, – удовлетворенно заметил он, – если он позволит, я отнесу его домой.
– Почему вы упали именно здесь? – спросил Биттерлинг, пристально оглядывая землю.
– Я обо что-то споткнулся, – ответил Одилий. – Тут неровная земля, камень попался или что-то вроде того.
Он поводил фонарем из стороны в сторону, вместе со всеми следя за ярким лучом, который плясал по короткой траве, пока не остановился на темном холмике.
– А вот и не камень! – воскликнул Карлман, чьи глаза были зорче остальных. – Это же кротовая горка, об нее вы и споткнулись!
Прежде чем Гортензия успела его остановить, Карлман отбежал на несколько шагов назад и ткнул носком ботинка в слегка примятую кучу черной земли.
За ним последовали остальные и все вместе осветили небольшое возвышение, отбросившее на мохнатую траву полукруглую тень.
– Подумать только, здесь есть кроты? – удивилась Гортензия, встав поближе к Карлману. – До сих пор я не замечала ни единого следа животных. Должно быть, перед нами самый упрямый среди кротов, как Бульрих Шаттенбарт среди квенделей!
– …Как Бульрих Шаттенбарт среди квенделей! – медленно повторил Карлман и опустился на колени.
Он потянулся к какой-то вещице, что лежала на земле рядом с холмиком, и торжествующе предъявил ее остальным. Издали находку можно было принять за бледную гусеницу толщиной в палец. Одилий с огромной осторожностью принял от Карлмана вещицу и внимательно осмотрел.
– Перечные опята и земляной ползун! – воскликнул он. – Вот и еще один след нашего доброго друга, да будет нам всем хвала и радость!
– Берестяной свиток, точно такой, на каких Бульрих делает наброски! – с облегчением согласился Звентибольд, когда понял, что перед ним. – Клянусь святыми трюфелями! Разверните его, Одилий, давайте проверим, нет ли там каких записей.
Старик осторожно развернул кусок бересты и поднес его к свету, недоуменно глядя на одну-единственную неразборчивую загогулину.
– Это почерк Бульриха? Больше похоже на почерк крота! – заметила Гортензия.
– Глупости, – торопливо перебил ее Биттерлинг. – Это вполне в духе дорогого кузена! Одна лишь кукушка знает, что он хотел этим сказать! Может, просто проверял, хорошо ли чертит уголь? И кто, если не Бульрих, мог оказаться сегодня здесь, на этом самом месте?
– Звентибольд прав, – отозвался Одилий. – Как повезло, что я споткнулся об этот кротовый холм. И еще больше повезло, что с нами такой зоркий Карлман, – добавил он.
Молодой квендель просиял, и в нем снова затеплилась надежда, что пропавший дядя скоро отыщется. Удача была на их стороне, ведь им удалось в ночной тьме обнаружить следы Бульриха, что можно сравнить с поисками иголки в стоге сена. Даже самый пессимистичный старик согласился бы: это добрый знак.
Между тем Пфиффер положил свиток в один из карманов и вернулся к своему коту, который сидел на том же месте, вялый и рассеянный. Когда Одилий склонился к питомцу, Райцкер поднял голову и посмотрел хозяину в лицо большими, округлившимися от страха глазами.
– Вот и молодец, старина! – Одилий нежно пощекотал Рыжика за ушами. Кот потерся головой о его ласковую руку, но встать даже не попытался. Пфиффер расстелил на траве мешок, в который он превратил свою куртку, и осторожно положил туда Райцкера. Устроив кота поудобнее, он повесил мешок на плечо. Похоже, Райцкер не возражал против того, чтобы его так носили. Из мешка торчала только голова с заостренными ушами и блестели большие глаза, взгляд которых постепенно обретал прежнюю уверенность.
– Давайте еще раз внимательно осмотрим опушку и проверим, не найдутся ли новые следы Бульриха! – предложил Карлман, обрадованный своим последним открытием. Он с нетерпением повернулся к старому Пфифферу, за которым оставалось последнее слово.
И тогда он увидел, как ярко светятся темные зрачки кошачьих глаз. Еще мгновение – и по земле перед квенделями расстелились их собственные тени, как будто давно зашедшая луна вдруг вернулась на небосклон. В один миг все вокруг наполнилось призрачным светом.
Ступники все поняли даже прежде, чем обернулись к лесу. В изумлении переглянувшись, они увидели, что зловещий светящийся туман дополз до лесной опушки. Это случилось, пока они занимались Рыжиком и не сводили глаз с кротового холмика.
– Елки-поганки, теперь мир рвется повсюду, – дрожащим голосом заключил Биттерлинг.
Внезапный порыв ветра унес эти слова прочь. Как и раньше, на тропинке вдоль живой изгороди, в воздухе раздался рев, и верхушки деревьев затрепетали под натиском надвигающейся бури. Сумрачный лес угрожающе зашевелился.
Глава шестая
Свет в беседке
Ужин в доме Кремплингов подходил к концу, и кастрюля с супом совершенно опустела. Нежданный гость удивил хозяев зверским аппетитом и не отказался от третьей порции. «Изголодался, бедняга, – с жалостью подумала Фиделия. – Конечно, кто его, одинокого, пригласит на дружеский ужин, усадит за стол под яркой, уютно светящейся лампой?»
Фендель запихивал в себя изысканные блюда с такой поспешностью, что, несмотря на его дополнительные порции, есть все закончили одновременно. Пирмин достал трубку и кисет с табаком, которые передал через стол Фенделю. Отшельник принял их нерешительно, словно не ожидал такого дружеского жеста, как раньше не ожидал трех тарелок горячего грибного супа. Вскоре к темным балкам кухонного потолка поплыли синие табачные облака, и ароматы меда и ежевики смешались с запахом супа и свежего хлеба.
Наверное, давно пора было вести на кухне оживленный разговор, вроде тех, которые Кремплинги, как и остальные квендели, вели всякий раз, усаживаясь за стол, чтобы разделить трапезу. На этот раз поболтать не терпелось Афре, Флорину и Блоди – им было чем поделиться после рождения бычка. Однако внезапное появление на ферме чужака отодвинуло все остальное в дальний угол, и потому дети с едва скрываемым любопытством вглядывались в исхудавшие черты лица Фенделя, наблюдая за каждым его движением, даже самым незначительным.
Повисла напряженная тишина. Ужин был окончен, тарелки убраны – теперь гость наконец-то должен был что-то сказать, во всяком случае, немым в деревне его не считали.
– Гм, – откашлялся отец семейства, поскольку Фендель продолжал молча попыхивать трубкой. – Надеюсь, от падения ты скоро оправишься.
– Да, – добавила Фиделия, не терпевшая долгого молчания в родных стенах. – Рана не кровоточит. Посмотри, какая повязка белая и чистая. Думаю, все быстро заживет. Может, голова немного поболит, но вряд ли из-за одного только падения у порога нашего коровника.
Хозяйка дружески подмигнула гостю, и, к всеобщему изумлению, Фендель покраснел до ушей. Он прекрасно понимал, на что намекает хорошенькая жена фермера, способная творить такие чудеса, как этот полуночный суп. И поскольку он не мог вспомнить, когда в последний раз о нем так заботились, ему стало стыдно за то, что он выпил столько мохового и бузинного вина, как и за свою порванную одежду, и он трижды проклял неумение вести себя в обществе. Фен-дель всей душой хотел бы отблагодарить их, но так как рядом с ним уже давно не было никого, кому он мог бы быть по-настоящему благодарен, он совсем забыл, как это делается. Одних слов было слишком мало за всю ту доброту и помощь, которую семья Кремплингов оказала ему так неожиданно и без лишних вопросов.
Что же предпринять?
Фендель провел кончиком языка по пересохшим губам и открыл было рот, но из-за охватившего его сильнейшего душевного волнения подавился дымом своей трубки и вместо благодарности разразился приступом кашля. Он хрипел и задыхался так, что на глаза его навернулись слезы.
Блоди не мешкая соскочил с табурета и принялся похлопывать гостя по спине, как сделал бы, если бы подавился и закашлялся кто-то из его братьев и сестер. Кашель Фенделя вскоре утих, уступив место новой волне глубокой благодарности, которая затопила его самым странным и приятным образом.
Что за невероятная ночь! Старый пьяница вновь заглянул в мир, о существовании которого успел позабыть! И поскольку больше ему отплатить было нечем, он вложил в раскрытую ладонь удивленного мальчика золотую монету. Мать хотела было вмешаться, но Фендель оказался проворнее, и, поскольку он успел произнести лишь хриплое: «Не надо!», остановил Фиделию его взгляд. Одинокий квендель снова неловко пошарил в карманах, затем подошел к Афре и Флорину и, положив на их нерешительно протянутые ладошки по блестящей монете, накрыл маленькие пальчики руками. Впервые на лице Фен-деля мелькнуло что-то похожее на улыбку, когда он увидел, с каким благоговейным выражением за ним наблюдают дети. Наконец, ему удалось откашляться, и он посмотрел по очереди на Пирмина и Фиделию.
– Мне трудно… – заговорил он шуршащим, как сухие листья, голосом. – Чувствую себя самозванцем, которым, в общем-то, и являюсь. Я потерял много слов, очень много… На лугах у Черного камыша, в кувшинах таверны… Да, и там тоже… Мне трудно, но я хочу сказать, да, хочу сказать: это был суп из старых времен. Хороший суп, когда-то я его уже ел. В те времена, когда в гостиной было тепло, а постель была мягкой.
Он запнулся и смущенно опустил глаза.
– Мы были рады угостить тебя, – растроганно проговорила Фиделия. – Мы…
Однако Фендель поднял руку, должно быть, намекая, что намерен продолжить речь.
– Золото на будущее, для детей! Подарок от Фенделя, старого лиса с берега Лисички. Примите его, потому что это благодарность, а не плата за услугу. Примите его с благодарностью, как я премного благодарен вам за суп, клянусь всеми грибами леса и луга!
Афра, Флорин и Блоди засияли, а Фиделия смущенно вытерла глаза уголком фартука.
– Мой дорогой Фендель, это более чем щедро для простого соседского гостеприимства, – сказал Пирмин. – Мы благодарим тебя от имени наших детей, которые, как мне кажется, лишились дара речи.
– Нет, нет, нет! – тут же воскликнул Флорин. – Большое спасибо, господин Фендель Эйхаз. Большое, большое спасибо! Теперь я смогу купить пони на рынке в Вороньей деревне. Своего собственного пони!..
– И я, я тоже! – взволнованно перебила его сестра.
– А еще мы вместе покатаемся на лошадях или запряжем их в повозку и отправимся в карете к Холодной реке, чтобы устроить на берегу настоящий пикник!
– Во имя всех грибов леса, успокойтесь! – возвысил голос Пирмин. – Разве вы не слышали? Фендель сказал, что золото – на будущее. И мне почему-то кажется, что он не имел в виду следующую конную ярмарку в Вороньей деревне.
Но гостя это вполне устраивало, и его довольная, красивая улыбка была тому лучшим свидетельством. Фиделия с удивлением отметила, что теперь, когда черты его лица разгладились, он вполне мог сойти за квенделя в самом расцвете лет. Пожалуй, стоит ему принять ванну и переодеться в новое, как старого отшельника будет не узнать.
– Малыш, – хрипло проговорил Фендель и снова привлек к себе Блоди, – а что ты собираешься делать с золотой монетой?
Младший Кремплинг, прежде чем ответить, разжал кулак и благоговейно погладил пальцами блестящий кружок.
– Пожалуй, я ее спрячу, – сказал он тихо, будто сам себе. – Буду хранить в нашей спальне, в резной деревянной шкатулке на лоскутке ткани. Ведь это подарок, и я буду смотреть на монету и вспоминать, как ты мне ее подарил, и мечтать о том, что я с ней сделаю. Однажды я пойму, чего же мне хочется. Когда-нибудь потом.
Пирмин и Фиделия с изумлением смотрели на своего маленького сына, как всегда, когда он удивлял родителей очередным приступом мечтательной задумчивости, что нечасто случалось с юными квенделями.
Однажды родители узнали, что Блоди ломает голову над тем, не поставить ли в углу кухни маленький столик для домовых, которых никто, кроме него, не слышит, когда они в полнолуние шумят по всему дому. А когда ему было четыре года, малыш вдруг с вечера пропал, и после долгих поисков его обнаружили в конуре Траутмана – свернувшись калачиком в самом дальнем углу, он мирно спал. Обняв мать, Блоди объяснил, что Траутману грустно, потому что в конуре одиноко. Ведь в доме живет целых пять квенделей, а Траутман совсем один. Поэтому словам Блоди о монете никто не удивился, все сразу поверили, что он просто решил сохранить подарок Фенделя, а не потратить его на сиюминутные желания, как другие.
Фендель Эйхаз, похоже, ответом остался доволен. Он благодарно погладил малыша по взъерошенным волосам, и Блоди с радостью принял это застенчивое выражение привязанности.
– Дитя троллей, мандрагора… – пробормотал Фендель, и Фиделия вздрогнула, услышав подозрительные слова.
В Холмогорье гуляли истории о детях, которых по ночам невидимки крали из колыбели, а потом убивали, опаивая зельем из мандрагоры. На место ребенка клали корень, который тут же оживал, и ничего не подозревающая мать растила его как родное дитя. Но о чем думал старый отшельник, связывая ее маленького Блоди с этими сказками? Фиделия положила руки на плечи сына и притянула его к себе.
– А теперь, дети, пора спать, – сказала она, решив, что с ночными посиделками пора закругляться. – Ночь почти прошла, но все же давайте попробуем подремать хоть несколько часов после таких волнений.
Фендель Эйхаз немедленно встал, чтобы не утруждать больше своим присутствием семью Кремплингов, и понял, что ему пора отправляться домой, так как рана на голове пульсировала под повязкой, а от сытной еды неудержимо клонило в сон. Однако он так быстро поднялся со стула, что у него закружилась голова, и он был вынужден ухватиться за спинку.
– Полегче! – воскликнул Пирмин, на всякий случай подхватывая гостя под руку. – Осторожно, не упади-ка еще раз.
– Мне пора возвращаться к реке, – произнес Фендель, потому что ему казалось неуместным в этой теплой кухне называть домом свое одинокое, запущенное убежище. И все же это был его дом, пусть даже в нем было сыро и сквозило, как в жабьем гнезде.
– Я тебя провожу, – сказал Пирмин и снял с крючка куртку. – Боюсь, ты еще слишком слаб, чтобы ходить в одиночку, а на приречных лугах скользко.
– Пожалуйста, можно и мне пойти? – воскликнул Блоди, второй раз за вечер удивив родителей и гостя. – Я хочу пойти с тобой в хижину. Неважно, который час. Сегодня особенная ночь, отосплюсь завтра.
– О да! – Флорин решил не отставать от младшего брата. – И меня возьмите. Устроим таинственную полуночную прогулку!
– Я тоже пойду, – сказала Афра, но прозвучало это не очень убедительно, потому что она с трудом сдержала зевоту.
– Даже не просите! – твердо заявила Фиделия. – Дети, вы пойдете прямиком в свои постели! Попрощайтесь с нашим щедрым гостем, которого, думаю, вы сможете навестить в более урочный час. Завтра будет новый день, а сейчас – спать, и никаких возражений!
Впрочем, старшие дети и не собирались возражать, им нежиться под теплыми одеялами было куда приятнее, чем спотыкаться на тропинке у реки.
Афра и Флорин сонно пробормотали: «Спокойной ночи!» – и на прощание еще раз поблагодарили Фенделя за золотые монеты. Вскоре они уже поднимались по лестнице на второй этаж.
Однако Блоди остался, вкрадчиво вцепившись в складки материнской юбки, и смотрел на нее не моргая.
– Я никак не смогу заснуть, потому что ни капельки не устал, – сказал он. – Но я обязательно очень устану, когда вернусь с папой от Фенделя. Пожалуйста, мама, позволь мне пойти с ними. Сегодня особенная ночь. И папе не будет скучно на обратном пути.
Чуть позже, когда остаток ночи выдался таким, что все основательно перепугались, Фиделия никак не могла понять, как это она разрешила младшему сыну пойти к реке с Пирмином и Фенделем. Что на нее нашло? Может быть, сыграло роль умоляющее выражение глаз Блоди или ободряющая улыбка Пирмина, который сразу согласился исполнить желание сына? Да и что такого: небольшая прогулка по окрестностям с отцом. Особенно в ночь, когда, как на празднике, никому не хочется рано ложиться спать.
Позже, под гнетущим грузом того, что произошло за оставшиеся до рассвета часы и бросило мрачную тень на их мирный дом, Фиделия вынуждена была признаться себе в том, о чем долго не могла помыслить. Дело было не в безрассудстве, а в глубокой уверенности в том, что все будет хорошо, как всегда. В конце концов, малыш шел с Пирмином.
Но когда в кухонном окне заблестели первые лучи нового дня, бедная Фиделия заподозрила, что сама отправила Блоди навстречу беде.
Раздался треск, и большое полено развалилось, рассыпавшись на красные светящиеся угольки, и рухнуло на пепелище.
Бедда вздрогнула и поняла, что, должно быть, задремала в кресле-качалке, придвинутом совсем близко к потрескивающему огню. Она растерянно моргнула, не сразу вспомнив, где находится. Потом увидела Хульду, сидящую рядом на скамеечке у очага. Вернувшиеся воспоминания с беспощадной быстротой вытеснили приятное расслабленное ощущение, какое бывает между сном и бодрствованием.
Хульда, похоже, не спала, так как сидела очень прямо, напряженно расправив плечи. Когда Бедда со вздохом приподнялась в кресле-качалке, Хульда оглянулась и посмотрела на нее. Бедде подумалось, что даже в теплом, медово-желтом мерцании огня лицо подруги кажется бледным и напоминает маску.
– Елки-поганки, долго я спала?
– Совсем нет, около четверти часа.
– Извини, – сконфуженно сказала Бедда. – Сама удивляюсь, что так легко заснула после всех этих волнений. Надо было меня разбудить. Ничего не случилось?
Поскольку на первый взгляд в просторной кухне Гортензии все было без изменений, ее вопрос показался несколько не к месту. Однако на лице Хульды между бровями пролегла суровая морщинка, и стало ясно, что она боится.
– Не знаю, – последовал нерешительный ответ. – Недавно мне показалось, что на улице шумят, но я не решилась пошевелиться и уж тем более выглянуть в окно, поэтому просто сидела и надеялась, что ты скоро проснешься.
– Шумят? – переспросила Бедда, в свою очередь нахмурившись. – Кто мог там шуметь? Может, какие-нибудь животные?
Она подумала о сове в саду Бульриха, но решила не напоминать подруге о Серой Ведьме.
– На самом деле я не уверена, что вообще слышала шум, – сказала Хульда. – Просто в воздухе вдруг раздался рев, как будто налетел очень сильный ветер, а потом все стихло. Но мне до сих пор кажется, что в саду что-то изменилось.
– Что бы это могло быть? – озадаченно спросила Бедда.
Рассказ Хульды вселил в нее тревогу. Но поскольку сама она была более стойкой, Бедда, несмотря на все зловещие признаки, еще не похоронила надежду на то, что история с исчезновением Бульриха может оказаться безобидным недоразумением. И теперь она решительно поднялась и подошла к окну.
Кресло-качалка еще раскачивалось туда-сюда, когда Бедда осторожно раздвинула шторы, открывая вид на заднюю часть сада. Кухня Гортензии находилась с левой стороны дома, и поэтому взгляд Бедды упал прямо на беседку с розами, где они все (много лет назад или всего несколько часов?) с удовольствием пили чай. Странным образом беседку было отчетливо видно, хотя кругом царила непроглядная тьма. Луна давно зашла, но бледное сияние все же пробивалось сквозь розы, опутавшие стены беседки.
– Там свет! – прозвучало над правым ухом Бедды, и она вздрогнула. Оказалось, она даже не заметила, что Хульда бесшумно проскользнула за спиной и осмелилась выглянуть на улицу из-за ее плеча.
– Но этого не может быть, – продолжала шептать Хульда. – Я точно знаю, что все фонари, принадлежащие Гортензии, забрали. В беседке не осталось ни одного горящего фонаря! А если бы и так, он давно бы погас…
Бедда молча кивнула и уставилась на голубоватое свечение, которому в данную минуту не могла найти разумного объяснения. Ничего подобного этому холодному свету раньше она в Холмогорье не видела.
– Клянусь всеми святыми трюфелями! – воскликнула разволновавшаяся Хульда, и Бедда почувствовала в ее голосе нарастающую панику. – Значит, я все-таки не ошиблась: в саду кто-то есть, и он прячется в беседке с этим голубым светом!
– С лампой обычно не прячутся. Скорее, тому, кто там сидит, все равно, видят его или нет, – заметила Бедда, которой тоже стало не по себе.
Творилось явно что-то странное. Да и Одилий велел им обеим не выходить из дома, а двери и окна накрепко запереть.
Бедда подумала, что даже без указаний старого Пфиффера не решилась бы сейчас выйти в темный сад. Встав поудобнее, она попыталась разглядеть, что происходит снаружи: слева от дома и как можно дальше, за садовой оградой, на улице. Ни там, ни справа, где сарай едва темнел среди росших вдоль задней ограды кустов, ничего примечательного не было. А посреди сада светилась нежно-голубым беседка, будто перевернутая корзина, которой накрыли светильник.
Значит, там все же кто-то был.
А что, если это Бульрих занят своими странными делами в нескольких шагах от кухонного окна? Возможно ли это? Но почему тогда он не пошел домой, а забрался в сад Гортензии, да еще и в беседку? Бессмыслица какая-то, но Бульрих с его тягой ко всему необычному вполне мог устроить подобное, особенно посреди ночи.
– Что нам теперь делать? – прошептала Хульда так близко к шее подруги, что Бедда кожей ощутила ее дыхание.
Пожав плечами, она отвернулась от окна, оставив щель между шторами, и не слишком уверенно переспросила:
– Делать? Пожалуй, выбор у нас невелик: либо остаемся здесь и ждем, что будет дальше, либо идем в сад и смотрим, что там светится в беседке.
Хульда вздрогнула.
– Что т-там светится в беседке? – заикаясь повторила она, сморщась, будто от кислого морса. – Клянусь сморчками, ты в своем уме? Ни за что! Мы должны оставаться в доме, не забывай!
– Ты спросила, что нам делать, – с легким раздражением напомнила Бедда. – Вот такой у нас выбор. Еще одна из нас может пойти в деревню, разбудить кого-нибудь и попросить помощи.
– Одна я здесь ни на минуту не останусь. Если идти, то вместе! – возразила Хульда так быстро и решительно, что Бедда вздрогнула.
– Ох, да ты трясешься как опенок, Хульда Халлимаш! Знаешь что? Если нам и стоит выйти из дома, давай лучше сходим в беседку и выясним, что там такое. Прямо сейчас! От всех этих бесконечных предположений и происшествий у меня уже голова кругом…
Разозлившись на Хульду за явную трусость и дав волю злости, не утихавшей с послеобеденного чая, Бедда позабыла о страхе. Она схватила кочергу, прислоненную к стене рядом с камином, и решительно отперла дверь кухни. За ней была небольшая прихожая, откуда коридор вел в комнаты нижнего этажа. Напротив находилась задняя дверь в сад, запертая на замок и два засова.
– Бедда, прошу тебя, не ходи! – Хульда осела на табурет и с ужасом наблюдала, как Бедда один за другим отодвигает засовы и поворачивает ключ в замке. – Бедда, не надо, подумай, что ты творишь! Вспомни, что сказал Одилий: запереть двери и окна и сидеть в доме. Но если ты так хочешь выйти, пойдем вместе через парадную дверь и постучим к соседям напротив!
– Нет, – упрямо сказала Бедда. – Я хочу посмотреть, что за шутник решил посреди ночи поджечь беседку Гортензии. Если не хочешь со мной, подожди здесь, я скоро вернусь.
С этими словами она надавила на ручку и открыла дверь.
Снаружи ее встретил ночной ветерок, охладивший разгоряченное лицо. В ветвях бузины за сараем что-то тихо шелестело, наверное, просто ветер играл в листве. Бедда держалась начеку. В тишине сада витало что-то подозрительное, чего не бывает в этих знакомых до последней травинки местах даже поздней летней ночью. Сад неуловимо изменился, и Бедда сразу поняла, что виной всему голубой свет, лившийся из беседки. Покинув дом, выйдя из его надежных стен, она оказалась беззащитной перед силами, что стремились окутать ее тревожными чарами.
Бедда понимала, что лучше бы вернуться в дом и накрепко запереть за собой дверь. Однако в то же время была уверена, что не сможет уйти, пока не узнает, что же там светится. Голубоватый свет казался жутким и прекрасным одновременно.
Даже Хульда, вероятно, ощутила нечто подобное, потому что все-таки вышла следом за Беддой. Стоя рядом на росистой лужайке, они не могли оторвать глаз от странного зрелища – удивительной беседки. Розовые плети окутывали стены и крышу, а в самой середине этого кокона светилось нечто изумительное, будто сгусток бесчисленных световых точек, по краям таявших в тонкой дымке. Дамам показалось, что под увитой розами крышей что-то движется. Беседка Гортензии превратилась в святилище, посреди которого неудержимо переливался и сверкал сияющий шар.
В благоговейном молчании Бедда и Хульда направились к таинственному свету, будто кто-то тянул их на веревке. Когда до беседки осталось несколько шагов, повеяло таким холодом, что Хульда обхватила себя руками за плечи и задрожала.
– Осторожнее, – шепотом обратилась она к Бедде. – Может, все-таки не стоит…
Но было поздно: увитые розами стены расступились перед ними, и открылся вход в беседку. Внутри зияла светящаяся дыра. Чайный стол и стулья, на которых они не так давно сидели, должно быть, исчезли в дыре, потому что в беседке не осталось ничего, кроме сверкающего тумана, сгустившегося в центре в ярчайшую точку. Бедда и Хульда испуганно вскрикнули, не в силах отвести глаз, а тем более броситься бежать.
Именно так, наверное, выглядела бы полная луна, упавшая в шахту колодца. Стоит перегнуться через парапет – и не удержишься, ведь лунный свет неудержимо зовет за собой в глубину.
Серебристый холод обволакивал ошеломленных дам. Клубы прозрачной пелены проносились мимо них, неудержимо стремясь вперед. Ярко светящиеся точки взвивались вверх, будто брызги, и Бедде с Хульдой казалось, что они опустились на дно глубокого колодца, пронзив водную гладь, которая одновременно была диском луны, а за ней ждала Вселенная с тысячами сверкающих звезд.
«Врата в другой мир», – промелькнуло в голове Бедды, которая даже в оцепенении заметила, что в клубящейся дымке виднеется что-то темное. Там, где прежде был лишь туман, Бедда на мгновение разглядела безрадостный пейзаж. Поросшие мхом болота тянулись бесплодной грядой, над головой нависало бескрайнее свинцово-серое небо. От этой унылой картины судорожно сжималось сердце. Ей показалось, она слышит, как над холмами свистит резкий ветер. И еще раздавался какой-то звук, источник которого она не понимала. Достаточно было сделать всего несколько шагов, и окажешься среди колючих пучков вереска, которого никогда не видывали на просторах Холмогорья.
Где же находилась эта неведомая пустошь, куда сейчас распахнулось окно?
Пейзаж исчез, как будто невидимая рука смыла краску с холста. Навстречу Бедде с Хульдой снова заклубился туман. Шум, однако, не пропал и даже усилился. И теперь, когда чуждое видение исчезло, Бедда узнала не дававший ей покоя звук, словно смятенным чувствам было не под силу впитывать сразу множество впечатлений, кроме как одно за другим.
Это были шаги. Без сомнения. Шаги, отдававшиеся эхом от сухой песчаной почвы пустоши. Кто-то приближался сквозь туман. Шелест вереска и шаркающие, скребущие звуки говорили о том, что это существо тащит за собой нечто тяжелое. Не в силах собраться с мыслями, Бедда обернулась к Хульде, которая стояла рядом с ней, округлив от страха глаза и не двигаясь с места. Что же мешало им наконец убежать и спастись?
Воздух вокруг них задвигался, призрачные вуали закружились в безумном танце, как будто кто-то мешал длинным шестом варево в огромном чане, который когда-то, в другой жизни, был розовой беседкой Гортензии. Ночной сад словно опустился под воду. Перед глазами роились неясные точки, усиливая головокружение, охватившее беспомощных дам. Хульда упала на колени. Барабанная дробь шагов загрохотала совсем рядом.
Стремительно развернувшись в ту сторону, Бедда увидела, что из глубины молочного тумана вынырнуло нечто темное. К ее ужасу, это нечто обрело очертания пугающей фигуры, высокой и худой, а за ней снова неясно показался пейзаж с серой горной грядой. Но вот из тумана с кошачьей быстротой мелькнула тень, и Бедду так безжалостно схватили за левое плечо, что она вскрикнула от боли. Она попыталась разглядеть неведомую тварь, но варево из тумана и сияния, в котором она тонула, было настолько густым, что Бедда не видела ничего дальше кончика своего носа.
Ей оставалось лишь догадываться, кто или что сжимает ее будто в тисках, отчего охвативший Бедду ужас безмерно усиливался. Она отчаянно напрягла все силы, но тщетно. Шаг за шагом ее неумолимо тянуло вперед. В памяти всплыли жуткие создания из древних легенд: тощая кобыла с длинными когтями, мохнатые крысы, тролли и оборотни. Вскоре Бедда почувствовала, что ноги ей царапает колючий вереск. Но что значила эта мелочь по сравнению с предстоящим знакомством с тварью из потустороннего мира?
– Помогите! Помогите, я не хочу умирать! – услышала Бедда свой отчаянный крик, и звучал он так же пронзительно, как визг зайца, за которым гонятся собаки.
В тот же миг она почувствовала, как что-то вцепилось в ее одежду сзади. Теперь невидимому чудовищу приходилось тащить двойной груз, потому что это Хульда с мужеством, порожденным отчаянием, намертво вцепилась в юбку подруги и не отпускала, хотя их обеих, пусть и чуть медленнее, все так же неумолимо тянуло в неизвестность.
Только сейчас Бедда заметила, что правой рукой она по-прежнему сжимает кочергу. Не до конца отдавая себе отчет в происходящем, она наугад ткнула железным заостренным шестом в туман. Удар пришелся по чему-то твердому. Тогда она ткнула сильнее, почувствовала, как острие пронзило шкуру твари и вонзилось еще глубже, и изо всех сил вцепилась в кочергу.
Протяжный вопль разорвал воздух. От этого жуткого тонкого завывания у Бедды кровь застыла в жилах. В этом вое отчетливо слышалась даже не боль, а неприкрытая злоба, холодная жестокость и горькая досада. Никогда прежде в Холмогорье не раздавался подобный звук, а если и раздавался, то уже изгладился из памяти квенделей за века благодушного забвения.
Бедда, теряя сознание, почувствовала, что хватка на ее плече ослабла, а потом и вовсе разжалась. В этот миг кочерга рывком выскользнула у нее из рук – видимо, застряла в глубокой ране отступившей твари. Судя по всему, неожиданное сопротивление разрушило колдовство.
Туманные облака постепенно рассеивались, и жуткий крик тоже терял силу, становился все слабее и слабее, словно чужой мир и все, что ему принадлежало, вернулись за невидимую границу. Мерцающие в воздухе пятнышки опускались на землю и испарялись, будто рой искр от догорающего костра.
Кругом вновь воцарилась ночная тьма. Все было кончено.
Бедда и Хульда сидели на лужайке неподалеку друг от друга, опершись руками о влажную траву. Взгляды их были устремлены вперед, туда, где на фоне кустов и деревьев чуть более темной тенью выделялась розовая беседка Гортензии. Из тьмы проступали очертания стола и стульев, и прохладный ночной воздух доносил аромат благоухающих роз, как будто ничего и не случилось.
