Текст книги "Леди чародейка (СИ)"

Автор книги: Кармаль Герцен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Я приготовила чай, поражаясь тому, что мои руки больше не дрожат. Что-то, пробудившееся во мне, словно заморозило страх. Время бояться прошло, настало время действовать.

Я достала из-за щеки пузырек с драгоценным зельем, незаметно вылила его в чай – до последней капли. Поставила на серебряный поднос чашку и поспешила вернуться к Ламьель.

Разумеется, она оказалась недовольна.

– Нейа, почему так долго? – воскликнула колдунья, едва меня завидев. Взяла чашку с подноса, поднесла к губам. Как завороженная, я следила за тем, как она делает глоток.

С чашкой в руках она направилась к окну, пила, глядя на серую завесу, окружающую замок и днем, и ночью. Что она видела там, в гуще тумана?

Ей потребовалось лишь несколько глотков, чтобы почувствовать неладное. Чашка полетела на пол, разбрызгав остатки содержимого. Сердце рухнуло вниз – я не знала, хватит ли выпитого Ламьель, чтобы на какое-то время полностью уничтожить ее силу.

– Что-то не так… – прошептала колдунья, хватаясь за горло. – Что ты мне подсунула, Нейа?

Ламьель вскинула руки. По ее ладоням пробежал разряд, похожий на маленькую молнию и… потух. В изумлении она смотрела на свои руки, вдруг отказавшиеся подчиняться хозяйке.

– Магия… моя магия… Что ты сделала со мной?!

– Я – не Нейа, – холодно сказала я. Отбросив поднос, подняла глаза к потолку и крикнула: – Давай, Исполин, сейчас твой ход!

Стены заволновались, потолок замка разверзся надо мной. Со стороны могло показаться, что сверкающий рубиновым светом хрустальный кинжал упал мне в руки с самого неба.

– Быть не может… Истинный Дар… – разом ослабев, прошептала колдунья.

Я сжала клинок в руках и решительно шагнула вперед. Я не хотела проливать чью-то кровь, но самим своим существованием Ламьель не оставила мне иного выбора.

– Подожди! – вскрикнула она, не сводя взгляда с кинжала в моей руке. – Дай мне шанс все объяснить!

– Объяснить? – изумленно воскликнула я. – Что объяснить? Смерть, которую ты сеешь по всему Ордалону? Проклятия, которыми разрушаешь жизни и судьбы людей?

Колдунья покачала головой. Самообладание вернулось к ней, с красивого лица исчез страх.

– Меня вечно выставляют каким-то чудовищем, совершенно забывая о том, кем я являюсь на самом деле. Я – просто женщина, которая борется за свое место под солнцем и, более того, за свою жизнь. Ты хоть представляешь себе, сколько людей пыталось меня убить с тех самых пор, как во мне проснулась колдовская сила? А ведь я не выбирала себе такую судьбу, не желала быть колдуньей. Мне было двенадцать, когда сила, доставшаяся мне от любимого папочки, во мне проснулась. Неистовая, неудержимая сила. И не нашлось никого, кто объяснил бы мне, что мне делать, как контролировать пробудившийся во мне дар. И когда он вышел из-под моего контроля, когда его сила стала разрушительной и смертоносной, знаешь, кто первым же отказался от меня? – Ламьель повернулась ко мне, глаза ее горели. – Моя собственная мать! Она выгнала меня из дома, обрела на жизнь нищенки, вечно голодной оборванки. Мне пришлось выживать, пришлось самой справляться с собственной пробудившейся силой!

Я молчала, не зная, что сказать. Что-то подсказывало мне, что Ламьель говорит правду, но это не давало ей повода сеять хаос, играть человеческими судьбами и их ломать. У каждого из нас есть выбор. Она свой сделала, когда начала использовать людей в собственных целях, проклинать их, высасывать по капле их силы, чтобы восстановить свои.

– Как ты думаешь, что произойдет, когда со мной будет кончено? Не знаешь? Я тебе скажу. Алистер Морэ, в которого ты так влюблена, вернется со своей драгоценной дочерью в Ордалон – ведь все это время они как трусливые мыши прятались от меня в своей норке, считая меня угрозой. Он никогда не забудет свою жену. Слишком сильными были чувства и слишком неожиданной потеря. Он всегда будет ее любить, и ни одна другая не заменит его прекрасную Розали. В глубине души ты это знаешь. Чувствуешь, как истинная женщина. А ты – после того, что тебе довелось увидеть, после магии, к которой тебе позволено было прикоснуться, – вернешься домой, в свой скучный и серый мир. К жизни, которая так тебе надоела, к одиночеству и непониманию родителей.

Я неприязненно смотрела на колдунью. Ламьель читала меня, как открытую книгу, и от этого становилось не по себе.

– К тоске о сестре прибавится тоска по Алистеру, по жизни, которую ты утратила. Ведь, лишенной магических сил, в Ордалоне тебе придется еще хуже, чем в собственном мире.

Она приблизилась ко мне – прекрасная, но таящая в себе смертельную опасность. Синие глаза остановились на моем лице, полыхнули каким-то внутренним огнем.

– Но я могу изменить твою жизнь. Принадлежащих мне сил хватит на нас обеих! Я всегда была честна и щедра и сполна отплачивала людям за верность мне. Я отплачу и тебе – если оставишь меня в живых. Я верну твою сестру – не беспомощным ходячим трупом, пахнущим гнилью и разложением, а здоровой, молодой, сильной – той, которую ты помнишь и любишь. Разумеется, после этого доступ в твой собственный мир тебе будет заказан – только магия Ордалона сможет поддерживать в твоей сестре жизнь. Но с той силой, которой я тебя вознагражу, Ордалон станет для тебя совсем не страшен. Он станет домом – для тебя и твоей сестры.

– Ты действительно думаешь, что я пойду на это, и позволю Дайане – невинному ребенку – умереть? – Мысль о том, что я смогу увидеть сестру живой, была невероятно соблазнительной, но и жертва – слишком непомерной.

Ламьель отчаянно замотала головой, отступила назад, к окну.

– Ты не понимаешь! Мне не нужна смерть Дайаны! Я боюсь пробудившегося в ней Истинного Дара и ее неистового желания меня уничтожить – желания, которое ей внушили те, кто меня боится, но кто слишком слаб для того, чтобы в открытую выступить против меня. Я воскрешу Дайану, сниму с нее проклятие хрустальности – она лишь потеряет свою способность убить меня – не мое тело, как это сделал ее отец, а душу, – начисто стереть меня с лица этого мира. – Ламьель сейчас выглядела как человек, который тонет, и хватается за тонкую соломинку, чтобы спастись. – Я изгоню из сердца Алистера его любовь к Розали – она все равно обречена. Его сердце откроется для новой любви, и в этот момент рядом будешь ты – та, кто спасла его дочь от гибели и от проклятия. Он даже не узнает о нашей сделке. Никто не узнает. Я просто исчезну и никогда не дам о себе знать, создам иллюзию собственной смерти. Ты станешь героиней в глазах остальных, Дайана воскреснет. Ты получишь магию и возможность остаться в Ордалоне – с Алистером и Дайаной. А ее дар… он просто исчезнет, и все спишут это на ее смерть. – Она настойчиво повторила, выделяя каждое слово: – Никто ничего не узнает.

Я подошла к ней ближе. Увидела в ее глазах жажду жизни – горячую и неистовую.

– Я не верю ни одному твоему слову, – отчеканила я. – А даже если все это правда – даже если ты действительно способна дать мне все это, ты сломала слишком много жизней, разрушила слишком много судеб ради собственных целей – власти, колдовской силы, могущества. Такие, как ты, недостойны существовать, дышать… жить.

С этими словами я вонзила хрустальный клинок в грудь Ламьель. Глаза колдуньи расширились, в них застыл ужас… и неверие. Я выдернула кинжал, ставший вдруг невероятно горячим, почти обжигающим. А Ламьель стала хрустальной – ее собственное проклятие обернулось против нее самой.

Глядя в глаза колдуньи, потерявшие свою синеву и ставшие прозрачными, я слегка ее подтолкнула. Хрустальная статуя, изображающая женщину с красивым лицом и застывшим в глазах ужасом, упала на пол и разбилась на мельчайшие осколки. И, словно бы этого было недостаточно, осколки вспыхнули алым пламенем – Истинным Даром, пропитавшим хрусталь. Когда огонь потух, от могущественной колдуньи Ламьель, наводящей ужас на весь Ордалон, не осталось и следа.

И в тот же миг кинжал в моей руке превратился в хрустальное рубиновое сердце.

Глава сорок третья. Там, где свет

Взошедшие на трон хаос и безумие не дали мне насладиться своей победой. Стены и пол замка сотрясала дрожь – настоящее землетрясение. Поднялся настоящий переполох – люди кричали, бежали куда глаза глядят в панике и надежде отыскать выход из каменной ловушки. Падали картины и канделябры, стены сминались и складывались, будто все мы вдруг оказались внутри карточного домика.

Перекрикивая гомон, я показала бывшим слугам колдуньи лестницу, ведущую в Город Вечных, и вскоре Город Колдуньи опустел. Внизу меня ждал… Алистер.

– Лаэс, Ари и Конто помогают людям выбраться из замка. И нам нужно спешить. Я не мог оставить тебя здесь одну, – тяжело дыша, сказал он. – Ты…

– Позже, – решительно сказала я.

Вечный бал закончился – скрипки лежали на полу, рояль стоял безмолвно, а мертвые, скованные проклятием Ламьель… ушли. Больше ничто не удерживало их здесь, они наконец обрели свободу. Слезы защипали глаза, но высохли как по волшебству, когда я услышала голос Сандры:

– Я знала, что у тебя все получится.

Увидев ее – бледную, похожую не на призрака, а, скорее, больную живую, с лихорадочно блестящими глазами, Алистер выступил вперед. Закрыл меня своей спиной, готовый защитить от любой угрозы.

Я улыбнулась и легонько тронула его за плечо:

– Все в порядке. Это моя сестра.

Удивленный, Алистер все же отступил на шаг, но по-прежнему смотрел на Сандру с недоверием.

– Я ухожу, – печально сказала она. – Говорят, там не будет боли. Говорят, что однажды – века спустя, я встречу там тебя. Ты простишь меня за то, что я тебя оставляю?

Я не выдержала и беззвучно заплакала, сжимая холодную ладонь сестры в своей руке.

– Я так люблю тебя, Сандра. Тебе больше не нужно меня защищать – а тебе нужен покой… и свет.

Она нежно улыбнулась мне сквозь слезы – я и не знала, что призраки тоже умеют плакать. Замок рушился, всюду слышались испуганные крики, но я не видела и не слышала никого и ничего. Я прощалась с сестрой.

Однажды я найду Сандру, и мы все начнем сначала. Я хочу искупить свою вину за ошибки, которые совершила – за упреки, ссоры и непонимание. Хочу наверстать то время, которое отняла у нас ее болезнь. И я знаю, что у меня будет этот шанс.

А она вдруг взглянула на Алистера, о присутствии которого я уже почти успела позабыть. Одной рукой Сандра сжимала мою ладонь, второй сжала ладонь Алистера. Прошептала – вот только слова ее предназначались не мне:

– Береги ее.

Я ожидала, что Алистер улыбнется, но он лишь серьезно кивнул, не сводя взгляда с Сандры. В бальную залу вдруг хлынул свет – казалось, он проникал сквозь стены, оттуда, где был только туман, и ничего, кроме тумана. Сандра взглянула на меня и улыбнулась.

– Я люблю тебя, Трисс. Прощай.

Она растворилась в затопившем залу свете, а я сквозь пелену слез увидела, что наши с Алистером руки сплетены. Несколько драгоценных минут мы неотрывно смотрели друг на друга во власти магии момента.

– Нужно идти, – мягко сказал Алистер.

А замок продолжал изменяться. Исчезали стены и полы, люди падали вниз – падение смягчали облачные чары, призванные чародеем. Когда пол подо мной обвалился, я ощутила уже знакомый восторг полета, и утонула в облаке как в перине. Мы вышли из замка одними из последних. Каменная обитель колдуньи опустела…

Я увидела Ари, Лаэс, Дагреса и… великолепного снежного барса с печальной и расстроенной мордой. Его эмоции передались и мне – я искренне сожалела, что проклятие Конто не спало.

– Значит, заколдовала меня не Ламьель, – грустно подытожил метаморф, когда я приблизились. – Но ты молодчина, Беатрис! Ты избавила Ордалон от мерзкой колдуньи. Пусть не я, но сотни людей освободились от ее проклятия.

– Знаешь, что, – решительно сказала я, – я это так не оставлю! Я вернусь в Ордалон и помогу тебе найти того, кто тебя проклял. Уверена, теперь, когда Ламьель уничтожена, Дайана сможет нам в этом помочь.

Барс разулыбался – смотрелось это презабавно.

– Буду рад, если прекрасная леди – и, по совместительству, гроза колдуний, – составит мне компанию.

Я рассмеялась. Алистер, хитро прищурившись, сказал барсу:

– А как ты смотришь на то, чтобы до тех пор стать охранником нашего особняка – или просто его гостем?

Конто весь подобрался, вскинул морду, и, как мне показалось, даже попытался выпятить мощную грудь.

– Приму за честь.

И, не удержавшись, бросил красноречивый взгляд на Ари. Мне стоило огромного труда не рассмеяться вновь.

Замок ожил и изменился. Я со странной смесью восхищения и ужаса взирала на исполинское существо, возвышающееся над нами. Гора камня с огромными ногами и руками, способными раздавить хрупкое человеческое тело за пару секунд. Я не видела его лица, оно тонуло в облаках – настолько высок был Исполин. Люди бросились врассыпную – Туманные земли, лишенные магии Ламьель, сейчас казались куда безопаснее, чем возвышающаяся над нами живая каменная громада.

Исполин опустился на одно колено – и даже сейчас мне приходилось задергивать голову, чтобы взглянуть на его лицо. Грубое, лишенное всяческого выражения… и глаза, сияющие как само солнце – как десятки солнц.

Его губы – вырезанная на каменном лице щель, не разомкнулись. Возвышаясь надо мной – невозможно хрупкой маленькой фигуркой – он медленно кивнул, вызвав мурашки по моей коже. Тяжело поднялся и направился прочь.

Отто – освобожденный Алистером от мук узник заколдованного замка – говорил, что Исполины ненавидят людей – за то, что те заняли земли великанов. Не знаю, был ли слаб Исполин или благодарен за освобождение… но он уходил.

Земля сотрясалась при каждом его шаге, пока они не затихли вдали, а Туманные земли не поглотили исполинскую фигуру. Ошеломленные, мы молча смотрели друг на друга, не находя нужных слов.

Путешествие, похожее на затянувшийся сон, закончилось. Настало время вернуться домой.

Глава сорок четвертая. Конец… или только начало?

Ари собрала хрустальные осколки, рассыпанные по постели Дайаны, и я бережно положила на них сердце Истинного Дара. Затаив дыхание, смотрела, как пробуждается магия.

Осколки сливались воедино, образуя уже знакомую мне хрустальную статую, в глубине которой мерцало рубиновое сердце. И оно вдруг забилось, стало живым и горячим, пустило по хрустальным венам кровь. Кожа Дайаны стремительно теряла свою прозрачность, становясь, пусть и бледной, но настоящей. Потемнели волосы, прежде тронутые хрустальным проклятием. Постепенно на фарфоровые щечки вернулся румянец, ресницы затрепетали и открылись глаза – из прозрачно-голубых ставшие… светло-карими. Хрустальность покинула Дайану с первым биением сердца.

– Папа, – сказала она и улыбнулась.

Только истинная Хрустальная принцесса могла улыбаться тогда, когда любая другая бы заплакала. Но я знала – Дайана – не просто дитя, а дитя, награжденное судьбой Истинным Даром.

Алистер долго не выпускал дочурку из объятий. Гладил по темно-русым волосам, прижимал к себе, словно бы боялся отпустить. Глаза обычно сдержанной Ари подозрительно блестели – я даже растрогалась, видя, как сильно Хранительница рада возвращению Дайаны в мир живых.

Хрустальная принцесса поймала мой взгляд и благодарно улыбнулась:

– Спасибо, Беатрис. Ты сделала то, чего не смогла сделать я.

– Твое сердце было в моих руках, – тихо ответила я. – Оно было моим кинжалом. Ты – твой Истинный Дар – уничтожила Ламьель и освободила Ордалон, я лишь была твоей рукой.

У меня накопилось к Дайане столько вопросов! Но я видела, что она еще слишком слаба, и поспешила оставить дочь наедине с отцом.

Ари принялась убирать следы вторжения Темного Отражения, наложившего на особняк печать разрушения. Барс, не растерявший присутствия духа, помогал ей, безбожно флиртуя. Наблюдая за этими двумя, я не могла удержаться от улыбки.

Я бродила по дому, не зная, чем себя занять. Слишком много было мыслей в голове, слишком живы были воспоминания о схватке с Ламьель, о восставшем Исполине, чтобы просто взять и по щелчку вернуться к обычной жизни. И пусть я вернулась в свой родной и знакомый с рождения мир, Ордалон – опасный, непредсказуемый – навеки поселился в моем сердце.

Стоя посреди спальни и бездумно рассматривая осколки зеркала на полу, я услышала шаги за спиной, и повернулась. Алистер. Только сейчас я поняла, что в его облике казалось мне неправильным – он снял перчатки, свой неизменный атрибут. И только сейчас я осознала, что и его проклятие спало со смертью Ламьель.

– Ты оживила мою дочь, избавила ее от мучений хрустального проклятия, – хрипло сказал Алистер, застыв от меня на расстоянии руки. – Мне больше не нужно бояться, что нечаянным прикосновением я заберу чью-то жизнь – и то, что случилось с Розали, однажды повторится. Я не могу даже выразить, насколько я тебе благодарен. Когда ты появилась в особняке, я и подумать не мог, какую роль ты сыграешь в моей жизни.

Эти слова порождали больше вопросов, чем ответов. Говорил ли он о своих чувствах – или лишь о том, что я спасла его дочь? Но не успела я сказать и слова, как Алистер одним шагом преодолел разделявшее нас расстояние и… сгреб меня в охапку.

Я забыла как дышать. Замерла, боясь даже шевельнуться. Весь мир, двигаясь в такт со мной, застыл. Робко скользнула рукой по его плечу, обняла крепкую теплую спину. Неуверенно положив голову на плечо, умиротворенно прикрыла глаза.

Объятия разжались, стало неожиданно холодно и пусто. Алистер, не говоря ни слова, направился к двери, но я по-прежнему чувствовала тепло его рук на своей талии, мерное дыхание на своей шее. Глядя ему вслед, я в немом изумлении гадала: что это было? Оригинально выраженная благодарность за спасение Дайаны или обещание чего-то большего?

Когда за Алистером захлопнулась дверь, я скрестила руки на груди и решительно вздернула подбородок. Я выжила в Ордалоне – там, где любая моя знакомая не продержалась бы и дня. Я победила могущественную колдунью, наводящую страх на весь Ордалон. Я спасла Хрустальную принцессу и развеяла ее проклятье.

Я разгадаю эту загадку под названием Алистер Морэ.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ИСКРА ДЛЯ ПОГАСШЕГО МИРА

Глава первая. Пробуждение ото сна

Странное это было пробуждение. Едва я успела открыть глаза, как в памяти вспыли подробности прошедших безумных дней. С ума сойти – я, обычная, ничем не примечательная девушка, сумела победить саму колдунью Ламьель! Скажи мне кто-нибудь еще месяц назад, что я вскоре окажусь в Ордалоне – мире, пропитанной магией, покрутила бы пальцем у виска.

И все же я не только попала туда – и выжила, что немаловажно, – но и сумела подобраться к стерве, которая так любила играть человеческими жизнями и судьбами. Хрустальная принцесса стала обычной девочкой – если не считать Истинного Дара в ее сердце, а во взгляде Алистера Морэ появилось то тепло, которого мне так не хватало…

От мыслей о том мгновении, когда я, как мороженое на солнце, таяла в сплетении его крепких рук, сон окончательно утратил надо мной всякую власть.

Но стоило моим глазам привыкнуть к полумраку, как мысли о теплых объятиях Алистера вылетели из головы. Я недоуменно рассматривала комнату, в которой находилась. Я настолько была изумлена тем, что проснулась не в особняке, где засыпала вчера, что не сразу узнала собственную комнату. Комнату в родительском доме в Глероме, откуда я так поспешно сбежала в студенческий городок, а после – в Реденвуд.

Резко поднялась в кровати, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле. Да быть того не может!

Я отчетливо помнила вчерашний день – день, когда и Алистер, и Дайана освободились от проклятия колдуньи Ламьель. Помнила, о чем думала, когда ложилась в кровать – как уснуть, когда в жизни происходит такое? Когда ты только-только вернулся из волшебного мира, из замка, оказавшегося заколдованным Исполином?

И почему я никак не могла вспомнить, когда и как вернулась в дом к родителям? И зачем, если зареклась не возвращаться?

Я откинула одеяло и обнаружила себя одетой в любимую шелковую пижамку – топ и ультракороткие шортики. Приподнялась, машинальным движением зажгла ночник в изголовье. На прикроватном столике обнаружился и мой сотовый. Я разблокировали экран и ошеломленно в него уставилась. Но не время – четыре часа утра – так меня изумило. А дата – второе июня. Когда я вернулась в особняк через портал-зеркало, было пятое августа. Куда исчезли несколько месяцев моей жизни?!

Кровь застучала в висках, в горле пересохло. За время путешествия по Ордалону мне довелось столкнуться со множеством удивительных вещей… но потеря памяти – это что-то новое даже для странницы и гостьи магического мира.

По-прежнему ничего не понимая, я поднялась с кровати. Прошлась по комнате, зачем-то открыла шкаф. Все мои многочисленные платья висели на вешалках – казалось, я никуда и не уезжала. В общем-то, ничего удивительного – если не считать того, что последние два года я жила в общежитии, с радостью воспользовавшись возможностью упорхнуть из родительского гнезда.

Не зная, чему верить – собственным глазам или воспоминаниям, я перечитала переписку с Пайп. Вернулась на несколько месяцев назад, пытаясь отыскать сообщение, в котором сообщала лучшей подруге о новой работе и переезде в Реденвуд. Ничего подобного.

Однако последние сообщения, где Пайп с настойчивостью заботливой мамочки спрашивала меня о самочувствии, отчего-то насторожили. Буквы на экране сотового словно пропитались ее тревогой и волнением: “Трисс, ну как ты там? Пиши мне, пожалуйста”.

Ее тревога передалась и мне, и теперь грызла изнутри.

Я накинула на плечи халат и спустилась вниз. Родители спали – из их комнаты не доносилось ни звука. Прошлась по дому, который ничуть не изменился с тех пор, как я была здесь последний раз.

Старенькая кофеварка, надсадно дребезжа, неохотно выдала мне порцию обжигающего напитка. С чашкой в руках устроилась на подоконнике. Попивала кофе, дуя на него и пытаясь привести в порядок собственные мысли. Я бы решила, что все, что меня окружало сейчас – происки своенравного Ордалона… но ведь последний раз я помнила себя в особняке!

Случившееся напоминало мой первый день в качестве иномирянки, когда призраки таинственного дома заманили меня в мои собственные воспоминания. Так может, я и сейчас была в них – в доме, в котором прожила большую часть своей жизни?

Но сомнения рассеялись, как только я увидела маму. Она спустилась вниз, уже когда начало светать – сонная, с растрепанными темно-русыми волосами. Зябко кутаясь во фланелевый халат, как-то напряженно мне улыбнулась.

– Не спится, милая?

Я помотала головой. Странный у мамы был взгляд – так смотрят на хорошеньких, но диких зверят, гадая, что они отчебучат, и можно ли погладить их без боязни потерять палец. А еще эти странные сообщения Пайп… Потеря нескольких месяцев... Нет, что-то тут определенно было не так.

Единственный выход – съездить в Реденвуд и обо всем расспросить Дайану и Алистера. Уж им-то мои вопросы странными не покажутся. В отличие от мамы.

– Мам, мне надо съездить кое-куда, – сказала я больше для проформы – все-таки большая уже девочка.

Но ей удалось меня удивить.

– Не думаю, что это хорошая идея, – напряженно сказала она.

Я так и замерла, не донеся кружку с кофе до губ.

– Ты даже не спросила меня, куда я еду.

– Неважно, – хмуро отозвалась мама. – Ты же имеешь ввиду поездку за город?

– Ну да. – Я ничего не понимала. Что это? Простое предположение? Догадливость? Или что-то еще?

– Я бы хотела, чтобы ты пока побыла в Глероме.

– Зачем? – медленно спросила я. Происходящее нравилось мне все меньше.

Однако мама оставила мой вопрос без ответа.

– Погуляй лучше с институтскими друзьями, с Пайп. Она переживает, что ты не отвечаешь на ее звонки. – Она поморщилась, поняв, что сболтнула лишнего.

– Ты что, общаешься с Пайп? – Моему удивлению не было предела. Эти двое друг друга на дух не переносили. Пайп, как моя лучшая подруга, не могла простить матери отчуждение, а мама, в свою очередь, считала, что общение с ней плохо на меня действует. Дескать, именно из-за ее дурного влияния я бросила институт и стала постоянной гостьей дружеских вечеринок. Попоек – так она их называла.

– Беатрис. – Она подошла ко мне, взяла за руку. – Я просто желаю тебе лучшего.

– Мама, – угрожающе бросила я, выдерживая руку и вскакивая с подоконника. – Объясни мне – что происходит?

Она стояла, нервно стискивая и разжимая ладонь.

– У тебя на завтра назначена встреча с доктором Вегре, – глухо сказала она. – Думаю, он объяснит тебе все лучше меня.

– Что еще за доктор Вегре? – недоверчиво спросила я.

– А ты не помнишь? Это лучший психиатр в Глероме.

– Психиатр? – Я задохнулась от изумления.

– Милая, так будет лучше для всех нас. – Заламывая руки, взмолилась мама. – Эти твои фантазии…

Я похолодела. Ощущение надвигающейся беды обрушилось на меня как лавина.

– Какие фантазии? – Губы плохо слушались, и слова вышли тихими, неразборчивыми.

Мама раздраженно вздохнула.

– Мир, в который можно попасть через разбитое зеркало, люди, которые могут превращаться в животных, говорящий ягуар, стеклянная девочка…

– Хрустальная, мама, – процедила я. – Хрустальная. Тебе настолько не интересно все, что случается в моей жизни, что ты даже не слышишь, о чем я тебе говорю.

– Вот видишь, что происходит! Ты действительно веришь в этот бред воспаленного сознания!

– Верю. Потому что это правда. И это мое дело – верить или нет!

– Ну уж нет, дорогая! Уже не только твое. Ты только подумай, о чем люди подумают, если ты скажешь такое при них! Я общаюсь с серьезными людьми, людьми науки. Только подумай, как это отразится на моей репутации и карьере, если в Глероме узнают…

– Что? Ну давай, мама, договаривай. Что будет, если твои докторишки узнают, что твоя дочь ненормальная? Это тебя беспокоит?

– Беатрис, не говори так! Я знаю, что смерть Сандры отразилась на каждом из нас...

Это было уже слишком. Я взъярилась:

– Не смей приплетать сюда Сандру!

Выбежала из кухни, не желая слышать отговорок матери. Не желая смотреть в глаза той, что считала меня безумной.

Влетев в свою комнату, я остановилась как вкопанная. Но разве рационально то, что хранили мои воспоминания? Колдуны и чародеи, фантастические города: подводный, сотканный из ветвей могучего древа, город на вершине горы, затерянный среди облаков?

И все же представить, что все, что случилось со мной – лишь затяжной сон, я не желала. И уж точно не собиралась признавать себя сумасшедшей. Здесь, в Глероме, был лишь один человек, с которым я могла поговорить начистоту, не боясь выглядеть ненормальной.

Я написала Пайп смс-ку, что буду ждать ее в нашей любимой чайной. Не страшно, если она сможет подойти только через пару часов – мне не терпелось поскорее выбраться из дома. Казалось, что родные стены давят на меня, сжимаются все сильнее, грозя сдавить в своих каменных объятьях.

Я торопливо натянула любимое атласное шоколадное платье – с недавних пор, это мой любимый цвет. Распустила волосы по плечам, голой кожей ощущая их шелковистость.

Спустилась по лестнице на первый этаж, обулась в прихожей.

– Куда ты? – донеслось с кухни.

– К Пайп, – сквозь зубы ответила я. Хотелось съехидничать – к своим вымышленным друзьям, вот только новый скандал начинать не хотелось.

Выйдя на улицу, я с наслаждением вздохнула свежий воздух, пахнущий дождем. Такси за полчаса домчало меня до чайной. Я заказала чай со льдом и шоколадное пирожное, но не успела съесть и половины, как появилась Пайп – светлые волосы растрепаны, шнурки белых кроссовок развязались.

– Примчалась, как только получила твою смс, – запыхавшись, сообщила она.

– Да я уж догадалась. А к чему такая спешка?

– Трисс, я волнуюсь. Ты проснулась у меня дома, начала говорить что-то бессвязное – про Ордалон, зеркала. Не понимала, как оказалась у меня, когда засыпала в каком-то особняке. Ты и представить не можешь, как сильно меня напугала!

– Ничего не помню, – прошептала я, с силой потерев виски.

Пайп кусала губу, с тревогой глядя на меня.

– Доктор Вегре говорит, ты придумала себе Ордалон, чтобы сбежать от реальности в собственную фантазию.

– Откуда ты знаешь?

– Трисс, ты сама мне об этом говорила! После первого твоего сеанса у доктора Вегре. Ты правда не помнишь?

– Не сходится, Пайп, – вздохнула я. – Эти фантазии слишком подробны. К тому же… Если бы я хотела выдумать реальность, в которую я могла бы сбежать, поверь, я бы не стала создавать в своей голове мир, где меня на каждом шагу подстерегала опасность. Алистер был бы моим, а Дайана никогда не пережила бы того, что ей пришлось пережить. В общем, все было бы совсем по-другому.

– Но, Трисс, не хочешь же ты сказать, что все это произошло на самом деле? – вкрадчиво произнесла Пайп.

– Не хочу – иначе ты, как и мама, будешь считать меня сумасшедшей.

Подруга укоризненно взглянула на меня.

– Я серьезно.

– Я тоже, Пайп. Твое дело, считать меня ненормальной или нет, но я знаю – знаю! – что мои воспоминания – не выдумка воспаленного рассудка.

Она задумчиво смотрела на меня. Видимо, обдумав мысль со всех сторон, выпалила:

– Вот что мы сделаем – мы просто поедем в тот самый особняк, о котором ты постоянно говоришь, и посмотрим, что там к чему. И отталкиваться уже будем от того, что там увидим.

Я побарабанила пальцами по столешнице.

– Знаешь, а ведь это мысль. Проблема только в том, что до Реденвуда ехать не меньше шести часов. У меня даже денег нет, а мама не отпустит меня из города, о чем она уже успела мне сообщить. И теперь я понимаю, в чем причина, – мрачно заключила я.

– Ничего страшного. Я могу сказать ей, что мы идем с тобой в кино, а потом останемся у меня на ночевку. Мне она поверит.

Я изумленно помотала головой.

– С каких пор вы вообще находите общий язык?

Пайп наградила меня не менее удивленным взглядом. Вздохнула.

– С тех самых пор, как у тебя появилась эта навязчивая идея… Знаю, твоя мама считает меня не лучшим кандидатом в подруги для ее дочурки, но… Она волнуется за тебя, Трисс. Можешь представить себе, насколько – раз она даже решилась попросить меня приглядывать за тобой.

Я молчала, переваривая услышанное. Но, хорошенько все обдумав, подумала, что сложившаяся ситуация не настолько ужасна, как кажется на первый взгляд. Ничего удивительного в том, что мама не верит в мои рассказы об Ордалоне – поверила бы я, расскажи мне Пайп нечто подобное буквально пару месяцев назад? Когда мы встретимся с Алистером и Дайаной, они подтвердят, что вся эта история случилась на самом деле. Быть может, я даже уговорю их позволить нам с Пайп на минуточку заглянуть по ту сторону зеркала. Тогда она окончательно поверит моим словам, и у меня будет человек, которому я смогу рассказывать все без утайки.

Что до мамы… Мы никогда не были особо близки, и смерть Сандры от лейкемии только отдалила нас друг от друга. Долгие годы я пыталась бороться, но всему – в том числе и терпению – однажды приходит конец. Я приняла наши отношения как должное, смирилась с тем, что никогда не назову маму своей подругой. Для этого у меня была Пайп.