Текст книги "Женщина-змея"

Автор книги: Карло Гоцци

Карло Гоцци
Женщина-Змея

Предисловие автора

Новый род сказочных театральных представлений преуспевал как нельзя лучше, что явствует из неоспоримых истин, изложенных в предшествующих моих предисловиях.

С этих пор насмешки сторонников синьоров Кьяри и Гольдони стали бессильными. Они лишь оскорбляли публику, которая была в восхищении и благосклонно желала видеть в театре все новые сказки.

Этот род представлений настолько отличен от того, который употреблялся обоими вышеупомянутыми поэтами, что не мог вредить их пьесам, правильным и ученым, как их называют. Тем не менее мне едва ли удалось убедить кого-либо в том, что этим пьесам не было причинено ущерба. В схватке театральных поэтов победы и поражения определяются разногласиями публики.

Трудное в этом новом роде зрелищ (кроме других, очень многочисленных трудностей) заключается в избежании однообразия и в придумывании новых и сильных положений.

Чудесное – небольшой источник для небольшого таланта вроде моего. Тот, однако, у кого окажется канва, пригодная для критики и аллегорического изображения человеческих нравов и ложных учений нашего века с правдивостью, скромностью и изяществом, тот, кто сумеет красноречиво ее трактовать и поставить чудесное на подобающее ему место, тот найдет, что чудесное далеко не бесплодно и всегда будет самым могучим и полезным подспорьем для итальянских комических актеров.

Я утверждаю, что приложил все усилия к тому, чтобы сделать мои десять сказок различными как по канве, так и по ситуациям.

«Женщина-Змея» была моей пятой театральной сказкой. Поставленная труппой Сакки в театре Сант-Анджело в Венеции 29 октября 1762 года, она в течение осени и последующего карнавала выдержала семнадцать удачнейших представлений.

Пятая сцена третьего действия этой сказки – одна из тех выдумок, которые серьезные газетные писаки, авторы глупых, бессмысленных сатир, называют тривиальным вздором.

Так как это представление полно чудес, мне пришлось для сокращения времени и расходов труппы, а также для того, чтобы не заставлять ее показывать многие чудесные события, которые, однако, должны быть известны слушателям, выпустить на сцену Труффальдино, подражающего оборванным продавцам печатных известий, и заставить его рассказывать их вкратце, сопровождая повествование разными выходками.

Сакки-Труффальдино, выходивший в коротком, рваном плаще и грязной шляпе, с огромной охапкой печатных листков, кричал, подражая этим бездельникам, и передавал в немногих словах содержание сообщения, рассказывая о происшедших событиях и приглашая народ купить у него листок за одно сольдо.

Эта неожиданная сцена, которую он исполнял с большим изяществом и точностью подражания, что неизменно имеет успех у зрителей, вызывала в театре шум и несмолкаемые взрывы смеха, а из лож ему бросали деньги и сласти, чтобы только получить листок.

Подобного рода выдумка, кажущаяся тривиальной, но находящая себе оправдание в той откровенной свободе, которой я всегда придерживался в своих сказках, была оценена умными людьми по достоинству. Сцена эта повлекла за собой ряд происшествий, слух о которых распространился по всему городу, вызывая у всех любопытство и желание пойти посмотреть такое зрелище.

Когда продавцы газет услышали об успехе этой сцены, они собрались около входа в театр с грузом старых, заплесневелых листков, ничего не имевших общего с представлением, и во время выхода публики стали выкрикивать, надсаживая горло, сообщение о великих событиях, изображенных в «Женщине-Змее». В ночной темноте они продали бесчисленное множество этих листков, после чего отправились в остерию выпить за здоровье Сакки. Все это возбудило общественные пересуды, которые способствуют успеху актерской труппы.

Низменное, развитое и представленное в театре в своем истинном виде, привлекающее толпу и вызывающее волнение, перестает быть низменным и превращается в полезную и занимательную выдумку. Занимательна ли она, – спросите у публики, полезна ли, – узнайте у актеров: тогда вам нетрудно будет убедиться в ее соответствии совету Горация.

Излишне говорить, что эта сказка ежегодно повторяется перед публикой, которая всегда имеет любезность терпеливо смотреть ее.

Действующие лица

Фаррускад – царь Тифлиса.

Керестани – фея, царица Эльдорадо, его жена.

Канцбде – сестра Фаррускада, амазонка, возлюбленная Тогрула.

Тогрул – визирь, верный министр.

Бадур – другой министр, предатель.

Реция, Бедредин – близнецы, дети Фаррускада и Керестани.

Смеральдина – прислужница Канцбде, амазонка.

Панталоне – воспитатель Фаррускада.

Труффальдино – ловчий Фаррускада.

Тарталья – младший министр.

Бригелла – слуга визиря Тогрула.

Фардзана, Дземина – феи.

Великан.

Солдаты и прислужницы без речей.

Голоса различных невидимых лиц.

Действие происходит частью в неведомой пустыне, частью в городе Тифлисе и его окрестностях.

Действие первое

Небольшой лес.

Явление I

Феи Фардзана и Дземина.

Дземина (с грустью).

 
Фардзана, неужели ты не плачешь?
 

Фардзана.

 
О чем, Дземина, плакать я должна?
 

Дземина.

 
Иль ты забыла, что Керестани,
Прекраснейшая фея, дочь Дзебдоны
И смертного царя Абделадзина,
Что в Эльдорадо держит свой престол, —
Керестани, любезная подруга,
Влюбившись в Фаррускада, захотела
Ему женою стать, свою природу
Бессмертную на смертную сменить?
Забыла ты, как царь Демогоргон
В великом гневе приказал ей бросить
Свой замысел, но…
 

Фардзана.

 
Да, Дземина, знаю;
Демогоргон поклялся, что исполнит
Ее желанье: если до заката
Второго дня, когда в зените Пес.
Керестани супруг не проклянет,
Она свое бессмертье потеряет.
 

Дземина.

 
О боже! Завтра с солнечным восходом
День роковой наступит! Потеряем
В расцвете лет любимую, родную
Керестани, прекраснейший цветок
В венце подруг. Ты знаешь ведь, Фардзана,
Ее очарование…
 

Фардзана.

 
Ты помнишь,
Как много дел неслыханно жестоких
Придется ей пред мужем совершить
По приказанию Демогоргона?..
И, сверх того, он осудил ее,
Чтоб восемь лет и день тот роковой
Она происхождение скрывала
И тайну всех поступков. Верь, Дземина,
Проклятие сорвется с уст его,
И станет нам она подругой снова!
 

Дземина.

 
Но ты ведь знаешь, должен Фаррускад
Дать клятву в том, что никогда супругу
Не проклянет, и все же вероломно
Произнести проклятие. Тогда
Керестани останется бессмертной.
 

Фардзана.

 
Он клятву даст, но, клятвы не сдержав,
Ее он проклянет, и нашей будет
Она опять.
 

Дземина.

 
Нет, клясться он не станет.
 

Фардзана.

 
Увидишь – станет!
 

Дземина.

 
Если поклянется,
Свою он клятву сдержит.
 

Фардзана.

 
Нет, Дземина,
Он проклянет ее.
 

Дземина.

 
Как ты жестока!
Забыла разве страшный приговор,
Что будет тяготеть над ней два века?
Ведь если он произнесет проклятье,
Придется ей прекрасную наружность
Сменить на кожу гнусную змеи.
 

Фардзана.

 
Все это так, но разве в этом дело?
Конечно, ей придется наказаньем
Безумное желанье искупить.
Но двести лет пройдет; за это время
Погибнет дерзновенный Фаррускад
И станет вновь она подругой нашей.
 

Дземина.

 
Но может Фаррускад освободить
Ее от наказанья, и тогда
Она для нас потеряна навеки!
 

Фардзана.

 
Все это сны. Простится с жизнью он.
Мне это дело вверено. Должна я
Подругу осужденную стеречь
И завтра ж погубить ее супруга.
Исчезнет он и вместе с ним возможность
Ей смертной стать.
 

Дземина.

 
Но неужели ты
Волшебника Джеонки не боишься?
Он Фаррускаду друг.
 

Фардзана.

 
Нет, не боюсь.
Идем, нехорошо надоедать
Толпе, что ждет неслыханных событий;
Мы тайнами своими лишь наскучим,
И лучшие из них утратят смысл.
 

Дземина.

 
Ах, прежде чем успеем мы наскучить
Тем, кто для нас дороже всех на свете,
Керестани погибнет с Фаррускадом!
 

Уходят.

Явление II

Декорация меняется, изображая ужасную пустыню с различными скалами в глубине и разбросанными камнями, удобными для сиденья.

Труффальдино и Бригелла выходят вместе обнявшись.

Бригелла, – он только что встретил Труффальдино; ему хочется узнать, каким образом тот оказался в этой пустыне, и получить сведения о принце Фаррускаде.

Труффальдино принимает позу человека, рассказывающего ребенку сказку; часто употребляет выражение: «И так-то вот, добрый мой синьор», и т. д. Рассказывает, что, как известно Бригелле, в таком-то году (указывает год, который совпадал бы с окончанием упоминавшегося феями восьмилетнего срока) двенадцатого числа апреля месяца вышли поохотиться из города Тифлиса принц Фаррускад, его дядька Панталоне, он сам и много охотников. Придя в лес, расположенный далеко от города, они увидели лань, белую, как снег, украшенную золотыми шнурками и цветами, с драгоценностями на шее, с кольцами на ногах, с алмазами в челке и т. п. «Самая прекрасная, самая прекрасная вещь, какую можно увидеть обоими глазами», и т. п. Принц Фаррускад безумно в нее влюбился и бросился за ней. Панталоне бежал за принцем, а он за Панталоне. «Бежал… бежал… шел… шел…» Лань достигла берега реки. Принц был уже совсем близко от нее, и все они «вот-вот» готовы были схватить ее за хвост, как вдруг лань сделала прыжок, бросилась в реку и исчезла.

Бригелла, – может быть, она утонула?

Труффальдино, – нет, но пускай он не прерывает рассказа чрезвычайной важности. «И так-то вот, добрый мой сеньор», и т. д. Принц в страшном беспокойстве, зачарованный ланью, в отчаянии заставил весь день вылавливать ее живой или мертвой. «И вот ее ловили… ловили… ловили…» и пр. Но все было напрасно. Как вдруг… О чудо! Из реки послышался сладчайший голос, который звал и говорил: «Фаррускад, следуй за мной!» Принц, совершенно не владевший собой, не мог удержаться и бросился в реку головой вниз. Панталоне в отчаянии, придерживая бороду рукой, бросился вслед за своим господином. Он, Труффальдино, тоже хотел броситься вслед за Панталоне, но его удержал страх промокнуть. Однако, посмотрев на реку, он увидел в глубине реки стол, который ломился от яств. Тогда верность господину заставила его броситься в пропасть. О чудо! Он нашел в пучине уже не стол, а лань, превратившуюся в принцессу, со свитой прислужниц – «самую прекрасную, самую прекрасную вещь, какую можно увидеть обоими глазами», и пр. Принц стоял перед ней на коленях, а Панталоне стоял там дурак-дураком. Принц говорил:

 
Скажи мне, кто ты, дева красоты.
О, сжалься над печальным этим сердцем.
Которое ни разу не горело
Таким всепожирающим огнем!
 

Принцесса же отвечала:.

 
Не спрашивай, кто я. Настанет время,
И все узнаешь. Пыл любовный твой
Мне нравится, и если ты сумеешь
В себе довольно мужества найти
Перенести тяжелые невзгоды,
Тебя своим супругом назову.
 

Принц решил жениться на ней, даже если погибнет весь мир. Панталоне кричал, старался его отговорить, но они вошли во дворец с алмазными колоннами, рубиновыми дверями, балками из чистого золота, и т. п., и т. д. Здесь назло Панталоне отпраздновали свадьбу, а девять месяцев спустя принцесса родила мальчика и девочку – «прелестнейшие создания, братец ты мой, прелестнейшие создания» и т. д. Мальчика назвали Бедредином, а девочку Рецией – им теперь могло быть около семи лет. Все это время они превосходнейшим образом ели, пили и спали, а он с большим успехом ухаживал за прислужницами. Панталоне был вечно грустен, не зная ни страны, ни принцессы; принц же постоянно повторял:

 
Скажи мне, кто ты, дева красоты, и пр.
 

На что принцесса отвечала:

 
Не спрашивай, кто я. Настанет время,
И все узнаешь. Пыл любовный твой
Мне нравится, но мужество имей
Перенести жестокие невзгоды.
Увы! Тяжелый миг настанет вскоре
Для нас с тобою, нежный мой супруг.
 

Вечные тайны, вечные секреты, и пр. Три дня тому назад принц из любопытства взломал письменный стол принцессы, надеясь там найти какое-нибудь ее письмо и узнать по адресу, кто она такая. Принцесса застала его на месте преступления и, разгневанная его непослушанием, со слезами стала его упрекать, затем вскрикнула, топнула ногой и… о чудо!.. исчезла вместе с детьми, с прислужницами и с дворцом, они же остались, как он видит, в этой ужасной пустыне.

Бригелла изумлен этим рассказом; не хочет верить.

Труффальдино клянется и обещает показать ему в этой пустыне чудеснейшие вещи. Спрашивает Бригеллу, каким образом он сюда попал.

Бригелла говорит, что он попал сюда не один, а в обществе визиря Тогрула и Тартальи, верных министров принца Фаррускада. Рассказывает, что старый царь Атальмук, отец Фаррускада, умер от огорчения, не имея в течение восьми лет никаких известий о сыне; что злой арапский король, великий Моргон, добиваясь руки сестры Фаррускада, принцессы Канцаде, а вместе с нею и короны, напал на государство и осадил город Тифлис; что визирь Тогрул, возлюбленный Канцаде, отправился к пещере чернокнижника Джеонки, чтобы при этих печальных обстоятельствах получить вести о принце Фаррускаде. Джеонка велел ему отправиться на гору Олимп; там он найдет скважину; спустившись в нее, он встретит принца. На дорогу он дал Тогрулу талисманы и, между прочим, ввиду продолжительности путешествия по скважине и невозможности найти в ней питье и пищу, – чудесный пластырь, который, будучи помещен под ложечкой, предохраняет от голода и жажды в течение двух месяцев. Тогрул, Тарталья и он отправились с этим пластырем под ложечкой к Олимпу, разыскали там скважину, спустились в нее с зажженными факелами и, пройдя сорок миллионов семь тысяч двести четыре ступени, очутились наконец в этой пустыне.

Труффальдино изумляется; спрашивает, где находятся Тогрул и Тарталья.

Бригелла говорит, что оставил их отдыхать под деревом поблизости. Спрашивает, где принц и Панталоне.

Труффальдино говорит, что они скитаются по пустыне, потому что принц в отчаянии все ищет принцессу, но к вечеру они все же придут в эту ограду, чтобы поужинать и отдохнуть.

Бригелла спрашивает, что едят и как спят в этой пустыне, в которой видны одни камни и пни.

Труффальдино отвечает, что они спят в палатках, появившихся после исчезновения роскошного дворца, едят же они превосходно, так как кушанья подаются готовыми, неизвестно кем, но по первому требованию.

Бригелла изумляется; чувствует, что пластырь, лежащий у него на животе, теряет свою силу: два месяца его действия уже на исходе. Он изнемогает и не может больше стоять на ногах.

Труффальдино говорит ему, чтобы он следовал за ним и не сомневался, и пр.

Бригелла говорит, что надо также помочь Тогрулу и Тарталье.

Труффальдино, – что все будет сделано; пусть он только следует за ним, и по дороге он расскажет ему еще о других чудесах. «И так-то вот, добрый сеньор», и пр. (Продолжает рассказывать.)

Оба уходят.

Явление III

Фаррускад, Панталоне.

Фаррускад (выходя в беспокойстве).

 
Все поиски напрасны. Неужели
Керестани, любимую жену,
Увидеть вновь, мой друг, не суждено мне?
 

Панталоне. Я совсем потерял голову. У меня помутился рассудок. Дорогое высочество, ведь если оставаться целый день под этим солнцем, можно простудить себе почки или схватить гадкую болезнь – красную сыпь. Здесь у нас нет ни докторов, ни лекарств, ни хирургов. Мы умрем, как животные. Дорогой сынок, дорогой сынок, забудьте вы эту проклятущую любовь!

Фаррускад.

 
О друг, как мне забыть, любовь такую,
Такую нежность, доброту, томленья?
Ах, верный мой слуга, все потерял я,
И мне покоя больше не найти!
 

Панталоне. Но нежность, любовь, томления, вздохи – к кому? к кому?

Фаррускад.

 
К душе великой, гордой, благородной
Принцессы, самой доброй и прекрасной
Из всех, которых созерцало солнце
С тех пор, как им земля озарена.
 

Панталоне. Проклятой ведьмы, которая меняет свой облик, как захочет, как ей понравится; у которой, наверно, за плечами четыреста или пятьсот лет. О, где ты, волшебное кольцо Анджелики? Ты, открывшее Руджеро глаза, что красота Альчины была страшным безобразием, – ты бы вылечило и этого несчастного юношу, показав ему бабу-ягу в образе этой синьоры Керестани.

Фаррускад (страстно, на одной стороне сцены).

 
О волосы прекрасные! Навеки,
Увы, навеки вас я потерял!
 

Панталоне(на другой стороне сцены, прислушиваясь к его словам). Проклятая общипанная тыква с четырьмя седыми волосками на макушке и, вероятно, покрытая паршой, будь милостивой, откройся!

Фаррускад (по-прежнему).

 
Ах, очи-звезды! Кто меня лишил вас?
 

Панталоне(по-прежнему). Провалившиеся гляделки, похожие на глаза лошади Гонеллы, оплеванные и раскосые, покажитесь же наконец!

Фаррускад.

 
О рот, рубины алые и жемчуг —
Вас не увижу вновь! Кто вас похитил?
 

Панталоне. Лиловые десны с четырьмя гнилыми торчками, тощие губы, черная пасть василиска, покажитесь наконец в недобрый час!

Фаррускад.

 
О щеки – розы с лилиями!.. Где вы?
 

Панталоне. Выцветшая физиономия, челюсти сушеной трески, выскочите же скорее наружу, какие вы ни на есть, и вылечите бедного юношу от этого несчастья, от этого наваждения!

Фаррускад.

 
О грудь прекрасная моей супруги!
Куда ты, белоснежная, сокрылась?
 

Панталоне. О мешки из грязной замши, шаровары из колбасной кожуры, откройтесь такими, какими я вас вижу глазами моего рассудка, и толкните как следует этого бедного завороженного! (Фаррускаду.) Ваше высочество, родной мой, вы не помните грубого обмана, который колдунья Дильноваз проделала над королем Тибета?

Фаррускад.

 
Какой обман? О чем вы говорите?
 

Панталоне. Скверная история! Колдунья Дильноваз, имея триста лет от роду, посредством волшебных чар, заключенных в талисман, приняла образ двадцатилетней молодухи, жены короля Тибета, сумела согнать с царского ложа настоящую жену как обманщицу и стала сама царицей. Ну, что вы скажете? Так как эта колдунья была перворазрядной негодницей, король застал ее однажды за делом, которое ему не понравилось, с каким-то… разве я знаю?.. из дома дьявола и, не удержавшись, нанес ей удар шпагой. Случилось так, что при этом он разрубил талисман, источник обмана, в котором были заключены все чары, и вот она на его глазах превратилась в безобразную старуху, без единого зуба во рту, такую сморщенную, со столькими волосами на подбородке, что она больше всего была похожа на рубленую телятину. Это истинное происшествие, Ваше величество, а не сказки, которые рассказываются ребятам. Бедному королю пришлось разыскивать свою жену, которая, бедняжка, ходила, питаясь подаянием и твердя эти знаменитые слова:

 
Мой муж король, но я не королева…
Принцесса я, но царства лишена.
 

Вот и вы тоже. Бьюсь об заклад, что Керестани такая же колдунья, как и Дильноваз. О, если кто-нибудь может обнаружить истину, скрытую колдовством, так это именно я!

Фаррускад.

 
Не говорите больше! Как же может
Старухой быть моя Керестани,
Раз мне она двух деток родила?
О милые, потерянные дети!
 

(Плачет.)

Панталоне. Да, признаться, эти дети и у меня отняли сердце. Они были такие ненаглядные ягодки, моя единственная услада! Этот мальчик, Бедредин, такой живой, такой сообразительный! О, из него наверно вышел бы толк! А эта девочка, Реция, что это было за замечательное создание! Мне кажется, я еще сейчас вижу, как они играют вокруг меня и называют меня дедушкой. Не надо было о них вспоминать, потому что теперь я чувствую, что мое сердце разрывается на части… (Плачет.) Но, ваше высочество, надо же набраться мужества и отдохнуть. В конце концов, они ведь дети колдуньи. У нее сердце, наверно, обросло шерстью, если она могла оторвать от отцовской груди единственное утешение, его собственную кровь!

Фаррускад.

 
Ах, Панталоне, сам себя я предал:
Запрещено мне было узнавать
До дня, определенного женою,
Ее происхожденье – кто она.
Запрет нарушил я. Хотел до срока
В ее проникнуть тайну и теперь
Свое я любопытство проклинаю!
 

Панталоне. Нечего сказать, преступление! Неужели нельзя узнать, кто такая собственная жена? Сказать откровенно, это запрещение всегда было мне подозрительно, так же как меня всегда возмущал этот брак. Подумайте только: взять себе в жены лань! Уверены ли вы, что в один прекрасный день вы сами не обратитесь в оленя? Клянусь честью дворянина, у меня все время трепетало сердце при мысли, что у вас покажутся рога. Сказать вам правду? Возблагодарим небо за то, что мы отделались от этой колдуньи. Отправимся в путь. Наверно, найдется какой-нибудь выход из этого ада. Пойдемте, вернемся к бедному, старому Атальмуку, вашему отцу. Кто знает, сколько слез он пролил из-за вас! Кто знает даже, жив ли он? Несчастный! Да существует ли еще и царство? Вы помните, каким врагом вам был этот свирепый арап, король Моргон, сватавшийся за вашу сестру, принцессу Канцаде? Вы рискуете остаться навсегда царем без царства, нищим, бедняком, достоянием колдуньи, дьявола, чудища, стрелы, которая в один прекрасный день может вас убрать с пути.

Фаррускад.

 
Молчите, Панталоне! Я клянусь
Скорее умереть, чем удалиться
Из этих мест. Во сне я видел снова
Супругу дорогую пред собой!
Жив мой отец иль умер – униженно
Его молить я буду о прощенье
И, по лесам скитаясь одиноко,
Я буду звать свою Керестани
И деток милых – сына Бедредина
И Рецию, голубку дорогую!
 

(Уходит с жестом отчаяния.)

Панталоне. О бедный Панталоне! Пускай он идет себе, куда захочет, – у меня больше нет сил следовать за ним.

Явление IV

Панталоне, Тогрул, Тарталья.

Тарталья(выходя из глубины сцены, видит Панталоне и кричит в порыве радости). Синьор Тогрул, Тогрул, синьор визирь!

Тогрул(выходя). В чем дело, Тарталья?

Тарталья. Панталоне, Панталоне, разве вы его не видите?

Тогрул. Неужели это возможно? О небо, благодарю тебя! Благодарю тебя! Тарталья, мы нашли Фаррускада.

Панталоне(замечая их вдали). Тогрул… Тарта… я захлебываюсь… или, может быть, у меня головокружение?

Тарталья(бежит). О дорогой друг, как меня радует эта встреча!

Панталоне. Простите… Тарталья, простите… Сердце переполнено… Увы… (Падает в обморок.)

Тарталья(поддерживает его). Синьор Тогрул, старик издыхает, а между тем он нам еще не рассказал, где находится принц. Панталоне, скажи нам, где принц Фаррускад, а потом умирай себе с миром.

Тогрул. Панталоне… друг!

Панталоне(приходя в себя). Синьор визирь, как вы попали в эту пустыню?

Тогрул.

 
Рассказ мой будет долог. Но скажите
Мне прежде, где теперь мой повелитель,
Где Фаррускад? Ведь времени терять
Не можем мы.
 

Панталоне. Он здесь, он жив и здоров, но он попал, он впутался с головой в страшную беду. Ну уж и дела… великие дела!.. Я вам все расскажу. Но как же все-таки вы попали в это место, которое находится за пределами мира?

Тогрул.

 
Сюда пришел я с помощью Джеонки,
Волшебника, что дружбу к нам питает,
С Тартальей и слугой моим Бригеллой.
Джеонка дал мне тайных средств немало,
Чтоб государя моего могли мы
Отсюда увести. Но где же он?
 

Панталоне. Эх, тайные средства, может быть, и годятся от мозолей, но не для того, чтобы спасти принца из этой беды. Глупости! Здесь надо другое! Если вы думаете, что дело идет о том, как вытащить репу, вы ошибаетесь.

Тарталья. Да скажи же, где он, где он, медлительный старик! Не надоедай ты нам!

Тогрул.

 
Ведь каждый миг, который мы промедлим,
Последствия тяжелые влечет.
 

Панталоне. Он, наверно, неподалеку. Принц сейчас прогуливается, а затем вернется ко мне. Однако будьте уверены, что плачем и мольбами его отсюда вытащить не удастся. Но раз вы говорите, что у вас есть такие великие секреты, нам будет лучше спрятаться, чтобы он нас не заметил. Надо будет посоветоваться, подумать, решить. Здесь я не могу вам все сказать: это все великие тайны. Вы не нуждаетесь в отдыхе?

Тарталья. Разумеется, да. Ведь пластырь уже теряет свою силу, и я чувствую, что все слабею и слабею.

Панталоне. Какой пластырь?

Тогрул. Ах, пустяки. Идемте, Панталоне. (Уходит.)

Панталоне. Спрячьтесь вон за той оградой, а я сейчас приду. Скажи, Тарталья, ты, кажется, говорил, что и Бригелла здесь? Где же он?

Тарталья. Да, да. Он где-нибудь здесь поблизости.

Панталоне. Вот дураки! Ведь если принц его увидит – игра проиграна! А какие секреты у визиря, дорогой братец?

Тарталья. О, удивительные! Слушай. (Шепчет ему на ухо.)

Панталоне. Чепуха! Впрочем, можем надеяться. Спрячьтесь где-нибудь поблизости. Если увидите принца, не попадайтесь ему на глаза, а если встретите Бригеллу, скажите ему, ради бога, если сумеете, чтобы он не показывался и ничего не говорил; пусть прямо придет к этой ограде. О, если бы небо устроило так, чтобы принц его еще не видел и нам удалось бы его вытащить из этой беды! (Уходит.)

Тарталья. Эй, эй, Панталоне… а поесть? Вот это прекрасно: они покидают меня с пластырем на животе. Правда, он мог утолять голод в течение двух месяцев, но с те пор прошло пятьдесят девять дней и пять часов; еще несколько часов я могу терпеть, а потом упаду мертвым. А все-таки, какое превосходное свойство у этого пластыря! Скольким бедняками он был бы полезен! Отцы приходили бы домой с пластырем в кармане и, найдя свои семьи плачущими и голодными, вдруг – бац! – всем кусочек пластыря на живот, и сразу все спасены от нужды, в которой находились. Скольким актерам, скольким поэтам такой пластырь был бы манной небесной! О, если бы Масгомьери имел этот пластырь, он, наверное, разжился бы гораздо больше, чем со своим греческим бальзамом и элексиром Кавалера Бурри против ломоты в бедрах, потери аппетита и плохого пищеварения. Надо спрятаться, чтобы не быть обнаруженным; но я, однако, чувствую такой приступ голода, что готов сожрать целого быка. (Прячется.)

Явление V

Тарталья (спрятанный), Фаррускад, женский голос.

Фаррускад (выходит в сильнейшем беспокойстве).

 
Увы, напрасно я ее ищу.
Напрасно, запыхавшись, по пустыне
В отчаянье бегу. Керестани,
Жестокая моя, в порыве гнева
Глуха к страданьям горестной души.
Тебя я не послушался – смиренно
Молю тебя за это о прощенье.
Керестани, любимая супруга,
Керестани, хоть на одно мгновенье
Явись мне вновь! Детей моих любимых
Дай мне в последний раз поцеловать!
А там, хоть жизнь возьми, – я буду счастлив!
 

Тарталья(сзади, в сторону). Это принц Фаррускад. Это он, без сомнения. О, какая радость! Я не могу сдержаться… хочу обнять его. (Делает в порыве восторга несколько шагов, затем останавливается.) Но что ты делаешь, Тарталья? Околей от любви, но не изменяй данному тебе приказу. (Прячется снова.)

Появляется небольшой стол, уставленный яствами.

Фаррускад (заметив стол).

 
Нет, пищи я не трону. Пусть умру
От горя и лишений. Как жестоко
Желать, чтобы в живых остался я,
Когда ежеминутно умираю
От грусти и живой переношу
Бесчисленное множество смертей!
 

Тарталья(сзади). Этого стола раньше не было. Кто его принес? Я умираю от голода. Если бы можно было незаметно что-нибудь съесть! (Боязливо и прячась, приближается к столу.)

Женский голос. Отведай пищи, Фаррускад. Питайся.

Тарталья(в ужасе). Что это за голос? Черт! В каком месте они меня покинули?

(Бежит, чтобы спрятаться с другой стороны.)

Фаррускад.

 
То не моей супруги милый голос.
Жестокий голос, умереть решил я,
Когда детей своих я не увижу
И дорогой супруги.
 

Женский голос.

 
Нет, живи
И убедись, что значит, непослушный,
Своей жены не выполнить запрет.
 

Тарталья снова приближается к столу, стараясь быть незамеченным, чтобы взять что-нибудь съестное. Стол исчезает. Тарталья в ужасе бежит и прячется с другой стороны.

Фаррускад (женскому голосу).

 
Скажи, что сделать мне, чтоб успокоить
Керестани, обиженную мною?
На все готов я.
 

(Делает паузу; женский голос не отвечает, он продолжает.)

 
Ты не отвечаешь?
Тогда скажи, скажи по крайней мере,
Увижу ль я когда-нибудь супругу,
Детей своих любимых обниму ли?
 

(Делает паузу.)

 
Он не отвечает. Недостойный,
Забытый, без товарищей, один,
В отчаянье я здесь покинут всеми,
Меж тем как наслаждаться будут слуги
В веселии едою и питьем.
Один лишь Фаррускад себя терзает
В тоске ужасной, гневе, беспокойстве…
Но я несправедлив! – нельзя винить
Того, кто страстью не горит. Один
Погибну здесь. Я пищи не хочу.
И пусть послужат ложем эти камни
Моим усталым, ослабевшим членам.
 

(Садится на камень, подперев голову рукой; старается заснуть, засыпает.)

Тарталья(выходя сзади). У меня голова идет кругом, как колесо в фейерверке. Я видел и слышал удивительные вещи! Принц, кажется, заснул. (Уходит.)

Явление VI

Фаррускад, Панталоне.

Панталоне выходит без обычной своей маски, но с лицом, закрытым большими усами и большой седой бородой. Под ней должна быть спрятана его маска Панталоне, так чтобы она могла упасть ему на его лицо при исчезновении митры. На нем жреческое одеяние, а под ним обычный кафтан и брюки Панталоне. Он должен быть одет так, чтобы из жреца мог превратиться в Панталоне. Необходимо заметить, что Панталоне, переодетый жрецом, не должен иметь никакого внешнего признака, по которому зрители могли бы его узнать. Он сопровождает соответствующими жестами то, что говорит за него другой актер за сценой, вплоть до момента превращения, причем жест у него должен быть важный, приличествующий старому священнослужителю.

Панталоне(выходя сзади и сопровождая жестом то, что говорится за сценой). Встань, Фаррускад.

Фаррускад(приподнимаясь). Увы! Чей голос слышу?

Панталоне.

 
Пустынника, жреца Кексайи голос,
Которого всевышний просветил
Великими познаньями и сделал
Всевидящим во благости своей,
Чтоб тех спасти, кто слушается неба,
Не тех, кто близок аду.
 

Фаррускад.

 
О Кексайя,
Избранник неба! Знаю я, пришел ты
Сюда, Кексайя, чтобы мне помочь.
Скажи мне, жрец, – тебе известно все! —
Скажи мне, где найти моих детей
И где Керестани, моя подруга?
 

Панталоне.

 
Умолкни, нечестивец! Называть
Не смей того, кто ненавистен небу, —
Постыдную и мерзкую колдунью!
Сюда явился я тебя спасти.
Освободить из рук Цирцеи новой,
Жестокой и преступной. Сколько горя,
Глупец, перенести тебе придется,
За то, что слепо дался ей в добычу,
И этим брак постыдный искупить!
 

Фаррускад.

 
Кексайя… что я слышу!.. Нет… Неправда…
Не может быть, чтоб это…
 

Панталоне.

 
Замолчи!
Ты зверь, не человек. Но знай – несчастья
Великие грозят тебе. Все камни,
Деревья, звери, что в пустыне этой
Ты видишь, – были некогда людьми;
Но жадная, бесстыдная колдунья,
Желанья сладострастные насытив,
Безжалостно любовников своих
В животных и деревья превращала,
И стонут заключенные!
 

Фаррускад (в ужасе).

 
О боже!
Что слышу я!
 

Панталоне (как выше).

 
Приди в себя, безумец!
Узнай свой жребий – он свершится вскоре.
Из человека в страшного дракона
Ты превратишься; пламя извергать
Из глаз ты станешь, грязная слюна
Из пасти потечет твоей ужасной,
И, волоча чешуйчатое брюхо,
Уродливое, грязное, пойдешь ты
По всей пустыне, выжигая всюду
Растения и почву! С диким воем,
Пугая самого себя, ты будешь
Напрасно клясть судьбу.
 

Фаррускад (в еще большем ужасе).

 
О горе! горе!
Что делать мне?
 

Панталоне (как выше).

 
Идти без промедленья
Сейчас за мной.
 

Фаррускад.

 
Увы! Кексайя, как же
Моих детей потерянных покину?
Не в силах я!..
 

Панталоне (как выше).

 
Стыдись! За мною следуй.
Детей любви постыдной, бездны ада
Забыть навек ты должен. Дай мне руку.
 

Фаррускад.

 
Да, светоч пресвятой, с тобой пойду я,
Хоть здесь оставлю сердце. Поручаюсь
Тебе всецело.
 

(Протягивает руку жрецу, который превращается в Панталоне.)

Панталоне (не заметив превращения, продолжает собственным голосом).

 
Так. Послушным будь.
О Фаррускад, а я найти сумею
Те мысли и лекарства, что тебя
Керестани заставят позабыть,
А с нею и детей – плоды позора.
 

Фаррускад (с жестом удивления по поводу происшедшей перемены, в сторону).