Текст книги "Изольда Великолепная"
Автор книги: Карина Демина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Глава 16
Ласточка для паладина
– Как тебя понимать?
– Понимать меня необязательно.
Обязательно любить и кормить вовремя.
Из разговора человека со своим котом
Кайя показывал не замок мне, а меня замку.
Тот был огромен.
Два крыла, дворцовый парк как воплощение идеалов геометрии и Кривая башня – дом внутри дома, опутанный сетью железных лесов. Подходы к ней охраняли гранитные львы и дубовые двери, за которыми пряталась узкая лестница в сто двадцать ступеней. Я не считала – Кайя сказал.
Но поверила… этажа так после четвертого сразу и поверила.
Попроситься вниз не позволила гордость. Да и любопытство: вдруг там, наверху, интересное что-то?
Море, раскинувшееся серым покрывалом. Небо. От вершины башни до облаков рукой подать, и воздух здесь сырой, тяжелый. Ветер пробует на прочность древние стены, но башня держится.
– Здесь когда-то был заключен морской лорд Эрленда. – Кайя подвел меня к самому краю. Страшно… И дух захватывает от восторга. – А потом жил его сын. К счастью, у лорда было два сына, и он мог оставить одного заложником.
Это неправильно! Как можно брать в заложники детей?
– Но такое случается крайне редко. И младшему Эрленду не причиняли вреда. Он обеспечивал верность Эрленда, которому вздумалось выйти из состава протектората, и прожил долгую жизнь почетным гостем…
…без права отказаться от гостеприимства. Наверное, он смотрел на море иначе, чем я. Вспоминал ли о доме? Я вот почти забыла. Видать, и вправду тот мир меня не держал.
– …и женился на дочери мормэра Кормака. Не нынешнего, конечно. Всей истории лет триста… или четыреста? У меня не очень хорошая память на даты.
Вниз спускаемся на подъемнике. И в кованой клетке как-то очень мало места на двоих. Мне страшновато – не люблю лифты, тем более в мире, где о технике безопасности вряд ли кто слышал. А вдруг нас уронят? Подозреваю, Кайя падение переживет.
Подвалы башни. Мрачные подземелья, в которых только драконов и держать. Но здесь драконов нет. Каменные, с искрошенными от старости крыльями, не в счет. Они поднимаются над дверью, а за ней – еще одна дверь… и еще.
Кайя открывает их.
– Сокровищница.
Золото. Много золота. Настолько много, что оно перестает быть драгоценным металлом. Я ступаю по ковру из монет. Иду мимо стен, выложенных слитками, словно чешуей.
– Если вам что-то нравится, то берите.
Драгоценные камни вспыхивают и гаснут, стоит к ним прикоснуться. Я зачерпнула горсть алмазов и высыпала обратно в шкатулку. Таких здесь сотни. Выбирай, Изольда.
Статуи из золота. Посуда… золотая колесница на золотом же постаменте. И всадник, поднявший копье. Золотой конь свирепо грызет золотые удила. И золотые щиты отражают свет.
Слишком много всего.
– Идемте. – Кайя ведет меня дальше в пещеру сокровищ, которая кажется необъятной. – Здесь хранят украшения.
Кольца нанизаны гроздьями. И браслеты. Цепочки… цепи… даже кандалы имеются, украшенные желтыми алмазами. Это кому же такую красоту подарили? И главное, с какой извращенной целью-то?
Ожерелья.
Короны.
Кайя закрепляет факел в треножнике, что характерно, тоже золотом, и берет корону.
– Вам придется ее носить, Изольда.
Корона мне велика. И под собственной тяжестью съезжает сначала на лоб, потом на глаза и дальше. На плечах три кило роскоши носить как-то удобнее.
– Остренькие. – Я потрогала зубец, закрывавший обзор.
Леди в строгом ошейнике… очаровательная картина. Осталось цепь в комплект подобрать, благо ассортимент имеется.
Я попыталась избавиться от бремени власти, но уши мешали.
– Осторожно, леди. – Кайя пришел на помощь. – Я распоряжусь, чтобы ее подогнали по размеру.
По-моему, ему было смешно. Мне, честно говоря, тоже. А экскурсия продолжилась.
Верхние палаты… и незнакомые мне люди, которые спешат кланяться. Арки и аркады. Открытые галереи и галереи крытые. Снова люди, люди… множество людей. И залы, убранные в красных тонах… синих… зеленых… желтых…
С каждым связана история.
Для Кайя это место – дом, и дом любимый, если рассказывает он столь охотно. Мы знакомимся с замком, но он настроен скептично.
Скрипторий, где переписывают книги, потому что некоторые книги не могут быть напечатаны. Архив и троица хранителей, морально не готовых к знакомству с нашей светлостью. Государственные палаты. Строгие и в то же время подавляюще огромные.
Зал Совета, где стоят ряды массивных кресел, и каждое – почти трон. Но трон один, и он на возвышении. За троном – древний щит, на котором с трудом можно разобрать изображение – белый паладин на синем небе. Он же появляется на шелковых полотнах, что свисают с потолка.
И я решаюсь задать вопрос:
– Это что-то значит?
Кайя останавливается. Он смотрит так долго, что мне становится совсем уж неловко. Наверняка я сказала глупость, но хотелось бы понять – какую именно.
– Это герб дома Дохерти, – говорит Кайя. – Треугольный щит. Основное поле – лазурная финифть. В центре паладин – серебро или белый арджант. Синий цвет символизирует честность, верность и безупречность. Серебро – чистоту и надежду.
Герб. Следовало бы догадаться. Но я представляла себе гербы несколько иначе.
– А красный? Та полоска?
– Червлень, – поправил меня Кайя. – Пролитая кровь. Это нарушение правила – финифть не добавляется на финифть. Но уничтожение протектората тоже нарушает правила. После того как Фризии не стало, на всех гербах протекторов появилась алая полоса.
– Зачем?
– Чтобы помнили. В полном варианте щит имеет мантию с горностаем, вот… – Кайя развернул меня к противоположной стене. Мантия оказалась нарисованной, а герб подпирали черные медведи. – И двух щитодержателей. Была корона со шлемом, но ее отменили лет триста тому. Иза, вам следует выучить основные гербы, иначе вы рискуете попасть в неприятную ситуацию.
Это я уже поняла.
Неприятные ситуации и я – друзья навек.
Медведи. Короны. Мантии и финифти.
Китайский за ночь? Да запросто!
– Это сложно и нудно, но полезно. – Кайя не спешил убирать руки, что было к лучшему, поскольку лекция сразу стала куда как интересней. Во мне прямо-таки в момент интерес к геральдике пробудился. – Пока запомните – чем сложнее герб, тем моложе род. Соответственно тем более низкое положение занимает человек. Основа – металл или финифть. Самые старые цвета – лазурь и серебро. Позже добавились червлень и золото. Еще позже – чернь, зелень и пурпур. Металлов всего два, финифтей – пять.
Под гербом, под медвежьими лапами вилась лента, на которой было написано: «Ударом побеждаю».
– Девиз семьи.
Догадалась уже. Ударом… ну с учетом размера кулаков девиз весьма прямолинеен.
– Жена принимает герб мужа, хотя случается и наоборот, если желают сохранить род при отсутствии прямого наследника мужского пола. Но в любом случае женский герб сочетает два – мужа и ее собственный, который помещается в первой четверти.
Ничего не поняла, кроме того, что герба у меня нет, а значит, поместить в этой самой первой четверти нечего. Кайя же наклонился и шепотом, от которого у меня по шее мурашки побежали, предложил:
– Думаю, золотая ласточка на лазури подойдет.
Золотая ласточка? Почему бы и нет. Красиво будет. Ласточка и паладин. И по цветам хорошо. Синий, белый и золотой вполне сочетаются.
Но есть нюанс.
– Это ведь неправда.
– Почему? Я имею право дарить герб.
– Просто так? – Что-то я крепко сомневалась. Бюрократия – не дракон, просто так ее не победить.
– Считается, что за особые заслуги, но… – Кайя вдруг поцеловал меня в макушку. – Вы – моя жена. А по компетентному дядиному мнению, мне не хватает самодурства.
Логично. На пару самодурствовать веселей. И вообще, чем наша светлость хуже прочих? Хочу ласточку с финифтями и лазурями!
Кайя поймал себя на мысли, что ему нравится смотреть на жену. Изольда была разной.
Огорчаясь, она прикусывала нижнюю губу и терла пальцем кончик носа, как будто желая скорее прогнать неприятную мысль. И глаза ее светлели от обиды.
Злилась она, смешно выпячивая подбородок. Задумывалась – и на лбу появлялись крохотные морщинки. Ее улыбка была живой, а эмоции – яркими, как весенняя радуга. Изольда не давала себе труда скрывать их.
Не умела?
Все умеют. А она – нет?
Это хорошо или плохо? Кайя пока не решил. Вот то, что она незаконнорожденная, – это плохо. А то, что храбрая, – хорошо. И что не носит парики – тоже хорошо. У нее мягкие непослушные волосы, из-за которых Кайя позволил себе немного больше, чем планировал. И хотел бы позволить еще, но вовремя одумался. От волос пахло уже не рыбой и не дымом – миндальным молоком и лавандой. А кружево кокетливого воротничка бросало тень на плечи Изольды. И в этой тени проходила граница между кожей и тканью. Но Кайя не был уверен, что сумеет остановиться на границе.
Белый паладин со щита смотрел с упреком: нельзя вести себя с дамой подобным образом. Дядя с паладином наверняка не согласился бы. У дяди на все имелось собственное мнение.
Изольда назвала его милым. Жаль, что скоро мнение ее изменится и она станет избегать Магнуса, как все прочие… или нет?
Она дразнит. Поводит плечами и зазор между тканью и кожей становится глубже. Заметен даже отпечаток кружева на коже, и кружево другое, робкий лепесток нижней рубашки, скрывающийся в тени.
В любом ином случае Кайя точно знал бы, как поступить. Сразу за мостом, в глухом удобном переулке располагалось заведение, неприметное, поскольку подобные заведения не одобрялись, но весьма известное в городе. Там знали, что молчание – золото и залог долгой жизни. И среди женщин – очень красивых женщин, которые мало походили на войсковых шлюх, – вероятно, удалось бы отыскать невысокую, темноволосую и с серыми глазами. Но Кайя крепко подозревал, что, поступи он подобным образом сейчас, и паладин, и дядя – редкий случай – сошлись бы во взглядах.
Да и Изольду выходка оскорбит…
Она рассматривала герб, как будто пыталась запомнить его в деталях. А Кайя слушал эхо ее сердца, понимая, что еще немного и он нарушит правила.
Нельзя. Он знает, что случается, когда кто-то нарушает правила.
Но ведь сейчас – совсем другой вопрос и… Спас Урфин. Он умел появляться вовремя, и Кайя поспешно убрал от жены руки. Пожалуй, слишком уж поспешно, чтобы это осталось незамеченным.
– Леди, утро доброе, точнее уже день… и даже полдень.
Урфин приподнял бровь, Кайя сделал вид, что вопроса не понял.
– Не знаю, рады ли вы меня видеть, я так – очень. Давеча благодаря вам имел незабываемое пробуждение. Но, к превеликому моему сожалению, вынужден вас разлучить… к слову, вчерашнее представление несказанно меня впечатлило.
– Я рада. – Изольда совершенно не умела делать реверансы, хотя старалась.
И это было забавно. Но надо бы сказать ей, что леди не должны принимать участие в уличных представлениях. Кайя собирался, только забыл.
Раньше он никогда ничего не забывал.
– И я рад, что вы нашлись. – Урфин взял Изольду за руку и подвел к двери. – Но вас уже заждались придворные кобры. Не следует оставлять их надолго без присмотра, а то потом обнаружите недостачу яда.
Изольда только и смогла, что кивнуть.
Она же маленькая. И хрупкая. И совсем ничего не понимает в этом мире. Нельзя бросать ее одну.
И выставлять столь грубым способом.
– Ты не должен так обращаться с моей женой, – сказал Кайя, когда дверь закрылась. – Будь добр вести себя нормально.
Вряд ли это подействует на Урфина. Тот лишь пожал плечами, не то соглашаясь, не то игнорируя замечание, и без зазрения совести уселся в кресло лорда-канцлера. Правда, лорд-канцлер вынужденно отбыл на инспекцию одного дальнего и незначительного в общем-то гарнизона, которому не помешает небольшая встряска. А у мормэра Кормака появится время подумать.
– Друг мой, – повторил Урфин, глядя снизу вверх, и взгляд его был невинен, – если в твою светлую голову приходит мысль уединиться с женой, то выбирай для этих целей помещение без верхней галереи.
Проклятье!
Кайя должен был подумать. Он в принципе должен был думать.
– Я не собирался…
– Конечно, – охотно согласился Урфин. – Зная твою непробиваемую порядочность, охотно верю, что ты не собирался.
– Я бы не позволил…
– И не позволил бы. Совершенно верно.
– Ты издеваешься?!
– Издеваюсь. Но вообще я рад, что она тебе нравится. И, по-моему, ты ей тоже. А значит, нет ничего плохого, чтобы слегка изменить ход событий. К чему себя мучить?
Люди покидали галерею. Кайя видел лишь тени, но, пожелай он узнать, кто был наверху, – узнал бы. Кайя знать не желал.
– Нет. – Этот ответ был не столько для Урфина, сколько для себя.
– Ну и дурак.
Урфин повернулся боком и забросил ноги на высокий подлокотник, обитый темным бархатом.
– Когда там великое событие? Два месяца еще? Спорим, не выдержишь?
На него никогда не получалось злиться долго.
– На что?
– Ну… – Урфин сделал вид, что задумался и сугубо в состоянии задумчивости соскребает позолоту с герба Кормаков. – Шансы у меня высокие, так что – твой набор для шахмат против моего кинжала.
– Того, с медведем?
– Именно.
– По рукам.
Это был совершенно дурацкий детский спор, но Кайя не удержался.
– Кстати, – Урфин почти избавил от позолоты львиную гриву, – известие о красоте их светлости, перед которой даже ты не устоял, вызвало небывалый ажиотаж среди особо куртуазных кавалеров. О нет, они, конечно, не самоубийцы и не посмеют, но…
– Ты нарочно!
– Конечно. Мне нравятся твои шахматы. И вообще, женой делиться надо.
Кайя морально не был готов делиться чем бы то ни было, особенно женой.
– Ах да, для разрешения спора… мне достаточно будет твоего слова. – Оставив в покое несчастный герб, который явно будет нуждаться в покраске, Урфин встал. – А тебе, Кайя? Тебе все еще достаточно моего слова?
Этот разговор должен был когда-то состояться. Так почему бы не здесь и не сейчас.
– Да.
– Ты все еще веришь мне? Как прежде?
– Да. А ты мне?
Урфин кивнул.
– Я не должен был поступать с тобой так, как поступил. – Кайя обвел взглядом пустой зал. – Но они все желали твоей смерти. И мне показалось, что другого способа вытащить тебя просто не существует. Иногда я думаю, что Магнус прав. Если повесить пару человек, то остальные заткнутся. Жить станет легче, но…
– …это не по правилам.
– Да.
Урфин не понимает. Он не несет ответственность за всех, поэтому ему кажется, что закон можно нарушать. Но это не так. Не для протекторов.
– Сегодня я слышал эхо. Сильное. Близкое. – Урфин не отвел взгляд. – В городе маг. И полагаю, что куда более умелый, чем я. Хаот не стал бы нарушать нейтралитет, значит, маг из незаконных. Будь осторожен, мой друг.
– Дядя?
– Уже в курсе. Велел тебя не отрывать от важных дел, но я подумал, что ты захочешь знать. Да и дела твои обождут… месяца этак с два. Если, конечно, не передумаешь.
Мне кланялись, кланялись, кланялись и снова кланялись. Кто все эти люди?
И где они были раньше?
И что им всем от нашей светлости надо?
Если только лицезреть, то пожалуйста, я даже улыбаюсь почти искренне. А местами весьма даже искренне, но эти места приходятся на собственные мысли, где лицезрением дело не ограничивалось. В общем, не важно. У нашей светлости оказалось множество подданных, которые жаждали выразить радость от случайной встречи с нами. А выражая, норовили преградить путь. Особо наглые тянулись к ручке, но руки я спрятала в рукавах, благо кружевные раструбы позволяли подобный финт.
С Кайя по замку ходить было легче. У него под ногами не путались.
– Позвольте… – Типчик в парике, из которого торчали розовые перья, словно невзначай коснулся локтя.
– Не позволю.
– Чего?
Похоже, здесь не принято было не позволять. Перья трепетали, парик искрился алмазной крошкой, а на носу типчика с трудом держались круглые очочки.
– Ничего не позволю, – повторила я и, вспомнив, добавила: – Из чистого самодурства.
– Госпожа!
Сколько страсти было в этом слове. И страсть эта вызывала весьма определенные ассоциации с кожей, ошейниками и плетьми.
– Госпожа занята. Приходите завтра. А лучше послезавтра. Еще лучше – совсем не приходите.
И прежде, чем он нашелся с ответом, я поспешила ретироваться. Благо дорогу помнила. Мои апартаменты… я уже соскучиться успела. По придворному гадючнику в том числе.
Глава 17
Леди, леди и леди
«Я рада, что теперь Чарльз навещает мою спальню реже, чем раньше. Сейчас мне приходится терпеть только два визита в неделю, и когда я слышу его шаги у моей двери, я ложусь в кровать, закрываю глаза, раздвигаю ноги и думаю о долге перед родиной».
Из дневника леди Хиллингтон
Мои нежные кобры встретили меня дружелюбным шелестом юбок и стуком вееров, в котором мне почудился скрытый смысл. Дамы улыбались столь искренне, что я сразу заподозрила неладное. Но потом вспомнила, что им нелегко в очередной раз изменять вектор дружбы, и расслабилась.
– Мы рады видеть вашу светлость, – первой заговорила Ингрид все тем же сонным, слегка отрешенным тоном, в котором явно читалось, что видеть она меня вовсе не рада, но не из-за личной неприязни, а скорее из общей неудовлетворенности жизнью.
Или просто неудовлетворенности?
Что-то у меня мысли сегодня не в том направлении идут. И ведь знаю причину…
– Я тоже рада, – вежливо соврала я.
Леди Лоу стоит у окна вполоборота, предоставляя возможность оценить ее великолепный профиль. Она не выглядит огорченной или расстроенной, скорее уж задумчивой.
Платье лиловое, и цвет этот идет ее бледной коже. Очередной же парик – башня, украшенная живыми цветами, – настоящее произведение искусства. На шее ожерелье из опалов, на руках – тяжелые браслеты. Камни отсвечивают красным, и мне видится в том дурной знак.
Кайя прав, я должна с ней что-то сделать.
Отослать прочь?
Отругать? Я не нянька в детском саду и подозреваю, что ей глубоко плевать на то, что я скажу. Сумочкой по темечку соперницу бить в здешнем мире не принято. Пощечина? Унизительно, но прежде всего – для меня.
– Леди Лоу, – я старалась говорить спокойно, но вцепилась в собственные руки, а заодно поскребла ладонь, чтобы хоть ненадолго зуд унять, – мне хотелось бы побеседовать с вами. Наедине.
Будет лучше, если никто не увидит моего позора. Подозреваю, что за маской безмятежности леди Лоу скрывается желание послать меня в края неведомые известным пешим маршрутом. И вряд ли она откажет себе в исполнении этого желания.
Дамы выплывали, покачивая кринолинами. Плечи расправлены, подбородки словно по линейке выведены, руки полукругом, веера по форме… парад атласных гусынь, да и только.
Я присела – сидя проще сохранять иллюзию солидности, да и выше кажусь. А дальше что?
Леди Лоу, будьте так любезны, уберите руки от моего мужа, он мне и самой пригодится? Как-то это не в духе здешнего дома высокой культуры быта. Но леди сама начала беседу:
– Ваша светлость, – она присела в реверансе, почтительно склонив голову, – я умоляю вас о прощении. Я заслуживаю самого сурового наказания, но робко надеюсь на вашу снисходительность…
Наш суд – самый гуманный суд в мире.
– …я лишь исполняла волю отца, как и подобает послушной дочери.
Она не смела поднять на меня взгляд, а я, созерцая тонкую шею с бледной кожей и синей ниточкой артерии, думала, что леди Лоу талантлива. И эта игра может длиться бесконечно. А я не готова сражаться на ее условиях.
– Я слышала вас вчера, – ответила я. – В саду. По-моему, вашего отца там не было.
– Вы откровенны. Так принято в вашем мире? – Она все-таки поднялась и сцепила руки, словно в молитве. К прежней безмятежности добавилась нотка презрения.
– Принято по-разному. Я откровенна. Я не хотела подслушивать, но так получилось. И поэтому нам нет смысла играть друг с другом.
– Смысл игры – в игре.
Ее платье отливало на солнце то синим, то сизым. Опалы мерцали. На левой щеке чернела бархатная мушка.
– Я надеялась, что все еще может измениться. – Леди Лоу коснулась мушки сложенным веером, словно желая спрятать от меня этот кусочек ткани. – Отец твердил, что мое место – рядом с их светлостью. А я не привыкла возражать отцу…
Что-то об этом я уже слышала от Урфина.
– И да, ваша светлость, – в ее исполнении титул звучал насмешливо, – я также думаю, что мое место – рядом с их светлостью.
– Вы его любите?
– Что? – Она удивилась. – При чем здесь любовь?
Ни при чем. Но Кайя ее не любит, и этому я рада. Конечно, он и меня не любит – не надо путать эмоции с хорошим воспитанием, – но над решением данного вопроса наша светлость еще подумает.
– Замуж выходят не из-за любви. – Леди Лоу присела на скамеечку. Как у нее получается присаживаться, оставаясь изящной? И даже складки на ткани образуют рисунок, который подчеркивает хрупкость моей соперницы. – Женщина нужна для продолжения рода. А также чтобы скрепить связь между домами. Мой род не менее древний, чем род Дохерти. И не уступает богатством.
Которое зарабатывается через постель очаровательной леди. Надо полагать, бедняжка трудилась, не смыкая ног.
Спокойно, Изольда. Не дай себя вывести. Она же этого и добивается. И смотрит прямо, с вызовом, который я пока не могу принять – силенок не хватит.
– Это была бы хорошая сделка. Но вы ее разрушили. Попробуйте встать на мое место, Изольда. Я не оправдала ожиданий моего отца.
Попробую. Родословная как у арабской кобылы. И экстерьер в рамках местных понятий совершенства. Золотой запас опять же. А тут я… это даже не снег на голову – надгробная плита на темечко.
И договор развернутой эпитафией.
– Но вам не следует беспокоиться, милая Изольда. Сегодня их светлость ясно выразил свои намерения.
– До свадьбы еще есть время передумать.
И вот зачем я это сказала? Определенно, иногда хочется пришить язык к губам.
– О, в таком случае Кайя Дохерти станет первым в роду, кто нарушит слово.
Отрадно слышать. Но леди Лоу не остановилась на сказанном.
– Знаете, я вам даже сочувствую.
Веер в руке раскрылся и закрылся, совершенно беззвучно, покорный движению тонких пальцев леди. Поворот, и мне становится видна золотистая изнанка, но лишь на миг. И снова белое крыло внешней стороны. У вееров тоже есть свой язык, который я не понимаю.
– Все мужчины – животные, – медленно, с очаровательной улыбкой произнесла леди Лоу. – А этот – хорошей породы. И проживет дольше других.
И вот тут меня переклинило. Ладно, меня ей есть из-за чего ненавидеть. Я бы себе вообще яду подсыпала на ее-то месте, но Кайя в чем провинился?
– Вы говорите о моем муже. – Я впилась в запястье. Спокойно, Изольда. Дыши глубже. Считай до десяти и улыбайся.
Что там дядюшка советовал?
Петь назло всем? Вот и правильно. А она – пусть говорит.
– Да, я говорю о вашем муже. Признаться, была лучшего о нем мнения. Однако сегодняшний его поступок весьма меня разочаровал.
О, Кайя себя плохо вел? Всенепременно отругаю на радость нашей милой леди. Возможно, даже в угол поставлю, если найду подходящего размера.
– Настолько позабыть о правилах приличия, чтобы прилюдно демонстрировать свою… похоть.
Так, кажется, я что-то интересненькое пропустила.
– А вы, леди, позволили сделать это…
Что? И когда? Нет, если между нами что-то было, я бы заметила. Если, конечно, это было бы со мной. А судя по всему – со мной. Интересно, а мне понравилось?
– И не найти другого места, как Зал Совета…
О… вот она о чем. Безумие какое-то. Кайя лишь прикоснулся ко мне. И… я ведь не против была. И точно не буду, если все повторится. Очень надеюсь, что все повторится.
– Видите, – веер вновь раскрылся, отгораживая леди Лоу от меня, – вас оскорбили, а вы даже не заметили этого.
Заметила я кое-что другое, что совершенно не касается данного существа, слишком возвышенного для грязных земных отношений. И ведь она на полном серьезе несет всю эту чушь.
Откуда она вообще узнала? Спросить? Она ждет вопроса и с удовольствием ответит на него, подсыпав дерьма в мою и без того крепко унавоженную душу.
– Возможно, в вашем мире допустимо, чтобы женщина имела такую же низменную натуру, какую имеет мужчина…
А вот это уже неприкрытое хамство, и я понятия не имею, что с ним сделать. Разве что проявить свою низменную натуру, отобрать веер и постучать им по высокому лбу. Мысль показалась весьма привлекательной, только подозреваю, что их светлость не одобрит.
– …леди должна всегда оставаться леди. Но вам, боюсь, этого не понять.
Воинствующие феминистки, тайные мужененавистницы… лесбиянки, опять же тайные… в какой безумный мир я попала?
– И сейчас я, пребывая всецело в вашей власти, готова смиренно принять любое наказание.
Она вновь присела, и жест этот был оскорбительно изящен. Леди, леди… что ж мне с нею делать-то? А что бы я ни сделала, она в глазах местного бомонда предстанет мученицей. Вот пусть и мучается… вдали от бомонда.
– Я не желаю видеть вас, леди Лоу. – Мне стало невыразимо тошно. Переспать с половиной местного двора, а потом обвинять Кайя в том, что у него натура не того градуса благородства? Это лицемерие. Или все проще? Не лицемерие, но просто обида отвергнутой женщины? А и плевать! – Будьте добры покинуть замок. До особого распоряжения.
Реверанс сделался глубже.
– Также я запрещаю вам носить парики.
Может, дело в них? Тяжелые, душные. Голова преет, мысли дурные заводятся.
– Как будет угодно вашей светлости.
Ее лицо сохранило все то же отрешенное, слегка мечтательное выражение. И нельзя было сказать, оскорблена ли леди Лоу наказанием либо оно оставило ее и вправду равнодушным? У меня же осталось неприятное чувство, как если бы я сделала что-то не то.
Все правильно.
Это теперь и мой мир тоже. И замок. И Кайя тоже мой.
Я подошла к окну и, навалившись на створки, распахнула. Жарко, как же все-таки жарко. И рука опять чешется, но уже запястье, на котором проступило крохотное пятнышко комариного укуса. Расчесывать не следует.
Леди должна оставаться леди.
Но я не хочу! Меня совершенно низменно тянет прикоснуться к Кайя, чтобы черные ленты под кожей его поползли за моими пальцами, вычерчивая траекторию движения. Вот только обрадуется ли он подобной инициативе?
Ветер уносил жар, мне становилось легче. И я, опустившись на широкий подоконник, закрыла глаза. Надо выбросить леди Лоу из головы и думать о хорошем.
О золотых ласточках и лазури.
О паладине, который спустился с небес на зов Урфина.
О другом, что застыл на синем щите… прохлада вдруг сменилась холодом, и мысль, острая, неприятная, разрушила очарование момента.
Паладинов почти не осталось. На них охотятся ради корсетов и свечей…
Нет, это ерунда. Глупая ассоциация, в которой смысла не больше, чем в святочном гадании.
– Леди? – Наверное, я задумалась и пропустила появление Ингрид. – Вам не следует сидеть на подоконнике.
Вот еще она меня учить станет!
– Ветер холодный, – добавила Ингрид.
Спокойно, Изольда, не следует бросаться на людей лишь потому, что мысли твои пребывают в беспорядке.
– Ингрид, вы теперь старшая фрейлина.
– Благодарю. И если позволите сказать, ваша светлость, – Ингрид спокойно закрыла окно, – то у леди Лоу талант находить ядовитые слова. Не позволяйте ей отравлять себе жизнь.
Мудрый совет, хотя несколько запоздалый.
– Ингрид, а вы… тоже считаете, что я заняла чужое место?
Она подала руку, помогая мне слезть с подоконника, и проводила к креслу. Достала серебряные кубки тонкой работы, плеснула вина. В плавных ее движениях ощущалась сила, которая была какой-то не женской.
– Выпейте, – посоветовала она, присаживаясь у моих ног.
Вино здесь разбавляли водой до почти полной потери вкуса. Зато можно пить, не опасаясь опьянеть.
– Ваше место становится вашим тогда, когда вы решаете его занять.
Разумно.
– Сложно быть не такой, как все. – Ингрид смотрела в свой кубок, не прикасаясь к вину. – Будут разговоры. Сплетни. Насмешки. Грязные шутки, порой очень злые…
Она ведь о себе говорит. Вряд ли местное общество настолько толерантно, чтобы сквозь пальцы смотреть на крепкую женскую «дружбу».
– Но если не сдаваться, то рано или поздно они устанут.
Ох, хватит ли меня дождаться этого замечательного момента?!
Ингрид выпила вино одним глотком и, отставив кубок, протянула руку.
– У вас хватило смелости отослать леди Лоу. Это оскорбление, которое она не скоро забудет, тем более что вы отдали место мне. Наши роды соперничают давно… что-то около трех тысяч лет. И всякий раз Кормаки брали верх над Макферсонами. Если бы леди Лоу стала женой его светлости, мне пришлось бы покинуть двор.
– Это потому, что вы…
– Предпочитаю женщин. – Ингрид отличалась прямотой. – Да. Старая скучная сплетня и замечательный повод, хотя меня не слишком бы опечалило расставание со здешним двором. Разве что с некоторыми… друзьями.
Скорее уж подругами. Но мы с Ингрид поняли друг друга без уточнений.
– А вы сыграли хорошую шутку, – сказала она.
Которая, предполагаю, икнется и не раз. Спасибо Кайя за совет. Он это нарочно? Или просто не дал себе труда подумать? А с другой стороны, что сделано, то сделано.
И ни капельки о содеянном не жалею!
– Но у Кормаков хорошая память. И теперь мне придется вам помогать, иначе ваши ошибки станут и моими тоже.
О боже! Ну почему у них все настолько запутано? И как мне во всем этом разобраться?
Ингрид подняла кубки и вернула их на место.
– Для начала вам следует приступить к вашим обязанностям.
У меня и обязанности есть?
– Вам следовало бы давно приступить к вашим обязанностям, – продолжила Ингрид все тем же, слегка сонным, ленивым голосом, как будто ей было глубоко плевать, приступлю я или не приступлю. – Но до сегодняшнего дня все были уверены, что вы ненадолго задержитесь в замке.
– Спасибо за откровенность.
Ингрид пожала плечами: ей незачем лгать. Она давно вышла из чужих игр, и, наверное, я должна радоваться, что у меня появилась если не подруга, то хотя бы союзник.
– Все решили, что раб мстит хозяину. Но обманулись.
И я снова слышу о мести. На мой вопросительный взгляд Ингрид ответила:
– Старая история. Вам многие будут готовы рассказать ее, но лучше спросите тех, кого история касается. Это будет честнее. А обязанности… у любой леди есть обязанности.
О да, чертова уйма обязанностей!
…леди следит за порядком в замке, точнее за теми, кто следит за порядком, чтобы вовремя остановить зарождающийся беспорядок…
По тому, что я видела во время вчерашних горестных блужданий, беспорядок не только зародился, но на окраинах успел уже эволюционировать до состояния легкого хаоса. То есть от меня ждут генеральной уборки? Или организации субботника? Я прямо вижу фрейлин, натирающих замковые полы до блеска. Некоторым работа определенно пошла бы на пользу…
…леди помогает сенешалю и констеблю управлять землями супруга во время отсутствия оного. Или же в случае, когда супруг не имеет достаточно времени заниматься делами…
Управлять я умела только велосипедом, и то трехколесным. А тут целый замок, и город, и прилегающие… и получается, протекторат? Они же не всерьез собираются дать мне порулить?!
Безумные, несчастные люди.
