Текст книги "Необычная гувернантка"
Автор книги: Карен Рэнни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)
– Вы уверены, мадемуазель? – Как и ожидала Беатрис, он недоверчиво взвесил сумку в руке, словно сомневаясь, не пустая ли она.
– Уверена, – кивнула девушка.
Едва ли стоило пускаться в путешествие ради таких жалких пожитков.
Может, нужно известить друзей родителей? Дать им знать, где ее искать, если вдруг произойдет что-нибудь непредвиденное?
Но кого предупредить? Миссис Фернли? Вряд ли. Пожилая вдова миссис Фернли успела заметно состариться за последние годы. С возрастом эта добрая женщина становилась все более рассеянной и часто говорила о давно умерших людях так, словно только что беседовала с ними. Эпидемия холеры тяжело отразилась на ней. Миссис Фернли нередко путала имена и события. Конечно, не стоило беспокоить ее.
Может, сообщить мистеру Брауну? Но он потерял жену и сына во время эпидемии, и теперь слишком часто кружка заменяла ему окружающий мир.
За исключением Джереми все друзья Беатрис умерли. Их жизни унесла эпидемия холеры. Не осталось никого, кому бы она могла сообщить о переезде в Крэннок-Касл.
Беатрис бросила последний взгляд на дом, где прошли ее детство и юность, и направилась по дорожке к карете. Ее ожидала новая жизнь. Пусть и не лучшая, но, быть может, не такая горькая и безысходная.
Глава 7
Ровена Гордон придирчиво оглядела себя в зеркале. Ее волновала не только собственная внешность, но и манера держаться. Ровене хотелось выглядеть безупречно. Ее семья всегда была скора на расправу, и миссис Гордон не желала давать пищу праздным языкам. Не хватало еще, чтобы о ней болтали, будто она выглядит усталой, что кружева на платье расползлись, а в глазах сквозит разочарование.
Ровена снова и снова разглядывала себя, стремясь найти хотя бы малейший изъян, способный дать повод для злословия. Если кому-то непременно захочется высказаться, ему придется признать, что наружность миссис Гордон великолепна, как погода в Шотландии. У нее сохранился чудесный цвет лица. Казалось, годы совсем не коснулись ее.
Но не приведи Господь выказать ей фальшивое сочувствие из-за мужа!
«Дорогой Камерон, какой стыд для такого энергичного, полного жизни мужчины оказаться прикованным к креслу. И как вы только выдерживаете это, бедняжка Ровена?»
«Господи, только не это!»
Ровена оделась в красное. Смелый цвет. Пожалуй, даже дерзкий. Короткий жакет с меховой оторочкой дополняла едва прикрывающая лодыжки юбка, также отделанная мехом. Сапожки и кокетливую шляпку украшали маленькие помпоны. Еще один новый наряд. Родственники Ровены любили поговорить о ее привычке к расточительству, точно завидовали ее богатству. Казалось, деньги заставили забыть о горе, омрачавшем ее жизнь.
Миссис Гордон взяла в руки сумочку и повернулась к служанке.
– Ну что, Мэри, как я, по-твоему, выгляжу?
Мэри, доверенная камеристка Ровены, – единственная на свете из тех, кто был посвящен во все секреты, все радости и печали своей госпожи.
Мэри проводила рядом с хозяйкой те мучительно долгие часы, когда никто не мог еще толком сказать, останется ли Камерон в живых или нет. Мэри приносила Ровене бесчисленные чашки шоколада, когда та не могла уснуть. Каждое утро, когда Ровена выходила из комнаты мужа, Мэри тайком подавала ей новый платок. И наконец, Мэри, словно добрый дух, всегда оказывалась рядом, будто только и ждала, когда представится случай прийти на помощь.
Мэри кивнула в ответ и улыбнулась:
– Вы прекрасно выглядите, мадам.
– Спасибо, Мэри. Если я и впрямь неплохо выгляжу, то во многом благодаря тебе. Не знаю, что бы я без тебя делала. – Щеки камеристки порозовели от удовольствия. Она бросилась открыть дверь перед госпожой. – Постарайся до обеда собраться к отъезду.
– О да, мадам. Я уже приготовила сумки. – Мэри замялась, словно хотела сказать что-то еще, но вместо этого решила промолчать.
– Разве тебе не хочется поскорее увидеть брата?
Томас служил у Камерона кучером и заслуживал полного доверия.
– Конечно хочется, мадам. Просто Лондон – такое восхитительное место.
– Не то слово. Но мы должны вернуться в Крэннок-Касл.
Мэри послушно кивнула:
– Да, мадам.
Знала ли Мэри, как отчаянно желала ее госпожа покинуть Шотландию? Безысходность душила Ровену, жизнь казалась ей невыносимой, а Мэри не оставалось ничего другого, кроме как сопровождать хозяйку. Последние два месяца, проведенные в Лондоне, нисколько не облегчили жизнь миссис Гордон. Напротив, с каждым днем она все больше скучала по Камерону.
Впрочем, жизнь в Лондоне принесла свои плоды, поскольку помогла Ровене примириться с горькой правдой. Невозможно вечно бежать от самой себя.
Ровена обожала своего мужа, с ногами или без, но в последние месяцы он совершенно отдалился от нее. Муж больше не дотрагивался до нее, даже дружески, и избегал даже случайных прикосновений. Ровена любила сидеть рядом с креслом Камерона, прижимая к щеке его руку и вспоминая, как часто прежде эта ласка пробуждала в муже страсть.
Но теперь Камерон лишил ее и этого. Он медленно высвобождал руку и смотрел на жену с каким-то странным выражением, словно впервые ее видел. Или вовсе не хотел видеть.
Временами Ровена задумывалась, не рассказать ли мужу о своем одиночестве. Как бы он тогда поступил? Смерил бы ее своим холодным, невидящим взглядом? Или снова впустил бы ее в свою постель? Существовали вещи, о которых супруги никогда не говорили, хотя Ровена безумно страдала от этой недосказанности.
Миссис Гордон вышла из комнаты и стала спускаться по лестнице, гордо подняв голову и не глядя под ноги, скрытые пышной юбкой. Ее губы растянулись в улыбке, а на лице застыло приветливое выражение. Казалось, она ступает по сцене, вот-вот поднимется занавес…
То ли ее семья изменилась, то ли Ровена только сейчас начала понимать, какими жестокими и беспощадными могут быть ее родственники в своем любопытстве. Их совершенно не заботило, что бесцеремонные вопросы жестоко ранят Ровену, словно отравленные стрелы, вонзающиеся в незащищенную плоть.
Войдя в гостиную и оказавшись лицом к лицу со своими пятью кузинами, двумя тетушками и матерью, Ровена тотчас обругала себя за глупость. Она приехала в Лондон, надеясь найти покой, а оказалась в окружении своры голодных волчиц.
Ни одна из этих женщин не попыталась даже обнять Ровену или выразить ей свое сочувствие. Но все они завидовали богатству Камерона и известности его сына. Миссис Гордон сделала глубокий вдох и приветливо кивнула родным.
Из-за поломки экипажа возвращение в Крэннок-Касл пришлось отложить до вечера. Беатрис откинулась на подушки, сложила руки на коленях и сделала вид, что смотрит в окно. Она рассчитывала вернуться в замок засветло, но когда карета тронулась наконец в путь, уже смеркалось. Беатрис угрюмо вглядывалась в сгущающиеся сумерки. Это было самое печальное время дня, когда сама природа будто была погружена в траур из-за наступления ночи.
Беатрис ненавидела мрак, всепоглощающую зловещую черноту, лишенную света. Ночь слишком остро напоминала ей о смерти. Беатрис любила утро и всегда с нетерпением ожидала рассвета, чтобы увидеть светлеющий край неба, тронутый первыми робкими лучами солнца. Утро несло с собой ощущение радости и покоя.
Приближалась ночь. Крэннок-Касл возвышался впереди мрачной громадой. Может, это сам Господь посылал ей знак, давая понять, что не следует покидать деревню? Неужели она совершила глупость, согласившись занять место гувернантки?
Начался долгий и трудный подъем в гору по узкой извилистой дороге. И снова Беатрис пришлось ехать почти в полной темноте. Временами из-за гряды облаков, словно бдительный страж, показывалась луна.
Беатрис старалась не думать о скалах, круто обрывавшихся вниз справа от нее. А лошади тоже боятся высоты? Или опасности их не страшат?
– Расскажите мне о Роберте, – попросила девушка, обращаясь к Гастону. Вместо того чтобы ехать на козлах с кучером, великан предпочел присоединиться к Беатрис в карете. Теперь он сидел напротив и хранил настороженное молчание.
– Что вы хотели бы знать? – Впервые в голосе слуги послышалось одобрение. Беатрис стало стыдно, что она не догадалась раньше расспросить Гастона о ребенке.
– Чем ему нравится заниматься, какие науки его интересуют? Что он любит есть? Всякое такое.
– Думаю, будет лучше, если вы сами понаблюдаете за его светлостью, мисс Синклер. Но все же я расскажу вам о мальчике. Он горячо любил своих родителей и до сих пор тяжело переживает утрату.
– Мне это знакомо, Гастон.
– Поэтому я и думаю, что вы непременно поладите с его светлостью, мисс Синклер. Вы оба сироты. Скоро вы убедитесь, что у вас много общего.
– Так расскажите мне об этом, Гастон. Неужели после смерти родителей никто не заботится о мальчике? У него нет наставника, который следил бы за его манерами?
– Он ведь герцог Брикин, – пожал плечами Гастон. – Его светлость стоит намного выше любого, кто осмелился бы исправлять его манеры.
– Меня не заботит его титул, Гастон. А вот манеры Роберта внушают беспокойство. Если я собираюсь быть гувернанткой мальчика, это нужно четко понимать.
Гастон устроился поудобнее на подушках и окинул девушку внимательным взглядом. При свете луны Беатрис заметила, как дрогнули в усмешке его губы. Похоже, великана позабавило ее замечание.
– Сначала нужно полюбить ребенка, а уж потом проявлять строгость. Только так можно чего-то добиться.
– Это все французская сентиментальность, У нас в Шотландии сказали бы иначе.
– И как же говорят у вас в Шотландии, мисс Синклер?
– Если желаешь ребенку добра, будь с ним построже.
– Кажется, ближайшие несколько недель обещают быть интересными. – Внезапно лицо Гастона приняло серьезное выражение. – Но имейте в виду: если вам что-нибудь понадобится – любая мелочь, – тут же обращайтесь ко мне. Меня легко найти, я всегда держусь рядом с Робертом.
– Так вы его защитник?
– Нет, хотя я еще никогда не встречал человека – ребенка или взрослого, – который нуждался бы во мне больше. Я служу его дядюшке.
Беатрис не ответила, задумчиво глядя в окно кареты. Экипаж свернул на подъездную дорогу и остановился у входа в замок. Гастон первым вышел из кареты и протянул руку, помогая Беатрис спуститься с подножки. Девушка осторожно ступила на землю, приподняв длинные полы плаща. Как ни берегла она плащ, днем в деревне к нему все же пристала грязь. Беатрис было неловко возвращать его владельцу в таком виде.
По обе стороны от парадной двери ярко горели фонари. Свечи стояли даже на ступенях лестницы, словно по случаю торжественного приема.
– В Крэнноке принимают гостей? – удивленно спросила Беатрис. Со дня смерти родителей Роберта прошло меньше года, и было бы странно устраивать в замке торжества.
Гастон усмехнулся в ответ:
– Нет. Просто мистер Девлен не скупится на свечи. Всякий раз, приезжая в замок, он велит зажигать как можно больше свечей. Иногда мне даже кажется, что ему бы хотелось обратить в бегство саму ночь.
Беатрис пожалела, что не успела расспросить Гастона о Девлене. Она явно упустила свой шанс, потому что Девлен уже стоял перед ней, ослепительно элегантный, в строгом черном костюме и белом галстуке. Его дневной наряд показался Беатрис верхом изящества, но в вечернем костюме Девлен был просто неотразим. Совершенный красавец, великолепный словно принц.
– Гастон, – окликнул он слугу. – Отец спрашивал о тебе.
Гастон коротко поклонился Беатрис и посмотрел в сторону замка.
– Мне следует позаботиться о Роберте, – сказала девушка.
– Глупости, – возразил Девлен. – Вы вполне можете приступить к своим обязанностям завтра. – Он выразительно взглянул на Гастона. – Я провожу мисс Синклер в ее комнату.
Гастон снова поклонился и ушел. Его фигура растаяла в темноте, будто призрачная тень, порождение ночи.
Глава 8
– Вам вовсе, не обязательно провожать меня, – нахмурилась Беатрис. – Думаю, я и сама смогу найти дорогу.
– Вы в этом уверены? Крэннок-Касл довольно велик, в нем легко заблудиться..
– Вы проводили меня, а теперь встречаете. Почему?
– Может быть, я решил сыграть роль местного мажордома, а может, мне просто не хватало вас.
И она принимала его всерьез? Неужели он флиртует с ней? Почему-то в обществе Девлена Беатрис чувствовала себя неловко, как будто ее недавний знакомый отличался гигантским ростом и возвышался над ней словно гора.
Какая глупость! Девлен Гордон – всего лишь мужчина. Не больше и не меньше. В этом он ничем не отличается от булочника, мясника, серебряных дел мастера или любого другого из тех, кого Беатрис встречала в своей жизни. Одни оказывались храбрее других, некоторые выделялись большей смелостью в речах или в одежде. Кто-то держался вежливо и обходительно, а иные вели себя довольно бесцеремонно, едва ли не грубо.
Но никто из них не был так красив. Никто не обладал таким глубоким, звучным голосом. Этот голос оказывал на Беатрис странное действие. Ей хотелось слушать его как можно дольше. И было не важно, о чем говорил его обладатель.
Но сейчас она очень устала и жестоко страдала от голода.
– Уверяю вас, мистер Гордон, я хорошо представляю себе, насколько велик замок. Откровенно говоря, не думаю, что такой уж большой подвиг – найти комнату, в которой я провела прошлую ночь.
– А как вы собираетесь искать столовую, мисс Синклер?
Он встал рядом и предложил Беатрис руку, поставив девушку перед выбором: показать возмутительную невоспитанность или опереться на его руку.
Беатрис всегда учили вести себя вежливо. Она не могла намеренно оскорбить Девлена, сделав вид, что не замечает его жеста, а робко протянула руку и слегка коснулась пальцами чудесной ткани его сюртука. Но ее рука, по-видимому, обладала собственной волей. Пальцы Беатрис скользнули по рукаву, поглаживая и сжимая руку Девлена, словно желая оценить, насколько крепкие у него мускулы.
Девлен посмотрел на нее. Их взгляды встретились, и у Беатрис перехватило дыхание. Ей показалось, что кто-то туго затянул корсет у нее на талии, не давая вздохнуть. Кожа и китовый ус врезались в ее плоть, заставив Беатрис вспомнить о том, что у нее есть тело. Внезапно она отчетливо ощутила, как наливаются тяжестью бедра, талия и грудь. Тело вдруг стало чужим, незнакомым, слишком пышным и мягким, чтобы принадлежать ей.
Она едва не произнесла что-то, желая отвлечь Девлена, хотела заставить его посмотреть на море, или на небо, или даже на ее туфли – куда угодно, лишь бы он перестал пристально смотреть ей в глаза. Беатрис не могла отвести взгляд от лица Девлена. В пляшущем свете фонаря оно казалось то ангельским ликом, то личиной дьявола. Он был слишком красив, слишком ярок, слишком обворожителен, чтобы стоять в темноте рядом с ней. Одна из лошадей шумно перебирала ногами, а остальные громко всхрапывали, напоминая непонятливым человеческим существам, что ночь становится все холоднее и не мешало бы вернуться в конюшню, к кормушке с овсом.
– Мне нужно идти. – Она плотнее запахнулась в плащ Девлена. Ей бы следовало вернуть его владельцу, но Беатрис чувствовала, что не в силах это сделать.
«А он опасен».
Беатрис не могла бы сказать, почему вдруг ей пришли в голову эти слова, но она хорошо понимала их смысл. Девлен Гордон принадлежал как раз к тому типу мужчин, против которых матери предостерегают своих дочерей. О таких, как он, перешептываются в гостиных, делая страшные глаза. Сплетни будут преследовать Девлена до конца его дней. Женщины, даже самые добродетельные и целомудренные, всегда будут обращать на него внимание. А женщины другого сорта станут мучительно раздумывать, действительно ли в его глазах таится обещание.
– Вы здесь гостья, и было бы в высшей степени невежливо позволить вам самой искать свою комнату.
– Я не гостья, или вы забыли? Я гувернантка.
– Но элементарные правила вежливости распространяются и на вас.
– Так позовите горничную, – возразила Беатрис. – Или одного из лакеев. Да хотя бы и конюха, если он знаком с расположением комнат в замке. Любой слуга мог бы мне помочь.
– У нас в Крэннок-Касле очень мало слуг. Мой отец до крайности скуп. Мы держим лишь малую часть той прислуги, на которую мог бы рассчитывать мой кузен по праву рождения. Не хочется отвлекать никого из них от работы.
– Вы его осуждаете?
– Что, простите?
Задав вопрос, Беатрис тут же пожалела об этом. Как она только осмелилась? Может, во всем виноват Девлен Гордон? В присутствии этого человека с ней творилось что-то неладное. Как нарочно, брали верх самые худшие стороны ее натуры. Но нет, Девлен тут ни при чем. К несчастью, изъян был в ней самой.
– Вы всегда так откровенно говорите все, что думаете? – поинтересовался Девлен.
– Прошу прощения, я поступила дурно и признаю это.
– Я нахожу вас на редкость занятной особой, мисс Синклер. Возможно, вы как раз то, что нужно моему кузену.
– Почему вы так решительно настроены против того, чтобы я заняла место гувернантки?
– Боюсь, у меня масса возражений на этот счет, мисс Синклер. Вы слишком молоды. Слишком привлекательны. И наконец, вы слишком наивны. Вам не под силу тягаться с моим отцом. И я сильно сомневаюсь, что вы сумеете обуздать моего кузена.
Беатрис недоуменно нахмурилась. Слова Девлена привели ее в замешательство. Что она такого сказала? Из-за чего он разразился этой длинной тирадой?
В конце концов Беатрис решила ответить только на оскорбления, а комплименты можно обдумать и позже, уединившись в спальне.
– И вовсе не наивна. Я довольно много читала.
– Чтение хоть и полезно само по себе, но не способно заменить жизненный опыт.
– Я не ребенок, сэр.
– Если бы я увидел вас на улице Эдинбурга, мисс Синклер, то никак не подумал бы, что вы похожи на ребенка.
Беатрис внезапно почувствовала легкое покалывание в пальцах на руках и ногах, кончик носа отчаянно зачесался, лицо залилось краской. Ей страшно хотелось спросить, что бы подумал Девлен, повстречав ее на улице в Эдинбурге, но на этот раз ей удалось сдержаться. В ней проснулась осторожность. Беатрис боялась увязнуть в словесной паутине, которую так искусно плел Девлен Гордон.
– Очень хорошо, – отозвалась она любезно-снисходительным тоном почтенной матроны. – Значит, мне придется убедить вас, что вы не правы. Я докажу, что могу быть хорошей гувернанткой.
Несколько долгих мгновений Девлен молчал, неподвижно глядя на девушку, словно она бросила ему вызов и он теперь раздумывал, стоит ли его принять.
– Я оскорбил вас, мисс Синклер? Поверьте, я вовсе этого не хотел.
– Уверяю вас, мистер Гордон, я вовсе не чувствую себя оскорбленной.
Девлен бросил взгляд поверх плеча Беатрис на кучера. Тот терпеливо стоял рядом с лошадьми, ожидая дальнейших распоряжений. Гордон коротко кивнул, и кучер повел беспокойно всхрапывающих животных прочь по боковой дорожке. Беатрис догадалась, что в той стороне расположена конюшня и другие служебные постройки.
– Гастон сказал, что это вы приказали зажечь Свечи, – заметила она, разглядывая Крэннок, необычайно живописный на черном бархате ночного неба. Сотни огоньков из восковых свечей наполнили замок золотистым сиянием.
– Глупо не использовать свое богатство, когда оно может облегчить мою жизнь. Я не люблю ночь.
Беатрис не смогла скрыть, удивление.
– Вы боитесь темноты?
– Вовсе нет. Но темнота мешает мне ходить куда хочется, отнимает у меня время, а я этого терпеть не могу.
– Поэтому вы превращаете ночь в день?
– Пытаюсь.
– Так вы очень богаты? Деньги делают вас счастливым? – Господи, и зачем только она это сказала? Чтобы смягчить свои слова, Беатрис поспешно задала еще один вопрос: – Должно быть, вы путешествуете с сундуками, полными свечей?
– Собственно говоря, да, мисс Синклер. А еще я держу в карете пистолеты и другие вещи, способные обеспечить мне надежную защиту. Моя нелюбовь к темноте не ограничивается стенами Крэннок-Касла.
– И даже если вы оказываетесь на борту корабля? Ведь там огонь особенно опасен. Вам и там позволяют зажигать свечи?
– Я предпочитаю путешествовать на своих собственных судах, так что мне бывает нетрудно уговорить капитана примириться с моими причудами. К тому же обычно я ограничиваюсь фонарями и зажигаю их только при ясной погоде. Однажды мне довелось пережить довольно любопытное приключение у мыса Горн во время шторма. В полной темноте. Но мне не хотелось бы повторить этот опыт. Океан напоминал адскую пучину, куда я едва чуть было не отправился.
Беатрис никогда не встречала людей, подобных Девлену казалось, он отлично знал о своих слабостях и страхах, но не придавал им значения. Девлен не отрицал, что избегает темноты, и даже не пытался придумать себе оправдание.
– Я тоже не люблю темноту, – призналась девушка, когда Девлен открыл перед ней дверь. Беатрис вошла в холл и взглянула на люстру. Сотни зажженных свечей озаряли холл золотисто-медовым сиянием. – В отличие от вас я не богата и не могу превратить ночь в день.
– И как же вы выходите из положения, мисс Синклер?
– Приходится терпеть, мистер Гордон.
– Вот в чем разница между нами. Мне не хватает терпения. Думаю, это обманчивая добродетель. – Девлен, поднимавшийся по лестнице впереди Беатрис, оглянулся и с интересом взглянул на девушку. – А что вы делаете, когда вдруг просыпаетесь посреди ночи? Или вы всегда спите сном праведницы?
Беатрис улыбнулась, заметив любопытство в глазах Девлена.
– Я крепко зажмуриваюсь и читаю про себя молитву, чтобы поскорее заснуть. Ребенком я проводила большую часть ночи под одеялом. Я придумала себе убежище. Там со мной пряталась моя кукла, мое воображение и мои мечты.
– И о чем же вы мечтали?! – спросил Девлен, снова предлагая девушке руку. Но Беатрис предпочла ухватиться за перила. Она и ее спутник шли медленно и неторопливо, словно прогуливались по саду. Беатрис немного задумалась, прежде чем ответить:
– Я мечтала стать певицей, хотя у меня и нет голоса. Потом мне хотелось быть сказочницей. Я воображала, как все сидят и слушают меня, будто я говорю что-то очень важное.
– Так вы представляли себя учительницей?
– Я никогда не думала об этом, но, пожалуй, вы правы. А может быть, мне просто хотелось, чтобы кто-то обратил на меня внимание. Я была единственным ребенком в семье. И, как это обычно бывает, большую часть времени проводила в одиночестве.
– Кажется, мы в этом похожи. Моя мать умерла вскоре после моего рождения.
– А о чем вы мечтали ребенком? Воображали себя рыцарем Роберта Брюса?[2]2
Роберт Брюс (1274–1329) – шотландский король (с 1306); возглавил борьбу за независимость Шотландии.
[Закрыть]
– Ну, если на то пошло, я сражался на стороне англичан, – улыбнулся Девлен. – Моя семья вот уже добрую сотню лет как не испытывает ненависти к англичанам. Думаю, Куллоденское сражение изгнало мятежные чувства из большинства шотландских сердец.
– Вот и еще одна общая черта у нас с вами. Моя бабушка была француженкой, она свято верила, что Франция – величайшая страна на земле. Бабушка вечно поднимала на смех все шотландское или английское. Еще ребенком я решила, что лучше всего не ограничиваться чем-то одним, а сочетать в себе черты разных народов. Так что английский практицизм уживается во мне с шотландской старательностью.
– И с французской страстностью?
И снова Беатрис бросило в жар. Ее тело запылало в самых неожиданных местах.
– Не одни французы считаются страстными, мистер Гордон. Шотландцы нисколько им не уступают.
Достигнув конца лестницы, Девлен повернул налево, а Беатрис, если бы шла одна, непременно свернула бы направо. Конечно, она не призналась в этом вслух, но мысленно поблагодарила своего назойливого провожатого.
В коридоре оказалось гораздо меньше свечей, но и те, что горели в нишах, давали достаточно света. Несмотря на скромный штат прислуги в замке, вощеные полы сверкали до блеска. На выстроенных вдоль стен столах и сундуках не было ни пылинки, а зеркала в обоих концах коридора ярко сияли.
Беатрис и ее спутник снова свернули налево, поднялись по короткой лестнице и оказались в другом просторном коридоре. У третьей по счету двери Девлен остановился.
Несколько долгих мгновений оба молчали. Потом Гордон повернулся и взял Беатрис за руку. Его ладони, сухие и горячие, сжали ее пальцы. Беатрис попробовала высвободить руку, но Девлен и не подумал ослабить захват, и ей пришлось сдаться.
– Почему вы вырываетесь?
– Потому что вы не отпускаете меня. Вам не следует держать меня за руку.
– Но мне нравится держать вас за руку.
– Мне тоже. Это меня и смущает. – Девлен улыбнулся, а Беатрис вдруг пронзило безрассудное желание протянуть руку и отбросить с его лба непослушную прядь волос. Может быть, тогда этот непостижимый человек снова показался бы ей таким же неприступным, как прежде? – С вами я чувствую себя защищенной, мистер Гордон. Словно кто-то и в самом деле заботится обо мне. Но это глупое и наивное чувство.
– Обед будет подан через час, – медленно произнес он, разглядывая ее ладонь. – У вас прелестная ладонь, мисс Синклер. Такие четкие, выразительные линии.
– В самом деле?
Она снова попыталась мягко высвободить руку, но Девлен не пожелал ее отпускать. Он чуть крепче сжал запястье Беатрис, словно намереваясь показать, что освободит ее, лишь когда сам этого захочет.
– Значит, вы страстная натура. Это правда? – Утихнувшее было ощущение вспыхнуло вновь, и новая жаркая волна обожгла Беатрис. – Я вижу, у вас впереди очень долгая жизнь. И счастливая жизнь, если вы верите в подобные вещи.
– В долгую счастливую жизнь? Или в гадания по руке? – На этот раз Беатрис удалось вырвать руку. – Большое спасибо, что проводили меня, мистер Гордон. Весьма признательна вам за любезность.
Беатрис в смятении шагнула в комнату, и улыбка Девлена стала еще шире. А когда девушка попыталась закрыть за собой дверь, он наклонился и вдохнул запах ее волос.
Беатрис замерла, в немом изумлении глядя на Девлена. Потом растерянно пригладила волосы ладонью. Жест Гордона совершенно обескуражил ее.
– От вас пахнет розами, – задумчиво заметил Девлен. – Или фиалками… не могу точно определить. Вы душите волосы или просто добавляете аромат в воду, когда моете голову?
Ни один мужчина еще не задавал Беатрис подобных интимных вопросов. Даже отец, которому иногда случалось испытывать неловкость в окружении двух женщин.
– Вы специально спросили, чтобы посмотреть, насколько это меня смутит? Хотели увидеть, как я расплачусь или начну хихикать, как маленькая девочка? Уверяю вас, я не собираюсь делать ни то ни другое. Вы довольно назойливы, мистер Гордон.
– Но всего-минуту назад я был вашим защитником.
– Откуда вам, холостяку, известны женские привычки? Хотя у вас наверняка куча любовниц, не так ли? – В следующий миг Беатрис прижала руку к губам, словно стремясь взять обратно неосторожно брошенные слова.
Девлен рассмеялся, довольный ее ответом, как будто только и хотел вывести девушку из себя.
Беатрис так быстро захлопнула дверь, что защемила край платья вместе с нижней юбкой. Девлен сам приоткрыл дверь, наклонился и освободил юбки.
– Я пришлю горничную, чтобы она проводила вас в столовую, мисс Синклер. И поверьте, я с нетерпением жду обеда.
