Текст книги "Роковой поцелуй"
Автор книги: Карен Хокинс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Если замерзнете, присоединяйтесь к нам, – сказал сэр Финеас тоном человека, делавшего большое одолжение. – Мне нужно обсудить с вами положение рабочих на мануфактурах в вашем графстве.
– Как вам будет угодно. – К чести графа, на его лице не дрогнул ни один мускул. Поклонившись, он с удивительной для своего крепкого сложения легкостью вскочил на лошадь
– Увидимся в Грейли-Хаусе!
Когда Эллиот скрылся из виду, Анна повернулась к деду:
– Что это значит?
– Ничего, – лучезарно улыбнулся в ответ сэр Финеас. Анна достаточно хорошо знала деда, чтобы понять, что он что-то замышляет. С задумчивым видом она села в карету.
Глава 6
Эллиоты все делают по указке Грейли
Он говорит им, когда есть, спать и даже дышать. Жаль, что он не говорит им, когда нужно уйти.
Мисс Прадом – леди Бристол, будучи неучтиво проигнорированной Рупертом Эллиотом на прогулке по Гайд-парку.
Сэр Финеас отдернул занавеску.
– За городом мне будет лучше. Говорят, граф тщательно следит за своими землями.
Взгляд Анны натолкнулся на белое пятно. Она протянула руку к его воротнику.
– Рисовая мука…
Сэр Финеас притворился удивленным.
– И как только она сюда попала?
– А ты не знаешь? – ядовито спросила Анна, протягивая ему платок. – Хотел провести меня, больным прикинулся! Вытри лицо. Постыдился бы!
– Это тебе должно быть стыдно за то, что мне пришлось прибегнуть к этому. – Сэр Финеас вытер с лица остатки муки. – Ты не хочешь, чтобы я ехал с тобой?
– Чепуха. – Анна в раздражении дернула плечом. – Просто я и сама справлюсь.
Сэр Финеас наклонился к внучке.
– Не беспокойся обо мне. Я лишь хочу помочь и огородить тебя от неприятностей.
– Это как раз то, чего я боюсь, – пробормотала Анна. – Пообещай мне одну вещь.
– Что угодно, дорогая.
– Пообещай, что не станешь втягивать Грейли в свои прожекты.
– Разумеется. – Он сунул платок в нагрудный карман, оставив белый след на темном сукне. – Кроме того, я уже спрашивал его, и он отказался.
– О Боже, – простонала Анна, внезапно вспомнив о замечании графа насчет презервативов.
– Я просто спросил. Его это не интересует. – Сэр Финеас спокойно улыбался. – Или он думает, что его это не интересует. Но он изменит свое мнение.
Анна тихонько спрягала по-латыни глагол «прекращаться».
Сэр Финеас наклонился и похлопал внучку по колену.
– Ну, ну. Клянусь, что больше и слова ему не скажу. Он и без этого будет отстаивать наши интересы.
– Нашел благодетеля! Граф не тот человек.
– Я бы не сказал, – поджал губы сэр Финеас. – Он старший у Эллиотов.
– Ты хоть что-нибудь хорошее об Эллиотах слышал?
– Зато я не слышал ничего плохого лично о Грейли. Трудно оставаться незапятнанным, будучи окруженным негодяями. Грейли не было и восемнадцати, когда он стал командовать ими. У него возникло столько проблем, которые были не по плечу и зрелому человеку. Представляешь?
Анну всегда поражала осведомленность деда. Ни дать ни взять – министр внутренних дел!
– А как к этому отнеслись сами Эллиоты? – Она погладила обитое плюшем сиденье.
– Поначалу они были в восторге. Граф был молод, и они думали быстро взять голубка в оборот.
– Голубка? О Грейли этого не скажешь.
– Просто ты не знаешь остальных Эллиотов. Видишь ли, Энтони воспитывал отчим – Сент-Джон, который держал Эллиотов в ежовых рукавицах, пока Грейли не достиг совершеннолетия. Сент-Джон угрожал до смерти избить любого из Эллиотов, кто осмелится хотя бы заговорить с парнем.
– Сара говорила, что отец всячески покровительствовал ему.
– Это не так хорошо, как кажется. Представляешь, какой шок испытал Грейли, узнав, что представляет из себя его настоящая семейка? – Сэр Финеас с отсутствующим видом извлек из кармана довольно мятую сигару, покрутил ее между пальцами. По карете разнесся запах дорогого табака. – Рожден Эллиотом, а воспитан как Сент-Джон. Забавная комбинация плутовства и благородства. Интересно, чего же в нем больше.
Анна не считала Энтони ни безнадежным плутом, ни благородным человеком. Все, что она знала, будучи подругой Сары, так это то, что главным пороком графа Грейли была непомерная гордость, переходящая в тщеславие. Она тешила себя надеждой, что просто еще не разглядела положительных черт его характера, и надеялась, что время покажет, кто же он на самом деле. «Увидим, кто ты такой», – думала она. Ей представилась прекрасная возможность изучить графа в течение нескольких следующих месяцев. Эта мысль подняла ей настроение, и она с нетерпением стала дожидаться приезда в имение.
Несколько часов спустя карета, миновав широкие железные ворота, въехала на ухоженную аллею.
– Прибыли. – Анна наклонилась и выглянула в окно. – Быстро.
– Что правда, то правда, – согласился сэр Финеас, поднес сигару к носу и глубоко вдохнул ее аромат. Насладившись, он благоговейно покачал головой и с сожалением сунул ее обратно в карман.
Анна сделала вид, что ничего не замечает. Она думала о детях: Грейли наверняка сгустил краски – не может быть, чтобы все было так плохо. Хотя нужно быть готовой к любым сюрпризам. Ей, впрочем, не впервой.
Анна снова выглянула в окно. Экипаж как раз миновал деревья, за которыми стоял дом, и взгляду открылась идиллическая картина. У подножия холма весело журчал ручей, вливаясь в небольшой пруд. За прудом ровный луг, постепенно поднимаясь, заканчивался величественными дубами. Однако вместо романтической виллы или хотя бы типичного коттеджа в английском стиле, которые Анна ожидала увидеть, на холме красовалось помпезного вида квадратное строение унылого серого цвета. Приземистый, с узкими окнами и с абсолютно лишенным украшений фасадом, дом с высоты холма мрачно обозревал окрестности. К тому же архитектор спланировал его таким образом, что послеполуденное солнце освещало его сзади, отчего дом выглядел еще более зловещим.
– О Боже! – вырвалось у Анны.
– Похоже на тюрьму. – Сэр Финеас наклонил голову набок. – Но мне нравится.
– А мне нет, – честно призналась Анна, нахмурившись и прикидывая, что же здесь можно изменить. – Возможно, графу стоило бы сделать парадную лестницу шире. Или выкрасить белым портик, чтобы скрыть эту жуткую дверь.
– Да, это оживило бы его, – согласился сэр Финеас, задумчиво прищурившись. – И плющ не помешал бы.
– И пара клумб. Вдоль стены, той, которая пониже. «В самом деле, просто посадить цветы вдоль дорожки, что ведет к дому, – думала Анна, – это смягчило бы суровый вид дома. А у входа устроить небольшой фонтан. Или поставить статуи в греческом стиле».
– Ты хорошо сделала, дорогая, что приехала. – Сэр Финеас похлопал внучку по колену. – Этому дому явно не хватает женского присутствия.
Анна почувствовала прилив энтузиазма. Каким бы неприветливым ни казался Грейли-Хаус, какими бы злокозненными ни были его обитатели – она добьется успеха. Она была уверена.
Карета остановилась. Лакей открыл дверцу. Как только он опустил подножку, Анна вышла из экипажа, с интересом оглядываясь вокруг. Вблизи дом выглядел не так мрачно и даже, пожалуй, величественно.
По усыпанной мелким гравием дорожке она отошла в сторону, чтобы лучше разглядеть его. В этот момент подъ-ехал граф. Весь в пыли, с развязанным платком, обнажавшим загорелую шею, он не подавал и признаков усталости. Едва он слез с лошади и передал поводья груму, как в дверном проеме возник пожилой слуга, который с воплем «Мой господин! « бросился вниз по ступеням.
Похлопав лошадь напоследок, граф спокойно повернулся к нему.
– Что нового, Дженкинс? Кто на этот раз пал жертвой?
– Только служанка с нижнего этажа. Неделя прошла относительно спокойно.
– Отлично. Я объехал арендаторов по пути. Они перекрывают крыши.
– Да, господин, мистер Далматл сообщил мне об этом только сегодня утром.
Анна с удивлением посмотрела на Грейли. Лично объезжать арендаторов? Интересно. Очень интересно. Обычно этим занимались управляющие.
Внезапная волна веселья заставила девушку улыбнуться. Граф поймал ее взгляд, его брови удивленно поднялись вверх, лицо смягчилось, и он уже собрался что-то сказать, как дворецкий чем-то привлек его внимание, и граф повернулся к нему. Сделавшей уже было шаг ему навстречу Анне едва удалось не выдать своего разочарования. Хотя она и прежде часто видела графа в безукоризненно щегольском костюме, никогда раньше он не казался ей таким привлекательным и мужественным, как сейчас. Анна заставила себя отвернуться, чувствуя, что в последнее время ей все труднее и труднее обуздать свои чувства. Кроме того, в дороге ей всегда хотелось есть, тем более что утром они с дедом ограничились лишь несколькими тостами с джемом. Как только они устроятся, надо будет напомнить о ленче.
Внезапный крик удивил ее. Огромная дубовая дверь распахнулась и выпустила толстуху, которая в развевающемся платье неслась им навстречу, насколько позволяли ее могучие бедра. Казалось, от ее топота содрогались стены. Чепец и связка ключей на том месте, где у человека должна быть талия, наводили на мысль, что в странной интермедии задействована экономка. Несчастная женщина чуть ли не скатилась со ступенек и, подлетев к графу, остановилась с несчастным видом.
– Милорд, вы здесь! Слава богу! – всплеснув руками, заголосила она. – У нас чума!
У графа потемнело лицо.
– Дети здоровы?
– Избави боже, милорд, я говорю о другой чуме. О библейской.
– О библейской? – удивился сэр Финеас. – Мы приехали как раз вовремя, чтобы увидеть, как полчища саранчи пожирают домочадцев. Надеюсь, съестное насекомые не тронут – я жутко голоден.
Экономка воздела руки к небу.
– Жабы! Огромные! В бородавках!
Лицо графа приняло разъяренное выражение.
– Сколько?
– Много, очень много! В вашей спальне! Они до смерти напугали бедняжку Лили, когда она зашла убрать вашу комнату.
– Это дети! – мрачно констатировал граф Грейли. Экономка сложила руки на необъятной груди.
– Они не нарочно.
– Где Ледбетер?
– Едва завидев этих тварей, бездельник своими воплями переполошил весь дом. Говорит, что видеть не может, как эти скользкие твари копошатся в вашей постели.
Из дома донесся вопль, затем раздался звук, будто что-то тяжелое упало и разбилось. Экономка пискнула:
– Только бы не ваза, которую вы прислали из Лондона!
– Черт! Это была римская погребальная урна! – Граф в три прыжка вознесся вверх по лестнице. – Мисс Стиб-бонс, пришлите в мою комнату лакея с ведром.
Экономка засеменила следом.
– Да, милорд. Я пригляжу за детьми. Ледбетер видел, как они толклись у двери, и погнался за ними. Он даже почти поймал младшую девочку. С тех пор ни звука.
Анна поддернула юбки и бросилась за ним – это был неплохой шанс, чтобы сразу поставить детей на место.
– Лорд Грейли! Выслушайте меня, прежде чем говорить с детьми. Я знаю, что делать в таких случаях.
Граф внезапно остановился, и Анна едва не ткнулась ему в спину. Она с трудом удержалась на ступенях. Граф смотрел на нее с решительным видом.
– Мисс Тракстон, – его голос звучал угрожающе, – я ценю ваше желание помочь, но мои отношения с детьми касаются только меня. Ваше место в детской – занимайтесь воспитанием там.
– Я думала, вы хотите, чтобы я научила детей, как вести себя не только в детской.
– Если вам удастся улучшить их поведение в детской, оно улучшится и за ее пределами.
– Чушь!
Грейли застыл. Его голос упал почти до шепота.
– Я не собираюсь обсуждать это с вами. У меня и так хватает дел. – Он развернулся на каблуках и шагнул через порог.
– Подождите, не будьте таким упрямым. – Анна вошла в темный холл, но внезапно кто-то взял ее за локоть.
Она обернулась. Сэр Финеас улыбнулся, как бы извиняясь.
– Это, конечно, не мое дело, но тебе не стоило поучать его перед слугами, – прошептал он.
Анна посмотрела поверх его плеча на лакея и экономку и покраснела. Отвернувшись, она громко сказала:
– Да, я тоже устала. Экономка засуетилась.
– Ах, мисс, пойдемте, пойдемте. Наверное, вы не только устали, но и проголодались. Его светлость, наверное, забыл покормить вас в дороге. – Она услужливо семенила впереди.
К удивлению Анны, внутри дом был столь же великолепен, сколь непригляден снаружи. Мраморный пол, панели из красного дерева, немного сумрачный холл и ведущая наверх широкая парадная лестница были выше всяких похвал. Единственным диссонансом в этом аккорде великолепия были стоящие с каждой стороны лестницы две фигуры в средневековых доспехах. Анна прикоснулась к одному из чудовищ, красноречиво посмотрев на экономку.
– Граф коллекционер?
– О! Его светлость просто обожает их, хоть я не раз ему говорила, что холл не место для этих железяк. – Миссис Стиббонс повернулась к дворецкому: – Его светлость желает, чтобы мы показали сэру Финеасу и мисс Тракстон их комнаты.
Дженкинс поклонился.
– Мисс Тракстон, наверное, захочет также осмотреть детскую?
– Да зачем ей это? – всплеснула руками миссис Стиббонс.
– Потому что она, я полагаю, наша новая гувернантка. Экономка оглядела Анну с ног до головы, будто впервые увидев ее.
– Да поможет вам Бог, мисс. Не хотите ли прилечь с дороги?
Анна улыбнулась, видя, что Дженкинса покоробила прямота экономки. Став гувернанткой, она научилась ценить слуг, которые зачастую знали о своих господах больше положенного.
– Благодарю, но я повременю с отдыхом. Я надеюсь поговорить с его светлостью.
Дворецкий поклонился.
– Да, мисс. Пройдемте в Голубую. – Он повернулся, подошел к одной из многочисленных дверей и, открыв ее, сделал приглашающий жест. – Я скажу, чтобы вам принесли чай.
– И лепешек! – добавила миссис Стиббонс. Она проницательно посмотрела на сэра Тракстона: – Вы, дорогой господин, выглядите прямо как кляча на живодерне, уж простите мне мою прямоту. Не желаете отдохнуть перед обедом? Я принесу его в вашу комнату.
Сэр Финеас даже выпрямился от восторга.
– Это было бы очень любезно с вашей стороны. – Он взглянул на внучку. – Полегче с Грейли. Бедняга явно не в себе. – Улыбнувшись, он заковылял вверх по лестнице за болтавшей без умолку миссис Стиббонс.
Анна тем временем вошла в Голубую, дверь которой услужливо распахнул перед ней Дженкинс, и огляделась. Ярко освещенная множеством узких окон, с мраморным камином и панелями из красного дерева, цвет которых гармонировал с темно-красными тонами обюссонского ковра, гостиная производила приятное впечатление, хотя и оставляла некоторое ощущение незавершенности. Наверное, из-за мебели: стулья и скамьи принадлежали к различным эпохам и не вполне сочетались друг с другом, хотя и те и другие выглядели очень старинными.
С задумчивым видом Анна провела пальцами по краю инкрустированного слоновой костью столика и улыбнулась. Ее всегда возбуждала возможность испытать себя. К тому же дети нравились ей гораздо больше взрослых – по крайней мере тех, которых она знала. Дети есть дети. Их прямота, глубоко ранящая подчас, их капризность и своеволие – где бы и с кем бы они ни были, неуемное стремление к приключениям, так мешающее учебе, и крайнее нетерпение были ей хорошо знакомы.
Кроме того, поскольку ей доставались только самые строптивые дети, Анне приходилось подолгу находиться с ними, чтобы выяснить причины их неуправляемости. Ей это даже стало доставлять удовольствие, ибо она быстро обнаружила, что поведение ее подопечных в точности отражает взаимоотношения в семье. Чтобы унять бешено скачущие мысли, Анна попыталась представить себе своих будущих воспитанников. Что заставляет их так себя вести? Подойдя к стоящему у камина креслу с высокой спинкой, она положила руку на его подлокотник, провела пальцами по искусной гравировке в виде плюща и задумалась: «Что же я скажу Грейли? „ Ей потребуется его поддержка, и неизвестно еще, как он к этому отнесется. Анна вздохнула. «Если бы Сара была здесь! Уж она-то хорошо знает своего брата“. Пока что все было не так уж и плохо. Но было бы еще лучше, если бы ей удалось склонить Грейли к сотрудничеству.
«Если бы я умела колдовать», – улыбнулась Анна своим мыслям и погладила рукой потертый бархат обивки. Он был на удивление гладким и напомнил ей о бархате в голосе графа.
– Мисс Тракстон, – из задумчивости ее вывел голос графа, – Дженкинс сказал, что вы хотите поговорить со мной.
Изобразив на лице приветливое выражение, Анна повернулась к своему нанимателю – он был раздражен и одновременно огорчен.
Глава 7
Говорят, Грейли детально продумывает каждое свое начинание и никогда не занимается вещами, не приносящими выгоды.
Неудивительно, что он до сих пор не женат.
Леди Бристол – виконту Ивенстоку, танцуя контрданс в «Олмаксе».
Скрестив руки на широкой груди, Грейли стоял опираясь на косяк двери и пристально смотрел на Анну.
– Нравится? Я в прошлом месяце купил на частном аукционе.
– Кресло? – Анна вдруг поняла, что все еще поглаживает бархатную спинку. – Ах, да, замечательное кресло, – согласилась она.
– Любимое кресло Генриха Восьмого, которое он унаследовал от отца. Присядьте. Очень удобно.
Узнав, что на этом самом бархате восседал зад Его Величества, Анна отдернула руку в притворно-благоговейном трепете: «Приложиться таким образом?! « Она была слиш-ком хорошо воспитана. К тому же она подумала, что кресло ветхое и вряд ли выдержит ее. Ей не хотелось начинать свою работу в Грейли-Хаусе с поломки любимой мебели хозяина дома.
– Нет, благодарю вас.
– Садитесь же! – Грейли шагнул к ней. – Оно и двоих выдержит. Его делали в те времена, когда на первом месте была надежность, а только потом стиль.
Кресло и в самом деле выглядело прочным. Прочнее, по крайней мере, своих собратьев, украшающих ныне многочисленные салоны и гостиные Лондона. Анна посмотрела на графа, и их глаза встретились.
– Я боюсь сломать его, – призналась она.
– Сколько же вы весите? – недвусмысленно спросил граф Грейли.
– Мой вес не имеет никакого отношения к моим обязанностям, которые я хотела бы с вами оговорить. Похоже, вы не понимаете.
– Понимаю. Не хуже вашего. – Он бесцеремонно окинул взглядом ее фигуру. – Где-то около восьми стоунов[1]1
1 стоун – приблизительно 6, 35 кг. – Примеч. ред.
[Закрыть], не так ли?
Анна пришла в негодование:
– Я не собираюсь с вами это обсуждать! Наш разговор сугубо деловой.
При этом она подумала: «Как же, деловой! Словно зубы рвать или ехать в упряжке отвратительно пахнущих лошадей». Правая бровь графа насмешливо взлетела вверх.
– Тогда девять стоунов. Наверняка. – Он бесцеремонно уселся в кресло. – Пустяки. Видите? Я вешу больше вашего, а оно даже не скрипит.
Скрестив руки на груди, он с видом победителя смотрел на нее – глаза в глаза, на одном уровне, так близко, что Анна видела, как его длинные густые ресницы («такие же, как у Сары», – пронеслось у нее в голове) переплетаются в углах глаз. У нее замерло сердце.
«Боже, я теряю голову, – подумала она. – Принять горячую ванну, плотно пообедать и не думать ни о длине его ресниц, ни о форме его рта, ни, тем более, о том, какими глубокими могут быть его глаза и какие у него ноги».
Граф встал и указал на кресло.
– Садитесь!
Теперь, к счастью, его глаза не были так близко. Зато она могла обозревать его великолепную шею и даже коснуться ее. (Анна представила, как она медленно проводит пальцем по его горлу, доходит до волевого подбородка, затем снова вниз, к его широкой груди.) Ужаснувшись собственной порочности, Анна обреченно села в кресло. К ее удивлению, кресло действительно оказалось удобным, а толстое сиденье было даже мягче, чем она ожидала.
– Замечательно! – выдавила она из себя.
На лице графа мелькнуло подобие улыбки, он повернулся и приоткрыл шторы на окнах. Солнечный свет заиграл в ее волосах, и они приобрели цвет расплавленного золота.
– С тех пор как я почти семнадцать лет назад въехал в этот дом, я стараюсь превратить Грейли-Хаус в подлинное родовое гнездо.
– Это хорошо! – Анна оглядела комнату, удивившись лепным украшениям в форме короны. – Снаружи дом выглядит строгим, но внутри он прекрасен!
Граф удивился и подумал, что впервые слышит от нее положительный отзыв.
– Да, вы правы. Не все замечают это. – Не отрывая от нее взгляда, он оперся одной рукой о каминную полку из зеленого мрамора, другую сунул в карман. – Ребенком я приезжал сюда на каждое Рождество. Это был единственный день в году, когда я видел своих родственников Эллиотов.
– С тех пор дом, наверное, сильно изменился?
– Да, в те годы он был настолько ветхий, что просто разваливался на куски, впрочем, как и сами Эллиоты. Я отремонтировал его. Но его внешний вид – это как бы лицо нашего рода, который я не могу изменить. Правда, это вопрос точки зрения. Зато внутри… – Он окинул взглядом комнату, ее причудливую лепнину стен и изящную отделку оконных рам. – Это мое. Когда-нибудь он обретет должное великолепие.
Анна поняла, что, помимо разочарования, в голосе графа сквозила гордость. Она внезапно осознала, что смотрит на Грейли с одобрением. Она встала и откашлялась.
– Всех лягушек поймали? Он пожал плечами.
– Чума, по выражению миссис Стиббонс, оказалась всего лишь дюжиной маленьких лягушек, которые были безумно рады вернуться обратно в пруд.
– Замечательно, – сказала Анна. – Граф, нам нужно кое о чем договориться. Если вы хотите, чтобы поведение ваших подопечных исправилось на более-менее длительный срок, а то и на всю жизнь, – нам придется действовать сообща.
Граф Грейли предостерегающе поднял ладонь.
– Я ожидал этого!
– Ожидали чего? – Она решила, что просто так не сдастся.
– Анна, давайте раз и навсегда определимся. Мне не нужна гувернантка, которая станет меня учить, как обходиться с моими подопечными. Я же не пытаюсь учить вас латыни. Занимайтесь своими делами, а мне позвольте заниматься моими. У детей хромает дисциплина и не хватает прилежания в учебе – вот и работайте над этим.
Внутри у нее все закипело, но ей удалось сохранить улыбку на лице – ледяную улыбку.
– А по-моему, совершенно ясно, что дети абсолютно неуправляемы. Если бы это было не так, вы не упрашивали бы меня заняться ими.
– Я не упрашивал. Я просил, – поправил он ее.
– Мне что, напомнить, как вы выменяли меня у лорда Аленконта, этого зануды, как вы изволили выразиться, на неделю охоты? Вряд ли уважающий себя человек станет так себя вести. Вы были в отчаянии, признайте это.
– Я признаю лишь то, что вы находитесь в моем доме и будете выполнять обязанности гувернантки, а не учить меня жизни.
Спорить с графом было бесполезно. Она понимала, что он самый упрямый и самонадеянный из Эллиотов. И ее положение в этом доме не самое завидное. К сожалению, с графом надо было общаться.
– Коль уж мы затронули этот вопрос, не были бы вы так любезны объяснить мне, граф, в чем, по-вашему, заключаются обязанности гувернантки? Кроме латыни, конечно.
Он коротко пожал плечами.
– Учить детей всему, что знаете. – И?..
– Прививать хорошие манеры.
– Но только в детской?
– Я уже говорил вам, что если вам удастся улучшить их поведение в детской, оно улучшится и вне ее.
Анна открыла было рот, чтобы возмущенно ответить, но граф продолжал:
– Кроме того, позаботьтесь, чтобы они точно следовали расписанию.
– Расписанию?
– Да. Я составил его после того, как от них сбежала третья гувернантка. Это единственное средство держать детей в узде.
Анна иронично усмехнулась:
– А подбрасывать лягушек в постель опекуна в нем тоже предусмотрено?
На этот раз он разозлился:
– Вы всегда так язвительны со своими нанимателями?
– Нет, только если им изменяет здравый смысл. Послушайте, Грейли, я лучшая гувернантка в Лондоне. Все это говорят. Как вы думаете, добилась бы я этого, если бы только кивала и улыбалась?
– Вы что, и на такое способны?
– А вы, похоже, способны только по-идиотски мечтать, что воспитание детей можно ограничить пределами детской. В этом-то, видно, все дело. Нам необходимо объединить усилия, если мы действительно хотим добиться заметных перемен в их поведении.
Грейли помолчал, глядя на нее.
– Думаете, нам и в самом деле следует сотрудничать? – наконец спросил он.
– Да, и будет лучше, если они услышат это не только от меня, но и от вас. Я поддерживаю вас, вы поддерживаете меня. Это же так просто.
– Гувернантки не указывают хозяевам, что делать.
– А много хороших гувернанток вы видели? – спросила она терпеливо.
В его глазах блеснул веселый огонек.
– Я уж думал, что хороших не существует. Одни напыщенные дуры.
– А я то же самое думала о своих нанимателях, – возразила она. – Ну что, согласны?
В ожидании ответа Анна невольно задержала дыхание. После паузы, показавшейся ей вечностью, граф медленно кивнул.
– Хорошо. Позже мы обсудим наши действия. Я, разумеется, буду поддерживать вас, если вы будете отвечать мне взаимностью.
– Благодарю вас, – с облегчением вздохнула Анна. «В конце концов, бывало и труднее», – подумала она, наблюдая за остывающим графом. Тот вдруг направился к двери.
– Пойдемте со мной, мисс Тракстон.
«Что он задумал? « – думала Анна, следуя за ним по коридору мимо впечатляющего старого фламандского гобелена с батальной сценой. Они пересекли холл и прошли через две огромные двери. Внезапно Анна остановилась. Ей еще не доводилось бывать в комнате величественнее этой. Из ухоженного сада через длинный ряд застекленных дверей в нее лились потоки света, отражавшегося на дубовых панелях и теплыми бликами игравшего на бесчисленных полках. Затейливая вязь балясин окаймляла ступеньки, ведущие на второй этаж, где также виднелись дубовые шкафы.
Еще больше ее поразила великолепная фреска, на которой была изображена борьба Истины и Добродетели с Ленью и Невежеством. Нежно-голубой, темно-лиловый, солнечно-желтый и ярко-малиновый тона блестяще выполненной композиции делали ее поистине незабываемой.
Анна перевела взгляд на ожидающего ее реакции графа.
– Превосходно!
Он едва сумел скрыть радость за доставленное ей удовольствие.
– Это пока единственная комната, в которой воплотились мои замыслы. Но настанет день, когда преобразится весь дом.
На полу лежал золотисто-красный ковер, в углу стоял огромный письменный стол из красного дерева, а вдоль стены до камина – прекрасная коллекция античных стульев. Но все это великолепие меркло в сравнении с количеством книг, заполнявших комнату, – все полки были забиты ими.
Анна медленно пошла вдоль стены, слегка касаясь пальцами кожаных корешков. Остановилась.
– Байрон?
Граф пожал плечами.
– Воплощенное неистовство.
– Вы его поклонник?
Она невольно продекламировала:
Как шум листвы, как сладость сна,
Как свежесть тихой звездной ночи,
Прекрасен твоего лица овал,
Твои сияющие очи.
Слова повисли в тишине. У Анны потеплело в груди Она и представить себе не могла, чтобы Грейли, воплощающий в себе физическую силу, читал романтичного Байрона.
– И я очень люблю Байрона, – призналась она. Стихи сыграли с ней странную шутку: на мгновение ей показалось, что она знает Грейли уже много лет и что он ближе ей, чем она себе представляла. В следующее мгновение иллюзия рассеялась, и она горько усмехнулась, вспомнив их споры. Чтобы прервать неловкое молчание, она повернулась к полкам.
– Неужели вы все это прочли?
Граф оперся о стол, заслонив своими широкими плечами выход из комнаты.
– Еще нет. Я предпочитаю неторопливо наслаждаться книгами, а не проглатывать их.
В голосе графа было нечто, заставлявшее с вниманием относиться к его словам. Он как будто взвешивал, пробовал на вкус каждое слово. Чуть скосив глаза, Анна увидела, что Грейли по-прежнему смотрит на нее. Вздохнув, она сказала:
– Я люблю читать. И настаиваю, чтобы мои воспитанники читали.
– Если даже вам просто удастся заставить их сделать что-нибудь, вы совершите больше, чем все предыдущие гувернантки вместе взятые.
– Сколько же их было?
– Я уже сбился со счета. – Он взял с письменного стола листок бумаги и протянул ей.
Анна с неохотой оторвалась от книг и подошла к нему.
– Расписание?
– Для каждой дисциплины я выделил по полчаса. Думаю, – с оттенком гордости сказал Грейли, – я все учел: история, греческий, латынь.
– Оставьте его себе, – Анна вернула ему листок. – Я не составляю расписаний.
– Тогда как же вы распределяете время?
– Я ставлю цели каждую неделю и стараюсь не ограничивать детей временными рамками. Затем мы каждое утро составляем план занятий на целый день.
Граф Грейли нахмурился.
– Я настаиваю на расписании, коль уж мы условились сотрудничать.
– Конечно, я не против, но вряд ли стоит рассчитывать, что дети будут ему следовать.
– Почему бы и нет? Я составляю расписания для слуг и нахожу это очень удобным. Они убирают по вторникам, стирают по четвергам и так далее. Это экономит массу времени и очень эффективно.
– Да, Грейли, но дети – не слуги. Вы что, не помните себя в детстве?
По выражению его лица Анна поняла, что не помнит. Как можно не помнить? В детстве и юности наслаждаться свободой, роскошью – думать, что все время мира принадлежит тебе. Но как же такое могло случиться? Сара рассказывала ей о своих шалостях, о купании в пруду, о том, как утащила у одного из братьев перочинный нож, чтобы вырезать кролика из сука старого дуба. Как получилось, что брат Сары оказался лишен памяти детства? «Похоже, пора написать Саре», – подумала Анна. Как бы то ни было, нужно было убедить Грейли позволить ей самой составить распорядок для детской.
Стук в дверь возвестил о приходе дворецкого.
Войдя, Дженкинс поклонился.
– Милорд, комната мисс Тракстон готова. Анна обрадовалась:
– Замечательно! С удовольствием отдохнула бы перед обедом. – Она заспешила к двери. – Спасибо, что уделили мне время, граф. Ваша библиотека действительно великолепна.
Грейли удивился:
– Вы что, убегаете? Анна остановилась.
– Я никогда не убегаю. Я просто ухожу от разговора, который нам обоим неприятен.
Граф Грейли только развел руками. Он не привык иметь дело с прямодушными людьми. В роду Эллиотов откровенность была не в чести.
– Ладно, мисс Тракстон. Но мы еще вернемся к расписанию. Так или иначе.
В ее глазах запрыгали чертики. Она добилась своего.
– Непременно вернемся после того, как я съем что-нибудь.
Граф Грейли взглянул на Дженкинса:
– Мисс Тракстон устала и проголодалась. Проводите ее в комнату и скажите миссис Стиббонс, чтобы она принесла ей ленч.
– Я думаю, миссис Стиббонс уже позаботилась об этом. – Дженкинс открыл дверь и поклонился: – После вас, мисс.
Анна сделала изящный реверанс и выскочила за дверь. Она почти бежала, упруго ступая, и от ее стройных ног, грациозно двигающихся под накрахмаленными юбками, невозможно было отвести глаз.
Грейли, засунув руки в карманы, вышел из библиотеки и покачал головой. Он мог быть откровенен с собой – Анна Тракстон оказалась упрямее и привлекательнее, чем он думал, а серьезно увлекаться не входило в его планы. Правда, ему нравились красивые женщины. Если бы она меньше спорила. Хотя ему не на что жаловаться – он заполучил ее за целое состояние. Осталось только отучить ее совать нос не в свои дела.
Граф с досадой вспомнил огонек в ее глазах и вдруг засмеялся. «А эта девица не промах», – подумал он. Уже много лет никто не смешил его.
