Текст книги "Серьёзные отношения"

Автор книги: Карен Брукс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Тина окликнула его, но ответа не последовало. Оставив завтрак на столе, она поспешила в кабинет, посчитав, что его отвлекло что-то важное, и он не расслышал ее зова.

Дверь кабинета была распахнута настежь.

Он стоял, держа в руках телеграмму, взгляд его был устремлен на текст. Черты лица исказились, щеки побледнели, губы сошлись в узкую линию. Он не заметил ее появления.

– Дьюк! – Тину взволновала и напугала его мрачная отрешенность, так не похожая на настроение последних недель.

Он медленно поднял голову и повернулся к ней. В глазах застыло безразличное, отсутствующее выражение. Когда его взор упал на ее живот, Тина заметила, как в глазах Дьюка на миг появилось выражение глубокого страдания.

– Что случилось?! – воскликнула она, охваченная паническим страхом.

– Ничего, – буркнул Дьюк себе под нос, быстро отвернулся, судорожно комкая в руке лист бумаги. Он скатал телеграмму в шарик и с ожесточением запустил его в мусорную корзину.

Он солгал ей, Тина чувствовала это.

– Я звала тебя завтракать, – слабым голосом произнесла она.

– Извини, не расслышал. – Он вымученно улыбнулся и шагнул к ней. – Тогда пойдем есть.

Аппетита у него в это утро совсем не было. Он вяло ковырялся в еде, жевал яичницу так, будто она была каменной. Отломив кусок поджаристого тоста, он положил его в рот и принялся равнодушно жевать, как механическая кукла. Из чашки с кофе он отпил всего два-три глотка.

Наконец он решительным жестом отодвинул от себя тарелку и чашку.

– Я решил отправиться погулять на все утро, – мертвенным голосом объявил он. Они быстро обменялись взглядами. – Сиди, Тина, – сказал он и, оттолкнувшись от стола, встал на ноги и опять неискренне улыбнулся. – Я знаю, как ты обожаешь посидеть за чашечкой кофе.

Он даже не поцеловал ее на прощание, как делал всякий раз, перед тем как куда-то отправиться, и торопливо покинул кухню. Тина не пыталась остановить его.

Она долго сидела неподвижно, стараясь уверить себя, что ничего страшного не произошло. Но обмануть себя ей так и не удалось. Она чувствовала – что-то произошло, что-то, способное разрушить их союз, навеки оторвать его от нее.

Внезапно Тина вспомнила о бумажном шарике в корзине для мусора. А что, если посмотреть, узнать, в чем все-таки дело? Конечно, так поступать нехорошо, но что, если это единственный шанс спасти их общее будущее?

Уходя, Дьюк захлопнул дверь в кабинет. Тина осторожно открыла ее. Раньше она никогда не заходила без спросу в эту комнату, но сегодня был особенный день. Она медленно опустилась на колени перед корзиной для мусора и выхватила из бумажного хлама тот самый шарик. Пальцы Тины, когда она пыталась разровнять измятую бумагу, сильно дрожали.

Тина не ощущала чувства вины. После того, что произошло сегодня утром, она просто обязана узнать обо всем. Изображать и дальше счастливое неведение невозможно. И какой бы горькой ни была правда, она сможет вынести все.

16

Текст сообщения оказался очень коротким:

Решение принято. Дата – 21 августа. Если мы можем как-то помочь, только скажи. С глубокой симпатией и поддержкой

Энн.

Тина ничего не понимала. Что это все означает? Если в дело втянута Энн Йорк, значит, все упирается в какую-то юридическую проблему. Но что же это за проблема, раз Дьюк весь переменился, получив это известие?

Возможно, все это связано с тайной Дьюка и его пребыванием в Америке. Но большего извлечь из написанного Тине не удалось, как она ни старалась.

Утро тянулось удивительно медленно. Было уже далеко за полдень, когда Дьюк вернулся домой. Тина полулежала в одном из черных кресел в гостиной. От волнения и переживаний ей стало нехорошо, кружилась голова, слегка подташнивало. Услышав, как открывается входная дверь, она постаралась одолеть слабость и сесть прямо.

Что бы Дьюк ни делал, пока Тина переживала невыносимые часы тревоги, лучше он выглядеть не стал. Он вошел в комнату, даже не заметив ее присутствия. Его плечи ссутулились, лицо посерело, на нем застыло мученическое выражение, как у тяжелобольного, но взгляд сверкал мрачной решимостью.

– Тебя долго не было, – заметила Тина так беззаботно, как только смогла.

Он замер на месте и странно дернулся, уставившись на нее в упор. Тина заметила, что он смотрит на нее, как будто видит в первый раз. Так смотрят на посторонних, не вызывающих ни интереса, ни чувств людей. Виски Тины сжала боль, к горлу вновь подступила тошнота.

– Мне надо было многое сделать, – тихо ответил он.

– Что ты скрываешь от меня, Дьюк? Что произошло на самом деле? – Тина говорила жестким обвиняющим тоном.

– Мне нужно срочно лететь в Америку, Тина. Я должен. – Отчаяние, слышавшееся в его голосе, делало невозможным возражение.

– Когда ты должен ехать? – спросила она, стараясь сохранять спокойствие и ясность мысли.

– Завтра.

– И на какое время?

– Не знаю. Может быть, на неделю, а может, и на несколько месяцев. Я действительно не знаю.

Тина глотнула воздуха.

– Тогда я поеду с тобой. Я отлично смогу родить нашего ребенка и там, – стараясь говорить уверенно, заявила она, решившись не отдаляться от него, что бы ни произошло.

Он грустно покачал головой.

– Нет, Тина, не делай глупостей. В твоем положении путешествие может стать роковым. У тебя ведь каждую минуту могут начаться схватки. Я поговорил с Йорками: они согласны пока принять тебя у себя. Они помогут тебе, Тина, у них тебе будет лучше…

– Перестань все решать за меня! – взорвалась Тина. Она вскочила на ноги, не обращая внимания на боли в пояснице. – Я сама соображу, что для меня лучше, Дьюк! И я собираюсь лететь с тобой в Америку. Я не хочу оставаться здесь одна, без тебя – ни с Энн, ни с кем бы то ни было еще!

На Дьюка ее слова произвели не больше впечатления, чем выкрики говорящего попугая. Он спокойно повторил:

– Я не могу взять тебя с собой, Тина.

– Но ты же хотел быть рядом, когда родится наш ребенок! – яростно закричала Тина. – Как же ты можешь оставить меня сейчас, именно в тот момент, когда наш ребенок вот-вот должен появиться на свет?

Он резко отвернулся и подошел к окну эркера. Было заметно, как тяжело он дышит. Некоторое время простояв неподвижно, он опустил голову и медленно, через силу заговорил:

– Прости меня, Тина, я действительно обещал это. Но пойми и ты: как бы я ни хотел этого, я не смогу быть сейчас с тобой.

Эти извинения не смягчили Тину. Да и какое оправдание можно найти столь возмутительному поведению! Ее буквально трясло от гнева и злости. Все ее намерения сохранять выдержку полетели к черту. Она с трудом выпрямилась, превозмогая усиливающиеся боли в пояснице. Ее голос дрожал и срывался, когда она обратилась к Дьюку:

– Скажи мне правду, умоляю тебя! Почему ты не можешь быть сейчас со мной?

Он не отвечал.

– Дьюк, бога ради! Мы ведь теперь одна семья. И нам нельзя больше расставаться. Пускай мы и не женаты, но все равно мы семья и везде должны быть вместе.

– Тина, надеюсь, что не задержусь там надолго, – с трудом произнес он.

– Этого недостаточно, Дьюк.

– Я предупреждал тебя, что рано или поздно это произойдет. – Его голос казался безгранично усталым.

Ослепленная яростью и страхом потерять его, Тина вновь кинулась в бой.

– Дьюк, если ты, черт побери, не назовешь ни одной причины, по которой я не могу ехать с тобой, то можешь тогда вообще не возвращаться! Я уеду отсюда и заберу ребенка, и ты его не увидишь!

Он резко повернулся к ней.

– У тебя хватит совести так обойтись со мной? Ты хочешь отнять у меня моего ребенка?

Тина побагровела от нестерпимого стыда, однако гордость не позволяла ей отступить, и она продолжала обиженным тоном:

– Ты бросаешь меня тогда, когда нужен больше всего, Дьюк!

Его лицо мучительно скривилось.

– Ради твоего блага я целых восемь лет боролся с собой, со своими желаниями. Неужели ты не можешь подождать меня каких-то пару месяцев?

– Почему? Просто объясни мне почему! – кричала Тина, не желая слушать никаких уговоров.

– Бога ради, Тина! Замолчи!

– Нет уж, – злобно огрызнулась она. – Не замолчу! Не желаю больше сидеть в одиночестве. Ни восемь лет, ни восемь месяцев, ни восемь недель, ни даже восемь дней! Не желаю расставаться без причины! И не надейся, что я соглашусь!

Он заметался по комнате, потом вдруг остановился и с мукой во взоре посмотрел на нее.

– Я всегда шел тебе навстречу, Тина, заботился о тебе. Чего тебе не хватает? Я остаюсь с тобой, у нас будет ребенок.

– Ты сам хотел меня, Дьюк, – продолжала она спорить. – И ребенка ты тоже хотел.

– Да, хотел, идиот я несчастный! – завопил он.

– Почему ты так говоришь?

– Неужели не понимаешь?

– Нет, не понимаю!

– Ну так ты должна понять это. Должна понять! – твердил он, прожигая ее ненавидящим взглядом. – Как ты считаешь, почему я оставил тебя девять лет назад?

– Я так этого и не поняла.

– Я слишком сильно тебя хотел. Ты сумела возродить меня к жизни, дала мне радость, разогнала мои мрачные мысли. Ты заставила меня снова поверить, что я хоть на что-то гожусь! Я не должен был вообще с тобой встречаться! Но я не смог устоять, не смог… Ты нравилась мне все больше и больше. Если бы все это было чем-то легким, необременительным… но ты была серьезной, строила планы на будущее… А я не мог тебе этого дать, слышишь, Тина? Не мог! Ты наконец поняла?!

Она покачала головой. То, что он лихорадочно и сбивчиво бормотал, никак не объясняло его странного поведения.

– Ты просто не хочешь понять, ведь так? – язвил он. – Тебе гораздо удобнее существовать в своем уютном воздушном мирке грез. Он ведь такой хорошенький и ясный! Но надо смотреть в лицо правде, Тина, жить в настоящем мире, а не в мечтах.

– О какой правде ты толкуешь, Дьюк?

– Ты говорила, что после моего ухода стала жить только карьерой, но это неправда. Иначе бы ты согласилась на мое первоначальное предложение. Но ты захотела другого, стала строить планы совместного будущего…

Он стоял перед ней, тяжело дыша. Его рука яростно рубила воздух прямо у лица Тины, в то время как он продолжал обвинять ее:

– Быть со мной, работать со мной… Вот о чем ты просила. Но ведь для тебя этого было мало, правда? Поэтому ты решила завести ребенка. Моего ребенка. А теперь ты шантажируешь меня, заставляя остаться с тобой тогда, когда я этого не могу сделать!

Тина сжалась, словно от удара.

– Это не шантаж. Ты сказал, что любишь нашего ребенка. Значит, ты мне лгал? Иначе почему ты не хочешь быть здесь, когда он родится?

– Значит, все, что я сделал для него, уже ничего не значит? – набросился на нее Дьюк. – Я из кожи вон лез, чтобы наш ребенок не знал горя и нужды, всегда был обеспечен… И ты тоже вместе с ним! Мы не женаты, Тина, и что бы ты ни говорила о том, что мы одна семья, я никогда не лгал тебе, не обещал жениться. Зачем бы тогда нужна была вся эта суета с фондом и домом, купленным на твое имя?

– Я не просила тебя жениться, – отбивалась она. – Я просто хотела быть с тобой, но ты, видно, этого не желаешь, раз не объяснил, почему вдруг тебе так срочно понадобилось уехать.

– А ты и не хочешь этого знать! Если бы действительно хотела знать, то могла бы кое о чем догадаться сама!

– Ах, простите меня, круглую дуру! – выпалила она, но тут же, перепугавшись, что перегнула палку, взмолилась: – Дьюк, я действительно ничего не понимаю, скажи же мне!

Он остановился. Никогда еще Тина не видела на его лице такого выражения, затравленности.

– Ну что же, будь что будет, – с трудом выдавил он.

На мгновение Тина смутилась и уже хотела было пойти на попятный. Но потом собралась и приказала себе успокоиться. Неведение уже стоило ей многих страданий, нужно узнать всю правду, какой бы тяжелой она ни была.

– Я женат, Тина. Я женился совсем молодым, за много лет до нашей с тобой встречи. Мы живем порознь уже одиннадцать лет, но по закону она считается моей женой, а я – ее мужем.

У Тины закружилась голова, перед глазами поплыли цветные круги. Дьюк женат… женился одиннадцать лет назад… сколько же ему тогда было лет? Ах да, всего двадцать два – двадцать три… Нет, это расстался с ней он одиннадцать лет назад… Почему же они расстались? Кто его жена? Так это к ней он ездил в Америку? Значит, он надеется, что жена снова примет его, согласится начать все сначала… А она, Тина, только временная замена, отдушина для удовлетворения его желаний.

Тина прикрыла глаза и сосчитала до десяти, пытаясь успокоиться, разобраться в путанице мыслей.

– Ты должен был сказать мне об этом еще тогда, девять лет назад, – еле пролепетала она.

Он прикрыл глаза рукой, словно хотел отгородиться от происходящего.

– Я не решился…

– Почему же ты не сказал мне об этом в прошлом году?! – крикнула она.

Его рука медленно опустилась. На Тину смотрели бесконечно усталые, враз состарившиеся на полвека глаза.

– Какое это могло иметь значение? Ты же была в курсе, что я не собираюсь на тебе жениться. И ребенка ты решила завести на свой страх и риск… Неужели тебе было бы легче, если бы ты знала, что я женат?

Она вспомнила свое отчаяние, страх, что Дьюк отвергнет ее, радость, испытанную в его объятиях. Если б он хоть словом обмолвился тогда, что женат…

– Ты сказала, что я для тебя единственный мужчина, – жестко напомнил Дьюк. – Но ты сама захотела жить со мной без брака, Тина! Разве для тебя было бы лучше постоянно терзаться виной за то, что ты живешь с женатым человеком, разбиваешь его семью? Я освободил тебя от угрызений совести и сознания вины, ты имела все, что желала.

Тина покачала головой, не зная, что и сказать. Если б она узнала раньше, что он принадлежит другой женщине…

– Твоя жена, – выдавила она. – Почему она не живет с тобой уже столько лет?

Поглядев на Дьюка, Тина похолодела от страха. Он был похож на древнего, бессильного старика, на ходячий труп. Открыв рот, он бесстрастно выговорил:

– Она всегда живет со мной, в моем сердце. Всегда жила и всегда будет. Единственная женщина, которую я любил и люблю.

Тина ощутила, как бледнеет.

– Ты любишь ее… так сильно…

– Да.

Он любит другую, а не ее, Тину Форрест. Любит ту, на ком женат. Он не разводится с ней, хотя она не желает жить с ним. Продолжает ее любить без всякой надежды на взаимность… И будет любить всегда, до своего последнего вздоха… Боже мой, как же это несправедливо!

Она обречена на безнадежную любовь к человеку, который страдает от безнадежной любви к другой…

– Ты едешь к ней в Америку, – безжизненно произнесла Тина.

– Да.

– Но она не хочет жить с тобой.

Лицо его дернулось.

– Один бог знает, чего она хочет! Я готов был на все, лишь бы достучаться до нее, снова ее вернуть. Но мне не под силу разрушить то, что нас разделяет. Сколько сил я потратил, стараясь, чтобы у нас все пошло по-прежнему! Я сражался, пока не почувствовал, что теряю рассудок. Тогда я решил уехать. Я спасался от тоски и одиночества в своей работе, в пьесах…

– А как же я? – горько покачала головой Тина.

– Ты принесла мне огромное счастье, Тина, – признался он и добавил, пожирая ее глазами: – Думаю, и я дал тебе немного счастья.

– Да, так и есть, – призналась она в ответ.

Никакого счастливого конца. Дьюк никогда не обманывал ее на этот счет. Он прямо и откровенно заявил, что не в состоянии дать ей семью и домашний очаг. Просто она сама себя обманывала, выдавая желаемое за действительное.

– Ты заставила меня признаться тебе, Тина, – напомнил Дьюк равнодушным тоном. – Теперь тебе решать.

Внезапно Тина почувствовала прилив бешеной гордыни. Она вздернула подбородок, выпрямилась, несмотря на грызущую все тело боль. Ее глаза сверкнули. Ладони двинулись к животу, словно желая защитить еще не родившегося ребенка.

– Я хочу понять, почему для тебя так важно отправиться к жене именно теперь. Почему ты не можешь подождать еще пару недель?

Он пристально посмотрел на ее руки, судорожно сомкнувшиеся на животе.

– Я должен, – отрезал он. Его лицо напряглось и, сжав кулаки, он добавил: – Жена для меня важнее. Уеду я или буду здесь, ребенок все равно родится. Но если я не поеду в Америку именно сейчас, мне больше никогда не удастся вернуть жену.

– Что, если у тебя это выйдет, ты останешься с ней?

– Да, останусь с ней.

– А если не выйдет, явишься обратно ко мне и к нашему ребенку. Ведь так?

Он нервно стиснул пальцы.

– Ты хочешь этого, Тина?

Нет, подумала она. Ни за что. Она не желает быть заместительницей за неимением лучшего!

Едва не ослепнув от невыносимой боли, она кинулась, оттолкнув кресло, в холл, а затем в спальню. Здесь Дьюк изменял с нею своей жене, своей единственно любимой на всю жизнь женщине. Возможно, обнимая ее, он представлял ту, другую, на ее месте.

Еле держась на ногах, она подошла к туалетному столику, рывком открыла ящик, где держала бриллиантовые серьги. Она не сможет вспоминать его с теплом после всего сказанного и сделанного. Теперь она знала, почему он ни разу не признался ей в любви, ни разу не заикнулся о браке. Она вытащила бархатную коробочку. Поясницу терзала мучительная боль.

У нее потемнело в глазах. Тина с трудом удержалась на ногах, ухватившись за край тумбочки. Новая, еще более сильная боль прожгла ее тело. Но это была всего лишь обычная физическая боль.

– Тина, – послышался тревожный голос Дьюка. – Тина! – Он появился на пороге спальни.

Каким-то образом она умудрилась повернуться лицом к нему и швырнула к его ногам бархатную коробочку.

– Забирай! Подари их твоей… твоей!.. – закричала она, но запнулась на полуслове. Невыносимая, ломающая кости крестца боль опоясала ее.

– Тина, бога ради…

– Если тебе не составит… особого труда, отвези меня в больницу… прежде чем уедешь…

17

Дьюк, естественно, вместе с ней поехал в родильный дом. Но и даже после того, как Тину поместили в палату для рожениц, не изъявил желания уйти.

– Тебе нет необходимости оставаться, – заявила Тина. В ее глазах полыхала ярость. Не нужны ей больше его лицемерные заботы! – Как ты сказал, будешь ты здесь или в Америке – ребенок все равно родится. Ты прав, от тебя здесь ничего не зависит. Так что можешь убираться!

Его глаза молили о прощении.

– Я хочу остаться с тобой, Тина!

Непонятные ей самой чувства вытеснили на какое-то мгновение обиду и боль. Ладно, пусть остается. Все равно он улетает в Америку только завтра утром. Если роды не затянутся слишком надолго, он успеет увидеть ребенка. Ребенка, о котором никогда и не мечтал, потому что его жена не желала – а может, не могла? – иметь детей.

– Поступай как знаешь, – вяло произнесла она. – Но больше ни на что не рассчитывай.

– Тина. – Он взял ее руку, его пальцы сжимали ее ладонь, выдавая неимоверную взволнованность. – Тина, ты же не станешь от обиды на меня… меньше любить моего ребенка?

– Это мой ребенок. Мой! – Голос Тины звенел от злости. Яркими от ненависти глазами она уставилась на Дьюка. – Ты мне больше не нужен, Дьюк. Не нужен ни твой дурацкий фонд, ни твой дом, ни работа над твоими проклятыми пьесами! Как только я немного оправлюсь, то сразу же уеду с ребенком домой в Австралию и начну новую жизнь. Тебе в ней места не будет, так и знай!

Она выдернула руку, неуклюже переползла на другой край кровати и закрыла глаза, чтобы не видеть его. Спустя некоторое время она услышала звук его шагов и скрип пружин кресла и поняла, что он намерен дождаться рождения ребенка. Она так и не открыла глаз. Что же, пусть посмотрит на своего ребенка, мстительно подумала она. Пусть поймет, что он отверг ради своей бездушной ледышки – супруги.

Но, как ни странно, его присутствие, хотя они не перекинулись ни единым словом, помогло Тине. Рядом с ним ей было легче перенести мучительные боли, не отпускавшие ее тело долгих двенадцать часов.

Ребенок появился на свет около трех часов утра десятого августа.

Тина была настолько измучена, что даже не нашла сил протестовать, когда медсестра передала Дьюку ребенка, завернутого в кружевную пеленку. Она лишь смотрела, как он укачивает дитя. Его лицо смягчилось выражением нежного удивления. Он медленно приблизился к кровати Тины. Затем очень осторожно опустил драгоценный сверток рядом с ней и наклонился поцеловать крошечное красное личико.

– Желаю тебе счастья в жизни, сынок, – тихо прошептал Дьюк. Выпрямившись, он провел ладонью по руке Тины, желая привлечь ее внимание. – Спасибо, – просто сказал он, заглядывая ей в лицо.

Он отвернулся, прежде чем она успела ответить, и ушел, прежде чем до нее дошло, что все равно ничего подходящего сказать нельзя. Все кончено. Дьюк больше никогда не вернется.

Когда ее взгляд упал на лежащего рядом сынишку, пустота в душе, образовавшаяся с уходом Дьюка, заполнилась материнской любовью. Она была довольна, что родился мальчик. Уже сейчас было видно, что у него будут такие же черные волосы, как у отца. Пусть она безнадежно любила целых девять лет Дьюка Торпа. Теперь ей было все равно. У нее в любом случае есть утешение – его сын.

Через какое-то время ее перевели в отдельную палату. Ребенком занялись врачи и сестры, а Тина, блаженно вздохнув, крепко заснула.

Когда она проснулась, был уже полдень. Дьюк, наверное, уже летит в Америку, подумала она. Интересно все же, что должно произойти двадцать первого августа? Хотя ей-то что? Ее это больше не касается. Даже если на это число назначен его развод с женой, то на ее будущем это уже никак не отразится. С сегодняшнего дня она начинает новую жизнь.

Она назовет его Алан. Да, Алан Форрест – отличное имя! Правда, Дьюк хотел, чтобы, если родится сын, они назвали его Патрик – в честь его ирландского происхождения. Но теперь его желания не имеют никакого значения.

Вошла медсестра с очередными букетами – белые маргаритки для Тины и голубые ирисы для новорожденного.

– А, не пришлось вас будить, – добродушно сказала она. – В это время мы кормим рожениц, чтобы было достаточно молока для ребенка. У вас на редкость здоровый малыш, мисс Форрест. И кричит он так, что у всех уши закладывает! Он просится к вам.

Тина рассмеялась от удовольствия при мысли о том, что сын рвется к ней, пусть даже чтобы только поесть.

– Я поставлю это здесь, ладно? – спросила медсестра, водружая цветы на передвижной поднос в изножье кровати. – Их прислали из Австралии. И еще вот это. – Она протянула Тине прилагавшийся к цветам конверт.

Дьюк, должно быть, написал семье о предстоящем рождении ребенка, подумала Тина, быстро вытаскивая открытку из конверта. Ее глаза расширились от удивления, когда она прочла:

Звонил Дьюк. Он устроил для меня билет в Англию, чтобы я побыла с тобой и ребенком. Увидимся через пару дней. Держись. Люблю.

Дженни.

Из глаз Тины потекли непрошеные слезы.

– Надеюсь, там не плохие новости? – встревожилась добродушная медсестра.

– Нет. Хорошие, – уверила ее Тина, робко улыбаясь. – Ко мне приезжает сестра.

– Прекрасно! Сейчас я принесу вам чашечку замечательного чая, потом закажу завтрак.

Тина долго размышляла над этим последним великодушным жестом Дьюка. Видимо, следует еще раз все тщательно обдумать. Но позднее. Когда все немного утрясется и встреча с отцом ее ребенка уже не причинит ей столько боли.

А теперь, теперь у нее тоже есть кого любить. У нее есть маленький Алан. При мысли о ребенке теплая волна радости омыла ее сердце. Женщина, у которой есть ребенок, никогда не будет одинокой.

Младенец дремал в уютном гнездышке на локте Тины, когда Энн Йорк постучала в дверь, нарушив мирное уединение матери и сына.

– Ты не против, если я войду? – спросила она, вопросительно улыбаясь.

Энн невольно ассоциировалась у Тины с Дьюком, так что она испытала мгновенный укол неприязни, но быстро подавила это чувство. Ведь Энн столько раз помогала ей!

– Заходите, пожалуйста, и большое спасибо за цветы.

– Не за что. Он спит? – прошептала Энн. Осторожно, стараясь не шуметь, она подошла поближе. – О, какой он красавчик! – мягко произнесла она. – Как две капли воды похож на Дьюка.

От подобного сравнения сердце Тины болезненно сжалось.

Миссис Йорк дружески протянула ей руку.

– Жаль, что Дьюк не может разделить это счастье с тобой, Тина, – сказала она сочувственным тоном.

– Ему пришлось уехать. – Тина старалась говорить равнодушно.

– Знаю.

Тина собрала все самообладание, приказав себе держаться стойко. Нужно показать, что теперь она и Дьюк, – чужие люди.

– Дьюк сказал, что все устроил и договорился, чтобы я какое-то время провела у вас, но я не хочу этого. Через два дня приезжает моя сестра, и мы с ней отлично со всем справимся.

– Конечно. Но если мы чем-то сможем помочь, смело обращайся к нам.

Эта забота вызвала у Тины нервный смешок.

– Не могу больше скрывать от вас правду, Энн. Дьюк мне все рассказал. Я знаю, что у него есть жена.

– О! – Энн смутилась. Она придвинула стул поближе к кровати и села. В проницательных серых глазах отразилось понимание. – Мне кажется, Тина, это стало для тебя ударом.

– Да.

– Эта дата… – вздохнула Энн. – Для него это самый последний шанс.

– Да, – послушно согласилась Тина.

Энн перевела глаза на младенца. Озабоченное выражение на ее лице сменилось нежной улыбкой.

– По крайней мере, Дьюк смог присутствовать при родах и увидел своего сынишку. Хорошо уезжать со столь приятным воспоминанием.

Тина почувствовала нарастающее негодование. Что бы ни сделал Дьюк, эта женщина все одобряла и оправдывала!

Миссис Йорк участливо поглядела на Тину.

– Сестра останется с вами в Лондоне, пока не приедет Дьюк?

– Нет. Я не буду ждать возвращения Дьюка. Я вернусь домой, в Австралию, и буду жить там.

– Ты же не хочешь сказать… – нахмурилась Энн. – Ты же не хочешь сказать, что желаешь с ним расстаться?

– Он сам решил оставить меня. Он ведь любит свою жену, а не меня.

– Но, Тина, – откровенно расстроенная, Энн укоризненно покачала головой, – разве можно быть такой жестокой! Он ведь уехал всего на несколько дней. Какая-нибудь неделя, и все будет окончено. Он станет свободным.

– Для Дьюка это никогда не закончится, – резко ответила Тина, обозленная тем, что Энн явно стоит на стороне Дьюка и считает жестокой именно ее, а не его. – Он любит ее, и всегда будет любить. А не меня.

– О, Тина! Не верь ему: он любит на самом деле тебя, а она… – Энн запнулась, – она… просто мечта, о которой он не может забыть.

Пусть это и мечта, но для Дьюка она куда более реальна, чем настоящая жизнь, подумала Тина. Как же, единственная любовь на всю жизнь – так ведь он сказал?

– Для него жена всегда была важнее всего в жизни! – выкрикнула Тина.

– Бога ради, Тина! Неужели ты не можешь понять это? В его положении… Неужели в тебе совсем нет сострадания? – Энн была смущена и уязвлена ее поведением. Она смотрела на Тину с явным осуждением.

– Чего это ради?

Поджав губы, миссис Йорк встала и шагнула к двери.

– Теперь я понимаю, почему Дьюк так настаивал, чтобы ты ничего об этом не знала. До этого я не подозревала, что у тебя с ним такие отношения. И это после всего, что Дьюк сделал для тебя! – В ее глазах читалось ледяное презрение. – Извини, но я привыкла быть откровенной: ты, Тина, – просто чудовищная эгоистка. Прощай.

Энн вышла, а Тина еще долго лежала неподвижно, остолбенев от брошенного ей в лицо обвинения. Вновь и вновь она прокручивала в своей памяти подробности их разговора. Раздумья привели Тину к одному встревожившему ее выводу – она знает далеко не всю правду о Дьюке и его жене.

Конечно, Энн – друг Дьюка, но она разумная женщина и всегда хорошо относилась к Тине. Значит, для того чтобы так решительно отстаивать права жены Дьюка, у нее были какие-то основания. И, по всей видимости, она полагала, что и Тина знает все, до последней подробности. Вот почему она так рассердилась на нее за ее «чудовищный эгоизм», как она это назвала.

Вошла добродушная медсестра, чтобы забрать младенца, умыть его и перепеленать. Тина была настолько поглощена своими размышлениями, что даже не заметила, как унесли ребенка. Наконец она поняла, что существует только один человек, способный ответить на мучающие ее вопросы: Дерк Роуан. Он явно что-то знает, иначе Дьюк не стал бы так яростно настаивать на том, чтобы она с ним не встречалась. Ревность была только отговоркой. К нему-то она и обратится.

Она приподнялась на кровати и потянулась к столику за телефоном. У нее вырвался вздох облегчения, когда Дерк мгновенно поднял трубку.

– Это Тина. Благодарю за прекрасные цветы, Дерк.

– Не стоит благодарности. Ну как, Тина, ты не находишь, что твоя последняя работа – лучшая из лучших? Кстати, как ты его назовешь?

От его шутки Тина расхохоталась.

– Конечно, считаю. Я горжусь им и счастлива, но и очень одинока. Дьюку пришлось срочно улететь в Америку на неопределенное время. Я была бы очень рада, если бы ты заехал ко мне…

– Ни слова больше! Всегда рад послужить галантным рыцарем дамам, попавшим в неприятное положение. Я уже влезаю в доспехи и мчусь к тебе во весь опор. А теперь улыбнись, милая девочка, и считай минуты до моего появления.

И действительно, не прошло и получаса, как он явился, нагруженный целой кипой журналов.

– Тут хотя бы есть симпатичные картинки, за неимением лучшего, – объявил он, устраиваясь поудобнее в кресле.

– Спасибо, Дерк, ты золото, – искренне сказала Тина.

– Я благотворитель по натуре! Однако покровительствую не каждому, а только избранной публике! – Его круглые голубые глаза сверкали добродушием и весельем. – А где малыш?

– В детской палате. Позже я покажу его тебе, Дерк. Но сейчас мне очень нужно поговорить с тобой о… о жене Дьюка.

Благодушная, круглая как луна физиономия Роуана вытянулась, а короткие ручки протестующе замахали в воздухе.

– Милая моя, да ты просто с ума сошла! Ни в коем случае! Я дал страшную клятву хранить молчание до своего смертного часа. Дьюк обещал тут же прикончить меня, если он узнает, что я проболтался. И он так и сделает, вот увидишь! Ты же его знаешь…

– Дерк, мне известно, что у него есть жена. – Тина говорила ровным, спокойным голосом. – И только. Ты должен сообщить мне все, что знаешь сам.

Яростно замотав головой, он вскочил со стула.

– Прости меня, Тина, но я действительно поклялся молчать. Я не могу ничего тебе рассказать. Уж лучше я пойду.

– Дерк, если ты сейчас уйдешь, ничего мне не поведав, то, клянусь, я брошу Дьюка и уеду в Австралию вместе с мальчиком. Он больше никогда не увидит ни меня, ни своего сына.

Роуан плюхнулся обратно в кресло, разинув от удивления рот.

– Ты не можешь так поступить с ним, Тина!

– Нет, могу. И Энн Йорк уже в курсе того, как я намерена поступить. Она наговорила мне такого, что я сразу поняла, что знаю далеко не все. А я хочу знать. И если ты не хочешь, чтобы я поступила так, как только что пообещала, то расскажешь мне все. Лучше горькая правда, чем сладенькая ложь.

Дерк тяжело вздохнул.

– Эх, из огня да в полымя, – обреченно пробормотал он. – И рассказать права не имею, и промолчать невозможно.

– Я знаю, что что-то назначено на двадцать первое августа, – напирала Тина. – Что это – развод с женой?