Текст книги "Марсианский язык"

Автор книги: Карэн Симонян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Симонян Карен
Марсианский язык

Карен Симонян

МАРСИАНСКИЙ ЯЗЫК

ФАНТАСТИЧЕСКИЙ РАССКАЗ

Перевод с армянского

В. Всеволодова

Вам, наверное, попадалась старинная научная фантастика или научно-популярные журналы, выходившие лет так пятьдесят тому назад. Если приходилось их читать, то вы, конечно, прекрасно знаете, что в будущем (то есть сейчас, в наше время) учеба должна была стать самым легким делом. Приходишь в школу, надевают тебе на голову специальный колпак, нажимают кнопку, раз – и... можешь не беспокоиться: ты уже академик.

Так вот, вы все это прекрасно знаете, если читали те старые журналы 1972-го или, скажем, 1975 года. А я, представьте себе, не первый год хожу в школу и, как ни странно, до сих пор не академик. И даже не пол-академика. Лилит и Армен и все ребята из нашего класса тоже пока почему-то не академики, а просто школьники... Хотя об Армене разговор будет особый.

Правда, я думаю, что академиком стать сейчас потрудней, чем пятьдесят лет назад, да и школьником быть не такое уж легкое дело.

Например, теория относительности. Про нее в прошлом веке и многие академики не слыхали. А нам приходится ее учить!

Или вот марсианский язык. Пятьдесят лет назад про него знать не знали... Да что пятьдесят лет – еще в прошлом году в программе его не было. Вернее, был, но для желающих, да только желающих не было, по крайней мере в нашем классе.

Все еще удивлялись: почему это?

А первого сентября мы узнали, что марсианский теперь – обязательный предмет. И все сразу стало ясно: та же теория относительности рядом с новым предметом показалась нам задачкой из первого класса.

Введение, общетеоретическую часть и сжатый исторический обзор мы послушали с интересом. К сожалению, на это ушло не больше десяти минут первого урока... Но когда мы поняли, что ни один человек в классе не способен правильно произнести марсианское "а", мы спешно созвали около раздевалки Чрезвычайный совет.

Ну, а чем кончается в таких случаях наш Чрезвычайный совет? Большинство говорит:

– Учили раньше теорию относительности? Не учили. А мы теперь учим. И ничего.

А кое-кто и так скажет:

– Учили мы раньше теорию относительности? Нет. Не учили. И теперь не учим. И – ничего...

Когда вопрос о марсианском языке наконец был исчерпан и все удалились, мы остались втроем: Лилит, Армен и я. Мы посмотрели друг на друга, и Лилит спросила:

– Мы-то что будем делать?

Дело в том, что мы трое не могли с чистой душой сказать про себя "мы не учим" или, наоборот, "мы учим". Учиться-то мы учились, но всегда старались выучивать как можно меньше. Если так можно выразиться, старались не стараться. Сил и времени это отнимает, между прочим, ой-ой-ой... Больше, наверно, чем у самых старательных отличников. Не одни мы, я думаю, такие, просто мы это про себя знаем – дружим мы давно, и секретов друг от друга у нас нет. Потому Лилит и спросила:

– Мы-то что будем делать?

Армен засвистел с равнодушным видом, а я сказал, чтобы только сказать что-нибудь.

– Да ну его, этот марсианский. Зачем он нужен?

Тем дело и кончилось...

Прошли дни. Прошли недели. Прошли уже и месяцы. И вот стало совершенно ясно: во всем классе только Армен успевает по марсианскому. Да как успевает! Не только правильно произносит эти невероятные звуки, не только – единственный из всего класса – складывает из звуков слова, но временами начинает беседовать с учительницей! Уверенно, как настоящий марсианин. И учительница уверенно ставит ему пятерку за пятеркой. Так же уверенно, как всем остальным – двойки и тройки. Вот четверок пока что ни у кого не было.

И в один прекрасный день мы с Лилит загнали Армена в угол – ив переносном и в самом прямом смысле слова. Загнали и не выпускаем.

А между прочим, Армен опаздывал на матч по авиаболу.

– Хоть опоздаю, хоть совсем не попаду, но билет не отдам, поняли? злился он.

– Билет свой можешь оставить себе, – сказал я сквозь зубы. – Поговорим о марсианском!

Армен понял, что дело нешуточное, и стал прикидываться.

– По-марсиански? – переспросил он. – Но вы же все равно не поймете...

– И свои марсианские способности тоже оставь при себе, – перебил я. Оставь и держи крепче, а то отнимем!

– Крепче держи, Арменчик, – подтвердила Лилит.

– Зубришь, да? – страшным голосом спросил я.

– Папа познакомил Арменчика с марсианской ЭВМ, – предположила Лилит.

– Да нет, просто ему на голову надели колпак и нажали кнопку, издевался я.

– Арменчику достали волшебные таблетки мудрости. Он пьет по полтаблетки три раза в день после еды...

– И по стаканчику живой воды утром и на ночь, перед сном...

Мы уже чувствовали, что зарапортовались. Главное, мы сами не знали, чего, собственно, хотим от бедного Армена, который ошеломленно смотрел то на меня, то на Лилит. Ну, допустим, он зубрит, наше-то какое дело? Ну, предположим, занимается с репетитором – опять-таки, нам-то что?..

Однако Армен вдруг неожиданно сник, словно чего-то испугался, и забормотал, запинаясь:

– Ребята, ну что вы... Я же не для чего-нибудь... Я же не хотел... Не думал даже... Раз так вышло... Я и вам могу дать...

– Что-что? -дхеребил я, ничего не понимая. – Что ты можешь дать?

– Ну, таблетки...

– Таб-лет-ки?! – переспросили мы с Лилит в один голос, как будто "таблетки" было марсианское слово.

Армен чуть не плакал:

– Ну, мне дедушка дал... Ну, честное же слово!.. Вы знаете моего дедушку, да? Ну и вот... Что ж вы, не понимаете, что ли?!

Дедушку Армена мы, конечно, знали. Его все знают: он настоящий академик, знаменитый биопсихолог. Но дальше-то что? Некоторое время мы все трое растерянно смотрели друг на дружку. Первой, как обычно, нашлась Лилит:

– Арменчик, пойдем в наш скверик, давай по порядку, хорошо?

И мы с Арменом, забывшим про свой авиабол, пошли в сквер наискосок от школы и сел-и на скамейку. На ней мы в свободное время и на большой перемене всегда списываем друг у друга домашние задания. Если говорить честно, списываем чаще всего у Армена. Реже всего – у меня. Но это неважно. Гораздо важней то, что Армен нам рассказал!

Всего, что Армен рассказал, я пересказать не сумею. Понимаете, Армену рассказал об этом его дедушка. Дедушка – академик. Армен не академик, и к тому же Армен не все понял. Армен и сам так говорит. Дальше Армен рассказал все нам с Лилит. Армен не академик, а я даже не Армен, и из того, что рассказал Армен, я тоже не все понял. Я не знаю, академик вы или нет, но боюсь, что, если еще я возьмусь все снова рассказывать, вы совсем ничего не поймете. Лучше уж рассказывать я ничего не буду, а скажу совсем коротко.

Есть, оказывается, такая специальная наука – мнемология. Пятьдесят лет назад даже и слова такого не было, хотя слово это и не марсианское, а не то греческое, не то латинское. Значит оно – наука о памяти. Но вот что интересно: слова не было, а наука о памяти, оказывается, как раз тогда и начиналась, лет пятьдесят – шестьдесят назад.

Именно тогда – не помню точно, где-то в начале второй половины XX века – ученые проделали один опыт. Сначала взяли морских червей, планарий, и научили их отличать свет от темноты. Потом отрезали у такого "обученного" червя хвост – а хвост у него, если отрезать, всегда вырастает новый – и дали этот хвост обученного червя съесть другому, необученному. И необученный червь, который раньше и светлого от темного отличить не мог, когда съел кусок обученного червя, стал такой же умный, как тот, которого он съел! Тоже стал понимать разницу между светом и темнотой, как будто его самого этому учили.

– В общем, – говорил Армен голосом дедушки-академика, – память – это информация. Информация может быть закодирована в молекулах белка. А молекула белка в наши дни легко может быть синтезирована...

– О-о-ой!!! – вдруг взвизгнула Лилит, да так, что Армен осекся на полуслове. – Ой, Армен, ты что же, значит, ешь таких... этих... (Лилит никак не могла выговорить слово "червей") .

Армен удивился, потом засмеялся, потом обиделся:

– Еще чего!.. Зачем мне их есть? Что я, свет от темноты не отличу?

Что верно, то верно. Свет от темноты Армен отличает, как никто. После девяти вечера с ним за уроки лучше не садиться – Армен отключается, начинает клевать носом, и на следующий день нам с Лилит не у кого списывать задание.

– И правда, надо же, как это я не сообразила. – Лилит снова пришла в себя. – Арменчик ведь у нас такой успевающий, такой умный, куда умней самого умного червяка. Правда, Арменчик?

– Уж насчет света и темноты Армен разбирается. Ученье – свет, неученье – тьма, – поддержал я. – Короче, Армену есть никого не надо. А вот попробовать бы кусочек Армена!..

И хоть сейчас в марсианскую школу поступай. Лилит, как ты считаешь?

– И правда, мальчики, – спохватилась Лилит, – все это интересно, только ты давай лучше, Арменчик, прямо про самое-самое интересное, хорошо?

И Армен рассказал про самое-самое интересное.

Оказывается, таблетки мудрости уже есть. Называются они, конечно, не таблетки мудрости, а по-другому, вернее, пока еще никак не называются. Их только недавно изобрели в институте мнемотехнических проблем, в общем, в том институте, где работает дедушка Армена.

Но главное, таблетки такие есть, и Армену дали ("Доверили", – сказал Армен) испытать, как они действуют. "Доверили" Армену десять таблеток, четыре он уже съел ("Уже слопал!.." – огорчилась Лилит. "Уже испытал!" объяснил Армен). Таблетки не противные, но это, в общем, неважно:

в месяц принимают всего две штуки, потом перерыв, потом опять можно принимать. Армен честно признался, что он не первый испытывает такие таблетки.

– Только дедушка сказал, – тут Армен слегка понизил голос, – дедушка сказал так: "Имей в виду, Армен, что наш с тобой опыт будет иметь особую специфику!" Я спрашивал:

"Какую особую?" А дедушка смеется: "Потом узнаешь..."

А специфика эта бывает разная... Я в словаре смотрел. А дедушка сейчас на Юпитере... Вы что думаете, я жадный стал, да? Специфика...

Армен хотел еще что-то сказать, но только махнул рукой.

– Где они, таблетки эти? – спросил я.

– Дома...

Мы с Лилит немножко подумали и решили, что если съедим по три оставшиеся ("Испытаем", – не забыла поправить Лилит), это для всех будет только лучше – и для Армена, и для дедушки, и для специфики.

– Арменчик, мы просто должны помочь вам с дедушкой провести опыт, понимаешь? – втолковывала Лилит.

Армен только кивал головой.

– Слушай, а как они будут действовать? – спросил я Армена на другой день, когда он вручал мне мои таблетки.

– Вообще-то дедушка мне не стал рассказывать. Он говорит: "Сам узнаешь".

– Ну и что?

– Ну и ничего! Откроешь марсианский учебник, посмотришь, полистаешь, и у тебя такое чувство, как будто ты все это знал раньше, только чуть забыл, а теперь сразу вспомнил, понимаешь?

– "Понимаешь, понимаешь"... – передразнил я Армена, – один ты у нас все понимаешь. В свое время мы продолжим наш разговор по-марсиански, коллега!

(Еще вчера я придумал, что скажу так Армену. Жаль только, что мы разговаривали с глазу на глаз, без Лилит.)

Шло время – недели и даже месяцы, а марсианский подвигался туго. Я раскрывал учебник, листал, упорно перелистывал, просматривал, закрывал, опять открывал, но ни разу не было у меня такого чувства, что я все это знал раньше, а теперь сразу вспомнил. Кончилось это контрольной, а контрольная кончилась плохо... Я перестал просматривать, стал прочитывать. Кое-что начало получаться, я обрадовался, но быстро сообразил: то же самое было и раньше без всяких таблеток. Стало обидно. Дело, как говорит мой папа, пошло уже на принцип. Я засел за учебник, принялся заучивать наизусть – словом, стал зубрить. Все время уходило на этот марсианский!

Дошло до того, что я залез в учебник математической лингвистики для старших классов, выписал кое-какие уравнения и схемы структурных связей марсианского языка. Вывел даже две формулы (полторы, как сказала наша математичка: ей отдала мои таблицы "марсианка").

У самой "марсианки" по языку я после всех трудов получил только четверку, так что за полугодие выходила типичная "твердая тройка".

У Лилит дела были не лучше. Она призналась мне, что с горя, пока сидела за учебником, даже написала большую повесть про нашу школу и про марсианский язык.

С Арменом мы, естественно, опять поссорились. Лилит сказала, что он дал мне, наверное, обыкновенный амидопирин.

На это Армен страшно обиделся и заявил, что есть такие люди, которым ни волшебные таблетки не впрок, ни даже живая вода и которых, стало быть, спасет один только колпак да кнопка! С Юпитера приехал дедушка Армена, и мы решили, что Армен ему все расскажет.

В понедельник на нашей скамейке должен был состояться крупный разговор. Но тут меня с бухты-барахты погнали на математическую олимпиаду. Сроду со мной такого не случалось: четверочки по алгебре мне всегда вот как хватало. Я сначала не поверил, потом хотел отказаться, разговор затянулся, в общем, когда я прибежал к скамейке, Лилит с Арменом давным-давно уже были там. И вид у них...

Это меня и удивило: вид у них был самый веселый. Оба вскочили мне навстречу.

– Ну, говорил ты деду? – с ходу, не отдышавшись, накинулся я на Армена.

– Говорил!.. – Армен прямо сиял.

– А он что?

– Смеется!..

– Арменчик, можно я ему скажу? – перебила Лилит. – Ашот, ты ничего за собой не замечаешь? Ну, необычного чего-нибудь, чего раньше не было?.. Ты подумай, Ашот.

Я пожал плечами:

– Да вроде бы...

– Ну, скажи, что ты делаешь последнее время? – улыбаясь, спросил Армен.

– Только и делаю, что марсианский учу. И она тоже, – я кивнул на Лилит.

– Так. Ну, а еще-то что-нибудь ты делаешь, учишь?

– Еще?.. Да ты можешь толком сказать?

– Толком?.. Пожалуйста: не учишь ты. Понял? Не у-чишь.

Только марсианский. А теперь скажи, отметки у тебя какие?

И тут до меня дошло. В самом деле! Я же почти не занимался ничем, кроме марсианского. И – ничего! Откроешь учебник, просмотришь-вроде что-то вспомнил, что-то знаешь. Не то чтобы блестяще, но ведь четыре балла – мне больше не надо... Стоп! А математика? Олимпиада?

– А ты читал, что Лилит написала? Какую повесть! Вещь!

Это не я говорю, это дедушка говорит. – Армен на всякий случай отодвинулся от Лилит цодальше. Но Лилит не прореагировала, и я так этому удивился, что даже не сразу обиделся: дедушка-то, оказывается, повесть уже читал, а я о ней только слышал.

– Ты лучше расскажи опять все по порядку, Арменчик, – попросила Лилит.

И Армен рассказал. Каких только слов он не произносил!

Врожденная предрасположенность... Активная память...

Пассивная память... Избирательность... Направление... Стимулирование... Объективное выявление... Эти я запомнил (если не перевираю, конечно), но таких слов было гораздо больше. Я слушал, слушал, потом не выдержал:

– Армен, прости, пожалуйста, ты сам-то все понимаешь, что говоришь?

Но Армен не смутился.

– Дедушка говорит, что настоящий лингвист – это тот, кто правильно употребляет слова, которые не всегда сам понимает! – И Армен как ни в чем не бывало продолжал лекцию.

Оказывается, он, Армен, прирожденный лингвист, то есть ученый-языковед. Поэтому ему нипочем марсианский. Я, повидимому (это Армен сказал "по-видимому"), по складу ума математик. А Лилит – скорей художественная натура, это всегда сложный случай (Лилит слегка покраснела и отвернулась), а сложную предрасположенность направленно стимулировать особенно трудно.

– Армен, слушай, – взмолился я, – пускай ты лингвист, но я не лингвист. Если я не понимаю слов, то я ничего не понимаю. Говори такие слова, которые ты понимаешь и все понимают, ладно?

– Ладно, – сказал Армен и вздохнул: – Я постараюсь.

В общем, выходило, что у любого человека -есть способности. И очень-очень большие, "непредставимо большие" – так говорит дедушка Армена.

Но раз так, значит, дело не в таблетках. А в тебе самом.

Это ты умный, а не какие-то там дурацкие таблетки. Однако ум твой до поры до времени как бы спрятан, как бы в подполье скрывается А таблетки-то как раз его и вытаскивают на свет божий...

Вы спросите: а как же быть тем, у кого таких таблеток нету? Я думаю, самому стараться, пробовать, искать – учить все уроки подряд. Глядишь, что-нибудь и проклюнется!

И, главное, тут надо помнить: ты не зря стараешься, не впустую, ты свои собственные огромные способности для себя добываешь.

Вот как мы, например, трое: взяли и добыли!.. Что-что вы говорите? Таблетки?

Да в том-то и дело! Нам дедушка Армена потом признался:

это были самые простые таблетки, неволшебные.

Амидопирин!