Текст книги "О последних делах человека"

Автор книги: Карел Чапек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Карел Чапек
О последних делах человека

Трамвай звенит и с грохотом несется вверх к Ольшанскому кладбищу.

– Гляди, – обращается низенький мужчина к молодому парню в кроличьем тулупчике, – опять здесь чего-то строят, школу, наверное, какую или кино… Знаешь, я ужасно рад, что увидел его еще раз. «А, это ты», – сказал он. Оно, конечно, ему от этого не стало легче, но всегда важно проявить дружеское участие. «Так я еще приду, – пообещал я, – к тому времени ты уже бегать будешь, – говорю, – и на́ тебе…»

Парень в кроличьем тулупчике уныло закивал головой.

– Я медаль надел; пускай, думаю, он порадуется, – продолжал низенький, – а он и говорит: «Здорово, неужто это ты?» Узнал, значит. Я утешаю: «Иозеф, это пройдет». А он на это: «Маничка, дай мне кусочек потрошков». Она дала, он откусил немножко – откусил только, а съесть ничего не съел. «Маничка, дай мне кусочек потрошков», – с чувством повторил низенький.

Парень в тулупчике шмыгнул носом.

– Конечно, он тебе все же брат был, – утешал его низенький. – Она-то говорила, что он уж и себя не помнит, а он только посмотрел на меня и говорит: «Тоник, это ты, значит?» У, – воскликнул вдруг низенький, радостно потирая руки, – а венков сколько у бедняги будет! Я зашел спросить, во что обойдется венок с лентой, отвечают – восемьдесят пять крон. Тогда, говорю я, никаких лент не надо, лучше я визитную карточку вложу, и написал на ней: «Спи сладко – твой Тоник». Это ведь одно и то же, правда? Надо проявлять дружеское участие, но с какой стати выбрасывать двадцатку на ленту? Все равно ее на кладбище своруют.

– Мне сказали, – слабым голосом отозвался парень в тулупчике, – что венок с лентой стоит девяносто крон, а я говорю: «Сколько бы ни стоил, пускай хоть сто, только сделайте как следует».

– Так это ж для брата, – возразил низенький, – зато венок прекрасный. И на ленте золотыми буквами: «Прости-прощай, Енда и Лидушка», – я тебе говорю, очень красиво. «Прости-прощай, Енда и Лидушка», – повторил он проникновенно. – Скоро доедем, еще две остановки. А на погоду нам повезло, правда! Красивые у него будут похороны.

Парень слабо кивнул.

– А ей ничего не оставляй, – наущал низенький. – Что она, мерзавка, со всем делать будет, сама ведь недолго протянет. Пускай отдаст столик его и одежду, какая осталась. И про часы скажи. Я ей, паскуде, ничего бы не дал. Да и сундук чтоб непременно отдала, скажи, что он еще от отца с матерью.

– Не доехали? – тоскливо спросил парень.

– Еще одна остановка, – ответил низенький, – а потом немного пройти до часовни. Я думаю, Франта тоже придет, да и другие друзья, славно все будет. Раз он с ней не оформлен, так у нее ни на что прав нет. Ты дурак, что ли, вещи ей оставлять? И доктору не плати, он небось и забудет. Если тебе сундук без надобности, возьми да продай. А венок до чего хорош! Только ленту потом домой забери, жалко ее там бросать, повесишь дома на зеркало, понимаешь? А Ладислав умрет, лента и пригодится… Ах, как он обрадовался, бедняга, что я его тогда навестил…

Трамвай затормозил перед кладбищенскими воротами.

– Не прыгай, что ты, погоди, пока остановится, – удержал низенький парня, – еще упадешь, а ты сегодня такой нарядный. Все похороны для тебя были бы испорчены.

И, заботливо поддерживая парня в кроличьем тулупчике, скорбящий друг повернул к кладбищенским воротам.