Текст книги "Песни Орфея"

Автор книги: Калле Каспер

Калле Каспер
Песни Орфея

Тоскуя по Гоар

© Калле Каспер, 2018

© Алексей Пурин (перевод), 2018

1

 
Твой пепел – ох, нелегкая поклажа,
Да и тропа моя могла быть глаже,
Скользит стопа и мо́чи нет в ногах,
Но должен я – хоть рухнет мирозданье! —
Исполнить сердцем данное заданье —
В Элизиум доставить милый прах.
 

2

 
Самозабвенны были, словно дети,
В любви: я так хотел тебя спасти;
Спешила ты, щадя меня, уйти —
И на́ день меньше прожила на свете.
 
 
Теперь, как сирота, роняю слезы,
Сижу часами тупо на лугу —
И вынести разлуки не могу…
Твой лик мелькнул в ручье?.. Всего лишь грезы.
 

3

 
Бальзамировщик стер твои черты…
Я прочь пошел – к пещере, где стенаю
И на скале осколком высекаю:
«Я умер в тот же самый час, что ты».
 
 
Могу существовать – сидеть, ходить,
но мыслить – нет, – поскольку лишь с тобою
Способен жить и чувствовать живое…
Греби, Харон! Мне Стикс бы переплыть!
 

4

 
Кто б знал, что счастье тоже убивает!
Но убивает, порождая боль.
Воспоминаний горькая юдоль
Осталась мне. Кто б знал, что так бывает!
 
 
На каждом снимке – ты: мила, нежна;
Сама любовь, и женственность, и верность,
И чистота… Кто скажет «эфемерность»? —
Пускай меж нами пропасть и стена.
 

5

 
Хотела ты быть вечно молодой,
И эта страсть тобой руководила,
Ты листопад и иней победила,
Весну, но лето кончилось бедой.
 
 
Я думаю, тебя за красоту,
Ревнива – а поэтому сердита,
Тщеславная сгубила Афродита,
Поправ о справедливости мечту.
 

6

 
Теперь мы станем мучиться всегда.
Вся плоть моя как бы огнем палима,
И эта боль сильна и нестерпима.
Скажи, и ты несчастна так же, да?
 
 
Изнемогаешь тоже от разлуки,
Страдаешь, как и я, утратив плоть,
Но памяти не в силах побороть?
Не тела, а души ужасны муки.
 

7

 
Как вышло, что ужалила змея?
Сошла с тропинки верной, необута?
Мгновенье боли, страшная минута…
Не уберег тебя – вина моя.
 
 
Мне бы с прутом ходить перед тобою
И шевелить опасную траву!..
Ужалена змеей… А я живу,
Как – не пойму, с чудовищной бедою.
 

8

 
Срослись, как жила с костью, мышца с жилой,
И мысли друг от дружки не тая, —
Жена и муж; но как тогда твоя
(Своя?) плоть вожделенна с прежней силой?
 
 
Нож мясника сверкнул – и разрубили
Нас пополам, – я думаю, затем,
Чтоб в чуде не уверились совсем,
Чтоб муки разделенья нас убили.
 

9

 
«Люблю, люблю!» – кому теперь сказать?
Бывало, повторял на дню раз двести:
Тебя такие радовали вести,
А я был рад такую радость дать.
 
 
Теперь могу лишь кликать в пустоту,
Не ведая, дойдут ли эти клики…
Нет, не смирюсь с утратой, Стикс безликий!
Верни мне свет мой, счастье и мечту!
 

10

 
Верните плоть и душу Эвридики!
Не вещь, но всё же собственность моя:
Ее слепил я из небытия, —
Не думайте, что это просто бзики.
 
 
Но пусть безумец я – да не подлец! —
Вам, боги, оставляю эту нишу.
Вы не любимы смертными, как слышу, —
Вы нечестны и лживы, наконец.
 

11

 
Прошу тебя, родная, дай им весть,
Всем этим тварям, о моем раскладе:
Пусть налетят менады, Зевса ради,
И довершат намеченную месть.
 
 
Пусть поплывет по водам голова —
Мое, уже не нужное мне бремя, —
Туда, где ты, где прекратилось время,
Но где душа твоя еще жива.
 

12

 
В тот день и небо разразилось плачем —
И не вмещало, серое, оно,
Что час прощанья вечного назначен.
Я возопил (в Эребе ей темно!) —
Но отвечало эхо мне одно.
 

13

 
Все сны мои тебе открыты мной —
Стучаться в эту дверь тебе не надо.
Не ведаю, обрушится ль преграда —
И под луной окажемся одной?
 
 
По Корсо прогуляться б еще раз,
Когда сворачивают tapparell’и[1]1
  Tapparella – сворачивающиеся жалюзи (ит.).


[Закрыть]
Под вечер (мы однажды подсмотрели)…
Да и не раз, а сотню (всё для нас)!
 

14

 
Нашел кровавый след на простыне —
И всё хочу его расцеловать я, —
Сплю, заключая простыню в объятья…
Где одеяло, непонятно мне…
 
 
Да и куда упряталась змея?
Ну ничего, сыщу я плеть похлеще!..
Я убежден в наиважнейшей вещи:
Ничтожна смерть, сильней любовь моя.
 

15

 
Приди хотя бы призраком в ночи;
Готов отдать всё злато без изъятья,
Чтоб ощущать холодные объятья,
Покуда утра не блеснут лучи.
 
 
Или вампиром явишься? О, нет,
Характер твой не мягок, не из воска,
Но и мерзавца не убьешь, как Тоска.
Ты – солнечный прекрасный, чистый свет!
 

16

 
Твой нежный меццо, сладок и прекрасен,
Песнь утешенья пел мне что ни день.
Он и тогда, когда разлада тень
Касалась нас, был столь же чист и ясен.
 
 
Он наполняет слух мой и сейчас.
И кажется, ты просто спишь – и нету
На свете смерти вовсе, – верь поэту:
Настанет вскоре пробужденья час.
 

17

 
По вечерам являешься ко мне,
Вернее, возникаешь в подсознанье
В опасных ситуациях – вниманье
Напряжено, но всё как бы во сне.
 
 
То падаешь с причала, то паришь
Над пропастью… Спасать бросаюсь смело —
Но нет тебя, виденье отлетело…
Намек какой-то? Полудрема лишь?
 

18

 
Скучают наши плюшевые мишки,
Грустят в уютном кресле о твоих
Ладонях – как они любили их.
Что могут знать о смерти их умишки?
 
 
Где ж вам соединиться – вот беда?
В загробный мир игрушки брать – не дело:
Сваляется их плюшевое тело.
Один есть шанс – вернуть тебя сюда!
 

19

 
Своих годов я выгляжу старее:
И поседел, и, главное, оброс —
На воротник легли вихры волос.
Приди и подстриги меня скорее!
 
 
Других я всё равно не подпущу:
Лишь ты одна мне голову в порядок
И приводила… Хлеб теперь не сладок…
В пыли вся комнатушка, где грущу.
 

20

 
Живешь, возможно, прямо надо мной, —
Я слышу легкий шаг над головою.
Вот ленточки и пилочки, тобою
Забытые, ушедшей в мир иной.
 
 
Затем, чтоб нам пересекаться снами,
Ты поселилась там же, где и я?
Подай мне голос, милая моя! —
И я разрушу стены между нами.
 

21

 
Услышал ту мелодию я вновь,
Что чудилась, когда ты умирала…
Как ты страдала… о, как ты страдала!
Твой эпикриз в мою вписался кровь.
 
 
И ад теперь царит в моих ночах —
Моря страданья, реки лютой жажды…
Но унесу, любовь, тебя однажды
Я, как Атлант, из ада на плечах.
 

22

 
Не звуком, не рядком тире и точек —
Лишь мелосом поэзии дойдет:
Тебе отправлю семь десятков од,
А ты в ответ мне – мириады строчек.
 
 
Ах, разгадать бы только взор немой,
Чтоб смысл в словах завороженных взялся…