Текст книги "Сопротивление (ЛП)"
Автор книги: К. Д. Рэйсс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)
Странное «ууфф» слетело с его губ, когда он кончил, и я закатила глаза.
Марк погладил меня по спине и заднице.
– Детка…
– Отвали. У меня есть дела.
– Почему должно быть именно так? – он снял презерватив и завернул его в туалетную бумагу.
Я выпрямилась.
– А как ещё это должно быть?
– Ты не хочешь, чтобы я был нежным?
– Думаешь, это ты использовал меня? Не смеши.
– Ты сумасшедшая?
– Чувак, ты в психиатрической лечебнице. Спустись на землю и убирайся нахер из моей ванной.
Он сунул презерватив себе в карман и застегнул штаны. Я потеряла к нему всяческий интерес, и он понял это только после того, как открыл дверь. Марк почти вышел за порог, но его мужская потребность оставить последнее слово за собой взяла верх.
– Шлюха.
ГЛАВА 14.
– Последний сеанс, – начал Эллиот. – Как ты себя чувствуешь?
Он выглядел расслабленным, выбритым и счастливым. Я понятия не имела, насколько взволнованным он выглядел во время последних сессий.
– Я в порядке. Вы собираетесь меня выпустить?
– Могу лишь дать рекомендацию. После сеанса я сделаю заключение, и мы встретимся с Френсис и твоим адвокатом. Мне понадобится где-то час после сеанса. Твоя мать и адвокат уже здесь.
Я села на кушетку:
– Сегодня мы снова обратимся к гипнозу?
Он пожал плечами:
– Конечно, если ты к нему готова. Я хотел бы услышать о твоих самых недавних воспоминаниях. Вернёмся к последней вещи, которую ты помнишь.
Я легла на спину.
– Мы уже пробовали.
– Возможно, что-то изменилось, – он сел рядом со мной и взял ручку.
Я хотела бы встретиться с ним при других обстоятельствах. Когда он учился в семинарии, а я была счастливой маленькой шлюшкой для траха. Тогда всё могло бы быть нормальным. Это абсурдное чувство юмора довело бы меня до безумия, а моя аффлюэнца продолжала бы его разочаровывать.
– Кое-что изменилось, – произнесла я, хотя и не могла сказать, что же именно.
– Сосредоточься на конце ручки.
***
«Ты расслаблена?»
Да. Я чувствую свободу, которую не чувствовала никогда прежде. Чувствую себя исполненной надежды и благородства, возвышенности и меланхолии. Бодрой и воодушевлённой, готовой начать путешествие в жизнь после инцидента.
«Я хочу, чтобы ты подумала о поездке сюда, в Вестонвуд. Можешь её вспомнить?»
Не могу. Нет даже размытых силуэтов. Всё пусто.
«Вернись немного дальше. К конюшне. В тебя стреляли. Ты помнишь боль в руке?»
Чёрное становится серым, и я чувствую что-то в своей руке, словно меня проткнули твёрдым прутом. Я чувствую что-то ещё: клокотание в груди, обескураженность от того, что меня от чего-то отделили. Не могу сказать, что происходит. Чувствую только то, что меня удерживают.
«Возвращайся дальше. К моменту перед выстрелом».
Не хочу. Чувствую, как сопротивление привязывает меня к забвению и ощущаю спокойствие незнания того, что произошло. Если я подожду ещё чуть-чуть, то, возможно, увижу, что же случилось, но не буду чувствовать. Возможно, смогу хладнокровно наблюдать как репортёр, записывающий реальные, а не выгодные для него факты. Если я позволю себе принять этот страх, мне удастся узнать. Поэтому я расслабляюсь в оковах страха, который связывает и тянет моё тело, бросая в неизведанную чёрную пропасть в моей голове. Ожидаю, что вернусь к воспоминанию через минуту или две, через полчаса, но интуитивно, хоть и не могу сказать, когда и где, я знаю, что зашла слишком далеко.
Его дыхание касается моей щеки, и боль в руке пробегает от запястья к чувствительному местечку на бицепсе.
– Ты не смогла, – произносит он глубоким голосом. Он обнажённый, потрясающий, пахнет кровью и сексом. Прижимает меня к стене, и моя попка сжимается от прикосновения с холодной поверхностью.
Сожаление. Тонны сожаления. На мили в длину. Сожаление в самых глубинах моего сломленного духа.
– Мне жаль, – так ли это? Или я просто это говорю?
– Почему?
Запястья болят. Он так сильно прижимает меня к стене, словно я могу уйти и отвернуться от него. Но сейчас мне хочется убежать, исчезнуть, показав ему, что я могу бросить его так, как он бросил меня.
Я ёрзаю, но он давит сильнее и требует ответа.
– Почему?
– Отвали от меня!
– Скажи мне почему! – его глаза вспыхивают, оскал открывает зубы, будто он собирается впиться ими в мою глотку. – Почему?!
– Мне это нужно.
Слова слетают раньше, чем я успеваю подумать, и для него они превращаются в яд. Он неожиданно бьёт меня по лицу и отпускает. Я падаю на пол. Поднимаю на него глаза, он прикрывает рот рукой, словно не в силах поверить в то, то сделал. Он бил меня множество раз, но ещё ни разу тогда, когда был в гневе. Не тогда, когда я почти потерялась в мире подсознания. И раньше это всегда было в рамках спектакля.
Но ничто не сравнится с тем, что он делает дальше. Оковы моего страха начинают тянуть меня назад к безопасности, и я позволяю им.
«Что это? Что он делает?»
Я, наверное, очень долго молчала. Наверное, видела лицо Дикона, замершего в моём воспоминании на мгновение. Чувство того, что он делает что-то ужасное – всё, что у меня есть, но я не могу вспомнить, что это. Когда Эллиот спрашивает меня, что делает Дикон, я остаюсь, чтобы посмотреть.
– Прости, – произносит Дикон.
Я ничего не говорю. Лицо болит, и я чувствую вкус металла на языке. Мы стоим так вечность, или это время так растягивается в моей памяти. Это тот момент, когда я могу сказать ему, что со мной всё в порядке, что я злюсь, или то, что он может делать со мной всё что хочет.
Но не делаю ничего. Ни слов. Ни жестов.
Он уходит.
Не знаю, откуда это ощущение завершённости, которое я даже не чувствовала прежде, но оно здесь. Дверь спальни закрывается за ним, означая конец.
Я хочу проснуться. Не хочу наблюдать за эмоциями на своём лице, даже если я всего лишь парю над собой в воспоминаниях.
«Ты обеспокоена».
Пинкертон. Пинкертон. Пинкертон.
«Ладно. На счёт «три» ты проснёшься отдохнувшей и счастливой».
Аманда стоит рядом со своим розовым Бугатти, который мы называли Пинкертоном до того, как он стал убийцей. Она постукивает пальцами, стоя ровно, и улыбается мне. О, нет. Показалось.
«Один».
Я забираю у неё ключи и отдаю их Чарли. Открываю пассажирскую дверь спереди, без разницы, что это её машина. Пусть садится назад. Я не хочу, чтобы она раздражала Чарли, пока он будет за рулём.
«Два».
Я не в настроении умирать.
«Три».
***
– Ты ассоциируешь две вещи, – произнёс Эллиот. – Смерть Аманды и удар Дикона.
– Он бил меня постоянно. Это был способ возбудиться.
– Настолько сильно, чтобы выбить тебе зубы? – я услышала, как он заёрзал в кресле. Хотела сесть прямо, но ощущение в теле было такое, будто я превратилась в разбитое яйцо. – Обычно ты сидела на заднем сидении Пинкертона?
– Поскольку за рулём был Чарли, а машина принадлежала Аманде, то я должна была сидеть сзади. Это общественное мнение. Но Аманда становилась агрессивной, когда напивалась, и только Богу известно, что она могла учудить. Мне не хотелось волноваться о том, что у неё будет нервный срыв в тот момент, когда Чарли ведёт машину, потому что не было похоже, чтобы он был в лучшем состоянии.
– А удар Дикона?
– Он ушёл. Это была самая болезненная часть.
– Почему он ушёл?
Я вздохнула. Это была больная тема для нас. Наша тема.
– Он уезжал на несколько дней на шоу подвязывания в Сан-Диего. А из-за пульсации мне нужен был секс, и я получала его там, где только могла. Но пыталась сопротивляться этому. Хотела быть хорошей, но провалилась, понятно? Он выяснил, чем была вызвана моя измена. Я упаковала свои вещи и ушла. Это был последний раз, когда я видела его. До случая в конюшне, которого не помню.
– Так ты чувствуешь вину за то, что он ушёл?
– Чувствовала. Мы прекратили искать новых партнёров и трахаться направо и налево. У нас было соглашение.
– Считаю, тебе нужно пройти курс терапии после того, как ты отсюда выйдешь. Не думаю, что ты поняла свои чувства. У нас не было времени затронуть что-то в твоём прошлом.
– Конечно, Эллиот. Конечно.
– Я знаю, что у тебя нет доступа к внешнему миру здесь, но пресса только и ждёт того момента, когда ей кинут косточку. Тебе лучше поговорить об этом с кем-нибудь другим.
– Конечно. Я смогу найти кого-нибудь.
– Было приятно поговорить с тобой, Фиона. Я почти уверен, что знаю, в каком ключе ты о себе думаешь, но хочу, чтобы ты поверила, что это не так.
Я обернулась, чтобы посмотреть ему в глаза. Он выглядел как всегда расслабленным и уверенным. Средний палец прикасался к верхней губе, как будто без этого он не мог думать.
– Поверила во что? – спросила я.
– Что ты не являешься ничтожеством.
– Вы не знаете, о чём говорите.
– Ты чувственная и яркая личность. Смелая. В это ты поверить сможешь?
Он разозлил меня. Эллиот не имел права говорить мне о том, кем я являлась. Он знал меня всего три дня! Но если я стала бы с ним спорить и поставила бы его на место, то это стало бы ещё одной причиной для того, чтобы оставить меня гнить в этой серой комнате.
– Спасибо, док.
Он встал и открыл для меня дверь:
– Я хочу, чтобы ты помнила это, когда увидишь свою мать. Она в комнате для посещений.
ГЛАВА 15.
Марджи поймала меня в фойе по дороге к комнате для посещений.
– Ты уже видела маму? – спросила я.
– Даже не знала, что она здесь. Я советовала ей остаться дома. Джонатан разбит из-за своей девушки, да и Терезе не лучше. Они разозлились на отца, но не могут сказать почему, из-за этой грёбаной типичной дрейзеновской херни. Уверена, что не хочешь здесь остаться?
– Уверена.
– Пресса готова жрать дерьмо, разрываясь между тобой и Джонатаном.
– К чёрту их.
– Лучше бы меня здесь заперли, – у неё запищал телефон, и она нажала на дисплей. – Погоди минуту, это окружной прокурор, – она вчиталась в электронное сообщение. – С тебя снимут обвинения при условии, что ты останешься здесь, согласишься не оспаривать решение и не пропускать предварительные слушания. Но мы не соглашаемся на обвинение о нападении с отягощающими последствиями. Общественные работы. Хочется послать их на хер. Дикон отрицает всё, поэтому думаю, что они объявят залог и заседание с судом присяжных.
– Чего хочет пресса?
– Она хочет размазать тебя как плевок.
– Подай иск.
– Как твой адвокат, я бы этого не советовала.
Я пожала плечами:
– Я бы не ввязывалась, не имея информации. Или попросила бы Дикона изменить своё решение после того, как увидела бы его и извинилась. Просто возьму и сделаю это. Немного общественных работ меня не убьёт.
– Как твоя сестра, я это одобряю.
Я игриво улыбнулась ей, и она вернула мне такую же улыбку.
***
Рождественские гирлянды и лампочки убрали из комнаты для посещений, потому что Рождество осталось позади. Мама расхаживала перед окном. Тонкие волосы были завязаны в пучок, а она постукивала пальцами по подбородку.
– Привет, мам.
Она повернулась лицом ко мне, и я поняла, что её присутствие здесь было не для того, чтобы поддержать меня на оглашении вердикта Эллиота. В её глазах полыхал огонь, а челюсть был плотно сжата. Она села на стул, словно выполняла работу.
– Что происходит? – спросила я.
– Как ты?
– Я в пор…
– Отец к тебе прикасался?
– Мам!
– Отвечай мне!! – она ударила ладонями по столу. Я подняла руки вверх и отступила назад. Это было слишком. Мне нужно было время для раздумий и разговора с кем-нибудь. Ради Бога, мне нужно было вдохнуть. – Фиона, расскажи мне. Я защищу тебя. Встану на твою защиту от чего бы то ни было, только расскажи мне. Он когда-либо прикасался к тебе таким образом, что тебе было некомфортно?
– Нет, мам. Он никогда не прикасался ко мне неподобающим образом.
– А к твоим сёстрам?
– Почему ты спрашиваешь об этом сейчас? Мне двадцать три. Что случилось?
Мама вздохнула, а потом поджала губы: такая последовательность её жестов означала, что она сдерживала эмоции. Какую-то конкретную эмоцию. Я ничего не сказала. Моё сердце и так билось слишком быстро.
– Ходят слухи, что у него были отношения с девушкой, которая умерла.
– Девушкой Джонатана?
– Раньше, когда она была немного моложе, но да. Твой брат недавно узнал об этом, и это расстроило его, – она выровнялась на стуле. – Он когда-нибудь прикасался хоть к одной их твоих сестёр?
Впервые в жизни я хотела, чтобы мои желания не учитывались. Часы всё ещё тикали. Мы с сёстрами делали это. Поднимали наши руки и давали клятвы, и я пока не нарушила ни одну из них. Никто из нас не нарушил. У нас был кодекс молчания, и внутри него сидело отрицание, позор и долг.
– Я не могу сказать, – произнесла я. – Не прямо.
Лицо мамы смягчилось, а потом снова напряглось, словно от слёз оно сморщилось. Я достала коробку с салфетками и поставила перед ней.
– Так это правда, – выплюнула она прежде, чем разрыдаться.
– Это сложно, мам. Это не то, что ты думаешь, но я не могу сказать. Не имею права.
– Ты думаешь, что защищаешь кого-то, но думали ли вы о том, что… Что вы вредите друг другу своим молчанием?
– Да, я думала об этом.
– Чего ты боишься?
Боюсь? Я не боялась того, что у меня заберут деньги. У меня было больше, чем нужно, и их никто не тронул бы. Я не боялась, что мне запретят общаться со своими сёстрами и братом, потому что, когда мы были вместе, нас объединяла сильная связь.
Я боялась отца.
Всё происходило из-за него. Он использовал свои деньги и связи для того, чтобы создать хаос или порядок по своему усмотрению.
Но мама была разбита, да и насколько хуже всё может стать? Я уже плыла против течения. Какая разница, если я брошу своё весло в стремительную реку дерьма?
– Тебе лучше поговорить с Кэрри, – произнесла я, моментально пожалев о сказанном, но в то же время почувствовав освобождение от чего-то, подкравшегося слишком близко.
– Это была Кэрри? – пропищала она.
– Поговори с ней.
Она вытерла глаза, но слёзы тут же появились снова.
– Будь проклят этот большой дом, – она сложила и развернула салфетку. – Будь проклят каждый угол. Ты не видишь, что происходит. Ничего не слышишь. Мы избегали друг друга. Как это произошло? Как мы дошли до такого?
– Нас было восемь, мам. Тебе нужен был большой дом. Что тебе оставалось делать?
– Уделять внимание! Мне нужно было уделять внимание!
Мама подняла голову и посмотрела сквозь меня.
Марджи стояла в дверном проёме, и я проследила за её взглядом.
– Что происходит?
– Ничего, – ответила я. – Мама думает, что я являюсь сплошным разочарованием и ошибкой, – я, может, и была готова нарушить клятву, но не была готова признаться в этом. – Давай покончим с этим. Ты оплатишь мне обед «У Роберто». Я проголодалась, мне нужно выпить.
– Ты слишком молода для выпивки, – ответила Марджи, отступив, чтобы дать мне пройти.
– Ну, мне кое-что нужно.
– Как насчёт работы? – ответила она, обняв маму.
Я показала ей язык.
ГЛАВА 16.
Мы ждали.
На твёрдой, современной, квадратной кушетке, но мы ждали. Я представляла, как Эллиот печатал и потирал верхнюю губу средним пальцем. Ждала, когда мама вернётся с парковки и будет меня задерживать, выспрашивая всё, что мне было известно, но я не знала ничего. Клянусь, мне было известно только то, что Кэрри говорила с Дейдрой и Шейлой о чём-то под клятвой. Это всё, что я знала. Возможно, я раздула из мухи слона.
Меня слегка трясло. Я собиралась выбраться отсюда. Пресса уже была снаружи и готовилась насадить мою голову или голову моего брата на кол. Узкий круг моих близких дружков по сексу и тех, с которыми я зависала, будут держаться подальше от меня и того внимания, притягиваемого мной со стороны масс-медиа. Отношения с Диконом пошли по наклонной. Аманда по-прежнему была мертва. Я сломала или, по крайней мере, надломила первоначальную связь и доверие, связывающие нас с моими сёстрами и братом.
Общественные работы надолго смогут отвлечь меня.
Я – скучающая, взволнованная и расстроенная – отправилась в столовую. Обед только начался. Персонал расставил подносы с эксклюзивной едой. Больше никогда их не увижу – этих людей, которые постоянно болтали – я даже не знала их имён. Я мысленно прощалась со столовой, двориком и дырами в системе наблюдения. Долго прощалась с серым потолком, плоскими светильниками и стерильными углами. Вошла Карен, тело которой состояло из жёстких углов и выпирающих через дряблую кожу костей. Я извинилась перед махавшей мне рукой Марджи и подошла к Карен, бросившей журнал на поднос.
– Эй, – произнесла я. – Примерно через двадцать минут я получу рекомендацию и выйду отсюда.
– Была рада снова тебя увидеть, – равнодушно ответила она.
– Позвони мне, когда попадёшь домой. Я серьёзно.
– Не думаю, что снова смогу повторить Оджай, – она покрутила корзинку с невероятно жёлтыми бананами, словно была не в силах выбрать один, хотя, на мой взгляд, они все выглядели одинаково.
– Да, я тоже, – ответила я, но это ли имелось в виду?
Дикон удерживал меня от такой жизни на протяжении многих месяцев, но я знала его и своё место. Возможно, он никогда не появится в моей жизни, но если именно таков будет сценарий, то что я оставила? А через что мне ещё придётся пройти? Я осознала, что не ждала ничего. Я была в ужасе от предстоящего разговора с Диконом, от пребывания в своём большом доме. Мне было плевать, увижу ли я Эрла или Чарли. Даже не хотела вникать в ситуацию с Мартином и Дебби. Но больше всего я не мечтала о вечеринках. Не хотела кокаин, но знала, что пойду и найду его в тот момент, когда мне станет скучно. Не хотела секса, но знала, что он понадобится мне тогда, когда станет грустно.
Карен добралась до дна корзинки. Банан на самом дне был почерневшим и мягким. Никто бы не захотел его. Она взяла его и положила себе на поднос вместо свежего и твёрдого.
Я разберусь со всем этим, когда приду домой. Возможно, тогда, когда буду вылизывать основание чьего-то члена или буду подвязанной к потолку как кусок мяса, но я разберусь. Мне просто нужно копнуть глубже. Настойчивей. Полное укрощение торнадо, в котором я оказалась. С моих губ слетело нечто абсолютно неожиданное.
– Кое-что изменилось, – сказала я. – Не думаю, что буду жить так, как прежде.
– Да, – задумчиво ответила Карен, – если бы я знала, как остановиться, то сделала бы это.
– Это проблема. Я имею в виду себя. Проблема во мне, – произнесла я с лёгким смешком, словно попытавшись стереть то, что только что произнесла. Это была практика над размышлениями о том, что ещё можно было поменять. Словно прослушивание перед выздоровлением, чтобы посмотреть, смогла бы я выдержать эту роль или нет.
– Фиона, – заговорила Марджи, положив руку на моё плечо. – Нам пора.
Я обняла Карен:
– Прощай. Поешь что-нибудь, хорошо? Кожа да кости.
– Хорошо. Удачи снаружи.
Эллиот и Френсис вошли через стеклянную дверь, и я заметила, что он хмурился. Мы молча прошли в конференц-зал. Я попрощалась с линолеумом и садом по ту сторону окна. Молча, словно в молитве ко всем присутствующим, я попрощалась с Джеком, абсолютно не подходящим для секса, с Уорреном, который был ходячей катастрофой, и с Марком, ставшим одним из сотни или больше.
Я не знала, что ожидало меня снаружи. Не знала, примет ли Дикон меня обратно. Не предполагала, сможет ли пресса втоптать меня в грязь, но была готова выбраться из Вестонвуда. Это я могла сказать на все сто грёбаных процентов.
ГЛАВА 17.
Мама так и не вернулась. Присутствовали лишь я, Марджи с Эллиотом и Френсис. Стол блестел своей лакированной поверхностью под горизонтальными полосками жалюзи на окнах. В центре стоял никому не нужный телефон для конференц-разговоров, провода от которого расходились в стороны как лапки паука. Я пыталась поймать взгляд Эллиота, но он посмотрел на меня только в тот момент, когда все заняли свои места. В его взгляде не было утешения, но Эллиот был из тех, кто никогда не допустит появления бреши в своей профессиональной выдержке.
Заправила прядь волос за ухо. Я хоть расчесалась? Почти состоялось моё возвращение в реальный мир, и мне была ненавистна сама мысль о том, что я сделаю это потрёпанной неряхой с лохматыми рыжими волосами и без макияжа. Меня поглотило чувство того, что я одной ногой уже стояла за порогом.
– Мисс Дрейзен, – обратилась Френсис к Марджи, – мы можем вам что-нибудь предложить?
– Может, выход на свободу?
Она улыбнулась так обезоруживающе, что это вызвало смех у Френсис, и напряжение в комнате слегка спало.
– Ну, благодарю за то, что пришли, – Френсис выглядела так, будто нанесла помаду на губы за пятнадцать минут до того, как прошла через стеклянную дверь. – Этот разговор записывается ради безопасности пациента, – я готова была засмеяться, но сумела подавить этот порыв. Френсис продолжила. – Доктор Чепмэн и я предоставим наши рекомендации судье и окружному прокурору города Лос-Анжелес по делу Фионы Мауры Дрейзен, – Френсис сложила руки перед собой и посмотрела мне в глаза. – После тщательного обсуждения с администрацией этой лечебницы и принятия к сведению совета доктора Чепмэна мы решили рекомендовать вам остаться в Вестонвуде или другом аккредитованном заведении для дополнительного наблюдения от четырнадцати до сорока пяти дней согласно Разделу 5250 закона Калифорнии о Социальном Обеспечении.
Я сглотнула:
– Что, простите?
– К чему вы клоните? – потребовала Марджи. – Она полностью дееспособна. Я видела, как отпускали более больных людей под их собственное честное слово.
– Во время своего пребывания здесь она три раза совершала нападения, – ответила Френсис.
Я выплюнула Эллиоту:
– Вы говорили, что это было из-за таблеток!
– Я говорил «возможно», – ответил он нежно. – Мне жаль, но…
Френсис прервала его.
– И она до сих пор не вспомнила инцидент.
– Не было никакого инцидента, – прорычала Марджи. – Можете спросить Дикона Брюса.
– Судья думает, что был, – ответила Френсис. – Он обеспокоен тем, что придётся выпустить на свободу женщину, у которой были психические припадки.
– Мы приняли сделку о признании вины.
– От обвинителя. Мнение судьи ставится в приоритет.
Марджи превосходно держала себя в руках, но я видела, как всё внутри неё закипало. Могла бы поспорить, что два терапевта за столом напротив нас видели то же самое.
– Наша рекомендация основана на том, что она будет находиться здесь для её же блага, – мягко произнёс Эллиот. Он закрыл свою маленькую папку и встал. – У меня сеанс через две минуты. Прошу прощения, – он кивнул каждому из нас и зашагал прочь.
Я была шокирована и сидела неподвижно. Что только что произошло?
У меня была полная уверенность того, что я покину это место. Я даже попрощалась с ним, проверила свою палату на наличие личных вещей, посмотрела на столовую в последний раз. Остаться здесь было хуже, чем признать поражение. Это было унизительно.
Как я вообще позволила этому ублюдку выйти отсюда?
Я развернулась на своём стуле и помчалась в зону приёма. Он едва ли переступил порог стеклянной двери.
– Эллиот, – позвала я. Он замедлился, словно раздумывал, что ему сделать. Мне пришлось пробежаться, чтобы догнать его. – Что случилось? Признайте же, что я не могу никому навредить.
Он покачал головой.
– Так будет лучше.
– У меня с вами завтра сеанс, и я не скажу ни слова до тех пор, пока вы не объясните мне произошедшее.
– Фиона, я…
– Можете сунуть конец ручки себе в задницу. Я сделаю вашу жизнь ещё более несчастной.
Он спокойно улыбнулся и посмотрел в пол.
– Я больше не твой лечащий врач. Возвращаюсь в Комптон.
– Чёрта с два ты возвращаешься!
– Прости, но я больше не могу здесь находиться. Думаю, с тобой всё будет в полном порядке. Ты прекрасно справляешься.
– Оставь свои банальности для того, кто в них нуждается.
Вена на его шее начала пульсировать, а глаза стали жестокими. Это был тот момент, когда я перешла грань, но не хотела этого. Его голос из мягкого превратился в грубый, и от каждого сказанного слова застывала кровь.
– Как только ты бы выбралась отсюда со своей сделкой о признании вины, тебя бы сожрали заживо. Возможно, пресса. Возможно, мужчина, которого ты почти убила. Возможно, в этот раз он убьёт тебя вместо того, чтобы просто сломать зуб. Поверь мне, судья по этому делу даже не собирается тебе помогать. У тебя нет ничего, что помогло бы выдержать жизнь снаружи. Ты вернёшься к наркотикам, и мне неинтересно, смог бы я сделать что-то ещё, чтобы помочь тебе. Лучше сделать это сейчас. Единственный способ защитить тебя.
– Вы должны были оценить мою психику, а не защищать меня.
Он поднял руки перед собой, постучав пальцем по своей папке.
– Всё сложно, Фиона. Это было последней стоящей вещью, сделанной мной в этом месте, и меня всё устраивает.
– Пошёл ты!
Он кивнул, заставив меня почувствовать себя капризным ребёнком. И что теперь? Он собирался попрощаться и бросить меня? Нет. Я не согласна.
– Мы не закончили, – произнесла я.
– Прощай, Фиона. Встреча с тобой была для меня глотком свежего воздуха.
Я развернулась и побежала по коридору прежде, чем он сказал бы ещё хоть слово. Я не знала, что пыталась остановить. Возможно, товарный состав смешанных ожиданий, и раньше, чем он переедет меня? Возможно, момент, когда я проснусь и пойму, что облажалась и застряла здесь? Да, видит Бог, я не могла здесь оставаться, будучи отрезанной от всего ещё на месяц. Что-то нужно было предпринять, и если никто не сделает этого для меня, то придётся сделать это самостоятельно. Задохнувшись, я громко захлопнула стеклянную дверь.
Марджи стояла, уставившись на свой телефон.
– Тебе нужно вернуть сюда доктора Чепмэна, – выдохнула я. – Заставь их. Он не может уйти.
Марджи слышала меня. Я знала это. В этом я была права, но она не слушала.
– Я облажалась, – произнесла сестра.
– Как? Ты договорилась о сделке, они не могли…
– Папа был прав. У меня слишком мало опыта. Я могла бы надавить на судью, если бы лучше разбиралась в этом.
То, что она говорила, вышибло воздух из моих лёгких.
– Нет, – ответила я.
– Прости, Фиона. Я пыталась, но тебе нужен лучший адвокат. Я не справедлива к тебе.
– Не справедлива ко мне? Я здесь и сейчас не имею ничего и никого… Эллиот меня бросил, а теперь ещё и ты собираешься? Что мне делать? Марджи, как мне справиться с этим? Не оставляй меня! – я кричала и начала заламывать руки.
Марджи пыталась взять мои руки в свои и успокоить меня:
– Успокойся.
– Останься, и я успокоюсь. Останься со мной.
– Не могу. Это не лучший…
– Не оставляй меня! Не делай этого! Не надо!!
Когда я попыталась прижать её ближе, сомкнувшиеся вокруг руки начали оттаскивать меня от неё. Я чувствовала пол под собой, тени на свету, всевозможные голоса и даже намёк на нежность. В руке появился дискомфорт, словно на сгиб локтя с силой надавили пальцем. Вскоре после этого по рукам растеклась вялость, и всё вокруг накрыл серый туман.
Продолжение следует…
