355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Иван Кошкин » Военно-морской рассказ «Миноносец Бесстыжий» » Текст книги (страница 1)
Военно-морской рассказ «Миноносец Бесстыжий»
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 02:44

Текст книги "Военно-морской рассказ «Миноносец Бесстыжий»"


Автор книги: Иван Кошкин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Я вас приветствую! Хррр. Хрррр. Ххуррагх!

С юга задувал жестокий норд-ост. Миноносец «Бесстыжий» резал мидель-шпангоутом мертвую зыбь Желтого моря. Мичман Ецкой-третий стоял на свежевымытой вахте и с тревогой вглядывался в горизонт, с минуты на минуту ожидая увидеть дымы японской эскадры. Боцман второй статьи Етько слегка повернул штурвал влево и миноносец послушно наклонился в крутом вираже. Величественный альбатрос, не успевший увернуться от мачты, потерял несколько перьев и суматошно замахал крыльями, крича что-то морское на своем птичьем языке.

– Так что Вы как рассуждаете, Ваше Высокоблагородие, – нарушил напряженное молчание боцман. – Встренем мя япошек, али нет?

– Голубчик, ты не мог бы выражаться по-русски? – Не отрываясь от бинокля сказал мичман.

– Виноват, Ваше высокоблагородие, – ответил, облегченно вздохнув боцман. – Его благородие старший офицер любит, чтобы с ним по народному говорили. А я и слов-то таких не знаю: инда, понеже...

Альбатрос поравнялся с мостиком и выкрикнул несколько особенно морских фраз.

– Не знаю Етько, не знаю. Горизонт чист, хотя темноват – кажется надвигается шторм. Какой у нас курс?

– Два румба.

– Добавь десять кабельтовых.

Боцман незамедлительно выполнил приказ. Несчастный альбатрос, внимательно следивший за мачтой не заметил кормового флагштока и в расстроенных чувствах покинул негостеприимный корабль. На мостик, гремя шканцами, спустился по трапу комадир миноносца лейтенант Вской. Как всегда он был в отутюженом белом кителе и при кортике, но почему-то без штанов. Мичман восторженно смотрел на обожаемого командира. Весь флот знал, что лейтенант Вской служил на Балтике в гвардейском экипаже. О его удали ходили легенды, а проделка с медведем и тремя околоточными в свое время рассмешила государя до слез. Погубили лейтенанта, как водится, женщины. Соблазнив жену офицера кавалергардского полка грузинского князя Содомия, он был вызван ревнивым мужем на дуэль, с которой князя увезли прямо в морг. Затем Вской в трех последующих дуэлях отправил в лазарет трех братьев князя и был сплавлен командованием на Дальний Восток, когда Командующий узнал, что поезд Тифлис-Санкт-Петербург вышел в Северную столицу забитый подд завязку.

Лейтенант взял у мичмана бинокль и опытной рукой снял защитные крышки с окуляров. Минут пять на мостике царило напряженное молчание – командир вглядывался в море, Етько старался не заржать, а мичман меланхолично прикидывал, из чего лучше застрелиться:из казеного нагана или любимого браунинга. Командир опустил бинокль и одобряюще похлопал мичмана по плечу:

– Ничего страшного, молодой, со всеми бывает. Помню как-то шли мы с семьей датского короля в Кронштадт, а я стоял на вахте. И можете себе представить: заходит на мостик король! И просит у меня подзорную трубу. А я так переволновался, что вместо трубы подал ему бутылку беленькой, у нас, знаете ли, под компасам был небольшой тайничок-с. Да еще дурацкий тик приключился– левый глаз задергался...

– Ну а что король? – задыхаясь от волнения спросил мичман

– Обрадовался, как ребенок. Он не дурак был по этому делу, а жена его в строгости держала. Так что пока она его на мостике нашла, мы бутылку уже и уговорили. Входит она, а король как ни в чем не бывало в трубочку обозревает Балтику.

– А запах?

– А что запах, я компас разобрал и начал в нем копаться. Чистый спирт, знаете ли.

– А чем все кончилось? – мичман едва не падал в обморок от обожания.

– Десять суток гаупвахты за порчу компаса, а король мне какой-то орден потом прислал.

Мичман, наконец, набрался храбрости:

– Господин лейтенант, а...

– Что?

– Штаны-с, – мичман покраснел, как девушка.

– Ах штаны, – лейтенант досадливо поморщился. – Два туза на мизере, механик натурально раздевает кают-компанию. Такое чувство, что он знает прикуп.

– Ну как же, господин лейтенант, – озадаченно посмотрел на командира Ецкой-третий. – Он же из Сочи!

Температуры на мостике резко упала.

– Да? – совершенно спокойно поднял бровь лейтенант.

Етько попытался слиться со штурвалом. Альбатрос, который было передумал и нагнал миноносец, в панике забил крыльями, пытаясь как можно быстрее набрать высоту. Лейтенант невозмутимо отодвинул мичмана и наклонился над переговорной трубой:

– Кают-компания?

– Да, – откликнулась труба голосом минного офицера Вздеева. Голос был мрачен.

– Александр Петрович, как там у вас?

– Старший офицер и артиллерист сидят в кальсонах, я только что снял китель. – в трубе раздался смех. – И нечего так смеяться Виктор Васильевич, просто Вам сегодня везет.

– Александр Петрович, надевайте китель и захватите мои брюки. Виктор Васильевич из Сочи.

– О-о-о-о, – донеслось из трубы.

Вздеев был на мостике через минуту. Он подал Командиру брюки и потер кулак с содранными костяшками. Альбатрос, почувствовавший, что обстановка несколько разрядилась, рискнул снизиться почти до высоты мачты. Мичман снова поднял бинокль...

– Дым! Дым на горизонте! Три минуты двадцать секунд на зюйд-зюйд-вест!

На мостике снова воцарилось неловкое молчание.

– Мичман, не выеживайтесь с секнудами и покажите пальцем! Горизонт маленький, в нем всего 360 градусов, так что будьте любезны! – командир посмотрел в направлении мичманского пальца. – Тэк-с. Во-первых, ногти надо стричь, молодой. А во вторых – пять миноносцев. Хм-м-м посмотрим-посмотрим...

Он прищурился на тоненькую полоску дыма.

– «Экасука», «Самосека», «Ибука», э-э-э-э.

– Ни х...ра себе! – восхитился глазомером командира мичман.

– Во-первых, призносится с ударением на предпоследний слог: «НихирасИба», а во-вторых – это не он. Этот – двухтрубный. Видимо «Покемон» и...

– Не е...аться! – продолжал восхищаться мичман.

– Верно, только это английское произношение от неправильного написания. Но это действительно «Ниибака». Свистнуть всех наверх! К бою!

Мичман наклонился над трубой и попытался свистнуть, как его учили в Морском Корпусе, но губы пересохли и раздалось жалкое шипение. Из трубы донеслось:

– Виктор Васильевич, сейчас ведь мичман на вахте?

– Да.

– Значит, это тревога!

Из люков на палубу полезли, звеня шкотами, матросы. На ходу, застегивая китель выскочил из недр миноносца артиллерийский офицер и бросился к носовому трехдюймовому стомиллиметровому орудию. Матросы уже расчехляли пушку, со скрипом повернулся гюйс.

Командир быстро, но без суеты натянул штаны и поправил фуражку.

– Мичман, – голос Вского был спойоен и холоден. -Будьте добры, посмотрите, как там у Вздеева, боюсь, что он не успеет с минами.

Счастливый, от оказанного доверия Ецкой-третий бросился к трапу, едва не наступив на хвост корабельному коту Кошкодралу. Кот спешил занять свое место по боевому расписанию на вороте у командира и только недовольно мявкнул. Перекрестившись, мичман поднялся по трапу. Последняя неловкость по отношению к хвосту Кошкодрала кончилась для него неделей лазарета и пятью швами на ляжке.

На палубе происходила боевая суматоха. Старший офицер, прибалтийский немец Аршхенфельт, слегка подтормаживая, выкрикивал команды, матросы быстро их исполняли, опережая командира уже на: «Пистрее-е, пистрее су-укины де-ети-и» и «За-адра-а-аить лю-у-уки-и-и». Ецков бегом бросился к минным аппаратам. Вздеев и минеры обливаясь потом закручивали против часовой стрелки винт на мине во втором аппарате.

– Братцы, ну еще пару оборотиков, – хрипел красный от натуги Вздеев.

– Так что никак нельзя, Ваше Благородие, – хрипел в ответ усатый минер, – Резинка лопнет. Надо на стопор ставить!

– Ставь!

Вздеев с рычанием ухватил винт обеими руками, а усатый вставил под винт заглушку.

– Теперь второй, давайте ребята, нет времени. – Вздеев обернулся к мичману. – Скажи командиру, что успеем все вовремя. Пусть не беспокоится. Сколько их?

– Пять. Помочь?

– Не надо. Сбегай в машинное, у них что-то с переговорной трубой – сигнал не проходит.

Ецков кубарем скатился в машину. Механик, потомок старинного морского рода, грек (как он говорил) Абасраки склонился над турбулентным манометром. Обернувшись на шум, он подмигнул мичману:

– Шо я Вам скажу, Петенька, таки Вы вовремя сказали командиру, шо я из Сочи. А то старший офицер уже ставил свои кальсоны – и это был бы такой конфуз, такой конфуз... Я извиняюсь, но не могли бы Вы посмотреть трубу – коннекта с мостиком нет. Я их слышу, а они меня нет.

Мичман по праву гордился тем, что хорошо разбирается в системе связи миноносца, поэтому достать из трубы дохлую крысу было для него делом одной секунды. Механик на секунду отвлекся и внимательно осмотрел труп грызуна.

– Судя по тому, шо у этой крысы сильно поцоватый вид, ее туда загнал Кошкодрал, а вытащить, естественно, не смог. Надо мне будет с ним поговорить, шобы в машинном больше не охотился. Идите, мичман, большое вам спасибо.

Кочегары как заведенные бросали в турбину уголь.

Ецкой-третий бегом вернулся на мостик, чуть не сбив по пути Аршхенфельта, выкрикивавшего выполненную пять минут назад команду. Матросы раскатывали по палубе противопожарные брамсели, в кают-компании старый фельдшер Недобей раскладывал топоры и молотки, готовясь принимать раненых. Мимо со спасательным плотом в лапках пробежали корабельные крысы. На мостике все было спокойно. Вской чистил кортиком ногти, время от времени поглядывая на приближавшихся японцев. Кошкодрал уже улегся у него на плечах, предупредив предварительно блох, чтобы не баловали. Етько твердо сжимал рукояти штурвала и, только по закаченым глазам можно было понять, что он давно в глубоком обмороке. Вской полюбовался аккуратными ногтями и обернулся к мичману:

– Молодой, будьте любезны, дайте этому гамадрилу в ухо.

– Есть!

Весь дрожа от оказанного доверия мичман стянул с правой руки перчатку и с размаху врезал рулевому по морде. Етько вздрогнул, очнулся, и, увидев приблизившиеся дымы, приготовился упасть в обморок снова.

– Только попробуй, паскуда, – предупредил командир. – Скажу Недобею, чтобы клизму с красным перцем поставил.

Стуча зубами Етько уставился прямо перед собой. Сигнальщик поднялся на мостик держа в руках стопку свежепостиранных сигнальных флагов, выбрал три и сунул за пазуху, а остальные свалил в углу. Лейтенант с интересом посмотрел на него:

– Вообще-то это не «Погибаю, но не сдаюсь». Третий флаг неправильный. А этот сигнал означает: «Шесть белых мышей охотятся на тюленей». Впрочем, оставь. Пусть поломают голову.

Сигнальщик поднял сигнал, подумал секунду и привязал к фалу еще четыре флага.

– Ого, – поднял бровь капитан. – «Флагманский морж прекращает преследовать двенадцать зеленых собачек». Пожалуй, на этом стоит остановиться.

Труба машинного отделения откашлялась, затем донесся голос Абасраки:

– Я таки сильно извиняюсь, но когда будете рулить, сильно передачи не переключайте. Вы когда перекладываете с «полный назад» на «самый полный вперед» мое греческое сердце обливается кровью. Пар мы вам дадим, не сомневайтесь, но на газ сильно не жмите.

Миноносцы врага приближались, грозно сверкая шпангоутами.

– Не менее 25 узлов в час, – пробормотал лейтенант. – А мы больше 20 не выжмем, да и те по спидометру. Кстати, кажется через пять минут мы выйдем на дистанцию артиллерийского огня.

Он перегнулся через ограждение мостика и внимательно посмотрел на носовое орудие. Артиллерийский офицер стоял у самого мощного своего орудия и пристально, грозно всматривался в несущегося навстречу противника. Комендоры озадачено переглядывались, подталкивали друг друга локтями и наконец, как по команде обернулись в сторону мостика, с надеждой глядя на командира.

– Арсений Викентьевич, – позвал Вской.

– Да? – не оборачиваясь откликнулся артиллерист.

– Арсений Викентьевич, будьте добры, откройте затвор.

Артиллерист в недоумении повернулся к командиру:

– Владимир Петрович, но зачем?

– Выполнять!

– Есть! – комендоры откинули затвор в сторону.

– А теперь, будьте добры, вставьте туда снаряд, – лучезарно улыбнулся лейтенант.

Артиллерист ударил себя по лбу и комендоры с облегчением зарядили орудие.

– Зднов – лучший артиллерист во всей бригаде, – пояснил Вской обалдевшему мичману. – Но постоянно забывает зарядить орудие. После первого выстрела приходит в норму. Собственно, из-за этого первые стрельбы перед светлейшим мы чуть не завалили.

Вражеские миноносцы расходились клещами, охватывая русский корабль, вода кипела под их острыми фарватерами. На палубе Аршхенфельт пропустил команды «Шевелись!» и «Переодеться в чистое» и приказал раздать абордажные сабли. Грянули орудия японских миноносцев. Перед миноносцем поднялось два фонтана, два снаряда упали у левого борта и один просвистел в двух футах от головы альбатроса. Несчастная птица, борясь с подступающей истерикой решила, что от судьбы не уйдешь и села на мостик, бормоча что-то настолько морское, что даже Кошкодрал с интересом поднял одно ухо. Мичман машинально подвинулся и украдкой глянул на орудие вниз. Арсений Викентьевич выжидал, спокойно следя трехдюймовым стволом калибра сто миллимиетров за ближайшим миноносцем. Кошкодрал с одобрением наблюдал за этой, такой знакомой ему, тактикой. Японцы выстрелили снова. Лейтенант невозмутимо впечатал голову мичмана в компас. Ецкий почувствовал, что какая-то сила срывает с него фуражку. Подняв голову от картушки и утерев кровавые сопли, мичман увидел дыру в ограждении мостика примерно на том месте, где должна была быть его голова. Лейтенант спокойно раскуривал трубку, глядя на приближающийся миноносец врага. Теперь мичман видел, что это «Самосеки» с его характерным мостиком неприличной формы и четырьмя трубами различной высоты и диаметра. Отчего-то нестерпимо захотелось писать.

– Арсений, – крикнул, перекрикивая рев котлов командир, – мне оскорбить тебя предположением о том, чем ты там занимаешься? Ты стрелять будешь ВВВЫЫЫЫТТТ?!!!!

Последнее слово вырвалось у Вскова главным образом из-за того, что Кошкодрал укоризненно запустил ему пять когтей в ухо – кот отлично понимал артиллериста и не терпел, когда мешали хорошей охоте.

– Ну ладно. – потер ухо командир и обернулcя к рулевому, – Етьков, маневрируй на свое усмотрение.

Мичман едва успел вцепиться в поручень. Рулевой был перепуган настолько, что знал, куда упадет снаряд еще до того, как японский артиллерист жал на спуск. Пять столобов, расстояние между которыми было меньше ширины «Бесстыжего» встали по обоим бортам корабля. Мичман открыл рот от такого зверского надругательства над естественными науками, когда лейтенант вторично приложил его головой об компас. Что-то часто застучало по ограждению и мичман увидел рядом с собой альбатроса, закрывающего голову крыльями, причем из клюва птицы вырывались уже настощие военно-морские слова. На палубе стоял тот характерный мат, которым всегда сопровождается на Руси любое святое дело. Первых раненых потащили в лазарет, раненые вырывались и кричали, что это только царапины. «Самосеки» был в каких-то пяти кабельтовых, когда рявкнуло орудие Зднова. Мостик «Самосеки» принял уже совершенно похабную форму, а из двух труб вместо дыма повалил пар. Японец отвалил в сторону. Сигнальщик торопливо поднял еще три флага.

– «Розовый дельфин пьет рыбий жир» – прочитал лейтенант и одобрительно похлопал сигнальщика по плечу, – Ты делаешь успехи, голубчик. Етьков, два узла ост-вест, дадим Вздееву возможность проверить, как он закрутил резинку.

– Есть, – обезумевший от ужаса рулевой захохотал как шакал, обожравшийся мухоморов, и резко переложил штурвал.

– Мне не нравится наш кильватер, – озабоченно пробормотал лейтенант, в третий раз ударяя головой мичмана о компас.

Ецкий-третий, успевший подложить на компас запасную фуражку, вытряхнул из-за шиворота осколки и посмотрел на кильватер. Тот действительно выглядел неважно.

– Мне кажется, он немного коптит, – робко сказал он, краем глаза замечая, что «Бесстыжий» летит прямо на «Ибука».

– Абасраки, – заорал в трубу лейтенант, – ты перебрал кильватер перед походом?

– Что Абасраки? Что сразу Абасраки? – затараторила труба, – Таки Абасраки перебрал кильватер. Абасраки перебрал кильватер так, как никто не сможет его перебрать! Только господь Б-г мог бы перебрать кильватер лучше, чем Абасраки, но у него много других дел! Я предупреждал, что это корыто с котлами надо ставить в ремонт? Я предупреждал, чтобы вы не вертели штурвалом, как Сарочка задницей?

– Ладно, ладно, – примирительно крикнул лейтенант, – держи давление, после этого выхода будем ремонтироваться.

«Ибука» был уже в пятнадцати кабельтовых и летел прямо навстречу русскому миноносцу. Внезапно мичман похолодел: японец, несомненно, тоже шел в минную атаку! Если сейчас отвернуть, чтобы пустить в ход минный аппарат, «Бесстыжий» подставит борт! Миноносцы шли в самоубийственную атаку один на другого. Писать хотелось уже совершенно нестерпимо. Внезапно на палубе послышался шум и мат, перекрывший даже рев котлов и гром выстрелов носового орудия, стрелявшего теперь непрерывно.

– Навались ... сынки! ...!!! За Веру, ... Царя и Отечество ...!!!! ....!!!!! ******!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Так виртуозно ругаться на корабле умел только великолепный Вздеев. Мичман обернулся и почувствовал, что волосы под фуражкой становятся дыбом. Вздеев с минерами снял передний минный аппарат и перетащил его в нос. Огромный трюмный матрос Ититькин, погнувший лбом все комминксы на корабле, крякнув, поднял аппарат на плечо. Вздеев нечеловеческим усилиев взвел выбрасывающую пружину и прицелился, водя миной за хвост. «Ибука» был в трех кабельтовых, когда минер выдернул стопор винта, одновременно спуская пружину.

– Ин-нах!!! – проводил он мину. Мощная резинка раскрутила винт до бешеной скорости и мина, хищно поблескивая в волнах, понеслась навстречу «Ибуки». Японец слишком поздно понял, в какую ловушку попал и отвернул направо от «Бесстыжего», подставив борт под залп носового орудия и пятиствольных полуторадюймовых пушек. Окутавшийся паром, «Ибука» постепенно терял ход, описывая циркуляцию.

– Второй готов, – невозмутимо заметил лейтенант.

Три других миноносца проскочили мимо русского и, развернувшись, постепенно начали его догонять.

– Владимир Петрович, – донесся из трубы голос Абасраки, – вторая кочегарка повреждена осколками, больше восемнадцати узлов я дать не могу! Совсем не могу! Я и восемнадцать-то давать не должен, просто хочу показать, что может сделать один ...грек, если этот грек знает, к чему приложить руки!

«Экасука», вырвавшись вперед, осыпал русский миноносец снарядами из носового орудия, «Бесстыжий» огрызался из кормовой пятистволки. Командир смерил расстояние до японца: три кабельтова. Нехорошая улыбка заиграла у него на губах. «Бесстыжий» постепенно терял ход. Вской наклонился с мостика и крикнул старшему офицеру:

– Зигфрид Гуннарович, будьте любезны, пришлите на мостик Ыуынна с винтовкой. Да, камчадала. Побыстрее, пожалуйста.

Ыуынн, камчадал, как легко догадаться, с Камчатки, славился среди команды феноменальной меткостью (на спор делал из винтовки чаек-самцов на всю жизнь несчастными) и полной неспособностью делать что-нибудь еще, кроме этого. Поэтому в бою его обязанностью было сторожить с винтовкой якорь, чтобы кто-нибудь не украл. Винтовка у него всегда была в полном порядке. На мостик он прибыл почти мгновенно и попытался встать по стойке смирно.

– Вольно, голубчик. Видишь вон тот миноносец?

Ыуынн кивнул. «Экасука» был уже в трех кабельтовых и не стрелял, видимо собираясь захватить русский миноносец

– Видишь у него на мачте белая такая тряпка с красным кругом? А отстрели-ка мне ее.

Ыуынн вскинул винтовку к плечу и, казалось бы не целясь, выстрелил. Флаг на «Экасука» сорвало и понесло ветром. Лейтенант схватил за лапы сидевшего под компасом альбатроса и поднял его так, чтобы ошалевшая птица увидела летящий флаг.

– Видишь тряпку, ты, баклан-переросток? Давай, поступай с ней в меру собственной испорченности, – крикнул Вской и придал альбатросу мощный испульс в сторону мечущегося на ветру японского знамени.

Озверевший от всего этого безобразия альбатрос догнал священный символ Ямато и моментально сожрал прямо в воздухе. «Экасука» была уже в полутора кабельтовых, так что можно было различить лица японцев. С каким-то отстраненным интересом мичман наблюдал, как японские офицеры уселись на палубу, сняли кителя и стали обматывать бумагой лезвия кортиков.

– Это их отвлечет на некоторое время, – прокомментировал Вской, – Абасраки, как русский грека тебя прошу, дай хотя бы двенадцать узлов!

– А где я пар возьму, лейтенант? Где Абасраки таки возьмет пар?

– ДОСТАНЬ!

– ЕСТЬ!

Израненный «Бесстыжий» постепенно набирал ход, но «Покемон» и «Ниибака» уже поравнялись с ним. Офицер на «Покемоне» что-то прокричал в рупор.

– Мичман, Вы, говорят, Японией увлекаетесь? – спросил командир, – Что он нам там орет?

– Он требует отдать якорь и заглушить машину, – перевел Ецкий-третий, гордясь своей нужностью.

Командир кинул взгляд на два абсолютно неповрежденных японских миноносца, а потом посмотрел на свой изрешеченный корабль.

– Ну что же, придется подчиниться. – кивнул он.

Свет померк в глазах у мичмана. Его командир, его герой, собирался сдать корабль врагу! Плен, позор! В первом же походе? Как он теперь посмотрит в глаза своему отцу, капитану первого ранга Ецкому-второму? А маме? А дедушке, адмиралу Ецкову-первому? А Вареньке, Катеньке, Машеньке, Оленьке и Верочке? Особенно Машеньке и Оленьке, ведь одна из них, почти определенно, его невеста, правда он пока еще не разобрался, кто именно? Ужасаясь самому себе, мичман принял решение: сейчас он застрелит этого предателя, которому он так верил, а потом застрелится сам. Расстегивая негнущимися пальцами кобуру, он сквозь слезы услышал голос Вскова:

– Ититькин, голубчик, отдай-ка левому якорь!!!

Похоже, японцы все-таки заподозрили что-то неладное, когда на бак русского миноносца вышел огромный мужик и начал раскручивать над головой миноносный якорь на цепи, но было уже поздно. Направленный мощной дланью русского матроса, привыкшего при отсутсвии топора валить деревья руками, пятитонный якорь грозно просвистел в воздухе и угодил точно между труб «Покемона». Японский миноносец окутался паром и специфическими японскими выражениями.

– А правому, будь добр, заглуши машину.

Ититькин повернулся на другой борт и набрал в грудь побольше воздуха:

– БО-ОЖЕ ЦАРЯ-А ХРАНИ!!!! – заревел Ититькин и мичман понял, что оглох.

На мостике полопались все стекла, на «Ниибаке» маленькие японские матросы закрывали уши ладонями. Дым из труб японца, загнанный обратно внезапным порывом ветра, преодолел мощь вентиляторов и устремился в кочегарку, гася топки. «Бесстыжий», окутанный клубами дыма и пара медленно полз во Владивосток.

Прошло три часа. Солнце клонилось к закату. На палубу выполз в одних кальсонах красный и мокрый Абасраки. Повернув опухшее лицо к Вскову он прокашлялся и прохрипел:

– Все, Владимир Петрович. Пар весь. Насосы сейчас встанут, вода поступает в обе кочегарки. Я глушу машины. Вы знаете, что Абасраки хороший механик. Но у этого корыта котлы с машинами сейчас провалятся сквозь дно.

Он лег на палубу и захрапел. Командир прикинул расстояние до берега.

– Пять миль... Все наверх, шлюпки на воду.

Мичман шмыгнул носом.

– Не грусти молодой, это был хороший корабль. Ты сегодня неплохо себя вел. Так и быть, разрешу тебе открыть кингстоны.

06.06.2003


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю