Текст книги "Сатанист Иннокентий (СИ)"
Автор книги: Иван Сергеев
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Сергеев Иван Дмитриевич
Сатанист Иннокентий
Сатанист Иннокентий
Проснувшись, я осознал, что мне опять снились два этих сна, один за другим, словно запущенная на бесконечное проигрывание видеозапись. Первый: темно, ночь или поздний вечер, я перехожу дорогу, и вдруг навстречу мне вылетает, слепя светом фар, джип, что-то вроде «лёхи», «крузака» или «гелика». В ужасе я «просыпаюсь», но на самом деле погружаюсь во второй сон. Понемногу отхожу от испуга и обнаруживаю, что стою на окраине леса. На мне какой-то болотного цвета балахон, на голове широкополая шляпа с обвислыми полями, в руках узловатая палка с насаженной на неё немаленькой черепушкой, не то коровьей, не то лошадиной. Я похож на предавшегося злу Снусмумрика. Рядом стоит темноволосая девушка в синем пальто и белом берете. Ах да, это же Лена! В этот момент в очередной раз сон резко выталкивает меня в реальный мир.
Мотаю головой, чтобы выгнать из головы последние клочки увиденного. Когда твоя любимая – ведьма, странно удивляться подобным снам.
– Так, сегодня Лена вернётся из рейса, а завтра у нас свадьба. По их обряду, дубль два.
– Хочешь ли ты этого?
– Да, больше всего в жизни. Я люблю её.
– А если это обратит твою жизнь в хаос?
– Что ж, значит, так тому и быть. В конце концов, не вокруг меня Земля вертится.
***
Лена вернулась где-то в районе восьми часов. Я помогал ей выпростаться из форменного пепельно-серого длинного тренча, одновременно выслушивая недовольное ворчание:
– Дурацкий рейс. Остров, чтоб ему пусто было. Сборная солянка – чароплёты, пикси, брауни, даже одна банши. Чёрный Шак – ладно, хоть в переноске. Пьяные все в уматину, даже собака. Минут через десять после взлёта нам это всё надоело, и мы с напарницей наслали на голубчиков отличнейший морок. В итоге их так вырубило, что из самолёта всех пришлось на руках выносить. Час от часу не легче! Машке один брауни чуть подол не заблевал.
Лена, обычно так трепетно относившаяся к своей униформе, в сердцах швырнула в кресло синий пиджак.
– В Англии успела поболтать с коллегой, Оксана зовут, она с Лысой горы прибыла. Там вообще все с ума посходили. "Полесье" трещит по швам, не знаю, переживут ли этот дурдом. Какие-то повёрнутые под предводительством самозваного мольфара с Карпат пытаются блокировать гору, орут, что заклинания надо читать только на державной мове, требуют разворачивать наши лайнеры восвояси. На Юго – Востоке эпидемия ликантропии и вампиризма, туда даже бывалые уже летать перестали. Ещё бы, столько не упокоенных мертвецов! Куда мир катится? О! Колготки опять порвала! Вот же ж, Карачун их всех разбери!..
Дежурные жалобы на эфемерность данной части дамского туалета сопровождали Лену примерно так же, как и рассуждения об упадке магии. Я обнял любимую, привлекая к себе.
– Ленчик, завтра у нас свадьба.
– Я помню, Ванюша. Как твой свидетель? Сдюжит?
– Надеюсь.
– Смотри, сам тоже не дрейфь. Из профанов вы там единственные будете.
На самом деле обычную, "профанную", как выражается Лена, свадьбу мы сыграли уже почти месяц назад. Без лишнего пафоса скромно расписались в местном ЗАГСе, потом посидели в кафе с Ленкиной роднёй (я-то живу в своём городишке один, как перст), а ночью учинили небольшой трэш и ахуй с нашими профанными приятелями и подружками. Всё как у людей. Для них мы были мужем и женой, но только для них.
***
Скажу честно, узнав о необходимости магической свадьбы, я не сильно обрадовался. Нет, за это время я кое-чему научился (конечно, чисто из внешнего аспекта, без практик) – меня уже не коробили управляемые фамильярами автомобили (как-то раз мы с Леной всю дорогу преспокойно миловались на заднем сиденье – интересно что бы подумал тормознувший нас гаишник, подвернись он тогда), я перестал называть снегирём Фёдора Тимофеевича, с улыбкой жал руки или чего у них там было гостям из «наших», спокойно созерцал фляпы, умел отыскивать магические сигилы среди уличного граффити – но всё же перспектива с головой погрузиться как минимум на вечер в тот мир меня несколько напрягала. Да и кто знает, что мне там делать придётся. Козла под хвостом чмокать или что ещё похуже. Нет уж, благодарю покорно.
Лена заявила мне о необходимости пройти данный обряд за завтраком через пару дней после нашего бракосочетания. Я аж обронил хлеб на скатерть.
– Хм, Ленчик, а без этого... ну...никак? Штампы же поставили.
"Ну и чушь же я несу!" Лена покачала головой.
– Неа. Браки с профанами давно уже не запрещают, они признаются, но только если была свадьба по нашему обряду, – отчеканила она голосом заправского бюрократа. – Иначе это не брак, а так, баловство, ни к чему не обязывающее. Повстречались и забыли. У нас же с тобой всё серьёзно, а, Ванюша?
– Конечно, конечно, дорогая.
Я медленно прихлебнул кофе, собираясь с мыслями. Лена, улыбаясь, накрыла мои ладони своими.
– Успокойся. Тебе не придётся там отрекаться от Бога и родителей, насиловать девственниц, пить кровь или целовать под хвостом кого бы то ни было. Обещаю. Даже подписывать ничего не придётся.
Она состроила такую потешно – серьёзную физиономию, что я расхохотался. Лена же быстро чмокнула меня в щёку.
– Ну, быть по-твоему. Вторая свадьба так вторая, по крайней мере не банально. И когда состоится сие высокое торжество?
– Думаю, недели через три. У на как раз отпуск будет. Не бойся, предупрежу заранее.
Уже стоя в прихожей в форме и плаще, Лена сказала:
– Ищи свидетеля, Ваня. У нас без этого никак. На такой свадьбе должны быть два свидетеля, от каждого из миров. Профан приводит профана, ведьма – ведьму.
– Лена! – взмолился я. – Ты меня без ножа режешь. Ну, где я найду того, кого можно будет взять к этим твоим!?..
– Нашим, Ваня, теперь нашим. Не знаю. Давай я завтра прилечу, и вечером вместе подумаем. Ты готов? Ну, поехали, закину тебя на работу, а потом к себе поеду.
– Да, кстати, – добавила она, заводя машину, – свидетель должен хорошо знать того из новобрачных, кто его привёл на свадьбу. Вариант напоить и/или подкупить случайного человека не прокатит.
– Мы не ищем лёгких путей, – хмуро отозвался я.
***
Чем дольше я размышлял над словами Лены, тем больше утверждался в мысли: надо брать с собой Иннокентия. Он – самый отбитый из всех моих знакомых. Больше никто не мне поможет.
Кеша учился на пару курсов младше меня, когда мы с ним познакомились. Он был металлист и сатанист, так что сокурсники на него косились, впрочем, как и на меня, который сатанистом не был. Думаю, на почве общих проблем с социумом мы и сдружились. Уже на ближайших выходных мы сидели вдвоём в его квартире, прослушивая записи местных андеграундных команд.
Кеша носил костюм с галстуком и длинные волосы, держал бумажку с пентаграммой Лавея в бумажнике, увлекался физиологией человека и животных, весьма неплохо играл на гитаре, а из наушников его плеера неслось обычно что-то вроде Deicide или Behemoth. Периодически экспериментировал со всевозможными психостимуляторами. К окружающим, за редкими исключениями (в число коих входил и я) он относился с большим скепсисом.
Пижонистый облик Иннокентия не должен вводить вас в заблуждение: при случае он мог здорово зажечь. Помню, на каких-то посиделках разгоряченный спиртным Кеша взобрался на подоконник и принялся демонстрировать в окно оголённую часть тела, которую предки некогда именовали афедроном. Особую пикантность ситуации придавал тот факт, что приютившая нас квартира располагалась на первом этаже.
Другое совместное распитие алкоголя, проходившее в парке, закончилось Кешиным падением на землю под героические выклики: "Я вам покажу, как пьют металлисты!" Увиденное нас особо не впечатлило, тем более что в итоге демонстратора пришлось почти волоком доставлять домой, лёгкими тумаками по рёбрам пресекая его попытки поднять бунт.
– Ведут меня и пиздят, ведут и пиздят! – возмущался он через пару дней.
С биологией Кеша, как и я, свою судьбу не связал. Зарабатывать на жизнь ему позволяли недюжинные таланты в области информационных технологий.
Он ничего не знал о ведьмовстве моей супруги, как и все, кто был в числе приглашённых на нашу профанную свадьбу. В ближайшую пятницу, последовавшую за разговором с Леной о предстоящем обряде, я зашёл к приятелю, дабы посвятить его в некоторые аспекты своей семейной жизни и уговорить его быть моим свидетелем. Иннокентий выслушал меня, почти не прерывая, потом прихлебнул коньяку, бутылочку которого я захватил с собою, и сказал:
– Хм, мужик, если бы подобное рассказал мне кто-то другой, я бы попросил его не лезть ко мне с этим ванильным бредом. Но ты – это другое дело. В конце концов, ты, как и я, заканчивал биофак, а не какую-нибудь шарагу. Жаль, в аспирантуру не пошёл.
На заднем фоне негромко играло то, что Кеша называл трухой. Я обежал глазами стены его крохотной комнатушки: гитара «ласточкин хвост», выцветший от времени постер Глена Бентона, распечатанные на принтере портреты Ницше, Клода Бернара, Уотсона и Крика, полочка книг: научная литература, Пелевин, «Заратустра» и «Утренняя звезда».
– Я сам курсе на первом, начитавшись Кастанеды и Лавея, пытался колдовать, но быстро понял, что шляпа всё это. Слушай, а может быть она тебе в чай что-то подмешивает?
– Уже год? Исключено. Ну что, – ухватил я быка за рога, – пойдёшь свидетелем?
– Пойду, – отозвался Кеша. – Из чистого любопытства пойду. А то уснуть не смогу, размышляя, дуришь ты меня или нет.
Решение это мы обмыли хорошей дозой коньяка.
***
Знаменательный день достал. Мы с Кешей стояли на остановке, ожидая Лену, которая должна была подхватить нас и отвезти к месту церемонии. Наконец, показался знакомый жигулёнок.
– Привет! Залезайте, мальчики. Набираемся терпения, дорога неблизкая.
В простеньких джинсах, кроссовках и каком-то полосатом джемперочке Лена не слишком напоминала идущую под венец невесту. Кеша не преминул съехидничать:
– Свадьба в стиле кэжуал? Ломка стереотипов?
– Там всё приготовлено, не боись. Чёрные очки взял? Ослепнешь ещё, – отбрила моя ведьмовская жёнушка.
Она отпустила руль, доверив машину фамильяру, погрузилась на пару минут в телефон, а потом опустила голову мне на плечо; я же не без удовольствия наблюдал в зеркальце, как округлялись глаза Кеши. В голове промелькнула мысль, что мир угасающей магии нравится мне. Нравится своей демисезонной красотой, подобной красоте клонящейся к упадку империи, нравится смешением чудесного и повседневного. Он напоминает мне чудаковатого аристократа, прикуривающего от газовой конфорки дорогущую гаванскую сигару. Я поймал и тихонько сжал Леночкину ладонь, украдкой глазами показал на зеркальце, девушка в ответ кивнула и довольно улыбнулась. Мы выезжали из города.
– Кеша, ты слыхал когда-нибудь про фамильяров? – наконец сжалился я.
Ехать пришлось долго, уже начало смеркаться. The Cure сменили суровые Primordial.
Our knees were cracked and broken
Genuflect in dirt and broken glass
Grinds the teeth as black as the demons
Of the cloth that come at night
Мы жевали прихваченные Леной сушёные бананы, запивая водой из бутылки, когда свет фар выхватил одинокую автобусную остановку и стоявшую на ней симпатичную хрупкую девушку в красном платье. Незнакомка, улыбаясь, делала жесты рукой, явно призывая нас остановиться.
– Давай подвезём! – сказал Иннокентий.
– Не надо, – отрезала сквозь зубы Лена и скомандовала, – быстрее.
Машина набирала скорость, оставляя позади стройную фигурку в красной материи.
– Но почему? – недоумевал мой приятель. – Уже темнеет, девчонка тут совсем одна. А если какие придурки? Вы что, боитесь?
– Нет. Просто это не девчонка, – коротко бросила Лена.
– А кто???
– Уводна. Затащила бы нас туда, откуда и я... да что я – и Фёдор Тимофеевич бы не вывел.
– А это кто такой?
Я неохотно пояснил:
– Куратор Лены. Внешне похож на снегиря, но он не снегирь.
Жена добавила:
– Он будет на свадьбе, познакомитесь.
Кеша проворчал что-то вроде "всегда рад интересным знакомствам" и замкнулся в горделивом молчании, явно не удовлетворённый Ленкиными объяснениями. Я, в принципе, понимал беднягу: он уже почти два года как расстался со своей девушкой. Сейчас мы явно были для Кеши счастливыми самодовольными скотами, лишившими его шанса наладить личную жизнь.
– Не дуйся, – неожиданно мягким тоном вдруг проговорила Лена. – Ты действительно не знаешь, насколько они опасны. Хуже только лембои. Отнять у уводны добычу не сможет ни один человек, даже ведьма. Пойми, в магическом мире принцип "если кто-либо выглядит, как утка, и крякает, как утка, то это утка", не работает. Тут свои законы.
– Если б я не видел, что руль этого драндулета вращается сам по себе, то попросил бы вас не морочить мне голову, – немного успокоившись, буркнул Кеша.
– Мы с Ваней тебя позвали, мы несём за тебя ответственность, и мы должны доставить тебя домой в целости и сохранности, – безапелляционно отчеканила Лена. – Так что в покое мы тебя не оставим, уж будь готов.
***
Ехать пришлось и вправду долго, так что дремоту от меня не могла отогнать даже музыка. Уже в полусне я почувствовал, как машина остановилась, а Лена слегка тряхнула меня.
– Ваня, Кеша, приехали. Выходим.
Увидев это небольшое бревенчатое здание, окружённое высоким забором, я понял, что мы сильно углубились на юг. В своё время я не единожды гонял в этом направлении по работе, и всякий раз проезжая мимо видневшегося строения, в котором чаще всего не горело ни одного окна, задавался вопросом: интересно, что это за дом.
Сейчас же он весь светился тем самым прозрачным холодным сиянием, которое я видел во время фляпов. Вокруг не было ни души, только стояло несколько автомобилей. Мы подошли к воротам, над которыми висел лошадиный череп, и Лена костяшкой указательного пальца постучалась в них каким-то условным стуком, причём в глазницах в такт ударам вспыхивало красное свечение. Отворил нам человек в старомодном костюме, напомнившем мне фильм "Стиляги", и с коком а ля Элвис Пресли.
– Бааа! Женя! – расхохоталась Лена. – Ты уже здесь?
Незнакомец молча церемонно поцеловал ей ручку, потом обменялся рукопожатиями со мной и с Кешей.
– Рад приветствовать новобрачных и их друзей, – проговорил он хрипловатым голосом. – Евгений.
– Иван... Иннокентий... – представились мы, несколько озадаченные, во-первых, старозаветными манерами неизвестного, не очень вязавшимися с его образом, а во-вторых, ледяным холодом его ладоней.
– Ваня, это тот самый ревенант, про которого я тебе говорила, когда мы только познакомились. Ну, которого застала у меня Ксюха.
– Ксения – женщина ботичеллиевской красоты, достойная самого Петрарки. Передайте ей мой привет и мои пожелания счастья.
– А ты всё тот же романтик. Жека, в десятый раз тебе говорю: меняй имидж. Сам посуди, ну какой ты стиляга? Ещё б омским панком прикинулся или скином! Коси лучше под Серебряный век. В шумном платье муаровом, По вечерам над ресторанами... Или там под Грина. А Элвиса слушай в домовине, если фанат. И вообще, ты пустишь нас или нет?
– Прошу прощения, – засмущался ревенант. – Входите, конечно. Иван, Вы не откажете мне в удовольствии проводить Вас и Вашу даму? И Вас, Иннокентий.
– Не откажу, – выдавил я из себя, понимая, что так до конца и не адаптировался к миру Елены.
– Следуйте за мной, – прохрипел Евгений, запирая калитку, причём не ключом, а просто просунутым в замочную скважину мизинцем.
– Кто такой "ревенант"? – прошипел мне на ухо Кеша.
– Это...ну...как бы тебе объяснить?.. Одним словом, гость с кладбища.
– Зомбак. Шикарно! В милое место вы меня завезли.
– Заметь, с твоего согласия. Это тебе не Лавея по ночам штудировать.
Мы плелись в хвосте у Лены и Евгения, слушая обрывки их разговора:
– ... Что потом собираешься делать?
– Не знаю, о мой небесный друг. Погуляю на Вашей свадьбе, а потом пойду к себе в домовину. Посижу там десяточек лет, подумаю, а там посмотрим, что мне скажут, -прохрипел ревенант.
– Ну – ну. Далеко только не уходи. Ты нам ещё понадобишься. Слушай, а девчонок моих не видал?
– Ваши коллеги уже все в сборе и нетерпением ожидают Вашего появления. Скоро подъедет и представитель правления авиакомпании.
– Герр Хайде что ли, чёртов фриц?
– Он самый, великолепная Елена.
Возле здания было выстроено нечто вроде веранды. Лившаяся оттуда странная журчащая музыка, обдала нас, словно пузырящееся шампанское. К её звукам, одновременно чуждым и до боли знакомым, примешивались женские голоса. Под крышей украшенной ветвями калины веранды обнаружился стол, за которым сидели три девушки – все примерно ровесницы Лены. Высоченные свечи лили приятный мягкий свет, в мерцании которого я обнаружил источник музыки: к одной из стен веранды была прилажена длиннющая жёрдочка, на которой сидели десятки певчих птиц. Горлышки их раздувались от усилия. Сидевший на другом конце жёрдочки Фёдор Тимофеевич явно дирижировал: махал крыльями, топорщил хвост и вертел головою. Увидев нас, он издал приветственное "жжж", впрочем, утонувшее в дамских хихиканиях, повизгиваниях, поцелуях и причитаниях – ведьмочки бурно приветствовали друг друга. Стол был сервирован, но очень умеренно: семь тарелок, семь бокалов, пара салатниц, блюдо бутербродов, ваза с фруктами, бутыль белого вина, бутыль воды.
– Светлана.
– Ольга.
– Ирина.
Высокая блондинка, пышные льняные волосы уложены в сложную, изощрённую причёску с локонами и чёлкой. Глаза голубые. Фиолетовое платье.
Брюнетка, среднего роста, аккуратное каре. Глаза янтарные. Платье винного цвета.
Маленькая, рыжие кудри, на долю секунды напомнившие мне Катерину ("В какой жизни это было? Неважно, пусть там и остаётся!"), беззаботно раскинулись по плечам и спине. Глаза цвета зелёного винограда. Синее платье. Представляясь, Ира присела в шутовском книксене.
– Три грации, – в своей манере просипел Евгений. – Господа, видели бы вы их в форме!..
– Жека, ты что, фетишист? – подколола Лена обиженно засопевшего ревенанта.
Светлана показалась мне горделивой, надменной королевишной. Ольга – интеллектуалкой времён Интербеллюма, словно сбежавшей из романа Торнтона Уайдлера, которая интересуется фрейдизмом, современной поэзией и новомодными политическими учениями. Ира явно была проказницей и заводилой, душой любой компании.
– Значит, так, – распоряжалась Лена. – Часа через полтора прилетит Хайде, и всё завертится, так что я пойду переоденусь. Светик, ты мой свидетель, поможешь? А вы пока подкрепитесь, впереди ночь длинная. Только нам со Светкой оставьте. Мальчики, поухаживайте за дамами!
Обе девушки исчезли в гостевом домике, а мы уселись за стол. Евгений со сверхъестественной ловкостью ухватил бутылку вина, откупорив её безо всякого штопора.
– Не предлагаю гостям ничего крепче сухаря, ибо и силы, и трезвые головы нам ещё понадобятся. Ну, за жениха и невесту! Сегодня все тосты только за них.
Кеша долго подозрительно обнюхивал и осматривал еду и, в конце концов, украдкой перекрестил салатницу. Ира, заметившая это, прыснула в кулак.
Вскоре завязалась беседа. Вспомнив слова супруги о Серебряном веке, я наугад спросил ревенанта, как он относится к творчеству Кузмина.
– Аааа, Мишенька! Свой человек. Под конец жизни, считай, только с нами и общался. В Совдепии с собеседниками, сами понимаете, туговато было. Как, бишь, у него:
Ушел моряк, румян и рус,
За дальние моря.
Идут года, седеет ус,
Не ждет его семья.
Уж бабушка за упокой
Молилась каждый год,
А у невесты молодой
На сердце тяжкий лед.
Давно убрали со стола,
Собака гложет кость, -
Завыла, морду подняла...
А на пороге гость.
Стоит моряк, лет сорока.
– Кто тут хозяин? Эй!
Привез я весть издалека
Для мисстрис Анны Рэй.
– Какие вести скажешь нам?
Жених погиб давно! -
Он засучил рукав, а там
Родимое пятно.
– Я Эрвин Грин. Прошу стречать! -
Без чувств невеста – хлоп...
Отец заплакал, плачет мать,
Целует сына в лоб.
Везде звонят колокола
«Динг-донг» среди равнин,
Венчаться Анна Рэй пошла,
А с нею Эрвин Грин.
С волынками проводят их,
Оставили вдвоем.
Она: – Хочу тебя, жених,
Спросить я вот о чем:
Объездил много ты сторон,
Пока жила одной, -
Не позабыл ли ты закон
Своей страны родной?
Я видела: не чтишь святынь,
Колен не преклонял,
Не отвечаешь ты «аминь»,
Когда поют хорал,
В святой воде не мочишь рук,
Садишься без креста, -
Уж не отвергся ли ты, друг,
Спасителя Христа?
– Ложись спокойно, Анна Рэй,
И вздора не мели!
Знать, не видала ты людей
Из северной земли.
Там светит всем зеленый свет
На небе, на земле,
Из-под воды выходит цвет,
Как сердце на стебле,
И все ясней для смелых душ
Замерзшая звезда...
А твой ли я жених и муж,
Смотри, смотри сюда! -
Она глядит и так и сяк, -
В себя ей не прийти...
Сорокалетний где моряк,
С которым жизнь вести?
И благороден, и высок,
Морщин не отыскать,
Ресницы, брови и висок, -
Ну, глаз не оторвать!
Румянец нежный заиграл,
Зарделася щека, -
Таким никто ведь не видал
И в детстве моряка.
И волос тонок, словно лен,
И губы горячей,
Чудесной силой наделен
Зеленый блеск очей...
И вспомнилось, как много лет...
Тут... в замке... на горе...
Скончался юный баронет
На утренней заре.
Цветочком в гробе он лежал,
И убивалась мать,
А голос Аннушке шептал:
«С таким бы вот поспать!»
И легкий треск, и синий звон,
И огоньки кругом,
Зеленый и холодный сон
Окутал спящий дом.
Она горит и слезы льет,
Молиться ей невмочь.
А он стоит, ответа ждет...
Звенит тихонько ночь...
– Быть может, душу я гублю,
Ты, может, – сатана:
Но я таким тебя люблю,
Твоя на смерть жена!
Все зааплодировали, Евгений встал и важно раскланялся. В разговор вступила весьма заинтересованная Ольга. Мы быстро сцепились не на шутку, когда я заявил, что любовная лирика Ахматовой не сильно отличается от современной девочковой интернет – поэзии.
Явно заскучавшая в ходе этого поэтического марафона Ира растормошила и подняла Кешу. Вскоре они уже играли в догоняли под её весёлые крики: "Эге-ге-гей, я маленькая рыжая валькирия!"
Дверь домика распахнулась, и появились Лена. На моей невесте было изумительное платье зелёного цвета, волосы убраны неведомыми мне белоснежными цветами, а вдоль висков спадали две трогательные пряди.
– Это асфоделии из Элизиума, – шепнул Евгений. – Я их сам собирал, пол – нижнего мира обегал.
Уши её украсили каплевидные прозрачные серьги из горного хрусталя, на шее появилась серебряная подвеска в виде совы – сипухи. Лицо Лены осветилось каким-то внутренним светом, походка приобрела грацию, математически выверенную и естественную одновременно. Стоявшая чуть сзади Света, казалось, померкла, превратившись в безликий силуэт. Я вскочил, чтобы подать любимой руку. Птичий хор грянул что-то совсем бравурное.
– Эльфийская королева, – простонал ревенант.
– Ого-го, – воскликнула Лена, увидев Кешу с Ириной. – Светик, думаю, скоро мы погуляем ещё на одной свадьбе.
Вскоре они уже сидели за столом и уплетали так, что позавидовал бы иной тяжелоатлет.
– Смотрите, смотрите! – закричал Кеша, указывая куда-то в небо.
На горизонте и вправду появился светящийся диск, выписывавший фигуры высшего пилотажа. Лена лукаво подмигнула.
– Хайде. Парад, стррройся!..
Она лихо опрокинула бокал вина, и мы и вправду выстроились перед беседкой. Диск на секунду завис над нами, оказавшись крошечным самолётиком, а затем под привычное мне жужжание плавно опустился в полуметре от нас. По откинувшемуся трапу спустился темнолицый, вроде тех, что я видел на первом фляпе, в безукоризненном смокинге и с бабочкой, в а следом вертлявая смазливая брюнеточка в униформе "Brocken Airlines".
– Кеша, закрой рот, – услышал я шёпот Иры, явно взявшей моего безбожного приятеля под опеку.
– У меня мороз по коже, когда это ганс на меня смотрит, – прошелестел тот.
– Это нормально. Он не человек, – буркнул я.
– Спасибо, утешил.
– Это та самая Машка, которой брауни тогда чуть юбку не уделал, – Лена давилась смехом, явно не желая сохранять в этот вечер серьёзность.
Хайде пожал руку вышедшему вперёд ревенанту, осушил предложенный ему бокал вина и заговорил официальным тоном с выраженным тевтонским акцентом.
– Приветствую Вас, фройляйн Елена! И Вас, сын Уробороса Иоанн. Авиакомпания "Brocken Airlines" рада поздравить вас с предстоящим законным браком. Мы желаем вам безграничного счастья и хотим сделать небольшой подарок...
Маша, дежурно улыбаясь, подала боссу конвертик.
– Это ваучер на бесплатный полёт самолётом "Brocken Airlines" на любое из трёх празднеств по вашему выбору: Вальпургиева ночь oder Бельтайн, Иоаннов день, Йоль. Действует в течение года. Желаю Вам приятно провести время!
Лена приняла конверт, мы пожали Хайде руку, и вскоре тот с Машей уже ретировались в самолёт, который вертикально ушёл в небо и скрылся за горизонтом, явно взяв курс на фатерланд.
– Гитлер капут, – расхохоталась Лена. – Полетел, голубчик. Западники помешаны на работе.
– Дас ист фантастиш, – подлил масла в огонь Иннокентий.
–Ну что? – отсмеявшись, ввязалась в разговор Света. – Официоз окончен. Айда на речку, а то опоздаем!
– На речку!!!
Фёдор Тимофеевич устроился на плече Лены, а остальной птичий оркестр просто разлетелся. Мы вышли обратно к нашим автомобилям. Было уже совсем темно, заметно посвежело. Девушки закутались кто в платок, кто в прозаичную чёрную кофточку, кто в припасённый на заднем сиденье форменный плащ, и вскоре мы отправились в путь.
***
Уже через полчаса мы притормозили на берегу какой-то реки. Луна, такая же круглая и жёлтая, как в тот день, когда Лена везла меня с дачи, отражалось в чуть плещущейся воде. Увидев, как Лена снимает плащ, я встревожено спросил:
– Ленчик, ты не замёрзнешь?
– Это ненадолго, Ваня. Сейчас факелы зажгут, даже жарко станет.
Леночка взяла меня под руку, мы шли, ориентируясь на видневшееся впереди огромное дерево и мерцавшее возле него сияние. Более всего меня поразило полнейшее отсутствие комаров. Вдруг Кеша буквально завопил:
– Святой Ктулху! Что это? Смотрите, смотрите, там, там...
Он снова и снова тыкал рукой в сторону реки. Раздалось тихое бульканье, и от водной глади отделился полупрозрачный женский силуэт, двинувшийся вверх по направлению к лунному диску.
– Русалка, эко диво! – надменно проговорила Света. – Ты нас очень обяжешь, если будешь выражать удивление не столь бурно. Идём, мне холодно уже.
Ведьмочка зябко повела обнажёнными плечами.
Дерево оказалось изрядных размеров сосной, похожей на канделябр, на ветвях которой мог поместиться небольшой школьный класс. Несколько сосенок и ёлок рядом были так закручены и искорёжены, что напоминали скорее штопоры. В этот же момент и вправду вспыхнули пять воткнутых прямо в землю факелов вышиной в человеческий рост. Они дали ярчайший абсолютно белый свет и жар не хуже, чем от печи.
– Это что, термит? – озадаченно спросил я.
– Вглянись в это пламя, Ванюша, – ответила Лена.
Ничего себе! В каждом из пяти огней плясала, кувыркалась, вертелась вокруг своей оси крохотная фигурка.
– Саламандры, – пояснила моя невеста. – Элементали огня.
Из-за сосны меж тем вышли две фигуры: мужчина из темнолицых, вроде Хайде, и светловолосая женщина. Лицо её можно было бы назвать прекрасным, если б не одно "но": сколько бы вы на него не смотрели, так бы и не поняли, каков возраст этой дамы. Что 18, что 60 лет одинаково шли и не шли к её облику. Оба незнакомца были в плащах с капюшоном – темнолицый в болотном, женщина в небесно – голубом, того самого цвета, что янки зовут "цветом сахарной бумаги".
– Это Никодимус и Флёра, – зашептала в ухо Лена. – Никодимус – Посторонний, как и Хайде, у них свои представления о времени, а вот Флёра – ведьма, как я или девчонки, но сколько ей лет, даже Фёдор Тимофеевич знает весьма приблизительно.
– Посторонний? Они экзистенциалисты?
– Ты опять блещешь остроумием. Оле расскажу, она любит такое. Посторонние – это те, кого вы не совсем верно зовёте нежитью. Они лишь наполовину причастны этому миру, даже в магии. Вообще, это всё очень сложно, давай я потом тебе объясню, дома.
– Приветствуем вас! – воскликнули Никодимус и Флёра. Все склонили головы, Иннокентий – по тычку от Ирины.
– Свидетели готовы? – бесстрастно поинтересовался Никодимус.
– Да, Никодимус. Я от невесты, – шагнула вперёд Светлана.
– И я...это... от жениха...
– Здравствуй, сын Уробороса! Не бойся, здесь тебе не причинят зла, – проговорила Флёра ласковым голосом.
– Это радует, – брякнул Кеша. Флёра расхохоталась.
– Невеста – красавица, и жених хоть куда. Если никто не против, приступим.
– Приступим, – эхом отозвался Никодимус.
Мы подошли вплотную к сосне. Рядом с деревом стоял стол, на котором были глиняный кувшин и две почерневшие от старости чарки, скорей всего из серебра. На ветвях висели два портрета, также украшенных калиной; вглядевшись, я понял, что это Михаил Булгаков и Говард Лавкрафт. Анахорет из Провиденса нежил на руках котофея, тревожные же глаза творца «Мастера и Маргариты», казалось, глядели в самую душу.
Никодимус и Флёра встали за стол. Слева от них выстроились Евгений и Ольга, справа – Ирина и обосновавшийся на веточке Фёдор Тимофеевич. Свидетели были рядом с нами.
– Снимите кольца.
Никодимус и Флёра говорили абсолютно синхронно. Мы опустили две золотых окружности на столешницу.
– Иоанн, сын Уробороса, готов ли ты взять в жёны Елену и любить её, покуда зубы хаоса не сокрушат мироздание?
Мне казалось, что я слышу тихий рокот: рушилась моя прежняя жизнь. Ну и ладно! Не о чем жалеть.
– Готов.
– Елена, готова ли ты стать женою Иоанна и любить его, покуда зубы хаоса не сокрушат мироздание?
– Готова.
– Иннокентий и Светлана, вы хорошо слышали волю Иоанна и Елены?
– Да.
– Вы готовы подтвердить услышанное сейчас, где угодно и перед кем угодно, не взирая на страх и лица?
– Готовы.
– Иоанн и Елена, обменяйтесь кольцами. Знайте, лишь гераклитово пламя расплавит сей металл.
Руки Елены немного дрожали от волнения, милое лицо истончилось и посерьёзнело, глаза потеплели, а затем увлажнились слезами. Я ободряюще улыбнулся и бережно погладил тыльную сторону её ладони. Любимая ответила тем же. Какие тонкие у неё запястья! Эта девушка, со всей её дерзостью и магией, она такая беззащитная. И я люблю её, и вот главное, сердцевина, прочее только детали. Ревенанты, ведьмы, Посторонние – я так далёк от всего этого! Я люблю не ведьму, а человека, Елену, и буду любить, даже если она окажется уборщицей или аферисткой.
– Северу и Югу возвещаем, Западу и Востоку говорим: да будут Иоанн и Елена мужем и женой!
Никодимус, Флёра, Света, Ира, Ольга и Евгений акапелла запели гимн, чей ритм, то ломаный, то наоборот полный гармонии до сих пор звучит во мне:
Горох тебе в спину.
Попади тебе булыжник
под лопатку.
Падай падай.
Без движенья
На земле
раскинув руки
отдохни.
Много бегал
утомился.
Ноги стали волочиться
