Текст книги "Тысяча и одна минута. Том 3"
Автор книги: Иван Ваненко
Жанр:
Сказки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
Иван Ваненко
Тысяча и одна минута. Том 3
Сказка из похождений слагается.
Казак Луганский
V. Сказка про батрака Грицка Гарбузка и про его похождения, всему свету на удивление
Врывайтеся столбы дубовые, стройся изба кленовая! входите, братцы-товарищи, садитесь по залавочью, вкруг стола, слушать сказку новую!.. А буду я рассказывать сказку дивную, волшебную, сказку нашего края Украинского. Каких у нас там чудес не водится! Спросите хоть у нашего побратима, пасшника, Паньки Рудаво, он вам поразскажет, как чорт прятал месяц в карман, а пьяный подьячий и видел всю эту проказию, да люди подумали, что ему сдуру мерещилось!
В самом деле, чего у нас нету там! И ведьмы Киевские, и русалки Днепровские, и кикиморы домовые и заморские. А наши казаки живут себе, да над ними потешаются!
Был у нас там, примером сказать, один старый казак, Данило. С виду что твой муромский медведь, бородища этакая!.. Как гаркнет «на коня!» так сосны дрожат. А какой был добрый, ласковый! Приди, бывало, к нему в хутор, рад запоить запеканкою, закусить бублика и не спрашивай, все чистым свиным салом подчивает. Не любил он смерть недругов Русской земли. Как, бывало, скажут на войну идти, хоть был он лет этак под семдесят, голова, что снег, белехонька, а откуда возмется ловкость и сила молодецкая! вскочит на коня прежде всех, да как приедет в поле чистое да пойдет брить головы Турецкия, так по шею с корнем и срезывает; а в мирное время смешит да морочит Божий народ; выйдет к шинку, раскроет грудь широкую, станет насупротив какого хочешь орудия и не только из ружья, а хоть из пушки бомбой стреляй, и то синего пятна не сделаешь! Был он Христианин православный, Государю служил, Богу веровал, без креста спать не ляжет, куска не съест. Ненавидел он еще, страх как, племя вражьего, сиречь, силу нечистую; за то, бывало, русалки и ведьмы и вся челядь ихняя от его хутора за версту бегивали. Поймает, бывало, чорта, да и запряжет в оглобли, рылом к саням; бьется, маится сердяга, ни назад податься ни вперед бежать; смотришь бывало: никого не видно, а сани елозиют взад и вперед; православные так и покатываются со смеху. За то уж как чорт-то вырвется, так закажет правнукам и праправнукам в казацкую хутку заглядывать. Вот каковы наши молодцы удалые! Так что тут дивовать на племя французское, что если бывало закричат: казакг! то целый полк и бежит назад.
Про такого-то казака хочу я рассказывать вам, братцы-товарищи, и вам, мои читатели и миленькие читательницы; буде вы в мою книжку заглянете, так прошу вас не прогневаться, если иное слово не так скажется: ведь речи пересказаные, что снопы перевязаные, цеп схвати да и молоти, а нечего их рыть-перкапывать – из старых тряпьев не нашьешь обнов.
Похождение первое
Был Грицко Гарбузок славный, ловкий парубок. Оставил ему батько много казны и добра полного, да как нажил Грицко по его смерти свою волю, то и зачал поживать по казачьему: что у него было, в шесть месяцев все как водой снесло. Пришло Грицку, хоть не хочется, в службу идти. В те поры была в нашем краю шляхта поганая; пошел Грицко к зажиточному шляхтичу наниматься в батраки. Видит шляхтич, что Грицко парень взрослый, здоровый; смекает: отслужит-де он мне один за троих; нанимает Грицка нашего; берет Грицко не много не мало, на каждый месяц, на наши деньги по пяти алтын; только делает уговор с шляхтичем, чтоб ему Грицке жить, хорошо служить, куда пошлют, идти не отказываться; а ему шляхте не пятиться; не ссылать Грицка безо всякой вины; а если, или он Грицко не захочет жить, или он шляхта не захочет его держать, то первому не платить зажитого жалованья, а другому дать своему хозяину хорошую тукманку за неустой, да и раскланяться. Уговор в те поры лучше денег был. Согласился шляхтич оставить Грицка; думает себе: послужит он мне, поработает да и уйдет безо всего, а если надоест мне слишком, сгоню его; что за беда получить тукманку, с этого рог не выростет, а шишка вскочит, так и опять пройдет.
Вот стал Грицко жить у шляхтича; делает все, ворочает один за десятерых, и туда поди Грицко и сюда вернись; да, кой чорт, думает он, я ведь тебе, шляхта поганая, не лыко достался помыкать так мною! Начал Грицко наш над шляхтичем подтрунивать; что прикажут ему, а он будто не дослышит, не доразумеет, да и сделает по своему, так, что уж стал надоедать своему шляхтичу. Одиножды сидит шляхтич под окном и видит, на огород его любимый бык вбежал, разыгрался там, распрыгался, портив все да коверкает, топчет ногами, разрывает рогами, да так ревет, что страшно и подступиться. «Гей, Грицко!» закричал шляхтич, «добегай, там в огороде бык зашел, уйми его.» – От за раз! – отвечал Грицко; вошел в огород; увидал его бык, затряс головою, поднял хвоста., уставил рога и пустился прямо на Грицка бодать; только он добежал до него, как тот стукнул его кулаком между рог, взревела, бык упал на землю, да уж с той поры и не вставала, никогда. Така, у шляхтича сердце и оборвалось. «Ах пане мий Боже! вот казацкий кулак каков! да этак он один щелчок даст, так целый век сиднем просидишь!» Испугался наш шляхта; жалко ему быка, да страшно и кулака; думает, как бы от Грицка отделаться; пересказала, все панне своей; та говорит: посмотрим, постараемся его как нибудь с рук спихнуть. Еще один раз сидит шляхта с своею панною да разговаривает; распелся их петух под окном, голосит, не дает слова выговорить. «Грицко!» закричала панна. «Поди махни на петуха, что бы он петь перестал!» Пошел Грицко, да и отмахнул петуху голову ножем; как стали его бранить и спрашивать, на что он это сделал, он отвечал одно: «не разумию, що панна кажете: по нашему махнути, так по горлу махнуть!» Вот так-то потешался Грицко над своими панами. Что с ним делать, думает шляхтичь, ломает голову, так и сяк мерекает, как бы сбыть батрака, не получив кулака на свою долю.
Похождение второе
Услыхал пан, раз, что завелись гайдамаки в лесу, не далеко от него, и нет от них ни проезда конному, ни прохода пешему; губят всех на повал, да и все тут. Говорит шляхтичь Грицке нашему: «сослужи, Грицко, службу, выживи гайдамаков из лесу; прибавлю тебе двойное жалованье.» – Гаразд, – молвил тот; – почему не сделать этого. – Пошел Грицко в лес; идет себе, с ноги на ногу переваливается, потягивает люльку, сиречь трубку свою, да постукивает дубинкою по деревьям; в лесу раздается, словно во Сто топоров рубят. Напались на него два гайдамака; ну приставать. «Чего ты, ледащий, расшумелся? хиба не хочешь до пана черта идти?»
– Ни, – отвечал Грицко, – а до вашего пана атамана.
«Ну, чего треба? я атаман,» обозвался один гайдамак.
– А то мини треба, чтоб вы з сего лиса за раз геть!
«Эге! погадаем ще! видкиль такий?»
– А от який, – сказал Грицко; – давайте лишен, хош вы, господа атаман, хош вы господа гайдамак, потягнемся: як вы мене забьете, тогды я вже не буду бильшь до вас гадовати, а як я кого смогу, то вам в сего лису треба втикать!
«От-не славный,» отвечал атаман; «от мое слово атаманское, що як ты зо мною сладишь, то мы ни тилко с сего лиса, а гаразд дальше видем!»
Вышел атаман против Грицка, да хотел схватить его поперег, да ударить о землю, как он это со многими делывал, ан нет: видно Вавил не на того наскочил. Наш Грицко, что врытый пень, не пошатнуть, ни к верху поднять; а как ухватил он атамана поперег, да повернул его кругом раз пять, да отбросил от себя на несколько саженей, так у того в глазах и замитусилось. Полежал тот на траве, отдохнул, вскочил и кинулся обнимать Грицка. Такая уж кровь украинская о любят подраться, лишь бы после мировая была. Зарекся, закаялся атаман, и дал верное слово, дня не быть в этом лесу с своими гайдамаками.
Пришел Грицко весел к своему шляхтичу и донес ему, что гайдамаков в этой стороне более не будет. Не поверил шляхта, стал засылать, раскрашивать, и точно: прошло два месяца, никто ни одного гайдамака в глаза не видал, хоть прежде они, бывало, что грибы в лесу, так и лезли в глаза всякому.
«Нет,» думает шляхтичь, «видно его не возмешь силою. Как тут быть?» Узнал он от своих крестьян, будто на его земле, в пруде, за болотом черти водятся; страх как обрадовался. «Пошлю, думает, Грицка туда; коли люди с ним не совладали, то черти авось справятся.» Призывает Грицка. «Хорошу, говорит, ты мне службу сослужил, одолжил меня несказанно; вот тебе за то награждение, даю вперед за месяц, который придет, а за те, которые отжил, после сочтемся! Сделай ты мне еще небольшое дельце: есть, знаешь, у меня болото, а за тем болотом пруд большой; завелась там сила нечистая; ни подушных, ни поземельных не платит, а с места долой не сходит; я бы эту землю честным людям в наем отдал, а теперь ее у меня даром отняли; помоги мне в этом, как можешь; я тебя награжу больше теперяшнего.»
– Надуваешь ты меня, шляхта поганая, – думает Грицко;– чертей не то, что раков ловить! а делать нечего, соглашается, берет батог да люльку свою и идет куда велено.
Похождение третье
Приходит Грицко к пруду, сел на берег, снял с себя веревку, которою был подпоясан и давай концы ее вместе сплетать, а сам потягивает из люльки тютюн, да мурлыкает с горя песенку свою любимую удалую:
Ходыв Гарбуз по городу,
Пытаючи свого роду:
Ой чи жины, чи здоровы?
Вси родычи Гарбузовы?
Ходыв Грицко по вулице,
Пытается дивуетца:
Ой чи вышли чи у хаты,
Вси хорошие дивчаты.
Ой чу к парубик,
Излиз на дубик,
Нарвав ягодок,
Назвав дивчаток:
– Ой, чуки, чуки, чуки,
Вы дивчата билоруки, –
Черны брови, кары очи,
Що як зырочки у ночи!
Ой чи хочете хадыти.
Грицка Гарбузка любыти,
Бо вин парубик хороший,
Бо вин маеи нсоби гроши!
«Чом, чом, боса ходишь,
На чеботы не заробишь?»
– Стану Грицынька любляти,
На чеботы заробляти!
«Что ты тут распелся!» закричал черт, выскочивший из пруда.
– А якое тоби дело? отвечал Грицко.
«А такое дело, что это мой пруд; пошел прочь отсюда, а не то я тебя утоплю!»
– А от тоби втоплю, сказал Грицко; сотворил молитву, да как вытянул его батогом, черта как не бывало. Нырнул он в пруд к своему водяному дедушке и рассказывает: «пришел, дескать, какой-то повеса к нашему пруду, кричит во всю голову, я было его испугать-унять, высунулся из пруда, закричал на него, куда тебе, он и глазом не моргнул.»
– А зачем он пришел? спрашивает водяной дедушка.
«Кто его знает!»
– Поди, узнай от него поучтивее; может быть, он хочет сказать нам что нибудь дельное!
«Нет, воля твоя, дедушка, отвечал черт,» он мне батогом сбоим такой раз отмерил, что еще и теперь по спине мурашки бегают.»
– Велик ты вырос, молвил черту водяной дед, а дурак дураком. Разве с людьми нашему брату надо грубо обходиться? Этак век ничего не сделаешь! позови ко мне моего внука любезного!
Кинулся черт ко дну пруда, схватил, лежавший там соляной куль, в котором, десять лет тому назад, гайдамаки жида утопили, тряхнул его; оттуда выскочил чертенок, ростом в полтора аршина и два вершка; он было там пришел отдохнуть. «Чего тебе Хочется, что ты меня тревожишь?» закричал он.
– Пошел скорее к дедушке; он тебя спрашивает! Мигом тот процарапал себе глаза лапами, утер нос хвостом, обсмыгнул об кулек тину с рог и нырнул в самый омут.
«Что прикажете, водяной дедушка?» спросил он дискантом.
– Поди, милый внук мой, на берегу нашего пруда сидит человек; спроси, узнай чего ему от нас хочется? Сам бы пошел, глухота да слепота меня одолела, давно уже не могу толком разобрать, что люди говорят или делают, но ты смышлен не меньше моего, уму-разуму тебя неучить стать; поди поскорей. Тряхнул бесенок рогами, кивнул хвостом и в минуту очутился на береге.
Грицко, занятый работою, и не видал, как он из пруда выскочил. Сделал чертенок вперед три шага, отставил правую лапу, хлопнул хвостом но земле и отвесил Грицку низкой поклон; увидев это Грицко помор со смеху; смотри, думает, какой вежливый, хоть бы нашему пану шляхте такому быть!
– Що треба? спрашивает он у чертенка.
«Я пришел от моего дедушки узнать, зачем вы изволили к нам пожаловать?»
– А за тем, говорит Грицко, чтобы вы или отсюда убралися, или бы платили моему пану поземельные.
«Пана твоего мы не знаем, и поземельные ему платить не станем.» отлезал чертенок. «Тому тысяча лет, как наш Водяной родной дедушка этим прудом завладел, так стало быть твоему пану до него дела нет.
– Дело не до него, а до пруда его, прибавил Грицко; а коли вы мне денег не заплатите, так я вас всех отсюда повытаскаю.
«А чем повытаскаешь? Наш пруд бездонный.»
– Да этою веревкою; посмотри-ка, и она бесконечная.
Взял чертенок веревку, вертит ее со всех сторон. «Поди ты, какое дело: в самом деле, ни конца ни начала нет.»
«Хорошо,» говорит он Грицку, «пойду доложу дедушке.»
Юркнул чертенок опять на дно, явился перед дедом своим, что хорошего? тот распрашивает.
«Да что, дедушка, человек этот куда мудрен: принес он веревку бесконечную и хочет нас ею, из бездонного омута, всех повытаскать, если мы не заплатим его пану пошлины за все время, которое здесь прожили.»
– Гм! молвил дед, дело-то не так хорошо! Сказать мимоходом, водяной дедушка страх как любил копить денежку, хоть было у него вдоволь всего: и жаб, и змеи, и пиявок, и всякой водяной гадины девать некуды; жаб он продавал иностранцам на соусы, змей в кабинеты естественно-физически-натуральные и нашим штукарям, которые их сюда возят за деньги показывать; пиявок фершелам да аптекарям. Сбыт был велик, стало у деда лежало денег с три-пропасти, а все и не много отдать было очень жаль. Что делать, видно и у чертей много людских слабостей!
– Поди, говорит он чертенку, как нибудь там с ним разделайся, вот тебе моя палка железная в тридцать пуд, кто ее из вас выше вскинет, тот от другого и будет вправе требовать чего ему хочется, только смотри же не затеряй!
Схватил чертенок палку, очутился перед Грицком, объясняет чего требует водяной дедушка.
Похождение четвертое
– Хорошо, говорит Грицко, пожалуй спытаем; кидай вперед!
Кинул чертенок палку тридцати пудовую, легче, чем бы мы шапку бобровую, точно галка к верху взлетела.
«Кидай же ты теперь, дядюшка», сказал он Грицке оскаляяся.
– Зараз, зараз, отвечал тот; взял ее в руки; фу ты шельмовская! Был силен Грицко, а насилу на калено приподнял; вертит ее, да к верху посматривает.
«Что же ты, дядюшка, не кидаешь?»
– А вот погоди, дай этому облачку подойти, за него и заброшу как раз.
Струсил чертенок. «Ай! что ты это выдумал? Да я после с дедушкой и не разделаюся!» Схватил палку в руки, да и в пруд скорей. «Ну, совсем беда, дедушка: он чуть чуть твою палку не зашвырнул за облако; хорошо, что я спохватиться успел. Что теперь делать?»
– Поди, вот еще одно условие: кто из вас перебежит кого!
Явился чертенок к Грицку. «Давай, дядюшка, станем рядом, пустимся; кто из нас кого обгонит, тот пусть с другим что хочет и делает!»
Похождение пятое
– Ах, ты водяной гад, сказал Грицко, да мой братишка маленькой, без году семи недель, который еще в люльке и теперь качается, да еще бедненькой от природы кос, и тот тебя загоняет так, что умаешься, а никак не сравняешься.
«Покажи мне его, дядюшка,» молвил чертенок.
Подвел его Грицко к заячьей норе, да как гаркнул: беги! Вскочил заяц, заложил уши, пустился с перепугу по пням, по кустам, чертенок за ним. «Дядюшка, дядюшка! погоди, дай рядком стать!» Куда тебе! нашего зайца и след простыл.
Бурк чертенок в воду. «Плохо дело, дедушка; бегался я по твоему приказанию, и, кажись, я куда востер, а не только его, а самого меньшего из его братьев, которому только еще без году семь недель, и того никак не мог перебежать.»
– Ну, говорит дед, поди, попытай еще: кто из вас поборит кого.
Пришел чертенок, «давай,» говорит, дядюшка, поборимся; уж если и в етом ты осилишь, тогда воля твоя над нами бедными.
Похождение шестое
– Ах ты постреленок этакой! отвечал Грицко; смешно мне смотреть на тебя. Где тебе со мною справиться! Да высылай всех ваших больших и малых чертей, хоть порознь, хоть поодиначке, хоть каждого особенно, похватаю я их всех за хвост, да стукну о землю, так тут и растянутся; а тебе, этакому карапузику, не справиться с моим дедушкой, которому еще с год назад было сто семдесят лет, ни одного зуба во рту нет, да и борода-то от старости обвалилась, так и тот тебя поперег перегнет.
«А ну, дядюшка, поведи меня к нему. Как, думает чертенок, с старым не справиться! Знал Грицко берлогу медвежью, повел он туда чертенка. «Войди, говорит, да покличь его!»
Только тот подошел, начал кричать, выходит медведь, встал на задния лапы, ухватил чертенка и ну ломать.
«Погоди, погоди, дедушка, дай ухватиться получше!» Медведь не слушает, коверкает, да и только, пригнул рогами к хвосту почти. Завизжал бесенок: «дедушка пусти, голубчик пусти, не буду более с тобою барахтаться.» Медведь и знать ничего не хочет. Грицко стоит вдали, покатывается со смеху. Вырвался чертенок, да в пруд катком.
«Ну, дедушка, воля твоя, не буду более с ним тягаться; так меня отделал его старый дед! Я думал, что он мне все кости повыломает; хорошо, что я еще с ним самим не схватился!»
– Испытай, друг, последнее, говорит водяной дедушка; поди, попробуй: кто из вас громче свиснет: когда ты сидел в соловье разбойнике, то сшибал свистом прохожих с ног, где, кажется, ему в этом против тебя устоять.
«Ох! водяной дедушка, едвали и в этом одолеть мне его! Ну, да пойду, попробую, от этого хуже ничего не будет.
Похождение седьмое
Пришел к Грицку чертенок, бьет челом, говорит: «ну, дядюшка, теперь в последний раз!..»
– Да долголи будут эти разы последние! закричал Грицко с досадою. Что я, олух что ли вам достался какой?
«Вот тебе, дядюшка, вся сила нечистая порукою, в последний раз,» отвечал чертенок, испугавшись;» больше не станем тревожить тебя.»
– Ну чтожь вы хотите?
«Давай, дядюшка, попробуем, кто из нас шибче свистнет.»
– Эка что еще выдумал! Пожалуй, давай; ну, свисти вперед.
Надулся чертенок, натужился, как свиснул, так листья с дерев и посыпались.
– Шибко свистишь, сказал Грицко, теперь моя очередь; только смотри стерпишь ли; сядь лучше вот здесь, да зажмурься, а не то ты моего свиста не вынесешь.
Усадил он чертенка на бугорке возле пруда, велел ему зажмуриться, а сам зашел сзади пруда да как звизнул его батогом по уху, так тот и скатился в воду кубарем.
«Отдавай скорей деньги, дедушка, не то беда будет нам. Ах мои батюшки, да какой он прездоровенный!.. Свиснул я, листья c дерсьев посыпались, а ен сще пожалел меня, велел зажмуриться, да как свисну я сам, света не взвидел я, вот ровно кто меня изо всей мочи стукнул но уху; не помню, как и скатился сюда.
– Надо бы еще чем нибудь его попытать, сказал дедушка.
«Нет ни за что! Посылай другого; он и за этот раз взбеленился так, что куда тебе.
– Ну видно делать нечего; поди спроси, многоли он хочет за пруд выкупу?
Похождение восьмое
Явился к Грицку чертенок, стал перед ним смирней прежнего.». Иного ли вам, дядюшка, угодно с нас?» спрашивает он.
– Да мне многого не надобно; вот, коли насыпите мою шляпу деньгами до верха, то и будет с меня.
«Очень хорошо-с; теперь прикажете?»
– Нет, теперь мне не треба, а приди ко мне на гумно, сегодня ночью, в двенадцать часов. Только, чур смотри, не обманывать!
Пошел Грицко домой; чертенок поклонился ему и обещался сделать все, как он приказывает, а сам думает себе: дурак ты не отесаной! Эк, из чего вился? шляпу денег добыть! Да мне бы, на твоем месте, целый воз подавай.
Пришедиш на гумно, выкопал Грицко большую яму, свел ее к верху узким отверстием, вышиб дно у своей шляпы, вставил ее туда и стал дожидаться чертенка.
Наступает полночь; видна по дороге пыль страшная; мелькают вдали хвост да рога; бежит чертенок к Грицке с деньгами. Приволок мешок, бух в шляпу, словно ничего небыло! «Что за диво?» думает чертенок; кажись, шляпенка не великонька, всыпал целый мешок в нее, а и на дне не видать!
– Что это? закричал Грицко, только-то?
«Я думал, что будет, дядюшка, а к» ль мало, не достало, еще принесу.»
Сбегал чертенок и другой раз, приволок мешок больше прежнего. Тряхнул его в шляпу, опять все провалилось. Диву дался чертенок. «Что это за хитрец,» думает он. «Шляпа у него чуть не с дедушкин сундук!»
Зачал Грицко бранить чертенка, что он мало носит; побежал тот за третьим мешком, высыпал, опять ничего нет; принес и четвертый мешок, все ничего не видать. «Довольно, дядюшка, отпусти, не дает больше Водяной дедушка; он поди-ко как осерчал на меня, хочет, если еще приду за деньгами, прикатать меня своею палкою.»
– Вот я-те дам, разбойнику, довольно! зашумел Грицко, хотел насыпать полную, так насыпь мне, не то я вас и с дедушкой вот этим батогом отпочиваю!
Делать нечего; прибежал чертенок к своему дедушке, зачал просить, кланяться, чтоб еще из сундука его один мешок денег нагресть.
Злится Водяной дед, ворчит-ругается, хочет своему любезному внуку палкой все бока отмять, а что делать, страшно и ему батога Грыцкина. «Ноди, «говорит, «разбойник, только смотри, последний мешок; больше не дам ни денежки, пусть он тебя батогом хоть измолотит всего.»
Выпросив позволение, чертенок поднялся на хитрости: не пошел искать большего мешка, а отрезал карман у пьяного подьячего, да как начал в него накладывать, чуть все деньги Водяного дедушки из сундука не повытыскал. Да как притащил его к Грицку, тряхнул в шляпу, так зараз и насыпал до верху. Л пьяный подьячий встал, да и не догадался порядком оглядеться, и с тех пор думает-не придумает, что с ним сталося. Кажись и много берет, и все в один карман кладет, а ничего не впрок, провалится-как-провалится!..
Грицко наш закопал яму, взял только из неё пригоршни грошей, да и отнес к своему Шляхтичу. Вот, говорит, черти прислали поземельные; только и могли наорать, а больше не спрашивай!
«Экой ты живущий, думает ИИИляхтичь, я думал, только мы его и видели, а он, поди-ко ты, еще с чертей гроши содрал!» Перестал Шляхтич больше Грицка на досаду наводить; случится работа какая, другого пошлет, а Грицко хочет идет, а хочет лежит-себе, да нежится. А, думает Грицко, покаялся шляхта поганая; я тебя научу знать, безмозглый поляк, что у всякого хохла золотой чуб, а уму-разуму и цены нет!