Текст книги "Стрелок. Путь в Туркестан"

Автор книги: Иван Оченков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Вот-вот, генералы это любят!

– А вы воевали?

– Немножко.

– И в каких же чинах обретаетесь?

– О, тут всё круто. Цельный унтер сто тридцать восьмого Болховского полка в отставке с правом ношения мундира, но без пенсии!

– Дмитрий Николаевич, – поспешил вмешаться Барановский, – кавалер четырех знаков отличия военного ордена!

– Бантист, значит, – протянул Николай Иванович. – А не тот ли вы солдат, что вместе с Ниловым на «Шутке» турецкий пароход взорвали?

– Было дело.

– Однако! А что же вам, остаться на службе не предлагали?

– Предлагали.

– Отказались?

– Отказался.

– Занятно. А теперь, значит, митральезу собственной конструкции изобрели?

– Да.

– И с ней, как и с пушкой Владимира Степановича, пришли ко мне. Кстати, а почему ко мне?

– Ваше превосходительство[15]15
  Путилов имел чин действительного статского советника, соответствующий армейскому генерал-майору.


[Закрыть], – начал было Барановский, – в надежде на благосклонное внимание…

– Погодите, любезный, – прервал его Путилов. – Мне интересно, как это сформулирует ваш компаньон.

– Ну, а к кому ещё? – простодушно усмехнулся Будищев. – Вы и к великому князю вхожи, и государь вас ценит. Пока мы будем в передней ожидать, вы в любой кабинет ногой дверь откроете!

– Ха-ха-ха, – искренне рассмеялся предприниматель. – А вы прямолинейны, хотя при этом не лишены логики и известного шарма! Но ведь и в деньгах потеряете. Не боитесь?

– Треть от миллиона, – не задумываясь, отвечал Дмитрий, – это триста тридцать три тысячи, а сто процентов от нихрена – это нихрена!

– Согласен. И всё же, боюсь, без удачного военного опыта вашу митральезу будет трудно протолкнуть на вооружение.

– А я предлагал Владимиру Степановичу подарить Скобелеву пару наших пулеметов.

– Подарить?!

– Конечно! Он бы их все равно с собой в Среднюю Азию потащил. Ему помощь – нам реклама!

– А вы весьма оригинально мыслите, – похвалил Путилов и обернулся к Барановскому: – И что же вы отказались?

– Не всё так просто, ваше превосходительство, – смутился тот. – Эпопея с моими пушками со всей ясностью показала, что для успешных войсковых испытаний необходимы хорошо обученные расчеты, в совершенстве знающие вверенную им технику и вместе с тем хорошо представляющие себе, в чем новизна тактики применения оружия. Без этого, по меткому выражению, Дмитрия Николаевича, они будут «как обезьяна с гранатой»!

– Как вы сказали? – расхохотался Николай Иванович. – Нет, ей-богу, вы мне положительно нравитесь! Но за чем же дело стало?

– Так ведь единственный человек, досконально знающий и то и другое, это сам господин Будищев. А его в армию калачом не заманишь!

– «Калачом» такого молодца не заманить, – согласился Путилов. – А если чином?

– Ну и на кой это мне? – насторожился Дмитрий.

– Эх, молодой человек, – вздохнул умудренный опытом действительный статский советник. – Поверьте мне, в нашем с вами богоспасаемом отечестве ещё очень долго судить о человеке будут не по его достоинствам, а по имеющемуся у него чину!

– Курица не птица – прапорщик не офицер!

– Верно, – не стал спорить Путилов, – только кто тогда унтер?

– Вообще никто, – скрипнул зубами Будищев.

– Вот именно! Так что, подумаете?

– А можно деньгами?

– Ха-ха-ха, – снова зашелся Николай Иванович. – Можно! Если докажете перспективность вашего, как вы сказали?

– Пулемета.

– Хорошее название! Русское и потому понятное. Так вот, если вы докажете перспективность вашего пулемета, это самым благоприятным способом скажется на вашем состоянии. Финансовом, разумеется.

– И вы сможете добиться принятия Дмитрия Николаевича на службу в офицерском чине? – недоверчиво спросил Барановский.

– У меня есть кое-какие возможности, – туманно ответил патриарх русской промышленности и загадочно улыбнулся.

Вернувшись в Петербург, Дмитрий буквально «атаковал» компаньона своими предложениями. Причем они касались всех сторон их совместной деятельности, от гальванической мастерской до пушек.

– Ну, сам посуди, Владимир Степанович, ты пушку военному ведомству продал?

– Да, и все права у них.

– А какую пушку, напомни?

– Полевую скорострельную двух с половиной дюймовую, – начал тот, но Будищев сразу же его перебил:

– А ты им сделай точно такую же, но трехдюймовку!

– Но это же не честно!

– А начёт на тебя делать за снаряды, которые сами же и испохабили, честно?

– Это совсем другое…

– И я тебе совсем другое предлагаю. Вот помяни мое слово, будущее за семидесятишестимиллиметровыми пушками. И снарядов к ним нужно будет немерено! И с каждым разом они будут стоить все больше и больше.

– Положим, ты прав. Но казна уже выкупила у меня привилегию.

– Внеси изменения! Ствол чуть длиннее, затвор пусть в другую сторону открывается, станины раздвижные. Да мало ли, ты у нас инженер или где?

– Никак не привыкну к твоей манере общения! – обреченно вздохнул Барановский. – Но это лирика. Допустим, я сделаю так, как ты говоришь. Но приемка орудия на вооружение не такое простое дело. Нужно…

– Иметь лохматую лапу! – закончил за него компаньон.

– И где же мы такую найдем?

– Идем к Путилову!

– Ты серьезно?

– Как никогда! Круче него в этом бизнесе сейчас никого нет. И с великим князем они вась-вась! Если кто и протолкнет твои пушки и наш пулемет на вооружение, так только он!

– Погоди, а ты понимаешь последствия? Ведь тогда надо брать Путилова в долю.

– Да и фиг с ним. Армия у нас большая, и если с каждого проданного пулемета он нам по десятке отстегнет, мы лет за десять в миллионщики выйдем. Причем продвижение и принятие на вооружение будет его геморроем, а не нашим. И это не считая экспорта!

– А мы чем будем заниматься?

– Счастливое будущее строить!

– В каком смысле?

– В прямом! Знаешь, что необходимо для счастливой жизни?

– Не уверен, – осторожно отвечал Барановский, обоснованно ожидая подвох.

– Электрификация и телефонизация всей страны! – внушительно ответил Будищев, скромно опустив советскую власть.

– Ты уверен?

– Зуб даю!

– Нет, это невыносимо. Ну как тебе не стыдно за этот ужасный жаргон?

– Эх, дорогой мой, – улыбнулся Дмитрий. – Невыносим только мой мозг, поскольку даже дражайшей Гедвиге Генриховне не получается его вынести!

– Кстати, как она?

– А что ей сделается? – отмахнулся компаньон. – Расширяет производство. Я для её мастерской ещё три зингеровские машинки выписал из Америки.

– Кланяйся ей от нас с Паулиной Андреевной.

– Всенепременно! – шутовски поклонился Дмитрий, но тут же посерьезнел и испытующе взглянул на инженера. – Так что мы решили?

– Ладно, – сдался тот. – Попытка не пытка. Не верю я, что из этого выйдет что-то путное, но почему бы не попробовать.

Договорившись с Путиловым, Будищев распрощался с компаньоном и отправился домой. Вернувшись в Петербург, они с Гесей сняли небольшую, но очень уютную квартирку в доходном доме в Мошковом переулке. Единственным ей неудобством был выход во двор, а не через парадное, что, впрочем, в глазах Будищева вполне компенсировалось более чем скромной по питерским меркам оплатой.

Гедвига Генриховна, как и следовало ожидать, имела на этот счет своё мнение, справедливо указывая, что почтенные господа не ходят в свое жилище через двор. Однако если подумать, это не имело никакого значения, поскольку клиентов она теперь принимала не на дому, а в собственной мастерской, весьма удачно расположенной между модным магазином и кондитерской.

Дела у неё в последнее время шли просто прекрасно. Если раньше услугами мадемуазель Берг пользовались в основном купчихи и жены средней руки чиновников, то теперь среди них все чаще встречались светские дамы самых лучших фамилий. Особенно хорошо шли некоторые предметы женского гардероба, скажем так, не предназначенные для всеобщего обозрения. Или попросту говоря, нижнее белье. Трудно сказать, откуда она брала свои идеи, но бюстгальтеры и укороченные дамские панталоны, вкупе с длинными чулками и комбинациями, пользовались немалым успехом. Злые языки даже говорили, что основными клиентками популярной модистки были звезды полусвета, сиречь высокооплачиваемые куртизанки. Так это или нет, никто доподлинно не знал, а сама она вела дела с большим тактом и даже, я бы сказал, деликатностью.

– Господи, да я же со стыда сгорю! – округлила глаза очередная клиентка, глядя на манекен, во всей красе демонстрирующий новые веяния моды в женском неглиже. – Нет, я решительно не смогу это никому показать.

– Зачем же это кому-то показывать? – улыбнулась Геся. – Разве нельзя одеть это для себя, чтобы просто побаловать?

– Для себя?!

– Конечно! Что за, право же, предрассудок, будто женщины должны наряжаться исключительно для мужчин? Нет, надо радовать прежде всего себя!

– Вы думаете?

– Я знаю! Вы не поверите, как преображается женщина, когда надевает на себя подобный наряд! Да, его никто не видит, но она-то знает, что на ней! Ну, а если найдется достойный мужчина, то отчего же и не показать?

– Вы ведь сейчас говорите о муже? – почти простонала дама.

– Исключительно! – с самым честным видом отвечала модистка.

– Феерично, – выдохнула клиентка, подумав про себя: «Вот уж кто не дождется!»

– Ну, так что, будете брать?

– Что?! Ах, да, конечно, непременно…

– Куда прикажете доставить?

– Нет, что вы, что вы, а вдруг прислуга развернет или… нет-нет, заверните, пожалуйста, я заберу сама.

– Как вам будет угодно!

В это время в мастерскую через черный ход вошел Дмитрий. Обычно эта дверь была закрыта, но у него был свой ключ.

– Здравствуйте, красавицы! – весело поприветствовал он швей, ставя на столик сверток с конфетами.

– Здравствуйте, господин Будищев, – улыбаясь, прощебетали те, не отрываясь от работы.

– Не заездила вас наша эксплуататорша?

– Грех вам такое говорить! Мы за Гедвигу Генриховну день и ночь Бога молим.

– А за меня?

– И за вас!

– Вот и умницы. А это гостинец вам к чаю!

– Благодарствуйте, Дмитрий Николаевич. Балуете вы нас!

– Что есть, то есть, – со смехом согласился тот и направился в комнату для приема клиентов.

– Какой мужчина, – восхищенно прошептала одна из швей, пышная брюнетка с милыми ямочками на щечках, и мечтательно закатила глазки.

– На чужой пирожок не разевай роток, – поспешила опустить её на землю товарка, – а то враз вылетишь!

– Нешто и помечтать нельзя! – обиженно отозвалась та и с раздражением на лице принялась за работу.

* * *

– Привет, милая, – обнял за плечи Гесю Будищев и нежно коснулся губами шеи.

– Господи, как ты меня напугал! – вздрогнула та, но тут же улыбнулась и подставила ему губы для поцелуя.

Некоторое время они были заняты друг другом, но затем девушка решительно отстранилась, давая понять, что сейчас не время для нежностей. Дмитрий, впрочем, не стал настаивать, а развалился на предназначенном для клиентов диванчике и широко зевнул.

– Что-то я устал!

– Много дел? – сочувственно поинтересовалась модистка.

– Не то слово! Целый день как савраска, туда-сюда…

– Надеюсь, не безрезультатно?

– Ну что ты! Всё очень хорошо.

– Прекрасно. Однако у меня скоро будет посетительница, а посему тебе придется уйти.

– Что, опять какая-нибудь титулованная проститутка?

– С какой целью интересуешься?

– Нет! Меня интересуешь только ты, и смотрю я исключительно на тебя.

– Врешь! Но звучит приятно. Однако вынуждена тебя разочаровать, ко мне придет юная барышня, заказывать подвенечное платье, а потому тебе нужно уйти, причем как можно скорее. И через черный ход!

– Фигасе наезды! Я, между прочим, совладелец этой богадельни…

– Это ты путаешь мастерскую с богоугодным заведением, когда приносишь работницам сладости. И не делай вид, что ты тут ни при чем!

– Да ладно тебе! Подумаешь, кулек леденцов девчонкам подогнал. Пусть сосать тренируются, в жизни пригодится!

– Опять этот ужасный жаргон! Интересно, а со знатными господами ты тоже так разговариваешь?

– Не-а! На этот случай у меня Барановский есть.

– Вот именно поэтому я и не хочу, чтобы ты попадался на глаза моим клиенткам. Бог знает, какого вздора ты им можешь наболтать!

– Ладно, бегу. Твоя барышня все равно придет с мамашей или даже кучей родни, чтобы ты ей ненароком какой-нибудь эдакой вещицы для брачной ночи не продала. Так что ничего интересного всё равно не будет.

– Болтун!

– Я тоже тебя люблю!

Громкое название «Гальванические и осветительные приборы» (ГОП) носила небольшая мастерская, совершенно затерявшаяся среди множества заводов и фабрик на Выборгской стороне Санкт-Петербурга. Два десятка постоянных работников, большинство из которых подростки, также совершенно не поражали воображение.

Тем не менее это крохотное предприятие находилось у всех на слуху и считалось одним из лидеров в этом новом для России направлении. Стремительно ворвавшись на рынок с новомодными электрическими звонками, Будищев стал предлагать установку электрического освещения в частных домах и присутственных местах, и неожиданно преуспел в этом.

Другой новинкой стали системы сигнализации. Суть у них была та же, что и у звонков, только располагались они несколько иначе. Нажав неприметную кнопку, можно было вызвать прислугу, а если понадобится – и охрану. Купец первой гильдии Вахромей Бузыкин, одним из первых установивший подобную диковину в своем особняке, очень скоро имел случай убедиться в её работоспособности и несомненной пользе. Услышав ночью, что в соседней комнате с его спальней кто-то копошится, он не стал проверять сам, а поднял тревогу, после чего прибежавшие на вызов швейцар и дворник скрутили воришку и, хорошенько намяв бока, сдали в полицию. Говорят, у злоумышленника был при себе нож, и кто знает, чем всё могло кончиться, если бы не подоспевшая помощь.

История эта совершенно неожиданно (для всех, кроме Будищева) попала в газеты. Началось все с большой статьи в «Петербургском вестнике», в которой раз десять упоминался сам автор изобретения и его предприятие. Подробно расписывались перспективы электрификации России и всего мира, а поимка незадачливого форточника превратилась в захватывающую погоню с перестрелками и прочими леденящими кровь подробностями.

Затем эту очевидную утку подхватили другие бульварные газетенки, а за ними потянулись и более солидные издания вроде «Ведомостей». В них, разумеется, обошлось без крайностей, но общий тон был положительным. Отмечалась перспективность данного направления, а также выражалось удовлетворение, что новаторами в нем выступили русские промышленники. Таким образом, PR-кампания, как её назвал заказчик, вполне удалась и принесла новую волну интереса к их предприятию, а с ней и клиентов.

В общем, дела шли на лад, но при этом требовали постоянного внимания и контроля, а потому от Геси Дмитрий прямиком направился в мастерскую. Прежде, когда он входил, юные работники дружно бросали все дела и, стянув с головы картузы и шапки, кланялись своему «благодетелю». Будищев поначалу удивлялся, затем попросил больше так не делать, а когда не помогло, взбеленился и пообещал открутить пацанам уши.

Так что теперь все остались на местах, усиленно выполняя свои обязанности, лишь изредка бросая на хозяина опасливые взгляды. Тот молча прошелся по рядам, внимательно посмотрел на работу, но, не заметив ошибок, вмешиваться не стал, а прошел в конторку, где взмокшая от усердия Стеша старательно что-то выводила в тетрадке, время от времени поглядывая в книжку.

Если бы недавние подружки встретили теперь Степаниду Филиппову, то они вряд ли бы признали в этой разодетой барышне свою бывшую товарку. Прекрасно сшитый из тонкого сукна жакет, длинная до щиколоток юбка в клетку, из-под которой выглядывали ладные ботиночки на невысоком каблуке. Всё ещё слишком короткие для девицы волосы были перевязаны черной лентой и красиво уложены, а румяные щечки и ярко-алые губы не нуждались в косметике. Поездка в деревню, несмотря на её непродолжительность, оказала на здоровье Стеши самое благотворное влияние, так что теперь она просто сияла первозданной красотой. И лишь лёгкая грустинка в уголках глаз указывала на недавние невзгоды.

– Привет, красавица! – поздоровался Будищев, склоняясь над её работой, оказавшейся пособием для гальванеров.

– Здравствуйте, Дмитрий Николаевич, – не отрываясь от работы, отозвалась она.

– Раньше ты меня Митей звала.

– То было раньше.

– А теперь что же?

Этот вопрос Стеша проигнорировала, будучи погруженной в своё занятие. В последнее время она так усиленно занималась самообразованием, что Дмитрий даже предложил ей поступить в городскую школу, но она отказалась.

– Куда мне за парту вместе с дитями?

К тому же у Степаниды было немало и иных забот. Пока Будищев был занят своими «наполеоновскими планами», она готовила на всех работников обед, принимала клиентов, вела кассу и делала множество других незаметных на первый взгляд, но тем не менее важных дел.

– Где Семён?

– Ушел звонок ставить.

– Много работы?

– Хватает, – кивнула девушка и, устало отодвинула от себя тетрадь с учебником.

– Разобралась? – усмехнулся наставник.

– Вроде бы.

– Может, тебе все же лучше с Гесей работать?

– Нет, – замотала головой та. – Мне здесь нравится.

– Ну как знаешь. Материалы для мастерской ещё есть?

– Пока да. Провода только маловато. Если закажут освещение в большой дом, то может и не хватить.

– Когда закажут, тогда и будем думать, – отмахнулся Дмитрий. – Там помимо проводки столько всего понадобится, десять раз успеем заказать.

– Ага, – фыркнула девушка.

– Что смешного?

– Да названия смешные, то кобели, то про водку.

– Обхохочешься.

– Ой, – спохватилась девушка, взглянув на старые ходики, висящие на стене. – Пора чайник ставить.

По заведенному Будищевым порядку его работники столовались прямо в мастерской. Утром им полагался чай с хлебом, в обед и вечером щи или каша, приготовленные Стешей. Бывший детдомовец сам когда-то хлебнул шилом патоки, и, наверное, поэтому проявлял настоящую заботу о своих подопечных. Кормил, заставлял учиться, при надобности покупал одежду и обувь. Это не было благотворительностью. При случае Дмитрий строго спрашивал за промахи, мог и наказать, но заставлять детей работать по двенадцать-четырнадцать часов за сущие копейки, как другие фабриканты он не мог. Во всяком случае, пока.

Сейчас как раз было время вечерней трапезы. Оставив на время работу, мальчишки по очереди мыли руки, дурачась при этом и плеская друг на друга водой. Затем занимали место за общим столом и терпеливо ожидали свою порцию. Каждому полагалось по миске каши, жестяной кружке круто заваренного чая да по четверти фунта хлеба. Раздавала всё это, разумеется, Стеша, накинувшая поверх своего щегольского наряда холщовый фартук. Первыми как обычно получили единственные взрослые работники мастерской гальванер Ефим и медник Архип. Заняв место во главе стола, они степенно работали ложками, снисходительно поглядывая на учеников. Те, напротив, мгновенно сметали всё съестное и озирались вокруг, чего бы ещё урвать. Сегодня, впрочем, даже они вели себя относительно пристойно. Всё-таки присутствовал хозяин.

– Будете есть, Дмитрий Николаевич? – спросила Стеша.

– Нет, я не голоден, – отказался тот. – Но от чаю не откажусь.

Получив такую же кружку, как и все, он присел за общий стол и выложил на него ещё один кулек с конфетами со словами:

– Налетай. Подсластите свою горькую жизнь!

Мальчишки, проявив не свойственную им деликатность, поделили угощение на всех, не забыв старших товарищей и Степаниду. После чего бросились дуть чай с карамельками.

– Балуете вы нас, – хмуро заметил Архип, закончив с едой.

– Тебе что, плохо? – шикнул на него недавно женившийся гальванер, пряча конфету в карман.

– Мое дело сторона, – пожал плечами медник. – А вот мальцам, как подрастут, туго придется. В прочих местах с ними нянчиться не станут.

– Хорошие мастера везде нужны, – усмехнулся Дмитрий, шумно прихлебывая чай.

– Всё одно, баловства терпеть не станут!

– Ну, я же тебя терплю?

Будищеву и впрямь иногда приходилось «терпеть» Архипа. Мастер от бога, он обладал желчным и неуживчивым характером, а также злым языком, отчего не раз терял работу. Однако имея весьма востребованную профессию, тот и не думал исправляться, продолжая резать всем вокруг правду-матку, или точнее, то, что понимал таковой. Дмитрий тоже ценил его, особенно за умение понять с полуслова, что от него надо и тут же изготовить требуемое, не задавая лишних вопросов.

– Дозвольте закурить? – подобострастно спросил Ефим, доставая кисет.

– В специально отведенных для этого местах! – отрезал хозяин.

Поскучневший гальванер неохотно поднялся со своего места и оправился в «курилку» – огороженное место во дворе, вокруг которого стояли ящики с песком для окурков. Вообще, с пожарной безопасностью вокруг царил полный мрак. Поначалу казалось, что ей вообще никто не заморачивался. Рабочие дымили, где хотели, тут же бросали окурки, иной раз не озаботившись затоптать. Угли при чистке печей тоже вываливались где попало. Опасность, разумеется, осознавалась и даже существовали известные правила по складированию горючих материалов и допуску к ним, но на практике никто на это не обращал внимания, отчего пожары случались с удручающей регулярностью, но воспринимались большинством народа как кара Божья.

Дмитрий в своей мастерской первым делом завел строгие порядки на этот счет и требовал их неукоснительного соблюдения. Как ни странно, желчный Архип воспринял их как само собой разумеющееся, а вот Ефим, похоже, считал господской блажью.

Семён появился вскоре после ужина, уставший, голодный, но при этом ужасно довольный. Похоже, клиенты не обидели парня с чаевыми, и теперь он чувствует себя добытчиком.

– Где же ты столько времени пропадал, горе моё? – напустилась на него Стеша.

– Работал, – солидно пожал плечами тот и тут же жалобно спросил: – Поесть-то оставили?

– А как же, – начала хлопотать девушка, – только остыло уже всё!

– Ничего! – повеселел юный монтажник. – Хоть не обожгусь.

– Жуй давай, да домой пойдем, – улыбнулась она и показала на часы: – Смотри, который час!

– Кстати, о часах, – спохватился Дмитрий и достал из-за пазухи небольшой сверток.

– Что это?

Будищев, загадочно улыбаясь, развернул его, и там оказалось настоящее чудо – маленькие часы, сделанные заодно с серебряным браслетом. Щелчок и замочек защелкнулся вокруг Стешиного запястья.

– Какая красота! – ахнула девушка. – Где ты их взял?

– Где взял, там нет! – усмехнулся тот. – Нравится?

– Ещё бы!

На самом деле, эти часики ещё совсем недавно были женским кулоном, и его, в числе прочего, предложили Дмитрию, когда они с Гесей выбирали ей подарок. Гедвиге Генриховне они не приглянулись, и она остановила свой выбор на другой модели, более дорогой и презентабельно выглядевшей. А вот Будищев сумел оценить украшение и купил его позже. Затем был визит к ювелиру, а тот, в свою очередь, изготовил к нему изящный браслет. Подарок получился на загляденье.

– Я не могу его принять, – замотала головой Стеша.

– Что так?

– Они очень дорогие и вообще…

– Прекрати, – отмел возражения наставник. – Ты принимаешь клиентов и должна выглядеть на все сто! Такие вещи сейчас не делают, я узнавал. Дамы носят часы как кулоны, да к тому же частенько их даже не заводят. Так что у тебя будет вид модный и деловой.

– Ты с ним такая красивая, – подключился к уговорам Сёмка. – Даже лучше, чем Гедвига!

– Только при ней это не ляпни! – ухмыльнулся Будищев.

Степанида ещё некоторое время посомневалась, но браслет так хорошо сидел на руке, что отказаться от подарка казалось выше её сил.

– Нет, не возьму! С чего такие подарки, чай не праздник…

– Вот что, Степанида! – разом прервал все более слабые возражения начальник. – Это тебе не безделушка какая-нибудь, а рабочий инструмент. И нужен он не для того, чтобы перед кавалерами форс держать, а производить благоприятное впечатление на потенциальных клиентов. А если непременно нужен праздник, то пожалуйста. Сегодня какой день?

– Какой?

– Ну, здравствуйте! Поминовение Стефании Дамасской[16]16
  11 ноября по старому стилю.


[Закрыть]. Именины у тебя, солнышко!

– Ой, и правда. А я и забыла, столько всего случилось в последнее время…

– Это верно, – вздохнул Дмитрий и с нежностью провел рукой по волосам девушки. – Тяжелый выдался год у нас. Я бы сказал насыщенный. Надеюсь, следующий будет легче.

Стеша в ответ благодарно обняла его, но сама подумала, что следующий 1880 – год високосный, и от него, как известно, добра не жди[17]17
  Есть такая примета. Кто не верит, посмотрите на нынешний.


[Закрыть]. Но она была девушкой умной, а потому говорить ничего не стала.

* * *

Паровоз был похож на огромное чудовище из сказок. Он пыхтел, отдувался, иногда оглушительно гудел, отчего сердце Фёдора всякий раз замирало. Да и как тут не испугаться? Оно, конечно, приходилось ему и прежде добираться до места на поездах, да и на войне он всякого навидался, а только разве к такому привыкнешь? К тому же приехал он не куда-то, а в саму столицу! Санкт-Петербург, понимать надо!

Народу вокруг было – пропасть! И все куда-то шли, спешили, непонятно как умудряясь не сталкиваться между собой. Чисто муравейник. Однако деваться некуда, и ему тоже нужно идти. У кого бы спросить только, как добраться до этого самого переулка? Адрес у Феди был записан на листочке бумаги, который он, чтобы не потерять, завернул в чистую тряпицу и положил за пазуху.

– Куда прикажете, ваше степенство? – улыбаясь во весь рот, крикнул с облучка краснощекий извозчик в лаковом цилиндре и добротной шубе. – Только скажите, мигом домчим!

– А до Мошкова переулка, к примеру, сколько будет? – осторожно поинтересовался парень, по простоте принявший это предложение на свой счет.

– Сущие пустяки, господин хороший. За пятерку домчим со всем нашим удовольствием!

– Сколько? – задохнулся Фёдор от несуразности запрошенной суммы.

– А ну посторонись, деревенщина! – басом рыкнул господин в богатой шубе и бобровой шапке.

Отскочивший в сторону от испуга Федя едва не растянулся под всеобщий смех, а напугавший его купчина плюхнулся в возок и велел кучеру:

– Трогай!

– Куда же ты, сиволапый, со свиным рылом в калашный ряд лезешь? – почти сочувственно поинтересовался непонятно откуда взявшийся городовой.

– Так я это, – только и смог ответить парень, разводя руками.

– А пачпорт у тебя имеется?

– Конечно, – засуетился тот и полез за пазуху, отчего пола нагольного полушубка распахнулась, открыв внимательному взгляду полицейского георгиевский крест и медаль на потрепанном мундире.

– Воевал?

– Так точно! Сто тридцать восьмого Болховского полка ефрейтор Шматов.

– Демобилизован?

– Вчистую.

– А в Мошков переулок тебе за какой надобностью?

– Друг у меня там проживает. Звал к себе, обещался с местом помочь.

– Друг, говоришь, – насторожился страж порядка.

– Ага. Воевали вместе.

– Тоже кавалер?

– Бери выше, бантист!

– Ишь ты. Тогда понятно, как он в таком месте поселился. Швейцаром должно или ещё кем…

– Не знаю, господин городовой.

– И города тоже не знаешь?

– Как есть, не знаю!

– Тогда слушай. Ступай во-о-он туда. Там извозчики попроще стоят. К лихачам не суйся, у тебя на них всё одно не хватит. Сторгуй кого-нибудь вашего крестьянского звания. И смотри, больше двугривенного не давай!

– Благодарствую, – поклонился парень, и, подхватив свой мешок, бросился куда было указано.

– Вот тюха, – с усмешкой подкрутил ус полицейский. – А ещё кавалер!

Последовав совету, Шматов вскоре добрался до нужного ему адреса и с опаской вошел во двор. То, что простым людям в парадное лучше не соваться, потому как не про них этот вход, он уже знал. Чай, не совсем дурак. И тут же наткнулся на коренастого круглолицего татарина, чистившего снег деревянной лопатой.

– Тебе чего? – поинтересовался тот и, расплывшись в улыбке, отчего и без того узкие глаза превратились в щелочки.

– Мне бы товарища повидать, – робко спросил Федя. – Живет он здесь…

– Какого товарища?

– Графа…

– Что-то ты напутал, парень. Я в этом доме всех знаю, не живет тут графов. Подполковник есть. Колежский советник тоже есть. Купцы первой и второй гильдий. Опять же. Был, правда, барон, но помер года три назад, а вот графов с князьями нету.

– Ой, – чертыхнулся про себя Шматов. – Граф это прозвище, а фамилие его Будищев.

– Дмитрий Николаевич? – изумился татарин.

– Ага. Митька… в смысле Дмитрий.

– Эх ты, валенки! – покачал головой дворник и, отставив в сторону лопату, велел: – Ступай за мной, провожу.

Поднявшись на второй этаж, провожатый скинул варежку и ткнул заросший рыжими волосами палец в какую-то диковинную кнопку на стене. Раздалась резкая трель, отчего Федька вздрогнул и едва удержался от желания перекреститься. Обитая коричневой кожей дверь бесшумно отворилась и на пороге появилась какая-то очень красивая барышня.

– Что случилось, Ахмет?

– Да вот, Степанида Филипповна, человек господина Будищева спрашивает.

– Доброго здоровьичка, – поклонился Федор, стянув с головы треух.

– Здравствуйте. Только Дмитрия Николаевича теперь нет.

– Вот незадача, – огорчился Шматов. – А скоро ли будет?

– Не знаю. А вы по какому делу?

– Да повидаться хотел…

– Вы знакомы?

– Стеша, кто там? – спросила барышню подошедшая из глубины квартиры дама и, выглянув наружу, удивленно воскликнула: – Федя?

– Госпожа Берг, – расплылся в счастливой улыбке парень. – Так точно, я это.

– Вы его знаете? – уточнил всё ещё сомневающийся дворник.

– Ну, конечно! Это же Федя Шматов. Они вместе с Дмитрием Николаевичем служили в Болховском полку. Феденька, заходи! Только валенки свои отряхни веником, пожалуйста.

Заявившийся примерно через час Будищев, казалось, совсем не удивился появлению армейского приятеля.

– Здорово, дружище! – весело воскликнул он, крепко обнимая Федьку. – Ну что, не замордовали тебя на службе?

– Не-а, – улыбнулся во весь рот Шматов. – В Болгарии хорошо было, а как нас в Рассею вернули, так и срок мой вышел. Демобилизовали.

– Добро, коли так, – усмехнулся Дмитрий и, обернувшись к своим женщинам, спросил: – Красавицы, вы нас кормить сегодня будете? А то я устал как чёрт, да и замерз к тому же.

Напоминание, впрочем, оказалось излишним, поскольку Геся и Стеша уже суетились, накрывая круглый стол посреди гостиной. Завидев супницу, из которой доносился аромат щей, фаянсовые миски и мельхиоровые столовые приборы, Федька оробел и не знал, куда себя девать. Но гостеприимный хозяин, не обращая внимания на его стеснение, усадил однополчанина рядом с собой и тут же наполнил хрустальные рюмки водкой из запотевшего графинчика.

– Давайте за встречу!

Все, кроме Степаниды и Семёна, которым выпивка не полагалась по малолетству, дружно выпили.

– Хороша! – крякнул Будищев, и, заметив выразительный взгляд Геси, с хитрой улыбкой добавил: – Особенно с мороза.

– Это верно, – поддакнул порозовевший Шматов.

– Кушайте, пожалуйста, – налила ему полную тарелку Стеша и, вернув половник в супницу, присела рядом с усиленно работающим ложкой мальчишкой.

– Благодарствуйте, хозяюшка, – отозвался парень и принялся за еду.

Поскольку в доме Будищева все работали, приготовление пищи лежало на прислуге – улыбчивой вдове лет сорока пяти по имени Авдотья. Официально она числилась кухаркой, но вдобавок к заботам на кухне закупала продукты, убиралась в доме и вообще вела хозяйство. Иногда ей помогала Степанида, да и Гедвига Генриховна, бывало, баловала своих домашних тельной закуской из сельди или запеканкой[18]18
  Русские названия форшмака и кугеля – традиционных блюд еврейской кухни.


[Закрыть], но в основном та прекрасно справлялась сама, тем более что её хозяева были людьми непривередливыми.