Текст книги "Стрелок-2 (СИ)"

Автор книги: Иван Оченков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 7

Мастер механического цеха завода господ Барановских – фигура для простых рабочих немалая. Поэтому господин Егор Никодимыч Перфильев привык держать себя с достоинством, приличным своему возрасту и положению. Рабочие при виде его снимали шапки и, здороваясь, низко кланялись, и ни при каких обстоятельствах не смели сквернословить. За такое легко можно было получить штраф, а заработок у них и так был не велик. Также Никодимыч не терпел пьянства, лени и неаккуратности в работе. Впрочем, зря он никого не наказывал, поскольку человеком был справедливым. По крайней мере, в своих глазах.

Хозяин завода своего доверенного человека ценил, платил ему недурное жалованье, и всё это позволяло Перфильеву с оптимизмом смотреть в будущее. Двух старших дочерей он удачно выдал замуж, причем за людей вполне почтенных, а не за какую-нибудь голытьбу! Младший же – любимец отца – скоро должен будет окончить гимназию, а там, глядишь, отучится в университете и сам станет барином. Главное, чтобы не забаловал Аркашка…

Окинув строгим взглядом цех, мастер удовлетворенно кивнул и двинулся дальше. Все были при деле, никто не бездельничал, не точил лясы, зря получая жалованье. Разве что Прохор подозрительно отворачивался в сторону и старался не попадаться начальству на глаза. Наверняка успел, подлец, похмелиться с утра и теперь делает вид, что всё в порядке. Ну да ничего, пусть работает покуда, а за «наградой» за его художества дело не станет. Всё прочее вроде было в порядке, хотя…

– А что это я Сёмки не вижу? – подозрительно спросил он у одного из разнорабочих, старательно выгребающего металлическую стружку из-под станка.

– Только что здесь был, Егор Никодимыч! – сдернув с вихрастой головы драный картуз, отрапортовал мальчишка, наивно хлопая небесно-голубыми глазами.

– Врешь, поди, – нахмурился мастер.

– Святой Истинный крест! – тут же побожился парень.

– И как у тебя язык повернулся, богохульник, – даже сплюнул от отвращения Перфильев и скорым шагом пошел к выходу.

Пропажа нашлась там, где и ожидалась. В небольшой пристройке к основному цеху, где прежде была кладовая для разной мелочи, а теперь находилось царство непонятно откуда взявшегося и неизвестно для чего нужного на заводе гальванёра. Будищев с самого первого своего появления служил источником головной боли для мастера. Хозяева велели оказывать ему всяческое содействие, но объяснять ничего не стали. А тот и вовсе держался так, будто он не простой рабочий, а, по меньшей мере – инженер. Шапки ни перед кем, включая самих Барановских, не ломал, спины не гнул. Но самое главное, был непонятно чем занят, а это бесило мастера больше всего.

Посреди гальванической мастерской на большой треноге стояло главное занятие Будищева – прототип новейшей митральезы, им же самим и сконструированной. Большой ствол, заключенный в кожух водяного охлаждения, грозно смотрел на кипящего от возмущения Никодимыча, а отполированные до блеска детали замка задорно поблескивали в пробивающихся сквозь мутные стекла лучах солнца.

Злиться было от чего – наглый гальванёр, вместо того чтобы заниматься делом – доводить до ума картечницу, мастерил какую-то непонятную штуковину, а что хуже всего – отвлекал от работы Сёмку. Мальчишка завороженным взглядом смотрел, как ловко Дмитрий изолирует провода, затем укладывает в каком-то строгом, одному ему ведомом, порядке в жестяную коробку. Что-то припаивает, прикручивает, не забывая сдабривать работу заковыристой руганью, если что-либо не получается или наоборот – если всё идет как надо.

Любопытный паренек все время расспрашивал старшего товарища о том, что он делает и тот, вроде, не скрывал, но объяснял так, что ничего понять было решительно невозможно!

– Смотри сюда, – с легкой усмешкой начинал Будищев. – Возьми вот эту загогулину и вставь вот сюда. Потом добавь вон ту хреновину и… да не эту… это не хреновина, это просто – хрень!

Правда, иногда гальванёр становился серьезным и начинал сыпать совсем уж непривычными словами, вроде: контакт, соленоид, конденсатор… но вот как это можно понять? Но Сёмка не унывал, твердо решив, что разберется во всем.

– Ты что здесь делаешь? – грозно сдвинув брови, спросил Перфильев, обращаясь к мальчишке.

– А… – ошарашено вскочил тот и, сдернув по привычке шапку, застыл, не зная, что ответить.

– Штраф захотел?! – продолжал яриться мастер. – Вот я тебя…

– Ты чего кипятишься, папаша? – не оборачиваясь к Никодимычу, прервал его Будищев. – Парню Владимир Степанович велел при мне быть.

– Это зачем ещё?

– Ну, мало ли – пойди, подай, принеси… У меня не десять рук – то одно, то другое нужно, а малой заодно делу учится.

– А почему я об этом не знаю?

– Да кто тебя ведает, почему ты мышей не ловишь.

– Оно, конечно, Владимир Степанович – большой человек, но все ж таки…

– А Пётр Викторович при этом был, и возражать не стал!

Озадаченный мастер, немного потоптавшись, и, не зная, что ещё сказать, двинулся прочь. Будищев был вхож к хозяевам и потому вел себя невообразимо дерзко для простого рабочего. Но те отчего-то ему покровительствовали, а ушлый гальванер наглел всё больше и больше.

– Ишь ты, – восхищенно покачал головой Сёмка, боявшийся мастера до дрожи в коленях. – И как это у тебя выходит?

– Ты про что?

– Ну так Владимир Степанович про меня ведь ничего не говорил?

– А ты почём знаешь – говорил или нет? Тем более, что Барановский опять в отъезде.

– А если хозяина спросит?

– Никодимыч-то? – ухмыльнулся Дмитрий. – Да он его боится больше, чем ты, и по пустякам беспокоить не посмеет.

– Бедовый ты! – не то с восхищением, не то с опаской протянул мальчишка.

– Ладно, давай посмотрим, что у нас получилось. Нажимай вон туда.

– Куда?

– На вон ту фигню…

– А меня этим, как его, током не ударит?

– Не боись!

– Ты давеча тоже так говорил, а эвон как шандарахнуло! Я думал – глаза вылетят…

– А кто тебя заставлял контакты голыми руками хватать? Не бойся, говорю, жми на кнопку.

Сёмка обреченно вздохнул и, мелко перекрестившись, ткнул пальцем в кругляшок. Неожиданно раздавшийся дребезжащий звонок заставил его в страхе отдернуть руку, а Дмитрий едва не захлебнулся от хохота, наблюдая за его испугом. Между тем осмелевший мальчишка нажал еще раз и, сообразив, что звонок происходит от его нажатия, расплылся в несмелой улыбке.

– Это что ж – я звоню? – ахнул он.

– Нет, пономарь на Исаакиевском соборе!

– И что же это получилось?

– Электрический звонок.

– И что с ним делать?

– А чего хочешь, то и делай. Можно на дверь входную, можно в банк для сигнализации…

– В банк?!

– Ну да. К примеру, входят к банкиру грабители и тычут револьвером в лоб – давай, мол, деньги. Тот им все отдает чин чином, а сам кнопку тайком нажимает.

– И что? – воскликнул Сёмка, живо представив себе и толстого банкира, и страшных разбойников с револьверами.

– Сам подумай.

– Их полиция споймает?

– Ага, или ещё кто похуже.

– Это кто же хуже полиции?

– Ну, мало ли. Охрана банковская.

– А почему охрана хуже?

– По кочану! Полиции что – поймают да под суд отдадут. Ну, попинают малость – не без того, но без фанатизма. А вот охрана – та банкиру подчиняется, а ему навряд ли понравится, что какие-то обормоты его грабануть захотели. Так что они молиться будут, чтобы их побыстрее и не сильно покалеченных в околоток отправили.

– Ишь ты, – шмыгнул носом парень. – Теперь тебе, наверное, Пётр Викторович награду выдаст за эдакое дело!

– Ага, и «орден сутулого»!

– Какой-какой орден?

– Первой степени, блин! Вот что, Семён, ты помнишь, чем я тут занимаюсь?

– Картечницей…

– Во-во. А о прочем – помалкивай. Понял?!

– Ага. А почему?

– А если будешь много вопросов задавать, я скажу Стешке, и она за тебя замуж не пойдет!

Подобная перспектива совершенно не обрадовала мальчишку, и он поспешно замолчал. Правда, у него роились в голове сомнения, что голос Дмитрия будет в таком деле решающим, однако возражать человеку, не боящемуся хозяина и в грош не ставящему мастера, он не посмел и принял угрозу к сведению.

Будищев же быстро разобрал звонок и, спрятав запчасти, вернулся к своей митральезе. Собственно, получившийся агрегат можно было уже называть полноценным пулеметом. Нужно только было довести конструкцию до совершенства, но как раз с этим были проблемы. В военном ведомстве, казалось, совсем забыли об удачном применении митральез в минувшей войне и не собирались финансировать новые разработки. Более того, уже имевшиеся картечницы отправлялись в арсеналы крепостей и складывались там на хранение. Но дело было даже не столько в финансировании, с этим Барановские, по крайней мере, на первом этапе, справились бы и сами. Но для доводки пулемета требовалось очень много патронов, а вот их-то военные предоставлять отказались наотрез.

Правда, была ещё надежда на моряков. Совершенно блистательный дебют минного вооружения поставил перед всеми флотами мира задачу обороны от него. И ничего лучшего от этой напасти, нежели малокалиберная скорострельная артиллерия, придумать не получалось. А поскольку картечницы и митральезы проходили как раз по этому разряду, то в ведомстве Великого Князя Константина Николаевича[34]34
  Великий князь Константин Николаевич. – Генерал-адмирал Российского Императорского флота. Брат и ближайший единомышленник императора Александра II Освободителя.


[Закрыть] не могли не заинтересоваться подобной новинкой. Однако, будучи до крайности стесненными в средствах, моряки желали купить уже готовую систему, а не вкладываться в разработку с неясной перспективой. Максимум – обещали выделить для испытаний пару тысяч бердановских патронов.

Надо сказать, Будищев не сразу понял затруднения своих фабрикантов Барановских. Казалось бы, всевозможное оружие и патроны к нему продавались совершенно свободно, покупай – не хочу! Он даже сходил в ближайший выходной в магазин охотничьих принадлежностей «Черепов и сынъ», чтобы поинтересоваться ценами. Приказчик – представительный господин с цепким взглядом – услышав, что потенциальный клиент желает приобрести огнеприпасы к винтовке системы Бердана, жестом фокусника выложил перед ним две картонные пачки.

– Извольте, господин.

– Ишь ты! – удивился Дмитрий, внимательно осмотрев маркировку. – Американские?

– Точно так-с. Иных не держим. Качество, сами понимаете.

– Неужто казенные патроны так плохи?

– Не то, чтобы совсем плохи, – торговец изобразил на лице скепсис, – а все же американские лучше.

– И сколько стоит?

– За пачку – три рубля сорок копеек.

– За двадцать патронов?![35]35
  Бердановские патроны, поставляемые из Америки, упаковывались в картонные пачки по 20 штук в каждой, в отличие от отечественных на 15 патронов.


[Закрыть]

– Извольте видеть, господин, – голос приказчика стал извиняющимся. – В Северо-Американских штатах патроны-то не больно дороги. Всего 43 доллара за тысячу. Это на наши деньги сущие пустяки выходят – шесть рублей за сотню! Однако же доставка и интерес господина Черепова… сами понимаете.

– А если оптом брать?

– Так вам сколько надо-то?

– Ну, не знаю, хотя бы тысячи две для начала, а лучше – пять.

Если приказчик и удивился количеству, то виду не подал и на секунду задумался. Затем, привычным жестом пригладив волосы на и без того идеальном проборе, осторожно ответил:

– Партия приличная и на неё вы можете получить порядочную скидку. Скажем, двенадцать рублей за сотню. Но надо будет подождать.

– И долго?

– Полагаю, недели три. Не меньше. Все же из Америки везти.

– А у вас сразу столько нет?

– Помилуйте-с! Тысячу мы бы вам нашли, но сразу пять… не самый ходовой товар-с.

– Понятно.

– Так вы будете заказывать? Мы бы поставщиков ещё сегодня известили…

По глазам торговца было видно, что о таком оптовом заказе он первым делом известит не заморских компаньонов своего хозяина, а родной департамент полиции. Но Дмитрий уже понял, что покупка не по его карману и решил, что пора ретироваться.

– Я подумаю над вашим предложением, – улыбнулся он и приподнял котелок над головой.

– Возможно, я мог бы устроить вам большую скидку, – попытался удержать его приказчик. – Куда прикажете сообщить?

– Я сам к вам наведаюсь на днях, – не повелся на развод Будищев и поспешил покинуть гостеприимное заведение.

Прикинув количество патронов, потребное для испытаний, Дмитрий пришел к выводу, что решение подобных проблем не соответствует его окладу и оставил их для хозяев.

Впрочем, Барановские недаром слыли людьми изобретательными и креативными, а потому быстро нашли выход. У них на заводе в избытке имелось пневматическое оборудование, которое они и предложили использовать для отработки конструкции. Дело это оказалось совсем не сложным. Нужно было лишь добавить к механизму пулемета еще одну деталь, к которой поступал воздух из баллона высокого давления. Для имитации выстрела приоткрывался клапан, и получалась самая настоящая отдача.

Первый вариант сделали буквально за пару дней. Патроны из коробчатого магазина, располагавшегося сверху пулемета, опускались вниз под действием собственной тяжести. Дальше в дело вступал затвор, досылавший их в камору, и экстрактор, выбрасывающий гильзы.

По крайней мере, на пневматике всё работало идеально, и демонстрационный образец вполне можно было показать высокому начальству. Правда, Будищев говорил, что механизм питания должен быть ленточным, но тут возникало сразу столько проблем, что его реализацию оставили на потом.

С непривычки работа на заводе казалась Дмитрию очень тяжелой. Рабочий день длился почти одиннадцать часов, правда, с двухчасовым перерывом, в течение которого мастеровые могли пообедать и даже вздремнуть. Выходной был только один – воскресенье. Отпусков у работяг не могло быть в принципе, если не считать за таковые строго соблюдавшиеся церковные праздники. В общем, каждый вечер, когда они с Акимом Степановичем возвращались домой, отставной унтер проникался всё большей симпатией к идеалам Великого Октября, до которого оставалось ещё почти сорок лет.

Тем не менее, молодость брала своё и после работы он, как и прочая молодежь, ходил на так называемые посиделки. Обычно собирались они за околицей, благо, вечера уже были не такие холодные. Поначалу девушки и парни держались особняком друг от друга, лишь перебрасываясь острыми словечками, перемежая их веселым смехом. Затем, если к ним присоединялся гармонист или балалаечник, могли и поплясать в своё удовольствие или погорланить частушки. Чаще же, просто все вместе пели задушевные песни и уже совсем поздним вечером, разбившись на пары, расходились по домам. Впрочем, песни и танцы обычно случались по выходным, а в обычные вечера обходились без них.

В первое время молодежь в их слободке отнеслась к Будищеву немного подозрительно. Все же появился он непонятно откуда, да и вёл себя достаточно непривычно для мастеровых. К тому же танцевать он толком не мог, умение петь тоже не относилось к числу его достоинств, так что особой популярности поначалу не сыскал. Однако вскоре всё переменилось. Началось всё с того, что одна из самых бойких девушек – хохотушка Аксинья – вздумала подшутить над ним.

– Что же ты такой невеселый вечно, Митенька? – певуче пропела она, нахально глядя ему в глаза. – Али влюбился в кого…

Последние слова тут же заглушил веселый смех подружек, державшихся рядом со своей предводительницей.

– Твоя правда, Ксюха, – невозмутимо отозвался Дмитрий. – Я хоть и много где побывал, а такой красоты прежде не видывал. Смотрю вот теперь – не налюбуюсь.

– Это где же ты побывал? – заинтересовалась девушка, которая, как и большинство молодежи, ничего, кроме своей слободы, толком не видевшая.

– Да много где, – уклончиво отвечал тот. – Пол-России пешком обошел, а ещё в Румынии, в Болгарии, в Турции…

– Это на службе, что ли?

– Ага. На ней.

– Ты воевал, говорят?

– Немножко.

– Ну-ну, – усмехнулась насмешница, прекрасно знавшая, что он георгиевский кавалер. – И кто же тебе так приглянулся, что ты бука букой ходишь?

При этом девушка подбоченилась и победно улыбнулась, ожидая заслуженного комплимента. Дмитрий в ответ, не без удовольствия скользнув взглядом по красивому лицу и крепкой фигуре, может быть, несколько более плотной, нежели у топ-моделей двадцать первого века, но, тем не менее, весьма женственной и приятной взору, лишь развел руками и потерянно сообщил:

– Дык, Верка.

Красавица Аксинья, не ожидавшая такого ответа, от удивления открыла рот. Дурнушка Вера, которую она всюду таскала за собой, наоборот – спрятала вспыхнувшее как маков цвет лицо за руками. Окружившие их подружки поначалу смолкли, а потом, сообразив, что именно услышали, прыснули от смеха. А сидевшие неподалёку парни и вовсе заржали как стоялые жеребцы.

– Хотя, вру, – невозмутимо продолжал Будищев. – Однажды видел. В Болгарии. Был у меня друг – Федька Шматов, – геройский хлопец, может, слыхали? Хотя откуда вам…. Так вот, ранили его однажды турки, и попал он в госпиталь. Ну, рана пустяковая оказалась, однако же, порядок есть порядок. Ранили тебя – так лежи. А там, среди сестер милосердия частенько бывали барышни и дамы благородного звания. И вот одна из них, может графиня, а может – баронесса, так в Федьку влюбилась, что совсем голову потеряла от страсти. Женись на мне – говорит, и всё тут! А уж я для тебя – касатика – расстараюсь. Хочешь, в генералы выведу, хочешь – в министры…

– И чего? – раззявил рот Егор – рослый, но немного сутулый парень в косоворотке с короткими рукавами.

– Да ничего, – пожал плечами Дмитрий. – Не догнала Федьку графиня. Убёг, стервец. А то бы уже, наверное, генералом был.

– И чего? – снова спросил так ничего и не понявший Егор. – Нешто она такая страшная была, как наша Верка?

– Нет, что ты, – улыбнулся отставной унтер. – Я же говорю, что Вера наша – по сравнению с ней – красавица.

Вот что Будищев умел делать хорошо – так это рассказывать байки и смешные истории. Знал он их неимоверное количество и оттого никогда не повторялся. Так что на посиделках вокруг него стала частенько собираться толпа из парней и девушек, желавших послушать эти побывальщины. Аксинья, правда, поначалу злобилась и пыталась отплатить за насмешку, но у неё ничего не получалось. Бедолага Верка же и вовсе старалась держаться от языкастого балагура подальше.

Прочие же девицы скоро проведали, что он – гальванёр и получает очень недурное для мастерового жалованье, после чего стали поглядывать на молодого человека более чем благосклонно. Причем, делали это настолько явно, что некоторые из их ухажеров почувствовали себя уязвлёнными, и вздумали было проучить нежданного соперника. Кончилось это тем, что ревнивцы были нещадно биты, после чего авторитет Дмитрия взлетел на недосягаемую высоту. Впрочем, продолжалось это недолго.

В один из будних дней Будищева вызвали к себе хозяева. Дело было перед самым обедом, но тут, как говорится, не до жиру. Пётр Викторович, как обычно, выглядел невозмутимо, а вот Владимир Степанович, напротив – сиял как медный пятак.

– Ну что, Дмитрий Николаевич, готов ваш пулемет к демонстрации? – спросил директор, предложив своему гальванёру сесть.

– Всегда готов, – пожал тот плечами, устроившись в кресле. – Хотя следовало бы его предварительно отстрелять боевыми патронами.

– Да-да, непременно. Скоро у нас будет такая возможность, друг мой! – восторженно заговорил Барановский-младший. – Мне удалось убедить флотское начальство, и скоро состоятся испытания.

– Всё-таки на корабли?

– А что делать? В военном ведомстве не желают и слышать о новых митральезах.

– Это не митральеза, а пулемет, – машинально возразил Дмитрий.

– А им без разницы. Слава Богу, хоть у моряков есть ещё здравомыслящие люди. И, кстати, возможно, их картечницы скоро ещё повоюют. Вы слышали об Ахалтекинской экспедиции?

– Кажется, да, а при чем тут моряки?

– Если экспедицию возглавит Скобелев, то он непременно потребует включить в её состав скорострельные батареи. А поскольку действующие орудия сейчас есть только во флоте, то им и карты в руки.

– Вам надо было подарить ему наш пулемет, – неожиданно заявил Будищев.

– Что?!

– Ну а что, заодно бы испытали в экстремальных условиях.

– А ведь это не такая уж плохая идея! – загорелся Владимир Степанович. – Если послать с ними хорошего мастера, чтобы он мог починить или даже внести незначительные исправления в конструкцию в случае надобности, это было бы весьма полезно.

– И заодно – какого-нибудь корреспондента с ними, – добавил Дмитрий.

– А журналиста-то зачем?

– Да так. Чтобы он во все газеты слал статьи, как Мак-Гахан в Болгарии. Так, мол, и так. Налетела на наших толпа басмачей, а их пулеметчики и покрошили.

– Простите, – не понял Пётр Викторович. – Каких ещё «басмачей»?

– А кто там, в этом оазисе, живет?

– Текинцы – это одно из туркменских племён. Причем, самое воинственное.

– Вот их как раз и покрошили. Причем, писать с подробностями. Дескать, валились под свинцовым дождем, как снопы. Кровища лилась рекой, и всё в таком духе…

– Но зачем?

– Для рекламы. Чтобы все в России знали, какую расчудесную адскую машину придумали на заводе Барановских. А если её на вооружение не примут, чтобы генералам даже гимназисты вслед плевали – вон, дескать, ретрограды и вредители идут.

– Что-то в этом определённо есть, – задумался Владимир Степанович.

– Нашим генералам хоть плюй, хоть не плюй, – не согласился с ним кузен. – Всё скажут – Божья роса! К тому же сомнительно, чтобы экспедицию доверили Скобелеву. Уж больно много у Михаила Дмитриевича недоброжелателей. Хотя солдаты его любят. Ведь так?

Последние слова Барановский-старший сказал, обращаясь к Будищеву, вероятно, ожидая восторженного согласия, но реакция отставного унтера его удивила.

– Я в Рущукском отряде служил, и Белый генерал[36]36
  Белый генерал – прозвище М.Д. Скобелева, всегда идущего в бой в белом мундире и на белом коне.


[Закрыть] меня в атаку не посылал, – отвечал тот, криво усмехнувшись.

Владельцы фабрики с недоумением уставились на своего работника, но Дмитрий, полагавший, что нормальный солдат может любить генерала только как собака палку, не стал им ничего объяснять.

– Ладно, – поднялся Владимир Степанович. – Мне уже пора.

– Я с тобой, кузен. Заодно и пообедаем в городе.

– Приятного аппетита, – хмыкнул гальванёр и, поняв, что аудиенция окончена, двинулся к выходу и уже в дверях обернулся и сказал своим работодателям: – Вы все же патронов раздобудьте заранее, чтобы пулеметы проверить по-настоящему. А то мало ли…

Покинув кабинет хозяина, Будищев, насвистывая, двинулся к своей мастерской, ускоряя шаг. Есть хотелось неимоверно, и он надеялся, что посланный им в лавку за съестным Сёмка уже вернулся. Парня, правда, на месте не оказалось, но вместо него на лавочке у стены сидела Стеша с судками. По-видимому, она приносила обед отцу и заодно решила подкормить постояльца. Надо сказать, что старик не одобрял подобную щедрость, потому девушка делала это тайком.

– Ну, где ты ходишь? – строго спросила она, увидев Дмитрия. – Остынет же всё!

– Что бы без тебя делал, – усмехнулся гальванёр.

– Должно, с голоду бы помер, – отвечала та, расстилая холстину и выкладывая на неё немудрящую снедь.

– Точно! – согласился парень и втянул ноздрями воздух, почуяв запах. – Эх, Степанида, всыплет тебе папаша за перевод продуктов.

– Ешь давай, – парировала девчонка и беззаботно улыбнулась. – Ничто! Поворчит немного и успокоится.

Будищев не заставил себя просить дважды и, схватив вареную картофелину, макнул её в соль и тут же целиком отправил в рот.

– Вкусно! – Похвалил он, прожевав. – Прямо как в ресторане.

– Скажешь тоже, – зарделась Стеша.

То, что у Будищева язык без костей, она прекрасно знала, но всё же его похвала была приятна. В отличие от строгого отца, немного оттаивающего к постояльцу только при получении платы, а также, когда тот покупал водку, девушка относилась к нему с симпатией. Благо, что тот, бывая в центре города, никогда не забывал покупать ей гостинцы. То леденца на палочке принесет, то полный куль пряников или ещё каких сладостей. Та ценила это отношение и старалась отплатить добром. Стирала ему бельё, подкладывала в миску лучший кусок, если Степаныч не видел. В общем, можно сказать, что они были друзьями.

– Мить, – протянула Стеша, когда Дмитрий утолил первый голод.

– Аюшки?

– А ко мне Аксинья подходила, всё про тебя расспрашивала.

– Да ты что?

– Ага. Откуда ты такой фасонистый взялся и вообще.

– Ишь как, а ты чего?

– А я ей сказала, что тебе такие, как она, не нравятся!

– Ого! А почему?

– Ну, а на что она тебе такая сдалась? Нет, девка-то, конечно, красивая, только простая совсем и необразованная. Даже читать не умеет.

– А ты умеешь?

– Умею!

– Молодец!

– Молодцы в конюшне стоят, а я – умничка!

– Умничка, так умничка, – не стал спорить Дмитрий. – Только для некоторых дел грамотность не обязательна, а можно даже сказать, что и не нужна!

– Это для каких?

– А вот про это тебе знать ещё рановато, – хмыкнул парень и отхлебнул из крынки квас.

– Мить!

– Что ещё?

– Она у нас в слободке уже со всеми парнями перецеловалась!

– Что, прямо со всеми?

– Ну, может и не со всеми, – урезала осетра добровольная осведомительница, – но со многими!

– Это хорошо.

– Чего же хорошего?

– Значит, целоваться умеет!

– Тьфу на тебя!

Дмитрий тем временем отложил в сторону оставшуюся снедь и принялся вытирать руки о холстину.

– Ты чего не доел? – удивилась девушка.

– Так надо же и Сёмке оставить, – пояснил гальванёр.

– А где он?

– Да я его, обормота, за калачами в лавку отправил, но что-то он потерялся. Чует моё сердце, если бы не ты, я бы точно голодным остался.

– Стеша, ты скоро? – раздался снаружи голос подружек, видимо, тоже приносившим обед для своих отцов или братьев.

– Я сейчас, – отозвалась та и снова вопросительно посмотрела на Будищева. – Мить!

– Ну что ещё?

– Мить, а скажи батюшке, чтобы он меня с подружками вечерами гулять отпускал!

– А не рановато?

– Чего это вдруг – рановато! Все мои одногодки уже гуляют, одна я, как дура дома сижу!

– Ну, так-то да, – хмыкнул Дмитрий и, окинув взглядом вполне оформившиеся формы девушки, невольно сглотнул. – Только, боюсь, если я попрошу, тебя Степаныч вообще под замок посадит! Не больно-то он меня жалует.

– Неправда твоя, – не согласилась Стеша и принялась собирать узелок. – Он тебя очень уважает и завсегда слушает, а то, что ворчит иногда, так это он на всех ворчит.

– Ну, ты скоро? – снова позвали её заждавшиеся подружки.

– Иду, – крикнула в ответ девушка и с надеждой посмотрела на молодого человека.

– Ладно, поговорю, – пообещал тот и с улыбкой посмотрел ей вслед.

Сёмка очень торопился, а потому бежал, не разбирая дороги, сжимая в руке свёрток с парой калачей, за которыми его послал Будищев. Обычно он всё делал быстро, но сегодня замешкался. Сначала поболтал немного с ребятами – такими же учениками, как и он сам. Надо же было им рассказать, что он у гальванёра не прячется и не баклуши бьет, как они думали, а познает крайне сложную и при этом очень важную премудрость. Затем оказалось, что в лавке собралась много народа, а прошмыгнуть мимо всех не удалось, и пришлось дожидаться, пока подойдет его очередь. И теперь он летел как на крыльях, чувствуя за собой вину, тем более, что Дмитрий был человеком не жадным и второй калач предназначался для него – Сёмки.

Увы, сегодня торопливость сыграла с мальчишкой злую шутку, потому что, забежав в цех, он с разбега налетел на какого-то человека, и они вместе покатились по грязному полу. Правда, Семён тут же вскочил и попытался помочь на чём свет стоит ругавшему его пострадавшему, но увидев, кто это, застыл, как громом пораженный.

– Убил! Как есть убил, проклятущий! – Причитал Егор Никодимыч, с трудом поднимаясь.

Затем мастер увидел, кто стал причиной его падения, и глаза его начали наливаться кровью.

– Простите, я нечаянно, – пытался оправдаться ученик, но тот не стал его и слушать.

Совсем разъярившийся Перфильев схватил паренька за ухо и принялся хлестать его изо всех сил по щекам. Сёмка, не смея сопротивляться, лишь молча моргал от ударов, но это покорность лишь ещё больше распаляла Никодимыча. Ко всему прочему, цех по обеденному времени был пустой, и заступиться за мальчишку оказалось некому, не говоря уж о том, что вряд ли кто осмелился бы перечить мастеру. Наконец, гнев его поутих, и он, отпустив свою жертву, залепил ему на прощание со всего размаху оплеуху и, не оглядываясь, пошел прочь.

К несчастью, избитый мальчишка уже плохо стоял на ногах и от последнего удара отлетел в сторону и, приложившись головой об угол станка, затих. Однако этого уже никто не видел.

Нашли его только когда заканчивался перерыв и отдохнувшие рабочие стали собираться в цеху. Сначала подумали, что он заснул, но когда увидели запёкшуюся кровь, поднялся шум.

– Сёма, ты чего, дружище? – растерянно спросил прибежавший на крики Будищев. Затем, видимо, сообразив, что на несчастный случай это не похоже, затряс его, крича: – Кто тебя так?

Глаза мальчишки на мгновение обрели осмысленное выражение, и он, слабо улыбнувшись, что-то сказал, точнее, просто шевельнул губами. Неизвестно, расслышал ли что-нибудь Дмитрий или нет, но после этого он вскочил и стал быстро отдавать распоряжения, причем так, что ни у кого и мысли не возникло оспорить его право командовать.

– Бегом за ворота и хватайте первого попавшегося извозчика. Скажете – человека в больницу надо доставить. Будет сопротивляться – бейте в морду и всё равно тащите сюда!

После этого он вытащил откуда-то кусок чистой холстины и принялся делать перевязку. По счастью, экипаж нашли быстро, возражать возница и не подумал, и мальчика отвезли в больницу. Наконец, всё успокоилось и мастера разогнали взбудораженных рабочих по местам. Однако происшествие на этом не закончилось. Примерно через час вернулся из больницы Будищев и направился прямиком в механический цех, где тут же наткнулся на Перфильева.

– Ты пацана бил? – без предисловий поинтересовался он у мастера.

– Чего? – изумился Никодимыч, и не подумавший до сих пор связать несчастный случай с собой. Но затем, очевидно, эта мысль пришла-таки ему в голову, и на лице появилось нечто вроде понимания или раскаянья. Но уступать или извиняться ему показалось недостойным, и он тут же перешел на крик.

– Да какое твое дело! Подумаешь, поучил щенка…

Пётр Викторович Барановский любил бывать у своего кузена. Паулина Антоновна была радушной хозяйкой, и всегда была рада гостям. Поэтому, когда Владимир Степанович предложил ему пообедать у себя, тот с удовольствием согласился. Кухарка в тот день превзошла самоё себя, и проголодавшиеся мужчины с удовольствием воздали должное её талантам. Дело уже подошло к десерту, когда во входную дверь настойчиво постучали.

– Кто бы это мог быть? – удивился хозяин дома и велел Глафире пойти узнать.

Горничная через минуту вернулась с молодым человеком, в котором кузены Барановские с удивлением узнали Мишу Богданова – недоучившегося студента, служившего у них чертежником.

– Прошу прощения, господа, – конфузясь, начал тот, – но только чрезвычайное происшествие заставило меня побеспокоить…

– Да не волнуйтесь вы так, Михаил… как вас?