Текст книги "Приключения великого герцога мекленбургского Иоганна I I I. (СИ)"

Автор книги: Иван Оченков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Проснулся я за полночь от холода и потрясающего храпа. Охранники обязанные караулить меня и приглядывать за очагом наглым образом уснули, наплевав на ненаписанный еще устав гарнизонной и караульной службы. Один из них как раз и храпел, выводя носом немыслимые рулады. Слушать их было совершенно невыносимо и я не нашел ничего лучше как толкнуть его каблуком в бок. К моему удивлению слуга и не подумал проснуться, продолжая храпеть лишь всхрюкнув от удара. "Да их опоили!" – мелькнула у меня мысль, и я мгновенно лишившись остатков сна поднялся. Оглядевшись, я приподнялся и, отцепив от пояса спящего кинжал, сунул его в голенище ботфорта. Крадучись выйдя после этого из избушки, я направился к навесу с лошадьми.

– Пану герцогу не спится? – Услышал я голос позади себя.

– Евтух! Что бы тебе черти в аду угля не пожалели, напугал старый чёрт! Еще чуть-чуть я бы для того дела что вышел, позабыл штаны снять. – Ответил я старому казаку, обернувшись.

– А где ваши провожатые, пан герцог? – Спросил он испытующе глядя на меня.

– Знаешь казак, есть места куда даже короли ходят своими ногами. К тому же эти два борова спят, немилосердно храпя при этом. Твое счастье старый хрыч, что меня прихватило, а то бы я непременно сбежал.

– Спят? – недоверчиво протянул Евтух.

– Иди посмотри, – огрызнулся я, – а мне недосуг.

Старый казак опрометью кинулся внутрь избушки, а я отошел в сторону и, присев в кустах, стал наблюдать за развитием событий. Не прошло и минуты, как казак выскочил и стал оглядываться, разыскивая глазами меня. Тут к нему откуда-то сзади подошел человек и что-то спросил. Евтух отскочил как ошпаренный и резко развернувшись, схватился за саблю. В этот момент ветер немного разогнал облака на небе, и почти полная луна осветила полную драматизма сцену. Казимир (это был он) и Евтух обнажив клинки, стояли друг против друга, причем Евтух свободной рукой зажимал бок. Должно быть, Казимир нанес ему исподтишка удар ножом.

Старый казак, как видно, чувствуя что силы уходят, попытался атаковать, но безуспешно. Возжелавший шляхетства подпанок знал, что время работает на него и только оборонялся. Евтух изо всех сил наседал, сабли звонко звенели друг о друга, высекая искры. Но Казимир был моложе, сильнее и, пожалуй, искуснее. Казак скоро ослабел и движения его стали более вялыми, тогда его противник резко взвинтил темп и скоро загнал старика в угол. Казалось, что все кончено и лисовчик одержал победу, но оказалось, что у Евтуха есть еще силы и он неожиданно для Казимира перешел в атаку. К несчастью для старого казака клинок его, очевидно, застрял в кольчуге и не достиг цели. Удар, и казачья сабля жалобно звякнув, покатилась по земле. Еще удар, и казак упал на колени, зажимая рану, из которой ручьем хлестала кровь.

– Не дело ты затеял Казик. – Успел проговорить Евтух, прежде чем сабля литвина обрушилась ему на шею.

– Пан герцог, вы где? – Хриплым голосом воскликнул убийца. – У нас мало времени, не играйте со мной, не то...

– Ну, где же я могу быть, друг мой? – Воскликнул я, выходя из своего убежища и хлопая в ладоши при этом. – Я здесь в первом ряду наблюдаю за ходом весьма занимательной пьесы, под названием жизнь.

– Жизнь? – непонимающе переспросил Казимир.

– Да, милейший, жизнь. Это очень занимательная пьеса, которая каждый день идет мимо нас, просто многие не понимают, что все вокруг является лишь игрой актеров и потому не могут насладиться моментом. Вот взять, к примеру, хоть беднягу Евтуха. В сущности, за что он умер? Проявил верность к человеку, который этого не оценит, и потому так и остался статистом. Печально все это мой друг. Но, вы то другое дело, не так ли? Вы не хотите быть статистом, вы хотите быть фигурой, получить славу, богатство! И сделали на этом пути первый шаг, поздравляю.

– У нас мало времени! – повторил еще раз литвин, очевидно, мало что понявший из моей речи кроме "богатство и славу".

– Это точно, – оборвал я собственное велеречие, – чем вы опоили стражей?

– Маковый отвар.

– Мило, однако, надолго его не хватит, если вы, конечно, не желаете решить вопрос так же кардинально как с казаком.

– Я не хотел этого, – буркнул Казимир, – я предложил ему уйти с нами.

– И он отказался?

– Вы сами всё видели.

– Чего ты хочешь парень?

– Как чего? – растерялся Казимир, – вы же сами сказали, что можете простого человека сделать шляхтичем.

– Да ты бредишь! Я рассказывал, как наградил человека верно служившего мне и оказавшего немало услуг, это верно. Но ты тут причем?

– Пан герцог, я буду служить вам верой и правдой как пес. Нигде и никогда вы не найдете человека вернее меня. – Горячо заговорил литвин.

– Так же верно как Мухе-Михальскому?

– Вы ничего не знаете ваше высочество.

– Так расскажи.

– Сейчас не время, пан герцог, скажу вам лишь, что я не холоп пану Мухе. Я вольный, мы росли с ним вместе, и он был для меня ближе чем брат, но он однажды шутки ради лишил меня всего что мне было дорого в этой жизни и даже не понял этого. Тогда я поклялся отомстить и верно убил бы его, но тут мы повстречались. Это судьба подумал я, если вы сделаете меня шляхтичем, а с пана Мухи не снимут интердикт, то возможно она...

Тут Казимир понял что сболтнул лишнего и замолчал, но я по его оговорке сразу сообразил что в деле замешана женщина. "Какая ирония судьбы, я попал в плен из-за одного несчастного влюбленного, а освобожусь благодаря другому" – подумалось мне.

– Хорошо парень, я принимаю твою службу, если ты будешь хорошо служить мне, то даю тебе свое слово, ты станешь шляхтичем, едва мы вернемся ко мне. А если и дальше не оплошаешь, то будет у тебя свой фольварк. Я сказал, а слово у меня одно.

Едва литвин услышал все это, он опустился на колено, и тут же не сходя с места, присягнул мне.

– А что же делать с беднягой Евтухом?

– Это мой грех, – проговорил литвин, очевидно правильно истолковав выражение моего лица. – Он был нашим с паном Мухой наставником в ратном деле, а теперь...

– Мне тоже жаль старика, но это неважно теперь, ты приготовил лошадей?

– Конечно, ваше высочество, все готово.

Лошади и впрямь были оседланы и ждали нас. Еще по паре заводных были навьючены припасом. Приглядевшись, я понял что лошадь предназначенная мне, принадлежала прежде Болеку. Заводные, также были из тех, что лисовчики захватили вместе со мной. К моему удивлению я увидел, что к одной из них приторочен сверток с "винтовальной пищалью" подаренной мне Кондратием и гитара.

– Где мое оружие?

– Вашу шпагу и пистолеты забрал пан Муха, ваше высочество, однако к седлу приторочена шпага и кинжал принадлежавшая вашему офицеру.

– Ну, не беда, дело наживное, хотя я несколько неуютно чувствую себя в лесу без своих допельфастеров. Впрочем, как мне кажется, волки сейчас не самая большая опасность. Ладно, трогаемся, ой, а это что?

– Где, пан герцог?

– Да на боку, похоже старый Евтух все же задел тебя.

– Где? Не может быть, я же в кольчуге!

– Так ведь не весь! – Хмыкнул я в ответ. – Ай да казак!

– Это царапина не стоит вашего внимания, пан герцог.

– Давай я сам буду решать что важно что нет, ну как снимай броню.

Когда Казимир снял броню я понял, в чем дело, Обычно кольчуга представляет из себя сплошную железную рубаху, набранную из стальных колец, однако в этом случае это был скорее жилет с завязками подмышками надеваемый поверх кунтуша. Грудь была укреплена стальными пластинами и в целом защита была вполне на уровне, но было у нее слабое место куда казак, и нанес свой последний удар. Будь у него больше сил, этот удар стал бы роковым, но и без того положение литвина было довольно серьезным.

– Пустяки говоришь? Да ты истечешь кровью, если тебя не перевязать.

Кляня себя и литвина на чем свет стоит, я разорвал рубашку лисовчика на полосы и залив рану чем-то алкогольным из фляги крепко перевязал.

– А вот теперь можно ехать, вот только что делать с остальными?

– Они проспят до утра, а мы уведем их лошадей и заберем оружие. Когда они проснуться то сами разбегутся, опасаясь пана Мухи.

Собрав всех лошадей, мы погнали небольшой табун к ближайшей речке. Конечно, для опытного следопыта не составит труда отличить, где прошел конь с седоком, а где пустой. Но мы не собирались облегчать преследователям жизнь и решили, как следует запутать следы. Речка была не велика, скорее большой ручей и мы некоторое время и по руслу, потом, отпустив всех коней, кроме навьюченных припасом повернули на юг. Почему на юг? Ну, а что подумают лисовчики, когда обнаружат что я сбежал? Разумеется, что я направлюсь на север к шведам. Вот пусть так и думают.

Проскакав остаток ночи и половину следующего дня, делая остановки лишь чтобы пересесть на заводную лошадь, мы остановились на привал. Не знаю когда пан Муха-Михальский обнаружит что случилось в его тайном убежище, и что при этом подумает, а только сдается мне что лучше во время этого быть где-нибудь в другом месте.

Я надеялся уйти от лисовчиков как можно дальше и вернуться домой через Польшу. В конце концов, на мне не написано что я герцог Мекленбургский, а в лицо меня знает не так много поляков. Можно конечно было попробовать податься ближе к Москве, а оттуда уже вернуться в Новгород, но по здравому рассуждению я отмел этот план. Шансов что меня в моей рейтарской форме поднимут на вилы селяне было куда больше, чем, что я встречу Аникиту с Анисимом, и они помогут мне в благодарность за прежнее.

Отдохнув немного и наскоро перекусив, я, прежде всего, обшарил седельные сумки. Как я уже говорил, в одном из свертков была винтовальная пищаль. К сожалению это было единственное огнестрельное оружие, оказавшееся при мне. Ну, нет-так нет, а что с холодным оружием? Увы, если не считать захваченного оружия лисовчиков, все что у меня было это шпага Болеслава, которую я ему когда-то подарил. Приглядевшись, я понял что это та самая шпага, которой я, точнее принц до моего попадания в его тело, убил несчастного Рашке младшего. "Вот же черт" – подумалось мне, – "я опять в лесу с этой чертовой шпагой, только нет ни Фридриха, ни Марты, ни пистолетов с аркебузой". Но времени предаваться скорби не было, и немного передохнув, я решил что пора ехать дальше, но посмотрев на литвина, понял что с ним что-то не так. Лицо Казимира посерело и его кажется лихорадило. Вот и что теперь делать с раненым лисовчиком, везти его привязанным к седлу? Милосерднее было бы просто убить. Бросить здесь? Но теперь он мой человек. "Ни одно доброе дело не должно остаться безнаказанным" – подумалось мне, и я пошел рубить жерди, чтобы соорудить нечто вроде носилок. Работая я напряженно думал, куда же направить свой путь дальше. По моим прикидкам мне следовало пройти севернее Смоленска, где сейчас стояла королевская армия. Особо встречаться с ними мне не хотелось. Пусть меня не опознают, но одинокий немец с лошадьми может вызвать недоуменные вопросы, а то и желание ограбить. Увы, карты у меня не было, впрочем, карт в моем понимании в это время вообще почти нет. Нарубив жердей, я стал сооружать носилки, которые привязал между двух заводных лошадей. Получилось довольно неказисто, но вполне надежно. Взгромоздив в сооружение раненого я собрался было следовать дальше, но тут меня окружили гайдуки во главе с каким-то богато одетым паном. Надо было что-то делать и я не нашел ничего лучше, как выхватить шпагу и закричать во все горло на ломаном польском:

– Опять вы, проклятый московит! Не подходите я вам живым сдаться!

Очевидно, мои крики озадачили гайдуков, а может быть позабавили и они не стали меня сразу убивать. Тем временем командовавший ими шляхтич подъехал ко мне и довольно учтиво и на хорошем немецком спросил:

– Кто вы господин и что здесь делаете?

– Боже мой, вы не московит? – отвечал я ему взволнованным голосом. – Неужели вы не из этих ужасных дикарей! Ну конечно нет, они же не знают человеческого языка. Господи, хвала тебе, я спасен!

– Кто вы такой и что здесь делаете? – повторил он.

– Да, конечно, меня зовут Иоганн фон Кирхер. Я служил в регименте пана Остророга, а потом так случилось, что мне пришлось покинуть этого славного и доброго господина, и я отправился с несколькими товарищами сюда в надежде поступить в королевское войско. Но к несчастью мы заблудись, а потом на нас напали эти ужасные московиты. Они были большие, просто огромные с большими бородами и они всех убили, я и мой спутник чудом спаслись.

– Что же, мы отправляемся сейчас в лагерь его величества и можем взять вас с собой. – Доброжелательно отозвался шляхтич. – Меня зовут Якуб Храповицкий, шляхтич герба Гоздава, я поручик в панцирной хоругви его милости коронного гетмана. А кто этот раненый за которым вы так ухаживаете?

– Это несчастный был ранен во время нападения разбойников, пан Якуб. Мы с ним единственные спаслись, но он тяжело ранен.

– Как его зовут?

– Кажется Казимир, я почти не знаю его, мы просто вместе ехали к месту службы.

– Он шляхтич?

– Я не знаю, он христианин, я тоже...

– Вы интересный человек господин фон Кирхер, ваше поведение не слишком похоже на повадки рейтаров.

– Нет, пан Храповицкий я артиллерист.

– Вот как, а ольстры на лошади?

– О, мой добрый пан, это не моя лошадь, а моего погибшего друга. Вот он был рейтаром, а я всего лишь пушкарь. Мы не такие как рейтары, это они в своего противника стреляют, бросаются на него с палашами, топчут копытами. А мы люди кроткие и незлобивые. Раз уж нам не получилось разорвать человека ядрами, то вполне можем проявить и христианское сострадание.

Услышав мои рассуждения шляхтич невольно рассмеялся.

– Понятно, а отчего вы решили, что мы московиты? – Осведомился пан Якуб. – Нежели, по-вашему, мы похожи на варваров?

– О, добрый пан Якуб! – сокрушенно отвечал ему я, – нападение этих ужасных бородачей настолько потрясло меня, что они мне чудятся под каждым кустом. К тому же уже несколько дней я не спал, и право нет ничего удивительного, что не могу отличить одних от других.

– Да уж, выглядите вы не важно, но успокойтесь ваши злоключения подошли к концу. Скоро вы будете среди друзей, и я не сомневаюсь, ваши способности артиллериста будут востребованы. Во всяком случае, у вас будет возможность предложить свои услуги королю Сигизмунду.

– Его величество здесь? – удивленно спросил я.

– Да и вы скоро его увидите.

– Пан Храповицкий, прошу прощения, но как я уже говорил, мы с моими покойными спутниками немного заблудились. Не будите ли вы, столь любезны, сказать, "здесь" это где?

Выслушав меня, шляхтич оглушительно расхохотался.

– Здесь это в Смоленске, дружище! Надеюсь артиллерист из вас лучше, чем географ!

"Да уж, запутал следы" – подумалось мне. Вот ведь действительно из огня да в полымя! Хотя, какая разница? Я ведь все равно собирался выбираться на запад. Ну, представят меня польскому кузену, так на мне же не написано кто я такой. Вряд ли меня опознают, а там мало ли? В цене не сошлись с работодателем. Чем не причина вернуться в Германию?

На следующий день мы вступили в древний Смоленск. Город, выдержавший полуторагодичную осаду польскими войсками и взятый лишь, когда силы гарнизона совершенно истощились, представлял весьма печальное зрелище. Большинство домов носило следы пожаров и разграбления. Местных жителей мало и те стараются не попадаться победителям на глаза. Победители, впрочем, тоже сильно пострадали во время осады. Если бы не героическая оборона, поляки бы, скорее всего давно были в Москве. И кто знает, смогли бы наши предки организовать первое и второе ополчения в этом случае. Впрочем, король Сигизмунд не терял надежды на захват русской столицы и спешно пытался сформировать новую армию. Поэтому вокруг его ставки крутилось не мало разного рода авантюристов стремившихся подороже продать свою шпагу.

Пан Храповицкий, если забыть о том, что он поляк и мы в состоянии войны, был весьма славным малым. Он принял меня со всем возможным радушием и настоял, чтобы я и в Смоленске погостил у него, на что я с удовольствием согласился. Дом его действительно был полной чашей, особенно на фоне разоренных окрестностей, а повар просто великолепен. Кроме того, пан Храповицкий взял на себя труд представить меня королю. Случилось это вскоре после приезда. Пан Якуб доложился великому гетману литовскому Яну Ходкевичу о результатах своего патрулирования, и он, сочтя их интересными, отправился к королю, прихватив с собой Храповицкого, а тот, в свою очередь меня.

Его величество выслушав своих военачальников, обратил, наконец, свое монаршее внимание и на вашего покорного слугу.

– А кто этот молодой человек?

– Ваше величество, позвольте представить вам Иоганна фон Кирхера. Этот немецкий дворянин следовал с товарищами желая поступить на службу вашему величеству. Увы, разбойники-московиты напали на них, и господин фон Кирхер единственный кому удалось спастись.

– Проклятые схизматики, – проворчал король, – если дело пойдет так и дальше, я никогда не соберу армии. Кто вы молодой человек, рейтар или пехотинец?

– Я артиллерист ваше величество.

– Вот как? Это очень хорошо, артиллеристы мне нужны, но вы еще довольно молоды...

– Если ваше величество сомневается в моих умениях, то всегда можно устроить мне экзамен.

– Что же, это может быть любопытным. Мы с удовольствием проэкзаменуем вас, молодой человек. Кстати, откуда вы родом?

– Я сирота, ваше величество, мои покойные родители родом из Померании, там я и вырос.

Экзамен не заставил себя ждать, уже на следующий день к дому, занимаемому добрейшим паном Якубом явился нарочный с требованием ко мне, явиться в королевскую ставку на предмет участия в испытании.

Неподалеку от города был устроен полигон. Несколько самых разнообразных пушек было выстроено в ряд. Перед импровизированной батареей расстилалось заросшее там и сям кустарником поле, в конце которого были сооружены мишени. Как выяснилось, я был не единственным экзаменуемым, кроме вашего покорного слуги еще несколько артиллеристов показывали свое искусство его величеству. Просто это мероприятие было запланировано давно, а мне посчастливилось попасть в Смоленск прямо перед ним.

Сначала свое мастерство продемонстрировал довольно пожилой немец, с парой учеников, которые звали его господином Вольфом. Хотя пристреливались они довольно долго, но цель поразили. Король Сигизмунд милостиво кивнул в знак того что он доволен.

Следующим соискателем был итальянец маэстро Пелегрини и его ученики. Сам маэстро был мужчиной в самом расцвете лет. Высокий, горбоносый красавец с копной завитых волос, оказавшейся впоследствии париком, довольно крикливо одетый. Последнее, впрочем, на фоне польской шляхты было не слишком заметно. По его знаку ученики зарядили и навели большую пушку на деревянный щит изображавший мишень. После чего маэстро танцующим шагом подошел к орудию и, проверив все ли в порядке, поднес фитиль к затравочному отверстию. Пушка выстрелила и ядро прошелестев в воздухе ударило в край щита подняв кучу щепок. Результат был настолько превосходным, что у меня невольно заронилось сомнение, а не пристрелял ли итальянец пушку заранее. Его величество и окружавшие его прихлебатели похлопали в ладоши в знак восхищения.

Наступила моя очередь. По хорошему мне, конечно, стоило провалить экзамен, с тем чтобы, когда король скажет "фи" со спокойной совести отправиться в Германию. Впрочем, повертевшись в польском стане совсем немного времени, я выяснил что с пушкарями у Сигизмунда туговато и возьмут любого криворукого лишь бы умел обращаться с пушками, разве что урезав содержание при этом. Плюс ко всему презрительно глянувший в мою сторону итальянец несколько задел меня своим пренебрежением. Так что я решил постараться, хотя дело это было совсем непростым. Еще в то время когда на "Благочестивую Марту" установили артиллерию я регулярно стал упражняться в искусстве стрельбы. Потом при формировании полка и устройстве при нем артиллерийской роты моё высочество также не филонило. Говоря по совести, пушкарем я стал довольно средним, и больших успехов от меня ждать не стоило.

Отдельной проблемой было то, что все соискатели службы были с подручными и только я один. Польские пушкари, когда я направился на батарею, сделали вид что их там нет. Так что, пришлось мне самому, засучив рукава, сначала заряжать выбранный мною фальконет, потом целится и наконец, стрелять. Народная поговорка гласит: "дуракам везет" и я в который раз убедился, что глас народа – глас божий. Как не примитивен был прицел, промахнуться мне не удалось. "Сокол" бухнул, и маленькое ядро угодило в самый центр щита. Честно говоря, я надеялся поразить мишень, в лучшем случае, третьим выстрелом, но, разумеется, сделал вид, что всегда стреляю так. Затушив фитиль, я неторопливо одел снятый мной перед стрельбой камзол и со скучающим видом продефилировал мимо красного от злости Пелегрини.

Его величество был крайне рад проявленной мною сноровке и решил лично удостоить похвалы. Пришлось идти к королевскому помосту и очередной раз низко кланяться польскому родственнику.

Подле короля я нашел еще одно новое лицо. Молодой человек довольно приятной наружности с несколько слащавым выражением на породистой физиономии, сидел подле его величества и с интересом наблюдал за происходящим. Нетрудно было догадаться что это еще один мой родственник через жену – королевич Владислав. Впрочем, почему только королевич? Семибоярщина успела присягнуть ему как новому русскому царю и привести к присяге множество жителей царства. Хотя патриарх Гермоген и освободил москвичей от присяги, на основании невыполнения молодым царем своих обещаний, он, как ни крути, был сейчас единственным законным русским повелителем. И весь этот поход был затеян с одной целью – пропихнуть королевича на русский престол.

– Смотри Владислав какой искусный артиллерист, – проговорил король, – не возьмёшь ли его в свою свиту?

– Отчего же не взять? – улыбнулся будущий король Речи Посполитой, – если этот молодой человек шляхтич, то с удовольствием.

– Меня зовут Иоганн фон Кирхер, – отозвался я еще раз поклонившись, ответил я.

– А у вас есть какие-то грамоты, удостоверяющие вашу принадлежность к благородному сословию? – спросил стоящий за королевским креслом монах в белой рясе.

– Увы, падре, все мои вещи и документы достались разбойникам, так что сомневающимся в моих словах, я могу предъявить только свою шпагу, – ответил я доминиканцу.

Не знаю, что на меня нашло, и зачем я нагрубил святому отцу, но взгляд польского королевича, его голос и манеры, показались мне крайне неприятными, а поскольку лицам королевской крови не нахамишь, я сорвался на монахе. Впрочем, тот тоже в карман за словом не лез.

– Что же вы, сын мой, не предъявили свою шпагу ограбившим вас разбойникам? – участливо спросил он меня в ответ.

Если после моего ответа монаху все присутствующие напряженно замолчали, то после того как он парировал, разразились громким смехом.

– Отчего же не предъявил – предъявил, – ответил я монаху, – но ваша правда святой отец, со шпагой у меня получается хуже, чем с пушкой, а вот пушки то под рукой и не было.

– Что же, вы, молодой человек приняты, – улыбнулся королевич, – а я позабочусь, чтобы у вас была под рукою пушка, когда вы в следующий раз встретитесь с московитами.

Впрочем, была во всем этом и хорошая сторона. Сразу после испытания мне выписали патент на чин лейтенанта пушкарей и заплатили задаток. Кошель с сотней талеров приятно оттягивал мой пояс, когда я отправился к маркитантам. Торговцы встретили меня восторженно, жалованье солдатам постоянно задерживали и покупатель плативший серебром был желанным гостем. Первым делом я приобрел себе пару пистолетов. Увы, мои допельфастеры приватизировал пан Муха-Михальский, и я чувствовал себя крайне неуютно без привычно огнестрела. Ничего равного моим прошлым пистолетам, к сожалению, не нашлось, пришлось приобрести два кремневых, довольно умеренного размера, а так же пороховницу, пулелейку и все положенные принадлежности. Забегая вперед, скажу что бой у моих приобретений был весьма недурен, а замки надежно высекали искру. У этого же торговца я реализовал доставшиеся мне по наследству от людей пана Мухи сабли и прочее колюще-режущие приспособления. Закончив с покупками, я поинтересовался, где можно починить оружие в случае поломки. Довольный сделкой торговец любезно указал мне путь и даже послал мальчишку-помощника проводить. Оружейник мне был нужен, чтобы доработать "винтовальную пищаль". Фитильный замок, конечно, безупречен с точки зрения надежности, но жизнь у меня бурная, так что фитиль не всегда подходит, точнее совсем не подходит.

Мастера звали папаша Курт и был бывшим наемником оставшимся без ноги после ранения. На деревяшке больно не по маршируешь, поэтому старому вояке пришлось искать себе другое ремесло. Осмотрев принесенный мной карамультук он, покачав головой спросил:

– На что вашей милости этакое страшилище? Не спорю, при хорошо сделанном стволе, оно бьет далеко и весьма метко, но пока его зарядишь, того и гляди, бой закончится. Это оружие хорошо для охоты и то если только вам его егерь заряжать будет, а для войны оно совсем не годится.

– Не скажи папаша Курт, – отвечал я ему, – на моих глазах из такого с крепостной стены ссадили одного бравого военного, который был уверен, что находится в полной безопасности. Для войны сгодится всякое оружие, если знать, как его применить.

– Со стены, другое дело, если это конечно не во время штурма. Но чтобы стрелять со стены не надобен кремневый замок, вполне станет и фитильного.

– Папаша Курт, тебе не все равно на что я трачу свои деньги? – немного раздраженно ответил ему я. (Не рассказывать же, в самом деле, старому наемнику о пулях минье?) – Ты сделай мне, то что я прошу, а там уж мое дело.

– Как скажите ваша милость, но раз уж вам не жалко денег, так давайте я вам колесцовый замок поставлю!

– Мошенник, откуда у тебя такой замок?

– Да вот лежит у меня тут пистолет, которым его прошлому хозяину пришла в голову блажь драться как булавой. Всякому нормальному человеку известно что яблоко на рукояти сделано для того чтобы ловчее вытаскивать оружие из ольстра. Так нет, всегда найдется недоумок который схватит его за ствол и давай лупить почем зря. И теперь лежит пистолет с гнутым дулом и треснувшей рукоятью, а замок черт бы его взял целехонек!

– Нет, – отвечал я, поразмыслив, – колесцовый замок не мог не пострадать и еще откажет чего доброго в неподходящий момент. Так что поставь мне кремневый и точка. Хотя если ты не будешь драть цену, так я пожалуй куплю у тебя этот сломанный пистолет.

– А на что он вам?

– Слушай, любезный, тебе бы не оружейником быть, а исповедником.

– Ладно, не хотите не говорите, но дешевле двадцати талеров я вам его не отдам, так и знайте.

– Папаша Курт, ты, получишь ровно половину от запрошенного, или оставишь его себе.

Покинув ушлого оружейника, я отправился в лазарет навестить раненого Казимира. Впрочем, назвать это заведение лазаретом было сущим преувеличением. Просто довольно большая изба которую заняли пришедшие с поляками монахи-бенедиктинцы и где они в силу своих скромных сил пытались лечить страждущих, недостатка в которых не было. Находившееся неподалеку кладбище намекало, что лекари из монахов так себе, но к моему удивлению Казимир шел на поправку.

– Нам не стоило попадать сюда, ваше высочество, – шепнул он мне с обеспокоенным видом, – меня видели в отряде пана Мухи-Михальского, да и у вас наверняка есть знакомые, с которыми лучше не встречаться.

– Это ты верно говоришь, не стоило, но разве у нас был выбор? – Отозвался я, – и не зови меня высочеством, достаточно будет "господин фон Кирхер", а то услышит кто ненароком. Да у меня есть немало "поклонников" в Речи Посполитой, но вряд ли они меня узнают в этом обличье. Тоже можно сказать и о тебе, будь ты шляхтичем, тебя бы запомнили, а так ты для этих надутых индюков пустое место, что нам только на руку. Поправляйся, а я тем временем все подготовлю, и мы отправимся дальше.

– Вы не бросите меня?

– Нет, не брошу. Одному мне будет не просто выбраться, так что ты мне нужен не меньше чем я тебе. Ну все, мне пора а ты выздоравливай.

Монахи с первого взгляда опознали во мне лютеранина и смотрели не слишком любезно, однако когда я пожертвовал им несколько серебряных монет, моментально переменились и пообещали ходить за Казимиром со всем возможным тщанием.

После лазарета я вернулся в дом пана Храповицкого коего застал в совершенно меланхоличном состоянии.

– Что с вами пан Якуб? – спросил я его. – Неужели какая-то местная красотка лишила вас жизнерадостности?

– О, это вы Иоганн, наслышан о ваших успехах! Вы правы и не правы одновременно мой друг.

– Как это?

– Очень просто, вы неправы предполагая, что я могу увлечься местными, с позволения сказать, красавицами. Однако вы правильно поняли, что я грущу из-за женщины.

– И кто же та прекрасная панна похитившая ваше сердце?

– Вы должны ее знать, если служили у пана Остророга.

– Вы меня интригуете, друг мой, я помню все пушки досточтимого Познаньского воеводы, но, увы мне, мало знаком с окружавшими его дамами. Хотя... святая пятница, а не прекрасная ли панна Марыся причина вашего несчастия?

– А вы знакомы?

– Ну, я не назвал бы это знакомством, панна Марыся вряд ли обратила на меня внимания более чем на какой-нибудь подсвечник освещающий ей путь. Да и то я думаю у подсвечника больше шансов привлечь интерес прекрасной панны.

– О, как вы правы Иоганн, это не женщина, это статуя холодная и прекрасная.

– Постойте, я покинул пана воеводу и не помню хорошенько всех деталей, однако разве ее не выдали замуж?

– О, вы и это знаете, и это вторая причина моей грусти. Ее выдали замуж за моего двоюродного брата и скоро они будут здесь.

– Здесь?

– Ну да, мой кузен получил должность Смоленского каштеляна и скоро прибудет со всей семьей.

– Весьма вам сочувствую, дружище, хотя может оно и к лучшему? Пути господни неисповедимы, а уж образ мыслей женщин, да еще таких красивых, и вовсе непостижим. Возможно все переменится и предмет вашего обожания посмотрит на вас более благосклонно.

– Ваши бы слова да богу в уши, дорогой Иоганн.

– Говорят, у московитов есть такая поговорка: – "на бога надейся, а сам не плошай"!

– Что вы имеете в виду?

– Боже мой, пан Якуб, мне ли учить вас галантности? Подарите даме какую-нибудь милую безделушку, осыпьте ее путь цветами, сочините сонет в ее честь! Держу пари, что ваши старания не останутся незамеченными.

– Вы полагаете?

– Я знаю друг мой.

– Но откуда вы можете это знать, вы ведь так молоды?

– Разумеется, я молод, что мне было бы с этих познаний, будь я стар? Такого рода знания как раз в молодости и необходимы, а в старости все иначе. Безделушка должна быть не милой, а дорогой. Вместо цветов устилать путь придется отрезами шелка, а вместо сонета сочинять завещание.