Текст книги "Настоящее желание"

Автор книги: Иван Тропов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Тропов Иван
Настоящее желание

Иван Тропов

НАСТОЯЩЕЕ ЖЕЛАНИЕ

Распластавшись на золотых крыльях спиной вниз, орел попытался ударить по мячу "ножницами" – в падении через голову, как заправский футболист. И, конечно же, промахнулся.

Желтый, как одуванчики под полуденным солнцем, мяч поскакал к кустам шиповника на краю поляны.

– А вот и не убежишь! – крикнул львенок и помчался вдогонку.

Белый теленок с огромным голубыми глазами вздохнул. Солнце уже клонилось к закату, а значит, скоро им расставаться...

– Не вздыхай так, – улыбнулась маленькая принцесса. – Я же приду завтра.

– Ой... – плюхнулся на задние лапы львенок перед кустом шиповника, в оранжевых розочках которого застрял мяч.

Из-под куста показалось сначала одно длинное розовое ухо, потом второе, а затем появился и весь плюшевый кролик. На нем были синие спортивные шорты и майка.

– Ты кто? – спросил львенок.

– Это вот ты кто? – мрачно сказал кролик. – Зачем чужое берешь?

– Это наш мячик...

– Да больно нужен мне ваш дурацкий мячик! Я вон за ней пришел, кролик нацелил плюшевую лапу на маленькую принцессу.

– Вообще-то, это наш мир, – сказал львенок. – И мы тут, знаете ли, сами как-нибудь разберемся, кому, когда и куда уходить. Принцесса сама решает, когда ей просыпаться.

– Слушай-ка, ты, – кролик ткнул львенка лапой в грудь. – Она из моего мира, понял? И будет расти там. Жить, работать, зарабатывать побольше денег и покупать мои батарейки. Понял?

Львенок нахмурился. Он и вправду кое-что понял.

– А ну с дороги! – рявкнул кролик и попытался оттолкнуть львенка.

Львенок уперся и сам толкнул кролика. Кролик упал в куст.

– Да я тебя...

– Ну-ка иди отсюда, реклама ходячая! – сказал львенок. – Давай-давай, плюшевый! А то порву, как Тузик грелку!

– Ах, так?

Кролик сунул лапу в рот и свистнул. Из-за куста откликнулись барабанной дробью. Не очень громкой, но частой-частой, словно десятки крошечных палочек стучали в крошечные барабанчики. И из-за куста, с обеих сторон, показались плюшевые кролики. Насупившись, они шли, чеканя шаг плюшевыми лапами, и стучали в барабанчики на своих животах...

...бум-бум-бум, стучал по жестяному подоконнику дождь, хлесткий как град.

– Оля, вставай, – повторила бабушка. – А то в школу опоздаешь.

Бабушка развернулась и пошаркала обратно на кухню.

– ...до десяти раз дольше, чем другие батарейки! – доносилось из-за стенки, где с утра пораньше орал телевизор. – Энерджа-айзе-ер!

Оля неохотно открыла глаза. Сон кончился как-то странно, но сначала был просто чудесным. Жаль только, что она уже совершенно не помнила, о чем же он был...

Из пуговицы плеера на подушке (она всегда на ночь втыкала в ухо крошечный наушник, чтобы не слышать орущий из-за стены телевизор соседей они его, кажется, круглые сутки не выключали, и хуже всего была реклама, на ней громкость еще прибавлялась, – но во сне ворочалась, и к утру наушник всегда вылетал) тихо неслась ее любимая:

Под небом голубым есть город золотой

С прозрачными воротами и яркою звездой...

Вот только небо было совсем не голубым. За окном был пасмурный и слякотный конец ноября. Оля вздохнула и пошла умываться.

Манная каша, как всегда, была с комками. Но Оля старательно разжевывала их, стараясь не оставлять на дне тарелки. У бабушки и так бессонница, и зачем лишний раз напоминать ей, что она постоянно что-то забывает, – даже кашу мешать? И без того она всегда расстроенная и усталая. Да еще и спина у нее болит так, что никакие пояса из собачьей шерсти не помогают...

Оля старалась равномерно распределить комки по всей тарелке, чтобы они не остались на конец, – иначе она точно не сможет их все доесть. Но делала это не задумываясь, по привычке. А вот о чем же был сон? Он точно был очень хорошим. Теплый и добрый, как ластящийся щенок с шелковистой шерсткой...

Может быть, снилась мама?

Да, наверно. Мама... Приедет ли она когда-нибудь из этой дурацкой Америки? И зачем только она вышла за какого-то американца. Ни весточки от нее, ни письма, ни даже телефонного звонка.

Оля ее совсем не помнила. Дома не осталось ни одной ее фотографии. А когда она спрашивала бабушку, почему мама не звонит, или не затерялась ли у бабушки хоть одна ее фотография, бабушка всегда хмурилась и ворчала. "С собой все увезла в эту ихнюю Америку. Туда им и дорога, раз такая мамаша..."

– Она такая грустная по утрам, – сказал львенок.

– У нее это вечер, – поправил его теленок с голубыми глазами.

– Утро! – упрямо повторил львенок. – В это время она к нам приходит. Значит, для нас это утро!

Теленок не стал спорить.

– И почему ей всегда надо уходить? – вздохнул львенок. – Эх, вот бы ей насовсем с нами остаться. Была бы всегда нашей маленькой принцессой. И не грустила бы...

– Он должен помочь, – сказал теленок.

– Хорошо бы... Далеко еще?

Они шли уже долго, и львенок начал уставать. Впереди показалось озеро, на том берегу желтели в лунном свете стены старинного замка, и даже всегда далекие вершины гор, скрытые в тумане, стали ближе.

– Кажется, он где-то здесь должен бы... – теленок осекся и остановился.

– Ух ты! – львенок тоже встал.

Он и в самом деле был очень красив. Весь белый-белый, словно светящийся изнутри. Даже рог на лбу, и тот белый. Только вот хвост и грива не такие белоснежные – седые.

– Доброй ночи, – сказал единорог. – Вы не меня ищете?

Говорил он медленно, и голос у него был хрипловатый. Единорог и в самом деле был очень стар.

– Здравствуйте... – львенок смущенно стукнул хвостом по земле.

– Мы хотели бы попросить вас... – начал теленок.

– Все, чего вы желаете, написано на ваших мордах, – улыбнулся единорог. – Вы хотите открыть двери между мирами. История, повторявшаяся миллионы раз...

– А разве это невозможно? – насторожился львенок.

– Нет, почему же. Возможно. Но...

– Но?.. – львенок нахмурился и сглотнул. Где-то в животе шевельнулся противный холодок. Неужели они пришли слишком поздно? И те чертовы плюшевые кролики уже что-то сделали?

– Это возможно, – сказал единорог. – И я вам помогу. Но чтобы отворить дверь меж двух миров, одной моей помощи будет мало. Вы сами должны толкать эту дверь.

– Мы сделаем все, что сможем, – сказал львенок. – Может быть, даже чуть больше.

– Речь не только о вас. Маленькая принцесса тоже должна толкнуть дверь со свой стороны. Только тогда дверь откроется.

– Но как же она узнает об этом? – спросил теленок. – Мне кажется, наша маленькая принцесса почти забывает о нас, когда вечером возвращается в свой мир.

– Я знаю! – сказал львенок.

Единорог вдруг посуровел и стукнул копытом, еще раз...

... хлоп! хлоп! – стукалась указка о стол.

– Оля! Смирнова! Ты что, спишь с открытыми глазами?

Оля вздрогнула и оторвалась от окна, где мужчина в белой куртке выгуливал коричневого щенка, похожего... похожего... на кого же похожего? Оля моргнула и потерла висок.

– Проснулась? – спросила учительница. – Ну тогда иди к доске, принцесса ты наша спящая. – И уже громче, ко всему классу: – Смирнова единственная решила последнюю задачу второго варианта, и сейчас она покажет нам...

Из коридора донеслась трель звонка. Как всегда после пятого урока, это было "Прекрасное далеко". Класс в один миг превратился в кишащий улей стучали стулья, щелкали пеналы и пряжки портфелей, вжикали молнии.

Учительница покачала головой и склонилась над журналом. Оля сунула тетрадку с учебником в портфель и вместе со всеми побежала в раздевалку. Наконец-то!

Оля сдала портфель усатому мужчине в синем халате, – он ее узнал и улыбнулся, и Оля тоже ему улыбнулась, – сунула жетон в карман и вошла в магазин, полный суеты, шума и книжного запаха. От этого запаха хотелось закрыть глаза и видеть чудесные сны, в которых будет что-то такое, чего больше нигде-нигде не увидеть... Но в центр магазина, где от людей было тесно, как в муравейнике, она пока не пошла, а повернула направо и стала подниматься по узкой лестнице на второй этаж.

К стойке с журналами, где было много красивых улыбающихся женщин. У некоторых, правда, улыбки были совсем не добрые – то есть на первый взгляд, вроде бы, и добрые, но если приглядеться, то холодные и даже злые. Как обледеневший капкан, едва присыпанный свежим снежком, на котором искрится солнце...

Но были и с другими улыбками. У них улыбались не только губы, но и глаза, и эти лица были добрые и ласковые. Наверно, так же улыбалась бы и ее мама, если бы приехала из этой Америки.

Оля покрутила стойку с журналами – нет ли новых? Новые были. На одном журнале – на обложках всех его номеров всегда была маленькая голова кролика, и сегодня ей этот кролик не понравился особенно, – была почти раздетая женщина с холодной-холодной улыбкой. И еще одно новое лицо с холодной улыбкой... Был еще и третий новый журнал. В той корзиночке, где раньше лежала стопка пятнистых жирафов на зеленом фоне, теперь была...

Она даже дышать перестала. Женщина на обложке была очень красивая – но лучше всего была ее улыбка. Оля потянулась к ней рукой и осторожно коснулась обложки – в том месте, где были золотистые волосы женщины. Конечно, она не почувствовала волос, но все равно...

Оля взяла журнал и стала его листать, словно собиралась купить – но то и дело закрывала его, чтобы посмотреть на обложку. Женщина улыбалась так тепло, что казалось, будто щеки греет весеннее солнце. И Оля была уверена, что ее мама похожа именно на эту женщину.

Потом она заметила, что продавщица за ближайшей стойкой, у которых оформлялись покупки, косится на нее. Класть журнал не хотелось, она бы смотрела и смотрела на него, – но если сейчас же его не положить, та продавщица обязательно подойдет. Она всегда подозрительно смотрела, когда Оля слишком долго стояла у стойки с журналами. И Оля знала, что однажды она подойдет и скажет, с очень вежливой, но холодной-холодной, как ледышки на стенках морозильника, улыбкой: "Девочка, ты ходишь сюда почти каждый день, смотришь все эти журналы, но ничего не покупаешь. Может быть, хватит? Или покупай, или я скажу охраннику на входе, чтобы тебя сюда больше никогда не пускали. Никогда-никогда." Оля положила журнал в проволочную корзиночку, вздохнула и отошла.

Как здорово было бы купить этот журнал... Чтобы можно было принести его домой и смотреть, когда и сколько захочется. Вот только на что купить?

Оля еще заглянула в отдел на первом этаже, где были фантастические книжки. Она обязательно купила бы одну из них, если бы могла, – в их школьной библиотеке ничего подобного не было. Конечно, там тоже были очень интересные книжки, но все они были старые, потрепанные и разваливались на части, как разболтавшиеся раскладушки. И ни у одной не было такой полной красок обложки. А если уж у этих книжек даже обложки такие красивые, какие же под ними должны быть чудные истории...

Она почти не заметила, как почти дошла до дома. Все думала о том, какие же интересные должны быть истории в тех книжках, и весь мир вокруг нее, с серыми домами, неровным асфальтом и кривыми газончиками, полными грязного снега, оберток от мороженого и окурков, – этот мир скользил, как скользят за окном стены метро, когда поезд мчится в черном туннеле. Вроде бы, что-то там и есть – но совершенно не важно, что.

– Добрый вечер, юная леди.

Оля улыбнулась и обернулась, уже зная, кто это.

– Здравствуйте, деда Егор.

Как всегда по вечерам, он сидел на скамейке возле небольшого столика в палисаднике, дымил своей сигаретой в костяном мундштуке и поглядывал в небо, то ли рассматривая узорчатые снежинки, медленно валившиеся вниз, то ли выискивая в просветах между туч звезды. Когда он задирал голову в небо, его седые волосы отлетали назад, как грива какого-то сказочного животного, а длинный мундштук с сигаретой становился похож на тонкий рог.

Только деда Егор называл ее юной леди. А иногда...

– Что это вы такая грустная сегодня, маленькая принцесса?

Иногда еще и маленькой принцессой. Оля всегда краснела, когда он называл ее так, но все равно это было очень приятно.

– Мне кажется, что то, чего я хочу больше всего на свете, никогда не сбудется, – сказала Оля и села рядом с ним на скамейку.

С дедом Егором можно было говорить вот так вот – просто, не думая о том, что он может о тебе подумать. Потому что он, кажется, всегда понимал ее с полуслова. Может быть, даже лучше, чем она сама себя понимала...

– Хм... – Деда Егор задрал голову в небо, выпустил струйку дыма. Знаете, юная леди, иногда сбываются даже самые невероятные желания. Но...

Оля посмотрела на него. Но дед Егор молчал.

– Но?...

– Но только если это настоящие желания.

– Настоящие?

– Да. Настоящие. Такие, которые из самой глубины души. Иногда они сбываются, – сказал деда Егор и улыбнулся.

Оля тоже улыбнулась. В прошлый Новый Год деда Егор подарил ей плеер. Ее любимый плеер, к которому у нее было всего две кассеты, и она записывала на них с радио песни, которые ей нравились. Кто бы еще мог ей сделать такой подарок?.. Но сейчас она думала не о плеере, не о новом красивом свитере или джинсах, – хотя новый свитер ей не помешал бы, потому что у того, в котором она ходит, на оба локтя уже пришлось нашить кожаные заплатки, и, наверно, очень скоро придется пришивать еще одну.

– Боюсь, мое желание все равно не сбудется, – вздохнула Оля.

– Не нужно бояться, – сказал деда Егор. – Надо желать. И еще – сделать маленький шажочек и подтолкнуть мироздание, когда оно даст слабину и начнет отступать под силой твоего желания.

Он иногда говорил вот так вот – красиво и чуть странно, будто читал из какой-то старинной книжки. Только Оля уже знала, что иногда слова – всего лишь слова. Но она все равно улыбнулась деду Егору.

– Правда-правда?

Дед Егор улыбнулся. Только в его глазах...

Засыпая, Оля все думала, что же было в глазах у деда Егора? Легкая грусть – или все же улыбка? Может быть, грусть ей только показалось, и на самом деле деда Егор не шутил? Вдруг он говорил правду? Ведь деда Егор никогда ее не обманывал. Иногда он говорил красиво и совсем не так, как говорят в обычной жизни (вычурно – вот как это правильно называется, вспомнила Оля), – но никогда не говорил с ней как с маленькой. Но тогда, если он не шутил...

Оля вдруг заметила, что волосы его вовсе не седые – а золотистые. Это был уже не деда Егор, а та Добрая Женщина с обложки. На которую, наверно, похожа ее мама... Если честно, скопить на журнал она могла бы. Бабушка давала ей каждый день по пять рублей на завтраки. Правда, если откладывать по пять рублей, на тот дорогущий журнал придется копить целый месяц. Целый месяц, каждый день которого придется обходиться без завтрака на большой перемене. Если бы она могла копить два месяца, тогда она могла бы завтракать через день, и она, пожалуй, легко могла бы пойти на это... Но долго копить нельзя – через три-четыре недели этот журнал сменится другим. Но целый месяц без булочек и без чая на большой перемене?

Улыбка женщины светилась, как солнышко. Неужели через месяц журнал сменится другим – и она больше никогда-никогда не увидит эту женщину – и ее улыбку?.. Ну уж нет, ни за что!

А потом был луг, полный травы, смеха и солнца. Золотистый орел и теленок с огромными голубыми глазами, и они снова играли в мяч, и было хорошо-хорошо. Только львенка сегодня почему-то не было.

Львенок брел по проходу между столами и шмыгал носом. Лимонный запах все усиливался, словно где-то рядом было целое озеро лимонного сока.

– Ага, вот ты где! – обрадовался львенок.

Под плакатом, на котором был розовый кролик и черная батарейка с золотой полосой, стояла огромная картонная коробка.

Львенок запрыгнул на нее и чиркнул когтем по полоске скотча. Одна половинка крышки, на которой он не стоял, тут же распахнулась. Из коробки дохнуло лимоном. Львенок фыркнул, чуть не расчихался, но заставил себя сунуть морду внутрь. Уставился на стопки тоненьких пакетиков из фольги, похожих на отощавшие пакетики с растворимым кофе. Сосредоточился, напрягся...

Лимонный запах остался – но изменился. Самую малость, но теперь это был не запах дешевого концентрата, – а живительный ветерок, пролетавший мимо лимонного деревца, растущего на чудном лугу, по которому бегают маленькие принцессы и львята, над которым летают золотые орлы... Как раз такие же, как те, что появились на каждом пакетике вместо скучных бледно-зеленых флакончиков.

Кролик на плакате, подозрительно взиравший на это безобразие, нахмурился и высунул из бумаги лапу. Оперся на стену возле плаката, как на косяк, выдрал себя всего и шмякнулся прямо на пакетики в открытой коробке, нос к носу со львенком.

– Ну и чем это ты тут занимаешься, кошка бродячая? Я же вам сказал, что девчонка все равно останется в моем мире!

– Не останется, – сказал львенок.

– А я сказал, останется! Ничего у вас не выйдет!

– Это еще почему?

– Потому что ты – сопля розовая, сказочная. – Кролик повыше задрал плюшевый подбородок и презрительно глянул на львенка. – Тебя вообще нет, понял?

– Если меня нет, то и тебя тоже нет... морда продажная!

– Меня, может, и нет. Зато за мной – целый образ жизни, – сообщил кролик. – Общество потребления называется. А эта такая штука, которая все что хочешь пересилит-переедет, лучше любого танка. Понял, выкидыш из сна?

– Вообще-то я пацифист, – прорычал львенок. – Но мне кажется, что разок можно сделать и исключение...

– Ну, попробуй! – кролик поднял лапы, встав в боксерскую стойку.

– А вот и попробую...

– Только попробуй!

– А вот и попробую!

– Только попробуй!!!

– Ну, вы даете...

Драчуны разом обернулись.

У ближнего к их коробке стола сидела старая крыса, с рваным ухом и вся седая. Над ее головой со стола свисал глянцевый журнал, из которого были выдраны пара листов – а может быть, выгрызены, остались лишь узкие рваные полоски. В правой лапе у крысы был большой комок мелованной бумаги.

– Хотя нет, – сказала крыса и махнула на них лапкой. – Нету вас. Это все чертова финская полиграфия. Одна химия, с пол-листа крышу сносит. То ли раньше времена были, все журналы на нашей бумаги делали. Никакой тебе химии, все натуральное, ешь и радуешься... А у них, у буржуев этих, что? Ну да, обертка красивая, но внутри-то что? Есть невозможно...

Крыса вздохнула, развернулась и побрела под стол, толкая перед собой глянцевый комок и больше не замечая ни кролика, ни львенка. Словно их и не было.

***Конец декабря выдался холодным, но каждый вечер дед Егор все так же сидел на скамеечке, попыхивая сигареткой в длинном костяном мундштуке и задрав голову в небо.

– Здравствуйте, деда Егор.

– Здравствуйте, юная леди. Ну что, не забыли загадать желание? Говорят, на Новый Год сбываются любые желания.

– Еще нет, – Оля помотала головой, улыбаясь. – Но я не забуду. Мне только надо еще кое-что сделать перед этим.

Дед Егор прищурился, разглядывая ее, будто пытался угадать, что же это за желание, и чего ей не хватало, чтобы загадать его.

– Только не забудь. И помни, что не всякое желание сбывается. Только настоящее.

Оля кивнула, потом сняла рукавицу, чтобы расстегнуть молнию на боку куртки, и достала маленькую прихватку, которую шила на уроках труда.

На Девятое Мая к деду Егору приезжали дорогие иномарки с черными номерами (Оля сначала думала, что это что-то плохое, но потом бабушка объяснила ей, что это просто военные номера, они все черные), в них приезжало много важных военных, с большими звездами на погонами и орлами на фуражках. Но потом они все уезжали, и до следующего Девятого Мая дед Егор жил совсем один. И готовил он сам, наверно.

– С Новым Годом, – Оля протянула ему прихватку.

И прикусила губу. Она очень старалась, когда делала прихватку, и прихватка ей самой очень нравилась. И все-таки прихватка – это не настоящий подарок, тем более для мужчины. Но купить настоящий подарок ей было не на что. Хороший подарок стоил гораздо больше того, что она скопила за весь декабрь, откладывая деньги, которые бабушка давала ей на завтраки.

Дед Егор вытащил изо рта мундштук с тлеющей сигаретой, взял прихватку в свои иссеченные мелкими морщинками и желтые от табака пальцы и стал очень внимательно рассматривать. Синюю подкладку, в которую был зашит кусок байки – он даже потер ее пальцами, словно хотел убедиться, что внутри в самом деле есть байка, – на голубую кайму по краю, на петельку, чтобы прихватку можно было вешать. На белого коня, которого Оля пришила в центре прихватки. Это был не совсем конь, если уж честно, – а какое-то сказочное животное, потому что на лбу у коня, чуть ниже ушей, был тонкий рог. Он смотрел в небо, как маленькая копия той ракеты, что перед входом в ВДНХ. В альбоме с выкройками были и другие рисунки, но Оля выбрала именно этот. Почему-то именно этот конь с рогом напомнил ей деда Егора.

И вот сейчас она вдруг подумала, что надо было выбрать что-то другое. Ну в самом деле. Мало того, что прихватка, которую полагается дарить только женщинам, так еще и конь какой-то сказочный. Совсем не подарок для мужчины... Ей стало ужасно стыдно. Оля закусила губу, чтобы не заплакать.

Дед Егор провел желтоватым пальцем по морде коня, прищурился...

И улыбнулся.

– Спасибо, юная леди, порадовали старого ракетчика. А у меня для вас тоже кое-что есть. Подождите-ка, куда же я его, старый пень, сунул...

Дед Егор сдвинул брови, положил прихватку на стол, привстал с лавки, засунул левую руку в карман пальто. Ничего не нашел, переложил мундштук с сигаретой из правой руки в левую и полез в другой карман.

– Ага, тут он. Держите, маленькая принцесса.

На его ладони лежал маленький перстень – может быть, даже серебряный. Только в широкой оправе был не камень и не стеклянная подделка, блестящая, но холодная – а кусочек янтаря, желтый и теплый, в котором застыло маленькое крылышко мотылька...

Всю дорогу до магазина она шла, как во сне. Она смотрела на этот чудный перстень, на это крылышко, похожее на крошечную дверцу куда-то, и ей казалось, что вокруг нее – прямо из-под черноватого от выхлопов машин снега, чуть поблескивающего под оранжевыми фонарями, – просвечивает другой цвет. Тоже оранжевый – но живой, как вечерняя заря. И поляна, полная травы, смеха и лимонного ветерка. И ластящийся щенок – только почему-то он был очень большой и необычного цвета, золотистый почти как огонек свечи...

– Детка, мы уже закрываемся, – сказал усатый мужчина в синем халате, куривший у входа в магазин.

Оля захлопала глазами. Она словно вынырнула в другом мире – уже у двери книжного магазина.

Только магазин еще не должен был закрываться. Она же помнит, когда он закрывается! И у нее должно было оставаться в запасе минут десять. Или она слишком медленно шла? Так засмотрелась на перстень, что не заметила, как пролетела четверть часа?

– Я быстро, мне только до второго этажа, я...

– Закрыва-аемся, – повторил мужчина.

Оля узнала его. Один из тех, кто обычно стоял за стойкой, куда сдавали сумки при входе.

– Но мне очень надо... Очень-очень...

Мужчина не спеша затянулся, выдохнул синеватый клуб дыма, как какое-то огнедышащее чудовище. Еще раз глянул на Олю. Нахмурился, будто пытался угадать какое-то слово в кроссворде, но никак не мог. И вдруг улыбнулся, словно вспомнил что-то хорошее.

– А, это ты... Давай, только быстро.

– Спасибо! – почти крикнула Оля. – С Новым Годом вас!

Она прошмыгнула в дверь и побежала к пластиковым бортикам перед входом в зал, в которых встроены магниты, чтобы посетители не утащили чего. Сейчас магазин был почти пуст. Последние покупатели выстроились в очередь за единственной стойкой – остальные продавщицы уже ушли.

Продавщица заметила ее, хотела что-то сказать – но Оля уже свернула направо и побежала по лестнице на второй этаж.

Пуговица наушника в ухе замолчала. Кончилась песня, где пел очень красивый женский голос – пел так, как поют в опере, и ничего нельзя было разобрать, но все равно очень красиво. Но еще лучше было то, что сразу за этой песней шла ее любимая (внутри себя она уже слышала свирель, еще до того, как та зазвучала в ушах – она давно уже выучила обе свои кассеты наизусть, и словно чувствовала их где-то внутри себя). Оля остановилась. На одну секундочку, только чтобы сделать чуть погромче, потому что песня была очень тихая. И еще потому, что эта песня ей ужас как нравилась.

Под небом голубым есть город золотой...

Оля полетела вверх по лестнице вместе с этой мелодией. И в воздухе словно бы запахло лимоном...

У стойки с журналами запах усилился. И еще там был новый журнал. На обложке был огромный луг, за ним озеро, на его берегу старый замок, а за ним – синие горы, словно в тумане. Оля взяла журнал – да, пахло именно от него. Там была страница с рекламой духов, и к странице был приклеен пакетик из фольги, похожий на те, в которых продают растворимый кофе, уже с сахаром и сливками, только не такой толстый.

В пакетике, наверно, было немножко духов, – как раз, чтобы один раз помазать за мочками. Оля и раньше встречала в журналах такие пакетики, приклеенные к рекламе духов. Но этот был совершенно особенный. Во-первых, этот чудный запах не походил на обычные духи. А во-вторых, на пакетике не было обычных скучных флаконов – там был луг, и из высокой травы выглядывали теленок и рыжий львенок.

Аромат от пакетика был не просто приятным – он ласкал лицо, как ветерок, пронесшийся над тем лугом и вырвавшийся из этикетки на пакетике, как из маленького окошечка в другой мир. Или крошечной дверцы...

Оля перехватила журнал так, чтобы освободить одну руку, и осторожно потянулась к пакетику, – только очень осторожно, чтобы он случайно не отклеился, а то тогда кому-то достанется журнал без этого чудесного пакетика. На секунду она задержала руку – перстень с янтарем на ее пальце как-то особенно подходил к картинке на пакетике. Как ключ к дверному замку... Оля вдохнула еще раз этот лимонный ветерок, выпрямила указательный палец и потянулась к львенку на картинке...

– Пых!

Оля вздрогнула и выронила журнал. Он звонко шлепнулся на пол. Оля торопливо подняла его и поставила в лоток, где стояла еще толстая стопка таких же журналов. В тишине почти пустого магазина звук прозвучал особенно громко и она чувствовала, что все, кто еще остался в магазине, смотрят сейчас только на нее. Она чувствовала на щеках эти взгляды: "Мало того, что нет денег, чтобы купить этот журнал, так еще и роняет его на пол! Может быть, управляющему стоит подумать о том, чтобы вообще не пускать таких в магазин?"

– Пых-пых! – настойчиво повторили из-за спины.

Оля обернулась.

Там стояла девушка в розовом плюшевом комбинезоне, на ее голове была маска кролика, охватывавшая всю ее голову, как мотоциклетный шлем, только с огромными плюшевыми ушами на макушке. Через плечо была перекинута широкая лента с золотистыми буквами, на ленте висел поднос. Там стояла небольшая коробка и огромная, как бидон для молока, ненастоящая батарейка – макет, вот как это правильно называется, вспомнила Оля.

– Рекламная акция! – сказала девушка из-под головы кролика. Попробуйте батарейки нашей фирмы. Работают до десяти раз дольше, чем обычные. Энерджа-айзе-ер! – фальшиво пропела она.

Достала из коробки пальчиковую батарейку и протянула Оле.

– Спасибо, не надо, – тихо сказала Оля.

– Да бери, это бесплатно, – сказала девушка и указала рукой в плюшевой перчатке, очень похожей на большую кроличью лапу, на висок Оли, где под платок убегал провод к наушнику. – Плеер же, да? Бери.

– Спасибо, не надо, – повторила Оля. – У меня на аккумуляторах.

– Ну, как знаешь. С Новым Годом!

– И вас с Новым Годом, – улыбнулась Оля.

Но девушка уже сунула батарейку обратно в коробку и пошла дальше по полупустому магазину.

Оля повернулась к стойке с журналами и потерла висок под пуховым платком. Кажется, она о чем-то думала – до того, как этот кролик, то есть девушка с батарейками, отвлекла ее. Она о чем-то думала. Будто что-то нашла... Что-то доброе и хорошее, что-то важное. Очень-очень важное.

Она закрыла глаза, пытаясь вспомнить. Что-то очень важное... Что-то про луг, кажется... Зеленый луг, на котором кто-то оранжевый, как огонь новогодних свечек, и нежный, как шелк, и еще ласковый-ласковый...

– Рекламная акция!.. Батарейки нашей фирмы... Десяти раз... А-айзе-ер!

Оля вздохнула и открыла глаза.

Ну конечно! Зачем же еще она могла придти, если не за этим? Она же целый месяц копила, откладывая по чуть-чуть с каждого завтрака!

Оля стала вертеть стойку, пока не показалась обложка с Доброй Женщиной, улыбавшейся так тепло, что казалось, будто щеки греет весеннее солнце... Как улыбается и ее мама, наверно. Еще в журнале был рассказ. За целый месяц, пока Оля каждый будний день после школы брала этот журнал из все таявшей и таявшей стопки, она пролистала его весь (просто смотреть на обложку она не могла – иначе та продавщица точно привязалась бы к ней). И этот рассказ был, наверно, очень хорошим. Потому что название у него было чуть грустное, но теплое-теплое. Недотыкомка. Просто здорово, что она наконец-то сможет прочитать его.

В проволочной корзинке осталось всего два номера. Еще бы чуть-чуть, и опоздала... Оля приподняла верхний журнал (его трогали, наверно, сотни рук – уголки обложки уже загнулись, как у зачитанной книжки в бумажной обложке) и достала нижний – гладкий-гладкий, свежий-свежий, словно и не лежал он здесь целый месяц. Спрятавшись за стойку, чтобы ее никто не видел, быстро поцеловала Добрую Женщину в щеку, вытерла рукавом туманный след на обложке, чтобы та не размокла и не взгорбилась, и понесла журнал к стойке, где оформляют покупки.

А вечером, наевшись пересоленного оливье (бабушка, должно быть, забыла, что уже солила, и посолила салат два или три раза, но Оля старалась не обращать на это внимание, чтобы не огорчать бабушку) и напившись апельсинового соку (обычно бабушка соки не покупала, но этим вечером у них было целых три пакета сока, все-таки праздник) Оля пораньше ушла к себе в комнату, не став дожидаться, пока по телевизору будут звенеть куранты.

Уж больно тоскливые и грустные были все эти праздничные концерты по телевизору. Нет, они были очень шумными, люди во всех этих концертах громко разговаривали и пели – но было это веселье какое-то ненастоящее, было в нем что-то сродни тем улыбкам на обложках, которые Оле совсем не нравились. Вроде бы и улыбки – но стоит приглядеться, и сразу же будто смотришь на капкан, едва присыпанный искрящимся снежком...

За окном медленно падали снежинки, трещали петарды, а Оля все сидела и смотрела на Добрую Женщину на обложке, положив журнал в яркий круг света от настольной лампы. Может быть, и у нее завтра будет настоящий праздник, как и у всех этих людей вокруг, что веселятся и пускают фейерверки? Может быть, мама тоже готовит ей подарок, о котором она мечтает уже который год? И завтра утром, без телефонного звонка, без предупреждений...