Текст книги "Откровения монстров"
Автор книги: Иван Стародубов
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Том первый
«Всё описанное ниже, является лишь фантазией автора. Любые сходства имен или событий с именами реально существовавших людей или исторических событий считать всего лишь совпадением»
И. М. Стародубов
«Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будете судимы; и ка кою мерою мерите, такою и вам будут мерить»
Евангелии от Матфея (гл. 7, ст. 1-2)
Глава 1.
Что я мог вам поведать об Аглае? По первому взгляду обычная, молодая ничем не примечательная селянка, как и все тогдашние простые бабы из «черных людей». Только так, если не наблюдать ближе, я мог увидеть её, пройдя мимо по улице или в другом месте. И, наверное, шепнул бы себе: – «Крестьянка да крестьянка, ещё лишь не вытянутая трудом. Ну, и бог с ней».
Уверен, и вы бы также. Глядя на незнакомого вам человека, к примеру, закованного в латы и с множеством уже заживших ранений, думали бы о нём как "бывалый воин" и ничего более. Однако как не сказано выше, искать одного не похожего на другого мы не станем без особого повода. А особый повод можно сотворить и на постном масле. Одна, казалось бы, абсолютно пустяковая деталь в ее облике, а это родимое пятно на шее у левого уха в форме птицы с раскрытыми крыльями, служила ей отличительной приметой. Конечно же, нет! Это не портила её девичий привлекательности, какой я вас заверяю, девушка имела в силу нынешнего возраста. Не юного, но твёрдо молодого. Однако лета своего не ведала по не образованности. В остальном же, худа – чем стройна, роста обычного, с длинными, русыми, не собранными волосами. Довелось ей прозябать своё одиночество на Псковщине, на смене столетий. Когда в те неспокойные времена немец, татарин и лютый латыш в те земли грабежами и войной ходили, а церковники словом зажигали души, чтобы после крепко-накрепко заключить их в свои объятия. Судьба не советуется с нами о своих планах, а лишь расставляет всех по местам как шахматные фигуры и порой бескомпромиссно жертвует многими ради затейливой комбинации.
Внешний вид может поведать как о месте, таки о
принадлежности человека. А по сему, я не ошибся. Аглая была крестьянкой, и как уже упоминалось, из Псковской стороны села Выбутино, собственно как и её мать, чьё имя уже и не вспомнить. В один из бандитских налетов татар было до смерти засечено кривой саблей. Дела таковы хоть и скверны, однако привычно для того уклада жизни. Потеряв единственного родного человека на то время, Аглая прибилась к общине. И по весне уходила в поля с шорниками. Сеяла рожь, горох; занималась уборкой урожая. А ближе к холодам, уже по устройству крестьянского быта, посильно помогала на заготовке дров, связывая и выплачивая на лошадях стволы. Не сказать, что ей было тяжело, скорее серо, однообразно. Худого о ней не говорили, ровно как и похвал от суровых людей она также не слышала. Хотя в работе всё выходило ладно, если не упомянуть больше. От чего лишь сотский староста Баян Аввакумович с усмешкой замечал.
– Не Чёрт ли сам тебе помогает? Лошадей пожалей.
– Да, они у меня сильные. Пока бревно вижу и отдохнуть успевают. – смеясь, объясняла девушка.
Всё так и было. Аглая трудилась, как говорится на совесть. Ничего и никогда у неё не подломится, всё как нельзя лучше ляжет, спляшет и как по заказу день на день.
А когда завечереет, угрюмый народец, захваченный
всеобщей печалью, оставляет дела и неспешно собирается в одном месте. Староста по обыкновению проверит инструмент и уже готовый дать команду идти в село, как вдруг заметит, что Аглаи и след простыл. Вот только была.
– Вот чертовка! Опять к лешему понесло.
недовольна причмокивал он, вслушиваясь как за деревьями удаляясь звучит Аглаина песенка.
В остальные дни он просто отмахивался рукой и уходил с народом в село. Сегодня же, очень взволнованный, ещё долго оставался на месте и даже пару раз окликнул её, но девушка была уже далеко и не слышала.
" Никто и не ведал
Живущих под небом,
Что голубушка больно
Сломала крыло.
Все шествия мимо,
Свой взгляд и не бросят.
А птица в мучениях
О помощи просит…"
Сколько себя помнила Аглая, столько же и напевал эту песенку. Кто и когда научил её незатейливым словам она и не помнила. Это то, единственное, как верный друг, сопровождавшее её на всём жизненном пути. Она часто уходило в лес, удаляясь от людей, от постылого крестьянского быта, хотя который ей и сравнить то было совершенно с нечем. Здесь, укрывшись от глаз, как и мы, порою, бежим вон, перевести дух, она всецело отдавалась душе, сливаясь в единый поток с тепло окружившим её миром. Она просто дышало. Слушала перешептывания деревьев, которое как ей казалось, она с легкостью понимает и может говорить с ними в ответ. Деревья же, заметив её внимание, приветственно, начинали хлопать листвой, ещё, пуще.
Последовав в глубину леса, она присела у ручья, у огромного серого валуна. И тут, стараясь не спугнуть собой, с охоткой начало наблюдать как в проблесках заходящего солнца, по воде, словно по льду, радостно танцевали лесные феи. Их смех, откликался эхом по лесной чаще, наполняя мелодией воздух, делая его еще более лёгким и прозрачным. Они являлись настолько реально, что порой, заигравшись, приближались так близко, не замечая, что в девушку тут же летели брызги от их крохотных ног. Завороженная чудным зрелищем, она уже не помнила ни о чём другом. Хотелось бесконечно сидеть на берегу ручья, радоваться, наслаждаться спокойствием. Всё это напоминало ей беспечный сон полный умиротворения. Однако солнце уже садилось. Ей поспешно нужно было вернуться домой, в свою ветхую избушку и к обыкновенной жизни. Лишь она подумала об этом, как её ноги захотели бежать. Бежать! Непременно бежать! Нестись наперегонки с ветром, разрезая пространство своим телом. Она поднялась. Точнее какая-то неведомая сила подняла и поставила её на ноги. А потом понесла. Вокруг мелькали деревья. Лесные поляны сменялись на пышные луга, болота и снова поляны, луга… Аглае еще никогда не было так легко. Она не чувствовала как её ноги перебирают на бегу. И даже не могла представить вес своего тело, как и усталость, казалось, ей совсем чужда. И только лишь одно могло означать, что она точно бежит, а не парит в воздухе. Когда босые ноги бились о прохладную траву, которая так странно становилось всё холоднее и холоднее. В этой сумасшедший гонки она и не заметила, как дорога привела её самому селу. Тут оно остановилось. Неизвестно откуда её грудь обхватила тревога. Ей представилась избушка, в которой она жила. Но не так как она привыкла её видеть, а совсем иначе. Вроде бы ничего не поменялось. Изъеденные солнцем и ветром бревенчатые стены, уходящие, по самое оконце в землю; та самая провисшая полумесяцем крыша, густо усеянная мхом. Всё было своим, привычным и в тоже время совсем чужим. Будто бы избушка не встречала её, а напротив гнала от себя прочь. Прощалась.
Глава 2.
В Пскове. В канцелярии Троицкого собора: тесный, душной комнате, без окон. За столом корпела тёмная фигура в рясе. Окружив себя всего двумя светильниками по одной свече в каждом, писарю было не совсем удобно, от чего он сильно ссутулился и порой нечаянно задевал носом перо. Но сменить обстановку для большего комфорта не пытался. Толи экономил, воск, таким образом, а может обыкновенные «неохота» мешала себе помочь. Выбранный же для работы пергамент, подразумевал, что немедленное занятие писаря имеет далеко непростой характер. Так и нахождение в комнате второго человека, тоже в рясе, но более представительно с виду, подчеркивало этот факт. Вторым же по определению назвать его было слегка ошибочно, но моя история не имеет духовного значения, потому небольшое отступление будет приемлемо. Назначенный в должности владычного наместника Псковской епархии, епископ Феофан ведал важными делами только лично и особое внимание уделял пошлинам взимаемых церковью. Но не являясь полноправным руководителем, а уполномоченным лицом – викарием, он был обязан отчислять долю в главную резиденцию и прилагать к ней отчёт.
–…сельцо "Чудские Ворота", – промеряя шагами комнату, важно диктовал он – в составе десяти домов. Черносошных крестьян тридцать шесть мужей. В Петров день дарено, с Божьей помощью… – тут викарий остановился. Задрал голову к потолку и задумался. Глаза его при этом приняли глуповатый выражение. Однако общую солидность не потерял. Чему в принципе очень старательно пытался соответствовать. Как ему казалось, человек его сана и положение должен: держать голову чуть выше человеческого роста; быть слегка полноватым, что у него не отнять; и непременно обладать пышные бородой. В этом конечно ему не повезло. Бородка росла так себе. Редка и седа. От чего его человеческая натура, побеждала надо духовной и втайне от всех, он подкрашивал её охрой.
– Вот, слушай, Гришка, – обратился он к писателю – если все наши волости объехать на лошади, задерживаться там лишь для разговора. Трёх дней хватит?
– Ну не знаю, преосвященнейший Феофан. Всё зависит, какая лошадь и какой разговор.
– Лошадь отличная. С наших конюшен. Разговор обыкновенный, недолгий. Так, расспросить, о том, о сём. Перекусить и в путь.
Гришка подумал.
– Вы это к чему? Никак прогуляться вздумали? Того глядишь, лошадь то как вас понесёт, всех архангелов вспомните. – усмехнулся писарь.
– Цыц! Зубоскал. – взъерепенился викарий. – Ты над кем насмехаешься. Вот прикажу тебя на конюшне выпороть, будешь знать.
–Да., я так… Смеха ради. – исправился Гришка. – А правда, скажите зачем вы спрашиваете?
– Э-эх… Болеет народ. – уклонился викарий от вопроса и вздохнул. – Моровая язва то, сколько народу покрошила. Того глядишь, уж и пошлину собирать с некого будет.
Упоминание о бушевавшей чуме, заставила его перекреститься.
– Так вы об этом печетесь? У нас полные погреба еды. Тухнет уж всё. Хоть нищим раздать немного.
Гришка хоть скрытно, но продолжал усмехаться.
– О людях я пекусь – нахмурился Феофан. – А нищих, что много ли у нас? Чума уж, сколь люда божьего скосила.
– Не знаю.
– А коли не знаешь то и молчи. Ничего воздух сотрясать. А про запас и так тебе скажу. Вот если война случится? Осада? Или какая другая напасть. К кому пойдёте кланяться?
Выдержал паузу викарий.
– О вас я думаю несчастных. Благодарить меня надо! А ты… – Феофан вздёрнул нос. – Пиши, давай!
И Гришка снова уставился в грамоту.
– С речных промыслов – шесть бочек рыбы разной. Плужного три пуда овса…
Учет собранных налогов всегда отнимал много времени, порой растягиваясь на несколько дней. Но сегодня особенно было сложно. Так как викарий Феофан заметно нервничал. Регулярно отрывался, донимая Гришку разными разговорами, или путался в цифрах. Хотя занижением количества полученной пошлины он занимался постоянно, оправдывая это выдуманной им самим же смертностью крестьян. Считая, что рано или поздно всё равно с кем-нибудь, что-то обязательно случиться и их станет ровно, сколько, как он указал. Грешки же было всё равно. Про что, конечно же, знал викарий и потому не боялся решать с ним такие вопросы.
Служить писарем при Троицком соборе Гришка уже стал давно, по его подсчетам без малого лет десять. В Псков же был отправлен от Московского Сретенского монастыря, где до совершеннолетия обучался грамоте и другим наукам. К духовному сану рукоположен не был. За острые словечки, какие он любил вставлять, где ни попадя, прослыл ненадежным. Как о нём говорили: скорый до веры. Мол, рано ещё. И надо сказать, это являлось главной причиной сослать его подальше от глаз. Но Феофан не оставил его таланта к написанию кириллицей, так как выходила у него, без хвастовства, всё замечательно. Из обыкновенного послушника он был переведён в писари, а заодно и поставлен ведать соборным имуществом, включая и провиант. Гришка был такому положению безумно рад. Отдельная келья, ключи на поясе, свободный доступ к ограниченным для посещения местам для остальных обитателям собора. И в момент, стал важным.
Глава 3.
Аглая проснулась.
Затхлый запах захватнически наполнял воздух и, казалось, он проникал даже в глаза сквозь закрытые веки. По ощущениям, лежать приходилось на сырой земле. Тело очень мерзло и особенно босые ноги. Их колко обнимал холод. Поджать, спрятать их под себя никак не удавалось, разбитые колени сильно распухли и потому не двигались. Собственно же ломило от боли всё тело: голова, руки и даже язык казался каким-то не живым. Наверное, его прикусила в горячке. Вся эта куча неприятностей свалилась в один раз спросонья. Такого ужасного пробуждение у Аглаи ещё не бывало. Тут же нахлынули обрывки воспоминаний вчерашнего вечера. Она вздрогнула.
На память пришли какие-то страшные люди, которые кричали, тащили её куда-то. Но картинка не была целой и потому не понятной. Необходимо было сосредоточиться и попытаться вспомнить всё с самого начала. Но сделать это сразу не вышло. Любое напряжение сейчас же отражалось колью у висков и ломотой в шее. С короткими перерывами на страдания, она постепенно сложила пазлы происшествия воедино. Мысленно переносясь к тому моменту, когда она вышла из леса и уже из-за деревьев стали проглядываться некоторые дома, она заметила людей. Словно голодные волки поджидающие добычу, они начали появляться из-за кустов, оврагов и быстро обступать её. Приняв их за разбойников, Аглая не раздумывая, бросилась обратно в лес по единственному свободному пути. Но уже через мгновение, ей наперерез вылетел конный. И как ей представилось, почему-то огромных размеров, как лошадь, так и он сам. Размахивая плетью, он что-то истошно кричал остальным, видимо указывая, как им действовать. И хотя она очень близко столкнулась с ним, его лицо безвозвратно стёрлось из её головы. Знала лишь то, что он был облечен во всё серое и голову покрывал капюшон. Дальше чья-то тяжёлая рука сбила её с ног. Стали вязать, заталкивать в мешок и при этом непременно бить. Всё потемнело.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
